Текст книги "Стая воронов"

Глава 3

Забытый на мгновение саксонский мальчишка осторожно растер шею, ощупал синяки, оставленные чудовищем с черными когтями. Не сводя с парочки полных холодной ненависти глаз, он начал тихо пятиться назад. Он отходил по своим же следам, ступая почти бесшумно. Он родился на этой земле, был здесь как рыба в воде. Как лесная змея. И он-то точно знал, как отомстить этой датской подстилке и ее бесу. Юноша улыбнулся и растворился во мгле.

Глава 4

Под ногами сакса еле слышно хрустнула гнилая черепица. Гримнир резко повернулся, хрипло выругался. Но прежде чем он успел остановить мальчишку, ночное небо сотряс вопль.

– Лазутчики! – во всю глотку закричал сакс. – Лазутчики! В развалинах даны!

Его рев было слышно даже несмотря на шум осады. Он долетел до лагеря осаждавших Брод Нунны, разбитого у подножия холма, далеко от поля боя. Там отдыхали сейчас от штурма раненые воины. Услышав предупреждение сакса, они закричали сами; весть подхватили и остальные: торговцы провизией и шлюхи, кузнецы и стрел мастера, – сотни голосов повторяли одно и то же.

– В развалинах даны!

Гримнир, не отрывавший от города взгляд, заметил, что солдаты оборачиваются. Он видел, как их капитан, крепкий ублюдок с темно-рыжей бородой, повернулся в седле и дал знак лейтенанту – костлявому человеку в зеленом плаще поверх богатого валлийского доспеха. Тот кивнул и галопом поскакал к кучке оставленных в резерве сопляков – они тоже хотели урвать свой кусок славы. Саксы потолкались, похватали факелы и, пешие и конные, отправились вслед за лейтенантом вверх по холму.

Гримнир набрал полный рот слюны и сплюнул. Он подергал туда-сюда клинок в ножнах, потер основание шеи.

– Вставай с колен, подкидыш, – рыкнул он. – Пора делать ноги – и быстро!

Глава 5

Этайн не шелохнулась. Она не сдвинулась с места ни после крика сакса, ни после приказа Гримнира; не обратила внимания на звон оружия и возгласы карабкавшихся по холму людей. Она стояла на коленях в неровном оранжевом свете костров – склонив голову, закрыв глаза, – и продолжала тихо бормотать молитвы.

– Будет жарко, но если уберемся сейчас, то успеем перейти реку, прежде чем этот сброд до нас доберется, – Гримнир быстрым шагом прошел мимо, схватив ее на ходу за капюшон.

Этайн стряхнула его руку. Она не посмотрела на него, не встала, не дала себя увести, она продолжала молиться, стоя на коленях.

Гримнир остановился и бросил на нее злой взгляд.

– Некогда в игры играть, тупица! – на этот раз он вцепился ей в загривок. – Я сказал, пошли!

Этайн с ревом поднялась на ноги. Оттолкнула от себя Гримнира, ударив его в прикрытую кольчугой грудь.

– Так иди. Иди, гром тебя разрази! Беги, подонок несчастный! Видеть тебя не желаю!

Ее горячность ошеломила даже Гримнира. Он моргнул и, прищурившись, посмотрел на нее, будто впервые видел.

– Эти белокожие жаждут крови, – медленно произнес он. – Они думают, здесь двое данов. Мы…

– Так чего мне бояться? – перебила его Этайн. – Я не из данов. Я саксонка, болван. Хватит скалиться! Что ты мне сделаешь? Убьешь? Так давай! – она подняла голову, показывая горло. – Вытащи меч и закончи этот чертов кошмар, в который ты меня втянул! Все, что я знала и любила, осталось за тысячу миль и за пятнадцать лет от меня. И все из-за тебя, несчастный ты ублюдок! Из-за тебя и твоей слепой жажды убить другого несчастного ублюдка, о котором я знать не знаю. Так вот, дьявол побери тебя и твою месть! Убей меня, если хочешь! Прирежь, и дело с концом! Нет? Тогда беги! – Этайн опять его толкнула. – Беги, жалкий гоблин! Беги и спрячься в какой-нибудь норе! Исчезни во тьме, как все твое племя!

