Текст книги "Кошмар перед Рождеством. Салли и похититель грёз"

Два других младенца тоже замолкают и удивлённо глядят на меня круглыми глазками. У всех троих на лицах такое выражение, будто они впервые рассматривают ночное небо.

– Отличная работа, – довольно кивает их мать. – Обычно этих разбойников можно утихомирить только с помощью сладостей, но вы их точно заинтересовали.

Она убирает коробку с меренгами в корзинку для покупок.

– Они купидоны? – Я не могу удержаться от вопроса. Мне ужасно интересно, почему этих малышей уложили в коляску, когда другие летают по городу с крошечными луками в руках.

– Станут, когда у них вырастут крылья, – отвечает дама и наклоняется, чтобы поправить белую сорочку с рюшами одного из младенцев. – Самого сладкого вам дня, – с улыбкой желает она нам и собирается уходить.

Стоит малышу отпустить мой палец, как он издаёт беспокойный писк, а потом начинает кричать. Но его мать невозмутимо толкает коляску перед собой, напевая своим купидончикам нежную колыбельную.

Интересно, станем ли мы с Джеком когда-нибудь родителями? Услышим ли в своём доме детский смех?

Мальчики-скелеты, скатывающиеся по перилам винтовой лестницы; девочки – тряпичные куколки, у которых то и дело распускаются нитки, так что приходится без конца пришивать им пальчики на ногах или руках. Счастливая мрачная семейка!

Джек срывает розу удивительного пыльно-сиреневого цвета, растущую рядом с кондитерской, и протягивает мне.

– Для королевы города Хеллоуина, – торжественно произносит он и кланяется с дурашливым видом.

Кажется, ему нравится, как это звучит. «Королева!» Но у меня от этого слова всё внутри содрогается. И всё же я беру цветок и подношу к лицу, ощущая нежный аромат и шелковистое прикосновение лепестков.

Джек снова переплетает свои пальцы с моими и увлекает меня прочь от центра города по извилистой тропинке. Она ведёт через заросли усыпанных цветами кустов к широкой спокойной реке.

У берега четыре небольшие лодочки покачиваются на волнах. Джек забирается в одну из них, у неё на боку нарисовано сердечко лавандового цвета, и поднимает весло.

– Не уверена, что нам можно, – с сомнением произношу я. – Мы же не знаем, чья это лодка.

– Мы просто возьмём её на время, – отвечает он и хитро мне подмигивает.

Я не могу удержаться и улыбаюсь ему в ответ. Джек протягивает мне руку и помогает усесться рядом с ним.

Мы медленно отплываем от берега, я опускаю руку в реку, но вода оказывается густой, словно тина.

– Что это? – удивляюсь я.

Джек проводит кончиком пальца по речной глади и пробует воду на вкус:

– Шоколад.

Тогда он снова макает в него палец, подаётся вперёд и осторожно дотрагивается до моего носа. Я смеюсь, зачерпываю целую горсть тёплого растопленного шоколада и выплёскиваю на своего мужа. Джек успевает увернуться, но я уже отправляю в его сторону вторую порцию, которая попадает точно в цель и растекается по его белоснежному лицу. Мне становится ужасно смешно, и я хохочу как никогда в жизни, надеясь, что мои швы выдержат и не разойдутся все разом.

Джек тоже смеётся, а я перелезаю через узкую скамейку, разделяющую нас, и целую его в губы, ощущая приторную сладость тёмного шоколада.

– Спасибо, что привёл меня сюда, – шепчу я ему.

Он улыбается.

– Мы можем вместе исследовать остальные города-праздники, как король и королева.

Он нежно проводит рукой по моей льняной щеке и целует меня.

Но у меня в ушах всё звенит это слово – «королева». Оно острым шипом вонзается в мою льняную плоть, впивается глубже и глубже. Я не могу спокойно принять это обращение.

– Никак не привыкну, – тихо признаюсь я, прислоняясь к деревянному борту.

– К чему? – Джек направляет лодку на центр реки.

– К титулу.

Джек кладёт вёсла, позволяя течению нести нас по каналам города Дня всех влюблённых вдоль набережных, где выстроились уютные кафе, кондитерские магазины и лавки с поздравительными открытками ручной работы.

