Текст книги "Ешь правильно, беги быстро. Правила жизни сверхмарафонца"

9. Падал тихий снег…
Подготовка к Western States, 100 миль, 1999

Я должен идти по зову гор.

Джон Мьюр

Я проскользнул на цыпочках на цокольный этаж по лестнице, осторожно, чтобы не разбудить спящих домашних, раздвинул шторы. Снежинки переливались в тихом лунном свете. Был декабрь 1998 года, пять утра, и на улице было минус двадцать три. Я натянул специальные полипропиленовые лосины, майку с длинными рукавами, ветровку, флисовую кофту, спортивные штаны, шерстяные носки. Я знал, что мой путь в итоге пройдет через жаркие каньоны при температуре выше 40 градусов по Цельсию, по раскаленным пустыням, где даже скорпионы ищут тени. Но начинался этот путь здесь и сейчас.

Еще один слой: норвежская лыжная шапочка и финские лыжные перчатки.

Мало кто понимал, ради чего я выбрал именно эту стезю. Лучший спикер в школе, выпускник колледжа, сертифицированный физиотерапевт, человек семейный, я вернулся в Дулут. На мне висело около 20 000 долларов кредитов, я жил в доме родителей своей жены, пять дней в неделю ездил на велосипеде за 10 миль в магазин Ski Hut. И зарабатывал пять долларов в час.

Постель еще не остыла, а снаружи была чернота ночи и белый снег. Да, это и есть мой путь. Я зашнуровал кроссовки. Вскоре после возвращения в Миннесоту я вкрутил в их подошвы шурупы, чтобы меньше скользить.

В Миннесоту мы прибыли меньше месяца назад. Я снова встретился с Дасти и Хиппи Дэном. Как прежде, время от времени мы вместе бегали, катались на лыжах. Иногда к нам присоединялись Джесс и Кэйти Коски, местные спортсмены и, что немаловажно, веганы. Коски знали о моих победах в «Вояджере». Хиппи Дэн рассказал Коски, что я интересуюсь вопросами полноценного питания и здоровья. И они дали мне почитать книгу Говарда Лаймана «Безумный ковбой» о том, что мясо, рыба, молочные продукты, произведенные не на фермах, отравляют тело и душу. Я тогда еще подумал: «Ну, уж если этот консервативный фермер-скотовод из Монтаны считает, что самое лучшее – это растительная пища, может, и у меня получится перейти на следующую ступень в части здорового питания». И перестал укорять Леа за ее тягу к натуральным продуктам. Я стал считать, что здоровое питание – это добротная и дешевая медицинская страховка.

Меня все еще беспокоил вопрос необходимого количества белка, но аргументация против мясных продуктов выглядела все убедительнее. Единственное, что меня удерживало от полного перехода на веганство, был, собственно, сам вкус блюд. Я не представлял, как можно надолго отказаться от сыра, масла, яиц. И очень любил сладости и пиццу с сыром.

Я экспериментировал с соевым и рисовым молоком и размышлял о философских причинах отказа от животных продуктов и пользе подобного шага. Однажды в воскресенье после забега на 20 миль я угостил Дасти и Коски собственноручно испеченными постными бананово-клубничными блинчиками (см. рецепт в конце главы). Блинчики получились на редкость сладкими, сытными, пышными и золотистыми. А благодаря фруктовому вкусу буквально таяли во рту. Я подобных никогда раньше не пробовал. В этот момент я понял, что смогу обходиться и без масла, и без яиц.

С молоком было сложнее. Я с детства пил молоко почти с каждым приемом пищи. Бабушка Джурек отвозила пустые молочные бутылки на ферму неподалеку и возвращалась с полными свежего натурального молока. Но теперешнее молоко даже близко не напоминало по вкусу молоко с фермы. Оно, скорее всего, было с какой-то огромной фабрики, где коров постоянно держали на гормоне роста, антибиотиках, в ужасных условиях. Нет уж, благодарю покорно.

Я урезал в своем рационе и количество морепродуктов, так как понял, что если не я сам поймал рыбу в чистой речке, то, скорее всего, получу дозу химикатов или гормонов, которыми потчуют лососей и треску.

