Текст книги "Фея с островов"

– Мы с моей Тилли прожили девять лет, Львенок, – как-то рассказал Перси подвыпивший Дэвид. – Это были хорошие годы. Детей у нас долго не было, а когда она наконец понесла… не смогла разродиться, и я ее потерял. С тех пор жизнь утратила для меня свои краски и смысл. И отныне мне все равно, где я сложу голову.

Граф тогда заметил Майсгрейву, что так может рассуждать лишь одичавший среди горцев бродяга. А ведь по происхождению Дэвид не был бродягой. И он должен был дать Нейуорту наследника – будущего защитника края. Вот тогда Генри решился: он предложил другу обвенчаться с его сестрой Грейс Перси.

Грейс не была его законнорожденной сестрой. Одно время старый Гарри Перси подгулял в Йорке, завел себе там любовницу, но, когда та умерла, забрал маленькую дочь в Олнвик. Леди Мод Перси была не очень довольна таким положением, но, будучи добронравной супругой, смирилась, что этот ребенок будет расти и воспитываться в ее доме. Так что Грейс выросла в семье графа Нортумберленда, и хотя она не считалась столь завидной невестой, как законнорожденные Перси, все же ее статус был достаточно высок, чтобы Дэвид Майсгрейв смог его оценить.

Он только и сказал:

– Конечно, это великая честь для меня. Но я еще не забыл свою Тилли Маклейн.

– Но твоя Тилли умерла, Дэвид, а ты все еще глава рода. Грейс же сможет родить тебе сына. Мы даем за ней неплохое приданое, а главное, если ты породнишься с нашим домом, я смогу похлопотать, чтобы Майсгрейвам вернули титул барона.

Отец Дэвида и впрямь одно время был титулованным бароном. Но это было при прежней династии Йорков. Когда же Дэвид подрос, старый Гарри Перси узнал, что баронство Майсгрейвам более не принадлежит: лишать титулов верных сторонников Йорков было обычной практикой новых Тюдоров. Но если Дэвид войдет в семью Перси, титул, возможно, будет восстановлен.

Этим браком Генри Элджернон также рассчитывал немного угомонить своего Почти брата, привязать его к земле, внести в его жизнь упорядоченность. И когда пятнадцатилетняя Грейс стала женой Дэвида, первое время казалось, что так и произошло. Через год у четы Майсгрейвов родилась дочь Анна, еще через год – сын Филипп. Однако мальчик вскоре умер. Смерть ребенка обычно сближает супругов, но на этот раз вышло иначе. Что-то разладилось в их семье, Дэвид опять стал общаться с риверами, и, чтобы помешать ему окончательно уйти в разбой, Перси дал ему новое поручение. Ведь Дэвида обучали быть лазутчиком, и граф Нортумберленд отправил Почти брата в Горную Шотландию. Надо было поддержать восставший против Якова Шотландского клан Макдональдов во главе с их вождем Дональдом Дуфом. Перси традиционно считали, что чем больше смут и непорядков в Шотландии, тем меньше угрозы для Англии. Однако в этот раз мятеж Дональда Дуфа долго не продлился, и Гебриды навсегда потеряли свою независимость от короны[18]18
  Гебридские острова почти до конца XV столетия считались полунезависимым государством со своим правителем – лордом Островов.


[Закрыть]. Майсгрейв вскоре осознал это и оставил мятежников до того, как до них дошли руки эмиссаров Якова IV. Зато он побывал при дворе, где вызнал, что признанная любовница и предполагаемая невеста короля Якова Стюарта леди Маргарет Драммонд умерла и шотландский король подыскивает себе новую партию. С этой вестью он явился к графу Нортумберленду, и тот подсуетился: заплатив своим поверенным при шотландском дворе, дабы те посоветовали Стюарту подумать о дочери английского короля, он одновременно послал весть ко двору Тюдоров, чтобы и там рассмотрели вероятность подобного брака.