– В городе Хеллоуина ещё никогда не было королевы, – мягко произносит он, проводя костяным пальцем по шву на моей ладони. – Ты первая. – Его тёмные бездонные глаза смотрят прямо на меня, и в этом взгляде я нахожу утешение, которое раньше нигде не встречала. – Теперь ты королева всего города Хеллоуина.

Я прикусываю губу и опускаю подбородок.

– Но что, если я не знаю, как быть королевой? Что, если я всё делаю неправильно? – Я смотрю на Джека сквозь ресницы, боясь встретить его взгляд. – Руби Валентино держится просто безупречно, не уверена, что смогу стать такой же.

Джек смотрит на меня с улыбкой.

– Но ты не королева города Дня всех влюблённых, ты королева города Хеллоуина, – говорит Джек и заглядывает мне в глаза. Его улыбка становится всё шире. – И поскольку ты самая первая королева, то можешь сама решить, как будешь править. – Он целует мою ладонь, а затем снова поднимает глаза на меня. – Ты – Тыквенная королева, Салли, и можешь поступать так, как считаешь правильным.

Я киваю, пытаясь поверить в его слова. Мне это необходимо. Потому что сомнения, бурлящие во мне, похожи на могильных жуков, роющих тоннели на кладбище. Они рвут меня на части.

Джек придвигается ближе, чуть качнув нашу лодку, и снова целует меня. На короткое мгновение прохлада его губ успокаивает мои мечущиеся мысли. Он целует меня настойчивее, проводит ладонью по спине вдоль позвоночника, и я всем телом ощущаю, как мы близки – моя тканевая плоть крепко-накрепко связана с холодом его костей. Его пальцы находят мою шею, плечи, и я чувствую, как таю, утопаю в его прикосновениях. Как будто он никогда меня не отпустит. Как будто мы можем навсегда остаться в этом моменте, так и плыть без конца по этой шоколадной реке.

Я прошу себя забыть, кем должна быть.

Потому что сейчас я просто тряпичная кукла в лодке со скелетом, которого люблю. Безумно. Лихорадочно. Плыву по городу, где мой титул не имеет значения. Где никто не знает, кто я.

Наконец Джек отстраняется от моих губ, но я не открываю глаз, наслаждаясь искорками, вспыхивающими за моими нитяными ресницами. Я хочу притянуть его обратно к себе, сказать, чтобы он вечно держал меня в объятиях, но наша лодка мягко утыкается в отмель из шоколадных трюфелей недалеко от берега, так что ему приходится снова браться за вёсла.

Постепенно течение шоколадной реки уносит нас на окраину города, где шелестит небольшой лесок.

Я откидываюсь на нос лодки, позволяя руке свободно свеситься через борт, и наблюдаю, как Джек гребёт, размеренно повторяя идеальные взмахи руками, на его лбу блестят бисеринки пота. Я гляжу на безоблачное голубое небо и мечтаю остаться здесь, в городе Дня всех влюблённых, навсегда.

Два купидона резвятся над нашими головами, за ними тянется шлейф из блёсток в форме сердечек.

Мне так спокойно в тишине этого леса, где под пологом деревьев растут розовые тюльпаны, а на стволах вязов вырезаны сердца с именами влюблённых.

Джек + Салли. Навсегда.

* * *

Мы наблюдаем, как над городом тускнеет закат цвета розовой сахарной ваты, потягивая тюльпановое вино из хрустальных бокалов, а потом идём в наш коттедж и падаем на мягкую кровать, застеленную пуховой периной. Наши пальцы сплетены, Джек читает мне глупые любовные стихи и сам над ними смеётся. От счастья у меня перехватывает дыхание – это, без всяких сомнений, самый идеальный момент за всю мою жизнь. Я хочу, чтобы это длилось вечно. Чтобы всегда были только Джек и я, вместе до скончания времён.

Но когда мы наконец засыпаем, сон мой неглубок и беспокоен.

Мне снится город Хеллоуина, окутанный всеобъемлющей тьмой. Я в одиночестве брожу по улицам, пытаясь найти знакомые здания, зову Джека, ищу его в полумраке нашего дома, в лаборатории доктора Финкельштейна, даже на Витом холме, где мы впервые поцеловались. Страх сковывает меня. В отчаянии я кричу, стоя в одиночестве в центре пустого города.

