Текст книги "Жертвоприношение"

Глава 10

– Дана, я же своими глазами видела ее могилу. Это просто невозможно.

Мы сидели за кухонным столом, заперев двери и опустив жалюзи. Я устала и ощущала смутное беспокойство оттого, что меня опять втягивали в дело, о котором еще полчаса назад я готова была забыть. Мы пили крепкий, горячий кофе. Я предложила Дане красного вина, но она отказалась.

– Нам нужно подумать.

Пугающее слово нам. Неожиданно мы стали сообщницами, действующими вопреки недвусмысленным указаниям своих непосредственных начальников. Наверное, мы вели себя глупо. Наверное, от нас будет больше вреда, чем пользы. И наверняка нас ожидали грандиозные неприятности, когда – не если, а именно когда – наш небольшой заговор будет раскрыт.

Когда я предложила перекусить, Дана как-то странно на меня посмотрела. Я так и не поняла, что это значило: да или нет. Сама я была настолько голодна, что мои мысли постоянно возвращались к холодной ветчине в холодильнике и свежему хлебу в кладовке.

– Все возможно, – сказала Дана. – Нужно только понять, как они это сделали.

– Они? Кого именно ты имеешь в виду? Речь идет о моем боссе. А он член Королевского колледжа хирургии, черт побери! Кроме того, при отключении аппаратов жизнеобеспечения присутствовали и другие люди. Кирстен Ховик умерла. Причем почти на год раньше нашей жертвы.

Дана прищелкнула языком.

– Да-да, конечно… Я тоже слышала эту историю. Но посмотри на это с другой точки зрения. Ты находишь обручальное кольцо на том же участке земли, где был зарыт труп. Судя по гравировке, оно вполне может принадлежать миссис Ховик, возраст и этническая принадлежность которой такие же, как и у нашей жертвы. Кроме того, судя по свадебной фотографии, имеется большое внешнее сходство. И нас пытаются убедить в том, что это всего лишь совпадение. По-твоему, какова вероятность того, что это действительно так?

Ничтожна. Таких совпадений просто не бывает. Но существовали и более чем убедительные доказательства смерти Кирстен. Я встала из-за стола и достала ветчину, масло и хлеб. Не хватало еще умереть от голода в собственном доме.

– Я чувствовала себя полной идиоткой. Бог знает, что они обо мне подумали, когда увидели, как я вырываю сорняки на ее могиле, – пожаловалась я, делая бутерброд.

– А тебе не показалось странным, что эти двое пришли на кладбище следом за тобой? Откуда они вообще узнали, что ты там будешь? И какое им до этого дело? Зачем было преследовать тебя? – Дана замолчала, немножко подумала и спросила: – Тебе, наверное, кажется, что у меня паранойя?

– Я в этом просто уверена.

Дана улыбнулась. Надо отдать должное, у нее есть чувство юмора.

– Ну спасибо, – сказала она.

– Пожалуйста, – ответила я, открывая холодильник в поисках майонеза. Когда я обернулась, Дана снова была абсолютно серьезной.

– Я хочу попросить тебя проверить кое-что, – сказала она.

А я уже начала надеяться, что все обойдется.

– Что именно?

Дана открыла свой портфель, достала папку из тонкого зеленого картона и извлекла из нее черно-белую пленку.

– Это панорамный рентгеновский снимок зубов нашей жертвы. Мои сотрудники уже сверили его с дентальными формулами женщин, пропавших без вести. Ничего похожего. Хотя, конечно, нам удалось получить доступ далеко не ко всем записям.

Я поставила еду на стол и подошла к шкафчику, чтобы достать ножи и вилки.

– Что именно я должна сделать?

– Я буквально извела Данна своими просьбами и мольбами, но он категорически отказался попросить Джосса Ховика предоставить нам стоматологическую карточку его жены.

– Ну и?… – подсказала я, потому что совершенно не понимала, чего она от меня хочет.

