Текст книги "Поединок соперниц"
Автор книги: Симона Вилар
Жанр: Исторические любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
И сдержал слово: писал ей из Парижа и Клермона, из Тулузы и Наварры, даже из Кастилии, где впервые скрестил меч с неверными и сама правительница Уррака[16]16
Уррака – королева Кастилии (1095–1126).
[Закрыть] заявила, что я достоин носить цепь и шпоры рыцаря. Затем я отбыл в Святую землю, где надел белый плащ с крестом.
В Иерусалиме я получил последнее письмо от брата Этельстана. Скорбное письмо, в котором он извещал меня о смерти матери и о том, что один из братьев зачах в застенке, а другой бесславно пал в пьяной потасовке. Отец же притих после навалившихся на него бедствий, словно потеряв силы в борьбе. А на Этельстане лежит теперь все хозяйство, но мой братишка справляется и даже надеется поднакопить денег и исполнить мечту нашей матери – построить каменный замок. Тогда сердце мое невольно затрепетало. Замок! Замок Армстронгов в Норфолкшире!
Я заставил себя не думать об этом. У меня была своя жизнь, свои заботы и волнения. Я и не подозревал, что мне предстоит вернуться. Пока не получил письмо от некой леди Риган из Незерби.
* * *
Риган – старое британское имя, еще с тех времен, когда нога завоевателей не ступала на землю Англии. Но при дворе в Руане Бэртрада называла вдову моего младшего брата Ригиной де Шампер, что звучит уже по-нормандски. Я даже подивился, что мой непримиримый отец взял в дом невестку-нормандку.
Я навел справки, и вот что выяснилось. Когда из семерых сыновей Свейна Армстронга остались в живых только я и младший, тихоня Этельстан, он уже на многое смотрел иначе. И признал выбор сына. Леди Ригина была англо-нормандкой из родовитой семьи с запада Англии, откуда-то из Шропшира. Она и ее младший брат Ги де Шампер, будучи сиротами, воспитывались при дворе Генриха Боклерка. О Ги при дворе мало говорили, так как он уехал, едва повзрослев. А Ригина стала фрейлиной при Матильде. Она входила в ее свиту и когда Матильда была императрицей германцев, и когда вернулась и вышла замуж за Жоффруа Анжуйского. А потом Ригина де Шампер встретилась с Этельстаном Армстронгом, вышла за него и стала называться Риган из Незерби – по-видимому, чтобы не злить свекра своим нормандским именем.
Обо всем этом мне поведал в Тэтфорде хорошо знавший мою семью старый епископ Радульф в тот день, когда я посетил усыпальницу Армстронгов. Я помолился над прахом отца и братьев – умерших, казненных, сгинувших в заточении от истощения и болезни. Мать же моя покоилась в ином месте – в небольшом монастыре Святой Хильды, которому покровительствовала при жизни. Следовало бы съездить и туда, но поначалу мне необходимо посетить вотчину родителей. Епископ Радульф с похвалой отзывался о том, как ведет дела усадьбы вдовствующая леди Риган, но мой долг – как можно быстрее вступить во владение наследственными землями. Сейчас они ничьи, так как бездетная вдова Этельстана по закону не имеет на них прав, и если в течение короткого времени не объявятся наследники, то, согласно завещанию отца, земли Армстронгов должны отойти аббатству Бери-Сент-Эдмундс. Неудивительно, что аббат Ансельм был так недоволен моим возвращением.
Земли, власть, богатство – дают огромную силу. И я, новый шериф Норфолка и зять короля, как никто понимал это. Поэтому и был возмущен последней волей Свейна. У меня было ощущение, что отец хотел этим меня обделить, и прежняя обида на него всколыхнулась с новой силой. Но это был грех, ибо известно, что de mortuis aut bene aut nihil[17]17
О мертвых следует говорить или хорошо, или ничего (лат.).
[Закрыть]. И я трижды прочел над могильной плитой «De profundis»[18]18
«Из глубины» – название и начало католической покаянной молитвы.
[Закрыть] и дал слово, что когда у меня родится сын, я назову его Свейн – в честь деда.
Однако мне пришлось задержаться в Тэтфорде еще на два дня, чтобы по долгу моей новой службы ознакомиться с положением дел в графстве.