К моему удивлению, оказалось, что, отказавшись от некоторых продуктов, я увеличил разнообразие своего рациона, ввел в него новые замечательные блюда. Я стал есть больше фруктов и овощей, бобовых, орехов, семян, цельнозерновых круп, продуктов из сои. Я просматривал книги рецептов вегетарианской кухни, ходил по супермаркетам с экзотическими продуктами, чтобы разнообразить свое питание. А так как вырос я на Среднем Западе и в детстве ел мало овощей, для меня было невероятно интересно узнавать о японской морской растительной пище, или о том, как правильно печь кукурузные лепешки, или о нюансах приготовления тайского супа-карри.

Я строгий веган (хотя обычно избегаю этого определения: у многих оно ассоциируется с зашоренностью и самовлюбленной праведностью). Но ради веганских принципов я не буду голодать. Обычно у меня с собой всегда есть запас протеиновой муки, но как-то раз в Европе я ел сыр, потому что под рукой ничего больше не оказалось, а в Мексике – бобы, сваренные на бульоне из свиной шкуры. Однажды в Коста-Рике я решил заняться сноркелингом – понырять с трубкой. Я заранее поинтересовался, можно ли заказать тур с вегетарианским питанием, мне ответили, что это реально. На деле же оказалось, что в меню овощи действительно присутствовали, но только приготовленные внутри какой-то огромной рыбы. Я был голоден, на носу были соревнования, поэтому я съел и эти овощи. В совсем уж исключительных случаях я мог отойти от принципов веганской диеты. Но это всегда были ситуации, когда вопрос стоял о выживании, а не потому, что мне хотелось продуктов животного происхождения.

И даже на эти компромиссы мне пришлось идти гораздо позднее. Я не сталкивался с подобным выбором до тех пор, пока не стал действительно чемпионом в ультрабеге.

А сейчас я шнуровал кроссовки с шурупами в подошвах.

Я выскользнул за дверь в предрассветный полумрак. Меня звали горы, но пока и эта дорожка для снегоходов вполне подходила. Благо она была пустынной: для любителей гонок время было уже слишком поздним, а для обычных пользователей снегоходов, наверняка борющихся с похмельем, еще очень ранним. Я шагнул на дорогу и тут же почти по колено провалился в снег. Отлично. Чем сложнее, тем лучше. Это всегда срабатывало. Я наконец начинал это понимать. Все «почему» мира не приносили мне ни внутренней гармонии, ни однозначных ответов. Но то, что я задавался вопросами и что-то делал в процессе поиска ответов на них, стало внутренним источником силы. Я выдернул ногу из снега и продолжил свой ночной бег среди берез, держа путь прямо на лунный серп, зависший низко над горизонтом.

Оставив позади перевал Анджелес, я знал, что сдал важный экзамен. И знал, каким будет следующий. Не помню точно, как я узнал о забеге Western States: так дети, увлекающиеся бейсболом, всегда все знают о Бейбе Руте, а юные скалолазы – об Эвересте.

Люди говорили о том, насколько сложен этот забег, как он ломает тела и души. Готовясь к нему, я хотел тренироваться в самых сложных условиях, какие только мог себе представить. Поэтому и возвратился в Миннесоту зимой. Поэтому бежал по колено в снегу, хотя мыслями был в Северной Калифорнии.

К моменту, как я решил выиграть этот забег, Western States 100 был, наверное, уже самым известным сверхмарафоном в мире. В 1980-е годы телекомпания ABC дважды выпускала специальные выпуски программы «Великий мир спорта», посвященные этому забегу. Я знал, что на нем 21 пункт поддержки, шесть медицинских палаток (для сверхмарафонов это необычно много, что объясняется особой сложностью маршрута). Бегуны, завершающие дистанцию менее чем за сутки, получают серебряную пряжку для ремня с надписью «100 миль в один день»; финишировавшие за время меньшее, чем 30 часов, – бронзовую пряжку. Победителям среди мужчин и женщин вручают бронзовые статуэтки ягуаров. Ежегодно в забеге принимали участие около 1500 добровольцев и 369 бегунов на длинные дистанции, за плечами которых хотя бы один забег на 50 миль, прошедшие через систему лотереи Western States.

