Текст книги "Тотем"

Глава 6

Иногда мир преподносит сюрпризы. Кайра просила у духов благословения, ступая на скользкую и опасную тропу, но она устояла, не уронила лицо, не опозорила свой трижды проклятый род. В княжестве росомах, в лютых снегах и безжалостной зиме, где даже любимая и такая родная осень не похожа на лисборскую, лисица впервые почувствовала себя не пленницей. Танец ли тому виной, искривлённые ли лица женщин-росомах, чьи мужи засматривались на дивную лисью красу и вихрь из рыжих волос; завистливые ли взгляды рабынь, которых князь не одарил вниманием. Они ведь ждали, что он накажет её, навсегда отвернётся от непокорной жены и дерзкой девчонки, но… он остался с ней рядом, оказался в её власти, почувствовал дыхание осеннего леса, что вырос за ночь вокруг них. Зелёный мягкий мох стал им постелью. Золотые листья – покрывалом, укрывшим от холода и пытливого взгляда. Сосновые иглы осыпались с древа и начертили защитный круг, чтобы ни один злой дух, ни один проклинающий взгляд или грязное слово не долетели до них. Лиса защищала свою обитель.

В мире по-прежнему оставались вещи необъяснимые. Кайра понимала, как по ощущениям преобразилась их спальня, как они оказались в родных лесах Лисбора, всего на несколько часов до рассвета, пока бог солнца не проедет на своей колеснице по небосводу и утренняя заря не заглянет к ним в окошко. Золотые волосы рассыплются по полу, минуют потухший камин, доберутся до постели и озорливо тронут лицо спящего князя.

Кайра смотрела на мужчину. Они заснули лишь под утро, когда горизонт едва начал светлеть, напоминая о прошедшем времени. Камин в комнате потух, и остыли за ночь угольки, но под боком у князя, в его объятиях, которые по-прежнему оставались крепкими, лисице было тепло и уютно. Впервые она чувствовала себя защищённой рядом с ним, не пыталась ощериться зверем, укусить за пальцы и расцарапать кожу. Что-то изменилось после благословения духов, словно на этот день она забыла об обидах и вражде, о неутолимом желании отомстить ему за пролитую кровь. Впервые князь остался с ней и не покинул её ещё до полуночи. Так было раньше, когда он уходил прочь, едва притронувшись к ней, не получив ни ласки супружеских рук, ни тёплого взгляда, ни любящего слова. Они оставались врагами, а врагам и спать положено порознь. Но вот ей выпал шанс. Впервые за долгое время. Отомстить князю. Кровь за кровь. Он так крепко спит, что не услышит. Не заметит, как рыжая смерть с лицом зверя нависнет над ним, а когда спохватится – алый месяц уже очертит дугу на его горле и месть княжны Лисбора свершится. За весь лисий род. За мать и отца. За себя.

Пояс с кинжалом лежит на столе у постели, манит белой ручкой из оленьей кости. Так близко, что она может рассмотреть каждый изгиб линии рисунка, выжженного рукой мастера. Росомаха сражается с медведем и побеждает его в бою. Таков был их князь. Свирепый воин. Такой ему сделали подарок на семнадцать лет. С того времени князь стал сильнее, обжился новыми шрамами, повзрослел. И сейчас он мог так глупо погибнуть. От руки собственной жены, в своей постели, от своего драгоценного подарка, восхваляющего его силу духа.

Он спал так крепко и спокойно, словно не смыкал глаз с того дня, как убил лисьего князя. И ничуть не походил на убийцу.

Впервые…

Кайра протянула руку, завозилась в объятиях мужчины – он не проснулся, не моргнул глазом, не сжал её крепче. Он не чувствовал угрозы, не чувствовал дыхания смерти, и едва лишь сквозь сон ощутил, как что-то ласково льнёт к его щеке – то была ладонь лисицы. Жена касалась его лица, всматривалась в его черты, словно увидела по-новому.

Заряница смеялась, сидя у них на окне, и расчёсывала золотые косы.

– И что ты там увидела? – Князь вздохнул, не открывая глаз.

Лисица улыбнулась:

– Тебя.

– Меня? – Росомаха удивился. Тёмные брови приподнялись над опущенными веками. – Ты же меня видела. – Словно предчувствуя подвох в ответе лисы, Сэт приоткрыл один глаз, подозрительно посмотрел на девушку. В свете утренней зари её волосы блестели и напоминали разгорячённое июльское солнце.

– Таким не видела.

Сэт потянул носом воздух. Аромат осеннего леса защекотал ему ноздри. Он ощутил в нём запах полыни и костра, запах родниковой воды и цветов, запах мёда и молока. Удивительно, как одна женщина смогла создать целый мир за одну ночь.

