Текст книги "Ведьма"

– Она приходит в себя, – произнес кто-то из волхвов, и все взглянули на пришлую.

Сила ее поражала, и один из служителей заметил, что, освобождаясь от заклятия, девушка потянулась к светлому пламени, а это добрый знак. Будь в ней только темная сила, она скорее постаралась бы заслониться от огня, отступить в тень.

– Все мы знаем приметы, как знаем и предания, – негромко заговорил Никлот. Теперь он отошел, вернулся на прежнее свое место, сев на выточенное из древнего пня высокое сиденье. – И если нам известно, что женщине суждено погубить наше племя, то это уже предрешено. В нашей воле только постараться умалить значение пророчества, сделать все возможное, чтобы оно не было исполнено в полную силу. И это возможно, так как, что бы ни принесла нам погубительница древлян, ей не по силам стереть с лица Матери-Земли целое племя. Ибо как же тогда свершится другое, о чем говорят нам звезды? Про то, что после погубительницы древлян именно у одной из наших женщин, у древлянки, родится сын-богатырь, который поднимется над всеми землями, прославится и принесет нашим потомкам спокойное и безбедное существование. А теперь ответьте: может ли такое случиться, если племя исчезнет по вине злодейки-погубительницы? Не знаете? А я вот вам скажу: не в наших силах постичь весь смысл воли богов, поэтому мы не можем судить с уверенностью об истинном смысле предсказания, а должны смириться и принять то, чего изменить не в нашей силе и не подвластно нашему разумению.

Волхвы какое-то время молчали, обдумывая услышанное. Только Маланич проявлял признаки нетерпения.

– О чем тревожитесь? Али нам уже не доводилось менять людские судьбы? Али мы деревья застывшие, что только и можем наблюдать? Нет, мудрый Никлот, стар ты становишься, раз убеждаешь, что наш удел – смирение. Ведь боги наделили нас силой не для того, чтобы мы только таились. Мы не имеем права вмешиваться в дела мирян, но разве не они сами зовут нас, когда нужда приходит?

– Но то, когда зовут, – заметил один из волхвов.

Маланич только отмахнулся. Глядел на невозмутимо восседавшего на древесном сиденье верховного волхва, стоял перед ним, оперевшись на посох, словно бросая вызов.

– Ты прожил в покое и смирении не один век, Никлот, но теперь настали иные времена. У нас достаточно сил, чтобы решать как судьбу племени древлян, так и волю богов. И раз вершители судеб прислали к нам эту ведьму, то нам решать, к добру это или нет. Ежели мы сможем проведать, что девка эта и является той погубительницей племени, то должны сделать все, чтобы изменить пророчество. Ибо сейчас, как никогда, это нам под силу!

Его речь повлияла на волхвов. Исчезло даже их величавое спокойствие, загомонили все разом. Маланич предлагал им потягаться с самой судьбой, и это волновало их людские души. До сих пор они учились только предрекать будущее, теперь же у них был выбор: принять грядущее или же попытаться его изменить.

Никлот спокойно наблюдал за ними со своего места. Ничто не дрогнуло в его лице, когда он заметил, как расшумелись служители, как спорят, забыв о величии и о своем предназначении исполнять волю богов. Волхвы должны покоряться тем, кому служат, а не поступать по своему разумению, как предлагал неспокойный Маланич. Но Никлот был уже почти не человек, потому и понимал, что именно людская сущность в служителях призывает их к неповиновению судьбе.

Наконец он поднял руку, призывая к тишине. Пришлось ждать, пока волхвы наконец успокоятся, смогут выслушать. И тогда он сказал:

– Я понимаю, как взволновало вас то, что сказал Маланич. Но послушайте вы и меня. Да, у нас сейчас немало силы, мы исполнены решимости помочь своему народу освободиться. Мы гадали и получили подтверждение, что наше дело правое и в нашей воле исполнить задуманное. А эта девушка… Никто из вас не положит руку в огонь, доказывая, что именно она и рождена на погибель древлянам. Все это только наши домыслы. И если вы так хотите узнать, для чего ей позволено прийти к нам, не лучше ли поступить, как должно: я имею в виду погадать и выяснить, с добром или же со злом явилась к нам эта чародейка. Потому, думаю, нам все же следует спросить священный огонь, можем ли мы так просто погубить ту, на которую пали наши подозрения.