В глазах Гримнира блеснула ярость. Он шагнул к ней, но Этайн не шелохнулась, взгляд ледяных синих глаз горел все тем же жаром. Гримнир со злостью ощерился, медленно склонился к ней и плюнул ей под ноги.

– Скатертью дорога, подкидыш, – прошипел он. – Вот тебе совет: когда начнешь рассказывать им, какая ты саксонка, постарайся скрыть свой датский акцент, – и он оскалился, заметив тень сомнения в ее взгляде.

Вокруг развалин раздавались крики, звенели кольчуги, топали, взрывая носами землю, сапоги. Воины подошли совсем близко. Этайн замерла, ослепленная светом факела в руках всадника, перескочившего через стену разрушенной виллы. Лошадь приземлилась на мозаичный пол, из-под ее копыт брызнули искры. Этайн обернулась…

Гримнир исчез.

Девушка кивнула. И скатертью дорога. Она расправила испачканную одежду, выдохнула и призвала на помощь дух благочестивого брата Айдена – Айдена Уэссекского, который пятнадцать лет назад отправился в паломничество, дабы обращать язычников в истинную веру, и пропал по пути в Роскилле. Она выдохнула. Жаль, что у нее не было распятия и псалтыря – они послужили бы добрым христианам знаком, что она и правда одна из них. Но у нее ничего не было. Не было даже крестика на шее.

Будет достаточно просто вверить себя в руки Господа. Неисповедимы пути Его.

Этайн натянула капюшон, выпрямила плечи и вышла через главные ворота виллы с уверенностью священника, огражденного от всех бед своей верой. Воины еще взбирались по холму – саксы в кожаных доспехах поверх кольчуг и грязных серых штанах. Всадники ехали по обе стороны от них. Все перекрикивались, и в какофонии голосов сложно было разобрать слова.

Этайн перекрестилась.

– Добрые люди Уэссекса! – выкрикнула она, поднимая руки, чтобы привлечь их внимание. – Выслушайте меня! – Лейтенант в зеленом плаще пришпорил лошадь и с оголенным мечом ринулся через поток людей прямо к ней. Этайн подавила желание пуститься наутек. – Выслушайте меня, говорю вам!

– Закрой пасть, датская сволочь! – прорычал всадник. Он опустил меч, и Этайн отшатнулась от удара.

– Подождите!

Всадник натянул поводья и направил на нее клинок.

– Берите его живым! Обыскать развалины! Мальчишка сказал, их было двое!

– Прошу вас, послушайте! – Этайн вскинула руки в умоляющем жесте. Она не видела, что пешие подходят к ней со спины. Не видела, как один из них заносит над ней копье, словно дубину. – Пожалуйста…

– Датский ублюдок! – рукоять опустилась ей на спину. Этайн закричала от боли, метнулась в сторону. Второй удар пришелся по затылку. Она полетела вперед, перед глазами замелькали кровавые мушки.

– Н-нет… п-прошу вас…

Последним нанес удар лейтенант. Его сапог врезался ей в лоб, и Этайн обмякла, словно марионетка с обрезанными нитками.

Глава 6

Гримнир выбежал через черный вход виллы. Он летел к реке по древней тропе и не переставая вполголоса ругался.

– Старый дурак, – шипел он. – Совсем мозги набекрень. Схватил бы ее за шиворот, и всех делов… вытащил бы ее оттуда, как мешок ячменя!

У брода рядом с мельницей он неожиданно для себя самого остановился. Выругался, сплюнул под ноги.

– Имирья кровь!