Закрыв глаза, он крепче обнял девушку и почувствовал, как она легла ему на грудь. Рыжие волосы крупными прядями рассыпались по его руке и плечу, защекотали шею. Он почувствовал её дыхание на коже. Тёплое, размеренное. И она тоже была тёплой. Ласковой. Нежной. Будто влюбилась. Происходящее казалось ненастоящим – приятным сновидением, которое развеется, как только солнце поднимется над горизонтом, прогонит рассветный туман, и вместе с ним исчезнет лиса из его постели, исчезнет лес Лисбора и рухнет весь мир.

В дверь постучались. Края леса отступили от дубовой двери. Лисица встрепенулась, но князь её не покинул и глаз не открыл. Он досыпал, не замечая Заряницы, и на стук не ответил. Не иначе как всем в княжестве стало любопытно, жива ли лиса, не убил ли её князь ночью. Какую молву по племени разнести? Не пора ли готовить погребальный костёр или рыжекосое чудовище в безымянную яму нести.

Постучались во второй раз.

Князь нахмурился. Кайра почувствовала, как он напрягся телом. Мужчине не хотелось вставать и приступать к обязанностям. Лес снова расступился под стук, дошёл до защитного круга из иголок, когда росомаха недовольно ответил:

– Ну, кого там нелёгкая принесла?

– Князь, не серчай. Послы прибыли из племени Медведя. Встретить надобно, обогреть, накормить, развлечь с дороги.

– Так накорми и напои, развлеки.

– Без тебя никак, князь. Дело важное. Обидятся гости, чай, враждовать племенами начнём…

Князь подобрался, разрушил объятия, сел в постели и потянулся за одеждой. Защитный круг лопнул, и лес Лисбора исчез. Кайра не лезла под руку мужчине, не пыталась удержать его и уговорить, но и постель не покидала, прижимала шкуры к груди, хранившей тепло его тела, и наблюдала за князем. Сэт с раздражением и неохотой натягивал на ноги сапоги, надевал ремень с кинжалом на пояс. Кайре показалось, что он на мгновение задумался, будто понял, что подсунул врагу оружие прямо в руки, но потом звякнула застёгнутая бляха, мужчина повернулся, глянул на неё. Что-то изменилось в его взгляде, но Кайра не знала названия тому чувству. Не сказав ни слова, мужчина отворил дверь. Пытливый нос тут же сунулся и попытался заглянуть в комнату, чтобы выведать, что приключилось с лисой. Кайра увидела, как у старейшины глаза на лоб полезли, а рот раскрылся, словно у рыбы, выброшенной на берег. До того у него был глупый вид, что она рассмеялась. У князя от её смеха в груди зазвенели колокольчики.

* * *

Послы задержались в княжестве. Три дня князь вёл с ними беседы, разливал из бочек мёд, угощал молочными поросятами, предлагал стать братьями и объединиться против других племён в их общей войне за мир. Кайра сидела по правую руку от него, улыбалась гостям, но в разговор мужей, приехавших без жён, не вмешивалась. Она видела, как они смотрят на неё, будто не верили, что князь Стронгхолда действительно взял в жены чужеземку, княжну Лисбора, чудом не сожжённого дотла. Маленький лисий князь бегал между столов, ломящихся от угощения, гонялся за дворовым псом Мортом или играл с Кайрой, которую за руку под одобрение князя вытащил из-за стола танцевать. Все в княжестве заметили, как князь смотрит в сторону лисы, как дозволяет ей больше, чем позволил бы другой жене или любимице. Баловал ли он её при гостях, чтобы показать, что лиса у него не в плену, а добровольно пошла замуж и не желает мести за пролитую кровь, был ли в том холодный расчёт или искренние чувства, в которые мало кто хотел верить, – известно лишь богам, что взирают на них с высоты небес и отмеряют каждому свою судьбу, добавляя в неё и сладостей, и соли, и перца.

Да вот только ночами князь возвращался к лисе и до утра из их общей спальни не уходил. Вставал он позже – не подскакивал, как раньше, до восхода, чтобы заняться делами, рассудить двух росомах, не поделивших скотину и зерно; не проводил время в конюшне, облагораживая своего скакуна, но находил время на забавы с лисьим князем, учил его держать меч в руке, и днём хоть и не одаривал лису прикосновениями и ласковыми словами, но взглядом был с ней.

