Текст книги "Сложенный веер (сборник)"

Глава II. Все шляются там, где им совершенно не положено быть

Антон Брусилов, лейтенант десанта

Будь они все прокляты! Самоуверенный дипломатишка, слепой на оба глаза и глухой на оба уха, который в упор не видит того, что здесь происходит, который не имеет понятия о медиевальных цивилизациях даже на уровне «Справочника космического туриста», массового бестселлера эпохи начала межпланетных контактов. Очкастая снайперша с ее крышесносным умением исчезать постоянно неизвестно куда и появляться потом как из-под земли с невинным видом и незатейливыми вопросами «А что здесь случилось?» и «Куда мы идем?». Мы идем к черту, в ж… катимся, неужели ж они этого не замечают? Лорд-канцлер уже неделю вешает им на уши отборнейшую лапшу, а они…

– Тот проход уже несколько лет, как заделан, лейтенант.

Он поворачивается на голос, чтобы увидеть прямо перед собой аристократический подбородок и черные прищуренные глаза верховного главнокомандующего Аккалабата.

– Ты меня напугал, – спокойно говорит Тон и ждет реакции.

Хьелль Дар-Халем, маршал Аккалабата

Это стоило того, чтобы встать с постели и полным инвалидом, прячась от встречных в арках и нишах, доковылять до дворца. Ты меня напугал.

– Ты меня тоже, – невозмутимо констатирует Хьелль и усаживается в кресло, лишь немного поморщившись от боли в спине.

– Ты ранен?

– Нет, альцедо, – собеседник по-прежнему стоит в тени, скрещенных на груди рук не видно. Хьеллю быстро надоедает пялиться в темноту.

– Может, присядешь?

Тон придвигает себе стул и садится.

– Выйди на свет, я тебя не вижу.

Линька лишает всех и всяческих рефлексов, и, когда сильные руки сжимаются на его горле, Хьелль не успевает среагировать и только хрипит одобрительно. Одновременно скашивая глаза под немыслимым углом, чтобы успеть увидеть. То, что ему таким оригинальным образом показывают.

Хьелль выставляет два полусогнутых пальца вверх, обозначая: «Сдаюсь». Тон удовлетворенно кивает и возвращается на место. Хьелль потирает саднящее горло и констатирует:

– С головой у тебя лучше не стало. А говорят – закон сохранения вещества: где-то убавится, где-то прибудет. На руках убавилось, должны были нарасти мозги.

– Как ты помнишь, у нас этот закон не работает, – поддерживает шутку Тон. И тут же поправляется:

– Не работал. Ни в каком виде. Прибавлялось или убавлялось все исключительно соответственно пожеланиям заказчика. Без всяких ограничений.

– Ага, – саркастически замечает Хьелль. – Демонические конформы в ассортименте. Во славу пресветлой королевы Дилайны. Знаешь, у тебя были на редкость гнусные кожистые лапы.

– Чешуйчатые, – исправляет Тон, грустнея на глазах. – Кожистые были крылья. Гораздо практичнее, чем ваши мочалки, между прочим.

– Ну, куда нам…

– Со свиным рылом в калашный ряд.

– ???

– Земная пословица. Что ты делал три года на Анакоросе?

– Год. Потом меня забрали по дуэму с Дар-Акилой.

– И что?

– И ничего. Помнишь, когда Сид был маленький, он терпеть не мог, когда ты трогал его игрушечную лошадку?

– Да. Здоровская была. С пушистым хвостом. Даже у меня такой не было. А значит, когда он подрос…

– Он все равно не отдает ничего из того, что считает своим. Имей это в виду, если в твоей голове бродят какие-то мысли по поводу Аккалабата.

– Нужны вы мне… Вот если бы драгоценные реликвии королевского дома Дилайны… Не может быть, чтобы при межпланетном переезде прекрасная Лулулла не прихватила из родительского дома шкатулку с семейными прибамбасами.

– Представь себе, нет. Во всяком случае, не так, чтобы об этом было известно. Платья и украшения великой прародительницы хранятся в сокровищнице. Частично – в храме Лулуллы. Того, что тебя интересует, там нет.