Малфутка, все еще застывшая, постепенно опять стала различать людские голоса, но сил реагировать на сказанное или что-либо предпринять у нее еще не было. Словно сквозь сон она замечала, как выстроились вокруг огня волхвы, слышала их заунывное пение, разбирала даже отдельные слова заговоров, упоминание имен великих богов: Перуна, Велеса, Сварога светлого. Потом она увидела в руках у волхвов ножи, странные, темные и неуклюжие. И даже тихонько ахнула, заметив, как каждый кудесник сделал надрез на своей руке, потом все приблизились к пламени так близко, что только диву можно было даться, отчего огонь их не трогает. Потом она невольно прищурилась, так высоко поднялось пламя, умчалось куда-то вверх, уходя в темное небо слепяще-ярким столбом.

Чей-то громкий голос произнес где-то в стороне… А может, и совсем близко…

– Мы исполним вашу волю!

Какую волю? Девушка боялась узнать. И понимала, что волхвы могут поступить с ней жестоко. Особенно если проведают, что она со Свенельдом… В памяти мелькнуло воспоминание, как ее варяг погасил источник чародейской воды. От этого вдруг стало горько и стыдно. Ах, не должна она была так покоряться милому, чтобы идти по его воле против своего же племени…

Девушка стала зябнуть, сидя на холодном снегу, поэтому, когда ей на плечи легла теплая полость меха и чья-то рука взяла ее под локоть, она ощутила облегчение. Подняла глаза и увидела склоненное к ней простоватое лицо волхва с рыжеватой курчавой бородой.

– Идем со мной, девонька, – проговорил волхв, при этом так просто и тепло улыбнувшись, что она не смогла не ответить ему улыбкой. – Идем, ничто тебе больше не угрожает. Ну, а жизнь твоя теперь изменится необычно. То, что было ранее… Считай, не было у тебя больше ничего до этого вечера, до ночки этой звездной.

Она не очень хорошо поняла, что волхв хотел сказать этим, но покорно последовала за ним. Спиной чувствовала устремленные взгляды, однако не решилась оглянуться.

Кто-то еще шел рядом с ними, и девушка с некоторым облегчением узнала во втором спутнике того юного кудесника, на лице которого не так давно прочитала сочувствие. Или ей это только показалось? Теперь лицо молодого волхва было замкнутым и почти сердитым.

– Не думай об источниках, – молвил юноша, хмуро глядя мимо нее. – Ты сейчас спасена, но учти, не один я могу прознать, о чем твои помыслы.

Малфутка даже остановилась, ноги стали подкашиваться. Неужто этот молодой волхв знает, о чем она думает?.. Но юноша уже крепко держал ее под локоть.

– Что сделано – того не воротишь. Ты сотворила недоброе, теперь же должна это исправить. А для этого тебе многому надо научиться.

И, повернувшись к рыжебородому волхву, он велел зажечь факел. Да так властно велел, словно этот древлянский волхв с доброй улыбкой был его холопом. Но тот послушался беспрекословно. Они шагнули в темную ночь, двинулись в чащу, и Малфутка невольно замедлила шаги, взволнованно вглядываясь во мрак. Ведь там чудища, там жуткие существа Дикого Леса. Однако ничего странного во тьме она не разглядела. И уже более трезво подумала: чего ей опасаться в колдовской чаще, когда у нее такие провожатые?

– Правильно поняла, – тут же повернулся к ней молодой волхв, будто и впрямь мог читать мысли. Он улыбнулся, сразу став пригожим и приветливым. – Ну а теперь скажи, как тебя звать-величать?

– Меня зовут… – и запнулась.

Волхвы-то все знают, но девушке совсем не хотелось, чтобы они так быстро проведали, откуда она. Ей вообще вдруг захотелось забыть все, что с ней было до сих пор. И отчего-то появилась уверенность, что так оно и будет.

– Называйте меня Малфридой.

– Что ж, Малфридой так Малфридой. Это, кажется, варяжское имя? И означает оно «честная радость». Хорошее имя. Дай боги, чтобы ты и впредь соответствовала ему. Ну а теперь идем с нами, Малфрида.

Часть II

Глава 1

Весна 941 года

В квитне[55]55
  Квитень – апрель.


