Текст книги "Внебрачный ребенок"

Шэрон Кертис, Том Кертис
Внебрачный ребенок

Пусть ваш крючок всегда будет заброшен. Даже в пруду – там, где вы меньше всего ожидаете, может оказаться рыба.

Овидий

Посвящается Кэтлин Петерсон Блэксли. Скучаю по тебе, мама.

Глава 1

Лондон, 1818 год

Все началось днем, когда она шла с членами Общества (или Клуба) справедливости к ручью ловить рыбу и готовить план похищения. Точнее, все началось тогда, когда члены общества спорили о том, следует это называть похищением или нет.

Вместе они являли собой саму демократию, потому что спорили не переставая.

Люси устроилась на мягкой травке на пригорке возле ручья, прислонилась спиной к шершавой коре старой ивы, и забросила леску с наживкой в воду, тихо струящуюся между теплых плоских камней. Когда солнце стало слепить глаза, Элф молча протянул ей запыленную треуголку, которую Люси надвинула до самых бровей. Спать совсем не хотелось.

Они собирались здесь уже десять лет подряд, с того лета, когда ей исполнилось семь и все они повстречались в толпе на оживленной площади.

– Ты не можешь внести вспомогательное предложение о замене формулировки «похищение лорда Кендала» на «принятие мер по воспитанию в лорде Кендале чувства ответственности», – сказал стоящий слева от нее Элф, жонглируя морскими ракушками и апельсинами, – Поскольку главный вопрос уже рассмотрен, ты не можешь ставить его на обсуждение снова на том же заседании, если только не внесешь предложение по пересмотру. А поскольку ты внесла предложение по пересмотру, ты не можешь возобновлять обсуждение вопроса, если в него не вносили поправки во время предыдущего пересмотра.

Хотя Джордж Пеннингтон, пятый граф Райдал (в настоящее время он сидел, погрузив тощие волосатые ноги по колено в илистое дно ручья), не был и не собирался становиться знатоком парламентской практики, как Элф, он все же сказал:

– Хорошо, я вношу предложение: «Аннулировать первоначальное предложение».

Шарлотта посмотрела на него с сожалением.

– Джордж, ты не можешь внести предложение «Аннулировать», потому что я уже внесла предложение «Отложить», а предложение «Отложить», если в него не вносили поправки, главнее всех других предложений.

– За исключением предложения назначить срок, до которого следует отложить, – уточнил Элф.

Но оказалось, это не слишком помогло, потому что Джорджу тут же пришло в голову сказать:

– Я вношу предложение: если заседание откладывается, то оно должно быть возобновлено сразу же после истечения срока, на который было отложено.

В тишине, последовавшей за этим высказыванием, Люси слышала, как в кустах над ее головой поет коноплянка, как плещется вода в ручье. Легкий ветерок качал сережками ивы. Из-за облака показалось солнце, и Люси почувствовала, как, пробившись сквозь листву, оно греет ей ноги и живот.

Лондон, грязный шумный Лондон, был сразу за воротами парка, но ей казалось, что он где-то далеко. «Я хочу, чтобы моя жизнь всегда оставалась такой, – подумала она. – Ничто не заставит меня пожелать вырасти и стать взрослой женщиной». Перед ее глазами возникла изумительная улыбка Генри Лэмба – никогда, правда, не адресованная ей, – и была вежливо, но твердо отогнана прочь.

Рупа, еще один член группы, высказалась примерно так:

– Мочало абы вывесить и пудрить остаток волос за одолжение положить.

Поскольку все в обществе за эти годы достаточно научились понимать ее тарабарский язык, всем было ясно, что на самом деле она сказала «Сначала надо выяснить, будет ли у нас достаточно голосов, чтобы проголосовать за предложение „Отложить“.

Граф презрительно, хоть и добродушно фыркнул.

– Ты же знаешь, что у нас не хватит голосов, чтобы принять предложение «Отложить». Решающий голос у Люси, а она ни за что не захочет откладывать, пока не выловит какого-нибудь червивого гольяна, чтобы сварить из его головы суп.

Пахнущий апельсинами ветерок коснулся щек Люси. Элф приподнял край треуголки, чтобы посмотреть ей в лицо.

– Так как, Люси? – спросил он. – Ты за то, чтобы отложить?