– Зная неподдельную страсть ряда аккалабатских даров к тому, что они считают своим, я все-таки пошарю… здесь во дворце, по некоторым частным коллекциям. Ну, и вообще… – Тон делает неопределенный жест рукой.

Хьелль использует перерыв в разговоре, чтобы сменить тему.

– Как ты попал в земной спецназ? Они соображают, кому поручили себя охранять?

Тон поеживается. На какое-то мгновение на месте уверенного в себе командира Звездного десанта – растерянный мальчишка, большую часть жизни живущий под чужим именем.

– Можно, я не буду рассказывать? Я все равно ничего точно не помню. После операции.

– Это была операция? – не выдерживает Хьелль. – Или просто сдирали с мясом?

– Некоторым отрубали руки. По локоть и выше. Я легко отделался, – Тон, как маятник, раскачивается на стуле, сжав руки в кулаки между коленками и каким-то чудом ухитряясь в этой позе сохранять равновесие. Говорит он размеренно и монотонно, и Хьеллю уже не хочется знать, что было дальше. Но Тон почему-то рассказывает.

– Короче, когда я начал хоть что-то соображать… это была Рипария. Самое омерзительное место Внешнего кольца. База подготовки спецназа Конфедерации. Мне популярно объяснили, из какого дерьма меня вытащили земляне и скольким я им обязан. Предложили жизнь, новое имя и пристойную биографию в обмен на потенциальные боевые навыки. Как ты догадываешься, я вообще ничего не умел… особенно с огнестрельным оружием. Но скорость реакции и прочие наши свойства, не привязанные к артефактам… это все осталось. Через три года я получил лейтенантские нашивки и тридцать парней, которые по моему приказу идут под пули и лазерные лучи.

– И вершат справедливость, свергая кровавые режимы, не угодные Конфедерации? Сжигают в постели злодеек-королев с кучей дочек и всей дворцовой челядью? Отрубают руки по локоть наследным принцам, чтоб неповадно было?

Судя по тому, как Тон зажмуривается и перестает качаться на стуле, удар попал в цель. Хьелль про себя считает до десяти. Потом до двадцати. На «восемнадцати» Тон открывает глаза и нарочито медленно встает со стула. Теперь он возвышается над Хьеллем, засунув руки в карманы.

– Хьелль, мне было пятнадцать. И я хотел жить. И сейчас хочу. У меня большие жизненные планы. Не смей меня упрекать. Вздумаешь помешать – разнесу башку из скорчера. Во славу кровавого режима Дилайны. Заруби на своем длинном носу.

Развернувшись на каблуках так, что в каменном полу, кажется, остаются вмятины, Тон выходит из комнаты. От резкого хлопка двери единственный в комнате светильник гаснет.

Верховный главнокомандующий Аккалабата продолжает сидеть, пялясь в темноту открытыми глазами. Потому что, когда он закрывает их, то видит выжженную яму с остатками человеческих и нечеловеческих тел на месте королевского дворца Дилайны. Главнокомандующий пытается решить, какие дальнейшие действия сделают его большей сволочью по отношению к людям, которых он любит, каким образом убедить Сида, что им на Аккалабате дозарезу необходимо консульство Конфедерации, хотя бы состоящее из одного человека, и как доказать Лисс, что этим человеком должна быть она.

Оставлять ее на Земле сейчас, когда в поисках своих семейных ценностей по Хаяросу рыщет наследник королевского трона Дилайны, Хьелль не намерен. И Тону мешать не собирается. Интересно, обретя искомое, тот сразу помчится мстить направо и налево или сначала отрастит кожистые и чешуйчатые и до одурения натешится своим вторым конформом? Хотя… у Тона-то он, по-моему, первый.

Сид Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата

– Ты как?.. – обеспокоенно спрашивает лорд-канцлер, поднимая голову от бумаг и устало потирая виски. Сначала спрашивает, а потом понимает неуместность вопроса и заканчивает его уже не обеспокоено, а недоуменно:

– …сюда попал?

– Через дверь. У тебя открыто было, – хладнокровно сообщает, непринужденно усаживаясь напротив и закидывая ноги на стол, источник богатейшей гаммы чувств, сменяющих друг друга на лице лорд-канцлера.

