Текст книги "Тигриные глаза"

– Никакой надежности на свете не существует, – с серьезным видом возразил Виктор. – Кто думает иначе, тот ошибается. – Он повернулся к Бризу. – Зато всегда есть шанс для тех, у кого крепкие нервы. Сейчас, говорят, можно сделать бизнес на предметах искусства.

Бриз подтвердил это кивком головы.

– Похоже, что вы уже приступили к этому. Возможно, это и не моя сфера деятельности, но приобретенный вами Балтазар ван дер Аст – один из самых значительных пейзажистов своего времени. Вообще-то не все старые мастера сегодня оценены по достоинству, хотя бы такие голландцы и фламандцы XVII века, как Ян ван Кессель, Томас Хеереманс, Ян Брейгель, которые…

– А почему так? – оживилась Сюзанна.

– Потому что их картины – большой раритет, – объяснил Бриз. – И на них нет такой моды, как на импрессионистов. Люди предпочитают приобретать старых мастеров с удостоверенной подлинностью. Как говорится, «старые деньги приобретают старое искусство». Требуется не менее полувека, чтобы просвещенное общество оценило художника.

Бриз умолчал, что есть эксперт, который может по достоинству оценить произведение еще при жизни его автора, это Лео Кастелли. Зачем отсылать своих клиентов к конкуренту? Вместо этого он сказал:

– Сейчас самое время покупать старых мастеров, но с голландцами семнадцатого века требуется большая осторожность, о них очень мало подробных сведений, особенно это относится к началу века.

«Линкольн» остановился под навесом в форме раковины.

Швейцар в костюме гусара прошлого века бросился открывать двери. Как только Плам вышла из машины и ступила на красный ковер с бурыми от подтаявшего снега краями, ее вновь охватил безотчетный страх. Смутное предчувствие, что на голову вот-вот свалится нечто неприятное, усилилось. Так было всегда, когда она ощущала себя счастливой, – Плам почему-то была убеждена, что за счастье надо расплачиваться, и обязательно дорого. Она вновь подумала, какую же неприятность приготовил для нее этот Новый год, – слишком уж хорошо все складывалось.

Глава 2

Квартира Сюзанны благоухала неземными ароматами. Здесь достигала вершины та изысканность, которая начиналась в ее загородном доме на Солнечном берегу. На маленьких диванчиках с высокими спинками и таких же стульях сиживал, наверное, еще сам Джордж Вашингтон. Невидимая прислуга сделала все для роскошного полуночного пиршества хозяев: на серебряных мармитах подогревалась дюжина пирогов с самой разнообразной начинкой, на тележках под серебряными колпаками скрывались аккуратные горки копченого лосося; в серебряных ведерках охлаждалось десятка два бутылок марочного «Крюга», сверкающими рядами стояли графины со свежим апельсиновым соком, горячим ромовым пуншем и коньяком. Всего этого хватило бы на добрые полсотни человек, значит, подумала Плам, Сюзанна собиралась встречать Новый год в куда более многочисленной компании.

В гостиной, на видном месте слева от камина, висел ярко освещенный голландский натюрморт, недавнее приобретение Сюзанны. Он был небольшой – не более двадцати одного дюйма на четырнадцать. И очень красивый. В цветовую гамму из бронзовых, бледно – и ярко-желтых тонов добавлено совсем немного мягких оттенков оранжевого, и вся картина словно излучала золотое сияние. В центре композиции – зеленоватая стеклянная ваза с весенними цветами: нарциссы, тюльпаны и ирисы, окруженные небольшим количеством зелени. На самом ярком из желтых тюльпанов сидела муха – настолько реальная, что ее хотелось согнать. Слева у основания вазы среди морских ракушек устроилась крошечная желто-зеленая ящерица, а возле нее рассыпались опавшие лепестки, В правом углу картины красавица бабочка висела в прозрачном воздухе.

– Посмотрите, – Сюзанна с гордостью указала на подпись, – Балтазар.

Плам подошла поближе и принялась внимательно разглядывать картину. Она смотрела в основном на муху. Одно из прозрачных крыльев имело едва заметный оранжевый отблеск.

– У Шнайдера на Пятьдесят седьмой есть натюрморт этого же периода, но он втрое дороже, – заметил Виктор, – и не так хорош, я считаю. – Он подмигнул Бризу. – Нам говорили, что с такого рода живописью не прогадаешь.

– Неудивительно. Эти старые голландские мастера славятся своей точностью. Посмотрите, как четко выписаны детали, – почтительно произнес Бриз.

– Обратите внимание, в этой капле воды на столе даже видно отражение! – восторженно воскликнула Сюзанна. – А эта муха, ну разве она не великолепна? Это моя любимая деталь.