Так было положено начало союза двух враждующих государств. Майсгрейв как посол Нортумберленда ездил в Лондон, участвовал в переговорах, а когда договор о браке короля и английской принцессы состоялся, он был одним из спутников юной Маргариты Тюдор к шотландскому двору. Причем однажды даже спас ее высочество: уже в Шотландии, в замке Далкит, где после дневного переезда ночевала будущая королева, случился пожар. Охранявший покои ее высочества Дэвид сразу сообразил, что происходит, растолкал дам принцессы, а саму сонную Маргариту вынес на руках из загоревшихся покоев. На принцессу это произвело сильное впечатление. Она и до этого происшествия заметно отличала в свите красивого зеленоглазого воина, а тут вообще не отпускала его от себя, называла своим спасителем и верным рыцарем. Однако такое поведение Маргариты не понравилось ее жениху Якову Стюарту, и он потребовал, чтобы Майсгрейв покинул кортеж его невесты.

В Пограничье тогда немало подшучивали над этим происшествием, однако леди Грейс это совсем не понравилось, она стала ревновать супруга, в семье начались ссоры. В итоге Майсгрейв снова оставил ее, перебравшись в свое йоркширское поместье, правда, несмотря на размолвку с женой, вскоре вернулся, ибо узнал, что она вновь в тягости. У них родилась вторая дочь, и казалось, что в семью наконец-то пришло согласие. Увы, именно тогда и случилось несчастье. Леди Грейс упала с лошади и повредила спину. После этого она стала калекой, прикованной к креслу. Муж был с ней внимателен и ласков и дважды отказывался от поручений Перси, ссылаясь на то, что его присутствие необходимо супруге. Но поговаривали, что леди Грейс все больше впадала в меланхолию, стала раздражительной и сварливой. И когда граф Нортумберленд, отправляясь на коронацию Генриха VIII, призвал Дэвида в свою свиту, тот согласился почти с облегчением. Однако, похоже, отношения с супругой после этого только ухудшились. Жена Дэвида злилась, что остается неподвижной, в то время как ее муж принимает участие в увеселениях двора.

Дэвид действительно сумел отличиться на празднествах в Лондоне, обратив на себя внимание молодого короля. Генрих Тюдор, сильный турнирный боец, пару раз преломлял с ним копья на ристалище и остался доволен. Может, это и было одной из причин, почему и на этот раз граф Нортумберленд оправил Майсгрейва с особой миссией на юг. Да и кто, кроме Дэвида, смог бы лучше объяснить его величеству, насколько опасно ныне начинать войну на континенте, когда англо-шотландский союз находится под угрозой.

Брак Якова Шотландского и англичанки Маргариты Тюдор состоялся одиннадцать лет назад. Тогда же был заключен и мирный договор между островными королевствами – первый за двести лет. Но в прошлом году, посещая по заданию Перси Эдинбург, Дэвид отметил небывалое число французских вельмож при дворе Якова Стюарта. Обычно союз между Францией и Шотландией возобновлялся всякий раз, когда англичане угрожали Франции. В таких случаях французы сразу обращались к северному соседу Англии, рассчитывая, что те начнут военные действия и отвратят англичан от выступления на континент.

Вот и на этот раз Дэвид привез вести о том, что, похоже, французы сейчас особенно заинтересованы в шотландцах. Что за всеми праздничными турнирами и увеселениями, какие так любит король Яков, можно усмотреть нечто большее. Отметил Дэвид и присутствие в Эдинбурге французского графа д'Асси, известного мастера полевых сражений. И в период, когда Франция ждет нападения Священной лиги, в которую входила и Англия, его присутствие среди войск Стюарта не могло не вызвать подозрений. Все это встревожило Перси, они обсудили ситуацию с Дэвидом, и тот, несмотря на зимнее ненастье и ужасающие дороги, отправился в Лондон с донесением.

