Текст книги "На крючке"

Шон Блэк
На крючке

Питеру и Джемайме

Sean Black

Gridlock

© Sean Black, 2011

First published as Gridlock by Transworld Publishers, a division of the Random House Group Limited

All rights reserved

© Посецельский А., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке. Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Пролог

В конце каждого месяца Берт Эли поднимался на час раньше обычного, в темноте, чтобы не будить жену, нащупывал одежду, забирался в раздолбанный «Шеви Импала» и проезжал восемнадцать миль от своего дома в Ван Нуйс до центра Лос-Анджелеса. В шесть утра на дорогу по 101-й автостраде уходило на двадцать пять минут меньше, чем в обычные семь, но Берт не ставил себе задачу сэкономить время. Он дожидался этих поездок весь месяц.

Берт любил заведенный порядок поездки не меньше, чем ее цель. Как часто бывает с человеческими слабостями, половина удовольствия – по крайней мере, для Берта – заключалась в предвкушении.

101-я автострада вела Берта из долины Сан-Фернандо, сквозь Голливуд, гнилое сердце города, и, наконец, через съезд на Бродвей, в центр Лос-Анджелеса, где Берт работал оценщиком недвижимости в «Ситикорп». Отупляющая работа в сером, унылом офисном здании, заполненном славными маленькими корпоративными роботами. Берт оправдывал свои ежемесячные поездки тем, что жена уже давно не занималась с ним сексом, детей, похоже, не беспокоило, жив он или умер, а работа отличалась исключительным занудством и приземленностью.

Сегодня утром, когда Берт повернул с Норт Бродвей на Западную Первую улицу, за ним увязалась патрульная машина полицейского департамента Лос-Анджелеса. Сердце Эли забилось чуточку быстрее, хотя у него не было причин чувствовать себя виноватым. Во всяком случае, пока. Технически, предполагал он, его сегодняшнее занятие противозаконно, но в основном благодаря толстому налету пуританизма, покрывающему американское общество.

Светофор на стойке рядом с Японско-Американским Национальным музеем загорелся красным. Патрульная машина остановилась рядом. Берт взглянул на двух полицейских, сидящих спереди. Один из них, вполоборота, разговаривал с молодой мексиканкой, устроившейся сзади. Уличная проститутка, судя по одежде и густо замазанным тональным кремом рытвинам на лице.

Женщина заметила взгляд Берта и посмотрела на него, будто знала его тайну. Сердце Эли вновь зачастило. Проститутка показала ему выставленный средний палец, но тут светофор загорелся зеленым, и патрульная машина поехала дальше по Западной Первой. Берт повернул направо, на Южную Сентрал-авеню. Его сердце все еще колотилось.

Берт выбросил из головы образ мексиканки, когда въехал на парковку. Заспанный служитель вручил ему билетик, едва тот выбрался из машины вместе со своим портфелем.

Тротуар еще не высох после утренней уборки улиц. Берт взял левее и направился к «Старбаксу» на углу Южной Сентрал-авеню и Второй, мимо «Куба Сентрал Кафе» и «Йогуртлэнда». У входа в «Старбакс» уже стояли несколько стульев и столиков, ожидая своего места в летнем дворике. Берт быстро прошел мимо трех стоек с газетными автоматами, стоящих у тротуара, миновал маленький дворик и толкнул дверь. Он прошел прямо к стойке и, не заглядывая в меню, сделал заказ.

– Легкий латте[1]1
  Легкий латте (skinny latte) – кофе с обезжиренным молоком и сиропом без сахара.


[Закрыть], без пенки, – сказал он баристе. – А еще черничный маффин.

Маффин был его ежедневным удовольствием.

Пока Берт ждал, он старался не смотреть в сторону последней стойки с газетными автоматами. Один черный автомат, один коричневый и два красных, которые и содержали ключ к его удовольствию. Внутри этих машин лежали свежие еженедельные газеты LA Xclusive, хотя термин «газета» был несколько неточен. Никаких новостей, только предложения эскорт-услуг, в основном от женщин, хотя попадались и мужчины или трансгендерные проститутки. Все они продавали безграничные вариации одного и того же – секса.

Бесконечное разнообразие темы пленяло Берта. Не только разные физические типы, возраста и расы, но и множество предлагаемых услуг, в том числе настолько странные, что они вызывали у Эли тошноту. Иногда рекламные объявления включали фотографии, однако на опыте нескольких разочаровывающих встреч Берт уяснил: изображения не отличаются особой достоверностью.