Как меня и предупреждали, в Норфолкшире сильна была власть церковников. Аббат Бери-Сент Ансельм, Радульф Тэтфордский, епископ Нориджский и молодой епископ Найджел Илийский являлись самыми богатыми представителями знати в Восточной Англии. Имелось и несколько родовитых нормандских семейств – д’Обиньи, де Клары, де Варрены, но их угодья были разбросаны по всему графству. Основную же массу населения, если не брать в расчет владельцев небольших усадеб, составляли фермеры и крепостные. Имелись и рабы, но число их было невелико, и жили они большей частью в усадьбах и бургах, выполняя обязанности домашней прислуги. Единственное, что показалось мне странным, – малочисленность саксонской знати.
Епископ Радульф ответил на мой недоуменный вопрос:
– Этот край в свое время сильно был наказан за мятежи. Большинство саксонской знати уничтожили, но те, что остались… Видит Бог, я не знаю, чего от них ожидать. Саксы – это всегда готовый взяться за оружие люд. А вы, Армстронг, вы их племени, вы – потомок их королей. Едва вы появитесь, они сочтут вас новым вождем. И тогда опять прольется кровь.
Я постарался успокоить старичка епископа, но он явно побаивался меня и моего нового могущества. А когда услышал, что я получил разрешение на постройку замка, и вовсе приуныл. Похоже, он решил, что я собираюсь возвести цитадель, откуда саксы начнут совершать набеги, и довольно нелюбезно заметил:
– Я был против и тогда, когда Этельстан Армстронг начал возводить Гронвуд.
– Гронвуд?
Я знал, что некогда это было наше имение, конфискованное после мятежа отца. Выходило, что его вернули?
Епископ Радульф взялся пояснить.
– Леди Риган не была бедной невестой, когда Этельстан женился на ней. И она выкупила эту землю для мужа, внеся в род в качестве приданого. Так что Гронвуд теперь у Армстронгов. Если она, конечно, не пожелает его вернуть.
Вернуть? По закону она имела право забрать назад свою брачную долю, но такой оборот меня никак не устраивал. Лучшего места, чем Гронвуд, для постройки крепости нельзя было и пожелать. Имение находилось на возвышенности, расположенной в стороне от заболоченных низин фэнов[19]19
Фэны – низинные заливные пространства на востоке Англии.
[Закрыть], на берегу живописной реки Уисси. К тому же недалеко от Гронвуда начинались леса – прекрасный стройматериал. И если вдова брата не уступит мне Гронвуд по сходной цене…
Про себя я решил, что женщина, сумевшая ужиться с моим отцом и женить на себе юношу, моложе себя на семь лет, – не иначе как хитрая бестия. И мне нелегко будет ее уломать.
Мы встретились, когда я на другой день прибыл в бург Незерби. Конечно, саксонский бург не мог произвести впечатление на человека, который видел каменные громады Моавского Крака, Сафарда и Крак де Монреаль[20]20
Большие рыцарские крепости в Палестине.
[Закрыть]. И все же Незерби выглядел внушительно. Усадьбу окружал частокол из заостренных бревен, а ворота охраняла бревенчатая дозорная вышка. Далее виднелись крытые тростником кровли с вырезанными еще по датскому обычаю головами драконов на стыках. Усадьба Незерби была замечательна не своей архитектурой, а размерами. Частоколы охватывали значительное пространство с несколькими дворами и хозяйственными постройками.
Первыми нас заметили женщины, возвращавшиеся от реки с корзинами белья. Побросав свои корзины, они бегом кинулись к воротам, громко крича. И тут же прозвучал звук рога, крики, целая толпа слуг выбежала навстречу.
Мы миновали перекинутый через ров мост, проскакали под аркой деревянной башни и остановились во дворе, где раздался хор приветствий. Я узнавал кое-кого из челяди, но большинство были незнакомые мне лица. Что не мешало им орать и радостно приветствовать меня по старой саксонской традиции, уходящей еще в древние патриархальные времена, когда господин и его люди жили одной семьей.
Я заметил Пенду, пробиравшегося ко мне сквозь толпу. Как ни в чем не бывало, он с ходу заговорил о делах: товары распакованы и прибраны, лошадям отведены лучшие стойла, а всем остальным распорядилась леди Риган.
– Она толковая девка, – лаконично закончил свою речь мой верный спутник, а высшей похвалы женщине он не мог и подыскать.
«Толковая девка», как и положено хозяйке, стояла на крыльце дома. Вид у нее был такой, словно она вот-вот лишится чувств. Но пока я спешивался и шел через двор, женщина уже взяла себя в руки, даже выдавила некое подобие улыбки.
«Как она некрасива», – было первой моей мыслью. А второй: «Как элегантна».
Вдова моего младшего брата оказалась низенькой коренастой толстушкой. Лицо круглое, с грубыми, почти мужскими чертами, кожа пористая, с нездоровым жирным блеском. Хороши были только глаза – выразительные, темно-карие, почти черные. И одевалась она с изяществом дамы, привыкшей жить при дворе. Траурные тона ее вдовьего одеяния оттеняла шапочка из белого полотна, плотно облегавшая щеки и подбородок, поверх которой было накинуто покрывало из мягкой черной шерсти, крупными складками ложившееся на плечи и спускавшееся почти до земли. Леди Риган выглядела скорее как саксонка, но при этом и как дама самых благородных кровей.
Приняв у служанки окованный серебром рог, она с поклоном протянула его мне.
– За ваше возвращение домой, сэр Эдгар.
Чтобы показать, что вино не отравлено, она первой сделала глоток. Я же с удовольствием допил родной пенный эль и проследовал в дом. Всю его центральную часть занимал обширный зал. Пол был глинобитный, посредине располагались два больших открытых очага на каменных подиумах. В них горел огонь, дым поднимался к открытым наверху отдушинам. Сам зал был такой ширины, что поперечные балки подпирались резными столбами – это создавало впечатление, словно мы в храме. На стенах под скатами кровли располагался ряд окон, закрытых сейчас ставнями, как и полагалось в холодное время. Вдоль них шли галереи на подпорах, на которые выводили двери из боковых покоев и спален.
Здесь уже все приготовили к моему приезду. Столешницы сняли со стен и установили на козлах. Главный – «верхний» стол помещался на небольшом возвышении в центре и был накрыт скатертью, за ним виднелось кресло хозяина поместья – я тотчас узнал любимое отцовское, с высокой округлой спинкой. На стене за ним распластался красно-черный ковер из тех, что я привез с Востока.
Леди Риган проследила за моим взглядом и, похоже, смутилась.
– Я не имела права вешать его здесь без вашего позволения. Но когда я распаковывала товары, то решила, что там ему будет самое место – и от копоти очагов далеко, и как раз на виду. Но если вы прикажете убрать, я выполню вашу волю.
Я поблагодарил ее, заметив, что и сам распорядился бы так же. Эта вдова, не родившая ребенка, чувствовала себя лишней в доме, куда вернулся его настоящий хозяин. По саксонскому обычаю я должен был выделить ей ее вдовью часть наследства, по нормандскому – только вернуть приданое. Но свое приданое она превратила в Гронвуд, и я не знал, как мне заговорить об этом.
Риган вела себя несколько нервно – то начинала привычно распоряжаться, то вдруг принималась спрашивать моего разрешения на все подряд. Узнав, что я хочу обмыться с дороги, она тут же отвела меня в боковой придел дома, где уже была приготовлена лохань, а на огне грелись котлы с водой. По традиции хозяйка дома мыла гостя. Но я был и гость, и хозяин, а она госпожа, оказавшаяся в роли приживалки. Поэтому мы не знали, как себя вести, пока я в конце концов не разделся и не сел в лохань. И тут заметил, что Риган стоит в углу, прижав к себе кувшин. Она так глядела на меня, что я смутился. И скрыл смущение за скабрезной усмешкой.
– Что, вам есть на что поглядеть, миледи?
Это было грубо и зло. Риган залилась краской.
– Я просто… – она набрала в грудь побольше воздуха. – Я никогда не видела такого сильного мужчину.
Она добавила в лохань ароматной воды и, не глядя на меня, стала намыливать ветошь.
– Вы очень похожи лицом с Этельстаном, сэр, – негромко заговорила она через минуту. – Когда вы только въехали во двор и сняли шлем, мне даже плохо стало, так вы похожи. Но он всегда был таким мальчиком, мой милый муж… – совсем тихо докончила она.
Я молчал. Сам помнил, что Этельстан был слабым и болезненным. Риган же была крепкой, здоровой женщиной. Почему же она не понесла от него?
– Сколько лет вы прожили с моим братом?
– Три года. И это были лучшие годы в моей жизни.
И это говорила женщина, проведшая жизнь при дворе знатных особ и, по слухам, наперсница и подруга императрицы Матильды. Выходит, все это ничего не значит по сравнению с жизнью в старом бурге вместе с больным мужем и ворчливым свекром.
Но все же я был циником, и в голову полезли всякие подозрения: я походил на Этельстана, но я здоров, крепок, я стал хозяином в усадьбе, которую она три года считала своей. А у норманнов есть обычай, по которому один из братьев умершего должен жениться на его вдове, если не хочет, чтобы ее приданое или вдовья часть ушли из семьи. Не рассчитывает ли на это Риган? И чтобы расставить все по местам, я сказал, что помолвлен с единокровной сестрой ее былой госпожи, Бэртрадой.
Леди Риган особо не удивилась, но в ее голосе прозвучала некая насмешка:
– О, эта принцесса… Все говорили, что она отменная мастерица вышивать гобелены.
– И это все, что вы можете сказать?
– А зачем? Не я же женюсь на ней.
– Но, похоже, вы не одобряете мой выбор?
– При чем тут мое мнение? Но что для Армстронгов великая честь породниться со своим королем – это бесспорно.
Она насухо вытерла мне голову, дала простыню для растирания и вышла. И все же у меня сложилось мнение, что она что-то недоговаривает.
Вечером я восседал во главе стола и поедал приготовленные в честь моего возвращения яства. Чего тут только не было: норфолкская копченая сельдь, форель, тушенная в белом вине с укропом и тмином, жареные карпы, нежно-розовая лососина, пироги с устрицами из залива Уош. Были и густые каши с сушеными фруктами, гороховое пюре, маринованные грибы. Прекрасен был и десерт – коврижки с орехами, большое блюдо печеных яблок, залитых горячим медом, всевозможные коржи, печенье с цукатами. А напитки – сидр, вино, пенный темный эль, домашние настойки из фруктов на травах.
Я был доволен и не скрывал этого. Я беседовал со старыми слугами, помнившими меня еще ребенком, шутил с молоденькими служанками, хлопал по плечам крепких парней-челядинцев. Возможно, кто-то осудил бы меня за то, что я так запросто держался с челядью. Но я сакс, а у нас принято, чтобы слуги не только почитали, но и любили своего господина, и я не желал ничего менять в старом порядке.
* * *
Прежде чем принять обязанности шерифа графства, я хотел немного передохнуть, осмотреться и уделить время хозяйству. Моего отца всегда утомляло это занятие, и дела он вел из рук вон плохо. Однако мой брат был куда более рачительным хозяином, и имение оказалось в лучшем состоянии, чем я рассчитывал. К тому же у брата имелась прекрасная помощница в лице супруги. Я понял это, когда она принесла свитки записей по хозяйству. Дела содержались в полном порядке. Здесь приводились цифры доходов и расходов, сведения, сколько бушелей[21]21
Бушель – мера сыпучих тел. Старый бушель равен 35,5 литра.
[Закрыть] проса, пшеницы и ржи собрано, сколько семян отложено и где продавались излишки. Были и записи о доходах от продажи льна и шерсти, отмечалось, что закуплено на рынках и что хранится в кладовых.
Поначалу Риган отнеслась к моему желанию вникнуть во все с некоторым предубеждением, словно я вмешивался в то, что она считала своей прерогативой. Но постепенно мы договорились, наше общение стало более непринужденным.
Я поделился с леди Риган своими планами начать сеять с осени бобы и горох и ввести четырехпольную систему; затем следовало бы вместо старых водяных мельниц возвести ветряные, по образцу виденных мною на Востоке – на равнинных землях Норфолкшира они будут прекрасно работать. Да и с пахотой на быках пора покончить – с тех пор как в Нормандии появились хомуты, лошади уже не так надрываются на грудном ремне. Риган внимательно выслушивала меня, давала дельные советы. Однако меня по– прежнему волновал вопрос о гронвудских землях и о том, как она намерена ими распорядиться. Я узнал, что Этельстан уже приступил к возведению замка, причем сделал немало, и мне не терпелось отправиться туда, чтобы увидеть все воочию.
Риган сама заговорила со мной о поездке в Гронвуд. Это было несколько неожиданно, и я даже на мгновение растерялся.
Мы отправились туда светлым, по-весеннему мягким днем. Леди Риган ехала чуть впереди, указывая дорогу. Мы не взяли даже слуг, с нами был только Саймон-каменщик.
То, что мы увидели на Гронвудской возвышенности, меня поразило. Я и не ожидал, что Этельстан окажется столь деятельным и так много успеет. Прежде всего я увидел земляной вал, выглядевший так, словно был насыпан совсем недавно. Мы двигались вдоль него, пока среди длинной рукотворной насыпи не обнаружили проход. За возвышенностью оказался ров, наполненный водой от протекавшей рядом реки Уисси. Вал и ров замыкали в себе весьма внушительное пространство, а на внутреннем берегу рва уже на два-три фута поднялась кладка крепостной стены. Судя по толщине ее основания, стену рассчитывали возвести очень высокой. Когда я проехал за нее, то увидел огромную яму – котлован под донжон[22]22
Донжон – главная башня замка, служившая жилищем для владельцев, а также последним рубежом обороны.
[Закрыть], шестиугольной формы, как и принято в Норфолке. У меня захватило дух от размаха, с которым действовал мой хилый младший братишка.
Однако вся эта поражающая воображение работа с кончиной Этельстана остановилась. Неподалеку виднелось несколько сараев, где, очевидно, мастеровые хранили инструменты, штабеля строительного леса и камня – светлого известняка, который не темнеет даже от времени.
Я не мог сдержать восхищения. Я обещал королю, что смогу возвести замок для его дочери за три года. Этельстан подарил мне целый год.
Место стройки неплохо охранялось. Стражники, торчавшие на холме, при нашем появлении схватились было за копья, но, заметив леди Риган, успокоились и принялись наблюдать за нами издали. Не было видно только строителей.
Саймон все это время следовал за мной, и его глаза под темными кольцами волос горели, как уголья. Перехватив мой взгляд, он восхищенно присвистнул.
– Клянусь венцом терновым, сэр! Это великолепно! Когда мы приступим?
– А с чего бы ты начал?
Он стал серьезен.
– Яма для фундамента начала осыпаться. Нужно подправить.
– Что ж, я пришлю тебе в помощь всех своих крепостных. А ты уж проследи, чтобы работа была спешной и все выровняли до начала посевных работ. Не хочу отрывать людей от земли, если, конечно, среди них не найдутся такие, которые захотят подработать на строительстве. А в городе надо будет нанять самых опытных рабочих.
Мы спешились и отпустили лошадей. Саймон перечислял: потребуется столько-то камня, столько-то леса, столько-то строителей. Он считал, что заготовленного сейчас строительного материала вполне хватит на первых порах. Но мне придется проследить, чтобы поставка материалов осуществлялась постоянно. Где мы будем добывать камень? В самом Норфолке не было каменоломен, так что придется его покупать по рыночной цене в Нортгемптоне. А это дорого, очень дорого, но я буду из кожи лезть, чтобы справиться. Орденская наука заключать сделки не прошла даром.
В какой-то миг я увидел Риган. Она стояла недалеко от нас, слушала, и по ее лицу текли слезы. Я осекся. Как же мы смело взялись распоряжаться тем, что мне еще не принадлежало.
Почувствовав мой взгляд, женщина двинулась прочь. Один из охранников подвел к ней лошадь и придерживал стремя, пока она садилась. Я бросился было следом, окликнул, но она сделала жест, требуя, чтобы ее оставили в одиночестве.
Стражник, похоже, решил, что это я ее обидел, и довольно грубо спросил, какое у меня дело к леди Риган? Саксы – никакого раболепия. Но свою госпожу-нормандку явно любили.
– Как тебя зовут, солдат? – спросил я.
Хмурый небритый воин смотрел исподлобья.
– Утрэд сын Цедрика, сэр.
– Ты славный парень, Утрэд. И можешь узнать, что я не причинил твоей хозяйке никакой обиды. Разве тебе неизвестно, кто я такой?.. Тогда покажи все тут.
В Незерби я вернулся поздно. Риган была в ткацкой. Когда я вошел, она работала за станком, но тут же велела одной из прислужниц принести мне поесть. Я сел у стены с миской на коленях, отослав прислугу.
– Нам надо поговорить, Риган, – сказал я через время. Я нарочито обратился к ней только по имени, как к родственнице. Видел, как челнок на миг замер у нее в руках, но потом она продолжила работу.
– Вам нечего опасаться меня, сэр Эдгар. Я не собираюсь предъявлять свои права на Гронвуд. Думаю, меня устроит любая другая откупная, скажем, вы отпишете мне доход с трех мельниц за несколько лет, и это окупит мою вдовью часть. Я же вскоре уеду.
Какое-то время мы молчали и она по-прежнему двигала челнок по нитям, натянутым на раму станка.
– Тебе будет горько потерять Гронвуд? – спросил я немного погодя.
– Было бы горько, если бы я не увидела… не поняла, что вы хотите сделать то, что и Этельстан. Замок был целью его жизни. Это было как исполнение обета. Признаюсь – я даже ревновала мужа к Гронвуду. Но и умирая, мой муж без конца сокрушался, что сделал так мало.
– Он сделал очень много, Риган.
– Да. Но сам он так не считал. А сегодня, когда вы были там… Я ведь видела в вас тот же огонь, то же желание, что и в моем бедном супруге – упокой, Господи, его душу. И я хочу, чтобы Гронвуд остался у вас, в семье Армстронгов.
Я ощутил потаенный стыд. Эта женщина была даже более член семьи, чем я – пришелец со своими честолюбивыми устремлениями.
– Я построю этот замок, Риган. Такой замок, какого еще не видели в здешних краях. И он будет достоин памяти Этельстана Армстронга.
Она чуть улыбнулась.
– Только вот я его уже не увижу.
– Но обязательно ли тебе уезжать? Какие у тебя планы?
– Я поеду домой, в Шропшир. Там я поступлю в обитель Девы Марии Шруйсберийской, как когда-то решила, еще до замужества. У меня в Шропшире три больших поместья – Тависток, Круэл и Орнейль. Доходы с них станут моим вкладом при поступлении в монастырь.
Название своих земель она произнесла с гордостью, сделав особое ударение на последнем, видимо, самом значительном. Я тоже невольно обратил внимание на звучание этого названия – Орнейль. Оно мне было словно бы знакомо. Но тогда я не придал этому значения.
– Почему ты хочешь уйти от мира, Риган? Ты ведь не старая, сильная женщина, и ты еще можешь выйти замуж, завести семью.
Она негромко засмеялась.
– Я уже исчерпала отведенный мне запас любви и счастья и на меньшее не польщусь никогда. Что же до монашества… Я никогда не была красавицей и всегда знала, что однажды приму постриг. Это было обдуманное решение. Я не хотела замуж, зная, что муж не будет нежен с такой дурнушкой, как я. А у меня достаточно гордости, чтобы не отдавать всю себя тому, для кого я буду обязательным, но неприятным дополнением к моему приданому. Поэтому, хоть я и выросла при королевском дворе и люблю мир с его роскошью, страстями и грехами, я знала свою дальнейшую судьбу – однажды я покину все это и стану монахиней. И видит Бог, я не считаю это для себя жертвой. Я ведь очень честолюбивая женщина, сэр, и монаший клобук виделся мне лишь первой ступенью к дальнейшему возвышению. Я расчетлива и знаю, что такой вклад, как доход с моих маноров[23]23
Манор – феодальная вотчина в средневековой Англии.
[Закрыть], моя нормандская кровь и мое знакомство и дружба с Матильдой Английской – хорошее подспорье, чтобы однажды стать аббатисой. А аббатисой я хотела стать всегда. Ведь это единственная возможная карьера для женщины благородного происхождения. Аббатиса по силе и могуществу – это тот же лорд-землевладелец. Она управляет землями, поместьями, деревнями, рыцарями; она по своему усмотрению взимает арендную плату и заключает торговые сделки, судит своих подданных и отдает приказы. Она имеет неограниченную власть, живет в богатстве и никому, кроме епископа, не подчиняется.
– А как же мысли о божественном? – иронично спросил я.
Риган серьезно поглядела на меня.
– Если я смогу править и делать добро людям – это ли не наивысшее служение Господу здесь, на земле?
Да, она была права в выборе своей стези. А не прав был я, когда подозревал в ней расчет заменить мной Этельстана. Она мудрая женщина и понимает, что если брак и сделка, то скорее для мужчины, который ищет в супружестве удобства и выгоды. Женщине же в семье нужны любовь и нежность. А Риган уже получила это, живя с моим братом.
Я встал и подбросил дров в очаг.
– У меня есть к тебе просьба, сестрица, – я впервые назвал ее так, и она улыбнулась.
Я обеими руками откинул за плечи свои отросшие волосы – они выгорели едва не до белизны и уже покрывали лопатки.
– Я не могу являться перед знатью с рескриптом о моем назначении шерифом, продолжая носить эту гриву крестоносца. Окажи мне любезность – остриги ее.
Только очень близкой женщине мужчина мог позволить остричь себе волосы. И Риган смутилась.
– Ты сакс, а они не стригутся по-нормандски. Многие из твоих соплеменников не одобрят этого.
Я пожал плечами.
– Я не сакс и не норманн, я – англичанин, ибо сам себя считаю таковым. Все, чего я хочу, – чтобы саксы и норманны уважали друг друга, живя в мире.
– Дай-то Бог, – вздохнула Риган, вставая.
Она сходила за ножницами, велела подсесть поближе к огню и накинула мне холстину на плечи. У нее были нежные руки, а ножницы слегка щекотали мне волосы, и я поеживался и смеялся, когда они касались затылка. Риган тоже смеялась. Воистину брат с сестрой – ничего не скажешь.
Покончив со стрижкой, славная женщина принесла мне бадейку с водой, чтобы я мог поглядеть на свое отражение. И когда вода в бадье успокоилась, я смог разглядеть себя.
– Клянусь могилой Святого Петра – я помолодел лет на десять.
Я видел в воде смуглое удлиненное лицо, какое и узнавал, и не узнавал. Лишь кое-где в волосах, словно преждевременная седина, оставались светлые пряди. Надо лбом волосы лежали естественной плавной волной, а за ушами и сзади были коротко обрезаны. От этого шея выглядела мощнее, резче обозначились линии подбородка и скул. Теперь я выглядел как настоящий норманн.
Оглянувшись, я увидел, как Риган, тщательно собрав остриженные волосы, стряхивает их с холстины в огонь. Вид у нее был довольный и такой домашний. Я ощутил нежность к ней. Она – единственная моя родня, единственный человек, который ждал меня дома.
– Сестрица, – обратился я к ней. – Пожалуй, тебе не следует так спешить с отъездом. Ты нужна мне.
Большей глупости и сказать было нельзя. Леди Риган выронила холст и подалась назад.
Я вскочил.
– О нет! Я совсем не то имел в виду.
Она глядела на меня как-то странно, и я поспешил пояснить.
– Видишь ли… Леди Бэртрада не приедет ко мне целый год, даже полтора года. Я все это время буду занят делами графства, а здесь… Я бы хотел, чтобы ты осталась в Незерби, чтобы я чувствовал, что у меня есть семья, дом, куда я могу приехать. Мне это очень важно, Риган. И я прошу тебя остаться как сестру, как друга.
Риган подняла выпавшую холстину, и я с облегчением увидел, что она улыбается.
– Я еще ни одному мужчине не была другом. Что ж, это даже интересно. К тому же я хочу видеть, как растет Гронвуд. Но я останусь с одним условием.
Она перестала улыбаться.
– Ты отпустишь меня, Эдгар, как только Бэртрада Нормандская войдет хозяйкой в твой дом.
* * *
По пути из Святой земли я порой думал, что дома мне будет тоскливо. Скука – вот чего я никогда не мог переносить. Однако я не мог и предположить, что с прибытием в Англию меня так захлестнут дела.
Во-первых, я вступил в должность шерифа, и уже одно это стало отнимать у меня львиную долю времени. Мне пришлось разобраться в судебных исках, коих накопилось немало. Хорошо уже, что не было убийств и разбойных нападений, и мне не пришлось начинать свое правление с казней. Мелкие же правонарушения в основном были связаны с земельными вопросами или имуществом: то йомены пытались передвинуть границу участка, чтобы расширить свою территорию за счет соседей, то мельник обманывал доверчивых крестьян, то какой-то работник украл мешок зерна у хозяина – за все это я наказывал штрафами. Случались и ссоры между соседями, от кого-то сбежала жена, и прочее, прочее… Занимался я и делами купеческих гильдий, вводил новые постановления, назначал новых смотрителей в королевские заповедники, налаживал связи с заносчивым местным духовенством. Приходилось немало сил и средств из казны графства выделять на ремонт старых дамб на побережье, дабы воды Северного моря не хлынули на низинные земли.
К Пасхе я отправил в Лондон свой первый отчет о положении в графстве и приступил к подготовке рыцарского ополчения. Необходимо было определить число рыцарей в Норфолке, сколько своих людей они могут поставить в строй, в каком состоянии их вооружение. Дела затягивали, но я никогда не пренебрегал возможностью заехать на стройку в Гронвуд.
Строительная площадка всегда выглядела гудящим ульем. Завершив основание донжона, мастеровые приступили к рытью ям для фундаментов угловых башен. Саймон соорудил несколько механизмов, что позволяло уменьшить количество наемных работников. Берег реки Уисси был весь завален бревнами, которые сплавляли лесорубы, и глыбами известняка, доставляемого сюда из каменоломен Нортгемптона.
Моя собственная казна несла ощутимые расходы, однако подспорьем мне служила торговля восточными товарами, а должность шерифа давала достаточно средств, чтобы я мог позволить покупать себе лучшие материалы. Недешево обходились и перевозки, в особенности после того как выяснилось, что многие землевладельцы завидуют моему богатству и не дают разрешения везти грузы прямым путем через свои владения. Окольные пути намного увеличивали затраты.
Особой алчностью отличались монастыри, но даже среди них выделялось аббатство Бери-Сент-Эдмундс. Расположенное в Саффолке, оно имело ряд владений в западном Норфолке. И теперь аббат Ансельм норовил содрать с меня три шкуры за проезд по своей земле, а содрав, удовлетворенно потирал руки, подсчитывая мои убытки.
Но было в этих поездках кружным путем нечто, примирявшее меня с жадностью танов и священнослужителей. Сопровождая караваны с камнем, я всегда мог свернуть в крохотный монастырь Святой Хильды, где покоилась моя матушка. Я подолгу простаивал на коленях у ее могилы и всегда оставлял пожертвования, чтобы сестры-бенедиктинки почаще молились за упокой ее души.
После монастырской тишины всегда приятно окунуться в кипучую деятельность. Вдобавок я открыл, что мне нравится ощущение власти. И странное дело – я стал испытывать какую-то особую нежность к той, что дала мне эту власть, – к Бэртраде Нормандской. Я даже затосковал о ней, слал ей куртуазные послания и богатые подарки. Конечно, несмотря на мою возраставшую нежность к невесте, я не ограничивал себя в общении с женщинами. У меня случилось несколько легких романов, и я завел пару постоянных любовниц, с которыми коротал время, когда позволяли дела. Причем я только диву давался, до чего же не приучены наши женщины к ласке. Я словно открывал для них мир постельных утех. То искусство нежной страсти, которое я познал на Востоке, оставалось тут неведомо, и мне было отрадно будить страсть в холодных телах северянок. Однако все это была лишь игра в любовь, – я не требовал от этих женщин ответного чувства, я любил их тела, но не желал затрагивать душ. Ибо я ждал Бэртраду. Я хотел быть достойным ее, хотел стать графом. Его милость Эдгар граф Норфолк – это звучало великолепно!
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?