Текст книги "Секс – моя жизнь. Откровенная история суррогатного партнера"

Глава 2
Грех под одеялом

Моя профессия подарила мне достаточно разных историй, чтобы написать эту книгу и множество других. Героями некоторых из них становятся такие люди, как Марк, которым приходится сталкиваться с различными трудностями в необычных обстоятельствах. Но большинству все же приходится решать более насущные проблемы. Речь идет, например, об импотенции или преждевременной эякуляции. Когда я отбрасываю в сторону особенности и странности характера, почти всегда оказывается, что трудности, с которыми приходится бороться, едва ли окажутся в новинку многим из нас. Одиночество, тревога, страх, чувство вины или стыд, низкая самооценка, неудачная фигура или незнание особенностей своего тела – это только некоторые проблемы, с которыми я сталкиваюсь каждый день.

Я стала суррогатным партнером почти четыре десятилетия назад, и за это время мне довелось работать с сотнями разных людей. Я считаю невероятной удачей для себя, что мне удалось приобрести профессию, благодаря которой я могу с уверенностью сказать, что меняю жизнь людей к лучшему. Мой путь был долог и богат событиями. Меня часто спрашивают, когда он начался, и я отвечаю – 1973 год, Сан-Франциско, но это верно только отчасти. На самом деле все началось почти на двадцать лет раньше, в трех тысячах миль к востоку от Калифорнии.

Город Сэйлем в штате Массачусетс расположен в шестнадцати милях севернее Бостона на берегу океана. Полуостров Сэйлем Нэк и остров Винтер, с которым он соединен дамбой, протягиваются в океан, как два указующих перста. Я родилась в 1944 году, когда Сэйлем почти целиком занимали разные этнические общины. Поляки, ирландцы, итальянцы, канадцы – потомки эмигрантов, приехавших в XIX веке работать на текстильных фабриках.

Моя семья проделала долгий путь из Франции в Канаду и дальше, в Массачусетс, сохранив свой язык и свои привычки. К счастью, сохранили они и старинные рецепты. Моя прапрабабушка со стороны отца великолепно готовила. Когда мы приезжали к ней в гости, рот наполнялся слюной, как только мы переступали порог дома, наполненного ароматами французской еды. Лучше всего ей удавались пироги с мясом или рыбой, запеканка из теста, мяса и овощей, кретоны, жаркое из свинины и говядина по-бургундски.

Сэйлем – место, где сохраняется тесная связь с прошлым, которое постоянно напоминает о себе. Речь идет о судах над ведьмами. «Дом ведьм», дом судьи Джонатана Корвина, который был одним из тех, кто проводил первые процессы над ведьмами в конце XVII века, по-прежнему мрачно возвышается на углу Норт-стрит и Эссекс-стрит. Гэлоуз Хилл, где массовая истерия и религиозный фундаментализм привели к повешению двадцати невиновных женщин, находится недалеко от того места, где я выросла. Сегодня город зарабатывает на этом благодаря пристрастию туристов к дешевым атрибутам искусства черной магии, но во времена моего детства ведьмы были не просто маркетинговым ходом накануне Хэллоуина. В моем детском сознании они были реальны. Они служили в качестве средства запугивания, чтобы ребенок следовал по пути, предначертанном Богом или, по крайней мере, церковью.

Я была первым ребенком в семье Вирджинии и Роберта Террио. Почти два года спустя ко мне присоединился мой брат Дэвид, еще через восемь лет – брат Питер. Заработка моего отца на телефонной и телеграфной компании Новой Англии хватало, чтобы моя мать полностью могла посвятить себя домашнему хозяйству. Он начинал, продавая рекламу телефонным справочникам, и позже стал управляющим. В отличие от большинства своих коллег, мой отец не закончил колледж. Зато у него были таланты – он хорошо рисовал и умел трепать языком. Это помогало ему успешно продавать. Расписывая клиентам выгоды размещения рекламы их товара, он рисовал перед их мысленным взором картину будущего объявления и одновременно набрасывал эскиз в альбоме, который всегда носил с собой.