– По моим представлениям, дар Аккалабата, лишенный дружеского участия в трудный период своей жизни, должен валяться без чувств в постели, а не шататься по дворцовым кабинетам, – ехидно замечает лорд-канцлер, пытаясь скрыть вздох облегчения. Хьелль лишь чуть бледнее обычного, черты лица еще более обострились, под глазами залегли серые тени, но никаких признаков того, что друг сейчас потеряет сознание или скорчится в кресле от боли.

– Я решил, что, раз ты так занят дипломатическими реверансами, что не можешь уделить другу причитающееся ему время… навещу-ка я тебя сам, – это жизнерадостное сообщение сопровождается извлечением из-под орада кожаного футляра с набором гребней, ножей и прочих инструментов, владеть которыми каждый дар умеет с детства, баночек с мазью и пульверизатора с обезболивающим гелем. Весь арсенал ухода за линяющими крыльями бодро выстраивается на столе и начинает наступление на лорд-канцлера.

– Помощь страдающим друзьям… – тяжелая щетка с костяной ручкой отодвигает свиток с программой завтрашнего развлечения гостей с Земли.

– …является первым долгом и обязанностью… – отворачивается и катится по столу, посланная щелчком в направлении чернильницы, крышечка от баночки с мазью.

– …каждого благородного дара Аккалабата… – сама баночка с душистым, вязким содержимым устанавливается прямо под носом лорд-канцлера на очередном проекте договора.

– Конечно, если этот благородный дар… – острые металлические зубцы расчески впиваются в столешницу в нескольких миллиметрах от его руки.

– …не совершенная скотина… – гибкое лезвие вонзается по соседству с расческой.

– …полностью погрязшая в придворных интригах.

Сид едва успевает заслониться толстым фолиантом по государственному праву Империи от зловещего пшикания пульверизатора, направленного прямо ему в нос.

– Знаешь что? – мстительно произносит он, прочихавшись. – С таким хамом, как ты, даже не хочется делиться весьма интересными наблюдениями, которые я сделал вчера во время визита на корабль Конфедерации.

– Ну и не делись. Жадина.

– Ну и не поделюсь.

Хьелль уже смахнул в сторону все важные и неважные бумаги и, обнажившись до пояса, удобно устроился на столе спиной к Сиду. Спина и крылья выглядят хоть и не безупречно, но ухоженными. Однако Сид не выдерживает:

– Слушай, ты восьмилетнего мальчишку нашел из военного корпуса тебе перья раздергивать? Или слепого итано с полным нарушением координации движений?

Ловкие ладони разминают поднимающие крыло мышцы, соскальзывают на опускающие, больно пощипывают сухожилия у основания несущей поверхности. Маленькие щипчики выдергивают остатки старого оперения, шпатель втирает обезболивающую мазь. Все время процедуры Хьелль благодарно постанывает, а лорд-канцлер, не переставая, брюзжит. Плотная и эластичная серая поверхность под пальцами кажется не такой эластичной, как положено, синяки и кровоподтеки на спине выглядят расползшимися больше, чем всегда.

– Какая бездарь тебя так расчесала?

– Ревнуешь?

– Иди к Чахи под хвост.

– Ревнуешь. Так что ты пронаблюдал на корабле у землян?

Все, на что у лорд-канцлера хватает твердости, это выдержать трехминутную паузу, пока он сбрасывает результаты своей деятельности в мусорную корзину и аккуратно завинчивает баночки-крышечки.

– Кто, ты думаешь, командует у них отрядом боевого обеспечения? – наконец, выдает он.

Хьелль в хорошем настроении и даже расположен шутить.

– Прекрасная Лулулла, естественно. Воскресшая из мертвых и полная тайных помыслов.

– Ты почти угадал, – серьезно отвечает Сид.

– Разумеется. Я ее видел.

– Ты?

– Ну да. Явилась ко мне в белоснежном одеянии, вся прозрачная такая… в арочном переходе под обеденным залом… и говорит…

– Хьелль!

– И говорит: «Отдай мои бабьи цацки», – заканчивает лорд Дар-Халем, уворачиваясь от летящего ему в правый висок шпателя.

– Ты его видел, – констатирует лорд-канцлер.

