Текст книги "Законы Паркинсона"

Правительство и бизнес

Как правило, бизнесмены и правительственные органы, которые их контролируют, общего языка между собой не находят (особенно четко эта тенденция прослеживается в США). Правительство, с точки зрения промышленников, некомпетентно, косно, коррумпированно, медлительно и всегда только создает препятствия. Дельцы, с точки зрения бюрократов, себялюбивы, жестоки, жадны, настроены антисоциально и непатриотично. Чиновники считают себя людьми великодушными, самоотверженными, беззаветно преданными делу, работящими и высокоинтеллектуальными. Бизнесмены же убеждены, что они активны, храбры, предусмотрительны, терпимы к чужим ошибкам и, что самое, пожалуй, главное, бесспорно честны. Маловероятно, чтобы хоть одна из этих двух групп была настолько добродетельна и возвышенна, как представляется ей самой, или же достойна того пренебрежения, с каким ее воспринимает другая группа. Наверное, схожести между этими группами значительно больше, чем думают люди, к ним принадлежащие. Они также гораздо более взаимозависимы, чем им видится. Но имеются и различия, которые мы перечислим, прежде чем попробуем разрешить или хотя бы обрисовать конфликт, вызванный несходством и противостоянием двух групп.

Существуют по крайней мере три принципиальных различия между бизнесменами и политиками, первое из которых сразу же бросается в глаза. Правительство, в состав которого входят политики и бюрократы, работает в рамках национальных границ. Сфера его деятельности и интересов этими границами ясно обозначена. Вот почему не удается разрешить такие проблемы, как, скажем, загрязнение моря, если произошло это за пределами территориальных вод. Безусловно, бизнесменам тоже приходится признавать какие-то рубежи, да и национальными границами они пренебрегать не могут. Но в область их деятельности входит та или иная отрасль промышленности (или ряд отраслей), а их рынок – это мировой рынок, капитал поступает к ним и из других государств. В наши дни все старания создать мировое правительство неизбежно будут заканчиваться крахом до тех пор, пока мы не осмелимся доверить это важнейшее дело не политикам, а людям, уже сейчас воспринимающим мир как единое целое. Пускай главы крупной нефтяной компании живут в своей стране. Сама же компания, распространив свое влияние на все районы мира, так хорошо интегрирована, что для ее подданных, собравшихся за одним столом, уже не имеет никакого значения, кто из членов правления родом из Голландии, а кто – из Британии.

Чтобы уберечь человечество от гибели, нужны люди, наделенные даром всесторонне представлять проблему. Тут никак не обойтись без ученых, математиков, спортсменов, шахматистов, акробатов, банкиров, балерин и директоров нефтяных компаний. Из этого списка нужно обязательно исключить политиков, особливо тех из них, которые избраны хоть сколько-нибудь демократическим путем, потому что в этом случае они ограничены самими правилами игры. Раз их избрали, значит, им надлежит представлять интересы своих избирателей. Порой они представляют и интересы своей страны. Однако избирали их не затем, чтобы они занимались спасением мира, и если к подобным вопросам они выкажут хоть малую толику интереса, то на следующих выборах наверняка проиграют. В демократическом обществе политик – это человек с ограниченными воззрениями, и другим он (если только хочет удержаться у власти) быть просто не может.

Второе принципиальное различие, существующее между бизнесменами и правительством, относится к сфере финансов. Когда речь заходит о бизнесе, об удаче или невезении можно узнать, ознакомившись с балансовым отчетом. А вот об успешных или опрометчивых действиях правительства нельзя судить, основываясь на математических выкладках, да и вообще судить об этом нелегко. Кроме того, едва ли есть метод оценки, который устраивал бы абсолютно всех. Метод, предложенный автором этих строк, в масштабах планеты признания еще не получил, и к тому же не совсем понятно, хотят ли сами правительства, чтобы им давали какую-то оценку. Следовательно, различие пока что существует, особенно в том, что имеет непосредственное отношение к финансам. О бизнесе можно судить, если известно, каковы прибыли и убытки. Опрометчивые действия правительства выплывают наружу лишь в случае революции. Сам собой напрашивается вопрос: устраивает ли людей то или иное правительство или даже та или иная форма правления? И какой же ответ мы получим? Кто-то – доволен, кто-то – нет, а подавляющее большинство ни о чем таком вообще не задумывается. Одним словом, можно констатировать, что бизнесмены все же компетентнее правительства, в противном случае у них просто ничего бы не вышло.

