Текст книги "Поток"

Судья

Хирке недоставало понимания и знаний, но постепенно она начала понимать, что слишком много информации – хуже, чем никакой.

На умонийском имя Уни означало «язык во рту». Женщина, которая должна была стать учителем Хирки, носила такое прозвище, и та скоро сообразила почему. Служанка всё время говорила без умолку. В отличие от Скерри, она не испытывала никаких мук от того, что говорит по-имландски, так как была слишком молода и не принимала участия в войне, а потому проявляла неуёмное любопытство и, похоже, почти не имела предрассудков.

Уни начала изучать имландский два года назад, потому что так пожелала Скерри. «Пожелала» – так служанка и выразилась. Хирка подозревала, что более точно было бы «приказала». Только сейчас её учительница поняла, для чего это понадобилось. Тайну о том, что уже не все каменные врата мертвы, тщательно оберегали.

Уни искренне интересовало всё, что Хирка решилась рассказать ей о жизни в других мирах, а потому постоянно отвлекалась от преподавания рыжей полукровке основ подобающего поведения и, конечно, представления, какое место та занимает в иерархии. Казалось, последнее было важнее всего.

Из всех слепых, что встречались Хирке, Уни почти не пугала её. Может быть, из-за ямочек на щеках. Или из-за мыслей о тепле, которые навевали её русые волосы. Или из-за плаща, свободного и просторного и совершенно не предназначенного для выставления тела на всеобщее обозрение. И ещё, конечно, из-за того, что служанка всё время говорила. Это помогало, потому что с Хиркой больше никто не общался.

Она наверняка провела в палатке с Уни много часов, так как формально не была представлена никому другому. Скорее всего, так пожелала Скерри.

Наставница откинула шкуру и держала её, чтобы Хирка могла наблюдать за улицей во время их разговора. В пределах видимости собрались четверо спутников, не хватало только Скерри. Уни указала на Грида, который стоял чуть поодаль в узком жилете, отороченном мехом, и вытряхивал снег из полого шеста. Сильные жилистые руки были обнажены.

– Гриду ещё не исполнилось и трёх сотен лет, но он выиграл много… как это называется? Турниров. Он тренируется со Скерри, они дружат. Только они принадлежат к Дрейри. Это означает, что в них…

– Течёт кровь первых… – Хирка слишком хорошо это запомнила.

– Да, правильно. Дрейри происходят от старых кровных линий. Только у них есть именные дома. Мы же, остальные – обычный народ. Умпири. Мы работаем на древние семьи. Хунгль и Тила, что стоят вон там, служат дому Модрасме.

Хирка посмотрела на Хунгля с козлиной бородкой и светловолосую Тилу. Её не было у каменного круга, она дожидалась дочь Грааля в лагере вместе с Уни.

– Не очень-то они похожи на слуг, скорее на воинов, – сказала девушка.

Наставница прикрыла улыбку ладонью.

– Мы говорим «слуги». У домов нет воинов. Нет стражей. Они не стремятся произвести впечатление. Вместо этого у них есть слуги. Потому что…

– Потому что им не нужна помощь для защиты…

Уни закивала головой.

– Хунгль немного говорит по-имландски, но не слишком хорошо, а вот… – она посмотрела на Хирку и нервно прикусила губу, – тебе придётся хорошо освоить умонийский, прежде чем предстать в верховном доме.

Путешественница сделала вид, что не слышит. От мысли, что её будут кому-то показывать, её бросило в пот даже на морозе. Уже сейчас совершенно очевидно, что она не сможет оправдать ожиданий на свой счёт.

– Они там костёр разводят? – с надеждой спросила Хирка.

– Да, я знаю, что ты замерзаешь быстрее, чем мы. Самые выносливые – это Дрейри. Им тоже бывает холодно, но…

– Они очень стараются сделать вид, что это не так?

– Ты быстро учишься.

– Быстрее, чем он? – Хирка кивнула в сторону мужчины с каплей на лбу, волосами стального цвета и каменным выражением лица, который направлялся к костру с охапкой корявых веток.