Плам присмотрелась получше.

– Это не просто муха, а муха трупная… Где вы взяли эту картину?

– У Малтби на Бонд-стрит, – ответила Сюзанна, наливая всем пунш. – Ее обнаружила Синтия – мой декоратор.

Когда все отвлеклись от картины, Плам быстро достала из сумочки булавку и, дважды осторожно ткнув ее острием в разные места картины, тут же заявила:

– Сюзанна, верните ее Малтби. Это подделка. Наступила мертвая тишина. Плам нарушила правила гостеприимства, поставив под сомнение компетентность хозяйки как в живописи, так и в финансах. Сюзанна задохнулась от возмущения.

– Помилуйте! Да Плам просто завидует мне, как и все остальные! Ей просто хочется испортить мне настроение!

Бриз бросил на Виктора тревожный взгляд и произнес извиняющимся тоном:

– Думаю, что Плам ошибается. Она мало знакома со старыми мастерами. И к тому же уже довольно поздно, она, должно быть, устала… мы весь вечер пили шампанское.

– Моему декоратору потребовались месяцы, чтобы найти эту картину после того, как она поняла наконец, чего мне хочется. – Сюзанна все больше раздражалась. – Если бы это была подделка, Синтии не понадобилось бы столько времени на ее поиски.

– Я сказала это только для того, чтобы вы поскорее смогли вернуть свои деньги, – принялась оправдываться Плам. – Ведь это надо сделать быстро, не так ли. Бриз?

Виктор вопросительно посмотрел на Бриза, который был крайне смущен.

– Я уверен, что сомнений в подлинности этой картины быть не может, – попытался успокоить их Бриз. – У Малтби высокая репутация. Но если вы хотите, Виктор, то я по возвращении в Лондон могу зайти к ним и навести справки.

– Я сам наведу справки, – бросил Виктор.

– Как Плам может знать, что это подделка? – потребовала объяснений все еще разъяренная Сюзанна. – Она видела картину всего две минуты, да еще при искусственном освещении!

– Мне не нужен дневной свет для этого, – твердо сказала Плам. – Я и так вижу, что в ней нет души. Дух картины невозможно подделать.

– Что за чушь, какой еще дух! – взвизгнула Сюзанна. – Подлинность картины подтверждена специалистами. А Плам не специалист!

Плам в упор посмотрела на хозяйку.

– Дух картины невозможно описать, его можно только ощутить. Или, напротив, увидеть, что он отсутствует.

Плам знала, что умение почувствовать подлинность или подделку – это то же качество, что и музыкальный слух, только более редкое. Бриз иногда подшучивал над ее острым глазом, говоря, что это результат неиспорченности предыдущими суждениями, иначе говоря, необразованности.

Но сейчас, в два часа ночи, Бриз не хотел обсуждать природные способности Плам и предпринял последнюю попытку спасти положение:

– Боюсь, что и мнение всего мира искусства не покажется нашей Мадонне профессиональным в вопросе голландской живописи семнадцатого века.

Разозленная упоминанием ненавистного прозвища, с помощью которого английская печать намекала на отсутствие в ее картинах эротического аспекта, Плам вспыхнула.

– Не надо быть специалистом, чтобы определить фальшивку. Торговцы говорят: «Коро нарисовал две тысячи картин, четыре тысячи из которых находятся в Соединенных Штатах». Все музеи мира клевали на фальшивки, кстати, и на очень грубо сработанные. Я иногда гляжу на выставленные в Метрополитен, Лувре или Британском музее вещи и поражаюсь нравам тех, кто осмелился продать их как оригиналы. – Она повернулась к мужу. – Чтобы увидеть подделку, нужен всего лишь хороший глаз, а он у меня есть, и Бриз знает об этом.

– При чем здесь твое хорошее зрение? – удивленно воскликнула Сюзанна.

Бриз вздохнул. Как и другие торговые агенты, он мог не знать всех необходимых подробностей изображенного предмета, например, соответствует ли платье моде, существовавшей во времена создания картины. Он этому не учился. Однако всякий хороший агент привык полагаться на собственное видение. Бриз знал, что хороший глаз требует постоянного совершенствования, тренировок и упражнений, а это означало, что он на все должен смотреть настороженно. Агенту нужен глаз, чтобы обнаружить талант, почуять сокровище в лавке старьевщика или на аукционе в глубинке, создать коллекцию.

Редкий искусствовед имеет такой глаз, поскольку большинство не доверяют собственным суждениям, а полагаются только на опыт своих предшественников. Именно поэтому многие агенты сдержанно относятся к мнению специалистов по истории живописи.