В большинстве своем члены моей семьи были трудолюбивыми, достойными уважения людьми. Многие из них были щедры и великодушны, и почти все – жизнелюбивые, веселые, любили большие семейные обеды, музыку, танцы, с удовольствием шутили и рассказывали истории.

Самым близким человеком в семье для меня была бабушка Фурнье, мать моего отца. Она была остроумной, доброй и души во мне не чаяла. Первое воспоминание моего детства: я выпрыгиваю из коляски, чтобы броситься с разбега в ее распахнутые объятия. У нее был потрясающий вкус, и когда я выросла, то обнаружила, что никто больше из моих сверстниц не мог похвастаться бабушкой, модным советам которой можно было с уверенностью следовать.

Несмотря на все свои достоинства, члены моей семьи были людьми своего времени. Они были взращены в рамках строгой католической морали и дофеминистских представлений о роли женщины – ее задача состояла в том, чтобы быть хорошенькой, найти крепко стоящего на ногах мужа и стать преданной женой и матерью, обеспечивая своей семье уют и покой. Моя мать очень серьезно относилась к этой задаче. Безупречно опрятная, стройная, с идеальной прической и, если быть честной, помешавшаяся на внешнем виде, она никогда не позволяла себе выглядеть непривлекательно. Она вела хозяйство с непогрешимой аккуратностью и всегда жаловалась на то, что ее усилия не встречают должного признания со стороны остальных. Она была великолепной домохозяйкой, но я не думаю, что эта роль доставляла ей большое удовольствие. Она постоянно злилась, и, оглядываясь назад, я теперь уже легко могу понять почему. Она была лучшей выпускницей в своем классе, была способной и умной женщиной и втайне желала большего, чувствовала глубокую неудовлетворенность бесконечным кругом домашних обязанностей. Но в то время я не могла этого знать и видела только, что мама неизменно была чем-нибудь недовольна, каким бы совершенством ни казались со стороны она сама и ее дом. «Вы и не заметили, наверное…» – говорила она раздраженно, натерев полы или выстирав занавески, то есть каждый раз, когда занималась неблагодарным домашним трудом.

Что касается секса, то религиозное воспитание и общественное мнение создали некий негласный код, и ореол молчания и тайны можно было нарушить, только чтобы подвергнуть суровому осуждению женщин (чаще всего это были женщины), которые преступили приличия. Однажды моя мать упомянула об одной женщине из нашего города, ее бывшей однокласснице, которую назвала «распущенной». Она сказала это таким тоном, что я сразу же представила себе, как плохо быть распущенной. Я не до конца понимала, что значило это слово, но была уверена в том, что не хочу быть отнесенной к этой категории женщин.

Моя мать не могла даже произнести слово «влагалище», а тем более беседовать о том, что туда входило. В ее устах это называлось «hoosie», и только в тех случаях, когда данного упоминания совершенно нельзя было избежать. Проблему полового воспитания или того, что под этим подразумевалось в то время, они возлагали на плечи монахинь и преподавателей в начальной Школе непорочного зачатия Девы Марии, куда я поступила, когда мне исполнилось пять лет.

* * *

Во втором классе нас начали готовить к первому причастию и первой исповеди. Катехизис наставлял нас в том, что хорошо и что свято. Иногда меня охватывал страх при одном лишь взгляде на священную книгу с расплывчатым изображением Христа, грустным, благожелательным взором смотревшим на свою греховную паству с обложки.

Мы выучили разницу между смертными грехами и грехами простительными, и тогда же я получила примерное представление о том, что такое моральное падение. Нас учили, что трогать «там внизу» – это один из самых страшных грехов. Для Бога это было особенно оскорбительно, и тот, кто развращал таким образом свое тело и душу, рисковал быть осужденным на вечные муки. Это утверждение пробуждало тысячи ужасных предположений. Что, если потрогаешь там внизу, а потом умрешь, не успев исповедаться? Конечно, отправишься прямиком в ад. Я клялась никогда не касаться себя непристойным способом. Я сохраню чистоту своей души, даже когда придется столкнуться с мирскими соблазнами.