– Он квессар. Один из падших. Их было двое, но второй, как я слышала, сегодня умер. Именно поэтому их всегда должно быть двое. Чтобы один мог убить другого, если потребуется. Но большее количество с собой брать нельзя.

Хирка следила за стрелком глазами. Он положил дрова в костёр.

– Почему нельзя?

– Как бы объяснить, – задумалась Уни. – Вот возьмешь с собой больше двух мужчин, которым нечего терять, и если что-нибудь пойдёт не так, благодарить придётся только себя, верно?

Вопросы жгли Хирке язык, но служанка не дала шанса задать их.

– Падшие не принадлежат ни к одному дому, и их можно опознать по капле или по имени. Вот этого звали Колайль, но после падения его окликают Кесколайль. Кес – это приставка, которая происходит от слова «квессар», которое означает…

Внезапно перед входом в палатку возникла Скерри.

– Ты зря тратишь время, Уни. Ты научила её правильно представляться? Или названиям верховных домов?

Молодая наставница поспешно вскочила на ноги. Предводительница отослала её и опустилась на корточки у палатки. Хирка заставила себя остаться сидеть на пороге, хотя ей очень хотелось заползти внутрь. Скерри пристально смотрела на неё.

– Хунгль и Кесколайль участвовали в войне. Это значит, что они раньше уже видели таких, как ты. И они знают ваши недостатки. Но мы не можем позволить себе ждать, пока поползут слухи о том, что ты слаба. Нам придётся немедленно показать, кто ты есть на самом деле. Сейчас мы этим займёмся. Я скоро задам тебе вопрос, на который ты должна ответить одним словом – «во2роны». С этим даже ты справишься. Ты понимаешь меня?

Хирка не понимала, но всё равно кивнула.

Скерри поднялась и жестом позвала подопечную за собой. Та выбралась на улицу и тут же подумала, не вернуться ли назад за плащом, но не решилась, проследовав в итоге за провожатой к костру. Хунгль и Тира соорудили себе скамейки из снега и сидели, глядя, как разгорается пламя. Уни подбежала к огню и тоже заняла место рядом. Грид, конечно, остался стоять. Наверняка сидеть – настоящее мучение для Дрейри.

Падший устроился поодаль и отламывал сосульки от овечьей шкуры.

Скерри указывала на тут же закоченевшую девушку, обращаясь к остальным на умонийском. Хирку подташнивало. Она не знала, что происходит, ей всего лишь предстояло исполнить роль. Знать бы ещё, что это за роль…

Трупорождённая закончила и повернулась к рыжей полукровке.

– Кесколайль выпустил стрелу в твою сторону. Каков будет твой суд, Хирка, дочь Грааля, сына Рауна из дома Модрасме?

Путешественница между мирами наморщила лоб. Суд? Её просят наказать падшего? Мужчину с каплей на лбу? Видимо, да. Но ведь не за то, что он убил другого по приказу Скерри? Наверное, его обвиняют в том, что он стрелял в направлении Хирки. Как будто это могло представлять какую-нибудь опасность. Тот, кто может попасть в мишень с такого расстояния в подобную погоду… Он бы не промахнулся.

Так за что?

Скерри просила её ответить «во2роны». Какое отношение они имеют ко всему этому?

Мёртвых скармливают во2ронам.

Семьи Совета в Имланде позволяют воронам пожирать тела умерших. Неужели этот обычай Наиэль тоже принёс с собой с родины? Значит, сейчас её просят приговорить падшего к смерти. Сделать его кормом для птиц. За то, что он выполнил приказ?

Тишина вокруг костра наполнилась ожиданием. Языки огня вытягивались на ветру, как будто хотели добраться до Хирки.