От этого крика, который ещё долго эхом раздаётся в моей груди, я резко просыпаюсь. Джек крепко спит рядом, укрывшись бледно-розовым одеялом, расшитым маленькими сердечками.

Я расслабляю сжатые от страха пальцы и переворачиваюсь на бок, чтобы посмотреть в квадратное окошко спальни. Тусклый пастельный свет пробивается сквозь деревья, наискосок падая на пол нашего маленького коттеджа.

Уже утро.

Но даже первые лучи солнца не способны прогнать липкий ужас кошмарного сна о тьме, притаившейся в закоулках города Хеллоуина.

Джек открывает глаза и нежно гладит меня по волосам.

– Доброе утро, жена, – мягко произносит он.

Я поворачиваюсь и гляжу в тёмные бездны его глазниц.

– Доброе утро, муж, – откликаюсь я.

Он притягивает меня к себе, и некоторое время мы лежим обнявшись. Я прислушиваюсь к его спокойному дыханию, не решаясь нарушить блаженную тишину и рассказать о странном сновидении, оставившем горькое предчувствие беды. Вскоре до нас начинают доноситься щебет птиц и шум просыпающегося города Дня всех влюблённых.

Наше свадебное путешествие подходит к концу.

После завтрака из блинчиков с карамельным сиропом Джек выносит из коттеджа наш чемодан, и мы неспешно идём к роще Семи деревьев.

Я чуть замедляю шаг и оглядываюсь на город, жадно вдыхая аромат песочного печенья и растопленного шоколада. У меня в руках роза, которую прошлым вечером мне сорвал Джек, но чем дальше мы уходим, тем быстрее она увядает. К тому времени как мы вернёмся в город Хеллоуина, лепестки облетят и от неё останется только высохший стебель.

Красота этого цветка предназначена только для этого мира.

– Готова вернуться домой? – с хитрой улыбкой спрашивает Джек, когда мы останавливаемся на поляне в кругу волшебных деревьев.

– Хотелось бы побыть здесь дольше, – признаюсь я.

Джек подходит к дверце, на которой вырезана оранжевая тыква, и берётся за ручку.

– До Хеллоуина всего две недели, – напоминает он. – Мы должны вернуться.

Я киваю и в последний раз поднимаю глаза на пышные кроны деревьев, усыпанные крошечными цветочками, которые треплет тёплый ветерок.

– Но мы обязательно вернёмся, – обещает Джек и протягивает мне руку.

Я боялась покидать город Хеллоуина, но теперь, спустя всего день, понимаю, что уже не хочу возвращаться обратно.

Тем не менее я беру Джека за руку и мы вместе шагаем в пустоту дверного проёма. Перед глазами проносится вихрь из крошечных тыковок, и спустя мгновение мы оказываемся в городе Хеллоуина.

Глава 2

– Они вернулись! – восклицает князь Вампир.

– Сколько вы встретили ведьм? – в унисон спрашивают сёстры-ведьмы, подбежав к нам с Джеком, едва мы выходим на главную городскую площадь. – Они такие же отвратительные, как мы?

– А там были ходячие мертвецы? – бормочет Мальчик-мумия сквозь бинты.

– Наверняка вам попадались красноглазые демоны вроде меня, – с уверенностью заявляет Крылатый демон.

– Не может быть, – качает головой Малец-мертвец. – Думаю, там все демоны – девчонки.

Я изо всех сил заставляю себя улыбаться толпе, которая подбирается всё ближе, выкрикивая бесконечные вопросы о том, что мы видели в городе Дня всех влюблённых. В висках стучит единственное моё желание – поскорее оказаться в тишине нашего дома на Черепушной горке, но Джек приветливо болтает со своими подданными, не обращая внимания на моё замешательство.

– Мы видели крылатых детишек, – говорит он и подмигивает Мальцу-мертвецу.

– У них были клыки? – спрашивает Крылатый демон.

– Или ядовитые рога? – предполагает Мальчик-мумия.

Джек качает головой:

– Малышей с крыльями называют купидонами, а их работа – влюблять друг в друга людей.

Все вокруг морщатся от отвращения.

– Мерзость! – фыркает Крылатый демон, высовывая раздвоенный язык.