– Ты наверняка сможешь их достать.

Я отрицательно покачала головой, села за стол, намазала хлеб маслом и принялась объяснять:

– Большинство стоматологов работают частным образом. Все их записи конфиденциальны. Даже если бы мы знали, у кого именно лечилась Кирстен, он бы никогда не отдал мне их без разрешения Джосса Ховика.

– Тора, ты мыслишь понятиями, которые хороши для Англии, но совершенно не годятся для Шетландских островов. Здесь все по-другому. Большинство людей лечатся у государственного стоматолога. Кроме того, год назад здесь запустили экспериментальный проект, и все картотеки стоматологов были компьютеризированы и занесены в центральную базу данных.

– Но я все равно не понимаю…

– С больничных компьютеров можно получить доступ к этой базе. А в ней есть стоматологические записи Кирстен Ховик.

Наверное, она была права.

– Я же не стоматолог, – привела я свой последний аргумент.

– Ты изучала анатомию. Ты умеешь читать рентгеновские снимки. Ты сможешь разобраться в этом гораздо лучше меня.

Следовать своей интуиции – это одно дело, а просить малознакомого человека нарушить закон – совсем другое. Что недоговаривала Дана Таллок?

– Так ты сделаешь это? – спросила она.

Я колебалась.

– Если это не ее снимок, так тому и быть, – продолжала настаивать Дана. – Тогда мы будем знать, что кольцо оказалось ложным следом, и не будем тратить на него время.

Она была права. Это стоило сделать хотя бы для того, чтобы доказать ей, что наша жертва – не Кирстен Ховик, и окончательно закрыть этот вопрос.

– Хорошо. Я сделаю это завтра.

Я указала на еду, стоящую на столе.

– Угощайся.

Проигнорировав ветчину, Дана взяла кусочек хлеба с маслом.

Мне же почему-то совершенно расхотелось есть.

Глава 11

Точно не знаю, когда именно у меня возникло ощущение, что в комнате кто-то есть. Думаю, что было где-то около двух часов ночи, потому что обычно в это время я сплю очень крепко и просыпаюсь с большим трудом. В течение десяти лет моя работа была связана с тем, что меня могли вызвать в любое время дня и ночи, и я неплохо изучила свои биоритмы.

И вот глухой ночью я лежала в постели одна, потому что Дункан должен был вернуться не раньше субботнего утра, и меня постепенно охватывал леденящий страх. Чем больше прояснялось сознание, тем страшнее мне становилось. Все было не так, как должно быть. В мою спальню проник посторонний.

Не могу объяснить, откуда мне стало это известно. Я просто знала, и все. Когда вы постоянно спите с партнером, у вас невольно развивается своего рода шестое чувство. После пробуждения вы безошибочно определяете его (или ее) присутствие. Об этом вам говорят десятки самых разных мелочей: запах кожи, звук дыхания, живое тепло тела рядом. Все они воздействуют на подсознание, и вы понимаете, что не одни, и непосредственная близость родного существа утешает и успокаивает.

Но в присутствии незнакомца в моей спальне не было ничего успокаивающего или утешительного. Это не имело ничего общего с уютным теплом тела спящего рядом мужа. Присутствие, которое я ощущала, было чуждым, враждебным и хищническим.

Как всегда, я лежала, свернувшись калачиком и накрывшись с головой, как ребенок, который таким образом пытается защититься от чудовища из страшной сказки. Нелепо, конечно, но мне почему-то казалось, что стеганое одеяло защитит от любых невзгод. Достаточно лишь притаиться под ним и делать вид, что все хорошо, и тогда, возможно, все действительно будет хорошо. И тот, неизвестный, который находился рядом со мной – теперь уже совсем близко, я это чувствовала, – исчезнет и вернется в свое царство ночных кошмаров, из которого пришел. Мое сознание раскололось надвое, и его дремлющая часть хотела только одного: поскорее снова погрузиться в блаженное забвение, которое избавит меня от всех тревог.