Как всегда, когда разговор заходил о живописи, голос Плам, обычно тихий и неуверенный, звучал сильно и убедительно:

– Подделывали почти каждого знаменитого художника, даже при жизни, как Френсиса Бекона. Кого-то подделать легко, кого-то трудно. Рубенс, например, так знал анатомию, что его практически невозможно скопировать. А натюрморт…

Бриз недовольно прервал ее:

– Ты слишком много выпила! Пойдем, я отвезу тебя домой. Приношу свои извинения, Сюзанна.

– Подождите минутку. – Виктора забавлял бунт, который учинила Плам, и он, с интересом наблюдая за Бризом, вдруг лишившимся своей обычной обходительности, предложил:

– У меня есть идея. Если Плам так уверена в своем чутье, то как насчет небольшого пари по поводу этой картины?

– Нет! – Бриз догадывался, что за пари собирался предложить Виктор. – Плам, я запрещаю тебе это!

Плам устремила на мужа горящий взор и, полагая, что речь может идти лишь о ставке в несколько сот долларов, согласно кивнула Виктору.

– Принято!

– Хорошо, – сказал тот. – Если выиграю я, вы отдаете мне бесплатно одну из ваших картин – по моему выбору. Если я проиграю, то плачу вам половину ее рыночной стоимости. – Он протянул Плам руку. – Но вы должны доказать, что эта картина поддельная.

Плам пожала протянутую руку.

Бриз натянуто улыбался. Если Плам выиграет, то он, Бриз, скорее всего лишится хорошего клиента. Если Плам проиграет, Виктор бесплатно получит картину английской участницы знаменитой выставки. Кроме того, Виктор ее руками добывает доказательства, с помощью которых потом загонит в угол Малтби. Ловкий игрок, этот Виктор, знал, как при плохой карте сделать хороший ход.

– Понятно, ты не любишь Сюзанну, но нельзя же оскорблять бедную женщину только за то, что она думает, что испражняется фиалками, – проворчал Бриз, закрывая за собой дверь их гостиничного номера.

Сбросив свою темно-красную накидку, Плам неуверенными шагами направилась в спальню.

– Бедная, где уж там! Не скрою, она раздражает меня – и прежде всего, наверное, тем, что у нее есть все, о чем только может мечтать женщина. Но это не дает ей права быть такой высокомерной.

– Кто бы говорил!

– И если не по форме, то по сути я была права! – Плам сбросила атласные фиолетовые туфли.

– Ты была не права и по сути, ты их расстроила и поставила в неловкое положение! Это наши клиенты и наши друзья! – Бриз в гневе расхаживал по спальне.

– Тем более надо было сказать им, что им подсунули фальшивку. И пока еще прошло совсем немного времени, они, наверное, смогут вернуть ее Малтби. – Нащупав резинку под юбками из золотистого шифона, Плам стала стягивать с себя колготки.

– Я не уверен в этом. Малтби будет сопротивляться, потому что ему больше ничего не остается. А ты не можешь позволить себе нажить врага среди немногих своих покупателей в Нью-Йорке. Даже если ты права – а я в этом сомневаюсь, – посланцы, приносящие дурные вести, обычно лишаются головы.

– Я права! – Плам наконец справилась с колготками.

– Откуда в тебе эта чертова уверенность? Сюзанна правильно сказала, ты видела картину при плохом освещении и всего одну или две минуты.

– Ты не хуже меня знаешь, что первый взгляд – самый точный. – Плам была уверена в этом, именно в первое мгновение хороший глаз сопоставляет мимолетную вереницу подсознательных ассоциаций из мозгового хранилища образов, и внутренний компьютер вырабатывает на основании этого так называемое шестое чувство.

– Да, но у тебя нет ничего, кроме единственного года пребывания в провинциальной художественной школе. Малтби выставит против тебя целую армию дипломированных экспертов. – Бриз раздраженно обернулся и уставился на Плам. – Уж они-то постараются выставить тебя на посмешище! В лучшем случае это станет еще одним спором в кругах искусствоведов о подлинности картины, а в худшем – ты окажешься вовлеченной в публичный скандал, причем в самый неподходящий для тебя момент!

– Я знаю, что это фальшивка, – упорно твердила Плам. – Я проверила ее булавкой, когда никто не смотрел.

Бриз, конечно, знал, что в старину торговцы всегда носили булавку за отворотом пиджака: поверхность старых картин тверда, как стекло, ее булавкой не проткнешь, а если острие легко вонзается в краску, то картина не может быть старой.

– Слава богу, что этого не видела Сюзанна! – вздохнул он.