Некогда Дэвид понравился королю Генриху, к тому же он был в курсе происходящего, поэтому должен был приложить все усилия, чтобы убедить двор Тюдора, что шотландцы готовятся к вторжению. Причем не исключено, что как раз тогда, когда английский король выступит с войсками на континент. И что в таком случае произойдет на северной границе королевства? Обычное дело. Север всегда принимал удар шотландцев. Те доходили даже до Йорка и опустошали все окрестности. Однако… Однако Север так далеко от благоустроенных английских графств, а жители юга так привыкли, что северяне обычно сами справляются с набегами… Да и в глазах Дэвида была такая грусть, когда он смотрел на своего лорда…

Раздумывая и оставаясь какое-то время в неподвижности, Генри Элджернон не заметил, как озяб. Дрова в камине уже прогорели, и граф, поднявшись, выбрал пару поленьев и подбросил их в жерло камина. Через пару минут огонь вновь разгорелся, в покое сразу стало светлее, а вот небо за переплетом окна стало казаться совсем темным. Зимние дни коротки, ночь наступает, едва минует полдень. Но ведь прошло уже столько времени и где, черт возьми, носит Майсгрейва? Этот Почти брат должен понимать, что никакая любезность с милыми родственницами Нортумберленда не освобождает его от обязанности отчитаться перед своим господином.

В дверь поскреблись, из-за створки выглянуло унылое овечье лицо дежурного пажа:

– Принести свечи, милорд?

– Давно уже следовало, ленивец.

Понятное дело, даже этому мальчишке интереснее находиться в зале, где пируют, а не в полутьме графской прихожей. Когда паж вносил шандал со свечами, сквозь приоткрытую дверь донеслись звуки музыки и взрывы хохота из зала. Генри поморщился и уже хотел было отправить пажа за Майсгрейвом, как вдруг заметил его самого. Причем не в прихожей, а за аркой уводившей от графских покоев галереи, в одном из оконных проемов. Майсгрейв словно таился в нише окна или же просто хотел побыть один. Не будь он в своем великолепном джеркине[19]19
  Джеркин – короткое верхнее одеяние, как правило, без рукавов; пышные рукава крепились к джеркину при помощи шнуров.


[Закрыть] с прорезями и вышивкой, граф не узнал бы его во мраке.

– Давно он там стоит? – осведомился Перси у пажа.

– Давно, милорд. Я хотел было доложить, но сэр Дэвид не велел вас беспокоить.

Беспокоить? Да ведь он ждет отчет о поездке!

– Майсгрейв! – окликнул Перси рыцаря. – Я думал, ты все еще тешишь дам придворными сплетнями. Ты должен был последовать за мной, едва только освободился от моих племянниц, сестер и матушки!

В полутьме Дэвид шагнул по направлению к открытой двери, ведущей в графские покои. При этом быстро провел ладонью по лицу, словно сгоняя сонливость или же… вытирая слезы? Странно. Но именно следы от слез увидел Перси, когда ровный свет от свечей упал на красивое лицо его Почти брата.

– Что-то случилось, Кот?

Майсгрейв лишь улыбнулся своей обычной, немного лукавой улыбкой. И вмиг его суровое лицо изменилось – появились легкие морщинки в уголках глаз, какой-то внутренний свет, выражение мягкости и веселья в каждой черточке.

Граф жестом предложил ему сесть, и он опустился на установленный напротив кресла стул, почти копию графского седалища, но без резных ажурных подлокотников. Сидеть вместе с графом Нортумберлендом в его кабинете – особая милость. Но Дэвид, тот, кого граф называл Котом, спокойно отнесся к такому благоволению – привык, что тут он свой. И он невозмутимо наблюдал, как паж разливает им по бокалам вино, пододвигает ближе к огню низенький столик на изогнутых резных ножках – предмет изящной работы фламандских мастеров, какой и во дворце Тюдоров смотрелся бы соответственно. Но ведь Перси так любит роскошь и словно хочет доказать, что пренебрежение южан к суровому нраву северян – всего лишь выдумка придворных ничтожеств.

– Так что же случилось, Кот? – снова полюбопытствовал граф, когда паж удалился.

Дэвид отпил из кубка и вздохнул.

– Просто немного подустал. Спешный путь на юг, потом шумный, суетливый двор, потом труды, чтобы получить аудиенцию.

– И ты добился встречи? По крайней мере, по одной твоей унылой роже я понял, что ты не привез добрых вестей.

– Да, мне удалось переговорить с его величеством, он выслушал меня, однако не воспринял сообщение всерьез. Оказывается, Генрих и без моих донесений был в курсе, что в Эдинбурге сейчас множество французских гостей, но он не видит в этом ничего дурного. Их присутствие король связывает с тем, что Яков IV, как ни один шотландский монарх до него, стремится сделать свой двор привлекательным для подданных, так что приезд иностранцев – просто дань придворным увеселениям его зятя.