– Я даже с ним разговаривал. Поминали твою злополучную лошадку с пушистым хвостом. Мы ее утопили в дворцовом пруду на Дилайне. Ты орал как резаный.

– Мне семь лет было.

– Все равно – не повод. Надо было делиться.

Лорд-канцлер еще несколько мгновений продолжает улыбаться детским воспоминаниям, потом серьезнеет.

– Хьелль, мы должны ему помочь.

– Как, Сид? У нас их нет.

– Я не уверен. Во всяком случае надо постараться. Ты его руки видел? Ты представляешь себе, как их сдирали? Браслеты лордов Дилайны. С ними же рождаются, они же до кости… – Сид сокрушенно обхватывает руками голову.

– У него уже в восемь лет их было не по пять штук на запястьях, как у большинства, а почти до локтя. Меня тошнит, когда я думаю, чем эти кольца надо было выламывать. Или вырезать. Из живого мяса. Неудивительно, что Тон ничего не помнит «после операции», как он выражается.

– А я не понимаю, почему земляне оставили его в живых. Их посольство было среди наиболее пострадавших в ту ночь, когда наши родственнички на Дилайне попытались одним махом избавиться от всех конфедератов на своей территории. Там спаслось полтора человека.

– Бред какой-то. По моим представлениям, они должны были ему голову снести, после всего, на что в ту ночь насмотрелись. И он стал у них служить в спецназе… Тоже не понимаю.

Сид некоторое время молчит, размышляя, потом поворачивается к другу и, нащупывая на зыбкой почве предположений и догадок точку опоры, спрашивает:

– Хьелль, а ты уверен, что Тон вообще в курсе, что тогда происходило? Ему же было лет двенадцать.

– Тринадцать. Он младше нас с тобой на три года. И это случилось через год после твоего возвращения с Когнаты. Помнишь, твой отец тогда достал пленку? И показывал тайно нам в своем кабинете. Полуразрушенный Акро-Чал…

– …На месте дворца – выжженная проплешина, ошметки жуткого вида, даже не хотелось думать, что это.

– Трупы на улицах. Обугленные стены посольств.

– На месте Ситийского – вообще ничего. Помню, меня впечатлило. Просто пустота. Прямоугольник покореженной земли вместо роскошного трехэтажного особняка.

– Покрытого тремя слоями брони и напичканного защитными системами снизу доверху.

– Вся дорога к космопорту была усеяна телами. Разодранными в клочья – в большинстве своем.

– Родственнички расстарались.

– Чуешь, мы с тобой истинные дары Аккалабата. Смакуем такие подробности.

– Ты это называешь «смакуем»?

– Эээ, – когда Сиду не нравится формулировка, он, как лошадь, старательно трясет головой, будто от этого неудачное слово вывалится из ушей. – А что нам еще остается, кроме как констатировать, что десять лет назад силы Конфедерации (конкретно – ситийский военный флот) прибыли на Дилайну для разрешения конфликта между ее народными массами (это слово лорд-канцлер произнес, словно речь шла о массах рвотных) и горсткой лордов, не желавших подпускать никого к управлению страной, разоривших ее подчистую, пьянствовавших и развратничавших без стыда и совести на глазах у оголодавшего пролетариата. Конфликт, конечно, разрешили, королеву засадили во дворце в почетном заточении, учредили что-то типа парламента. Лорды, конечно, заартачились и начали активировать браслеты. С испугу и перепою. Страшно подумать, какой там начался хаос, когда и время, и пространство поехали неизвестно куда и вместо нескольких десятков средневековых мечников выяснять отношения к конфедератам явились несколько десятков демонических конформов. Ты же видел, как это работает. Тон, надо отдать ему должное, уже в три года соображал, что может нас в таком виде замочить одной лапой. Наслаждался в одиночку. А представь себе землянина или, скажем, правоверного делихона, выросшего на определенных законах физики, которые они называют «фундаментальными». Вот просыпается он ночью в своем посольстве…

– …а каменная стена у него на глазах становится прозрачной и через нее лезет такое. Демонически-чешуйчатое, – Хьелль даже прижмуривается от восторга.

– Величиной с восьмиэтажный дом.