В то же время другая часть моего естества отчаянно пыталась окончательно проснуться. Мои ощущения не имели ничего общего с приступами беспричинного страха, которые иногда случаются, когда человек спит в одиночестве. Я кожей чувствовала опасность, хотя не было ни скрипа половиц, ни сквозняка, какой обычно возникает, когда открываются двери. Самым пугающим было то, что я вообще ничего не слышала: ветер стих, трубы отключенной на ночь обогревательной системы не гудели, даже ночные птицы, которые на Шетландских островах какие-то особенно говорливые, казалось, решили передохнуть. Меня окружала мертвая тишина. Мрачная, непроницаемая, пугающая тишина.

Необходимо было заставить себя отбросить одеяло, вскочить, напугать незваного гостя, бороться за свою жизнь, в конце концов. Но я не могла. Я продолжала беспомощно лежать, абсолютно беззащитная, не в силах пошевелиться. Меня словно парализовало. Я даже не могла открыть глаза. Не знаю, сколько времени я так пролежала. Мне казалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле это продолжалось не дольше нескольких минут. А потом я почувствовала едва уловимое движение воздуха, и атмосфера в комнате изменилась.

Сидя в постели, я озиралась по сторонам. В комнате было темно, гораздо темнее, чем обычно. Летние ночи на Шетландских островах всегда светлые, но эта ночь была исключением. Я пристально вглядывалась в черные тени, сгустившиеся в углах, но в комнате не было никого и ничего чужеродного, ничего такого, чего в ней не должно было быть. Кроме запаха.

Я слышала собственное учащенное дыхание – короткие, судорожные вдохи – и пыталась заставить себя дышать нормально, через нос. Мне нужно было убедиться, что чужой запах не является плодом моего воображения. Принюхавшись, как парфюмер, дегустирующий новые духи, я поняла, что обоняние меня не обмануло: в комнате явственно ощущался запах пота. Каким бы слабым он ни был, его невозможно было ни с чем перепутать. Кроме того, в воздухе пахло сигаретным дымом. Нет, это не был запах курильщика, скорее человека, который прошел через прокуренную комнату. Было и еще кое-что: еле уловимый аромат то ли корицы, то ли имбиря напомнил мне о шкафчике для специй в кухне матери. Ошибиться было невозможно. Каждый день я десятки раз ощущала похожий запах. В коридорах больницы, в транспорте, на улице. В моей спальне пахло обыкновенным, среднестатистическим мужчиной.

Но какого черта этот мужчина делал здесь среди ночи?

И это было не единственной странностью. Продолжая всматриваться в окружающие тени, я увидела, что дверь в спальню слегка приоткрыта. Возможно, кому-то это может показаться странным, но я не могу заснуть, если в комнате есть хотя бы одна открытая дверь. Причем это касается не только дверей в коридор и ванную, но и дверец шкафов. Дункан постоянно подшучивал надо мной по этому поводу. Я и сама готова была посмеяться над собой, тем не менее неизменно закрывала все двери, прежде чем лечь спать.

Оцепенев от страха, я сидела в кровати и напряженно вслушивалась в окружающую тишину. Ничего. Рядом со мной, на прикроватной тумбочке, стоял телефон, и я была абсолютно уверена в том, что полиция тотчас же приедет на вызов. По крайней мере, Дана точно приедет. Но что я им скажу? Пожалуюсь на посторонний запах? На приоткрытую дверь?

Я заставила себя выбраться из кровати, пытаясь вспомнить, как рекомендуется поступать в подобных ситуациях. Вести себя тихо или, наоборот, поднимать шум? Может быть, снять трубку телефона и сделать вид, что я звоню в полицию? Я подошла к двери и резким движением распахнула ее. Коридор был пуст. Правда, там было еще четыре двери. Три из них вели в гостевые спальни и одна в большую ванную комнату. Внизу скрипнула половица.