Элф вырос и стал самым красивым среди них. Даже с повязкой на глазу. Вы бы никогда в это не поверили, зная, какое у него было ужасное детство. Теперь у него были красивая, дразнящая улыбка, блестящие каштановые волосы, отпущенные по последней моде, благородные черты лица и ловкие руки. Он, сын странствующего торговца, выглядел как аристократ, тогда как Джордж, урожденный пэр, походил… да, походил скорее всего на мелкого служащего.

Граф был худым блондином с ястребиным носом, и ничего в его внешности с годами не изменилось, за исключением того, что волосы стали темнее, а вся фигура более нескладной. Джордж имел вид ученого, а душу бездельника, что на протяжении его жизни многократно подтверждалось.

Шарлотта, изящная маленькая брюнетка, смотрела сквозь очки в тетрадь для записей, раскрытую у нее на коленях, пыталась разобраться в мешанине резолюций, предложений, уточнений и решений, принятых на сегодняшнем заседании.

Рупа, перехватив у Элфа один из апельсинов, принялась есть его прямо неочищенным. Апельсиновый сок заструился у нее по подбородку и потек за лиф. Джордж не отрываясь смотрел на ее красивую грудь.

Шарлотта подняла голову.

– Люси, ты собираешься голосовать или будешь лежать здесь, как вареная почка?

– Она пытается решить, – сказал Элф, – что ей доставит больше удовольствия: завалить предложение Джорджа или сварить рыбный суп.

Рупа что-то сказала, и Люси не сразу поняла, что это означало «Если нужно выбирать между гордостью и рыбой, она выберет рыбу. Я немножко поколдую над ее наживкой, и она поймает такую большую рыбу, что ее придется тащить домой вчетвером. Тогда мы сможем отложить заседание». Она поняла это в тот момент, когда почувствовала, что удочка дернулась в ее руках.

Пальцы Люси крепко сжались.

Удочка дернулась с такой силой, что Люси чуть не вывихнула плечо.

Крепко держа удочку в руках, она вскочила на колени. Ее сердце стучало, как армейский барабан.

Прежде чем Люси успела сообразить, что случилось, она рывком подалась далеко вперед, опираясь на локти, да так и осталась лежать ничком, ошеломленная, с полным ртом торфа, ощущая, как корни деревьев упираются ей в ребра. Выплюнув траву, она взволнованно сказала:

– Действительно, очень большая.

Такая большая, что понадобились совместные усилия всех пятерых, чтобы вытащить рыбу на берег. Такая большая, что им пришлось тащить ее к дому Люси, положив в шаль Рупы. Рыба оказалась длиннее шали, а шаль была двухметровая.

Семь котов провожали их до самого дома и сидели, отчаянно мяукая, перед дверью, пока из окна комнаты Люси не выпрыгнул котяра Роджер, чтобы подраться с котами, поприставать к кошкам и со всей щедростью пометить зеленую крашеную дверь домика.

Глава 2

Их кухня была довольно скромной. Повсюду стояли корзинки с луком, зерном и картошкой, на полках теснились домашние, заготовки, а под потолком рядами висели веревки с сушеной садовой травой. Тяжело дыша и отдуваясь, все вошли в кухню и водрузили рыбу на мамин стол. По дороге до домика они продолжали спорить, но уже без всяких парламентских правил, после того как заседание было в спешке отложено.

Рупа что-то сказала, и все перевели как: «А что я говорила! Это замечательно! Замечательно! Волшебная рыба! Вы знаете, что это?»

– Осетр. И к тому же противозаконная добыча. – Джордж разглядывал рыбью голову. – Это рыба короля, Закон гласит, что если ты поймал ее, то должен вернуть королю. Вы же знаете, королю принадлежат все киты и большие осетры в пределах морей королевства.

– Может, он и принадлежит королю, – сказала Люси, – но я не смогу протащить его больше ни метра и уж, конечно, не собираюсь волочить его во дворец. Если король пожелает, пусть приходит на ужин. Элф, подай мне точильный камень.

В этот момент Рупа сказала:

– Это не осетр! Нет! Это волшебная рыба.

А Джордж заметил:

– Они плывут из Северного моря в пресные реки, чтобы размножаться. Вот почему их иногда находят в Тренте.

– Джордж, Люси поймала его не в Тренте. Она поймала его в ручье! Это волшебство! Внутри рыбы Люси наверняка найдет волшебный подарок, специально для нее!

– Внутри, – сухо заметила Шарлотта, – она найдет только кишки.

Внутри оказалась до безобразия грязная бутылочка с серебряной пробкой.