Дэвид уточнил, что убежденность короля в необходимости мира с Шотландией зиждется на том, что как раз перед этим Рождеством он получил послание от своей сестры, королевы Шотландской, в котором она уверяет, что ее супруг как никогда расположен к своему английскому родственнику Тюдору и желает мира между двумя королевствами Британии.

– Безмозглая курица эта Маргарита! – сжал кулак Перси. – Я никогда не был высокого мнения о ее уме, но теперь, когда она не желает замечать… или так послушна тому, в чем ее уверяют шотландцы… Да это же просто предательство своей родины!

Дэвид промолчал. Граф Нортумберленд не должен был так отзываться о монаршей особе в его присутствии. Высшая знать – сословие, представители которого не имеют права порочить равных себе при подданных, дабы самим не унизиться в их глазах. И то, что обычно сдержанный и блюдущий традиции Перси позволил грубость в отношении королевы, указывало, что он просто вне себя.

Но Перси уже взял себя в руки. Его тонкие губы сложились в жесткую складку.

– Выходит, что в случае нападения с севера мы должны будем рассчитывать только на себя. И, видит Бог, я не поручусь, что у меня хватит сил противостоять…

– Позвольте сказать, милорд, – подался вперед Дэвид. Его лицо было печальным, в зеленых глазах таилось сожаление. – Милорд, мой Лев Перси, вы не сможете на этот раз охранять границу. Ибо я привез приказ от его величества: Генрих VIII повелевает вам собрать отряды и по его зову спешным маршем отбыть на юг Англии, дабы примкнуть к его завоевательной кампании во Франции. И уж поверьте, я был весьма красноречив, стараясь доказать, что Перси необходим на границе. Но мое красноречие разбилось об упорство короля.

Граф судорожно стянул меховой ворот у горла. Казалось, он озяб, однако на его лбу под коротко подрезанной челкой выступила испарина. Не от холода – от страха.

– Кот, ты понимаешь, что это означает? – глухо произнес он. – Граница останется беззащитной!

– Не совсем так, милорд.

Дэвид встал и подал графу бокал с вином. Тот машинально пригубил и посмотрел снизу вверх на Майсгрейва.

– Милорд, я должен сообщить вам, что отныне Хранителем границы назначен барон западных марок сэр Томас Дакр. Вас же, как я уже сообщил, государь призывает к участию в кампании. С ним во Францию отправляются все пэры Англии – Стаффорд, Куртэне, Гастингс – и вы в том числе, милорд. Это приказ.

Перси вновь отхлебнул из бокала, потом опорожнил почти наполовину – словно его мучила жажда. При этом рука графа чуть дрожала. Лорд Дакр был соперником Перси за влияние в Северной Англии. Ранее Дакру было поручено отвечать за положение на границе только на ее западных рубежах, теперь же… теперь под рукой Дакра окажется весь Север!

– Он не справится, – удрученно произнес Перси. – Он не знает Север так, как я, у Дакров нет такого авторитета, как у рода Перси. Его даже риверы не берут в расчет, когда начинают свои набеги. И у него нет столько связных и лазутчиков в Шотландии, чтобы следить за положением дел и быть готовыми… О небо! Говорю же, он не справится!

– Я сказал нечто подобное королю, – заметил Дэвид. – Но, похоже, Генрих более благоволит к Дакру, который чаще бывает при дворе и имеет там сторонников и покровителей. Пока вы заняты на Севере… О милорд, да король просто опасается вашего влияния здесь! И тут уже ничего не поделаешь.

Надолго воцарилась тишина. Свечи оплывали мягким воском, отсветы пламени ложились перламутровыми бликами на отделанные деревянными панелями стены, выше проступали вышитые на гобеленах фигуры загоняющих лань охотников. Граф Нортумберленд содержал свой дом с блеском истинного правителя, слухи об этом вполне могли дойти до двора, а Генриху не нужен сильный вельможа там, где королевская власть не имеет достаточного влияния. И, отбывая из страны, он хотел иметь сильных представителей старой знати подле себя. Это могло выглядеть как оказанная честь, так и как недоверие и стремление контролировать.