Вскоре после того, как я пошла в школу, оказалось, что процесс моего обучения должен был происходить каким-то другим способом. Гораздо позже, когда я выросла и у меня уже было двое детей, мне поставили диагноз – дислексия. Но в то время трудности, с которыми я сталкивалась при обучении чтению, письму и математике, принимали за проявления дерзости, лени или просто тупость.

Моим одноклассникам, казалось, не доставляло никакого труда складывать вместе звуки, превращать их в слова и предложения. Меня же приводили в замешательство слова, состоящие из одного слога, как «дом» или «стол».

Моя мать взялась помочь мне научиться читать. Она сразу же заказала серию книг «Дик и Джейн», и мы регулярно после школы занимались чтением. Каждый день мы садились на кухне, и я пыталась прочитать очередной рассказ о приключениях Дика, Джейн и их собаки Спот. Моя мать была осведомлена о существовании такого заболевания, как дислексия, не больше моих школьных учителей, а терпеливой была гораздо реже, чем некоторые из них. Не знаю, казалось ли ей, что это будет способствовать моему скорейшему обучению, или она просто была сильно разочарована результатом, а может быть, думала, что я сознательно не хочу постигать самые простые вещи, но она прибегала к физическим наказаниям.

Вечера с моей мамой с пугающей предсказуемостью всегда заканчивались одинаково. Она просила меня прочитать слово, я читала его неправильно. «Произнеси как следует», – приказывала она и, когда мне не удавалось этого сделать, так сильно сжимала мою руку, что иногда я вскрикивала от боли. Однажды ее привело в такую ярость, что я три раза неправильно прочитала слово «мог», что она выдернула меня со стула за руку и швырнула обратно на стул. Я начинала так сильно нервничать, что слова на странице как будто стирались в тот момент, когда я пыталась их прочесть, это сводило все мои старания на нет и еще больше усиливало ярость моей матери.

Мне было совершенно непонятно, и я не могла признать этого еще долгие годы, как моя мать в то же время могла быть и очень сострадательной женщиной. С нами по соседству жила умственно неполноценная женщина – Грета. Я видела, что мама добра и ласкова с ней. Она настаивала, чтобы окружающие относились к ней с должным уважением. Моя мама была ласкова не только с Гретой. Ее считали доброй соседкой, которая с готовностью окажет помощь, если понадобится. Почему она не могла проявить такое же участие ко мне? Может быть, она видела во мне какие-то дурные стороны? Я сделала вывод: меня, видимо, в принципе невозможно полюбить и я нуждаюсь в ином обращении. Но проблема состояла в том, что, как бы сильно я ни старалась, мне, по-видимому, не удавалось стать лучше.

Я была, кажется, в третьем классе, когда пришла к заключению, что у меня есть некоторые особенности, которые нужно скрывать. Я убедила себя в том, что была, как тогда говорили, «отсталой». Просто это не проявлялось в такой степени, как у Греты. Нужно было держать это в секрете, иначе мне бы не позволили учиться в одном классе с моими друзьями – если бы, конечно, они еще остались моими друзьями, узнай они о моих особенностях. Я бы стала изгоем общества и позором семьи. Бабушка Фурнье, наверное, заступилась бы за меня, но я бы никогда не рассказала ей. Она, возможно, даже продолжала бы меня любить, но каким разочарованием станет для нее это открытие! И уж точно никто не взял бы меня замуж, если бы это выплыло наружу. С одной стороны, я думала, что мне повезло – моя отсталость не так бросается в глаза. С другой стороны, мне казалось, что лучше бы бросалась. Тогда, по крайней мере, люди не питали бы таких надежд в отношении меня и я бы не могла их разочаровать.