– Святая Богоматерь, – сказала Рупа, – это заколдованная бутылочка. Настоящая заколдованная бутылочка. Посмотрите. Люси, ты можешь загадать желание. Настоящее волшебное желание.

Мать Люси, которая с улыбкой поглядывала с клубничной грядки на всю компанию, когда та тащила огромную рыбу в кухню, именно в этот момент заглянула в окно.

– Я вижу, рыбалка удалась.

– Очень удалась, – сказала Рупа. – А внутри волшебная бутылочка, которая исполнит желание Люси.

Мать Люси нахмурилась.

– О нет-нет. Никаких желаний. Все, что нам нужно, мы просим у Бога. Ничего хорошего из загадывания желаний не выйдет. – И спросила у всех, улыбаясь: – Кто остается на обед?

Не обращая внимания на слова матери Люси, что из находки получится отличное приспособление, чтобы выпалывать корни плюща, Рупа вымыла бутылочку, тщательно осмотрела и поставила на подоконник, где она вспыхнула от яркого дневного света, как цветок мака.

Элф, взявший на себя задачу вытащить крышку, сказал:

– Посмотрите! Там внутри какая-то записка.

– Вытаскивай ее, – сказал Джордж и подскочил к нему. – В бутылке послание. Вот это да!

– Какая-нибудь реклама присыпки для ног, – сухо заметила мать Люси.

Но Джорджа не так-то просто было сбить с толку.

– Наверно, это послание от моряка. Моряка с потерпевшего крушение корабля!

– Да, в самом деле, – сказала Шарлотта, не поднимая головы от тетради, в которую что-то переписывала. – Корабль разлетелся в щепки где-то выше по ручью, и вся команда оказалась на острове, по-видимому, в Гайд-парке.

Не обращая внимания на Шарлотту, Джордж продолжал:

– Кто знает, откуда приплыл этот осетр. Он мог проглотить бутылку где-нибудь в открытом море. Я как-то читал книгу о моряке, потерпевшем кораблекрушение, который написал углем на кусочке абажура слово «помогите» и пустил в бутылке по морю…

Люси уже понимала, что Джорджа сейчас ждет громадное разочарование, и попыталась осторожно предотвратить его.

– Что толку писать «помогите» и бросать в море? Если кто-нибудь и найдет послание, как он узнает, где нужна помощь?

– Здесь не «помогите», – сказал Элф, вытаскивая за кончик записку. – Здесь говорится… Шарлотта, позволь взять у тебя свечу… спасибо. Здесь говорится… Мне кажется, здесь написано: «Будь собой, и твое желание исполнится. Не лети мотыльком на огонь».

В наступившем смущении и тишине Люси увидела, как мать спрятала улыбку, прикрываясь полотенцем, которым вытирала посуду.

Рупа, похоже, была так же заворожена, как и Джордж. Она сделала рукой жест, будто разгоняла злые чары.

– Это магическое заклинание. Настоящее магическое заклинание. Вероятно, очень древнее. И очень действенное. Даже опасное, – Нет, нет, – сказал Джордж. – Это своего рода шифровка. Совершенно точно, шифровка. Ты права, Люси. Никто из потерпевших кораблекрушение не напишет слово «помогите» и не бросит в бутылке в море. Какой в этом смысл? А на самом деле, – продолжал он, все больше возбуждаясь, – он зашифрует свой крик о помощи!

Шарлотта оторвалась от тетради.

– Господи, зачем же он это сделает?

– Из-за пиратов.

Люси видела, что мама не отрывает полотенца от лица.

– Только подумайте, – сказал Джордж. – Вы оказались на необитаемом острове. Написали записку и бросили в бутылке в море. Что дальше? На нее могут наткнуться пираты, найти ваш остров, и ваше положение станет еще хуже, чем было. Поэтому нужно зашифровать послание.

– Джордж, как ты можешь быть так глуп? – удивилась Рупа. – Это заклинание. Оно всегда так пишется. В какой еще записке будет сказано: «Не лети мотыльком на огонь»?

Открывшаяся дискуссия о поведении мотыльков продолжалась до тех пор, пока мать Люси решительно не выставила всех из дома.

Глава 3

Осетр рубленый в соусе из омаров. Осетр а-ля святой Марцелл. Пудинг из осетра. Осетр тушеный со сливками. Осетр в каперсовом соусе. Эту неделю они запомнят надолго. Каждый вечер все друзья собирались на обед, и еще оставалось на завтра.

Люси ничего не желала.