Третье принципиальное различие заключается в следующем: то, чего хочет достичь правительство, значительно сложнее, нежели то, чего стараются добиться бизнесмены. Если вы занимаетесь бизнесом, не забывайте об этом и не впадайте в излишнее самодовольство из-за своих сравнительно небольших успехов. Промышленные магнаты – это люди, которые могут потерпеть убытки; такова их главная черта. Именно этим они и отличаются от моряков, полицейских, военных и духовенства. Провинившихся военных могут не повысить по службе, проштрафившимся полицейским грозит увольнение и позор. Все это может произойти и с бизнесменами, но они, ко всему прочему, рискуют еще и деньгами, которые сами же вложили в дело, а иногда и более значительными суммами, доверенными им другими людьми. На бизнесмене лежит громадная ответственность, ведь тут дело затрагивает его жену и детей, предков и потомков, коллег и партнеров, друзей и подчиненных. Любой его промах чреват непоправимыми последствиями для тысяч людей. С другой стороны, если ему повезет, это благотворно скажется на положении всех тех, кто пострадал бы в случае его неудачи. Такова тяжкая ноша людей бизнеса, причем их надежды и опасения прямо пропорциональны вложенным ими суммам.

Тем не менее не надо забывать, что задача, стоящая перед бизнесменом, достаточно проста: он хочет производить именно то, что люди желают купить, и продавать вещи так, чтобы получать за них больше, чем ему самому довелось на них истратить; ему нужна прибыль. Задача же политика или бюрократа значительно сложнее. И тот и другой должны направлять человеческую энергию и финансовые потоки на достижение самых разных целей: на обеспечение безопасности, законности и правопорядка, на здравоохранение, образование, социальное обеспечение, научные изыскания, охрану окружающей среды и совершенствование торгового баланса. Когда международный консорциум хочет просверлить в национальном парке нефтяную скважину, когда заводские отходы губят реку, именно политик (или чиновник) должен сказать «нет». И никто другой не имеет возможности предотвратить нанесенный ущерб или же сравнить все плюсы и минусы. Когда, скажем, речь заходит о выборе места для нового аэропорта, мы все согласны с тем, что он необходим, но все желаем, чтобы его построили в каком-то другом месте. И опять же правительство должно принять правильное решение, не забывая при этом о расходах, коммуникациях, удобстве и красотах природы. Если бы дело касалось бизнеса, то решение было бы принято без особых затруднений, исходя из чисто математического расчета. Но когда речь идет о политическом решении, нужно учитывать уровень шума и помнить об обеспечении занятости, о степени недовольства местных жителей, древности вот этого храма и защите интересов водоплавающих птиц вон на том озере.

Для тех, кто вознамерился возвести многоэтажное здание, нет большего горя, чем выкопать на строительной площадке, скажем, римский храм; кардинально изменившаяся ситуация заставит считаться с новыми соображениями, грозящими спутать все карты. Правда, такое случается крайне редко. Обычно главный принцип бизнесмена заключается в выделении перед принятием окончательного решения экономического мотива с тем, чтобы руководствоваться им как основным, а частенько и единственным соображением. А главный принцип политика, напротив, состоит в том, чтобы учитывать целый ряд факторов (военных, финансовых, социальных, религиозных, эстетических) и каждому из них придавать ровно столько значения, сколько он заслуживает, чтобы сохранить баланс между вожделениями людей и их насущными потребностями. Едва ли надо доказывать, что политики и бюрократы всегда принимают удачные решения, хотя несомненно, что стоящие перед ними задачи бесконечно сложнее тех задач, которые возникают перед бизнесменом. Поэтому не стоит приходить в изумление, если их решения оказываются ошибочными. Не стоит удивляться и тому, что некоторые из них совсем ничего не могут решить. Быть мэром Нью-Йорка весьма престижно, но никто из нас совершенно не переживает из-за того, что этот пост занимает кто-то другой. И на кого бы ни возложили исполнение обязанностей премьер-министра Восточной Бенгалии, мы даже не подумаем оспаривать у него столь высокую честь. Если после отбора кандидатов на пост Генерального секретаря ООН автор этой книги не найдет в окончательном списке своего имени, это его совершенно не заденет. Большинство политических высот малопривлекательны вне зависимости от того, доступны они или нет.

Таким образом, имеются по крайней мере три принципиальных различия между бизнесменами и политиками, причем различия эти свойственны всем обществам – от самых ранних до нынешних. Обычно торговец, банкир или промышленник находились в полном подчинении у правительства. Они, конечно, могли выражать свое недовольство, но в конечном счете бывали вынуждены подчиниться даже самым нежелательным для них политическим решениям. Нешуточные разногласия возникали тогда, когда некое деловое объединение становилось чересчур крупным для страны, чтобы окончательно сложиться и начать действовать (то есть рамки этой страны делались для него слишком тесными). Но почему появляется такая диспропорция? Иными словами, почему деловые объединения имеют склонность к увеличению в размерах?