С самого начала сложность забега служила поводом для гордости местных жителей. Только один раз состязание выиграл не калифорниец, и он был моим кумиром. В последнее десятилетие Северная Калифорния стала для бегунов на длительные дистанции своеобразной Меккой, а сам забег – катализатором жизни племени сверхмарафонцев. Легендарный Тим Твитмейер побеждал в Western States пять раз. Говорят, Тиму было совершенно все равно, кто шел первым или за ним: он знал маршрут как никто другой, это была «его» дистанция. Но в 1997 году один человек буквально вырвал у Тима победу. Подводник из штата Мэриленд по имени Майк Мортон в 1996-м сошел с дистанции, только укрепив «калифорнийское большинство» во мнении, что если ты не тренировался на маршруте Western States или не жил где-то поблизости, у тебя нет никаких шансов на успех. Когда Мортон на следующий год снова вышел на старт, людей, конечно, восхитило его мужество, но многие его просто жалели. А он взял и обогнал Тима Твитмейера на 1 час 33 минуты, установив рекорд трассы – 15 часов 40 минут.

Я хотел сделать то, что удалось сделать моряку. Я хотел доказать жителям Северной Калифорнии, всей элите сверхмарафонцев и самому себе, что достоин быть членом этого братства. Я понимал, что это трудно. Твитмейер вышел на старт еще раз, в 1998-м, и выиграл. Теперь, когда я знал, как высока награда за боль, я хотел еще большей боли. Я хотел использовать ее как инструмент для раскрытия самого себя, полного и абсолютного. Сто миль сложной трассы в борьбе с сильными соперниками гарантировали эту боль.

Western States берет свое начало в 1955 году. Тогда один местный бизнесмен Уэндэлл Роби за день проскакал на лошади 100 миль. И после этого заявил, что сделал это потому, «что мог это сделать». С тех пор наездники и наездницы стали собираться на скачки на Кубок Тевиса, названного в честь еще одного местного бизнесмена, Ллойда Тевиса. Все, кто мог преодолеть дистанцию верхом меньше чем за 24 часа, оставаясь в бодром состоянии, получали серебряные пряжки.

Однажды один удивительный джентльмен Горди Айнсли и его не столь удивительная лошадь полностью изменили ход событий в истории заезда, превратив его в состязание для бегунов. Айнсли, мануальный терапевт-хиропрактик, путешественник, плотник, мастер верховой езды, увлекавшийся рукопашным боем и наукой, был неплохим бегуном. У него были длинные волосы, борода и мощный мускулистый торс, скорее подходивший игроку в регби или американский футбол. Ему принадлежал титул лучшего бегуна в группе «тяжеловозов» – Clydesdale, людей с весом свыше 90 килограммов: он пробежал марафон за 2 часа 52 минуты.

Но больше всего Айнсли были по душе скачки на Кубок Тевиса. Он уже получил свои пряжки в 1971 и 1972-м. В том же году он подарил свою верную лошадь любимой женщине. Но вскоре дама от него ушла, прихватив с собой и лошадь. В 1973 году Айнсли снова вышел на старт. Примерно в районе тридцатой мили, на так называемой Лужайке Робинсона, его новая лошадь захромала. С дистанции ему пришлось сойти. А на следующий год Айнсли, чтобы поберечь лошадь, решил сам пробежать дистанцию.

Это был на редкость жаркий день, по ходу скачек даже пала одна лошадь. Айнсли появился на финише через 23 часа 42 минуты и получил свою очередную пряжку. Медицинскую помощь ему оказывал, понятное дело, врач-ветеринар.

Еще один человек попытался пробежать дистанцию в 1975-м, но сошел на 97-й миле. В 1976 году длинноволосый бегун Кен Ширк финишировал через 24 часа 29 минут. Наконец, в 1977 году был проведен забег Western States Endurance Run, известный теперь как Western States 100. Четырнадцать бегунов бежали вместе с партнерами-наездниками (в тот год до финиша добрались трое). Еще через год организаторы решили разделить состязания для наездников и бегунов и перенесли Western States на более раннее время года, когда чуть прохладнее. С тех пор соревнования проводятся в последний выходной июля.