Лишь когда был съеден последний лакомый кусочек и кот Роджер утянул кусок хребта, Люси вспомнила, с каким осуждением ее мать отнеслась к загадыванию желаний, потому что чуть ли не пожелала ловить осетров каждую неделю. Но она вовремя остановилась.

Остановилась не потому, что верила в слова Рупы о волшебстве бутылочки. Рупа часто применяла то или иное колдовство, и Шарлотта уже вывела формулу, сравнивающую успешность результата колдовских опытов Рупы с тем, что может получиться по чисто математической вероятности. Получалось, что при участии Рупы число неудач превосходило то, что предсказывала теория Вероятности. Другими словами, у вас было больше шансов успешно решить проблему, ничего не делая и доверившись случаю, чем если обратиться к Рупе.

Значит, это волшебная бутылочка или нет?

Нет.

Но осторожность лучше поспешности. Как уже много раз в своей жизни, Люси была благодарна матери за ее здравый смысл. Люси считала мать женщиной храброй, решительной и мудрой. И очень любила ее.

Мать Люси, урожденная мисс Лаура Хибберт, в молодости пережила большое разочарование. Если оставить красивый стиль, то в двадцать лет она родила ребенка в безбрачии, что случилось вскоре после того как умер ее любовник, и произошло это при самых скандальных и унизительных обстоятельствах, которые только можно себе представить.

Когда кто-нибудь спрашивал Лауру о семье, она обычно отвечала, что ее бросили. Это была не совсем правда. На самом деле случилось вот что. После того как Лаура объявила родителям и братьям-сестрам, что ждет ребенка, она продала картину Боттичелли, которую ей подарил дедушка по случаю ее конфирмации, и на вырученные деньги отправилась в Лондон, где купила коттедж и стала воспитывать Люси. Поскольку родители все же пытались помогать дочери и посылали деньги, что было ей крайне неприятно, Лаура сама решила разорвать отношения с семьей и никогда больше с ней не виделась.

С этого дня для Лауры начался золотой век свободы. Она знакомилась с новыми соседями со словами: «Я мисс Лаура Хибберт, незамужняя мать. А это мое безвинное дитя, Люси. Вы можете отвергнуть нас, если хотите, но это будет не по-христиански».

Она посвятила всю себя дочери, своему саду и созданию организации помощи другим нуждающимся женщинам. А по вечерам – занятиям с детьми, которые платили ей по два пенса в неделю за право посещать их. Сотни беднейших лондонских детей научились читать, писать и считать, сидя у нее на коленях. Некоторые остались с ней на многие годы, например, Элф, Шарлотта и Рупа.

Люси не могла вообразить, что у кого-то может быть лучшее детство, чем у нее: множество друзей, игры, разумные похвалы, мудрые наставления и рыбалка. А теперь впереди их ждало еще и похищение.

Люси не чувствовала, что к ней подкрадывается несчастье.

Она с удовольствием отметила, выходя прохладным утром в четверг с мамой на прогулку, что в мире нет такой вещи, которую она могла бы пожелать.

Может, пожелать, чтобы рассеялся густой утренний туман? Туман окутал город. Превратил огни уличных фонарей в жемчужинки. Начистил до блеска камни мостовой.

Мимо прохлюпали колеса невидимой рыночной телеги, стук копыт прозвучал приглушенно и таинственно.

– Держу пари, мы будем одни в Гайд-парке, – бодро сказала мать.

Люси подумала: «Было бы очень хорошо, если бы весь Гайд-парк принадлежал только нам, но я не буду этого желать». Она была рада, что может принять такое нравственное решение. По правде говоря, она почувствовала, как довольна собой, и ей стало немного неловко. Она даже забеспокоилась, что становится самодовольной, но тут они вошли через ворота в парк.

В парке было пусто. Люси слышала только шелестящий звук падающих листьев и шорох мокрой травы у них под ногами. К тому моменту, когда они с матерью взобрались на южный холм, туман стал таким густым, что невозможно было различить даже горшки с геранью, недавно выставленные вдоль дороги. Тополя впереди казались неясными величавыми гигантами.

Весь мир словно встал на цыпочки и ушел, оставив ее с матерью одних плыть в густом серебристом море, заглушающем любые звуки. Люси старалась не думать, что в этих танцующих занавесях молочноватой влаги есть что-то таинственное. И старалась не пожелать, чтобы парк был менее пустынным.

Затем, среди нависшей тишины, Люси услышала громкий гортанный женский смех. На удивление близко.