Она промёрзла до костей. Ей сообщили, что сказать, но слово никак не желало появляться наружу. Дочь Грааля смотрела на мужчину, которого должна осудить, но он не встречался с ней глазами. Ни с ней, ни с кем другим. Он знал, что происходит, и тем не менее сидел и чистил шкуру, как будто ничто из этого его не касается. Волосы цвета стали. Твёрдо-серый взгляд. Неужели этот Кесколайль весь сделан из металла?

Хирка должна была что-нибудь сказать. Все смотрели на неё и ждали. Она не понимала почему, но Скерри желала услышать то слово, чтобы всё вышло так, как она задумала. Путешественница между мирами кашлянула.

– Мне говорили, что Умпири не убивают Умпири.

Хунгль собрался было отпить воды из меха, но почти всё пролил. Тила пристально посмотрела на соседа, и он взял себя в руки. Уни, казалось, вот-вот сжуёт нижнюю губу.

Скерри согнула шею, как разъярённый бык. Хирка видела, как задрожали её косички.

– Ты здесь новичок и не знаешь обычаев, – сказала глава группы с напускным спокойствием. – Мы должны проявить понимание. Он не Умпири. Он квессар. Один из падших. Но поскольку никто здесь не может привести приговор в исполнение, ты вынесешь свой вердикт, когда мы доберёмся до Гиннунгада. До тех пор – думай.

Скерри прошла мимо Хирки и скрылась в своей палатке. Глубоко озадаченный Грид кивнул дочери Грааля и проследовал за Скерри.

Девушка же осталась стоять у костра, совершенно не понимая, что делать. Пока внезапно не обратила внимание на когти, обхватывающие колени, обнажённые клыки. Её окружали чужаки, которые ожидали услышать смертный приговор падшему. Их одежда сразу стала казаться неподобающей, больше похожей на камуфляж.

Хирка уловила дрожь в своём дыхании и взмахнула руками в бесполезной попытке стряхнуть с себя всё происходящее.

– И что же нужно сделать, чтобы раздобыть здесь немного еды?

Хунгль рассмеялся. Уни встала.

– Я принесу печенье.

Хирка посмотрела на Кесколайля.

Колайль. Его зовут Колайль.

Замёрзшая и чужая в этом мире полукровка была уверена, что никогда не станет называть его иначе, ведь теперь ей известно настоящее имя стрелка.

Он поднял глаза и в первый раз посмотрел на Хирку с ничего не выражающим выражением лица. Потом снова опустил глаза и продолжил отламывать сосульки от шкуры.

Колайль

Снегопад утих и уступил место вызывавшему уныние холодному туману. Но Хирка предприняла необходимые меры. После морозной и почти бессонной ночи она начала воплощать в жизнь свой проект по выживанию. Чулки. Толстые шерстяные носки. Штанины завязать поверх сапог, чтобы не застрять в сугробах. Затем нарезала шерстяное одеяло полосками и замотала ими руки и пальцы. Ещё раньше удалось растопить снег в мехе, но вода уже давно кончилась, а оставшиеся капли превратились в лёд. Мысль об этом вызвала у Хирки приступ жажды. Поверх её мешка была привязана палатка, поэтому теперь груз стал тяжелее, чем вчера.

Но девушка упрямо шагала вперёд. Она знала, что сзади идут Тила и Колайль, и поглядывала на остальных, которые поднимались по тропинке впереди, словно тени в тумане, не проявляя никаких признаков, что собираются сделать привал. Особенно Скерри и Грид. Всегда впереди. Всегда первые.

Однако Хирка проснулась сегодня раньше всех, выиграв достаточно времени и ощутив некоторое превосходство. Не слишком серьёзный повод для гордости, но прямо сейчас большего и не требовалось.

Беглянка из Имланда подумала, что Наиэль тоже много спал, причём практически везде, где мог. В теплице в Йорке. В машине Стефана. В самолёте. Хирка улыбалась, пока не вспомнила, как всё отправилось прямиком в Шлокну. Сейчас в ларце за плечами она несёт его сердце.

Хунгль и Тила ночевали в одной палатке, расположенной ближе всех к навесу дочери Грааля: то ли чтобы не дать ей сбежать, то ли чтобы никто не смог причинить ей вреда. Ни одна из причин не внушала Хирке чувства безопасности.