[Закрыть] дни стояли долгие, светлые. И хотя князь Игорь не торопился возвращаться в Киев после учений на холме Самватас[56]56
  Самватас – воинская крепость на возвышенности севернее древнего Киева.


[Закрыть] и выехал ближе к вечеру, однако подъезжал к своей столице он еще по светлой поре.

Его вызвала жена, княгиня Ольга. Игорю не очень понравилось, что Ольга отрывает его от подготовки к походу, но он не мог не понимать того, что просто так Ольга его не позовет.

Богатый Киев привольно раскинулся на кручах над широким Днепром. Его срубные башни и высокие кровли, частоколы и торжища, пруды, речки, сады, его слободы – все придавало городу привольный вид. Князь Игорь легко проскакал по торговым рядам Подола, чуть замедлил ход скакуна на Боричевом узвозе – главном подъеме на Старокиевскую гору, где мощно выступали на фоне синего неба бревенчатые вышки Детинца[57]57
  Детинец – крепость внутри города, кремль.


[Закрыть], частоколы, скатные кровли боярских усадеб.

Киевляне, завидев князя, расступались, кланялись, скидывали колпаки.

– Прилетел наш сокол ясный.

– Давно его во граде не видывали.

– Все на Самватасе с дружинниками науку воинскую постигает. И то верно, ведь какое дело князь замыслил: на сам Царьград хочет войска вести. Славу Олега Вещего приумножить.

– Не приумножить, а повторить. А то смотри: Аскольд с Диром на ромеев ходили, Олег на их воротах их града щит свой прибил. Вот Игорю неймется – хочет и для себя тоже славу победителя ромеев добыть.

Игорь никак не реагировал на разговоры в толпе. Конем он правил, как степняк, одними коленями, лишь машинально держа рукой повод с нарядными шелковыми кистями. Был он все еще в кольчуге и высоком островерхом шлеме, его длинный зеленый плащ сбился от скачки в сторону.

Ворота Горы были открыты настежь, мощные, из могучих бревен, окованные железными полосами, с медными кольцами и скрепами. Между частоколами усадеб плотно утрамбованная дорога вела к еще одним воротам – у Детинца. Подле них стояли стражи-воротники, все в булате, с головы до ног обвешанные оружием, остроконечные шлемы надвинуты на глаза – как глянуть, так хоть сейчас против любого врага выстоят.

Но князь лишь мельком глянул на них. Кого, спрашивается, опасается Ольга пресветлая в стольном граде? Кажется, куда ни глянь, все свои. Ан нет, все для величия, для нарочитости старается. Может, и верно… Но все-таки казалось Игорю, что свои порядки завела княгиня в Киеве, и теперь ему ко многому привыкать приходится, словно и не к себе приехал.

На широком дворе Детинца было людно. Сам двор вымощен ровным камнем так плотно, что и травы не видно. А если где и пробьется, то сразу вытопчут. Вон сколько народа: купцы да бояре толкутся, тиуны[58]58
  Тиун – управляющий хозяйством.


[Закрыть] хозяйские, городники[59]59
  Городник – должностное лицо, ведавшее градостроительством.


[Закрыть] да посадский люд. И у всех дела к княгине, у всех свои тяжбы и спорные вопросы. Со всем княгиня Ольга управляется, вся в делах. И не жалуется. А вот для себя Игорь давно решил: править в мирное время куда сложнее и утомительнее, нежели вести опасную, но такую наполненную и яркую воинскую жизнь.

Подбежавший отрок из челяди принял у князя коня. Народ вокруг кланялся. Игорь быстро, ни на кого не глядя, прошел к высокому крыльцу княжьего терема. За ним следовали ближайшие поверенные: воевода Асмунд и советник Ивор.

В обширных сенях терема, где на столбах-подпорах блестела яркая роспись, было так же людно. Нарочитые бояре и купцы при появлении князя вставали с широких лавок, спешили обступить, приветствовать. Князь поднял руку, мол, позже поговорим, и стал подниматься по лестнице в гридницу. Слышал, как за спиной переговариваются Асмунд с Ивором:

– Гляди-ка, сколько народа ожидает в прихожей, – негромко заметил Асмунд. – С кем же наша сударыня уединилась, раз самых нарочитых мужей ждать заставила?

– Ясно, с кем, – насмешливо хмыкнул Ивор. – Не иначе как с раскрасавчиком Свенельдом да волхвами своими.

И не оглядываясь, Игорь чувствовал, как Асмунд толкнул Ивора – дескать, не болтай лишнего, придержи язык. Хотя чего там: Игорь уже наслышан о том, что Ольга Свенельда больше других к себе приблизила, дает ему важные поручения, советуется во всем. Только ли советуется? Впрочем, какое ему, Игорю, до того дело? Ольга вся его, а что Свенельд при ней, то Игорь сам же его и возвысил, сделав поверенным княгини. А ревновать? Не о том сейчас думы Игоря. Да и как может Ольга кого-то привечать, если с зимы она наконец понесла – слава богам!

Игорь резко распахнул окованные бляхами створки дверей в гридницу. Обширная бревенчатая палата уходила вперед, опираясь на мощные, с вызолоченной резьбой столбы-колонны. В дальнем ее конце, там, где на треногах горели огни светильников, собралась небольшая группа людей, а на возвышении сидела она – его жена, Ольга.

Князь снял на руку шлем, тряхнул кудрями. Волосы у него были длинные, чуть волнистые. Некогда темные, теперь они, как изморосью, покрылись густой сединой, а прядь надо лбом вообще побелела. Эта седина появилась у сына Рюрика рано, почти с отрочества, отчего в народе его называли Седым, а еще чаще Старым. Хотя Игорь и так был уже не молод, почитай, шестой десяток разменял, однако больше тридцати ему никто бы не дал. Водица-то живая хранит силу и младость. И только в голубых глазах князя – расчетливых и циничных – было нечто, указывающее на его возраст. А так был князь в самой поре: рослый, статный, кольчуга из железных колец плотно облегала широкие плечи, темная с проседью бородка аккуратно подстрижена – князь заботился о своей внешности.

Князь не спеша направился в дальний конец гридницы. Там все поднялись. Он видел светлую фигуру Ольги, видел длиннобородых волхвов в белых одеждах со связками амулетов на поясе и на груди, видел бояр-советников. Здесь были самые приближенные ее люди: мудрые ведуны Искусеви и Вуефаст, боярин советник Прастен, нарочитый купец Сфирька, которого Игорь считал просто хитрым пройдохой и не понимал, за что его так ценит княгиня. И, конечно же, личный воевода самой Ольги, Свенельд. На нем Игорь невольно задержал взгляд: ишь, каков щеголь! Чисто выбрит, волосы над глазами ровно подрезаны, кафтан алый византийского кроя, с богатой шелковой оторочкой по краю и на рукавах. Однако смотрит на князя уважительно, склонился, приложив руку к груди. Как и остальные. Но в любом случае здесь присутствовали все, на кого Ольга могла всегда опереться, и у Игоря сложилось впечатление, будто она специально собрала их, дабы навязать ему, Игорю, некое свое решение. Такое уже бывало, и Игорь внутренне напрягся.

Ольга первая шагнула навстречу князю.

– Здравствуй, сударь мой, Игорь Рюрикович, – услышал он ее мягкий, грудной голос.

Ольга низко склонилась, приветствуя мужа. Не улыбнулась, но лицо так и светилось изнутри каким-то теплым, радостным светом.

Княгиня Ольга была не больно высокой, но держалась так величаво, что производила впечатление рослой. Была она круглолицая, глаза светло-серые, ресницы длиннющие, лучистые, как еще в те времена, когда Олег Вещий привез ее, совсем девчонкой, из далекого Пскова. На голове княгини было легкое белое покрывало, схваченное вокруг чела узорчатым золоченым обручем, с которого вдоль лица красиво свисали подвески-колты, сверкающие отполированными узорами..

Игорь мельком окинул взглядом стан жены. Прямое платье из голубой парчи скрывало ее округлившийся живот. Оно и понятно: беременность всегда стараются скрыть одеждой и помалкивают – чтобы не проведал дурной человек, не сглазил. Хотя чего там… Весь Киев, поди, уже вся Русь знает, что понесла наконец пресветлая княгиня. Случилось это после того, как год назад они оба, Игорь и Ольга, перестали пить чародейскую воду. Оказалось, что вода эта, дающая молодость и силу, одновременно лишает человека плодовитости. А сообщил о том все тот же воевода Свенельд, посадник древлянский, узнавший об этом от своих древлян. А вот великие ведуны Ольги о том и не догадывались. «Тоже мне, нашла мудрецов», – подумал Игорь, бросив хмурый взгляд в сторону длиннобородых служителей.

– О чем забота твоя, Ольга? Зачем кликала? – спросил Игорь, поднимаясь на возвышение и занимая положенное место на высоком кресле.

– Не было бы заботы, не потревожила бы, – ответила княгиня, как всегда ровно и спокойно, хотя что-то светлое исчезло из ее глаз, когда поняла, что не в радость Игорю визит к ней. – Но сперва погляди, кто к нам прибыл, пробравшись сквозь чащи древлянские, сквозь чародейство тамошних волхвов.

Только теперь Игорь обратил внимание на стоявшего среди ведунов молодого волхва. Гм. Молодого ли? Станом тонок, лицо как будто не старое, но изможденное, темное, морщины глубокие идут от глаз, волосы с седыми прядями, вперемежку с темно-русыми.

Тут выступил вперед Свенельд:

– Прости, княгиня, что беру слово без дозволу, однако князь может и не помнить Косту. А был некогда Коста уным в моей дружине, до того как кудесник Веремуд его с собой в чащи древлянские не увел.

Теперь и Игорь стал что-то припоминать. Но дело было смутное, запутанное. Князь еще не забыл, как некогда они с Ольгой решили узнать, что за дикие дела творятся в древлянской земле, отчего бежит оттуда люд и несет всякую небывальщину. Волхвы-советники тогда предложили наведаться на капища древлян и узнать, что за чародейство там скрывается. Однако из этого ничего не вышло. Ведь чародейство – это не людские законы, не война, не жизни простых смертных. В чародействе сами боги едва ли разберутся, так все напутано. Ну, и тогда… Свенельд, вернувшись с того полюдья, принес известие о том, что Веремуд с уным Костой ушли в леса, но Веремуд передал перед уходом весть: капища древлян посетить невозможно, так как и самим древлянам туда доступа нет, а ходят к капищам только волхвы их, кудесники. И вроде бы некая сила там таится могучая, которую древляне копят и используют.

Ну, что сила эта так могуча, Игорь очень сомневался. Будь она такой, как говорят, древлянское племя не платило бы ему ежегодную дань, не пускало бы на полюдье. А так… И, пропустив мимо ушей слова о капищах, Игорь и бояре заинтересовались другим: сообщением Свенельда о том, что бьют в древлянских чащах ключи живой и мертвой воды. Посадник даже похвалялся, что укажет их место. И что же? Шуму было много, да все без толку. Не сумел Свенельд отыскать ту чародейскую воду, хотя и божился, что знает, где ее источники находятся, но вода там оказалась самой обычной. Вот и вышло, что ничего особого в древлянской земле нет: ни капищ с волшебной силой, ни чародейской воды.

В пору и озлиться было на болтливого посадника, да только он дань привез хорошую, вот и пришлось смолчать. А бояре лишь посмеивались в бороды: ну, дескать, чудит варяг, ну, дескать, и его разум помутила древлянская небывальщина. Однако переселенцы все равно не спешили возвращаться в древлянский край, а на Горе решили повременить пока да поглядеть, что от древлян ждать придется.

Только Свенельд не успокаивался. Говорил, что как пойдет в следующий раз в полюдье, то отыщет какую-то свою девку, которая непременно поможет ему с водой. Ну-ну, пусть постарается. Поглядим. И Игорь перестал ломать себе голову мыслями о древлянских чудесах, целиком уйдя в планы о великом походе на Царьград.

И вот опять его вызвали из-за древлян. Игорь понял это, но смолчал, не желая сразу показать досаду. Даже кивнул приветливо этому странному волхву Косте. Мол, давай, выкладывай. И если он впрямь с Веремудом ходил в древлянские чащи, то отчего сам вернулся, без старшего волхва?

– Убили Веремуда, – наконец подал голос Коста. – Жестоко убили, о том я и говорить не хочу. Долго они нас выискивали, заклятия вслед слали, чары наводили, но и Веремуд не прост был, развеивал все. А потом… Короче, перед самой гибелью Веремуд сумел отвести внимание чародеев от меня да наказ дал, чтобы я в Киев шел с вестью. А весть моя такова: нет тебе больше хода к древлянам с миром. И не только поселенцы не смогут войти в тот край, но и сами витязи погибнут, если вновь решат пойти за данью.

– Как так? – повел крутой бровью Игорь. – Неужто вновь покорять древлян поганых придется?

Сам же подумал: как некстати! У него уже и войско для похода на Византию собрано, и стругов без числа приготовлено, а он вновь должен увязнуть в усмирении мятежей своих же племен. Ибо Игорь уже привык считать древлянскую землю своей.

– Я весть такую несу, – продолжал между тем негромко Коста, и на его изможденном лице появилась мука. – Твои воины и в этот год прибудут на постой, как обычно. Но на них будет наслано такое мощное колдовство, что никто не сможет вернуться. Хотя Веремуд и смог убавить силу ведовских мест на древлянской земле, но все сделать ему не удалось. И раз волхвы княгини Ольги не управились…

– Вот-вот, не управились! – почти рявкнул Игорь, сурово глянув на длиннобородых служителей, а заодно и на Ольгу покосился неласково. Задело его, что, говоря о волхвах, этот старый молодец словно забыл о нем самом помянуть.

Ольга почувствовала настроение мужа. Заговорила уважительно, вдумчиво:

– Не суди строго, ясный князь. Однако вспомни, что в Киеве всегда знали о том, что древляне – кудесники и колдуны, что темное что-то, нелюдское таится в их землях. Поэтому подумай: стоит ли тебе сейчас уводить войска в дальние пределы, когда тут, под боком невесть что творится?

Тут и волхвы ее заговорили: мол, они также чуют, что сила темная разрастается в древлянской земле, да и гадания на воде и крови об опасности предупреждают. За волхвами и бояре голос подали: дескать, гадание гаданием, однако и другое видно – торг с древлянами на убыль идет, и хотя сами древляне терпят убыток, они все больше таятся, уходят с погостов, да и купцов наших прогоняют. Такое только после смерти Олега бывало, и это первый признак непокорности древлян – князь сам может вспомнить.

Ольга искоса поглядывала на мужа. Князь был серьезен, но глаза какие-то отсутствующие, рука машинально поглаживает холеную бородку. Потом встал, прошелся по палате, разглядывая золоченую роспись на столбах и сводах. Молчал долго и, казалось, ничего его, кроме этих завитушек и резных филинов на подпорах, не волновало. Наконец подошел туда, где сидели Ивор с Асмундом. Ольга чуть нахмурилась: эти двое в разговоре участия не принимали, сидели мрачные, насупленные. Но Игорь что-то негромко сказал им, а потом быстро вернулся на место.

– Вот что, бояре нарочитые и ты, суложь моя Ольга. Слушал я вас долго, не перебивал. И одно понял: вы хотите, чтобы вместо Царьграда я пошел походом на древлян. Об этом дума ваша?

Они согласно закивали. Игорь усмехнулся нехорошо, откинул со лба седую прядь. И неожиданно окликнул:

– Свенельд! Сколько недодано было тебе в прошлое полюдье?

Свенельд даже растерялся, быстро взглянул на Ольгу, потом перевел взгляд на князя, поднялся. О чем это пресветлый князь? Разве были им недовольны этой весной?

Нет, ответил Игорь, все ладно вышло. Не заметил ли Свенельд открытую вражду со стороны древлян? И опять Свенельд только руками развел. При этом он все же силился намекнуть, что, дескать, хитрят древляне, скрывают что-то.

– Да какого ляда ты несешь, Свенельд? – не выдержал наконец князь. – Все у нас с древлянами ладно, а то, что волхв этот Коста наговорил… Ну да, за Веремуда поквитаться, конечно, следует. Вот и запросим за него с Мала Древлянского больше виры[60]60
  Вира – штраф в пользу князя за тяжкие преступления.