Я опрометью бросилась назад в спальню, распахнула дверцы шкафа и потянулась к верхней полке. Нащупав нужный предмет, я достала его, проверила, на месте ли металлический штырь, и, выставив его перед собой, как это делают с пистолетами в телевизионных фильмах, вышла в коридор. Дойдя до лестницы, я остановилась. В руках у меня был так называемый «гуманный убийца».[4]4
  [iv] «Гуманный убийца» – пистолет для безболезненного умерщвления животных. Оружие приставляется ко лбу или виску животного и под действием пневматики или холостого заряда выстреливает длинным железным штырем прямо в мозг.


[Закрыть] Этому топорному, малоэффективному приспособлению из железа и меди было несколько десятков лет. Оно принадлежало еще моему дедушке и предназначалось для того, чтобы добивать раненых или очень старых лошадей. Дункан много раз умолял меня избавиться от этого монстра, но я никак не могла с ним расстаться, и теперь была очень этому рада. Правда, толк от него мог быть только в том случае, если стрелять в упор, но ведь мой незваный гость этого не знает. Главное, имея даже такое несуразное оружие, я почувствовала себя гораздо увереннее и набралась смелости для того, чтобы спуститься вниз.

Я проверила входную дверь. Закрыта и заперта на ключ. Я распахнула дверь в столовую и быстро огляделась по сторонам. Никого. Наша просторная гостиная располагалась по другую сторону холла. В ней стояли три больших дивана, за которыми мог спрятаться кто угодно. Я осторожно шагнула внутрь.

Вдруг до меня донесся звук бьющегося стекла, топот удаляющихся шагов и скрип открывающейся задней двери. Бросившись на кухню, я нащупала выключатель и включила свет. Плиточный пол был усеян осколками большой вазы, которую я поставила слишком близко к краю стола. Сквозь распахнутую настежь заднюю дверь в дом ворвался поток холодного ночного воздуха. Подбежав к двери, я быстро закрыла ее, заперла на ключ и задвинула оба засова.

Убедившись, что дверь надежно заперта, я повернулась к телефону и вдруг заметила, что дверь в подвал открыта и там горит свет. В три шага я оказалась возле каменных ступеней.

Я не собиралась спускаться вниз. Наш подвал достаточно жуткое место даже в дневное время. Но внизу, у основания каменной лестницы, лежал какой-то предмет, которого там определенно не должно было быть.

Завернутый в ткань предмет был размером с грейпфрут. Конечно, нас разделяло несколько метров, и освещение оставляло желать лучшего, но я не сомневалась в том, что ткань цвета слоновой кости была льняной. И на ней проступали алые пятна.

Я понимала, что нужно немедленно, сейчас же звонить в полицию, но ноги сами несли меня вниз. Один шаг, другой. Всего восемь каменных ступеней, и я уже внизу, рядом с загадочным предметом. Не прикасаясь, я присела на корточки, чтобы получше его рассмотреть.

Алые пятна были мокрыми. Какая-то красная жидкость просачивалась сквозь льняную ткань и стекала на каменный пол подвала. Я протянула руку и осторожно коснулась округлого свертка, почему-то ожидая, что он окажется теплым. Но он был совершенно холодным, а запах… запах оказался для меня полной неожиданностью. Я взяла сверток в руки и развернула льняную ткань. Часть содержимого рассыпалась по полу. Я смотрела на то, что осталось у меня в руках.

Это была клубника.