Прошлым вечером она выступила против Скерри и сорвала какой-то извращённый и непонятный план. Вероятно, теперь эта трупорождённая женщина свернёт ей шею при первой возможности.

Хирку не покидало острое ощущение, что её жизнь балансирует на лезвии ножа, которого даже не видно. Достаточно ли хороша полукровка? И для чего? И в чьих глазах? Она боялась, что это выяснится раньше, чем ей бы хотелось.

Но уже стало ясно, что здесь имеются всевидящие. Умпири, которые разбираются в слеповстве. Кто-то из них должен знать, как вернуть Поток. Наиэль уничтожил его, использовав мёртвых, и в мгновение помешательства она пообещала Граалю всё исправить. В обмен на мир. Неужели она сама верила в то, что говорила? Безумие. Исцелить Поток…

Исцелить Римера.

Хирка согнула шею, пошла дальше и уткнулась прямо в спину резко остановившегося Хунгля. Тот повернулся к ней. Козлиная бородка была перехвачена шнурком.

– Дорога… Её нет, – беспомощно произнёс стрелок на помеси имландского и умонийского, а затем указал на Скерри и Грида. Дрейри стояли и разговаривали около тёмной раны в горной стене, куда уходила тропа.

Подбежала Уни.

– Дорогу завалило. Они найдут другой путь. Жди здесь, Хирка, – сказала она и поманила Хунгля за собой.

Тила протиснулась мимо девушки и пошла следом за остальными слугами посмотреть, что случилось.

Хирка облокотилась о камни и вознесла благодарность за передышку. За возможность немного побыть одной. Но она не осталась в полном одиночестве.

Колайль стоял прямо у неё за спиной, погрузив когти в снег. Видимо, пил через них. Хирка видела, как другие делают то же самое. Казалось, для них не имеет значения, чем пить – ртом или когтями. Это жутко раздражало. У неё имелся только обледеневший бурдюк для воды, который гремел, как скелет костями, а остальные могли просто опустить пальцы в сугроб и насладиться водой…

Хирка скинула мешок и положила его в стороне. Потом сжала снег в руке и отправила ком в рот. Он медленно таял. Капля. Две. Язык онемел от холода. Девушка выплюнула лёд и заметила, как Колайль смотрит на неё. Что это за выражение? Удивление? Или он пытается скрыть, как ему смешно?

Овечья шкура на плечах падшего была такой же серой, как и волосы. Казалось, на широкие плечи налип грязный снег. Густая щетина и мощные челюсти делали слепого похожим на отца, как с удивлением отметила Хирка. Похожим на не слишком красивого Торральда.

Воспоминания о нём отдались уколом грусти. Дочь Грааля уже давно не реагировала на них так остро. Надо сосредоточиться на чём-то другом. На мыслях о выживании. Вода. Ей нужна вода.

Хирка подошла к Колайлю и взяла его за руку. Он вырвал кисть так поспешно, словно её собирались отрубить. Девушка снова взяла ладонь падшего, который на этот раз не стал сопротивляться, и поднесла её к губам.

– Подожди…

Первое слово, которое Хирка услышала от Колайля. На имландском.

Всё верно. Он участвовал в войне.

Он опять опустил когти в снег, поднял и позволил девушке схватить их. Она положила пальцы слепого в рот и почувствовала, как в горло полилась вода. Такой тёплой воды она не пила больше суток. И это было невообразимо прекрасно.

Хирка ухватила стрелка за запястья и присосалась к когтям. Они подрагивали на языке. А потом мужчина рывком отнял руку.

Дочери Грааля показалось, что она совершила нечто ужасное. То, чего делать не стоило. Она вытерла стекающую по губам каплю воды до того, как та превратилась в лёд.

Колайль смотрел куда-то мимо Хирки, и она проследила за взглядом.