Забег стартует в долине Скво-Вэлли. Бегунам сначала надо подняться на высоту в две с половиной тысячи метров над уровнем моря к перевалу Эмигрантов (подъем на 800 метров на участке в 4,5 мили). Впрочем, весь оставшийся маршрут – это набор высоты в 5 километров и снижение на 7 километров. Участники бегут по тропам, по которым когда-то ходили индейцы пайюты, шошоны и уашо, жившие в этих местах и занимавшиеся собирательством всего, что могла дать эта каменистая земля: орехов, ягод, насекомых, ящериц, кореньев; охотившихся при помощи ловушек на зайцев, белок, изредка на горных антилоп. Индейцев не стало, их сгубили оспа, пули и прочие побочные продукты новой западной цивилизации. На смену аборигенам пришли первые поселенцы и золотоискатели. Неподалеку от маршрута забега есть перевал Доннера, названный в честь одной из групп первопроходцев, которые тоже двигались на Запад, но не завершили свой «забег»: зимой 1846–1847 гг. их постигла гораздо более мрачная участь, чем отсутствие серебряных пряжек на ремнях.

Луна поднялась выше. Бледное, размытое серое небо обещало такой же тусклый серый зимний день. Я продолжал бежать мимо берез, вдоль пустынных голых полей. Ноги увязали в снегу. Я выдергивал их, размахивал руками, снова проваливался и снова выбирался из снега. Окрестный лес сковывала бескрайняя тишина, нарушаемая лишь звуком моих шагов и тяжелым ритмичным дыханием. В то утро мне нужно было пробежать 1 час 15 минут – 10 миль со скоростью 7 минут 30 секунд на милю. И на следующее утро предстояли 10 миль, и через день тоже. В выходные же я бегал по 25 миль.

Некоторые знакомые, которые знали, сколько я тренируюсь и чем питаюсь, говорили, что я просто сумасшедший. Отец, весивший под 130 килограммов, настаивал: «Если ты бегаешь на длинные дистанции, ты должен есть мясо». Когда же я ответил, что ему самому не мешает начать следить за собственным здоровьем и есть больше овощей, он заметил: «Погоди, вот будет тебе сорок, посмотрим, как ты будешь выглядеть и как себя чувствовать». Дедушка Эд, отец моей мамы, сказал, что «прожить на одних фруктах и орехах» невозможно и мне к пятому десятку потребуются новые колени.

Но я никогда не чувствовал себя лучше, чем сейчас. У меня всегда была отличная выносливость, но сейчас все боли, какие я когда-либо чувствовал после длительных забегов, совершенно исчезли. Отдых между пробежками стал занимать значительно меньше времени. Я чувствовал себя легче и сильнее. Я чувствовал себя так, как не чувствовал в юности.

Я вернулся домой, бледный день стал еще бледнее, сквозь сумрачную дымку едва пробивалось солнце, даже не обещая дня. Машины откашливались влажными кольцами дыма. Пора принять душ, влезть в свежую одежду. И начинать нормальный день.

Мышцы корпуса

Ноги могут помочь в движении, но наибольшая сила заключается в мышцах живота и спины. Для мышц спины хороши тяги на тренажере и работа на тренажере, имитирующем греблю. Если вы занимаетесь йогой, сконцентрируйтесь на асанах для гибкости спины, например на позах «саранчи», «моста» и «лодки».

Для пресса делайте упражнения, которые помогут стабилизировать тазобедренный сустав во время бега. Упражнение «планка» – самый лучший и наиболее эффективный способ усилить мышцы пресса. Для упражнения «прямая планка» ложитесь на коврик лицом вниз, затем согните руки в локтях на 90 градусов и перейдите в упор лежа на локтях, опираясь на пальцы ног так, чтобы тело составило прямую линию от макушки до пяток. В «боковой планке» делайте то же самое, опираясь на один локоть и на пальцы одной ноги. Эти простые упражнения можно усложнить, добавив движения ног, рук или расположив ноги или руки на диске или воздушной подушке.