Причин тому существует несколько, но первая (она же, как правило, и самая важная) – это, конечно же, стремление к преуспеянию и достижению могущества путем вертикальной интеграции. Промышленник или торговец пытается контролировать своих поставщиков и рынки сбыта. Чем больше он ощущает свою ответственность перед вкладчиками и работниками, тем менее приемлем для него риск лишиться сырья и рынков. Что, если его поставщики отыщут себе другого покупателя? Или же оптовые торговцы примут решение закупать товар у кого-нибудь еще? Он не будет чувствовать себя в полной безопасности до тех пор, пока не добьется контроля над всей этой торговой цепочкой. Неудивительно, если в таком случае он приобретет в стране больше власти и больше ресурсов, чем само государство, в подданстве которого он состоит. Скорей всего, его торговая стезя перейдет государственную границу и его деятельность распространится на другую страну, а то и на несколько стран. Он вырвется за рубежи своей родины, как цыпленок вылупляется из родной ему скорлупы. В таких случаях возможны два варианта: либо подобное предприятие подвергнется национализации, либо его владелец сам сделается реальной властью в стране. В XV веке, во времена итальянских городов-государств, второй вариант был реализован во Флоренции. Медичи, будучи владельцами ведущего торгового банка, контролировали тогда все государственные дела и утратили свое влияние лишь спустя три столетия.

В настоящее время ситуация повторяется, но в немного усложненной форме и в значительно больших масштабах. Города-государства кое-где еще продолжают существовать, но характерным для Европы явлением стало национальное государство – политическое образование, предназначенное только для войны, под патронажем которого находятся от тридцати до шестидесяти миллионов людей. Оно достаточно маленькое, чтобы сохранять политическую сплоченность, и достаточно большое, чтобы представлять военную угрозу. Действенно управлять им нельзя – слишком уж оно велико (вероятно, в федеративных государствах дела обстоят немного лучше). Промышленность его развивается крайне медленно – слишком уж оно мало и обычно не вписывается в экономические структуры. В пределах одного государства индустриальные компании разрастаются до поистине невероятных размеров. Правда, в США промышленные группировки еще больше, но им, как говорится, и карты в руки – есть где развернуться! Некоторые из таких крупных корпораций по своим масштабам и значению затмевают многие штаты. Президент «Дженерал моторс» – лицо значительно более влиятельное, нежели губернатор штата Мэн или Нью-Хэмпшир. Люди эти отличаются друг от друга тем, что один из них занимает государственную должность, а другой – просто руководитель делового объединения, или, как порой говорят, промышленной империи.

Все мы смотрели американские фильмы, в которых политики изображены продажными и бесхребетными марионетками, управляемыми своими невидимыми хозяевами, обладателями тугих кошельков. Тактичный европеец не станет рассуждать о том, насколько это отвечает действительности, но у американцев подобная версия не вызывает особых возражений. Наверное, они уже почувствовали перемену, суть которой немногие из них могут ясно выразить, – перемену, заключающуюся в том, что политическая теория больше не отвечает финансовой и экономической реалиям. Первоначально конгрессмены представляли сельские общины, поэтому фермеры и колонисты имели возможность избрать на этот политический пост людей, которые были им хорошо известны. Сейчас же все обстоит совсем иначе. Сельских общин почти не осталось, а их место заняли индустриальные объединения, интересующиеся сталью, резиной, пластмассой и нефтью. Теория и реальность разошлись в настоящее время чрезвычайно далеко. Если конгрессмен от штата Мичиган не представляет «Дженерал моторс», то ставленником какого же объединения он в таком случае является? Крупное промышленное объединение теперь является основной чертой пейзажа во всех технически развитых несоциалистических странах. Оно бывает настолько велико, что на него даже не сразу обращают внимание. И во всех наших конституциях о нем не сказано ни единого слова.

Чтобы проиллюстрировать этот факт и хоть как-то раскрыть его значение, прежде всего напомним, что политики прошлых времен подходили к своему делу во многом более реалистично, чем их нынешние собратья. Идея основания в Англии палаты лордов заключалась в том,чтобы собрать вместе людей, которые были чересчур важны, чтобы их проигнорировать, и которые представляли бы опасность, если бы остались не у дел. В число их светлостей входили ближайшие королевские родственники мужского пола (родство это могло быть законным и не совсем), архиепископы, кое-какие аббаты, крупнейшие землевладельцы, выдающиеся военные и известные юристы. Насколько опасно было собирать вместе этих могущественных людей? Опыт показал, что намного опаснее было ими пренебречь. Это частично верно даже сейчас. Палата лордов все еще существует, и в некоторой степени ей удалось сохранить свои первоначальные черты. Если же говорить о других странах, то в подавляющем большинстве из них верхняя палата парламента (если таковая вообще имеется) состоит из выборных членов, что делает ее, в сущности, бесполезной. В политической структуре любой из известных нам стран не сыщется места для влиятельного промышленника как такового. Конечно, властелина индустрии могут избрать, но у него как правило нет ни времени, ни особого желания бегать за голосами избирателей. Кроме того, известно, что бизнесмены, занявшие государственный пост, далеко не всегда добивались успеха на этой ниве. И поэтому мы смирились с ситуацией, когда не имеем возможности проконсультироваться с самыми способными в стране людьми. Стоит призадуматься, вполне ли нормальна такая ситуация, а также подумать о том, нет ли каких средств, с помощью которых мы смогли бы ее выправить.