На тропинке стояла Скерри, сжав чёрные губы в узкую полоску, и прокричала что-то непонятное Колайлю. Тот прошёл мимо девушки и удалился, предал её, оставив наедине с предводительницей отряда.

Скерри была в ярости. Она подошла к Хирке и ударила по лицу. Та подняла руку, чтобы защититься, но было слишком поздно. Пощёчина обожгла кожу.

– Ты не станешь прикасаться к падшим! Ты не будешь унижать свой дом!

Охваченная паникой Хирка попятилась, чувствуя, как по щеке течёт горячая кровь. Когти… Сколько вреда они нанесли? Девушка коснулась лица рукой и посмотрела на ладонь. На импровизированной перчатке отпечатались две красные полоски. Маленькие царапины. Ничего серьёзного. Капюшон помешал.

Скерри пристально смотрела на подопечную. Ярость, судя по всему, понемногу затихала, превращаясь в смятение. До Хирки дошло: женщина ждёт, что царапины моментально затянутся, и от этого испытала удовлетворение с привкусом горечи.

– Всё верно. На мне раны заживают не так, как на вас.

Скерри закрыла глаза и расстроенно вздохнула.

– Даже этого ты умудрилась не унаследовать… Ты ведь не обязательно должна выжить, правда?

Трупорождённая плотнее обмотала капюшон вокруг головы Хирки.

– Не дай им заметить. Они и так не слишком высокого мнения о тебе, – сказала Скерри и удалилась.

Напуганная и разозлённая девушка задушила приступ гнева и пошла следом.

* * *

Хирка никак не могла заснуть. Отряд разбил лагерь у подножия ледяной скалы, которая вздымалась из-под снега и нависала над палатками подобно огромному клыку. Угрожающе. Угнетающе. Каждый раз, закрыв глаза, девушка слышала потрескивание, как будто ледяная глыба в любой момент могла обрушиться и раздавить всех.

Место для ночёвки выбирала Скерри. Наверняка она сделала это из мести, поскольку Хирка раскритиковала место прошлого лагеря.

В соседней палатке храпел Хунгль. Его храп был похож на рычание собаки. Лёд трещал.

Путешественница между мирами перевернулась на другой бок. Свитер закрутился вокруг тела. От неё пахнет жареной рыбой, хотя наверняка ей это только кажется. Наверное, мозг тоже отмирает на морозе… Хирка не пробовала нормальной еды с момента прибытия сюда. Слепые погружали когти в отвратительное на вкус зелёное печенье. Уни сказала, его делают из водорослей и гриба, который растёт в пещерах. В походных лепёшках содержались почти все вещества, необходимые Умпири.

Хирка спросила, едят ли они когда-нибудь обычным способом. Её способом. Оказалось, слепые проводили подобные трапезы несколько раз в год во время торжеств и на следующий день обычно мучились от боли в желудке. Похоже, когда-то они ели привычным в Имланде способом, а потом просто взяли и перестали. Зато пили много всего странного. Возможно, потому, что пить разрешалось сидя.

Нет, Хирка готова была поклясться, что учуяла запах рыбы, жирной и свежей, а потому подползла к выходу из палатки, отодвинула шкуру в сторону и выглянула наружу.

Неподалёку в темноте девушка различила красные искры. Остатки костра.

Она натянула холодные, но сухие сапоги, обернулась одеялом, вышла на улицу и, как зверь, направилась на запах еды. Было темно и невозможно рассмотреть что-то, кроме снега под ногами. Ночи стояли чёрные. Чернее, чем в Имланде.

У костра сидел кто-то большой со шкурой на плечах и шевелил веткой дотлевающие угли.

Колайль.

Хирка помедлила. Щека всё ещё горела после удара Скерри. Но полукровка и изгой не испытывала стыда от прикосновения к кому бы то ни было, даже если это шло вразрез с тем, чего от неё ожидали. Она больше не являлась гнилью и может трогать всё, что взбредёт в голову, сидеть с кем пожелает и есть с кем захочет.