В конце каждого школьного года я трепетала от страха, что меня оставят на второй год. К моему облегчению, такого никогда не происходило. Каждый год мне удавалось проскочить. Возможно, эта черта как бы компенсировала мои академические неудачи, но скоро оказалось, что я могу быть душой компании и остроумно шутить. Я могла болтать с кем угодно, я обожала разговоры. По характеру я была оптимистом и прирожденным лидером, по крайней мере, в детских играх. Я быстро поняла, что мои шутки всем нравятся, что у меня талант к общению с людьми, что я умею увлекательно рассказывать истории. Я могла воспроизводить сцены из фильмов, целые диалоги голосом Натали Вуд, Тони Кертиса или других популярных в то время актеров. Я смешила своих одноклассников, и они любили меня за это.

* * *

В средних классах мне не всегда удавалось справляться с учебой, и друзья начали помогать мне, чтобы я не отставала от класса. Обычно перед началом занятий мы собирались в «Кондитерской Марты», на соседней улице со школой Девы Марии. У Марты торговали содовой и играли самый модный и крутой в то время рок-н-ролл. Элвис, Бидди Холли, Билл Хейли и «Кометс», Биг Боппер – мы с друзьями сидели со стаканами «Лайм Рики» и млели под их песни, поедая маффины с маслом и джемом. Мы с моей верной подругой Лизой крутились на высоких барных стульях, и одновременно она внимательно проверяла мое домашнее задание, вставляя правильные ответы.

К несчастью для меня, наши подпольные утренние занятия не продлились дольше первых месяцев восьмого класса. Однажды прохладным утром, когда мы с Лизой сидели под «Chantilly Lace», склонившись над моей домашней работой по математике, я сделала оборот на своем стуле и увидела две темные фигуры, приближающиеся к двери. Рясы их вились вокруг, как клубы темного дыма. Они подошли ближе. Ошибиться было невозможно – сестра Агнеса Женевьева, учительница восьмых классов, и сестра Элис, мать-настоятельница. Они каким-то образом узнали об утреннем списывании у Марты и в тот же день положили ему конец. Я не была уверена, справлюсь ли теперь с выпускными экзаменами, но вмешательство сестер отчасти принесло мне облегчение. В конце концов, списывать – это грех, хотя тогда я, наверное, могла его себе позволить, ведь на моей душе уже лежал самый тяжкий грех, королева грехов – мастурбация.

Поскольку должно было пройти еще много времени, прежде чем понятие самооценки утвердилось в массовой культуре и хорошие учителя начали прилагать усилия к тому, чтобы ее ненароком не занизить, большинство моих ночей начиналось с приступа тревоги по поводу унижения, которое мог принести мне завтрашний день. Я не могла заснуть. К несчастью, средство, приносящее облегчение, считалось смертным грехом.

Я начала мастурбировать, когда мне было около десяти лет, и научилась достигать оргазма почти каждую ночь. Это было единственное, что помогало мне расслабиться и заснуть. Ночью меня охватывала тревога, утром – чувство вины. Я пришла к убеждению, что любая боль, любой ушиб или рана – это Божье наказание. Позже мне приходилось проводить дни в постели из-за менструальных болей. Это я тоже считала проявлением божественного суда. Он повсюду преследовал меня своим яростным взглядом. Иногда я представляла, как ангел-хранитель отворачивается с отвращением, пока я, мастурбируя, двигаюсь вверх и вниз в кровати.

Я разочаровала Бога и ангела-хранителя. Не говоря уже о моей матери. Однажды вечером она застала меня за мастурбацией и закричала, стоя в дверях моей спальни: «Сейчас же вынь руки из-под одеяла!»