Лиса изменилась с тех пор. Свободно ходила по княжеству в сопровождении Этны, бежать не пыталась и на рожон не лезла. Взгляды девиц, обиженных отсутствием внимания князя, она перестала замечать и жила лишь для себя, как хотела. А ещё для брата… и чуть-чуть для мужа.

– Когда уже эти послы уедут, – бурчала Этна, семеня за лисой. – Так все запасы выжрут. Ничего на зиму не останется. Будем лапу сосать, как медведи.

Кайра улыбалась. Она привыкла к бурчанию старой росомахи. Ворчливая Этна нравилась ей за прямоту, потому что никогда не стеснялась ни другим в лицо сказать, ни князю припомнить, как того с малого на колени к себе укладывала да прутиком отхаживала за провинность, чтоб гусей соседских не гонял, отцу справедливым судом заниматься не мешал и на коня не лез, пока не вырастет. В её присутствии никто не решался лисице сказать грубость или за спиной пошептаться.

– Вот сорванцы, – сетовала Этна, заметив ребятню у бани. – Опять за девками подглядывают. Нет на них руки отцовской, чтобы по шее дала, да мамкиного твёрдого слова. Взять бы за шиворот, да… – окончить росомаха не успела – заметила, что лиса её давно не слушает да всё какие-то цветы в руках собирает и переплетает красной нитью, пока они по двору идут. – А что это за травки?

– Это богородская трава, чтобы князю ночью спалось лучше.

– Что? – Этна смешливо посмотрела на княжну: – Умаял тебя князь?

Лиса зарумянилась, завязала узелок на траве.

– Ещё скажи, что я неправа. Вон как раскраснелась, – по-доброму подначивала Этна. – Да не алей. Радуйся, что князю не спится и что дорогу к другим женщинам забыл.

– Ему кошмары снятся.

Росомаха вздохнула, покряхтела, покачала головой. Она шутит, а девица всерьёз думает о беде.

– С малого снятся, – поделилась Этна, но рассказать не успела.

Лисица отвлеклась, заметила князя. Этна лишь усмехнулась, когда девушка заулыбалась, как заискрились её глаза – влюбилась дурёха, как не понять? Поблагодарив богов, что лиса за ум взялась и перестала строить планы о мести и жить одной ненавистью, росомаха заметила, как Кайра, едва сделав шаг в сторону князя, остановилась. Князь шёл не к ней, а к другой женщине. Румяной, молодой. Старше Кайры. Ровеснице князя. Она улыбалась ему тепло, одарила ласковым приветственным словом, и он её одарил. И словом, и взглядом. Кайра заметила, как он коснулся головы мальчишки – погодки Нисена, – а потом коснулся женщины. Живота. Большого как шар, что уже ни сорочка его не скрывала, ни свободное платье.

– Это Анка, – заговорила Этна. – Разродится скоро. Всем говорит, что мальчонку родит, но я-то вижу. Девка будет. Ну откуда с таким пузом пацанёнку взяться? – Заметив, что лиса неотрывно следит за разговором между князем, женщиной и ребёнком, Этна почуяла неладное: – А ты что это пригорюнилась?

– Это его дети?..

– Его, – кивнула росомаха. – А ты что думала? Что здоровый мужик тебя одну ждал?

Кайра молчала. Казалось, что она во второй раз видит, как мир перед её глазами кружится, распадается, как старый золотой лес осыпает листья, и те падают, отмирая. Она опустила голову. Больше не лучилась радостью. Смотрела в землю, будто потеряла всякий смысл светиться счастьем.

– Тогда зачем ему я?..

– Вот дурёха. – Этна всплеснула руками. – Ты его жена.

– И что?

– Значит, твой сын князем станет. А эти не в браке рождены. Чтобы с бабой возлечь, свадьба мужику не нужна.

* * *

Цветы лаванды Кайра поставила в глиняную вазу возле постели, чтобы лёгкий аромат долетал до князя, когда тот ляжет спать. Часть травы она положила в подушку, зашила нитками от кошмаров и на добрые сновидения. Расправив постель, собирая с неё ненужные сухие листья, Кайра отправила их в огонь. Она всё думала об Анке и детях, которых та подарила князю. И странная грусть одолевала её в минуты, когда она думала о другой женщине, когда вспоминала, как Сэт касался её, с каким теплом одаривал вниманием. Она не замечала, что лисий князь стал для него ближе и роднее собственного сына. Нисен получал от князя столько внимания, что едва ли не отнимал у него каждую свободную минуту, и никогда не был наказан за вмешательство в переговоры – никто не требовал от него княжеского поведения, а списывали всё на прожитие лета. Три зимы – много ли это для лисёнка?