– Бриз, мне кажется, ты и сам заметил, что это подделка. Из-за этого ты чувствовал себя неловко, ты был смущен.

– Ты, как всегда, права! И я объясню почему. На следующей неделе я надеюсь договориться с Певенски о твоей выставке в Нью-Йорке сразу после Венеции, когда твоя популярность возрастет. Певенски хорошо знает твой огромный потенциал, знает, что ты не получаешь сумасшедших денег и готова пойти на его условия. Но он не любит скандалов.

– У Певенски одна из лучших современных галерей на Нижнем Бродвее. С какой стати ему беспокоиться из-за сомнений, возникших по поводу подлинности какого-то голландского натюрморта семнадцатого века? И почему мне не следует раздражать Малтби? – Плам тщетно дергала «молнию» на своем кукольном платье из золотистого шифона.

– Тебе не следует настраивать против себя мир искусства.

– Ага! Заговор молчания!

В мире искусства было не принято даже шепотом упоминать о подделках. Это было табу. Подрывалось доверие публики, снижались объемы продаж, нарушалась вся финансовая структура мира искусства.

Бриз пожал плечами.

– Неужели Малтби не вернет деньги, если выяснится, что картина поддельная? – Плам старалась говорить спокойно. Ей были известны случаи, когда скандалы заминались, картины возвращались и галереи брали на себя все связанные с этим расходы. Никому не хотелось терять лицо и оказываться в глупом положении В кругах художников стараются оберегать престиж крупных галерей, музеев и общественных учреждений – лучших покупателей, которые имеют огромные бюджеты и располагают бесценными коллекциями, приобретаемыми за миллионы долларов, зачастую общественных Каждому хочется обезопасить свои капиталовложения.

– «Если» – серьезное слово в мире искусства, – предостерег Бриз – Даже если с этой картиной и в самом деле что-то не так, ты все равно окажешься по уши в дерьме Подделку в этих кругах даже не называют подделкой, а осторожно говорят «с ней что-то неладно» или «она мне не нравится"

– Мне известно это – Конечно, Плам знала, что дилеры, аукционисты и специалисты в области истории живописи, сталкиваясь с сомнительной картиной, стараются выражаться как можно туманнее, чтобы обезопасить себя и не оказаться бестактными и бессердечными, ведь коллекционеры так гордятся своими картинами Дилер даже не скажет другому дилеру о своих опасениях, что его провели на фальшивке Это вызовет только презрительное негодование и оскорбит эстетические и нравственные чувства И хотя многие обманывались на фальшивках, они никогда не признаются в этом, чтобы не повредить своей репутации Они не станут обсуждать даже вероятность существования подделок на рынке картин, хотя это ни для кого не секрет – Ты мог хотя бы подтвердить, что я могу отличить подделку от оригинала, – обиженно добавила Плам – Хоть в этом мог бы поддержать меня.

Способность обнаружить подделку, известная еще как острота зрения, чрезвычайно редкое качество Дилеры, знатоки живописи, художники и искусствоведы всю свою жизнь вырабатывают в себе это необъяснимое и загадочное умение – Мне странно, если ты ничего не заметил, – озадаченно сказала Плам – В том натюрморте не хватает души, он какой-то скучный и лишенный жизни в нем нет того, что старые мастера всегда вкладывали в свои работы, – безмятежности.

Бриз вздохнул.

– Слава богу, что ты не сказала Сюзанне, что ее Балтазару ван дер Асту недостает безмятежности. Ладно, раз уж ты так уверена в себе – какого сорта подделкой ты считаешь эту картину?

– Подпись, несомненно, похожа Картина составная кто-то взял куски других работ ван дер Аста и, скопировав, объединил их в новую картину – Ты хочешь сказать, что это компиляция? – Бриз на секунду задумался и решительно заявил – Права ты тут или нет, ты просто не можешь позволить себе никакого скандала, Плам А я не могу допустить, чтобы тебя заставляли тратить на это время Итак, Австралия у тебя отнимает почти неделю Я никогда бы на нее не согласился, если бы знал о Венецианском бьеннале Ты должна немедленно сосредоточиться на новых работах, которых ждет от тебя Британский совет И для твоей выставки в Нью-Йорке нужны новые вещи, более подходящего момента, чтобы сделать тебе имя, мы не найдем Если ты, конечно, победишь в Венеции – Хватит мечтать о несбыточном! – не выдержала Плам – Тебе известно лучше других, с кем мне там предстоит тягаться Ты ведь даже не предполагал, что меня выдвинут, и никто не предполагал – Она умоляюще глядела на мужа – Не выставляй меня на посмешище. Достаточно того, что меня выдвинули Зачем говорить всем о моей победе, когда мы оба знаем, что это невозможно?