Не земляника – сейчас был не сезон, – а обыкновенная садовая клубника, которую можно купить в любом супермаркете и овощном магазине. Почти все нежные ягоды были смяты и раздавлены. Отсюда и сочащаяся сквозь льняную ткань красная жидкость, и сладкий летний запах. Опустившись на колени у входа в тускло освещенный подвал, я смотрела на алые ягоды и злилась, что позволила какому-то мерзавцу так напугать себя. Но теперь страх исчез без следа, сменившись холодной яростью. Сунув пистолет под мышку, я сгребла упавшие ягоды, поднялась на ноги и пошла наверх. Поднявшись по ступеням, я закрыла дверь в подвал и повернулась, собираясь подойти к телефону.

Но застыла на месте. Я не двигалась и, кажется, даже не дышала. В глазах потемнело, но я все равно была не в силах отвести их от того, что лежало прямо передо мной. На мгновение мне даже показалось, что я потеряла рассудок. Это было абсолютно невозможно. Ведь я была здесь всего пару минут назад и никак не могла не заметить… этого… на кухонном столе.

Сверток с клубникой упал на пол, и ягоды рассыпались по полу. Я даже чуть не выронила «гуманного убийцу», но вовремя успела подхватить его. Отвернувшись от жуткого зрелища, я бросилась к телефону, споткнулась, с трудом удержала равновесие, схватила трубку, выбежала из кухни, пересекла холл и рванула на себя дверь туалета. Оказавшись внутри, я заперлась на смехотворно хлипкую задвижку и села на пол, прислонившись спиной к двери и упершись ногами в противоположную стену. Потом, с трудом подавляя приступы тошноты, я набрала номер полиции.

Глава 12

Полиция приехала через двадцать минут, и все это время я была не в силах сдвинуться с места. Мне было холодно, но это была не главная причина того, что меня била дрожь. Приступы тошноты следовали один за другим. К счастью, пока мне удавалось сдерживаться. Я позвонила на мобильный Дункана, но тот был выключен. Сообщение я оставлять не стала, потому что не представляла, что можно сообщить в такой ситуации.

Больше всего на свете мне хотелось позвонить папе. Рассказать ему о том, что произошло, и услышать успокаивающие слова. Четыре раза я начинала набирать телефон родителей и каждый раз не решалась нажать последнюю цифру. Чем мог помочь мой бедный папа? Он был за сотни километров от меня.

Наконец я услышала, как к дому начали подъезжать машины, и заставила себя подняться, чтобы открыть дверь. Энди Данн лишь мельком взглянул на меня и отправил в гостиную в сопровождении женщины-констебля. Откуда-то появилось одеяло, и я сидела, завернувшись в него, продолжая дрожать и пытаясь отвечать на вопросы, которые мне задавали. Из кухни до меня донесся изумленный возглас Данна и ругательства сержанта, который его сопровождал. Даны с ними не было. Потом я услышала, как инспектор разговаривает с кем-то по рации:

– Да, имело место незаконное вторжение. Кто-то проник в дом. На кухонном столе оставили какой-то орган. Похоже на сердце… да, похоже на человеческое… да…

Поднявшись на ноги, я направилась в кухню, не обращая внимания на констебля и детектива, которые пытались меня остановить. Сердце пока никто не трогал. Поблескивая, оно лежало на прежнем месте, в луже крови. Сильный, тошнотворный запах заполнил кухню. Я сразу почувствовала металлический привкус во рту и старалась дышать не очень глубоко.

– Не думаю, что это человеческое сердце, – сказала я.

Данн перестал разговаривать по рации, пробормотал что-то насчет того, что свяжется позже, и отключился.

– Не думаете? – переспросил он.

Мне показалось, что инспектор бледнее обычного, но это могло быть всего лишь следствием того, что его вытащили из постели посреди ночи. Запинаясь, я начала объяснять:

– Сначала я тоже так подумала, но потом, когда прошел первый шок…

На самом деле я пока ничего не могла утверждать наверняка. Необходимо было все проверить.

В кухню зашел еще один полицейский.

– Никаких следов взлома, Энди. Все замки и окна целы.

Данн кивнул ему и повернулся ко мне.