Тем не менее все эти страницы содержали волшебный мир возможностей, огромный магазин сладостей для взрослых. В маленьких ящиках крылось множество женщин, и каждая из них была готова заняться с Бертом сексом за деньги. Вскормленные кукурузой беглянки со Среднего Запада, несомненно, говорили себе, что их нынешнее занятие ничем не отличается от привычных домашних развлечений на заднем сиденье машины в субботнюю ночь. Двадцати с чем-то летние МАВ («модель – актриса – все, что угодно») с бросающими вызов земному притяжению силиконовыми сиськами и аурой разочарования: ведь они так и не смогли стать звездами. И, наконец, закаленные профессионалки. Женщины, которые давным-давно примирили свои надежды и мечты с тем, что они зарабатывают себе на жизнь, лежа на спине. За многие годы Берт испробовал всех.

Однако в последнее время Берт Эли начал замечать схожесть опыта и чувствовать темную, одинокую пустоту, едва встреча заканчивалась. Если раньше эти ежемесячные связи насыщали его, сейчас он ощущал голод: ему требовалось нечто иное, нежели секс. Может быть, близость?

В прошлом месяце, в неловкий миг после соития и за десять минут до истечения оговоренного времени, он лежал в постели с рыжей девицей в кондоминиуме на Плайя-дель-Рей. Берт спросил, нельзя ли обнять ее, обхватить руками. Она посмотрела на него, как на придурка, и попросила уйти. Даже достала из тумбочки пистолет, подчеркивая, что не шутит.

Странно, но Берт не ощущал вины, платя женщинам за секс. Ведь настоящая связь, с разнообразными чувствами и эмоциями, намного сильнее огорчит его жену. Отчасти по этой причине он никогда не посещал одну и ту же женщину дважды. Ну, и вдобавок он любил разнообразие. Живя в ЛА, вы можете попробовать все, что предлагает мир по части женщин, не покидая города. До тех пор, пока вы не начинаете желать объятий.

– Сэр? Вам с собой?

Вопрос баристы вернул Берта в маленькое кафе, которое уже начало заполняться офисными служащими.

– Да, пожалуйста, – пробормотал Берт.

Он протянул десять долларов и подождал сдачу. Засунул две долларовые бумажки в коробку для чаевых, а монеты приберег для покупки газеты. Потом взял свой кофе и коричневый бумажный пакет с маффином и вышел на улицу, в утреннее калифорнийское солнце.

Берт постоял секунду, прислушиваясь к своему настроению и пытаясь вернуть толику того приятного чувства, с которым он сегодня вышел из дома навстречу своему маленькому секрету.

В обед он сбежит в мужской туалет, тщательно изучит женщин, предложенных на этой неделе, а потом позвонит. В его отделе гибкий график, и он сможет востребовать время с раннего прихода на работу и съездить к женщине. Возможно, сегодня он попробует кого-нибудь постарше. Женщину, которой не покажется странным, что мужчина в его возрасте готов променять постельную гимнастику на объятия. А может, улыбнулся себе Берт, он отыщет горячую девочку и будет пялить ее, пока у нее глаза не вылезут на лоб.

Берт, глубоко погруженный в свои мысли, только сейчас, стоя на тротуаре, заметил стопку газет, лежащих у дальнего газетного автомата. Верхние страницы развевал ветерок; первые дуновения горячего ветра Санта-Аны, несущегося от природных каньонов бассейна реки Лос-Анджелес к бетонным каньонам города.

– Ха, – пробормотал Берт, чуть склонившись.

Похоже, своего рода извращенный добрый самаритянин вскрыл автомат и вывалил все содержимое на тротуар. Берт, не разгибаясь, подобрал одну газету из небольшой стопки. Потом поднял голову и увидел такое, что от выброса адреналина перехватило дыхание, а в кончиках пальцев закололи иголочки.

Обычно, когда все газеты разбирали, сквозь мутное стекло автомата виднелась надпись «Продано», нанесенная на заднюю стенку отсека. Но сейчас Берт видел там совсем иное.

Вместо надписи там была кровь – много крови. А из середины кровавого пятна на Берта смотрела пара глаз.

Голова. Кто-то вытащил все газеты и засунул вместо них человеческую голову.