Хирка подошла ближе, уверенная, что слепой уже давно услышал её шаги. Живот подводило, и не только от голода. Нужно что-нибудь сказать. Но что? Формально их друг другу не представили.

– Колайль?

Он хмыкнул, точнее, издал короткий смешок.

– Не здесь.

Хирка не сразу поняла, что имеет в виду собеседник. Что здесь его так не называют.

Она приблизилась вплотную.

– Но ведь это твоё имя?

Стрелок кивнул. На камне рядом с ним было свободное место.

– Можно, я сяду? – спросила Хирка.

Стальной мужчина с седыми волосами, посеребрённой щетиной и немного впалыми щеками выглядел похожим на мертвеца, и даже слепые глаза казались какими-то раскосыми.

Хирка долго привыкала к бельмам Наиэля, которые являлись наглядным объяснением всем небылицам, которые рассказывали о слепых.

– Думаю, ты вольна делать всё, что сердце пожелает, – с горечью произнёс Колайль.

Девушка немного ослабила обмотанное вокруг тела одеяло, чтобы сесть. Над костром нависала воткнутая в снег палочка с большой форелью длиной с предплечье на конце. От запаха жаркого желудок сжался. Хирка сглотнула слюни.

– Не знала, что вы едите рыбу, – сказала она.

– Угощайся.

Предлагать дважды не пришлось. Проголодавшаяся девушка схватила импровизированный вертел и вонзила зубы в подрумяненную тушку, откусив и проглотив три больших куска, прежде чем вспомнила, что надо спросить, не хочет ли рыбы сам Колайль. Однако тот лишь помотал головой.

Хирка не помнила, когда в последний раз ела такую вкуснятину, и слопала всё, что в рыбе было съедобного, оставив только кости. Колайль вонзил в них когти, и очень скоро остатки пиршества превратились в нечто, напоминающее бесформенный ком.

Как могло случиться, что Хирка принадлежит к этому народу? Неужели в ней действительно течёт та же кровь, что и в тех, кто до такой степени не похож на неё? Они совершенны и в то же время ужасны. А ещё… бесстрашны. Она же всю жизнь провела в страхе.

– Так сколько…

– Скажи, – прервал он Хирку, – кого из нас ты пытаешься убить? Меня или себя?

– А от разговоров умирают?

– Не прикидывайся дурочкой, ты не настолько глупа.

Он прав. Хирка прекрасно понимала, что имелось в виду. Он падший. Девушка не представляла, что это означает, но ей доступно объяснили, что его не стоит записывать в друзья. Поэтому она решила действовать честно и прямо.

– Я могла забрать у тебя жизнь вчера вечером. Этого достаточно.

– Если ты ждёшь благодарности, то тебе придётся долго здесь сидеть.

– Если ты считаешь, что мне нужна благодарность за то, что я ни у кого не отняла жизнь, то ты сам слишком долго просидел на морозе.

Колайль посмотрел собеседнице в глаза, но ничего не сказал.

Она помяла снег в ладони, чтобы удалить рыбий жир.

– Почему ты промолчал, когда она захотела наказать тебя?

Слепой снова хмыкнул и покачал головой, как будто никогда не слышал более дурацкого вопроса, и лишь спустя несколько минут всё же ответил:

– Потому что меня приговорили к смерти уже в тот момент, когда Глимау побежал.

Глимау…

Съеденное тяжким грузом легло в животе у Хирки. Мужчина, которого убили у неё на глазах, больше не был чужаком, упавшим в снег. У него появилось имя. Костёр выплёвывал искры в чёрное небо.

– Почему? – спросила она.

Колайль взглянул на палатки и понизил голос:

– Я мог не стрелять и умереть за это. Или попытаться поймать беглеца, не справиться и умереть за это. Или мог выстрелить и, возможно, жить дальше. Что бы ты сделала?

– Выпустила стрелу так, чтобы промахнуться?