Священники на исповеди были возмущены ничуть не меньше. Каждое воскресное утро, пока я повторяла «Отче наш» и «Аве Марию», молитвы, которые должны были уберечь меня от греха, который я каждый вечер совершала под одеялом, я вновь и вновь давала обет противостоять искушению. Исповедники давали мне понять, что на мне лежал особенно тяжкий грех, что я не больше и не меньше, как подвожу самого Иисуса Христа, не желая ему противостоять. Я была им отвратительна, я их разочаровала. Но вскоре я предоставила им еще больше поводов для разочарования.

Глава 3
Непримиримые противоречия: Брайан

У отца Денниса был глубокий баритон, и казалось, что этим голосом вещает сам Бог. В самом звуке его громогласных сентенций под сводами исповедальни было столько обличения и одновременно надежды на спасение, что мой собственный голос дрожал, пока я перечисляла свои грехи, список которых неизбежно включал в себя мастурбацию. Но с тех пор прошло много лет. Это было частью детства, прошедшего под надзором Бога, который был в равной степени всевидящим и мстительным. Бог, в которого в 1976 году я уже не верила. Но в моих ушах по-прежнему звучал голос отца Денниса, когда я слушала Брайана, пациента, который осенью обратился ко мне.

К тому времени я уже три года была суррогатным партнером, одной из примерно ста людей, занимающихся этим. Сейчас специально обученных суррогатных партнеров в Соединенных Штатах немного. Международная ассоциация суррогатных партнеров утверждает, что таких людей в стране около пятидесяти. Даже в конце семидесятых, когда это число было значительно выше, нас, по моей оценке, было не больше двухсот. Большинство из них жили и практиковали на побережье.

Мы с Брайаном встретились в квартире с одной спальней, которую я превратила в свой офис. В гостиной я проводила консультации, в спальне – физическую часть работы с клиентами. Обставляя квартиру, я позаботилась о том, чтобы люди чувствовали себя свободно и комфортно: мягкие кресла, стены, покрашенные в светлый персиковый цвет. На стол я всегда ставила свежие цветы и что-нибудь поесть. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы клиент чувствовал себя как в больнице.

Брайану было тридцать два года, его проблема заключалась в том, что ему трудно было достигать и поддерживать эрекцию. Его пенис становился твердым на несколько минут, а затем снова расслаблялся. Он боролся с этим уже два года, с тех пор, как его брак закончился разводом, и причины этой проблемы было нетрудно угадать. Сесилия, теперь уже бывшая жена Брайана, была верующей католичкой и развелась с ним, застав его однажды мастурбирующим в ванной. Мне показалось интересным, что она предпочла преступить законы католической веры, запрещающие развод, не сделав такого же исключения для мастурбации. Я не была знакома с Сесилией, но представляла себе, в каком смятении она пребывала, оказавшись перед необходимостью выбрать из двух грехов тот, что не нанесет вреда ее религиозному чувству и бессмертной душе. Было очевидно, какое зло в этой непростой ситуации покажется ей меньшим.

Брайан был невысоким коренастым человеком. У него был свой магазин автомобильных товаров, и он упорно трудился, чтобы превратить его в успешное предприятие. Он сидел в кресле напротив меня и нервно покачивал ногой. Он вспоминал день, когда Сесилия застала его на месте преступления.

– Она хотела, чтобы мы занимались этим только раз в неделю, поэтому я делал это сам довольно часто. Обычно в ванной или в магазине, когда все уходили домой, – говорил он. – Но в тот день я был в спальне. Была суббота, и она работала в саду, поэтому я думал, что ее не будет некоторое время и я в безопасности.

Он почти достиг оргазма, когда Сесилия открыла дверь.

– Что ты делаешь?! – закричала она.

Брайан бросился натягивать штаны, прикрывая пенис рукой.

– Как будто я стыдился не только того, что делал, но вообще того, что раздет, своего тела, – рассказал он.

В тот день он спал на диване. На следующее утро она объявила ему, что то, что он делает, – грех, что это извращение. Он женатый человек. Он должен был уже перерасти необходимость в мастурбации. Если бы он любил ее, он бы так не поступал.