Берт, все еще хватая ртом воздух, выпрямился и огляделся. Мимо прошла группа пожилых белых женщин в брючных костюмах. Одна из них взглянула на газету, все еще зажатую у него в руке, и посмотрела на мужчину с отвращением. Казалось, никто не замечал газетный автомат и его содержимое.

«Может, это такой розыгрыш. Ага, – подумал Берт, – это должно быть розыгрышем. Голова от манекена и флакон бутафорской крови. Наверное, какие-то проклятые феминистки пытаются обратить внимание на эксплуатацию женщин и прочее дерьмо».

Берт снова посмотрел на голову. «Господи Иисусе». Для розыгрыша она выглядит слишком убедительно.

Первое потрясение прошло, и Эли начал задумываться, что же делать дальше. Он знал, ему нужно просто отсюда убраться. Но следующая мысль остановила его.

Если на перекрестке есть камеры, то когда эту штуку найдут, полиция решит, что он как-то замешан, и захочет поговорить с ним. Они могут даже приехать к нему домой.

Однако если он прямо сейчас вызовет полицию, то скажет, что просто проходил мимо и случайно заметил автомат. Тогда он окажется бдительным гражданином, а не подозрительной личностью.

Он шагнул к автомату и еще раз посмотрел на голову. Хотя стекло было забрызгано кровью, он разглядел достаточно: мягкие полные губы, голубые глаза, маленький носик и обесцвеченные волосы, спутанными прядями струящиеся по щекам. Голова оказалась женской.

«Надо разделаться с этим», – сказал он себе, торопливо всунул в автомат два четвертака и дернул за ручку.

Вонь ударила в него, как грузовик. Берт задержал дыхание, но приторный запах все равно просочился сквозь горло. От спазма остатки позднего ужина выплеснулись на тротуар, забрызгав туфли. Сзади закричала какая-то женщина. От ее крика у Эли едва не лопнули барабанные перепонки.

Тяжело дыша, Берт посмотрел на номер LA Xclusive, который держал в руке. На обложке красовалась молодая блондинка с безупречным макияжем и ретушью: коллагеновые губки, носик кнопочкой, синие глаза и шелковистые платиновые кудри. То самое лицо.

Берт Эли медленно и неохотно взглянул на заголовок, напечатанный над фотографией девушки: «ЗНАКОМЬТЕСЬ С СИНДИ КЭНЬОН».

Глава 01

Ее тело покрывало детское масло и пот. Рейвен Лэйн крутанула головой, взметнув в воздух густую гриву черных волос, выгнула спину и улыбнулась трем сотням мужчин, сгрудившимся вокруг маленькой платформы. Два огромных динамика, стоящих по бокам сцены, изрыгали Girls, Girls, Girls, хеви-металлический гимн Mцtley Crьe.

Доллары каскадом сыпались через металлический барьер, который вместе с двумя накачанными вышибалами отделял Рейвен от зрителей. Она, не обращая внимания на деньги, изогнулась вокруг шеста, многозначительно водя левой рукой вверх и вниз по металлу. Рот приоткрыт, голова откинута назад, глаза прикрыты в эротическом экстазе.

За годы выступлений она отработала свои движения до мелочей. Каждый жест, движение губ, изгиб у шеста и даже взмах волос был поставлен вплоть до секунды. Все работало на одну цель – каждый мужчина в клубе должен уйти с чувством, что Рейвен Лэйн танцевала исключительно для его удовольствия.

Она снова открыла глаза, готовясь перейти к следующей части программы. Краем глаза она поймала картинку – тощий, похожий на ласку мужчина с крысиной бородкой и бейсболкой «Джон Дир». Он протиснулся под барьером и направлялся прямо к ней. Каким-то образом ему удалось миновать вышибал, и сейчас он полным ходом мчался к Рейвен.

Лэйн напряглась, подобрав ноги и ухватившись рукой за шест. Оценив скорость мужчины, она выполнила финальный разворот и завершила его ударом острого каблука прямо в солнечное сплетение незнакомца. Мужчина попятился, схватившись за грудь, а толпа одобрительно взревела. Один из вышибал запрыгнул наверх, и мужчину за волосы вытащили обратно за барьер. Там нарушителя перехватил другой сотрудник службы безопасности клуба и поволок через толпу. Несмотря на явную боль, на лице мужчины расплывалась бессмысленная улыбка, словно пинок стриптизерши был своего рода наградой.