Слепой посмотрел на собеседницу золотыми в свете костра глазами, и она отвела взгляд, осознавая, что ответила слишком легкомысленно. Слишком самоуверенно. По правде говоря, она понятия не имела, как поступила бы на месте Колайля. Хирке захотелось исправить ошибку, объяснить, что она всё понимает. Что она не дурочка.

– Я знаю, дело не в том, в какую сторону ты стрелял. А в том, чтобы остальные смотрели на меня так, как они смотрят на неё. Вот чего она добивалась.

Эта мысль была настолько жестокой, что Хирка закусила губу. Скерри попросила её приговорить мужчину к смерти, чтобы продемонстрировать решительность. Чтобы напугать. Потому что подопечная была полукровкой.

– Но этого не будет, – продолжала она. – Я не такая, как она. Как вы. Я…

– Маленькая. – Колайль наклонился вперёд и поставил локти на колени. Он казался слишком большим и близким. Предплечья были обмотаны косматым мехом. – Ты маленькая. Медленная. Слабая. Быстро мёрзнешь. Тебя весь день надо поить. Неудивительно, что на тебя уже делают ставки. Тила поспорила на две порции еды, что ты погибнешь до того, как мы доберёмся до города, и, честно говоря, для тебя это был бы лучший выход. Каждому идиоту понятно, что тебе придётся проделать долгий путь, чтобы стать Дрейри. Чтобы начать походить на тех, кто принадлежит к дому Модрасме.

Хирка уставилась на собеседника. Он не смеялся, но уголки его губ подрагивали от сдерживаемого веселья. Это согрело её намного больше тепла костра.

– А тебе не кажется, что твоя честность – это уже перебор? – спросила она. – Учитывая, что меня попросили придумать для тебя подходящее наказание по дороге?

Слепой снова засмеялся. Серая чёлка затряслась.

– Как будто тебе хоть раз в жизни случалось кого-нибудь казнить.

Улыбка Хирки померкла от воспоминаний о Майке и о ноже, который воткнула в него в переулке у церкви. О горячей крови на холодных руках.

Колайль взглянул на расстроенную девушку.

– Значит, случалось? Несчастный случай, да?

Она помотала головой и стиснула шерстяное одеяло на груди. Хирка забрала жизнь, и это не являлось несчастным случаем. Она была напугана. Пребывала в отчаянии, да. И всё же… В глубине души знала, что её лезвие не случайно нашло верную дорогу между рёбер.

Колайль пожал плечами.

– Ну, тогда я стану очередной зарубкой на шесте. Ты уже приговорила меня к смерти. Если ты считаешь, что Скерри позволит тебе принять другое решение, то ты глупее, чем кажешься.

– И тебя это нисколько не беспокоит? Она же хочет отобрать у тебя жизнь безо всякой причины.

– Рано или поздно причина бы нашлась. Кролики всегда умирают.

Хирка повернулась к мужчине. Ей показалось, она неправильно расслышала.

– Кролики? Какое это имеет отношение к кроликам?

– Это… Как это у вас называется? Пословица?

– Пословица говорит, что кролики умирают?

Колайль кивнул. Девушка встала.

– Никогда не слышала пословицы глупее.

Он снова пожал плечами.

Хирка подтянула шерстяное одеяло повыше, чтобы не наступать на него.

– Спасибо за еду, – сказала она.

– Она предназначалась не тебе.

Девушка знала, что Колайль лжёт. Он мог бы съесть рыбу сырой, если бы захотел. С помощью когтей. У него не было причины жарить её над костром. Не было иной причины, кроме бессильной маленькой полукровки.

Она развернулась и собралась уходить.

– Теперь, когда мир вот-вот перевернётся с ног на голову, – услышала она шёпот за спиной. – Теперь, когда здесь ты, наша последняя надежда, наш путь к Потоку, я просто обязан спросить… Каков твой план?

Хирка сделала вид, что не услышала падшего, а лишь плотнее укуталась в одеяло и поковыляла вперёд.

Каков твой план?

Такой короткий вопрос. И всё же он был самым страшным из всего, что она слышала за последние дни.