– Но там хотя бы есть упыри? – не унимается Малец-мертвец. – Тыквы, кладбища и кошмарные чудовища?

Джек с улыбкой поднимает руки.

– Всему своё время, – пытается он их угомонить. – Позже я обязательно расскажу вам обо всём, что мы видели. Но сначала дайте нам немного передохнуть с дороги.

И всё равно они толпятся вокруг нас.

– Тыквенная королева! – кричит кто-то позади нас.

Я поворачиваюсь, и меня ослепляет вспышка фотоаппарата. Это клоун Оторви-Лицо, который смог подобраться к нам вплотную на моноцикле, фотографирует нас с Джеком.

– Снимки для передовицы газеты «Призраки и упыри», – выкрикивает он, и его одноколёсный велосипед тут же подпрыгивает на кочке и катится прочь. – Все хотят знать подробности королевского путешествия!

Джек улыбается клоуну вслед и довольно восклицает:

– Прекрасно!

Но в отличие от своего супруга, я чувствую себя совершенно опустошённой и обессиленной. Слишком много рук тянутся к нам, касаются моего платья, как будто я какое-то волшебное существо, которое они ещё никогда не видели. Как будто я не та, кем была до свадьбы с Джеком. До вчерашнего дня. Они отталкивают друг друга, пытаясь подойти ближе, чтобы лучше меня разглядеть. И я ненавижу то, как я себя при этом чувствую. Как будто меня оценивают, изучают. Словно я редкое ночное животное, которое они поймали в сети и собираются препарировать.

Наконец мы протискиваемся сквозь напирающую толпу к воротам нашего дома на Черепушной горке.

– Джек! – восклицает мэр, как раз поджидающий нас там. Он хмурится и нервно постукивает пальцем по оранжевой ленточке с надписью «Мэр» на кармане пальто, будто беспокоится, что кто-то забудет о его почётной должности. – Нам многое надо обсудить. До Хеллоуина осталось всего две недели.

– Да, конечно! – отвечает Джек. – Идём в дом!

Я вздрагиваю, мой желудок резко сжимается. Больше всего на свете я хочу поскорее закрыть за собой дверь и остаться с Джеком наедине в тишине нашего дома. Но следом за нами заходит мэр – его конусообразная голова едва протискивается в дверной проём, – а вместе с ним ведьмы Хельгамина и Зельдаборн и князь Вампир.

– Салли… то есть… моя королева, – поправляет себя мэр, прочищая горло. – Мои помощники должны обсудить с вами ряд очень важных вещей. У нас мало времени.

– Для чего? – спрашиваю я, отступая в глубь дома в надежде проскользнуть в одну из комнат, чтобы укрыться от его безумно вращающихся глаз.

– Раз вы теперь королева, то именно вам положено организовывать традиционное торжество в честь кануна Дня Всех Святых на городском кладбище. Это большая честь. Кроме того, вы должны определиться с новым дизайном штор. Это первый этап большой перепланировки дома.

– И нужно сшить вам платье! – в унисон кричат Хельгамина и Зельдаборн.

Я сглатываю подступающий к горлу ком и нервно тереблю торчащую нитку на запястье.

– Но я не хочу.

Лицо мэра мгновенно меняется – теперь я вижу перед собой рот с острыми зубами и хмурый взгляд.

– Глупости! Вы теперь Тыквенная королева. Нельзя и дальше ходить в этом рваном старье.

Он кивает на моё лоскутное платье, которое я перешивала столько раз, что не уверена, остался ли на нём хоть кусочек первоначальной ткани.

– Разве нельзя оставить всё как есть? – спрашиваю я. Мой голос слабый, как дуновение холодного ветра, проникающего сквозь щель в окне зимней ночью. – И я не считаю, что в доме нужны новые шторы.

Князь Вампир опускает свой чёрный зонт – он защищает его от солнечного света на улице – и складывает в узкую трость. А затем подходит к окну, дотрагивается до чёрных гардин, качает головой и презрительно цыкает, будто не видел ничего более ужасного за всю свою долгую-долгую жизнь.

– Может быть, мы могли бы, по крайней мере, подождать до завтра, – предлагаю я, отступая в сторону винтовой лестницы. – Обсудим всё утром.