Впрочем, для бегунов полезны любые асаны, укрепляющие мышцы корпуса. Точно так же полезен пилатес. Все это повышает эффективность бега.

Блинчики из восьми круп с клубникой

Впервые я испек такие блинчики после двадцатимильной зимней пробежки в Миннесоте и открыл для себя две вещи: первое – пышное сладкое тесто можно приготовить без добавления яиц и молока, и второе – в мире бесконечно много видов круп, названий которых я даже ни разу не слышал. Цельнозерновые крупы можно купить в специализированных супермаркетах, ориентирующихся на здоровое питание. А имея мощный высокоскоростной блендер, вы можете самостоятельно молоть свежую цельнозерновую муку, как это делаю, например, я.

Смешайте вместе несколько круп в любой комбинации, чтобы в результате получилось две чашки муки. Добавьте смолотые семена льна или чиа, они заменят яйца. Блинчики не только получаются вкусными, они содержат много углеводов и аминокислот. Это прекрасное блюдо, чтобы подкрепиться перед продолжительной утренней пробежкой или после занятий; иногда я беру такие блинчики прямо на тренировки.

Ингредиенты:

¼ чашки просеянной белой муки

¼ чашки гречневой муки

¼ чашки цельнозерновой пшеничной муки

¼ чашки овсяной муки

¼ чашки молотой пшенной крупы

¼ чашки ржаной муки

¼ чашки молотой перловой крупы

¼ чашки кукурузной муки

¼ чашки молотых семян льна или чиа

2 ч. л. разрыхлителя

½ ч. л. соли

2 чашки веганского молока (например, см. рецепт рисового молока в главе 2)

3 ст. л. оливкового масла

2 ст. л. нектара агавы или кленового сиропа (можно заменить другими фруктозными сиропами)

1 ч. л. ванильного экстракта

1½ чашки мелко нашинкованной мороженой или свежей клубники

1 ч. л. кокосового масла

Для подачи блинов – кленовый или фруктовый соус, по вкусу

Смешайте в большой миске все виды муки и молотых семян, добавьте разрыхлитель, соль. Влейте веганское молоко, оливковое масло, нектар агавы или кленовый сироп, ванильный экстракт. Хорошо перемешайте. Вмешайте в готовое тесто нашинкованную клубнику.

Смажьте сковороду кокосовым маслом, как следует прокалите на среднем огне в течение 3–5 минут или до тех пор, пока капля воды, вылитая на разогретую сковороду, не начнет быстро испаряться.

Распределите равномерно по сковороде ½ или ¾ чашки теста. Поджаривайте до получения золотистой корочки снизу и появления небольших пузырьков на поверхности, переверните блинчик и прожарьте его с другой стороны. Так же выпекайте остальные блинчики. Подавайте с кленовым сиропом или фруктовым соусом, по вкусу.

Получается 10–12 блинов диаметром сантиметров 15.

10. Опасные ноты
И еще немного о тренировках к Western States, 100 миль, 1999

 
Снег. Солнце. Камни. Небо.
Он делал то, что он знал и умел.
Сейчас. Просто так, потому что мог.
 

Джеймс Гэлвин

Книг на тему «Как стать чемпионом в беге на 100 миль» нет. Я это знаю, потому что сам их искал. А интернет в то время только появился. В общем, мне пришлось заниматься планированием своей подготовки самостоятельно.

Во-первых, в конце апреля мы с Леа переехали в Сиэтл: мне предложили работу в магазине FootZone. С его владельцем сверхмарафонцем Скоттом Маккабри я познакомился в 1997 году на забеге на 50 км Cle Elum Ridge, когда проходил интернатуру в Сиэтле. Всему, чему можно было научиться у снежных троп и холодных ночей, я уже научился. Теперь, чтобы участвовать в Western States, мне нужны были горы.

И, во-вторых, я рассчитывал на тренерскую помощь со стороны бегунов старшего поколения.

Когда в 1992 году Артур Ньютон решил бежать Comrades Marathon в Южной Африке (на самом деле протяженностью в 55 миль), ему было 38 лет. Физическая форма Ньютона была отнюдь не блестящей, он прекрасно понимал, что соревноваться придется с молодыми спортсменами, бегающими гораздо быстрее его. Но то ли Ньютон не видел для себя другого выхода, то ли знал, что делал, он тренировался по неслыханной по тем временам программе, включавшей в себя ежедневные забеги на 10 миль. После Comrades Marathon он выиграл еще пять марафонов, установил мировые рекорды на дистанциях 30, 35, 40, 45, 50 и 100 миль. Этого человека можно считать «отцом» концепции тренировок, основанных на медленных длительных пробежках. Ньютон также считается первопроходцем в вопросах правильного питания на длинных дистанциях; многие утверждали, что он даже изобрел некий «чудесный эликсир» (на самом деле это был лимонад с солью).

Но на сверхдлинных дистанциях лимонада вряд ли будет достаточно. И я обратился к опыту Перси Черутти из Австралии, одной из самых невероятных фигур в пантеоне сверхмарафонцев, менеджера магазина одежды и сторонника питания натуральными продуктами.

В 1939 году в возрасте сорока трех лет Черутти пережил нервный срыв. После того как врачи пообещали, что жить ему осталась пара лет, Перси перешел на строгую диету, стал регулярно тренироваться и исповедовать философию, которую называл «стотанской» – производным от слов «стоик» и «спартанец». Он утверждал, что спортсмен должен проявлять «твердость, жесткость характера и непоколебимую веру в свои принципы», но при этом принять «концепции диеты, философии, интеллектуального и культурного развития». Черутти утверждал, что «личностный рост возможен только за пределами зоны комфорта».

Черутти следовал определенной концепции отдыха и восстановления (а прожил он в итоге до восьмидесяти лет). Тренировкам по секундомеру предпочитал интуитивный подход, основанный на личном опыте. Он занимался скоростной работой на песчаных дюнах, тяжелой атлетикой, йогой, придерживался строгой диеты, основу которой составляли сырые овощи, фрукты и цельнозерновые продукты, изучал способы бега различных животных. Он также советовал не запивать еду водой и не общаться после полуночи. Его «протеже» Херберт Эллиот, знаменитый бегун на средние дистанции в 1950-е годы, называл «стотанские» тренировки «прекрасными и болезненными… основанными на концептуальной философии и подходе “стремиться к личностному росту, становиться добрее, расширять свои горизонты, становиться лучше”».

И Ньютон, и Черутти в своих тренировках следовали нетрадиционным подходам: Ньютон делал упор на длинные пробежки, Черутти – на все без исключения аспекты жизни, в том числе на тренировки на испытание выносливости. Возможно, мое детство могло показаться кому-нибудь необычным в общепринятом смысле, но мое поведение всегда оставалось предельно традиционным. Большую часть жизни я был «послушным сыном» и не только не пресекал черту моральных норм, установленную родителями, учителями, начальниками и тренерами, – я даже близко не подходил к ней. Поэтому меня очень интересовали такие необычные люди, как Ньютон и Черутти, ведь они раздвигали общепринятые рамки обыденного.

Меня восхищали такие бегуны, как Дасти. Я учился у людей из другой эпохи, в свое время преодолевших границы, считавшиеся до этого недостижимыми. И был еще один человек, которому я благодарен за то, что он заставил меня сделать больше, чем казалось возможным, – Чак Джонс. Он был моим кумиром на Western States.

Джонс начал бегать на 50 миль в 1985-м. А в 1986-м поразил тогда еще немногочисленную группу сверхмарафонцев тем, что выиграл Western States, чем немало огорчил владельца фисташковой плантации пастора Церкви Бога Джима Кинга Джонса, который ради участия в Western States каждую неделю пробегал по 200 миль (обычно в то время пробегали по 120–140 миль в неделю). Однажды на Western States на особенно крутом подъеме к Чаку Джонсу подбежал журналист из ABC и спросил: «Как вам удается постоянно улыбаться – с того момента, как мы начали вас снимать, улыбка не сходит с вашего лица». Не сбиваясь с темпа, Джонс ответил: «Я просто люблю бегать».