Она остановилась и быстро обернулась.

Но не увидела ничего, кроме дрожащей пелены тумана.

Ее мать тоже остановилась и замерла, как лань, разглядывающая окрестности. Потом прошептала:

– Не смотри, Люсинда. То, что ты увидишь, отвратительно.

Но словно какая-то сила держала Люси, не давая отвернуться.

Пелена разорвалась словно паутина перед рощицей священных деревьев с маленькими белыми цветочками. А под ветвями – молодой мужчина, держащий в объятиях женщину.

Вечернее платье из золотистого шелкового тюля на женщине намокло и было распахнуто. Отяжелевшее от влаги, с прилипшими к нему травинками, оно упало бы с ее обнаженных плеч, если бы не приподнятые руки дамы, которыми она цепко держалась за молодого мужчину. Волосы женщины тоже намокли и растрепались – черные красивые волосы.

Люси не бывала в светских кругах. И не знала эту женщину.

Но мужчина!

Генри Лэмб.

Никто не смог бы забыть такое лицо. Все говорили, что у него самое очаровательное лицо во всем Лондоне. Генри Лэмб. Вызывающий трепет, бессовестный Генри Лэмб.

Люси видела его единственный раз в жизни, после чего на протяжении нескольких месяцев прилагала все усилия, чтобы перестать думать о нем. Однажды, два года назад, она стала свидетелем самого наивного, бесшабашного поступка, какой только можно придумать.

Это случилось в тот день на святках, когда по английскому обычаю слуги получают подарки. В то ужасно морозное зимнее утро они с матерью отправились в трущобы ухаживать за ребенком с сыпным тифом. Ночью у малыша был приступ лихорадки, а теперь он мирно спал. Мать Люси тоже заснула, прислонясь к спинке кресла посередине комнаты.

Вместе с миссис Магру, матерью больного ребенка, Люси смотрела сквозь замерзшее окно, как два мальчика-попрошайки подошли к молодому мужчине. Элегантный, взъерошенный, потрясающе красивый Генри Лэмб был тогда неизвестен Люси, но миссис Магру уже пару раз видела, как он проходил мимо в компании повес, зарабатывающих на петушиных боях.

Люси вскочила со стула, готовая схватить шаль и мчаться на улицу, чтобы вмешаться. Обычно молодые щеголи отбиваются от попрошаек тростью, небезосновательно опасаясь за свои карманы.

Но миссис Магру удержала ее.

– Остановись. Ты видела такое? Нет, вы только посмотрите!

Генри Лэмб опустился перед детьми на корточки и разговаривал с ними, опустошая свои карманы. Смятые банкноты, золотые монеты, серебряные, бронзовые. Все. По-видимому, весь его ночной выигрыш. А когда в карманах ничего не осталось, он отдал им часы, снял с пальца золотое кольцо и даже оторвал от жилета позолоченную пуговицу и тоже отдал детям. Наконец, он утер им носы своим шелковым платком и сунул его в карман пальто самого маленького мальчика. И после этого пошел прочь с хитроватой улыбкой на лице, а Люси потом пришлось усердно потрудиться, чтобы стереть ее из памяти.

Генри Лэмб.

Известный своей чарующей внешностью не меньше, чем позором, который навлек на свою семью.

И каким-то образом в этот нелепый, скандальный момент, когда она с матерью вдруг столкнулась с ним в окутанном туманом парке, где он, вне всякого сомнения, недвусмысленно компрометировал женщину, случилась ужасная вещь.

Люси почувствовала, что это произошло. Крошечное желание выскользнуло наружу. Ужасное, неодолимое, непристойное желание. Почему-то, сама не могла понять как, но она почувствовала, что желает быть той полуодетой женщиной в его объятиях.

Она тут же поняла, что это вспыхнувшее в ее мозгу желание надо затоптать, как огонь в траве. Затоптать желание. Со всей силой затоптать. Раздавить в нем жизнь.

Но странное звенящее чувство начало распространяться по ее телу. Горячие иголочки. Холодные иголочки. Люси почувствовала, что у нее кружится голова и ей вот-вот станет дурно.

Она бросилась из парка.

Мать поймала ее у самых ворот.

– О, бедняжка Люси. Как это ужасно. То, что тебе пришлось увидеть. К тому же перед завтраком. Если тебя это утешит, я видела, что они были так поглощены друг другом, что даже не заметили нас.

Люси обнаружила, что это нисколько не утешает. Ни капельки.