– Ты утрируешь. У большинства лордов Дилайны все-таки было чувство меры.

– А также чувство времени и пространства, – язвительно замечает Сид. – Они на него дуло скорчера только наведут, а он тихо растворяется в воздухе. Заметь – без следа. Без предупреждения. И без малейших усилий. Потом сотворяется из того же чистого воздуха прямо над головой обидчиков и – хрясь! Я тебя уверяю, все эти земляне, ситийцы, делихоны просто обалдели от такого вольного обращения с фундаментальными законами и свойствами материи. Я сам так до конца и не смог привыкнуть к абсолютно неупорядоченному набору способностей наших дальних родственников. Хорошо, что королева Лулулла оттуда смылась.

– Сид, ты хоть об этом можешь говорить серьезно?

– А что об этом говорить? У нас с тобой по планете расхаживает живой и здоровый лорд Дилайны. Причем не просто лорд, а что-то типа наследного принца. Хорошо технически оснащенный, спасибо коллегам из Звездного совета. У него, небось, даже металлоискатель есть. И пока мы тут с тобой сидим и рассуждаем, он шурх-шурх, по стенам и за стенами, глядишь, и выковыряет себе браслет-другой. Помнишь, они такие тонюсенькие – золотые и разноцветные. Переливаются.

Сид мечтательно закатил глаза.

– Так, на чем я остановился?

– На том, что Тон набредет-таки на браслеты.

– Вот-вот. И сразу их на белы руки – раз. Ну, не белы, а все в татуировках, – поправляется Сид, встретив протестующий взгляд Хьелля. – Должен же он был под чем-то свои шрамы прятать. Так вот. Дальше активация – два. Ты в курсе, они начинают светиться изнутри. Дальше земной корабль в клочья – три. Или нет… Экипаж и дипломатов в клочья, а на корабле на Дилайну, так сказать, в родные пенаты – четыре. Мне продолжать?

– Не стоит. С браслетом-другим все это невозможно. Ему потребуется время, чтобы нарастить хотя бы штук по десять на каждой руке.

– Об этом я не подумал.

– Я же говорю, ты параноик. Помешанный на безопасности Аккалабата и лично Ее Величества. Смотри на вещи шире.

– Это как?

– Пусть ищет. Мы ему даже поможем. Найдем – подарим. Вручим торжественно в знак уважения к заслугам командира Звездного десанта. Одновременно с другими подарками для членов миссии. Ты же планируешь на заключительный день?

– А то как же!

– Ну вот. В обмен попросим держать нас в курсе дела. Чтобы не проснуться однажды в комнате с растворяющимся потолком и четырехлапым монстром над кроватью.

– Как все у тебя просто выходит!

– Я военный, Сид. Я привык оперировать теми реальностями, которые вижу перед собой, а не пытаться подменить их мною изобретенными, как вы, дипломаты. В качестве реальности мы имеем сейчас молодого лорда Дилайны, весьма недовольного своим существующим положением. Значит, он его изменит. Мы не в силах этому помешать. Значит, будем способствовать и надеяться, что он этого не забудет, когда придет к власти.

– Когда он чтооооооо? – лорд Дар-Эсиль подпрыгивает в кресле.

– Придет к власти, Сид. Ты же не думаешь, что у него иные жизненные планы? И позволь также напомнить тебе, что лорды Дилайны а) никогда не выполняют своих обещаний (если не считают нужным), 6) не имеют друзей, кроме самих себя, и в) полагают любые средства пригодными для реализации своих целей. Это цитата из лекции о сути вещей, которую твой отец читал нам каждый раз, отвозя на космодром для полета к владетельным принцессам Дилайны.

– Я знаю, – при упоминании об отце Сид, как обычно, мрачнеет.

– Так что давай расслабимся и будем получать удовольствие. И прекращай валять дурака. Не мне же учить тебя дипломатическим играм.

Лорд Дар-Халем решительно стряхивает баночки с мазями и инструменты для альцедо в большой мешок, извлеченный из складок орада, и – Охаде! – в два шага исчезает за дверью.

Глава III. Все говорят «нет»

Сид Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата

– Моя королева, – Сид почтительно прикасается губами к краю темно-зеленого платья.