Решив собрать ещё трав для мазей и цветов, которые нравились Нисену, Кайра покинула дом без сопровождения. Старая Этна дремала в кресле, согревшись у камина. Шерстяной платок, который она собиралась довязать на днях, послужил ей тёплым покрывалом. Годы брали своё, несмотря на бойкий нрав росомахи. Лисица не стала её будить и впервые за долгое время захотела побыть одна.

В окрестностях Стронгхолда леса не было, но возле гор раскинулись поляны разных цветов. Названий и свойств многих из них Кайра не знала, но встречались ей и знакомые травы и цветы. Нисену очень понравились красные маки. Он впервые увидел их в Стронгхолде и с тех пор любовался яркими цветами. Чтобы порадовать брата, Кайра собрала ему пышный букет из маков и голубых васильков, какие росли дома. Возвращаясь, Кайра услышала разговор и пожалела, что остановилась, когда прислушалась к словам. Четыре женщины болтали, оставив работу. Одна стояла с охапкой хвороста, другая тащила корзину с бельём на реку, третья несла кувшин с парным молоком, чтобы подоспеть к столу и угостить мужчин, когда те вернутся с охоты. Четвёртую за подол дёргал отрок, пытаясь привлечь внимание, но мать была слишком занята рассказом.

– Околдовала князя. Ведьма она.

У Кайры не было сомнений – говорили о ней.

– Да с чего ты взяла?

– Я видела, как она накануне обряд проводила. Траву какую-то жгла. Духов задабривала. Не иначе как Чернобогу себя отдала, чтобы князя нашего околдовать. В огонь её надо и княжество очистить. Князя спасти, пока не поздно, пока она душой его не завладела.

Кайра знала, что о ней в княжестве ходят разные слухи. Никто не скажет доброго слова о чужачке. Она никогда не станет для них своей, не заслужит уважения и даже сдержанного приветствия и пожелания доброго утра. Но отчего-то слова, которые не долетали до неё в присутствии Этны, сейчас больно ранили. Кайра смяла цветы. Маки растеряли красные лепестки, осыпались к её ногам несбывшейся радостью брата. Лиса хотела уйти, чтобы больше не слышать злых речей – смыть с себя чужие слова, чтобы грязью не липли, – но не смогла сдвинуться с места.

– Да глупости ты говоришь, – отмахнулась женщина с корзиной. – Я вам так скажу. Не душу она продала свою и не тело, а сына князя.

– Как так, сына князя?

– А вот так. Которую ночь с ним на ложе восходит, а всё никак не понесёт. Гнилая у неё утроба. Не родит она князю дитя. Не выносит слабое лисье тело росомаху. Не дадут наши боги добро на такой союз. Иначе бы давно наградили князя сыном. Вот Анка родит мальчика и всё переменится!

Кайра отшатнулась, сжала пальцы на животе. А ведь они правы. Не понесла. Нет в ней жизни. Не подарит князю сына. Не испытает счастья. И так горько стало ей на душе, что слёзы подступили к горлу.

Чья-то рука тронула плечо, крепко и как-то по-матерински сжала. Кайра вздрогнула от неожиданности, обернулась, заметив незнакомую женщину.

– Ты не слушай, что болтают, – заговорила черноволосая красавица ровно и спокойно. – Люди остры на язык и хитры на выдумку. Им проще поверить в проклятие и колдовство, чем в то, что чужеземка князю понравилась и что ума набралась. Женского, – усмехнулась та. Что-то в её чертах промелькнуло знакомое, но Кайра не вспомнила, где могла её видеть раньше.

Женщина отошла от неё, направилась к болтающим соплеменницам.

– Растрепались. Живо за работу, пока князь не узнал, чем вы здесь занимаетесь, бездельницы.

Женщины испуганно вжали головы в плечи, попрятали глаза.

– Простите, княжна Италь. Мы забылись.

* * *

Была ли та росомаха к ней добра? Был ли к ней кто-то добр из княжества кроме Этны, приставленной в няньки? Примут ли её дитя, как принимают детей Анки, если она подарит им жизнь? На этом празднике в честь долгожданного отъезда послов Кайра не была весела как раньше, не торопилась в пляс, не хваталась за любую возможность поиграть с братом, и Нисен, получив отказ, тоже грустил, хотя няньки пытались его развлечь, отвлечь на игру. Он резвился с Рутом – тем самым мальчиком, сыном князя.

– Что-то не весела твоя жена, князь, – посмеивался посол медведей. – Всегда была нам солнцем на празднике, а сегодня как молоко скисшая. – Мужчина пригладил густую бороду, посмотрел на князя и обратился к лисе: – Обидел кто тебя, государыня? Так ты скажи, в моём племени не принято, чтобы женщина печалилась. Увезу тебя за горы, в Бурый Лес, зарумянишься, округлишься.