Сесилия не только изложила представления католической церкви о мастурбации, но и затронула один из самых распространенных мифов, связанных с этим. Она была убеждена, что человек, женившись или выйдя замуж, достигает сексуальной «зрелости» и должен, как следствие этого, отказаться от мастурбации и перенести всю свою сексуальную энергию на вторую половину. Конечно, на дворе был 1976 год, сексуальная революция еще владела умами людей, тем более на калифорнийском побережье, но люди с трудом расстаются с отжившими мифами.

Прошло несколько неприятных недель, прежде чем Сесилия объявила, что хочет развода. Брайан умолял ее не уходить от него. Он обещал, что никогда больше не сделает этого, собирался идти к психотерапевту. Но Сесилия была непреклонна, и к концу года развод состоялся.

В течение первого сеанса Брайан много говорил о Сесилии. Я получила прекрасное представление о том, что происходило у нее в голове. Но что об этом думал Брайан? Считал ли он себя виновным?

– Не знаю. Наверное, она бы не ушла, если бы я не сделал ничего плохого, – говорил он. – Я разрушил свой брак… этим, – он взъерошил свои золотистые волосы. – Я не могу достичь эрекции с тех пор, как она меня поймала. Прошло уже два года, и я все еще надеюсь на какие-нибудь изменения.

– Как будто ты себя наказываешь, – сказала я.

– Возможно, – ответил он.

– Брайан, у бедной Сесилии ложные представления об этом, и, может быть, она когда-нибудь убедится в своей ошибке. Ты не сделал ничего плохого. Мастурбация – это естественная, здоровая потребность.

– Даже если ты женат?

– Женат, одинок, разведен, помолвлен, живешь с кем-нибудь – неважно. В мастурбации нет ничего плохого.

Думаю, подсознательно Брайан давно это чувствовал, но эти слова, произнесенные мной, придали ему уверенности. Работа суррогатного партнера всегда заключается в том, чтобы прежде всего убедить клиента, что своих сексуальных потребностей не нужно стыдиться. Брайан колебался в своей оценке того, что делал. Он не считал, что мастурбация – грех настолько тяжкий, что из-за этого стоит разводиться, но был далек от того, чтобы считать это естественной потребностью. Я попросила его изложить мне свои взгляды на мастурбацию и рассказать, чему его учили.

– Меня растили в католической вере, поэтому я всегда считал, что это грех. Думаю, я никогда не хотел в это верить. Я не слышал, чтобы в семье или где-нибудь еще об этом говорили. Многие мои друзья говорят, что мужчине это не требуется, если у него есть женщина.

Я заверила Брайана, что это тоже миф, и спросила, что происходит, когда он начинает возбуждаться и мастурбировать.

– Я начинаю представлять себе разные вещи, но потом спохватываюсь и прерываю себя. Потом меня охватывает беспокойство – сможет ли он вообще когда-нибудь стать твердым? Это какая-то ирония – я не могу мастурбировать с тех пор, как Сесилия от меня ушла.

Он добавил, что с тех пор, как развелся, он несколько раз терпел неудачу в постели с разными партнершами, и все заканчивалось неловкими извинениями. Чувство унижения и страх, что у него никогда больше не будет нормальных отношений, заставили его обратиться к психотерапевту, который и направил его ко мне.

– У меня для тебя есть домашнее задание, – сказала я. – Я хочу, чтобы ты позволил себе фантазировать. Следующие две недели старайся представлять разные вещи, дай себе самому разрешение продолжать. Помни, что это просто фантазии, поэтому в них можно делать все, что угодно, – аморальное, незаконное, вредное, – все, что хочешь.