Чак родился в семье, где было четырнадцать детей, тринадцатым по счету. Он не мог играть в командные игры – его мать не могла позволить себе оплачивать униформу и поездки на тренировки. (Когда Чаку было четыре с половиной года, их отец покончил жизнь самоубийством). Чак играл на барабане, с шестнадцати лет занимался трансцендентальной медитацией, а к двадцати годам увлекся спортивной ходьбой. Чтобы минимизировать время восстановления, Джонс исключил из рациона кофеин, курение и мясо, причем одновременно. И это помогло.

У Джонса было трудное детство. Его отличал необычайный, очень сложный тренировочный режим. Подход к бегу, сложный и в то же время примитивный, приносил ему радость, как в детстве. Как это было мне знакомо!

Знакомство с Джонсом напомнило мне мою встречу с Дасти. А сам Дасти после моего отъезда из Миннесоты проплыл на каяке вдоль всего Верхнего озера (самого большого среди Великих озер), выпекал пиццу, побеждал в соревнованиях, строил дома, менял женщин, натирал воском лыжи, пожил в пяти штатах страны и вообще полностью оправдывал прозвище Комок Пыли. Например, вечером перед марафоном Grandma’s Marathon Дасти пил в баре неподалеку от будущего финиша и, боясь опоздать на утренний автобус, придумал, как ему показалось, идеальный способ решения проблемы: взял и пробежал всю марафонскую дистанцию до ее старта. А потом заснул на газоне. Проснулся он от выстрела стартового пистолета, побежал марафон и финишировал меньше чем за три часа. Я всегда задаюсь вопросом: «Почему?», размышляю о возможных вариантах развития событий, а Дасти делал что хотел и когда хотел. Джонс, Ньютон и Черутти преодолевали общепринятые границы возможностей человеческого тела и разума и устанавливали новые границы. Бег для них не был тренировкой, хобби, даже не был неким родом деятельности, в котором они соревновались с другими. Каждый из них был, в общем, экзистенциалистом. И я тоже хотел быть таким.

В Сиэтле я ежедневно пробегал по шесть миль до работы. А когда приходил домой, еще бегал по улицам, впитывая всем телом холодящую прохладу, расслаблявшую мышцы, и изучая окрестности моего нового места жительства.

Серьезные тренировки я проводил по выходным.

По выходным я искал границы своих возможностей. И нашел их на горе Сай.

Серьезные альпинисты, совершающие восхождения на горы Рейнер и Мак-Кинли, чтобы проверить себя на прочность, идут с рюкзаками на гору Сай. В некоторых семьях есть традиция совместного ежегодного восхождения на гору Сай. Некоторые продвинутые бегуны из Сиэтла бегают по этому маршруту. И только очень и очень опытные бегуны пробегают маршрут два раза подряд: сначала вверх, потом вниз, потом снова вверх и вниз.

Я шел своим путем. Он начался на плоских равнинах и теперь привел меня на горные перевалы. Мне нужны были горы. И в первый же после переезда в Сиэтл выходной я отправился к подножию горы Сай: я собирался пробежать маршрут трижды.

Набор высоты на маршруте на горе Сай составляет один километр, и, на первый взгляд, это немного. Если не принимать во внимание, что длина всей дистанции – всего четыре мили. То есть подъем – 250 метров на милю. До этого в Миннесоте моим самым сложным подъемом был забег на перевал у Верхнего озера. Набор высоты тогда составил 180 метров на двух милях и по ровной асфальтированной дороге.

Валуны на тропе были размером с микроавтобус. Опасные корневища тянулись из-под гигантских зарослей болиголова и пихт, устилая собой всю землю. Листья кустарников хлестали меня по бокам, пока я карабкался в гору. Иногда я обгонял пеших туристов, лезших наверх, или встречал людей, спускавшихся вниз. Я был единственным бегуном на тропе. Если смотреть на тропу снизу, кажется, что она идет вертикально вверх. Но я знал, что, конечно же, такого не может быть, должен быть хотя бы один пологий участок. Я оказался прав: такой участок был, ровно на половине маршрута, целых сто метров. Я мысленно назвал его «долиной Сай». Через каждые полмили на тропе стояли деревянные столбы, все поросшие мхом, – как напоминание о том, что я подписался на день экзекуции. В первый раз выйдя на трассу, стартовую милю я пробежал за 14 минут.