– Мой лорд-канцлер, – старая ведьма наклоняется вперед и покровительственно треплет его по плечу. Она довольна. Мальчишка Эсиль не хуже отца: предан, умен, изворотлив, красив, только слишком привязан к своему, точнее, моему маршалу.

– Переговоры с землянами идут успешно?

– Вполне успешно, Ваше Величество. Скоро они перестанут Вам мешать.

– Так надо бы развлечь их напоследок, как полагаешь? Да и твоей королеве не мешает повеселиться, мой мальчик.

– Как Вам будет угодно, Ваше Величество. Думаю, небольшой турнир…

– Нет, Сид. Нужно что-то более впечатляющее, – королева задумчиво теребит в руках хлыст для верховой езды. В отличие от своей бабушки, нынешняя властительница Аккалабата использует его по прямому назначению, но истории о том, как эта на вид безобидная игрушка опускалась на плечи, и не только на плечи, его высокородных предков, отец рассказывал Сиду с детства. Лорд-канцлер поводит плечами под орадом, но с колен не поднимается.

– Та дама из Звездного совета, которая интересуется нашей историей и культурой, она действительно, важный чин? – неожиданно спрашивает королева.

– Да, у них на Земле она занимает пост выше посла Краснова. Даже обладает правом единоличного вето на решения… – Сид всегда рад блеснуть осведомленностью, но королева перебивает его.

– Вот и славно. Покажем ей нашу древнюю традицию…

У лорд-канцлера темнеет перед глазами. Он уже знает, что сейчас последует, но все же надеется…

– Большой бой за дуэм.

– Ваше…

– Лорд-канцлер!

Хлыст колышется в опасной близости от глаз Сида, и он не осмеливается продолжать.

– Кроме того, впервые за долгие годы у нас появляется возможность провести справедливое состязание. Твой Дар-Халем, насколько я понимаю, в альцедо. Так что у остальных будут примерно равные шансы. Сходи в корпус – выбери мальчишку. Можно нескольких, но тогда тебе придется хорошенько продумать правила.

– Нет.

Сейчас старуха мне вмажет. Покажет нашу древнюю традицию.

– Я не расслышала Вас, лорд-канцлер.

– Нет.

– Что «нет»?

– Я сказал «нет»… Ваше Величество.

Старшие дары шесть лет назад

– Я сказал «нет», Корвус.

– А кто ты такой? – лениво осведомляется лорд Дар-Эсиль, даже не поворачиваясь к старшему дару Халема.

– Корвус, дуэм – это не развлечение, это способ выжить, всегда мучительный, иногда постыдный, но без него мы бы здесь с тобой сейчас не сидели. Превращать язву, болезнь нашей расы в зрелище – мерзость.

– Это не мы с тобой придумали. Большой бой за дуэм практикуется уже пятьсот лет.

– Но ни разу за время твоего канцлерства. И никогда – перед глазами чужаков.

Хозяин дома промокает платком вспотевший лоб.

Окна Халемского замка распахнуты, и запах скошенной травы и мокрых папоротников наполняет комнаты. День тянется к концу, болотный туман уже выполз из своих укрытий и наступает. Дышать становится все труднее и труднее.

– Что я должен был сказать королеве? – лорд Дар-Эсиль пытается перейти в наступление.

– То же, что я тебе сейчас. Если ты боишься, я сам скажу.

– Давно не был в опале? – фыркает лорд-канцлер.

– Значит, боишься.

– Послушай, а тебе не приходит в голову… – лорд Дар-Эсиль встает и начинает взволнованно ходить по комнате. Он без орада, и Дар-Халему приходится отклоняться, когда мимо его лица пролетают острые оконечности крыльев.

– Тебе не приходит в голову, что эти, как ты выразился, чужаки с Делихона – наш первый шанс показать другой цивилизации, какие мы на самом деле. Объяснить, как мы живем, что чувствуем, что любим, чего боимся… Сформировать у них правильные ожидания, чтобы они представляли, чего от нас можно требовать, а чего нет. Если мы перестанем быть для них просто длинноносыми чудаками в черных плащах и перьях, а станем живыми людьми, в чем-то привлекательными, в чем-то отталкивающими, в чем-то сильными, в чем-то слабыми…

– Эээ… Корвус, ты не в тронном зале.