Как и многих других клиентов, Брайана что-то удерживало. Я чувствовала, что ему было любопытно и он хотел избавиться от некоторых сомнений. С другой стороны, он был охвачен таким чувством вины, так боялся проявлений собственной сексуальности, что даже узнать что-то новое казалось ему преступлением. Пациенты всегда приходят ко мне, наслушавшись разных мнений, испытывая противоречивые чувства, по-разному оценивая сексуальность. Проблема заключается в том, что в большинстве случаев они находятся во власти заблуждений, стереотипов, которые распространяют средства массовой информации, и просто ложных сведений. Я не перестаю удивляться тому, что наличие необходимых знаний в этой области, поданных без осуждения и неодобрения, могут легко рассеять чувство стыда или вины и превратить интимные отношения из постоянной борьбы в источник удовольствия.

Я спросила Брайана, готов ли он выполнить некоторые упражнения. Когда он ответил согласием, мы прошли в спальню и разделись. Я сняла с кровати плед и, предложив ему лечь, легла рядом с ним.

Как обычно, я начала с расслабляющих упражнений. Я попросила его дышать глубоко, медленно, чтобы живот становился плоским и снова принимал прежнюю форму на выдохе. Он закрыл глаза, и я помогала ему мысленно «сканировать» свое тело от головы до пальцев ног, проговаривая каждую деталь.

– Продолжай дышать, и если почувствуешь, что в какой-то точке осталось напряжение, вдохни, направляя вдыхаемый воздух в эту точку, и как будто выпускай напряжение на выдохе, – сказала я.

Когда он завершил «сканирование», я попросила его сделать еще пять глубоких вдохов.

– Постарайся избавиться от любого напряжения, если оно еще остается в теле.

Затем я спросила, как он себя чувствует, и он ответил, что гораздо более расслаблен, чем был вначале.

Пришло время перейти к упражнению «ложечка», которое создает необходимое ощущение близости между мной и клиентом. Я попросила Брайана повернуться на бок, спиной ко мне. Я тоже повернулась, прижавшись к нему в форме ложечки. Я положила руку ему на пояс и согнула колени, прижимая их к внутренней стороне его коленей.

– Твое дыхание должно быть спокойным, – сказала я мягко. – Делай спокойные и плавные вдохи.

Я внимательно следила за ритмом его дыхания и сама дышала в такт. Вскоре мы уже делали одновременные вдохи и выдохи, начала устанавливаться эмоциональная близость. Я спросила Брайана о его ощущениях, чтобы знать, готов ли он перейти к «тактильному контакту». Когда он сказал, что готов, я попросила его лечь на живот на середину кровати, раздвинув ноги в форме буквы V. Я встала на колени возле кровати и, попросив его дышать глубоко, на вдохах начала ощупывать его ступни и лодыжки. У него были плоские ступни и мозоли на больших пальцах.

Я села на кровать между его ног. Волосы на них были почти белыми, гораздо светлее, чем на голове. В начале упражнения его мышцы на ногах и спине были напряжены, как туго натянутый канат. Когда я провела по ним ладонями, то почувствовала, что какая-то часть напряжения ушла. Я ощупала его ягодицы и верхнюю часть спины. На его широких плечах была россыпь веснушек коричного цвета. Мои ладони исследовали его плечи и руки. Напряжение немного ослабло.

Я вернулась к плечам, ощупала шею и добралась до макушки. Мои ладони коснулись той части лица, которая была мне видна, пальцы почувствовали челюсть, щеку, ухо и снова осторожно опустились вниз широкими скользящими движениями до подушечек пальцев на ногах. Я аккуратно сжала их и попросила Брайана сделать глубокий вдох. На выдохе я разжала руки. Очень тихо, почти шепотом я попросила перевернуться на спину, когда он почувствует, что готов к этому.

Я постепенно ощупала переднюю часть ступней, ноги и приблизилась к промежности. Когда я коснулась основания пениса, он стал тверже и мышцы во всем теле напряглись. Я попросила его сделать глубокий вдох, пока мои руки двигались вверх, к лобку, животу и груди. Я пробежала пальцами по плечам, рукам, ладоням и вернулась к шее и лицу. Я коснулась глаз, лба, ушей, губ, челюсти и в последний раз совершила весь путь обратно, вниз.