Мне не нужно ни новое платье, ни новые шторы, ни организовывать праздник для всего города. Единственное, чего я хочу, – это побыть наедине с Джеком ещё хотя бы немного, представить, что мы снова в городе Дня всех влюблённых лениво плывём по шоколадной реке и он смотрит мне в глаза. Тогда я ощущала себя в безопасности, чувствовала, что нахожусь на своём месте, там, где и должна быть.

Но мэр только отмахивается.

– Нет, нет, не стоит терять время.

И прежде чем я успеваю что-то ответить, он переключает своё внимание на Джека, который уже идёт в сторону библиотеки, где хранятся свитки со схемами и эскизами, необходимыми для подготовки к празднованию Хеллоуина. Понадобилась всего секунда, чтобы его снова поглотила работа.

Поначалу, оставшись наедине с сёстрами-ведьмами и князем Вампиром, я надеюсь, что смогу сбежать – например, спрячусь на кухне или даже в чулане, где дождусь, когда непрошеные гости уйдут. Просто буду сидеть там много часов или дней, если придётся. Королева, вынужденная скрываться в собственном доме. Но Хельгамина – более высокая из двух сестёр – крепко хватает меня за запястье крючковатыми пальцами и тащит вверх по лестнице.

Я тихо вскрикиваю, но не сопротивляюсь.

Солнце опускается за горизонт, уступая место мрачной луне. Меня приводят в нашу с Джеком спальню, где потрескивает камин, выплёвывая искры на ковёр. А с потолка смотрят каменные горгульи, отчего я сразу чувствую себя в ловушке. Ведьмы не дают мне сделать лишнего шага, а у двери стоит князь Вампир на случай, если я попытаюсь ускользнуть из их цепких лап.

– Встаньте прямо, – хмыкает Зельдаборн, хотя сама на целый фут ниже меня. Её кучерявые чёрные волосы торчат из-под остроконечной шляпы, как чересчур разросшийся куст ежевики. – Какая-то у вас совсем не королевская осанка. – Она тычет меня в рёбра длинным указательным пальцем, её ноготь впивается в мою ткань, словно металлический шип.

– Да и причёска под стать, – подхватывает Хельгамина. Она пропускает сквозь пальцы прядь моих алых волос и издаёт разочарованный хрюкающий звук, хотя её светлые космы такие же растрёпанные, как и у сестры. – Моя метла более шелковистая, чем ваши волосы.

Они обе гогочут, довольные такой удачной шуткой. Возможно, были времена, когда сёстры могли считаться миловидными девушками без гадких бородавок на лицах, но теперь они скорее напоминают иссохшие реликвии со сгорбленными спинами и впалыми глазами. Их суставы хрустят от каждого движения, а дыхание напоминает запах болотной трясины. Тем не менее они считают себя вправе отпускать едкие комментарии на мой счёт, как будто тут уже ничего нельзя исправить.

До того как я вышла замуж за Джека, Хельгамина и Зельдаборн не обращали ни малейшего внимания на моё существование – я была такой же ничтожной, как и жук-скарабей, которого можно просто растоптать лакированной туфлей. Но теперь они, не забывая раздражённо ворчать и гадко хихикать, с упоением прикладывают ко мне отрезки чёрного шифона, а затем прикалывают его к моему лоскутному платью, как будто я… Ну, тряпичная кукла. Так что мне не привыкать к уколам булавок.

Время от времени сёстры отходят на несколько шагов, чтобы оценить результат, а потом снова берутся за дело, суетливо поправляя швы и одёргивая сбившиеся куски ткани.

Когда их работа практически окончена, князь Вампир бесцеремонно расталкивает ведьм и водружает мне на голову огромную чёрную шляпу с перьями. Поймав своё отражение в зеркале, я понимаю, что это вовсе не шляпа. Это корона.

Недовольно качая головой, князь Вампир сдвигает её чуть влево, потом немного вправо, а затем вперёд – так, что она почти полностью закрывает мне обзор.

– Хмм… Главное для нас, чтобы вы почувствовали себя настоящей королевой, – произносит он с лёгким румынским акцентом.

Мне невыносимо слышать это слово. Но все без конца твердят его – «королева, королева, королева». Я убираю корону с глаз и снова смотрю на своё отражение. Я чувствую себя самозванкой. И выгляжу соответствующе.