– Тогда чье же оно? – спросил он. – Какого-то животного?

Я судорожно сглотнула:

– Можно, я его взвешу?

Данн заколебался. Бросив быстрый взгляд на сержанта, он нерешительно сказал:

– Я не уверен, что…

– Вам все равно понадобится врач, чтобы определить, кому оно принадлежит, – перебила я его. – Так почему этим врачом не могу быть я?

Инспектор промолчал. Я подошла к стулу, на котором оставила свой рабочий чемоданчик, порылась в нем и достала упаковку с хирургическими перчатками. Потом взяла кухонные весы и перенесла их на стол.

– Сердца млекопитающих очень похожи по своей структуре, – начала комментировать я, стараясь говорить как можно профессиональнее и понимая всю тщетность своих стараний. – От них отходят пять основных трубок, которые называются магистральными сосудами: верхняя и нижняя полые вены, два легочных ствола и аорта.

Я перевернула сердце. Кровь, уже начавшая свертываться, снова полилась и забрызгала стол. Женщина-констебль, которая следом за мной пришла в кухню, вскрикнула. Сжав зубы, я сделала глубокий вдох и продолжила:

– Само сердце состоит из двух камер, правого и левого желудочка, причем левый значительно больше правого. Стенки обоих желудочков очень плотные и мускулистые. Имеются также правое и левое предсердия. Вот они.

– Вам совсем не обязательно… – начал Данн, но я не собиралась замолкать. Необходимо было доказать всем им, и себе в первую очередь, что меня нельзя напугать – по крайней мере, дольше чем на несколько минут – вещами, которые мне, в силу моей профессии, очень хорошо знакомы, которые я видела и трогала бессчетное количество раз. Взяв сердце в руки, я положила его на весы.

– Человеческое сердце обычно весит двести пятьдесят-триста пятьдесят граммов, – объяснила я. На дисплее появились цифры – 345 граммов.

– В пределах нормы, – сказал Данн.

– Да, – согласилась я. – И, конечно, существует ничтожная вероятность того, что это сердце крупного взрослого мужчины. Он должен быть под два метра ростом и мощного телосложения. Но если бы мне пришлось биться об заклад, я бы поставила на то, что это сердце большой свиньи.

Облегчение, которое все присутствующие испытали после моих слов, было настолько сильным, что казалось материальным. Мы с констеблем и детективом вернулись в гостиную, и они снова начали расспрашивать меня. Приехали еще несколько полицейских. Они посыпали все вокруг порошком, чтобы снять отпечатки пальцев, походили вокруг дома с собаками и забрали сердце и клубнику. Даны по-прежнему не было.

Энди Данн зашел в гостиную и сел рядом со мной на диван. Когда он заговорил, его голос звучал почти ласково:

– Вам нужно хорошенько отдохнуть. Я оставлю здесь двух констеблей. Они будут дежурить до утра, так что можете спать спокойно.

– Спасибо, – пробормотала я.

– Дункан возвращается в субботу?

Я кивнула.

– Возможно, вам стоит договориться с кем-то из знакомых, чтобы они побыли с вами завтра. Я почти уверен, что это просто чья-то грубая шутка, но мне не нравится, что этот шутник смог так легко проникнуть в дом, даже не взломав замков. Мы проверим, у кого могут быть ключи. И я бы посоветовал вам сменить замки.

Я снова кивнула.

Данн протянул руку, слегка заколебался, как будто не знал, что делать дальше, но в конце концов легонько похлопал меня по плечу и встал.

– Постарайтесь хорошенько отдохнуть, мисс Гамильтон, – повторил он.

После того как Данн ушел, я поднялась к себе в спальню, Размышляя над тем, что если это действительно чья-то шутка, то у нашего шутника весьма специфическое чувство юмора. Кроме того, в отличие от инспектора, я не считала все произошедшее шуткой. Было похоже на то, что кто-то хотел напугать меня до смерти.