В течение всего упражнения пенис Брайана никогда не был до конца расслаблен. Эрекция становилась сильнее, слабее, а потом снова сильнее. Я часто замечаю это при работе с пациентами, и на этой стадии не следует сразу же переходить к половому акту. Главное заблуждение о работе суррогатного партнера заключается в том, что секс с клиентом происходит сразу же и на каждом занятии, тогда как наша основная задача – помочь клиенту лучше разбираться в себе и управлять потребностями своего тела. Для клиента приходить в состояние эрекции, расслабляться, достигать ее снова и затем снова расслабляться очень полезно, потому что дает понять ему и мне, что возбуждает его, а что нет. До секса дело доходит позже, когда мы выполним некоторый набор упражнений и постепенно достигнем необходимого уровня близости. Я хочу научить пациента разбираться в том, что его заводит, и заставить его понять, что эрекция наступает, когда он расслаблен и не волнуется.

* * *

Две недели спустя Брайан снова опустился в кресло напротив меня в моем офисе. Он сильно горбился и постоянно перебирал пальцами. Он с жадностью набросился на орешки, стоявшие перед ним на столике.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.

– Не знаю. Задание, которое ты мне дала, – я не смог его сделать. У меня просто не получается не думать о разных вещах.

– Это нормально. Помни, что мы только начали работу. Постарайся быть терпеливым по отношению к самому себе.

– Я не уверен, что смогу что-то изменить. Только он становится твердым – я начинаю паниковать, и все уходит.

– Все получится, просто это не может произойти в одно мгновение. Ты приобретешь необходимые навыки, чтобы управлять этим, но потребуется время. Помни, нужно стараться быть терпеливым.

Мы поговорили еще немного. Брайан вспомнил еще несколько мифов, с которыми он вырос: будешь много мастурбировать – ослепнешь; это признак душевной болезни; это может стать опасным пристрастием.

– Все это неправда, Брайан. Мастурбация – это естественно, это даже полезно по многим причинам. Это укрепляет простату, снимает стресс, помогает лучше распознавать проявления своей сексуальности. У меня есть еще одно упражнение, которое я хочу тебе показать, оно помогает лучше узнать свое тело.

Упражнения Кегеля укрепляют мышцы диафрагмы таза и увеличивают чувствительность гениталий. Обычно им обучают женщин, но для мужчин они тоже полезны. Их используют, чтобы развивать чувственный центр, то есть способность острее воспринимать и отвечать на физические ощущения. Особенно это касается напряжения мышц, приходящего вместе с половым возбуждением. Я подумала, что, если Брайан научится лучше чувствовать свое тело, это поможет справиться с запретами, которые он сам на себя накладывает.

Мы прошли в спальню, сняли одежду и легли рядом на кровать. Я объяснила Брайану упражнения.

– Они помогают почувствовать лобково-копчиковую мышцу. Лучший способ найти эту мышцу – попытаться остановить поток мочи, когда в следующий раз будешь в туалете. Ты сделаешь это с помощью ЛК-мышцы. В следующий раз постарайся попробовать. Во время семяизвержения ты непроизвольно задействуешь эту мышцу.

Затем я вместе с ним выполнила упражнение.

– Представь, что ты долго всасываешь что-то через соломинку. Сделай долгий вдох ртом и сосчитай до трех и в это же время напряги ЛК-мышцу. Представь, что тебе нужно в туалет, но поблизости его нигде нет. Зафиксируй такое положение на три секунды, а потом расслабь мышцу. Потом сделай три быстрых коротких вдоха, чтобы вдохи приходились на напряжение мышцы, а выдохи – на расслабление. Делай попеременно два этих упражнения – двадцать раз долгие вдохи, двадцать – короткие.