– Я, между прочим, серьезно.

– Мне – не рассказывай. Наша высокородная хитрюга, наш драгоценный лорд-канцлер решил быть искренним и открытым с посланцами далекого Делихона. Возжечь огонь взаимопонимания между народами. Я в демона Чахи, подающего милостыню на улицах, скорее поверю.

– Хорошо, я вру. У меня есть своя тайная причина устраивать эту демонстра…

– Эту резню, Корвус. Потому что все засиделись в своих замках, потому что королева умеет провоцировать своих даров, потому что, наконец, это действительно… заводит. Там будет гора трупов. И толпа потерявших разум животных с развевающимися крыльями и оскаленными зубами. Ты такие «правильные ожидания» хочешь сформировать?

Лорд Дар-Эсиль внезапно останавливается, внимательно смотрит на собеседника.

– И эти в том числе. Я, может, хочу, чтобы делихоны, наконец, увидели меня животным с оскаленными зубами, а не братом по разуму. И перестали, наконец, повторять: «Ну, Вы же понимаете, лорд-канцлер…», когда я ни-че-гошеньки не понимаю. А они искренне не могут поверить, что для меня, у которого тоже две руки, две ноги и сердце в левой стороне грудины, все их идеи всемирной информационной открытости, уважения к человеческой жизни и прочая высокопрогрессивная фразеология – пустой звук. Знаешь, что недавно один из них мне заявил? «Вы же цивилизованный человек, лорд-канцлер…»

Лорд Дар-Эсиль складывает пальцы левой руки в неприличный жест, некрасиво плюхается в кресло и наблюдает, как Дар-Халем медленно повторяет последнюю фразу, произнесенную по-делихонски: «…ци-ви-ли-зо-ван-ный человек…»

– Что это значит?

– У нас нет такого слова, слава прекрасной Лулулле. Оно обозначает человека, способного променять свои принципы, интересы и цели на принципы, интересы и цели других, чтобы избежать вооруженного конфликта. Так, по крайней мере, я понимаю.

– А если встречаются два таких цивли… циливи…

– Цивилизованных человека. То тогда тот из них, который сильнее, навязывает свою позицию тому, который слабее. Только этот второй называется не проигравшим, а цивилизованным. И первый – тоже цивилизованным, потому что, если бы ему попался кто-то сильнее его, он был бы готов уступить. Так я понимаю.

Лорд Дар-Халем поднимается с кресла, демонстративно охая, разминает плечи и затекшие ноги. Он не мастер долгих бесед и светского политеса, но до сути дела, кажется, добрался.

– Корвус, ты опять решаешь свои проблемы за счет других. Скажи королеве «нет».

– Я уже сказал «да». И у меня нет проблем. Проблемы могут быть у Аккалабата.

– Корвус, я тебя предупреждаю…

– Не смей. Меня. Предупреждать, – ровным, как зимние зеркала Эль-Зимбера, голосом прерывает лорд-канцлер. – Не смей. Мне. Приказывать. Давить на меня. Мне надоело.

– Что тебе надоело? – Дар-Халем вытаращивает темные совиные глаза в откровенном недоумении. Он уже взял со стола орад лорд-канцлера, аккуратно расправил и протягивает, но рука замирает на полдороге. Верховный лорд Дар-Эсиль сидит, плотно обхватив себя крыльями, и смотрит в одну точку. На лице у него выражение отчаянной решимости.

– Мне надоел ты, – тихо произносит он. – С твоими дурацкими идеями и потрясающим умением все испортить. Скажешь нет?

Огромные кулаки Дар-Халема комкают серебристую ткань так, что она, кажется, сейчас расползется на нитки. Он долго прокашливается, отвернувшись к стене, прежде чем спросить коротко и обреченно:

– Ты давно так думаешь?

Вместо ответа слышится истеричный смешок, заглушаемый шорохом крыльев по кресельной обивке и скрежетом отодвигаемых ножек.

– Тебе перечислить? Или сам догадываешься? – лорд-канцлер протягивает из-за спины руку, вынимает из негнущихся пальцев свой орад, шумно встряхивает.