Зельдаборн и Хельгамина умолкают и тоже разглядывают меня, оценивая, как корона дополняет мой наряд.

– Возможно, вам не по вкусу перья обычной вороны, – говорит Зельдаборн. – В таком случае мы можем разыскать мёртвого ворона, я как раз недавно видела одного. Цвет воронова крыла отлично подойдёт к вашей бледной коже.

– Думаете, корона так необходима? – спрашиваю я, почёсывая голову в том месте, где перья цепляются за волосы.

Князь Вампир испуганно ахает и прикрывает рот рукой, будто я сказала что-то крайне оскорбительное.

– Джек корону не носит, – не сдаюсь я.

Хельгамина и Зельдаборн быстро переглядываются, кажется, им уже не до смеха.

Князь Вампир выходит вперёд и скрещивает руки на груди:

– Короны на пике моды среди королев.

– Откуда вам знать, какая сейчас у королев мода? – спрашиваю я, внутри меня закипает негодование. Мне становится тесно, будто стены комнаты подбираются всё ближе и вот-вот сомкнутся, оставив от меня только кучу шифона и вороньих перьев. – Никто из вас никогда не бывал за пределами нашего города, – продолжаю я. Мой голос становится громче, несмотря на то что все мои швы в сильном напряжении и мне едва удаётся вздохнуть. – Вы никогда не встречали ни одной другой королевы.

Я встречала… Но рассказывать им об этом не стану. Лучше встреча с Руби Валентино останется тайной, иначе мне придётся носить вишнёво-красные туфли на высоких каблуках и пышные платья с блёстками, которые метут дорогу вокруг меня, как метла, куда бы я ни пошла. Это ужасно непрактично, ведь тогда я вечно буду собирать подолом всяких жучков и паучков, которые непременно решат устроить в нём себе дом.

– Вы зря тратите время, мне ничего этого не нужно, – продолжаю я, стараясь не обращать внимания на головокружение и сухость во рту, будто я проглотила полную ложку пыли.

Зельдаборн кривится, как от боли. Хельгамина стоит разинув рот.

С шифоновой тканью, всё ещё приколотой к моему лоскутному платью, и съехавшей набок короной из вороньих перьев я начинаю отступать в сторону двери. Ощущение, что я в ловушке, словно голубь на чердаке, – удары крыльев бесполезны, взгляд мечется в поиске пути к спасению. Трое моих надзирателей молча наступают. Но прежде чем они успевают сказать, что стараются ради моего же блага, я выскакиваю в коридор и бегу вниз по лестнице, путаясь в складках ткани.

В конце коридора я сворачиваю в библиотеку.

Джек и мэр стоят, склонившись над чертежами, разложенными на колченогом деревянном столе, и серьёзным тоном обсуждают предстоящий праздник, делая пометки на полях.

– Возможно, в этом году нам следует использовать вдвое больше пауков, – говорит Джек. – Пусть они будут в углах каждой спальни.

– Паутина – это всегда успех. – Мэр кивает в ответ, сосредоточенно постукивая пальцем по столу. – И не забывай, что в этом году производство конфетной кукурузы сокращено, так что нам придётся искать альтернативу.

Джек выпрямляется:

– На болоте по-прежнему не хватает сахарного воска?

– Боюсь, что да. Но у нас есть идея сделать конфеты в форме летучих мышей.

Джек озабоченно потирает лоб:

– А у нас достаточно чёрной смолы?

– Я уточню у Циклопа, но на прошлой неделе он заверил меня, что смоляные ямы глубоки, как никогда.

– Хорошо, – кивает Джек. – Ещё я хотел спросить насчёт Оборотня. Слышал, у него болит горло, так что, вероятно, он не сможет завыть на луну в этом году. Это так?

Мэр открывает рот, чтобы ответить, но я прерываю его своим внезапным появлением.

– Джек, – тихо зову я. – Мне нужно поговорить с тобой.

Он поворачивается и широко улыбается, при виде меня у него в глазах вспыхивают искорки нежности.

– Я… – Я делаю шаг вперёд, чтобы попасть в свет лампы. – Мне во всём этом как-то не по себе.

Я приподнимаю подол чёрного шифонового платья, чтобы он увидел с десяток слоёв ткани, похожей на огромный кружевной торт или плотный слой паутины. Корона из вороньих перьев сползает всё ниже, скользя по моим слишком прямым волосам.

Джек приподнимает костяные надбровные дуги и задумчиво склоняет голову набок.

– Хм, – протягивает он, подходит ближе и дотрагивается до отрезка ткани, приколотого у меня на плече. – Действительно, выглядит немного неуместно. Может быть… – Он подбирает подходящее слово. – Слишком формально. Не хочешь попробовать другую ткань?

Я качаю головой:

– Джек, мне кажется…

Но мэр перебивает меня:

– Вряд ли мы сможем быстро найти другую ткань. Мои подчинённые делают всё возможное с теми ресурсами, что у нас есть, Джек.

Голова мэра поворачивается, он скалит на меня свои острые, как у акулы, зубы.

– Нужно готовиться к Хеллоуину, а тут ещё и новая королева. И всё в одном месяце! Это слишком, мы и так едва справляемся.

Джек явно не собирается спорить:

– Да, я знаю, что прошу многого.

– Дело не в ткани… – начинаю я, но Джек успокаивающе берёт меня за руку.

– Я хочу, чтобы у тебя было всё необходимое, чтобы почувствовать себя королевой, – говорит он. – Новое платье, новые туфли – всё, что пожелаешь. Попробуйте другой фасон. Или корону, которая немного меньше… – Он задумчиво постукивает пальцем по подбородку.

– Но мне ничего этого не нужно, – пытаюсь объяснить я. – Я вообще не хочу носить корону!

Он чуть склоняет голову, как будто наконец-то начинает понимать. Замечает беспокойство в моих глазах.

– Джек, пожалуйста! – вмешивается мэр. – Ты уже и без того потратил время на свадебное путешествие! Мы просто не можем сейчас спорить о ткани для платьев.

– Да-да, – поспешно отвечает Джек, а потом снова поворачивается ко мне и берёт мои руки в свои. – Мы всё обсудим сегодня вечером, – обещает он и подмигивает мне. – Для меня главное, чтобы ты была счастлива.

Он говорит это тихо, чтобы слышала только я, а затем очень нежно целует мои ладони. Но тут же отворачивается и продолжает обсуждать с мэром то, сколько фонарей из тыкв нужно вырезать и сколько свечей из жучиного воска поставить в каждую.

У меня внутри всё нарастает беспокойство, но мне ничего не остаётся, кроме как выйти из библиотеки, чтобы не мешать им готовиться к празднику.

В этот момент ведьмы и князь Вампир, отчаявшись дождаться меня в спальне, как раз спускаются по лестнице.

– Тыквенная королева! – громко зовут они. – Позвольте показать, какие мы подобрали вам туфли из рыбьей кожи. Каблук очень высокий и ужасно неудобный! Мы уверены, что вам понравится!

Я не жду, когда они доберутся до меня.

И не спорю с ними.

Вместо этого я быстро иду по коридору и распахиваю входную дверь, чтобы поскорее выйти на тусклый вечерний свет.

* * *

Я должна выбраться из города Хеллоуина.

Убежать от всех.

Мой ум буквально кипит от переполняющих его мыслей, как бурлящее зелье, которое слишком надолго оставили над огнём. Я ведь сама хотела этого, не так ли? Выйти замуж за Джека.

Но я никогда по-настоящему не хотела быть королевой. Я была счастлива в роли тряпичной куклы – неидеальная, со множеством заплаток и кривых швов, слишком прямыми волосами, сухими как кость. Девушка без притязаний.

Но это тоже неправда. До встречи с Джеком я никогда не была довольна своей жизнью. Я ненавидела заточение в обсерватории доктора Финкельштейна. Мне было неприятно осознавать, что я создана, сшита безумным учёным в холодной сырой лаборатории тёмной промозглой ночью.

Я хотела чего-то другого, чего-то большего, чем судьба, которая была мне уготована.

Но теперь я стала королевой, и мне кажется, что между двумя частями моей жизни не хватает важного лоскута, так что швы просто не сходятся друг с другом. Как будто сама ткань моей судьбы измята и перекручена.

Хотя здесь даже мне сложно себя понять.

Ночь опускается на город Хеллоуина, а я всё бреду по лабиринту мрачных улиц, пока не оказываюсь на кладбище. Из маленькой конуры, отмеченной старым надгробием, выглядывает Зеро, его глаза чернее ночи, уши торчком. Через мгновение он уже молнией летит за мной – нос светится в темноте золотисто-оранжевым светом, – и мы вместе переходим узкий каменный мост, оставляя город позади, и углубляемся в непроглядный мрак леса.

Мне необходима его тишина. Под сенью скрученных деревьев меня обволакивает ночной воздух, и в нём, как в коконе, делается тихо и спокойно, как будто я становлюсь незаметной для других. Всего лишь тряпичная кукла, не более того.

Мне страшно осознавать, что я готова отказаться от титула, ради которого другие могут переступить через себя, даже убить. Мне кажется, что тем самым я отрекусь и от Джека, хотя это совсем не так. Но я никогда не могла и представить, что жизнь королевы – это жизнь в клетке. Да, меня не сажают в сырую темницу без окон, но моя тюрьма всегда со мной – её возводят вокруг меня, камень за камнем, куда бы я ни пошла. Она состоит из корон и корсетов, которые не зашнуровать без посторонней помощи, неудобных туфель и бестолковых церемоний.

Доктор Финкельштейн называл меня глупой мечтательницей. Он говорил, что я слишком много времени провожу в саду или смотрю на ночные звёзды. Девушка, которая живёт в своих грёзах.

Я знала, что моя жизнь изменится, когда я выйду замуж за Джека. Это не могло стать банальной сказкой о принцессе-эльфе и её принце-лягушке. Но я не представляла себе этого. Я наконец-то освободилась от доктора Финкельштейна, но так и не принадлежу себе. Девушка, чья жизнь была предрешена заранее, становится королевой и обнаруживает себя в другой, но такой же мрачной тюрьме. Неужели другие королевы, принцессы и герцогини чувствовали то же самое? В других королевствах, в другие времена? Они тоже смотрели на свои отражения в пруду, тёплой ванне или волшебном зеркале и задавались вопросом, как они стали такими? Куда делись те девочки, которыми они когда-то были? Ощущали себя марионетками, которых дёргают за ниточки то в одну, то в другую сторону, разрывая на части? Может, даже Руби Валентино время от времени не узнаёт женщину, которая смотрит на неё из стеклянных витрин?

– Зеро, ты же не видишь во мне перемен, правда? Для тебя я всё та же? – спрашиваю я, пока мы бредём по лесу под покровом звёздного света и покачивающихся голых ветвей.

В ответ Зеро только ярче светит мне своим носом, и я провожу рукой по его призрачной спине. Он одновременно плотный и сотканный из прохладного зимнего воздуха, и иногда я чувствую его уши под своей ладонью, а иногда мои пальцы проходят насквозь. Он и здесь, и не здесь. Живой и нет. И сейчас он кажется мне единственным другом – только Зеро видит меня прежней. Созданной из той же ткани и наспех сделанных стежков.

А вот все остальные в городе Хеллоуина считают, что я непременно должна измениться, стать настоящей королевой с шелковистыми, как паутина, волосами, осанкой прямой, как крышка гроба, и короной из перьев мёртвой птицы на голове. Но я не такая.

И никогда не хотела быть такой.

Среди мрачных теней, которые отбрасывают на землю голые ветви деревьев, я срываю чёрный шифон, приколотый к моему лоскутному платью, и бросаю кучей позади себя. Затем срываю корону и швыряю в куст терновника. Она цепляется за ветку и висит там, как мишура на ёлке. Зеро мчится рядом со мной, когда я перехожу на бег, чтобы всеми своими швами и стежками ощутить холодный ночной ветер. Я хочу оказаться как можно дальше от города.

Небо испещрено игольными проколами звёздного света, и хотя луна скрыта за низким слоем облаков, я легко нахожу дорогу среди деревьев. Сначала спускаюсь в глубокий овраг, затем поднимаюсь по противоположному склону, где ветви деревьев свисают до самой земли, как паутина после дождя. Ещё немного, и я оказываюсь в роще Семи деревьев, откуда мы с Джеком перенеслись в город Дня всех влюблённых.