– Ты слишком болезненно восприняла ту статью в «Пост»!

– Конечно, болезненно, а как же иначе, когда тебя обливают такими помоями? Золушка в мире живописи. Черт, «молнию» заело Помоги мне – Она подняла руки.

– Ты же знаешь, я ненавижу эту болтовню не меньше твоего – Наклонившись, Бриз возился с «молнией» на платье – Но если игнорировать этих распространителей сплетен, они сами выдумают что-нибудь. Гораздо разумнее держаться с ними по-дружески или хотя бы делать дружеский вид. Не забудь про завтрашнее интервью для «Нью-Йорк телеграф"

– Ты говоришь, что я не должна терять ни минуты, а через секунду заявляешь, что должна заниматься болтовней с прессой!

– Да что за бес в тебя вселился сегодня? Откуда такая агрессия? – Он резко дернул замок «молнии».

– Ай! Ты прищемил мне кожу! – Плам пыталась сдержать злые слезы.

– Перестань крутиться…

– Ты придаешь столько значения светской жизни! – прокричала Плам. – Я иногда просто теряюсь, я не понимаю, кто я такая вообще! Или кем я должна быть! Или что я думаю на самом деле! Мне начинает казаться, что я живу фальшивой жизнью в мире фальшивых ценностей! И сама себе начинаю казаться фальшивкой!

– Это на тебя действует Нью-Йорк, – устало проговорил Бриз. – Давай оставим этот разговор и ляжем. Утром мы можем обсудить все более спокойно. – Он вновь склонился над «молнией». – Мне придется дернуть что есть силы, или ты будешь спать во всем этом… Ну, наконец-то!

– Спасибо. – Плам сбросила с плеч узенькие лямки, и платье упало на пол. Переступив через кольцо смятого шифона, она продолжила свои нападки:

– Ты унижаешь меня на людях. Бриз! Заявляешь, что я пьяна, когда этого нет и в помине. Издеваешься над моей необразованностью, ставишь под сомнение мои способности художника и мои суждения. А потом, после всего этого, предлагаешь отправиться с тобой в постель!

– Я хотел сказать, что пора спать! – Но, взглянув на ее хрупкую фигуру, на ее матовую кожу, он ощутил волну нарастающего желания.

– С меня достаточно!

– Достаточно чего? – Бриз придвинулся к ней.

– Достаточно твоих актов Свенгали[2]2
  Персонаж романа Д. Дюморье «Трильби».


[Закрыть]. Достаточно твоего главенства, или преобладания, или как там ты называешь все то, что дает тебе основание командовать мной. Ты всегда знаешь, что для меня лучше всего, и потому я должна делать все, что ты скажешь!

– Да, я действительно знаю, – уверенно сказал Бриз и потянулся к ее груди. – Вспомни, кем ты была до встречи со мной? Перепачканная красками студенточка художественной школы, каких великое множество. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что без меня ты бы ничего не добилась. А если бы ты не… – Бриз заставил себя замолчать и мягко прижал ее к своей груди.

Плам рассерженно оттолкнула его.

– Плам, нехорошо начинать новый год с…

– Я совершенно не уверена, что нехорошо. Наверное, пришла пора взглянуть правде в глаза. Бриз сделал над собой огромное усилие.

– Плам, я сожалею. Мне не следовало вести себя так у Сюзанны. Но и ты постарайся понять меня, дорогая. Я просто не поверил своим ушам. Ты спокойно подплываешь к этой картине и, прежде чем мы успеваем приложиться к знаменитому пуншу Сюзанны, столь же спокойно заявляешь, что ее новое приобретение, которым она гордится, ничего не стоит и что, если она не понимает этого, тем хуже для нее. И в ту же секунду я увидел, как от меня отворачивается мой лучший клиент. Она никогда больше не позволит Виктору приобрести ни одной твоей картины. Я ясно представил себе, как эта стерва направо и налево поливает тебя грязью по всему Лонг-Айленду. – Он завладел рукой Плам и со смущенным видом приник к ней губами. – В тот момент мне даже показалось, что я перепил.

– Хорошо, что мы так и не приложились к этому бесовскому вареву Сюзанны, сдобренному корицей. – Она поцеловала его пальцы.

– Даже если картина поддельная, как ты сможешь доказать это? – Бриз притянул ее к себе и почувствовал ее упругие бедра. Правой рукой отвел ее мягкие волосы.

– Как-нибудь докажу – именно потому, что она поддельная! Я знаю, она поддельная… О-о, Бриз.

– С Новым годом, дорогая.