Рейвен выбросила инцидент из головы и продолжила выступление. Руки пробегают по обнаженной груди, задница выпячена к толпе, которая явно впала в экстаз. Все это время вокруг нее осыпались доллары, пока она почти не потеряла из виду лица мужчин, уже заплативших двадцатку на входе, чтобы увидеть ее обнаженной.

Через восемь минут, став богаче почти на столько же тысяч долларов, она в сопровождении охранников вернулась в гримерку, темную комнатку в задней части одноэтажного придорожного салуна. Она обтерлась полотенцем, подновила макияж, накинула короткий красный шелковый халат от «Фредерикса» из Голливуда и отправилась обратно, фотографироваться с поклонниками и подписывать футболки.

Футболка стоила пятнадцать долларов, ее подпись – десять. Фотография вместе с Рейвен обходилась мужчинам еще в пятнадцать. Такое выступление, с учетом ее доли от входных денег и выручки бара, плюс куча бумажек, брошенных на сцену, приносило ей чистыми около пятнадцати тысяч долларов. «Неплохой результат за несколько часов работы для двадцативосьмилетней женщины, которая даже не окончила среднюю школу», – подумала она, когда очередной неудачник вышел вперед, чтобы с ней сфотографироваться.

После почти десяти лет сбрасывания одежды на сцене и в кино Рейвен все еще не вполне понимала, почему мужчины так рвутся ее увидеть. Длинные черные волосы, почти безупречное тело. Рейвен знала о своей очевидной привлекательности, но все равно не понимала. Ей всегда казалось, это все равно что прийти в лучший ресторан мира постоять снаружи, прижавшись носом к стеклу, и посмотреть, как едят другие.

Возможно, предположила она, мужчин привлекает именно ее недостижимость. Она фантазия, облеченная в плоть. Она та, о ком мужчины могут думать, когда им приходится возвращаться домой и трахать своих толстых жен, которых они сами выбрали. Да, она продает фантазии, подумала Рейвен, расслабив плечи и откинув назад волосы. Должно быть, все именно так.

Через два часа, когда ее правая рука болела от нескольких сотен подписей, а задница онемела от рук множества перевозбужденных мужчин, которые фотографировались с ней, она наконец-то вернулась в свою гримерку. Когда Рейвен открыла дверь, она увидела на столе огромный букет красных роз. «Как оригинально», – подумала она и, отцепив от букета конверт, бросила его на стол.

Судя по толщине конверта, он содержал не только записку. Вероятно, еще пачку денег и номер телефона. Парни, обычно богатые местные бизнесмены, часто решали, что тысяча долларов наличными будет способствовать ночи страсти, рассказами о которой они смогут попотчевать своих друзей из местного сельского клуба во время партии в гольф.

Рейвен вытерла полотенцем пот с груди. Последнее время ее тело болело намного сильнее, чем раньше, когда она только начинала свою карьеру. Взмахи волосами приводят к выпячиванию и дегенерации межпозвоночных дисков. Работа у шеста чертовски вредит плечам. Множество неестественных поз портит хрящи, а крестец, большая треугольная кость в основании позвоночника – а ведь большинство людей о ней даже не слышали, – начинает так сильно опухать, что приходится спать на боку. И все это только физические недуги.

Рейвен могла бы написать книгу о психологических травмах, к которым может привести такая работа, если ты недостаточно осторожна. Кучи дружков: сначала они смотрят на тебя как на трофей, а потом как на кормильца. Постоянный соблазн глушить свои эмоции выпивкой или наркотиками. Сотни маленьких ежедневных унижений, особенно со стороны женщин.

Рейвен протянула руку и открыла конверт. Внутри была сложенная в несколько раз бумажка. «Ну вот, опять», – подумала она, увидев тщательно выписанные печатные буквы. От бумаги пахло дешевым одеколоном. Рейвен развернула бумагу длинными ухоженными ногтями и поднесла к свету, разбирая записку.

«Рейвен, пожалуйста, помни, я сделал это ради тебя. Это то, чего ты хочешь. Даже если еще не осознаешь. Детка, ты всегда будешь в моем сердце».

«Что сделал?» – спросила себя Рейвен. Прямо сейчас она хотела только одного – пусть этот придурок перестанет присылать ей записки.

Она бросила записку на стол и взглянула в зеркало, отчасти ожидая увидеть человека, стоящего за ее спиной. Но в комнате никого не было.