[Закрыть]. Хотя и тут можно истолковать иначе: Веремуд вмешался в дела древлянских кудесников, а по ряду мы этого делать не должны. А теперь о том, что торги стихают. Древляне, конечно, племя дикое, однако хлеба-житушка почти не сеют, за солью не ездят. Проживут ли они без всего этого? Весна только началась, они еще просто не поняли свою невыгоду, а как урожай начнем собирать, те же лесные древляне первыми на торг-мену поспешат. И еще: волхвы недоброе нагадали, беды ждут от древлян. Но что древляне могут сейчас? Войско их развеяно, срубы да ловушки уничтожены. Чародейство же, о котором Коста этот поведал… Ничего-то нового он не поведал, если вспомним, что и Свенельд подобное говаривал. Ну, а если и впрямь неладно, то неужто по всей русской земле не найдется кудесников, которые древлянских чародеев осилят? Тот же Веремуд долго им противостоял… Как говорит этот Коста, силу их умалил. Так что пускай с колдунами колдуны и управляются. Их это дело.

– Древлянские кудесники сейчас сильны, как никогда, – неожиданно подал голос Коста, взволнованно поглядывая то на волхвов, то на княгиню. Однако те терпеливо ожидали, чем окончит свою речь князь.

У князя же от дерзости Косты даже желваки на скулах заходили. Поглядел искоса, чуть шевельнул темными бровями.

– Уным ты был ранее, Коста. Так что не забывай своего места, а то, гляжу, совсем одичал ты в древлянских чащах.

В голосе его скользнули рычащие интонации, он оглядел всех сумрачно.

– Вижу, для себя вы уже решили, на какое дело меня отправить. Древлян побаиваетесь? Ладно, вы свое гнете, но еще не известно, что воеводы мои решат. Эй, Асмунд, Ивор, говорите, любо ли вам пройтись по чащам древлянским, вместо похода на Царьград?

Первым поднялся Ивор, улыбнулся, топорща длинные светлые усы.

– Бояре все о торгах радеют, волхвы о силе чародейской, а я вот что скажу. Неужто Олег зря свой щит на воротах Царьграда прибивал? Неужто ромеи кичливые зря силу русскую почуяли? Уже не первый год идет весть о том, что они уговоры с нами нарушают да обиды людям нашим торговым чинят. Простим ли мы это?

Ольга заметила, как довольно улыбнулся Игорь, и не смогла подавить невольного вздоха. Перевела взгляд на Асмунда. Этот все молчал, теребя пряжку на поясе, закусил губу. Ольга невольно подалась вперед. Асмунд слыл мудрым воином, его даже Олег Вещий среди прочих отличал, лечил его, хворого, а потом при Игоре поставил, советовал слушаться. И Игорь всегда ценил верного Асмунда. Вот и теперь он не сводил с него глаз и, видя, как тот мешкает, даже нахмурился.

Наконец Асмунд поднялся. Худющий, чуть сутулый, с налетом щетины на щеках, он заговорил негромко:

– Боги уже несколько солнцеворотов благоволят Руси. Благоприятная погода и хорошие урожаи, никаких междоусобиц, добрые знамения при жертвах. Весь народ светится радостью, юноши и девушки сверкают красой, песни родятся сладкозвучные… Разве были мы когда-нибудь так сильны, как нынче? Но дружина уже устала от праздной жизни, истосковалась по славным подвигам. Погляньте, сколько люда сошлось на призыв князя идти в поход на ромеев. Неужто они захотят вместо чести иноземного похода топтаться по земле диких древлян? Да и войско у нас ныне такое, какого никогда еще Русь не собирала. Так что я скажу – надо делать то, что и замыслили: Царьград брать да принудить византийцев подтвердить уговоры с Русью. А древляне… Что ж, пока от них напастей особых не было, так чего нам на них первыми идти? Не развяжем ли мы войну и смуту там, где ее нет и быть не должно?

Теперь Игорь откровенно был доволен. Остальные молчали.

– Так быть походу на ромеев! – почти выкрикнул князь, стукнув кулаком по резному подлокотнику кресла.

И тут подал голос хитрый Свирько. Сказал, ни на кого не глядя:

– Кто ходит за чужой шерстью, пусть не плачется, если стригут его самого.

– Ты!.. – повернулся к маленькому боярину Игорь, даже привстав от гнева. – Ты…

– Я, – спокойно ответил Сфирька, тоже поднялся, вытянувшись во весь свой маленький рост, бородку вскинул. – Я так скажу, княже. Мне как купцу торг с Византией более чем кому-либо надобен. Однако может так статься, что, пока ты в дальних краях с воинством ходить будешь, здесь, у тебя под боком, беда лихая случится.

– От древлян, что ли?

– От них. Их чародейство…

– Нет большей силы против чародейства, чем добрый булат! А что древляне мутят… Так здесь есть Свенельд, и именно его забота держать их в узде. Так ли говорю, Свенельд?

– Так, княже.

Теперь посадник Свенельд поднялся, поправил пояс, одернул яркий кафтан, длинные светлые волосы заложил за уши.

– Ты смело можешь полагаться на меня, княже. Однако и ты должен меня выслушать. Что собой чародейство древлян представляет, я на себе испытал. И скажу – всякое может случиться. Поэтому позволь и мне набрать дружину для будущего полюдья. Коста грозится, что бедой нас древляне встретят, а ты верно заметил, что добрый булат любую силу поборет. Вот и разреши мне собрать войска. Даже не для полюдья, а для похода. Дозволь пройтись по селам и весям, чтобы подыскать в славянских родах способных к воинской науке.

– Дружину свою приумножить хочешь? – хитро прищурился князь.

– Надо, – спокойно кивнул посадник. – Голову ставлю про заклад, что это надо.

– Смотри, не останься только без головы. А что до дружины твоей… Силен ты стал, боярин Свенельд, дружина твоя славится умением да сноровкой. Будь твоя воля, ты бы и со мной мог силой померяться. Если бы не делал все с оглядкой на княгиню мою. А уж Ольга тебе своеволия не позволит.

Княгиня в первый миг опешила. Потом щеки ее вспыхнули, глаза загорелись. Заметил Игорь, что и Свенельд встрепенулся.

– Ты такое скажешь, княже…

– Знаю, что говорю. А пока – разговор окончен. Ну, что пялитесь, бояре? Моя воля – закон. Расходитесь.

Все поднялись, стали кланяться князю с княгиней, выходить из палаты. Свенельд тоже вышел, спустился по лестнице к галерее, опоясывавшей теремные палаты. Здесь он заметил бояр Прастена и Сфирьку. Те негромко переговаривались: дескать, взял волю князь, никого не слушает, все по-своему делает. Олег Вещий, тот с нарочитыми мужами совет держал, а тут, если бы не княгиня, Игорь совсем на Киев бы не глядел. Да и вся их варяжская порода такова: свое вершить, с людом не советуясь. Но тут они заметили идущего Свенельда, умолкли, даже кивнули ему, перед тем как распроститься.

Свенельд кликнул дожидавшихся его гридней, принял у них вышитое корзно[61]61
  Корзно – своеобразно выкроенная накидка, закрывающая спину и спускающаяся спереди углом, оставляя свободными руки. Застегивалась на плече.


[Закрыть], накинул, словно для дороги, однако вдруг передумал. Хотел сначала извиниться перед княгиней за неучтивые речи князя, сказать, что он ни помыслом, ни делами повода к тому не давал. А может, просто желал увидеть ее еще раз. Увидеть и уехать, ибо теперь, когда Игорь приехал к жене, у Свенельда не было ни сил, ни желания оставаться там, где почивала княжеская чета.

В тереме Детинца княжьи люди уже укладывались на покой со своими женщинами – у кого были свои, пленные или купленные, – а молодежь искала себе, как водится, компанию. У дверей гридницы стояли с копьями охранники-рынды, сообщившие, что Игорь с Ольгой уже вышли. Тогда Свенельд прошел на окружающую теремные палаты галерею, постоял там немного, оперевшись плечом о деревянный столбик подпор, соединенных поверху округло. Какое-то время он смотрел, как загораются в вечернем небе звезды, блестит в свете полукруглой луны Днепр внизу под Горой. Ночь вставала ясная, по-весеннему лунная, зубцы частоколов четко вырисовывались на фоне сине-серебристого неба, вдали виднелся силуэт часового с копьем и рогом. Со стороны двора долетали голоса, видны были тени движущихся людей, у коновязи ждали оседланные кони. Один из них, темный, длинногривый, был Игоря. Похоже, его не собирались уводить в стойло, а значит, Игорь решил не оставаться в Киеве. Свенельда это обрадовало, он улыбнулся в темноте.