Кто-то из читателей может возразить, что интересы бизнеса в соответствующей мере представлены в законодательствах многих стран, а многие президенты ведущих государств (в частности, США) являются представителями имущих слоев населения. Однако вряд ли промышленник, который избран на государственный пост демократическим путем, будет лоббировать интересы промышленности, ведь его переизбрание зависит от голосов избирателей, чьи интересы могут не совпадать с его собственными. Британцы по крайней мере имели возможность наблюдать, как связанные с индустрией политики действовали (и, быть может, у них были на то все основания) наперекор интересам тех фирм, от успеха которых зависело их собственное благосостояние. А разве не подобным же образом поступали, к примеру, Рузвельт и Кеннеди? Порой бизнесмены высказывают суждение, что их старшим коллегам, уже отошедшим от дел, следовало бы заняться политикой, чтобы привнести в область управления государством так недостающие там знания в финансовых вопросах. Имеются даже политики (такие, как британский премьер Эдвард Хит), которые, привлекая ведущих промышленников к управлению страной, полагают, что тем самым можно увеличить его эффективность. Иной раз это приводит к успеху, а порой и ни к чему не приводит. Лишь очень немногие, положа руку на сердце, могут сказать, что, начав заниматься политикой и управлением страной в возрасте шестидесяти с лишним лет, они кое-чего сумели добиться. И, кроме Великобритании, лишь в очень немногих государствах предусмотрены хоть какие-то способы вознаграждения бизнесменов, оказавших помощь своей стране. Обычно к тому времени, как бизнесмен достигнет успеха в качестве политика, он уже не общается со своими старыми коллегами, друзьями и конкурентами.

Промышленник, в отличие от политика, мыслит категориями интернациональными и в то же самое время – категориями балансового отчета, а цель ставит перед собой достаточно простую. Но лишь только он оказывается выдвинутым на политическое поприще, как тут же бывает вынужден измениться во всех этих трех отношениях, а видоизменившись, автоматически утрачивает способность принести хоть какую-то ощутимую пользу. Теперь он политик, но довольно часто (в отличие от своих противников) политик плохой, неопытный и легко уязвимый. Если же крупнейшие промышленники мира намереваются внести свой посильный вклад в дела человеческие, они должны заниматься этим в рамках своей компетенции, своего кругозора и мышления. Пусть они работают на интернациональном уровне. Однако прежде всего им надо стать экономистами в том смысле, чтобы успешно экономить время, усилия и материальные ресурсы. Им нужно научиться вычленять самые важные вопросы и на них же сосредотачиваться. (Сами по себе такие вопросы довольно просты, но политики на них внимания не обращают ввиду бесперспективности их использования для предвыборной пропаганды.) И в конечном счете им следует стремиться к созданию на общепланетарном уровне такого органа, который представлял бы собой вариант британской палаты лордов, измененный на манер ООН.

Как известно, уже живет и здравствует Конференция ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД). Как и у всех прочих органов ООН, самое уязвимое место у нее – фатальная буква «Н»: нации! Причиной преждевременной кончины Лиги Наций явилось то обстоятельство, что это была лига наций, а не народов. И меньше всего на свете это была лига людей, между которыми существует хоть что-то общее. И Организация Объединенных Наций испустит дух от того же самого недуга – национализма. Вероятно, намного больше пользы принес бы всемирный союз большого бизнеса, на ежегодных конференциях которого виделись бы представители крупнейших промышленных группировок мира при совершенном отсутствии политиков. Наряду с этим, нам давно пора понять, что в данном случае национализация промышленности означает ее исчезновение. Довольно странно, что во время полемик о национализации (о том, как она скажется на благополучии, преуспевании и промышленных связях) никто не обращает никакого внимания на то, что при этом структура, которая могла бы иметь мировое значение, неизбежно опустится до уровня муниципального совета. По сути своей национализация – это акт националистический, если не местнический. В чем сейчас нуждается мир, так это в интернациональном подходе и людях, готовых решать проблемы с интернациональной точки зрения. В этом отношении впереди планеты всей идут нефтяные компании, и нам следует наконец-то уразуметь, что при решении судеб мира, как и во многих других случаях, лучше всего употреблять смазочные материалы, изготовленные из нефти.