И нет, он нисколько не привык к Этайн, и замешкался он не потому, что волновался за ее судьбу. Нет уж, пусть эта маленькая дрянь хоть сгниет в своем христоверском аду, ему все равно. Ему просто нужен был проводник в этой забытой всеми богами вонючей стране, а значит, надо возвращаться за этой упрямой христоверкой. Гримнир снова выругался. Задумчиво сжал и разжал когтистые кулаки, прикидывая варианты…

И вдруг, безрассудно оскалив в улыбке клыки, оглянулся на виллу.

– Что я, старая баба, чтоб бегать и прятаться от проблем? Это моя маленькая тупица! И пусть только трусливые саксонские ублюдки попробуют ее у меня отобрать.

Все сомнения исчезли. Он развернулся и успел сделать несколько широких шагов вверх по холму, но тут расклад сил изменился: из-за угла развалин показался всадник в зеленом плаще – тот самый лейтенант.

С проворством лисы Гримнир припал к земле и сполз с тропы в высокую траву. И все равно лошадь лейтенанта почуяла его запах: шарахнулась в сторону и прижала от страха уши. Всадник попытался успокоить ее, не замечая в кустах горящих, словно угли во тьме, сощуренных глаз.

Из развалин, окружая их, высыпала дюжина саксов, если не больше, – готовые к схватке громилы с факелами, мечами и луками с натянутой тетивой.

– Внутри никого! – крикнул один из них.

– Разделимся, – приказал всадник, махнув факелом. Все-таки не валлиец – темноволосый сакс с проседью в спутанной бороде. – Вульфрик! Сможешь его выследить?

– Да, Кюневульф, – вперед выступил немолодой лучник в кожаном доспехе, поджарый и худой как щепка. Он отдал свой лук и взял у одного из воинов факел. – А вы, недомерки, будьте начеку. Уж я-то выманю этого сукина сына из его норы.

Гримнир наблюдал, как Вульфрик осматривает влажную землю. Он и так знал, что тот увидит: смятую траву, следы узких ног Этайн и его самого, тяжелее и больше. Гримнир надеялся, что следопыт из этого сакса паршивый, но узнавал неторопливую повадку; он видел, как сакс поднимает брови, читая землю, словно книгу. Пропущено: Вульфрик был охотником. Гримнир еле слышно выругался, подбираясь ближе.

– Немаленькая скотина этот дан, – пробормотал Вульфрик. Он нагнулся всего в нескольких шагах от того места, где прятался Гримнир, и свободной рукой ощупал след на глине, всматриваясь в его очертания при тусклом свете факела. – Крупный и шагает широко.

Гримнир, невидимый в своем укрытии, напрягся и оскалился. Положил руку на рукоять клинка.

Вульфрик выпрямился, поднял над головой факел и обвел взглядом кустарники.

– Сюда пошел! С Божьей помощью мы…

Гримнир не дал ему закончить. С ужасающим криком он вылетел из укрытия; со свистом покинул ножны клинок. Повинуясь сильной твердой руке хозяина, он рассек запястье Вульфрика. Сакс завопил, его ладонь вместе с факелом отлетела в сторону. Прежде чем он успел опомниться, Гримнир шагнул вперед и стукнул его кулаком в грудь. Треснули кости. Грудина Вульфрика сломалась, словно от удара булавы; он замертво рухнул наземь, будто прохудившийся мешок с костями. Выпавший факел упал на мокрую землю и погас, рассыпавшись столпом искр. Гримнир растворился в темноте.

Кюневульф закричал, предупреждая остальных. Засвистела тетива. Гримнир, рожденный в мире теней и полумрака, прекрасно видел, что их стрелы летят мимо цели. Саксы кинулись вниз по тропе, замелькали огни факелов. Гримнир отступал дальше от света, пока не почувствовал речную воду под ногами. Он подумывал укрыться в развалинах мельницы – оставшейся слева от него массивной громадине, зеленой от мха, словно жаба, – но передумал. Эта западня легко могла стать его могилой. Нет, здесь ему места мало. Двигаясь почти бесшумно, как привидение, