Текст книги "Метро 2035: Питер. Битва близнецов"

– Не могу сказать точно. Но я очень давно ее не видела. Если десять дней означает смерть, значит, моя мама умерла три раза назад.

Убер моргнул. По затылку пробежал озноб.

– Однако. – Он сел на корточки, чтобы быть одного роста с девочкой. Но все равно оказался ее выше. – Мне очень жаль, сестренка, – произнес он мягко.

Девочка посмотрела ему в глаза.

– Найди мою маму.

Черт. Убер моргнул от неожиданности.

– Но…

Такого предложения он не ожидал. Может, она ненормальная? Убер вгляделся. Да нет, прекрасная девочка. Просто – это горе. Горе часто делает людей прямолинейными.

– Но зачем, если она умерла?

Девочка кивнула.

– Я понимаю, что она умерла. Но вдруг… – Она помедлила. – Вдруг я ошибаюсь?! Я же могу ошибаться, правда? Ведь мне всего шесть лет.

Молчание. Женщина только вздохнула. «Тридцать дней назад?» – подумал Убер. Ох, это вряд ли.

Убер сказал мягко:

– Это было бы хорошо, сестренка. Но в последнее время я мало верю в счастливые случайности.

Девочка вздохнула. Он встал и выпрямился в полный рост. Посмотрел на нее сверху вниз.

– Прости, сестренка.

Девочка задрала голову.

– Ты придешь ко мне в гости? – спросила она.

Убер помедлил. Склонил голову на плечо.

– Хмм. Хороший вопрос. Как тебя зовут, странная маленькая девочка?

Девочка засмеялась. Круглая рожица, ямочки на щеках. Симпатяга, когда не выглядит, как потерпевшая кораблекрушение.

– Мика, – сказала девочка. – А тебя?

Скинхед улыбнулся.

– Убер.

Мика задумчиво почесала короткий нос.

– Что это значит?

Убер задумался. Сначала он хотел ответить шутливо, как Юре, но передумал. Девочка по имени Мика заслуживала совершенно серьезного ответа.

– Тот, кто находится на самом верху, – сказал он наконец. – И смотрит вниз, чтобы все было в порядке.

Он буквально перевел с немецкого свое прозвище. Убер-фюрер означает «над-вождь». Можно, конечно, было бы сказать «тот, кто властвует над всеми вождями», но это было бы нескромно. Да, точно, нескромно. Когда-то Уберфюрером его прозвали злейшие враги – вкладывая в это прозвище издевку и презрение. А он сделал из этого прозвища знамя. Убер усмехнулся. Хорошие были времена.

Услышав это, Мика замерла. Глаза вдруг вспыхнули:

– Ты… я знаю, кто ты!

«Черт, что я такого сказал?»

Убер моргнул.

– Прости, мне надо идти. Пока, странная маленькая девочка.

Он махнул рукой и пошел. Дел еще непроворот.

Мика крикнула вдогонку:

– Ангел!

Женщина шикнула на девочку:

– Мика! Как не стыдно!

Убер замер. «Ангел?» Он почесал затылок, виновато усмехнулся. «Если бы». Повернулся к девочке:

– Что? Как ты меня назвала?

Мика вдруг закричала:

– Так ты придешь в гости?

Убер засмеялся. Вот женщины. Никогда не отступают.

– Хорошо.

Мика очень серьезно кивнула:

– Обещаешь?

– Да.

Женщина заворчала. Кто она ей, бабушка?

– Оставь человека в покое! Простите ее, она назойливое дитя.

Убер усмехнулся.

– Я тоже.

– Что? – Женщина недоуменно подняла брови.

– Я тоже весьма назойливое дитя. Не обращайте внимания, я шучу.

Женщина осталась стоять с открытым ртом. Убер помахал ей и девочке, повернулся, закинул баул с вещами на плечо и пошел.

* * *

Нэнни посмотрела, как он уходит, повернулась к Мике. Нахмурилась, покачала головой.

– Ты чего привязалась к этому головорезу? Он же страшный, как убийца какой-то. У меня аж мурашки по всей руке от его взгляда. Вылупит голубые глазищи и смотрит.

Мика почесала руку, затем затылок. Прикусила губу.

– Мика! – прикрикнула Нэнни.

– Он сам сказал, – произнесла Мика торжественно. Посмотрела Нэнни в глаза. – Он тот, кто смотрит сверху.

Нэнни вдруг сообразила. «О, только не это».

– О нет.

– Ангел, – сказала Мика.

Нэнни вздохнула. Зная характер Мики, можно даже не пытаться. Переубедить упрямую девчонку невозможно.

– О боже, – сказала Нэнни. – Боже, боже. Мне нужно выпить… чаю. Мика, хочешь чаю? – Она на секунду отвлеклась. – Вкусного… Когда ж это мучение закончится? За что мне это?!

Глава 3

1. Чечен

На платформе скучал охранник. Высокий, почти одного роста с Убером. В черном полувоенном комбинезоне и кожаной байкерской куртке. Куртка крутая, оценил Убер. На пять баллов. «Мне нравится». Охранник заступил Уберу дорогу, встал, положив руки на ремень. Скинхед остановился, опустил мешок на платформу. Видимо, сегодня по-простому ничего не будет. Эх.

Охранник бесцеремонно смотрел ему в глаза. Вблизи он оказался поменьше ростом, зато крупнее телом, плотнее. Кавказский тип, горбатый нос, небритость, «я такой охуительный» в глазах.

– Стой, – сказал охранник зачем-то.

Убер спросил равнодушно:

– Я тебя знаю?

Охранник протянул руку, но Убер просто стоял, глядя на него и молча улыбаясь.

– Меня зовут Чечен, – сказал охранник гортанно.

Убер поднял брови.

– И?

Если охранник смутился, то ненадолго. Он с силой скомкал волосатыми пальцами ткань куртки на плече Убера, попытался зажать мышцу. Скинхед никак не реагировал на боль. Охранник нахмурился.

– Меня надо бояться, – сказал охранник медленно, с отчетливым акцентом. – Ты слышал про чеченцев? Мы страшные. Нас до Катастрофы все боялись.

Убер помедлил, спросил с интересом:

– Очень страшные?

Вопрос сбил охранника с толку. Он захлопал глазами.

– Э… В каком смысле?

Убер склонил голову на плечо.

– Мне надо знать. Насколько чечены страшные?

Пауза. Охранник схватился за оружие. Расстегнул кобуру с пистолетом.

– Ты че, совсем оборзел?!

Убер поднял руки. Открытыми ладонями. Показал, что безоружен.

– Тихо-тихо, – сказал он. – Подожди, друг, не заводись. Я хочу понять. Понимаешь, для самоуважения. Одно дело – бояться просто потому, что боишься. Это обидно. Совсем другое – иметь вескую причину для страха. Просто скажи – вот вы, чечены, страшные насколько: охуеть как страшные или не охуеть?

Чечен задумался. Думал он мучительно долго, Убер даже успел немного заскучать. «Вот медленный газ».

– Ну… – сказал Чечен наконец. – Охуеть как.

Убер покачал головой:

– Правда? Ты меня убедил. Я потрясен. Теперь не буду спать ночами. Буду с трудом удерживать контроль над мочевым пузырем. И конечно, много-много пиздеть – скорее всего, от нервов. Слушай, ты, вонючее чудовище…

Чечен вскинулся:

– Че сказал?!

Убер мгновенно перехватил его руку на своем плече, заломил. Безжалостно и быстро, очень профессионально. Ладонью зафиксировал локоть охранника, нажал. Чечен согнулся пополам, едва не уткнулся носом в бетон платформы. Рука его оказалась задрана вверх, пальцы дрожали от напряжения.

– Аааа! – закричал он сдавленно.

«Ну, шума нам не надо».

Убер быстро ударил его локтем под ребра, охранник упал на колени. У него перехватило дыхание, крик оборвался. Несколько секунд соперники молчали. Убер отступил на шаг и с интересом наблюдал, как Чечен пытается прийти в себя и отдышаться.

Чечен со свистом втянул воздух, поднял голову. От боли у него на глазах выступили слезы.

– Я тебя… убью, сука. Убью! Все равно убью!

Он даже не заметил, что заговорил без акцента. Скинхед поднял брови.

– Я понял.

Чечен закричал:

– Убью, с-сука, понял?!

Убер кивнул:

– Понял, понял, не нервничай.

– Ты не знаешь, с кем связался! – закричал Чечен. Он брызгал слюной, все больше распаляясь: – Я – Чечен!

«Какой ты на хрен чечен, балда? Ты кто угодно, только не чеченец. Как называется в природе, когда безобидный жук маскируется под страшного ядовитого убийцу, под хищника, чтобы его не сожрали? Забыл. Было там какое-то слово…»

Убер заговорил размеренно и успокаивающе:

– Не волнуйся, я запомнил. Ты – большой и страшный чечен, тебя надо бояться. Как скажешь. Считай, это вбито в мою подкорку. Навсегда. Просто мне сейчас некогда. Честное слово, чувак. Обещаю, я скоро вернусь и буду бояться как следует. Договорились? Мэр где? Там? – Скинхед мотнул головой в конец платформы.

– С-сука, – выдавил Чечен. В глазах стояли слезы. – Я тебя все равно достану!

Убер посмотрел ему в глаза. Чечен замолчал.

– Все? – спросил Убер.

– Да. – Тут Чечена, видимо, осенило, кто с ним великим мог так бесцеремонно обойтись. Его лицо просветлело. – Ты… ты сталкер, что ли?

– Диггер, – сказал Убер.

– А! – Он помедлил. – Это же… как сталкер?

– Почти, только с двумя «г».

Чечен захлопал глазами.

– Я смотрю, тебе все понятно, – сказал Убер. – Умище-то не скроешь. Ну, бывай, чудовище. Увидимся еще. Береги себя.

Убер закинул мешок на плечо и пошел. Чечен с ненавистью смотрел ему вслед. Потянулся к пистолету… и скривился от боли. Рука, безжалостно вывернутая Убером, болела и едва слушалась. Убер остановился, повернул голову. Чечен убрал руку от кобуры. Его трясло от злости.

Убер пошел дальше.

2. Знакомство с мэром

Кабинет мэра «Обводного» располагался в торце платформы, рядом с панно «Обводный канал, начало XX века». Скинхед постоял, разглядывая изображение, хотя уже видел его. Интересно, что бы сказали фабриканты того века о том, что сейчас происходит?

Убер прошел между рядов, на стене висел указатель. «Мэр налево». Убер развеселился. Наш мэр всегда идет налево. Сколько он себя помнил, ему всегда не хватало терпения не выеживаться перед властью. Или хотя бы держать рот на замке.

Дверь была в конце длинного прохода вдоль платформы. Серая, унылая.

Убер постучал.

– Входите, – сказали оттуда. Убер толкнул дверь, наклонил голову, чтобы не врезаться в низкую притолоку, и шагнул через порог.

Выпрямился, огляделся. На вкус скинхеда здесь всего было слишком – какие-то безделушки, статуэтки, лампы, занавески. В углу – Убер на мгновение вздрогнул, рука дернулась к ножу – чучело медведя.

В комнате было темновато. Только фонарик раскачивался под потолком, освещал желтоватым светом столешницу и руки человека над бумагами. Человек работал. Писал что-то неровным крупным почерком.

– С какой целью здесь? – спросил человек, не поднимая головы. Голос дребезжал и гудел, словно чуть расстроенная гитарная струна. Лицо его все еще было в тени. Убер прищурился.

– Случайно.

Человек поднял голову.

– Прибыли туннелем? – спросил дежурно.

– Нет. – Убер помедлил, усмехнулся. – По поверхности.

Молчание. Мэр молчал, видимо, переваривал новую для него информацию.

– Один?!

– А сколько надо? – удивился Убер.

Мэр выдвинулся вперед, на свет – и Убер наконец-то его рассмотрел.

Лет сорок пять – пятьдесят. По меркам метро – вполне солидный возраст. Правильное, но жестко-дряблое, сильно морщинистое лицо, седые пряди, седые намеки на бороду.

– Насчет поверхности – серьезно? – спросил мэр. Он слегка сутулился, как бывает у стариков, хотя стариком еще не был.

Убер пожал плечами. Хотите верьте, хотите нет.

– Тогда что ты здесь делаешь? – спросил мэр.

– Иду в обратном направлении.

– А как же мутанты?

Вместо ответа Убер выложил на стол дробовик, правда, без патронов. Затем вытащил из ножен и положил сверху кукри. По опыту он знал, что такая циничная демонстрация наглости быстрее помогает найти заказы. Мэр со странным выражением на лице разглядывал свое отражение в огромном лезвии.

– Работа какая-нибудь есть для меня? – спросил Убер. Мэр с трудом оторвал взгляд от ножа и покачал головой.

– Так я и знал, – сказал Убер. – Удача просто следует за мной по пятам. Тогда я сегодня выдвинусь отсюда… хмм, на «Звенигородскую», например? Спасибо вашей станции, пойду к другой.

– Можешь выдвинуться, – согласился мэр. Слегка улыбнулся. У него были очень светлые, выцветшие глаза с желтизной. Покрасневшие и, видимо, сильно близорукие. Усмехнулся. – Почему бы и нет? Только на «Звоне» карантин.

«Черт».

Убер помедлил.

– Бинго! И надолго?

– Два дня назад объявили.

«Блять».

– Ничего страшного. Неделя-другая…

– Это чума, – сказал мэр.

– Ч-черт. – Убер почесал затылок. – Похоже, мне придется найти себе на некоторое время занятие, а?

– Не перетрудись только. А вообще забирай с моего стола свое барахло и вали отсюда на хер.

Убер засмеялся. Спрятал кукри в ножны, закинул ремень дробовика на плечо. Мэр смотрел на него устало и раздраженно.

– И не забудь заплатить пошлину, – сказал он в спину Уберу.

Скинхед замер, повернулся в дверях.

– Так сказали, что нет пошлины.

– Это для транзитных пассажиров.

Убер вздернул брови, нахмурился.

– Какой транзит, у вас тут тупик?

– Закон есть закон, – сказал мэр. – Ничего не могу поделать. Только если не заплатишь, улетишь пинком под зад с территории станции – в течении пары часов. Прямо на свежий… кхм… воздух. А твое имущество пойдет в уплату.

– Значит, так, да?

– Да, так. А ты думал, в сказку попал?

– А как же я заплачу, если работы нет? – спокойно спросил Убер.

– Не мои проблемы, – сказал мэр.

– Тогда мне нужен кредит.

– Обойдешься.

– Ясно, – сказал Убер. Закинул на плечо баул, пошел к двери. Мэр несколько секунд смотрел в его упрямую спину, затем снова вернулся к бумагам.

– А кстати, совсем забыл. – Убер повернулся на пороге. Невинно посмотрел на главу «Обводного канала». – А зачем прибыли мортусы? Кто у вас тут умер?

Молчание.

Мэр смотрел на незваного гостя, не мигая. Лицо его потемнело. Убер даже отсюда чувствовал тяжелый жар его раздражения.

– Не уверен, что это твое дело, – сказал мэр. Открыл папку, словно занят делом, начал листать страницы.

– Скорее всего, – легко согласился Убер.

– Уверен, что не твое, – отрезал мэр. Захлопнул папку. – Вали из моего кабинета.

– Так я поинтересуюсь у мортусов, что да как, – спокойно произнес Убер. – Они ж теперь мои кореша. Че нет-то? Вдруг тут у вас кто не просто так умер, а с осложнениями. Может, и тут карантин не помешает, а?

Мэр вздрогнул.

– Угрожаешь? – спросил он.

– Бог с тобой. Договариваюсь о скидке.

Мэр поднял голову. Убер видел, как в нем борются сомнения. Жила на шее мэра едва заметно дернулась, и тот непроизвольно прижал ее ладонью. «Что они, черт возьми, скрывают?» Убер не знал, но жопой чуял – неспроста это, он задел чувствительное место. «Неужели чума добралась и сюда? Ох». Скорее всего, обычная контрабанда.

– Так что? – спросил Убер. – Я смотаюсь к мортусам? Как думаешь, ваше мэрство? Мне попиздеть лишних полчаса – делать не хуй.

Мэр медленно кивнул, отвел взгляд. «Старый говнюк», – подумал Убер. Стоп, стоп, поправил он себя. Не стоит так скоропалительно вешать ярлыки. «Не старый».

Мэр прищурился, глядя на Убера. Взял со стола очки, надел. Глаза стали огромные, беззащитные.

– Ладно, – глухо сказал он. – Подарочная акция. Сегодня без пошлины. Скажи там в столовой, тебя накормят. В кредит.

– И нальют?

– Один стакан, – буркнул мэр.

– Крепкого!

– Договорились.

– Обожаю скидки, – сообщил Убер доверительно.

Мэр посмотрел на него почти с ненавистью.

3. Лучший мэр в мире

Местная столовая, она же клуб и бар, называлась «Спятивший краб». Название отличное, подумал Убер. Еще бы само заведение не подкачало. Название обязывает. Легкая сумасшедшинка была бы в тему. Это Питер, детка.

Это была большая палатка без потолка – вернее, каркас из легких труб, обтянутый по периметру тканью. Светильники по углам и над стойкой, собранной из деревянных ящиков, давали мутный желтоватый свет.

Убер вошел, остановился на пороге. Огляделся. Пять столов, стойка бармена, несколько лавок и стульев. В палатке стоял дым столбом, крик, споры, стук кружек и стаканов. Аромат сивухи забавно мешался с выдержанным запахом нестиранных носков. «Очень надеюсь, что это не запах местной еды», – подумал Убер. Сделал шаг вперед.

Начнем с выпивки, пожалуй.

Он вдруг опять почувствовал то смутное чувство беспокойства и давления, которое появилось, когда он приближался к станции. Только сейчас оно было сильней. Виски давило, голова трещала, как перед грозой. Убер помотал головой. Новое сверлящее чувство возникло в затылке, словно там что-то шевельнулось. Магнитные бури сегодня, что ли, подумал Убер в сердцах. Голова как чугунный колокол. С трещинкой.

Внезапно один из посетителей поднялся и заявил:

– Зато мэр у нас охуительный!

– Это да! – Его тут же поддержали. Вскочил следующий посетитель. Убер окинул взглядом зал, почесал лоб. Что тут происходит, а? «Видел я вашего мэра, ни черта там охуительного»…

– Наш мэр всяким мэрам мэр! – провозгласил посетитель. Лицо у него было недоуменно-восторженное.

– Точно! Верно говоришь!

«Какое забавное единодушие», – подумал Убер.

– И чем он так охуителен? – с интересом спросил Убер. Молчание. Все обернулись к наглому чужаку. – Да не-не, вы не отвлекайтесь. Вы обедайте. Жрите, как говорится, спокойно. Так чем?

Люди притихли. Переглянулись. Один местный – плотный здоровяк – начал подниматься. Вслед за ним встали еще двое, видимо, его приятели.

– А ты кто такой, чтобы здесь выебываться? – спросил толстяк, шагнув к Уберу. Двое двинулись следом, как хвостики.

Убер с интересом оглядел его, кивнул.

– А я выебываюсь вне зависимости от географии.

– Че сказал?!

Убер ударил. Толстяк схватился за горло и осел, захрипел, как при смерти. Повалился на бок. Двое рванулись на выручку, но тут же натолкнулись на безмятежный взгляд скинхеда. Убер смотрел на них с приглашением – давайте, попробуйте. «Хвостики» переглянулись и отступили.

– Вот вам моя визитка, – сказал Убер и потер ребро ладони. Толстяк начал подниматься. Убер встал, резко ударил здоровяку по ушам ладонями. Тот взвыл и упал на пол.

– С золотым обрезом. Кто-то еще хочет, чтобы я представился? – Скинхед оглядел палатку. Все молчали.

Вдруг поднялся еще один мужик – ростом с Убера, смугловатый, крепкий, битый жизнью. Нос с горбинкой, шрам на крупной челюсти. Виски с сединой, а взгляд без страха. «Так, – подумал Убер. – Этот будет посерьезней».

– Я не против, – сказал мужик.

Убер некоторое время смотрел на него, затем кивнул.

– Ну, пошли выйдем. Поговорим.

– Визитками обменяемся? – Мужик усмехнулся.

«А нормальный чувак, похоже», – решил Убер.

– Ага. Деловой завтрак, все дела.

Соперники вышли на платформу. Мужик сбросил куртку, покрутил головой, встал в боксерскую стойку. Убер размял руки, попрыгал, похрустел суставами. «Развлекаться, так на всю катушку».

– Понеслась, – сказал Убер.

В этот раз пришлось попотеть. Мужик оказался крепким и опытным в драках. Весом и комплекцией противники были один в один, так что все решали боевые навыки и выносливость.

Обмен боксерскими ударами, затем Убер вышел на силовой прием, ударил мужика по бедру кулаком, после бросил через плечо. Мужик с грохотом обрушился вниз, на бетонный пол, словно мешок с картошкой. «Отлично вышло», – подумал Убер. Всегда бы так. Мужик застонал сквозь зубы. Потом уперся руками в пол, напрягся… Убер покачал головой:

– Все, мужик, мир. Я тебе втащил, ты мне втащил. Успокойся.

– Я тебя зарэжу. Зарэжу. – Он потянулся к поясу. «Ну вот, – огорчился Убер. – А так хорошо все начиналось». На поясе у мужика висел нож в ножнах. Убер видел коричневую лаковую рукоятку.

В последний момент мужик убрал руку, сжал ее в кулак. Убер кивнул. «Другое дело».

Мужик начал подниматься. Когда он встал, Убер коротко и резко всадил несколько ударов в солнечное, в челюсть, под ребра. «Всегда работай связками», – говорил учитель Убера по рукопашке, там, в Якутске. Сто тысяч лет назад.

Мужик задохнулся и упал.

Убер помог ему сесть. Достал из кармана самокрутку, сунул мужику в зубы. Вынул зажигалку, пластиковую, одноразовую. Покрутил в пальцах. «Надо хоть нормальной зажигалкой обзавестись когда-нибудь», – подумал Убер.

Помог мужику прикурить. Тот затянулся, закашлялся.

– Тьфу, черт, – сказал мужик. – Забористые.

– Дыши глубже, – посоветовал Убер. – Ну, как тут у вас? Только честно.

Местный вздохнул, вынул сигарету изо рта, выпустил синеватый дым. Облако поплыло над платформой. Мужик выплюнул кровь, потрогал пальцами челюсть и почти весело посмотрел на Убера:

– Честно? Полная жопа. Уходи отсюда, странник, пока можешь. Нам уже поздно.

«Интересное заявление». Убер помедлил.

– Несильно я тебя?

– Да не… нормально. Жить буду.

– А зовут тебя как, жилец?

Мужик покосился на него.

– Мамед.

– А полностью?

– Мамед Нуртумбеков.

Убер почесал затылок.

– Даг, что ли?

– Я хороший даг, – почему-то разозлился мужик. Глаза сверкнули. Опять потянулся к ножу. Убер покачал головой – не надо.

Мужик опустил руку. Хорошо. Убер кивнул.

– Ага-ага, хороший. Вас, когда отпиздишь, вы все хорошие.

– Круто ты берешь… – только и сказал Мамед.

– Обиделся? Зря. Ты вроде нормальный мужик, хоть и даг. Но если бы ты нож вытащил, я бы тебя убил. Сначала бы руки переломал, а потом убил на хуй. И на трупе попрыгал. И обоссал бы еще. Но вот видишь, как все хорошо сложилось. Красота просто. Люблю, знаешь, когда никого убивать не надо. У меня такие дни – наперечет.

4. Мика и Нэнни

– Мика, иди мыть руки, – позвала Нэнни.

Девочка подняла голову, затем опустила – волосы свесились и закрыли ей лицо. Нэнни вздохнула. Все опять начинается.

Они вернулись в палатку и позавтракали. Грибы оказались невесть что, суховатые и жесткие, но все же еда. А что будем есть вечером… Нэнни вздохнула. Придется опять ходить по станции, искать какой-нибудь работы. Руки опускаются. Вот так подумаешь об этом – и хочется лечь и никогда не вставать. «А тут еще эта малявка…»

– Ты опять не слушаешься? Да что ж такое, Мика? Мы же договорились.

Мика молчала. Она разложила свои игрушки: половинка пластиковой коровы, монетка с орлом с двумя головами, камешек с красноватым пятном – камешек звали Миша, он был потомственным сибирским медведем, и черное перо со слипшимися ворсинками. Нэнни вздохнула. «Ненавижу это перо».

– Мика! Ты не слушаешься!

Девочка подняла голову:

– Я вообще не понимаю, почему я должна слушаться.

Ну вот, упрямство пошло на второй круг. Следующим этапом будет молчание. И «э!» на все вопросы или указания.

И никакие уговоры не помогут.

– Тебе нужно повзрослеть, – сказала Нэнни с тяжелым вздохом.

– Зачем мне взрослеть?! Разве взрослые делают хоть что-то интересное? Они только устают и слушаются!

– Мика!

Мика вдруг подняла голову и побледнела. Нэнни увидела ее зрачки, расширившиеся до пределов радужки. Бесконечно глубокие.

«Опять», – подумала Нэнни. Положила ложку, вздохнула. Начала подниматься.

И тут пришел далекий протяжный крик. Словно огромное умирающее животное ворочалось где-то там, в глубине туннелей. Мика закрыла лицо руками, задрожала. Нэнни привстала…

– Мика?

Крик оборвался. Девочка открыла глаза. Нет, обошлось.

– Руки помой, – сказала Нэнни сухо. – Тебе полить?

5. Мамед говорит и пляшет

Тут, у края, были полумрак, прохлада и тишина. Самокрутка тлела, стреляла искрами. Плохой табак, подумал Убер. С бревнами, как раньше говорили. Горький дым уплывал в темноту…

– Я бы не отказался от подробностей, – сказал Убер.

Они покурили с Мамедом, сидя у края платформы. За их спиной огнями блистал «Спятивший краб», шумели голоса, звучала даже какая-то самопальная музыка. Что-то вроде дудочки выводило простенькую танцевальную мелодию. Люди начали отплясывать, топая ногами. «Интересные пироги с котятами, – отметил Убер. – А ведь за нами из палатки никто так и не вышел».

Даже чтобы посмотреть на драку.

Нет желающих посмотреть, как бьют кого-то другого, не тебя? Нет, с этой станцией явно что-то не так. «И как сказал бы Седой, это не мое дело. – Убер сжал зубы. – Надеюсь, у пацанов там все нормально».

Мамед помедлил.

– Что здесь, на станции, такого страшного? А? – спросил Убер. – И почему мне лучше валить отсюда как можно быстрее?

Мамед молчал. Хмурый, полуседой, усталый.

– Что вы тут скрываете? Я слышал крик.

Мамед дернулся. Убер кивнул. «Так я и думал».

– Ну же, колись. – Скинхед прищурился. – Кто это кричит?

– Не знаю, – сказал Мамед.

– Так. – Убер помедлил. Что Дуралейкин там, в ВШ, что этот Мамед здесь – никто не хотел говорить об этих криках. – Хорошо. Не хочешь рассказывать, не надо. Боишься?

Мамед дернулся. Вспыхнул, опять потянулся к ножу. Убер снова посмотрел ему в глаза – рука остановилась. «Да что у них за мания, сразу за нож хвататься? Менталитет, бля».

– Извини, – сказал Убер. – Я был не прав. Ты храбрый человек. Тогда поговорим о другом. Кто здесь главный?

Мамед вздохнул с облегчением, выпрямился. Этот вопрос явно был легче.

– Соловей и его банда. Они всем здесь заправляют.

– Соловей? – Убер покивал.

Хоть что-то на «Обводном канале» понятно и просто. Банда держит станцию, банде можно навалять… Ну или просто установить с ними некие жесткие границы и деловые отношения. Вон, даже с кировцами получалось, а это отморозки еще те. После смерти Саддама и развала созданного им «государства всеобщего благоденствия» бандиты как с цепи сорвались. Соловей-разбойник, значит? Убер хмыкнул.

– Очень злой человек, – сказал Мамед. – Нехороший. Подлый. Не связывайся с ним. Он всем здесь рулит… все решает. Убить может.

«Кричали-то они про мэра, а не про Соловья». Мэр – как ширма серого кардинала?

– А как же мэр? – спросил Убер.

Лучше бы он этого не говорил. Мамед вздрогнул. Глаза изменились, остекленели. Он вскочил на ноги и заорал:

– Наш мэр – лучший мэр в мире!

Его самокрутка, кувыркаясь, улетела в темноту, прощально вспыхнув красной точкой.

– Вот это пиздец, – задумчиво сказал Убер. Неторопливо поднялся на ноги, отряхнул штаны. Оглядел Мамеда.

– Наш мэр! Он! Он такой! – продолжал Мамед. На глазах выступили слезы. Этого еще не хватало… Мамед вдруг начал танцевать лезгинку. Истово, словно вопреки. Раз! Раз! Раз! Он выкрикивал:

– Мэр! Мэр! Мэр! Лучший! Мэр!

Эхо летело над платформой. И кажется, в палатках и в «Крабе» кто-то тоже твердил: «мэр, мэр, мэр» – только тише, вполголоса, одними губами. Убер огляделся. Да, похоже, так и есть. В каждой палатке, в каждом закутке звучали тихие «мэр». Интересный стереоэффект.

Довольно жутко.

Мамед танцевал. Словно дрался.

– Музыкальный народ, что ж ты хочешь, – задумчиво сказал Убер себе под нос. Посмотрел на пляшущего Мамеда. С того уже градом катился пот. – Эй! Все-все, спокойно, подземный Махмуд Эсамбаев. Остановись. Твой мэр – самый лучший в мире, уговорил. Сядь, отдохни, расслабься. Выдохни. И послушай, что я скажу… Тьфу, опять на какие-то стихи пробивает. Эй!

– Мэр! – крикнул Мамед.

– Я понял, – сказал Убер. – Не глухой. Стоять!!

Эхо от крика разлетелось над платформой. «Ять… ять».

Мамед остановился, тяжело дыша. Глаза снова стали нормальными – и будто смертельно больными. Он смотрел на Убера, полуседой, измученный, весь в испарине. Со лба катился пот, капал с густых бровей. Капля сорвалась с носа… разбилась о платформу…

– Видишь, странник? – Голос Мамеда был хриплый и надсаженный. – Уходи, пока можешь. Уходи. А мне… мне уже поздно.

Он повернулся и, пошатываясь, пошел обратно в «Краба».

Убер задумчиво потрогал лоб. Однако.

И тут снова раздался крик. Тягучий, тоскливый, мучительный. Так кричат киты на дне океана. Убер когда-то слушал записи. Совершенно инфернальный звук – звук вселенского одиночества. Прямо в животе от него леденело. Вот и тут что-то похожее.

Мамед вздрогнул, на мгновение остановился… Снова пошел как ни в чем не бывало. Исчез в дверях «Краба».

– Вот такой вот, сука, пердимонокль, – пробормотал Убер, глядя ему вслед.

6. Плохое молоко

– Есть хочешь? – спросила Нэнни безнадежно.

Прежде чем девочка ответила, Нэнни краем глаза заметила, что к палатке кто-то подошел. Высокий темный силуэт вырос за тонкой тканью, остановился… «Ну кто там еще?»

Мика сложила руки на груди, подняла плечи и угрюмо молчала. Она обиделась. Теперь это на полдня минимум. Нахохлилась как воробей, и даже есть не дозовешься, даже если будет умирать от голода. Мика всегда хочет есть. Нэнни вздохнула. А кто ж не хочет?

– Тук, тук, – сказали снаружи. – Дома есть кто?

Нэнни помедлила. Голос знакомый. Но не сказать, чтобы она была рада.

– Кто это? – спросила она.

– Ни за что не догадаетесь.

Ответил насмешливо-хрипловатый голос. По интонациям чувствовалось, что человек за стеной улыбается.

Мика подняла голову. Нэнни посмотрела на девочку с укором, та ответила угрюмым и неуступчивым взглядом. Фыркнула. Нэнни вздохнула. «Ох, когда же это кончится. Как я устала».

Еще этот приперся…

– Можно, – сказала она.

Полы палатки распахнулись, вошел Убер. Ему пришлось сесть на корточки, чтобы поместиться здесь. Несмотря на неудобство, скинхед с интересом огляделся. Увидел Мику, оценил ее угрюмость и обиду и поднял брови. Покивал.

– Я даже не буду спрашивать, зачем ты приперся, лысый, – сказала Нэнни.

Убер хмыкнул. Мика вдруг нарушила молчание и, словно продолжая разговор, произнесла:

– Это он.

Нэнни резко обернулась:

– Кто он?

– Ангел, которого послал мне Бог. Помнишь, я тебе рассказывала, Нэнни?

Нэнни вздохнула. Опять начинается.

– Что это за ангел такой? Господи боже, с черными перьями! Это ворона какая-то, а не ангел. – Она повернулась, оценивающе оглядела Убера с головы до ног. «А красивый мужик, хотя и лысый». – Страшный и наглый. И рожа бандитская у твоего ангела.

Убер засмеялся. Мика исподлобья посмотрела на Нэнни, затем моргнула, открыла рот… Похоже, любопытство сильнее обиды, подумала Нэнни злорадно.

– Кто такая «ворона»? – спросила Мика.

Убер удивился:

– Ворона? Ты что, никогда не видела ворон?

Мика покачала головой.

– Нет.

«Позорит меня перед людьми». Нэнни сказала с упреком:

– Ты в книжке видела!

Мика вздернула короткий нос:

– А в книжке, конечно, все настоящее? Правда? Извини, Нэнни, это тебе надо повзрослеть.

Убер захохотал, уже не сдерживаясь.

Мика нахмурилась, а затем сама начала смеяться, прикрывая ладошкой рот. Эти двое, большой и маленькая, косились друг на друга и смеялись все сильнее.

– Два сапога пара, – сказала Нэнни бессильно. – И оба на левую ногу. И эта ржет. Ты зачем вообще к нам приперся? – Она повернулась к гостю.

– А куда надо? – Убер почесал лоб, посмотрел на Нэнни, ухмыляясь. Насмешливый взгляд скинхеда раздражал женщину сильнее, чем даже несносная девчонка.

– К мэру, конечно. А то какой-то проходимец у нас будешь. Это не годится. У нас на станции все строго.

– Куда-куда ходимец? – заинтересовался скинхед.

– Прохо… мимо!

Убер рассмеялся, скаля зубы.

– У, ну вы сурово зашли… э-э… Как вас по имени-отчеству?

– Фарида Данировна, – с достоинством сказала Нэнни. Мика покосилась на нее, открыла рот… и закрыла.

– Сурово вы зашли, Фарида Данировна, – сказал Убер. – Я аж вспотел от чувства ответственности.

– Ты мне еще поиздевайся, зубоскал лысый!

– Бритый, – поправил Убер.

– Лысый!

– Бритый!

– Нэнни! – возмутилась Мика. – Перестань!

– Ничего-ничего. Пусть правду о себе услышит!

Убер засмеялся. Подмигнул девочке – так, чтобы няня не видела.

– Ну раз надо… Лысый-бритый пойдет к мэру.

Он повернулся к Нэнни, чопорно поклонился – ни дать, ни взять британский аристократ. Мика прыснула.

– До свиданья, любезная Фарида Данировна, – сказал Убер. – Позвольте выразить вам свое непременнейшее почтение.

– Никакая она не Фарида! – не выдержала Мика. – Ее имя Наталья Васильевна!

– Правда? – Убер улыбнулся.

– Да! И никакая она не любезная!

Убер засмеялся. Нэнни вздохнула: