Текст книги "Поток"

На дне

– Первые семьи по-прежнему живут выше всех. Видишь? – Уни кивнула на край кратера. – Это самые старые постройки Гиннунгада.

Хирка откинула голову назад и попыталась посмотреть вверх в указанном направлении так, чтобы никто не увидел глаз полукровки под капюшоном. Это было обязательным условием, с которым её выпустили в город.

Упомянутые Уни дома находились в огромных пещерах на северной стороне стены кратера, были высокими и состояли из многих блоков, как будто росли из скалы.

Сотворённые Потоком.

Они шли по дороге, которая спиралью спускалась вниз. Уни остановилась.

– Вон там. Язык ораторов. – Она указала на место, расположенное чуть ниже их в стене кратера и похожее на начало моста. Каменный выступ словно вырастал прямо из скалы. – Оттуда делают все оповещения. Оттуда объявят новость о твоём прибытии, если тебя примут.

Хирка посмотрела на серый язык. Казалось, что с этого места проще свалиться вниз и погибнуть, чем произнести речь. Хотя, пожалуй, ни одна альтернатива не выглядела привлекательной.

Выступ располагался слишком низко и не мог быть частью правящего дома, который находился на самом верху.

– Я думала, язык принадлежит дому Ход?

– Так и есть, – ответила Уни. – Всё, что ты видишь между вершиной и языком, – дом Ход.

– Хм…

Колайль кашлянул, как будто хотел что-то добавить, но промолчал. Он тенью следовал за ними. Всегда за спиной. Ему единственному было позволено сопровождать их. Все знали, что Хунгль и Тила – слуги в доме Модрасме, поэтому привлекали бы нежелательное внимание. Наверняка кто-нибудь задался бы вопросом: «Что за девушка в плаще ходит с ними?» А вот в сторону падшего никто и не смотрел. Даже с отвращением.

Мимо просеменили две женщины, несущие разноцветный ковёр. Уни сделала незаметное движение рукой, и Хирка опустила голову, глядя себе под ноги, пока те не прошли.

– Бессмысленно, – прошептала девушка. – Моё возвращение уже не является тайной.

В последнее время семья получила ряд приглашений и подарков. Многое указывало на то, что по городу поползли слухи. Что-то случилось, и это что-то изменит статус дома Модрасме.

Уни вымученно улыбнулась, подождала, пока женщины не отойдут на приличное расстояние, и только потом ответила:

– Ты связана с судьбой народа. С вратами и Потоком. А потому являешься самой большой и важной новостью со времён войны! – Она огляделась по сторонам и снова понизила голос: – Ты дочь Грааля. Как думаешь, что сказал бы дом Ход, если бы кто-то увидел тебя раньше их? Это немыслимо! Думай, что говоришь!

Хирка уже слышала это раньше. Много раз. Они ждали встречи с домом Ход. Готовили к ней полукровку, которая должна будет принести сердце Наиэля в подарок и получить ответный дар. Нечто невероятное, чего она и вообразить себе не может, как ей сказали. Следовало испытывать любопытство, но на самом деле у неё мурашки бегали по коже. Хирка ждала этой встречи и подарка почти так же, как собственного Ритуала.

– Давай пойдём в пещеры, – сказала она. – Там нет Дрейри. Там никому нет до нас дела.

Уни нервно потёрла руки, явно разрываясь между желанием сделать выговор и обязанностью служить. Между отказом и послушанием.

– Не понимаю, что тебе там делать. В пещерах растут только корни да грибы. И южная сторона – не место для тебя, ты же поняла это, когда попала туда? Кроме того, я ещё не поговорила с портными и…

– Уни, если я немедленно не увижу того, что растёт из земли, то сойду с ума.

Служанка вздохнула.

– Кесколайль, тебе знакомы эти земляные пещеры? Ты знаешь дорогу?

Хирка ощущала укол неприязни всякий раз, когда кто-нибудь неправильно произносил имя мужчины. Это маленькое слово о многом говорило. О том, что он является падшим. Убийцей. И о том, что кроме приставки «Кес» остальное не имеет значения.

Колайль кивнул, совершенно не задетый тем, от чего кровь Хирки вскипала, и повёл их по улице прочь от кратера, кое-где срезая дорогу. Узкие лестницы и верёвочные лифты соединяли разные уровни.

Хирке до сих пор так и не удалось понять, как в этом мире относятся к вспомогательным средствам передвижения. Лошади не годились, потому что служили демонстрацией слабости и неспособности ходить самостоятельно. Верёвочные лифты же – совсем другое дело, потому что летать не может никто. И показать это не зазорно.

Некоторые инструменты считались более постыдными, чем другие. Ножи, к примеру, служили признаком недостаточной остроты когтей, а вот работать кистью было нормально. Всё оружие и приспособления оценивались по тому, насколько унизительно выглядело ими пользоваться.

То же самое касалось одежды. Вырядиться в меха являлось равнозначным объявлению о неумении выжить в собственной шкуре, а вот тонкий плащ мог служить украшением. Двери дозволялось запирать, поскольку в домах имелись незаменимые вещи, которые не следует портить, а не потому, что обитатели дома боялись нападения. Выступающие из скальной породы балконы не огораживали, потому что никто не опасался свалиться с них. Во всяком случае, никто не показал бы страха.

Постоянное балансирование между выживанием и демонстрацией силы окружающим. Гиннунгад кипел от спеси.

Колайль свернул в узкий переулок, который вывел их на южную сторону. Хирка узнала местность по косому мосту, который заметила в вечер своего прибытия сюда, но больше ничего разглядеть не успела, так как путники вошли в туннель. Он постепенно расширялся и превращался в другую улицу, которая пролегала уже не по дну открытой расселины, а находилась внутри скалы. В распахнутых окнах мерцали лампы, и лишь некоторые из проёмов были застеклены. Чем дальше, тем меньше встречались такие окна. Становилось теплее. Хирка не видела очагов, но теперь знала способ обогрева города. Горячая вода текла по каналам из источников, расположенных неподалёку от ледника. Причудливая система. Здесь имелись улицы с вертикальными стенами, покрытыми инеем, а на других шапка на вершине ледника таяла и капала вниз.

Народу становилось всё больше, слепые в этой части города носили более приличную одежду. Стало заметно не так много голых животов и посиневших от мороза бёдер. Возможно, в этом районе просто перестали изображать из себя всесильных? Вышли из гонки?

Уни зашагала медленнее, оглядываясь по сторонам. Было совершенно очевидно, что она чувствовала себя некомфортно.

– Здесь безопасно? – Она посмотрела на Колайля, чьё лицо даже не дрогнуло.

– Некоторые из нас живут в этом районе и пока ещё живы.

Хирка пошла рядом с суровым сопровождающим.

– Ты здесь живёшь? Покажешь мне, где?

Он не ответил. Девушка огляделась. Ветхие дома из камня и дерева ползли вверх по стенам пещеры, как будто какой-то великан поставил их друг на друга. Доносились крики из пивных и шум. Хирка ожидала увидеть попрошаек, но их не было. У нищеты в Гиннунгаде оказалось не такое лицо, как в Имланде.

– Там, – отрывисто произнёс Колайль спустя какое-то время и кивнул в сторону нагромождения сараев, которое доходило почти до потолка пещеры.

– Который из них?

– Тот, со ставнями на окнах, – ответил мужчина. – Тот, куда нельзя заглянуть, потому что хозяин не любит, когда чужие суют свой нос в дела, которые их не касаются.

Хирка поняла намёк и больше вопросов не задавала. От Колайля пахло сладким дымом, и она подумала, что у него вчера выдался длинный вечер.

Извилистая улица спускалась дальше вниз. Воздух становился тёплым и влажным. Дорога закончилась продолговатой пещерой с гротами по сторонам. У ближайшего прохода стояла группа надсмотрщиков. Они взглянули на Уни и приосанились, та же прошествовала мимо безо всякого стеснения и исчезла в ответвлении. Хирка проследовала за наставницей, по пятам за ними шагал Колайль. Внутри было жарко, как в теплице. И здесь находились грядки. Грядки с землёй. С тёмной прекрасной землёй. Они располагались длинными рядами на крутых террасах. От знакомого запаха у Хирки ком встал в горле. Она подавила желание рухнуть на колени и начать копать почву руками.

Между грядками ходили Умпири, которые ухаживали за растениями. Девушка узнала грибы, коренья, лук… У некоторых слепых на спинах висели корзины, куда собирали урожай. Спины тощих рабочих горбились от многолетнего труда.

Мой народ голодает.

Слова Грааля. Беглянка из Имланда думала, он говорит о жажде Потока, но, возможно, всё было гораздо проще.

– Ты увидела то, что хотела? – резко спросил непривычно напряжённый Колайль.

Хирка посмотрела на него:

– В чём дело?

– Нам не следовало приходить сюда.

Девушка огляделась и поняла, что имеет в виду падший. Многие рабочие остановились и следили за одетой в мантию служанки одного из высших домов Уни, которая горделиво расхаживала между грядками так, будто они были её собственностью.

Хирка подошла к наставнице.

– Уни…

Пока та поворачивалась, ей в лицо прилетел ком земли. Служанка открыла рот от изумления. Грязь стекала с груди и налипала на мантию.

К ним подбежал надсмотрщик, схватил за горло бритоголового мужчину и задрал ему подбородок. Рабочий не сопротивлялся, задыхаясь. Его глаза были чёрными и пустыми. Хирка схватила Уни за руку.

– Останови его! Заставь прекратить!

Но глаза наставницы были чужими. Белыми. Ямочки на щеках, которые раньше казались милыми, внезапно превратились в отвратительные. Между полукровкой и Уни – пропасть. А ведь служанка походила на имлинга больше всех остальных слепых. И всё же они никогда не смогут понять друг друга. А сейчас не было времени даже пытаться.

– Уни, вели ему прекратить, или я покажу всем своё лицо. Я серьёзно.

Хирка коснулась капюшона, готовая привести угрозу в исполнение.

Наставница прошипела какое-то слово на умонийском, и Хирка обрадовалась, что ещё не успела выучить его. Надсмотрщик удивлённо вытаращился на них, но руку разжал. Служанка понеслась к выходу. Мантия развевалась у неё за спиной.

Колайль вытолкал девушку из земляного грота, держась прямо у неё за спиной, как будто защищал. Она оглянулась. Бритоголовый мужчина тяжело дышал, потирая рукой горло, и поглядывал вслед чужакам. Потом он застыл, словно увидел привидение. До Хирки дошло, какую ошибку она совершила.

Она не подумала. Забыла. И посреди всей этой неразберихи сделала именно то, чем угрожала. Встретилась с рабочим глазами.

* * *

Обратно они двигались той же дорогой, что пришли сюда. Уни не произнесла ни слова. Ямочки на щеках стали глубокими и злыми. Хирка попыталась сдержать испуг. Она отказывалась извиняться. Как и верить в то, что совершила что-то предосудительное. Что бы ни думала Уни. Что бы ни думал каждый Умпири в Гиннунгаде.

– Подожди… – Хирка стряхнула грязь со спины Уни. На какой-то миг показалось, что образованная служанка борется с собой. Но потом та опустила плечи.

– Тебе многому предстоит научиться, я знаю. Понимаю. Но как я могу тебя чему-нибудь научить, когда ты меня не слушаешь?

– Я никогда не освою науку наказывать невиновных, Уни.

– Невиновных? Он кто угодно, но только не невиновный! Ты что, ничего не видела?!

Колайль стоял поблизости и украдкой бросал на них взгляды.

Глаза Уни сверкали. Этого легко было не заметить, потому что её выдавали только переменчивые отблески на белках.

– Я не стану рассказывать твоей семье о том, что сегодня случилось, так как хочу списать это на твоё незнание. Ты не понимаешь, как функционирует этот мир.

Хирка чуть было не фыркнула. Наверняка Уни собирается держать рот на замке не ради ученицы, а ради себя самой.

– Я не понимаю, как функционируют любые миры. Ни этот. Ни мир людей. Ни мир имлингов, хотя и выросла там. Единственное, в чём я разбираюсь, это вот в чём, – она ударила себя кулаком по груди в том месте, где находилось сердце. – И я знаю, что никого нельзя убивать за то, что он бросил ком земли.

– Дело не в проклятой грязи!

Прохожие начали оборачиваться. Колайль положил руку на спину Хирки, направляя их с Уни в проход между двумя лавками, которые торговали походными мешками и шестами. Служанка понизила голос и продолжила:

– Дело не в земле. А в том, что они позволяют себе такое, чего раньше ни за что не позволили бы.

– Кто позволяет? И почему?

Уни сделала глубокий вдох.

– Ты должна понять, что на протяжении долгого времени вещи менялись. Всё началось в период после войны, когда мы копали землю в поисках Потока. Многие верховные дома переезжали как можно ближе к кратеру и вытесняли внедомных. Внезапно оказалось, что не только власть имущие живут высоко. Все перемешались. И с тех пор вещи изменились, хотя кое-какой порядок удалось восстановить.

Краем глаза Хирка заметила, что Колайль следит за их разговором. Прислушивается. Уни тихо продолжала:

– Торговля пострадала от отсутствия Потока. Предметы искусства, созданные до войны из потокового стекла, оказались украдены или разрушены, их продавали по всему миру. Цены стали до смешного высокими, потому что все понимали, что больше таких вещей создано не будет. Продав стекло из твоей спальни, можно выплатить зарплату целому городскому району, и самые жалкие ничтожества отдают себе в этом отчёт! Ты понимаешь, о чём я говорю? Дальше будет только хуже.

Хирка подозревала, что понимает ситуацию лучше, чем сама Уни, но вслух этого не произнесла.

– А почему будет хуже?

Уни взглянула на Колайля. Он фыркнул.

– Думаешь, я этого не знаю?

Хирка посмотрела на них обоих и постаралась подумать, как Умпири, посмотреть на вещи так, как они. И ей это удалось.

– Возможно, ты знаешь, Колайль, но Уни не хочет, чтобы ты слышал, как она это произносит.

Мужчина подошёл к ним и зарычал:

– Я могу произнести это за неё! Жалкие ничтожества делают то, чего раньше никогда не позволяли себе, потому что могут. Дрейри имели превосходство со времён Первых. Они являлись более плодовитыми и обладали более тесной связью с воронами. Верховные дома имели превосходство над низшими. А низшие имели превосходство над внедомными. Так было всегда. Но без Потока они стали не лучше остальных. И теперь не в состоянии похвастаться ни силой, ни могуществом. Без Потока мы все равны.

Двое слепых смотрели друг на друга, как дикие кошки. Никто из них не являлся Дрейри, но воспринимали ситуацию совершенно по-разному.

А я? Кто я?

Уни осторожно опустила руку на спину Хирки, чтобы увести её в сторону от Колайля.

– Ты играешь своей жизнью, Кесколайль, – произнесла она, не глядя на него.

Мужчина не ответил, вероятно потому, что уже неоднократно обманывал смерть, и посмотрел на Хирку.

– Я могу идти? – спросил он. Горечь в голосе скрыть оказалось невозможно. Девушка кивнула и проглотила чувство вины за то, что была той, кто мог дать такое разрешение. Падший повернулся к ним спиной и ушёл.

Всю дорогу домой между Хиркой и Уни висело звенящее молчание. Ученица надеялась, что после возвращения всё наладится, но стало только хуже. В доме Модрасме было тихо, как в Шлокне.

Что случилось?

Скерри стояла, сложив руки на груди, и смотрела в окно, не удостоив вошедших даже взглядом. Раун склонился над столом. Рыжие волосы отражались в чёрном стекле. Дед взял какую-то пластину и протянул Хирке.

– Поздравляю, – произнёс он, но его слова звучали совершенно не радостно.

Девушка взяла тонкий круглый диск, изготовленный из чего-то среднего между стеклом и камнем. Потоковое стекло.

На поверхности пластины были вырезаны непонятные буквы.

Хирка заставила себя спросить:

– Что это?

Раун выпрямился.

– Приглашение. Настало время встретиться с домом Ход.

– Первое после войны, – раздался голос стоявшей у окна Скерри. Припорошённое пеплом стекло отбрасывало длинные тени у неё за спиной.

Хирка посмотрела на символы. Неразборчивые знаки, которые смешивались в какую-то бессмыслицу. Руки задрожали. Что-то укололо палец. Выступила капля крови. Девушка порезалась о край пластины.

Счастливчик

Разразилась буря. Снег, который сдувало с ледника, с неравномерным звуком бился в окно. Спать было невозможно.

Хирка таращилась в потолок, на своё отражение в полированной поверхности камня. Всё было чёрным: стены, одеяло, подушка. Подвесная корзина-кровать. На фоне всего этого выделялась только кожа и растрёпанные рыжие волосы девушки. Казалось, она тонет в бесконечном чёрном море.

Если она утонет, то хотя бы не придётся вставать завтра утром и встречаться с домом Ход.

В висках пульсировала боль – результат четырёх суток интенсивных занятий языком и заучивания имён. Дочь Грааля учили правильно себя вести: что можно делать, а чего нельзя, когда она предстанет перед Ход и Тиром из правящего дома. Хирка ещё не встречалась с ними, но заранее ненавидела, потому что все разговоры велись только о них. И потому, что сейчас она не спит тоже из-за них.

Но и портной наверняка не спит, чтобы закончить её наряд к завтрашнему дню. Платье… От одного этого слова хотелось чесаться. Девушка перевернулась на бок.

Эта встреча имела огромное значение для всех, надежду вернуть дому утраченное когда-то величие. Почти трагедия. Но Хирка пообещала Граалю вернуть им честь.

И Поток…

Это слово она, естественно, сдержать не сможет. А после объяснения Колайля всё усложнилось. Поток создавал неравенство в обществе. А ещё определял статус и давал преимущество Дрейри. В таком случае разве отсутствие Потока не являлось благом?

Мысли бегали по кругу в переутомлённом мозгу.

Кроме Рауна, никто не верил, что у Хирки всё получится в доме Ход, об этом ей было известно. Меньше всех в неё верила Скерри. Неизвестно, что было хуже: надежда восстановить честь семьи или угроза со стороны тех, кто казался уверенным в провале?

Цена неудачи – вот самое страшное.

Если дочери не удастся сдержать обещание, Грааль найдёт другие способы. Купит себе статус, отправив Умпири через врата. К Потоку. Сколько? Интересно, он пошлёт в Имланд только членов семьи или весь Гиннунгад, каждого трупорождённого из Дрейсиля?

И как недавно обретённый отец поступит с Римером?

Хирка положила ладонь на горло и представила себе, каково это, когда внутри тебя находится клюв. Останки мёртвого ворона. Она помнила запах Урда в тот раз на Бромфьелле. Гниющую дыру в его горле… Сердце сжалось.

Должен существовать способ спасти Римера. Если бы только удалось встретиться с всевидящим… С тем, кто знает способы освободиться от рабства. Возможно, Грааль будет помехой. Он, конечно, не захочет терять новую марионетку.

Хирка сжала виски руками. Слишком много ожиданий. И положиться не на кого.

Она села, проползла по раскачивающейся кровати к отверстию в бортике и выбралась наружу. Затем подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Созданному Потоком. С вкраплениями пепла. Сплетенному вручную из живого камня. И настолько дорогому, что и представить невозможно.

Хирке больше не сиделось взаперти и отчаянно хотелось выйти наружу. После получения того приглашения глоток свежего воздуха удавалось сделать только стоя на балконе. Она находилась в тюрьме, хоть и роскошной.

Хирка натянула собственный свитер, штаны и сапоги, накинула плащ и надвинула капюшон. Засунула нож за голенище.

В последние ночи в городе было неспокойно. Внедомные били стёкла, воровали ценные вещи и жгли все остальные. Улицы патрулировали стражники, но в таком большом городе, как Гиннунгад, такая мера не помогала.

Это всё из-за меня.

Хирка знала: её уже видели. Она являла собой доказательство того, что врата вновь открыты. Что-то затевалось, и Умпири чуяли это.

Но она выйдет ненадолго. Просто немного прогуляется, чтобы освежить голову, и будет держаться вдали от народа и от опасных районов.

Приоткрыв раздвижную дверь, Хирка выглянула в коридор и услышала, как Вана хихикает в своей комнате. Затем донёсся лёгкий стон. Видимо, опять явился не представленный пока жених, как и обычно по ночам. Лучше пойти в другую сторону.

Балкон.

Хирка нашла походный шест, открыла дверь на балкон, приложив усилия, чтобы побороть сопротивление ветра, и вышла на гладкий каменный парапет. Дорога вниз была скользкой от слякоти, но довольно широкой и давала возможность пройти по ней, не свалившись на дно кратера. Нельзя сказать, что это стало бы плохим исходом. Тогда не потребовалось бы встречаться с проклятым домом Ход.

Хирка спрыгнула на тропинку, спустилась по лестнице на уровень ниже, где было спокойнее, хотя по-прежнему доносился шум непогоды на леднике. Потом вошла в ближайшую расселину и попала на одну из самых больших улиц.

Следовало быть осторожной и двигаться по безопасным местам. Но чувство свободы опьяняло. На мостах развевались вымпелы. Пар из отопительных шахт вылетал через отверстия в стенах, но Хирка уже научилась обходить их. Даже ночью на улицах было людно. В кабаках торговали табаком и напитками. Стеклодув трудился в мастерской с открытой дверью. Чем дальше девушка забиралась, тем оживлённее становилось вокруг. Лаяли собаки. Из пивных доносились песни и музыка. Хотелось сжать в объятиях все эти звуки от радостного осознания, что во всех мирах существуют одинаковые вещи. Даже здесь, где жизнь длится несколько тысяч лет, а едят при помощи когтей. И всё же обитатели города слепых пили, как и во всех других мирах. Играли. Курили. Любили. Кричали и вопили.

Вопили?

Хирка остановилась, услышав звук разбитого стекла. Мимо бежали Умпири и толкали её. Крики возобновились, заставив полукровку забиться в узкий проулок.

Шум… И конечно, её занесло именно сюда. Девушка ощутила страх, сообразив наконец, что ушла дальше, чем планировала. Надо возвращаться!

Хирка осторожно шагнула на улицу, но очутилась под дождём падающих горящих тряпок и вновь попятилась, стараясь слиться с темнотой. Звуки, которым беглянка только что радовалась, смолкли. Теперь она слышала возгласы страха. Ярости. Слепые проносились мимо. У кого-то имелась капля на лбу, у кого-то нет. Бежали стражи вперемешку с преступниками. Кто из них был восставшим, а кто мог помочь? Определить казалось невозможным.

Хирка пришла в отчаяние. Через какие-то сутки ей предстоит встретиться с домом Ход, а она до сих пор не понимает, кто есть кто в этом городе. Она по-прежнему остаётся чужаком. Глупым чужаком, который может погибнуть в любую минуту.

Нет! Живи, не умирай.

По улице прокатились чёрные клубы дыма, который начал просачиваться в проулок. Хирка прикрыла рот капюшоном и забралась глубже. Сумеет ли она отыскать другой путь домой? Что ещё предпринять? Идти было некуда.

Колайль…

Она находилась не очень далеко от его дома. Все главные улицы расходились от кратера, а значит, эта расселина вела к южному району. Но там Уни не чувствовала себя в безопасности. От него следовало держаться подальше…

За спиной у Хирки взорвалась бутылка. Кто-то открыл окно и что-то прокричал сверху. Лучше оказаться в плохом районе, чем оставаться здесь.

Хирка побежала по проулку, который вывел её к южной части города, где тоже стоял шум, узнала туннель в пещеры, пересекла развилку и зашла в него. Звуки тут же стали тише. В прошлый раз здесь было оживлённо. Сейчас же по пути почти никто не встречался. Стулья перед пивными пустовали. Пара слепых пронеслась мимо девушки в сторону беспорядков. «Наверное, чтобы поучаствовать», – подумала она.

Косые дома громоздились друг на друге по обе стороны улицы, едва покачиваясь. Удивительно, что они давным-давно не обрушились. В окнах горели огни. Чем выше, тем пламя казалось меньше, и становилось понятно, насколько высокими были гроты.

Лестница, ведущая к жилищу Колайля, вилась между домами. Хирка слышала брань из лачуги поодаль. Судя по запаху, где-то рядом находился общий туалет.

В темноте под балконом стоял долговязый мужчина. На его лице читалось наигранное равнодушие, свойственное продавцам сырья для изготовления лекарств. Приёмная дочь целителя выросла с одним из таких и хорошо знала такой тип людей. И ещё знала, что только единицы были похожи на её отца, поэтому поспешно зашагала вверх по лестнице и отыскала дверь, которая, как надеялась Хирка, вела в жилище Колайля.

Она помедлила. Ураган мыслей не дал ей постучаться. Насколько хорошо в действительности она знает Колайля? И что вообще известно про падших? Зачем вышла на улицу сегодня вечером? Чтобы подышать воздухом или чтобы сбежать? Последний шанс дома Модрасме не должен находиться здесь…

Она опустилась на лестницу, косые ступеньки которой, судя по всему, были вырублены без малейшего вмешательства Потока. Затем прислонилась затылком к стене и прислушалась к биению собственного сердца и далёким крикам.

Кто-то идёт!

Хирка вскочила на ноги и крепче перехватила шест, чтобы нанести удар, если придётся. А еще забралась выше и попыталась слиться со стеной. Но дело казалось безнадёжным. Крупный мужчина поднимался по лестнице нетвёрдой походкой и бормотал. Похоже, был пьян. Вдруг он остановился, стянул капюшон и посмотрел на девушку.

Колайль!

Они пялились друг на друга в темноте. Что, Шлокна его побери, он делает на улице в такое время?

Ответ был написан на его лице. Падший на мгновение прикрыл глаза и сжал губы, явно не слишком обрадованный встрече с ней. Потом засунул ключ в замочную скважину, с трудом открыл дверь и застонал. Хирке был знаком этот звук. Такие издавали не пьяные, а раненые. Хотя, может, и то и другое.

Она скользнула под руку Колайлю, чтобы не дать упасть. Куртка падшего пахла, как волк, рядом с которым Хирка спала в мире людей. Она опустила мужчину на кровать и заперла дверь.

Комната с шершавыми каменными стенами была меньше, чем хижина в Эльверуа. Девушка оглядывалась по сторонам, пока глаза привыкали к темноте. Единственное окно походило на люк со ставнями. Под ним располагалась скамья с точильными камнями, ножами, перьями и стрелами. Деревянная миска. И то, что требовалось, – масляная лампа.

– Огниво? – В ответ Колайль что-то невнятно пробормотал. Она повторила на случай, если выразилась непонятно: – Огниво. Огонь. Свет.

– В ящике, – прохрипел он, указал скрюченным когтем в угол и тут же уронил руку обратно на кровать. Хирка принялась копаться в комоде, пока не отыскала предмет, более или менее похожий на огниво. Ничего подобного она раньше не видела, но из находки по крайней мере удалось извлечь искры. Девушка зажгла лампу и поставила её на табуретку у кровати. Постель Колайля не свисала корзинкой с потолка, как ложе в доме Модрасме. Это была простая лавка, которая занимала большую часть комнаты. Падший прислонил голову к стене.

С его лба капал пот. Волосы слиплись в заострённые пряди, похожие на маленькие лезвия. Мужчина попытался устроиться поудобнее, и лицо его исказила гримаса боли, сверкнули клыки. Хирка заметила красное пятно сбоку на одежде, прямо под рёбрами, и потянулась к ней. Колайль перехватил руку.

– Не трогай меня, – прохрипел он.

– Не бойся, – успокаивающим тоном ответила целительница. Раненый отпустил её, и она тут же задрала его рубашку, стараясь подготовиться к неприятному зрелищу.

Ничего. Одежда пропиталась кровью, но на теле не было ни царапины. Тогда девушка надавила пальцами на вспухшее место под кожей. Колайль закричал и замахнулся на неё, но был слишком слаб и пьян, чтобы попасть.

Хирка что-то нащупала.

На неё словно вылили ведро ледяной воды. Он ведь слепой. Умпири. Как Наиэль. Девушка вспомнила рану Наиэля, которая затянулась у неё на глазах.