Она не понаслышке знала про разных фриков, преследователей и прочих придурков. В этом бизнесе подобных людей собираешь так же, как другие женщины собирают обувь. Она уже получила запретительное постановление против одного из бывших бойфрендов, а сейчас поддерживала связь с полицией Лос-Анджелеса по поводу мерзкого типа, который названивал и писал ей уже несколько месяцев.

Рейвен знала – полицейским понадобятся доказательства, поэтому она сделала мобильником несколько фотографий букета и положила записку в сумочку. Потом очень быстро оделась.

Как только Лэйн забрала свои деньги у владельца клуба, она поинтересовалась у него насчет букета, но он мало что мог сказать. Цветы доставили в клуб, пока Рейвен раздавала автографы. Их принес человек, который выглядел как обычный посыльный. Нет, раньше его никто не видел. Владелец клуба дал описание, сузив круг примерно до четверти мужской популяции: белый, примерно метр восемьдесят, каштановые волосы, карие глаза. Другими словами, мистер Посредственность. Да, владелец посмотрит на записи с видеокамер, они стоят на входе, но вряд ли от этого будет толк.

Рейвен вышла в сопровождении двух вышибал, неся в сумке большую часть своих пятнадцати тысяч долларов. Они двинулись по безлюдной парковке, пробираясь между пикапами и семейными автомобилями (некоторые в комплекте с детскими сиденьями) к машине Рейвен, темно-синему седану «БМВ» 5-й серии.

Рейвен бросила сумку на переднее пассажирское сиденье, забралась в машину и нажала кнопку центрального замка, запирая все двери. Она сидела одна, угнетенная тишиной; вышибалы шли обратно к клубу. Она прикрыла глаза, стараясь собраться. Не стоит отправляться в долгую поездку в таком возбужденном состоянии. Рейвен несколько раз медленно вдохнула и выдохнула, превращая свои страхи и тревоги в маленькие облачка пара, вырывающиеся изо рта.

Раздался громкий стук.

Она вскинула голову и увидела пару глаз, которые таращились на нее сквозь прорези черной лыжной маски. Мужчина схватился за ручку водительской двери, пытаясь ее открыть. В эту минуту Рейвен заметила длинный охотничий нож в ножнах, болтающийся на его ремне. Их глаза на мгновение встретились, интенсивность взгляда мужчины парализовала Рейвен. Толстые розовые губы, окаймленные шерстью маски, двигались. Но рев двигателя заглушал все звуки – Рейвен нажала ногой на педаль газа.

Потом мужчина моргнул. Движение его век разрушило чары. Рейвен перекинула передачу и резко сдала назад, нажав на тормоз только в тот момент, когда писк парковочной системы стал практически непрерывным. Лэйн переключила передачу, и «БМВ» рванулся вперед; свет фар окаймлял широкие очертания мужчины.

Она резко вывернула руль, едва не ударив нападавшего на нее капотом, и, продолжая жать на газ, выехала с парковки клуба на улицу.

Рейвен посмотрела в зеркало заднего вида: улица была пуста. Ее никто не преследовал. Руки все еще дрожали; на самом деле она вся тряслась. В груди бешено колотилось сердце. Она схватила телефон, находившийся на пассажирском сиденье, собираясь звонить в полицию, но передумала. Ей хотелось добраться до дома, а не стоять на парковке и беседовать с копами.

Рейвен отложила мобильник, включила радио и выкрутила громкость. Она надеялась, музыка сотрет страх, тонкой пленкой покрывавший ее тело. Она резко ударила ладонями по рулю – злость вытеснила тревогу, – въехала на подъездную дорожку заправки примерно в километре от клуба и остановилась рядом с закрытой автомойкой, черной как смоль. Рейвен глубоко дышала, пытаясь прийти в себя.

Спустя несколько секунд она заметила пикап, который выехал с парковки клуба и повернул в ее сторону. Рейвен резко вдохнула, когда мельком увидела водителя. Это не может быть он. Это просто невозможно.

Пикап вильнул через разделительную полосу, и на мгновение Рейвен подумала, что увидит проблеск божественной справедливости. Но водитель выровнял машину и поехал дальше, будто ничего не случилось.

Рейвен нажала кнопку, опуская стекло, закурила новую сигарету и завела двигатель. Все еще трясясь, она вывела машину из темноты заправки и выехала на дорогу.