Эта гора напомнила мне о том, что забеги не выигрываются просто так и сразу. О том, что единственный способ выжить на дистанции сверхмарафона – разбить ее на отрезки. И гору Сай я покорял по частям. Прыгая по колено в снегу по дорожкам для снегоходов в Миннесоте, я осознал значимость каждого шага. Гора Сай научила меня бежать вверх как можно быстрее, когда не видишь, куда ступаешь, и потом быстро спускаться по тому же пути вниз. Это не был бег трусцой на вершину горы Сай и обратно – я не смотрел под ноги. В первый день я трижды забегал на гору и трижды сбегал с нее так быстро, как только мог. А потом поехал домой и работал весь день.

На следующее утро вылезать из постели совсем не хотелось. Я слышал «пение сирен»: о теплой постели, удобном диване, паре часов чтения, прослушивания музыки или просто ничегонеделания. Никто не заставлял меня бежать. Никто не говорил, что я должен это делать. И никто бы не умер, если бы я немного отдохнул. Вот о чем была эта песня. Это была та самая приставучая, занудная мелодия, из-за которой некоторые бегуны сходят с дистанции. Песню «Отдохни, ты только что пробежал по горе, не нужно это делать еще раз» нельзя было слушать.

Вот тебе и «сокращение времени на восстановление», и вся сверхэнергичность, и вся диета! Неужели я довел себя до края? Обычно тренеры советуют выходить на пик тренировок в 80 процентов от предполагаемой дистанции забега. Но обычно тренеры и не бегают сверхмарафоны. Никто не может постоянно тренироваться на уровне 80 миль. В общем, я решил пойти по собственному пути: создать на тренировке условия сверхмарафона в плане физической, эмоциональной и умственной нагрузки.

В тот день, когда после бега на горе Сай единственное, что мне хотелось, это сидеть и не двигаться, я «отключил музыку». И вышел на тренировку, что было сделать сложнее.

Тридцатипятимильный маршрут по Двенадцати вершинам (Twelve Peaks 35 Miles) проложил в свое время Рон Николл, пятидесятилетний бегун по прозвищу Рон Николл – Легенда. В Сиэтле Николла называли «бегуном-мазохистом». Обычно сверхмарафонцы пытаются или работать над улучшением техники бега, или максимизировать дистанцию, покрываемую с определенным усилием. Я, например, так и старался делать. Рон же выполнял сложнейшие задания до тех пор, пока они не становились легкими, а потом делал нечто еще более сложное.

Подъем на Двенадцать вершин был короче подъема на гору Сай, но у него были свои «фишки». Он тянулся на 35 миль, в отличие от 24 миль трехразового подъема-спуска на гору Сай. Но эти тридцать пять миль включали в себя подъем более чем на три километра и такой же спуск. И все – по извилистой тропе, то поднимавшейся вверх, то спускавшейся вниз, по скользким валунам, поросшим мхом, по грязи, через бурелом, который местные прозвали «Вьетнамом», сквозь плотные заросли папоротника и стрелы болиголова и невозможно изумрудный лес. Кроны кедров смыкались над головой, словно свод собора, и превращали яркий день в вечные сумерки. Я бегал там в слякоть, снег, в сорокаградусную жару, которая превращала воздух густого леса в пар, словно в скороварке.

Мох и слякоть помогали найти боль, которую я искал. Но мне требовалось нечто большее.

Мой кумир Чак Джонс рассказывал в одном из своих интервью о вибрациях, космических лучах, связи с внешними мирами (чем немало обескуражил своих оппонентов). Я понимал, что он на самом деле имел в виду – это ощущение полной свободы, когда ты вступаешь в некую зону, в которой чувствуется связь с землей и забываются будничные заботы. Но я не знал, как достигать этого состояния постоянно и целенаправленно.