– Кот, ты поэтому не шел ко мне и плакал в нише окна? – со вздохом произнес Перси. – Не хотел меня огорчать?

– Не только поэтому, милорд, – отвел взгляд Майсгрейв. – Буду честен, у меня самого неприятности. Но это только мое дело.

– Ну да, конечно, у каждого свои проблемы. Однако можешь поведать, что тебя гнетет.

По сути, графу не было дел до горестей Дэвида. Но когда тебе плохо, лучшее лекарство – это отвлечься на беды других. Это как-то мобилизует. К тому же Дэвид ему не чужой. Лорд может интересоваться делами своего подданного. Почти брата.

Майсгрейв поведал, что, возвращаясь на Север, он решил сделать остановку в Йоркшире, в своем имении Тонвиль. Там после смерти приемной матери Дэвида всем заправляла расторопная экономка, некая Нелл Бирни, бывшая к тому же давнишней любовницей Дэвида, от которого имела сына Томаса. Мальчику в это Рождество должно было исполниться семь лет, вот Дэвид и рассчитывал побывать в Тонвильском замке, чтобы поздравить своего бастарда. Ну и отметить Рождество, раз уж светлый праздник застал его в пути. Однако оказалось, что в Тонвиле случилась трагедия: за несколько дней до Рождества в замок прибыл бродячий торговец, крупный рыжий мужчина, принесший целый короб мелких недорогих товаров. Его приняли, и Нелл даже усадила гостя за стол, довольная тем, как ловко удалось сторговаться с ним о цене. Сразу после ужина торговец заявил, что хочет посетить еще несколько соседних ферм, и отбыл, благо что была светлая лунная ночь и лишь слегка подмораживало.

Но об этом все вспомнили позже – той ночью обитателям Тонвильского замка было не до рассуждений о странном торговце. Ибо к полуночи всем, кто вкушал трапезу за ужином, стало плохо. Несколько человек даже скончались, причем у всех были признаки отравления. Умерла и Нелл, и ее сын Томас. Приехавший к Рождеству Майсгрейв попал как раз на их похороны.

– И ты после этого еще так весело развлекал моих гостей в зале! – поразился граф.

– Кому какое дело до моих терзаний? – склонил голову Дэвид.

Поставив ногу в широконосом модном башмаке на ступеньку камина и упершись одной рукой в колено, он стоял у огня и смотрел на языки пламени. Красивый, молодо выглядевший мужчина с ниспадавшими на плечи темными волосами и четким профилем, освещенным огнем. Женщины всегда млели от него, он же не отказывал себе в удовольствии отвечать на их внимание. Особенно с тех пор, как его супруга леди Грейс стала калекой и больше не могла выполнять супружеский долг.

Перси спросил после некоторого раздумья:

– Понятно, Кот, что дело тут нечисто. И хотя я не могу одобрять твои связи на стороне и измены моей сестре, обещаю, что отправлю коронера[20]20
  Коронер – должностное лицо, расследующее преступление, когда есть подозрение в насильственной смерти.


[Закрыть], дабы он занялся расследованием.

– Я сам займусь этим! – достаточно резко произнес Майсгрейв. – Я любил этого ребенка, я был привязан к Нелл… Это только мое дело.

Перси не спешил отвечать, размышляя о чем-то своем. Потом спросил, когда Дэвид собирается начать расследование. Узнал, что сразу после того, как побывает дома в Нейуорте, отдохнет от поездки и проверит, как обстоят дела в его владениях.

– В Нейуорте все в порядке, – заверил его Перси. – Я присматриваю за этой крепостью, да и сестру Грейс не обделяю вниманием. На это Рождество я послал ей в подарок бочку отменного оливкового масла. Она в ответ прислала к моему столу пару жирных каплунов. Но я слышал, что она все время пребывает в печали. И, как и ранее, прошу тебя, Дэвид, быть помягче с Грейс… Особенно теперь, когда она так несчастна.

– Разве я когда-нибудь проявлял непочтение к ней или был груб?

– Нет, но ты привлекательный мужчина, а эти твои связи на стороне…

– Я знаю, что Грейс ревнива, и делаю все, чтобы она ничего не узнала. Однако я и не давал обет целомудрия после того, что с ней случилось. Впрочем, довольно об этом.

– Да, довольно. Я понимаю, что ты уже завтра поедешь в Нейуорт. Но я бы не хотел, чтобы ты долго там задерживался. Ибо у меня для тебя есть важное поручение.

В голосе графа прозвучали стальные нотки. Дэвид резко повернулся к нему. Когда Перси так разговаривал с ним, это уже был не львенок, с которым они росли, – это был правитель и сюзерен. Это был лев.

– Я ведь сказал, что намерен заняться тонвильским делом…

– А я уже ответил, что сам отправлю в Тонвиль коронера! – отрезал Генри Элджернон. – Опытный служащий разберется в случившемся куда лучше, чем ты. Да и не твое это дело, учитывая, что ты прежде всего супруг моей сестры, а эта твоя Нелл всего лишь любовница, порочащая ее честь. Но я понимаю твое горе и лично прослежу за тем, как ведется следствие. Тебе же должно помнить, что ты – рыцарь границы, мой человек и мой представитель, как в Англии, так и в Шотландии, куда бы я ни отправил тебя по заданию!

Теперь это говорил уже истинный Перси, не терпящий возражений и привыкший повелевать. И все же Дэвид хмыкнул, пожимая плечами.

– Львенок, ты забыл, что твой отец никогда не заставлял своих людей действовать по принуждению. Сначала ты должен убедить меня, что твое дело стоит того, чтобы я за него взялся. Иначе… Видит Бог, у Перси немало лазутчиков простого звания, чтобы ты мог полагаться на своих слуг, а не на меня.

Граф вздохнул.

– В этом деле я рассчитываю именно на тебя, Кот. Это очень непростое дело. Как раз тебе под стать. Я затеваю интригу во владениях короля Якова и не могу доверить это никому, кроме тебя.

Дэвид стоял, сложив руки на груди. Какой придворный смел так держаться с Перси? Этот смел. Люди на Севере слишком свободолюбивы и горды по сравнению с южанами, поэтому даже Перси приходилось с этим считаться. И ему нужно было убедить Дэвида, а не приказывать ему.

– Ты хорошо знаешь жителей шотландского Хайленда[21]21
  Хайленд – высокогорные районы на севере Шотландии, земли, где обитали горцы, потомки кельтов.


[Закрыть], Кот. Знаешь их язык и обычаи. И что ты скажешь, узнав, что Яков собирается вооружить их для своего похода? Это уже доподлинно известно.

Дэвид убрал упавшую на глаза прядь. Задумчиво посмотрел на графа.

– Львенок, я бы не очень верил в эту затею. Горцы вольнолюбивы и дерзки. Они недисциплинированны, и для них существует один закон – приказы их вождей. А вожди испокон веков враждовали друг с другом. Нам ли не знать об их постоянной грызне за земли, скот, замки, о вечных спорах, чей род более древний или славный.

– Однако все знают, как быстро горцы забывают взаимные претензии, когда им это выгодно, – заметил Перси.

Дэвид пожал плечами.

– Что с того? В некоторых кланах всего по три сотни воинов. Правда, есть и такие, где могут набрать тысячу. Но разве это подспорье для короля? Я еще поверю, если к Якову Стюарту примкнут люди Мак-Дугалов и Фиц-Аланов, родичи Стюартов из Баденоха. Остальные же…

– Примкнут все! – резко прервал его граф.

Он жестом велел Дэвиду сесть на прежнее место и принялся объяснять.