То же самое произошло с Колайлем, но что-то вросло в его тело. От этой мысли сделалось нехорошо. Хирка прикрыла рот рукой.

– Наконечник стрелы?

– Стекло, – ответил падший. – Битое стекло.

От мужчины пахло кислым пивом.

Хирка взяла себя в руки. Битое стекло. Больно и страшно, но не ново. Ничего такого, чего она не делала бы раньше. Самая большая проблема – это сделать разрез так, чтобы рана не заросла до того, как процедура будет закончена.

– Ну, тебя хотя бы не придётся зашивать. – Целительница рассмеялась, но очень быстро замолчала. Затем вынула нож из-за голенища и провела лезвием над пламенем лампы.

– Что ты делаешь? – спросил Колайль сквозь зубы.

– То, что надо, – ответила Хирка. – Хочешь позвать кого-нибудь другого? И заодно объяснить, где ты был сегодня вечером?

Он фыркнул.

– Другого? Здесь нет никого другого.

– У вас нет лекарей?

– А зачем они нам? Если бы Умпири требовался целитель, то мы, мать твою, не заслуживали бы жизни. Мы стоим на ногах, пока не упадём. Это естественно. Кролики всегда умирают.

Хирка недоверчиво помотала головой и повернула лезвие другой стороной к пламени.

– Идиот. Ты считаешь естественным дохнуть как мухи? Неудивительно, что вас становится всё меньше и меньше.

Девушка подержала руки над огнём, сколько смогла.

– Ты можешь заглушить боль при помощи когтей? – Она надеялась, что все слепые это умеют. Наиэль притупил её чувствительность, когда пришлось зашивать рану на себе.

Колайль слабо покачал головой:

– Мы не восприимчивы к собственному яду. Кроме того…

– …нельзя признавать, что ощущаешь боль. Знаю, я ведь нахожусь здесь уже довольно давно.

Он улыбнулся. Белёсые глаза поблекли.

– Так просто не принято поступать. Может быть, кто-то облегчил бы боль своему ребёнку. Кому-то близкому. Но не посторонним.

Хирка посмотрела на собеседника. Он лежал и совершенно не понимал важности произнесённых им слов. Значит, Наиэль считал её близкой, своим ребёнком. Предатель Наиэль. Брат отца. А ведь его сердце лежит на льду в ларце.

Может, он и беспокоился обо мне, но это было до того, как он начал мне угрожать.

– В таком случае стисни зубы, – сказала Хирка, приложила лезвие к коже раненого и подержала немного, не делая надреза. Затем встретила взгляд Колайля. Его лицо исказилось от боли, а ведь целительница ещё ничего не предпринимала. Возможно, тело пыталось исцелиться само и вокруг осколков стекла шёл какой-то процесс. Благословение стало мучительным проклятием.

Слепой открыл рот, начал говорить, но слова вышли невнятными и пришлось начать заново.

– Почему ты… так решительно настроена спасти мою шкуру?

Хирка попыталась улыбнуться:

– Это моё призвание. Больше я ничего не умею.

– Первое, что ты увидела, попав сюда, это как я убиваю мужчину…

Путешественница между мирами помотала головой.

– Первое, что я услышала, это как кто-то выкрикивает твоё имя. И думаю, с того момента у тебя не оставалось выбора.

Она надавила ножом на кожу. Тело напряглось, но Колайль молчал до тех пор, пока сталь не коснулась стекла. Хирка сжала зубы, развела края раны в стороны, оставив крики пациента за пределами сознания, и сосредоточилась на том, что надо сделать. Вытащила толстый кусок стекла. Похоже, от бутылки. Скорее всего, осколок не разломился на части в теле. Но следовало проверить…

Целительница осторожно надавила пальцами на кожу вокруг разреза. Ничего. Колайль не закричал. Кровь текла по его боку и превращалась в красное пятно на одеяле. Хирка отпустила края раны и смотрела, как они бледнеют. Какая-то пена стягивала их вместе. Девушка была рада увидеть, что слепые тоже могут испытывать боль. Вечная жизнь. Они неуязвимы, как боги. Что останется от Имланда, если впустить их туда?