Мужчины засмеялись. Сэт стерпел шутку с намёком, отпил сладкого мёда из ковша. Кайра не отвечала.

– Никак заболела твоя суженая, а, князь? – не унимался медведь. – Не уследил? Али не в милости у тебя боле, как мы в путь засобирались?

– Устала она плясать, – отрезал князь. – Уж пятый день вас веселит, всё беспокоится, чтобы гости были довольны, откуда же силам взяться?

– И того верно, – кивнул медведь. – А тут ещё князя баловать, чтобы тоже не грустил. Постылая жена – плохая жена.

Медведи снова засмеялись, подхватывая шутку посла.

– Прошу простить меня. – Кайра поднялась, ловя на себе удивлённые взгляды послов и князя. – Нездоровится мне.

– Иди, госпожа. Пусть князь о тебе лучше заботится.

Поклонившись послам в знак прощания и извинений, Кайра вышла из общего зала и направилась в сторону дома. Все гости и важные люди княжества собрались в зале. Они заметили, как княжна ушла, и позже непременно пустят об этом новый слух, как только послы уедут и шум празднества стихнет.

На улице было холодно, но тихо. Праздник шумел в доме и редкие весёлые возгласы, стук каблуков, песни и пляски долетали эхом во двор. Кайра всегда оставалась до конца праздника – она любила веселье, любила танцевать, пока не устанут руки и ноги, пока тело не одолеет приятная усталость, но сегодня ей не хотелось оставаться в кругу чужих людей. Она чувствовала слабость в теле и пробирающий холод. Из головы не шли разговоры болтающих баб, даже сейчас ей вслед полетели колкие замечания.

В доме, не разжигая камина, Кайра легла на постель поверх шкур, обняла себя, подтянула колени к груди и не заметила, как заснула. Казалось, что она прикрыла глаза всего на миг, как ближе к ночи вдруг проснулась от голоса Сэта. Праздник уже закончился, послов проводили, он сидел на постели и сбрасывал сапоги.

– Ну? Расскажешь, что случилось, или мне догадаться?

– Ты женишься на Анке?

Сэт помолчал, сбросил второй сапог.

– Точно захворала, – терпеливо выдохнул мужчина.

– Она второго носит.

– Не второго, а первого, – поправил Сэт, расстёгивая рубаху. – Мать Рута умерла родами.

– Ты её любил?

– Что с того?

– Любил?

Сэт опустил руки, посмотрел на огонь в камине.

– Любил.

– А меня?

Князь молчал. Поленья в камине тихо потрескивали. Догорели последние сухие листья душистой травы. Сэт не отвечал, не поворачивал к ней лица, не пытался притронуться и успокоить. Молчит, потому что сам не знает ответа, или потому что знает и не хочет говорить?

Кайра усмехнулась, села в постели. Она чувствовала, как внутри неё поднимается новое чувство – хуже ненависти или злобы. Оно выедало нутро холодным жаром, будто синее пламя растекалось в груди, подогревало её, просилось колкостью на язык и в то же время холодило до костей, пугало, отталкивало. От него хотелось выть волком и вгрызаться в плоть, причинять боль, потому что самой больно. Разве можно такое испытывать к врагу? К убийце?

Молчание Сэта говорило больше слов. Лисица встала, выбежала из дома, чувствуя себя глупой обманутой девчонкой. Как она могла поверить, что всё изменилось? Как могла забыть, что это он убил её отца и мать?

– Кайра!

Князь кинулся следом, но за лисой было не угнаться. Оказавшись на улице, Кайра забилась, взвилась в чужих объятиях, заколотила мужчину, чувствуя, как жгучие слёзы льются по лицу, но поздно поняла, что объятия принадлежали не князю, а другому человеку. Ладонь оказалась у неё на губах, не позволила закричать и позвать на помощь. Чужие руки поволокли её к коню, когда князь выскочил на крыльцо босиком, заметил их и хотел кинуться следом, но рука нового врага настигла его кинжалом в спину. Непутёвый убийца повалился на землю от удара разъярённого росомахи. Князь будто бы не чувствовал боли и уже созывал товарищей в бой, но с каждым мгновением для Кайры он был всё дальше и дальше, пока похититель уносил её на коне.

– Не унывай, лисья княжна, тебе у меня понравится, – усмехался темнобородый медведь.

Князь шёл за ней. Белую рубаху залила кровь.

– Кайра! – Она в последний раз услышала его голос.