Несколько лет назад Яков поставил над полудикими племенами шотландского Нагорья некоего Александра Гордона, графа Хантли. И, как Дэвиду известно, Хантли сумел подчинить непримиримых горцев и заставить их уважать себя. Ныне же его люди разъезжают по Горной Шотландии и договариваются с клановыми вождями. И довод у них всегда один и тот же – деньги. Шотландские кланы в большинстве своем бедны, клансмены не занимаются хозяйством, а все больше промышляют разбойными набегами друг на друга и на своих южных соседей – жителей Низинной Шотландии, которых они называют сассенах, то есть саксы. Такая традиция сложилась много веков назад, когда из Англии уходили в соседнее Северное королевство теснимые норманнами саксонские таны. Там они поступали на службу к шотландским правителям, за что получали земли в плодородной Низинной Шотландии. Обосновавшись, они, в свою очередь, потеснили исконное шотландское население на север, в горы. И сколько бы столетий ни прошло с тех пор, горцы знали – они истинные шотландцы, а все, кто живет на низинных землях, всего лишь чужаки, сассенах, на которых не грех пойти в набег, и в этом, по их мнению, есть даже своя закономерность и справедливость.

Конечно, жители Хайленда и шотландцы Низины за прошедшие века научились уживаться, торговать и заключать союзы. Научились горцы и хранить верность шотландским королям. Но сражаться в одном войске рядом с сассенах, да еще где-то в чужих краях – такого никогда не бывало. Однако король Яков сделал то, что ранее казалось невероятным, – призвал под свои знамена все кланы горцев!

Дэвид так и сказал: «Невероятно!».

Однако Перси придерживался иного мнения:

– Французское золото, Дэвид, французское золото в кои-то веки заставило всех катеранов[22]22
  Катераны – горные разбойники. Банды вооруженных горцев, которые с детства учились владеть оружием и жили разбоем.


[Закрыть] объединиться с сассенах! Вести я получил не так давно, причем проверенные вести. И теперь я не знаю, как поступить: снова ли отправить тебя ко двору Генриха Тюдора, дабы ты поведал об этом его величеству, либо… попытаться справиться самому.

– Надо действовать самим, – произнес Дэвид, вспомнив, с какой насмешкой выслушивали при дворе его сообщения о возможном нападении шотландцев.

Он машинально отпил из бокала и задумался. Да, он действительно знал горцев и понимал, что их вожди не смогут не соблазниться золотом. Каждый вождь мечтает однажды стать таким же вельможей, как лорды Южной Шотландии, да и сама идея пограбить англичан для нищих клансменов будет привлекательной. Горцы уверены, что англичане едят на серебре и спят на бархате, и рассказывают об их несметных богатствах забавные истории… Но если алчущие славы и богатства дикари придут на эту землю… Забавно не будет никому.

– Вы что-то задумали, милорд? – спросил Майсгрейв, видя, как внимательно следит за ним Перси.

Граф слегка улыбнулся.

– Я задумал рассорить племена горцев. Если они учинят между собой резню, дражайшему Стюарту придется не на юг двигаться, а поспешить на север. Не говоря уже о том, что он будет вынужден распроститься с надеждой объединить катеранов под своей рукой.

Дэвид выпрямился. План неплох. Особенно учитывая вечные войны между кланами. Знать бы только, как заставить горцев отказаться от золота и верности монарху и стравить их между собой. Он так и спросил: есть ли способ разжечь войну между кланами там, где уже проявил свою волю и способности граф Хантли?

Генри Элджернон встал и, прихрамывая (проклятая подагра!), прошелся по комнате.

– Ты знаешь о клане Маккензи?

Дэвид лишь негромко произнес что-то по-гэльски. Граф не раз замечал, что его рыцарю нравится язык горцев, и то, как он произносит фразы на нем – с легким придыханием, негромко, словно нашептывает признание на ушко любимой, – обычно раздражало Перси. Но сейчас он выказал явную заинтересованность:

– И что это значит?

– Я произнес девиз Маккензи: «Сияю, а не горю». Не считайте их дикарями, милорд. У кланов свои традиции, легенды и девизы – как и у многих наших английских родовитых семейств.

Граф пропустил последние слова мимо ушей – то, что его Кот симпатизирует горцам, Перси давно не удивляло. Зато он понял, что Дэвид не в курсе последних новостей о нужном ему клане, и стал рассказывать.

– Маккензи исстари имели земли в горном районе Кинтайл, но в последнее время их владения расширились, а сила значительно возросла. Они имеют дарения от короля и земли, какие захватили силой оружия, а также благодаря удачным брачным союзам. Поэтому ныне Маккензи на особом счету у короля. Однако тут есть некая заминка. Дело в том, что у клана сейчас два вождя. Один – старый и популярный Гектор Рой, второй – его молодой племянник Джон из Киллина.

– Про Гектора Роя я слышал, – заметил Дэвид. – Он очень почитаем в Горной Шотландии. Разве кто-то сможет оспаривать его права?

Перси протянул руки к огню. На его лице появилась скупая блеклая улыбка.

– Оспаривает. Его племянник Джон. Именно этого Джона взялись поддержать в Эдинбурге. Сядь, я поведаю о тех, к кому рассчитываю отправить тебя.

Дэвид вздохнул и опустился на стул у камина. Он понемногу попивал вино и слушал. О том, что Гектор Рой был братом прежнего, всеми признанного вождя клана Александра Маккензи, сыном которого и является Джон из Киллина. Что в кланах есть своя путаница с передачей власти и что матерью Джона была некая Агнесса Фрейзер, причем брак этот был не до конца оформлен, то есть она жила с Александром Маккензи не как его венчанная супруга, а просто как сожительница вождя, по обоюдному согласию сторон. И хотя многие считали их семейной парой, тем не менее когда Джон вырос и заявил о своих правах на главенство, Гектор Рой лишь рассмеялся ему в лицо, напомнив, что тот всего-навсего бастард и не имеет наследственных прав на звание вождя. Однако и у Джона есть сторонники среди клансменов. Более того, Джон добился, чтобы его приняли и поддержали при дворе.

– И как это касается нас? – спросил Дэвид со скучающим видом.

– Дело в том, что Гектор Рой по сути отстоял свое положение главы Маккензи, хотя его и принудили признать наследственные права Джона. Вот и вышло, что сейчас правят оба, хотя между ними то и дело происходят споры. Когда что-то решает Гектор Рой, Джон тут же находит сторонников, чтобы ему противостоять.

– И вы хотите, чтобы Джон отговорил своих клансменов, и те отказались бы от выступления вопреки воле старого вождя?

– Ну, Джон, как я понял, сам желает поучаствовать в походе. А вот унизить непримиримого дядюшку совсем не против. И для этого он даже готов пойти на сделку с врагами – кланом Манро. Оба клана лишь недавно удалось примирить усилиями Хантли, но есть замечательный способ вновь вбить клин между ними, и тогда Гектору придется воевать не со Стюартами, а объявить войну Манро.

– Что-то я совсем запутался.

– А ты послушай.

Перси встал и, выдвинув один из ящиков резного бюро, вынул оттуда кожаный рулон, который раскатал на столе, – это была карта с обозначениями земель, принадлежащих кланам горцев.

– Посмотри сюда, Кот. Видишь, владения Манро и Маккензи находятся как раз посередине Горной Шотландии. Если стравить их, то расположенные севернее кланы вообще окажутся отрезаны от юга Шотландии и вряд ли пожелают пробираться через землю, охваченную войной двух крупных кланов. Ну а южные соседи Маккензи и Манро не откажутся поучаствовать в этой войне, а заодно пограбить оба клана.

– Понятно. Война под боком отвлечет горячие головы клансменов от марша куда-то на юг. Но как теперь, когда граф Хантли примирил всех, вновь стравить кланы?

– О, тут начинается самое интересное. Видишь ли, Кот, ныне вождем клана Манро стал совсем мальчишка, тоже Гектор… или, как он себя называет на гэльский лад, Эхин Манро. И этот Эхин Манро все время нарывается на противостояние с Гектором Роем из-за Мойры.

– Мойры? А это еще кто?

– Любовница и, по сути, повелительница старого Гектора Маккензи. Никто не знает, откуда она взялась и как попала к Гектору, но он полностью у нее в подчинении. Говорят, она удивительно красива, но главное – очень хитра и коварна. А еще ее влияние объясняют колдовством, поскольку многие считают, что она не человек, а фея. Ибо чем, как не чарами, объяснить такое воздействие на старого вождя? Известно также, что именно по ее наущению старый вождь не пожелал признать права Джона. И хотя ныне эта вражда в прошлом, Джон недолюбливает ее и побаивается. Он не прочь избавиться от нее. Например, он готов похитить Мойру и передать ее юнцу Манро.