– Не догадываюсь, – Дар-Халем догадывается, поэтому с силой опирается ладонями о стену и низко опускает голову. Шея под коротко стриженым ежиком жестких волос багровеет, напряженные мышцы болят так, будто он часа четыре без передышки махал мечом. Шелест ткани за спиной сменяется щелканьем застежек. Голос лорд-канцлера струится ровно, словно он рассказывает о последней королевской охоте.

– Во-первых, дуэм мальчишек. Я говорил тебе тогда, что не надо их спаривать, зацикливать друг на друга. Нашли бы каждому парня помладше из рода попроще. Или попросили бы королеву назначить кого-нибудь… в целях совершенствования породы. А ты уперся. Помнишь, что говорил мне тогда? «Попробуем…» Допробовались. Два крупнейших дариата не имеют ни шанса обзавестись наследниками в главной ветви. И дело, как ты понимаешь, не просто в том, кому достанется мой каминный зал или твои неиссякаемые запасы эгребского. Во-вторых…

Лорд-канцлер все никак не управится с застежками. Такое ощущение, что их у него на ораде не менее сотни или что он внезапно разучился с ними обращаться. Щелканье становится нестерпимым, но лорд Дар-Халем продолжает угрюмо смотреть себе под ноги, не делая ни малейшей попытки повернуться.

– Во-вторых, Когната и Анакорос. Идея послать мальчишек учиться за пределы Аккалабата была твоей. Сам знаешь, чем это кончилось. Поединком Сида с Дар-Акилой, дурацким поединком, бессмысленным, потому что на следующий день после него началась война, разбившая в прах все дуэмы. Это в-третьих.

– Достаточно. Уходи.

– Что? – лорд-канцлер приподнимает голову, ошеломленный только что услышанным, в этот момент острый край застежки впивается в его ладонь. Лорд Дар-Эсиль тянет кисть вниз, безжалостно раздирая кожу. Освободив, вытягивает руку перед собой лодочкой, недоуменно рассматривает выступившую кровь, даже не пытаясь ее остановить.

Дар-Халем уже повернулся и тоже смотрит. Вид у него такой, словно он постарел на десять лет.

– Вон отсюда. Я не хочу тебя видеть. Тем более слышать.

С каждым словом он делает шаг вперед, и лорд-канцлер поспешно отступает к подоконнику, загораживаясь раненой рукой. В горсти медленно собирается темная жидкость. Ему по-настоящему страшно: Дар-Халем наступает набычившись, как будто пытается выдавить, выбросить с территории своего замка какое-то ядовитое, опасное существо. Но лицо надо сохранить в любом случае, хотя бы с помощью холодно-отстраненного:

– Я рад, что между нами есть ясность.

Только когда лорд-канцлер упирается спиной в подоконник, оба вспоминают, что он в ораде. Конь стоит под навесом во внутреннем дворе.

Дар-Халем несколько секунд буравит соседа взглядом, потом отступает на шаг, дергает плечом в сторону двери, мол, проходи, не трону. Лорд-канцлер поджимает губы, делая вид, что ему все равно, и быстро, не оборачиваясь, идет к выходу. Из руки падают на пол тяжелые капли. Он не обращает внимания: ему, действительно, теперь уже все равно.

Хьелль Дар-Халем шесть лет назад

– Сид, наши предки поссорились, – сообщает Хьелль, аккуратно втирая прохладную мазь в саднящие лопатки. Сид уже на выходе из альцедо, новые черные с фиолетовым кантом перья выглядят любо-дорого, шрамы на спине затянулись, можно и рассказать… А то будет не в курсе, ляпнет что-нибудь.

– Из-за чего? – Сид таращится из-под крыла одним глазом.

– С Делихона прилетел корабль.

– Экая новость. Они вечно туда-сюда летают. Вообще, когда я был на Когнате, сделал вывод, что из всего соседнего сектора – Сития – Делихон – Когната – делихоны самые нормальные. Вспыльчивые ужасно, а так ничего.

– Вот этого «вспыльчивого ничего» явилось пятеро. Попросили разрешения наделать фотографий, поработать в библиотеке – они в этом году отвечают за информацию о планетах, не входящих в Конфедерацию, в астронете.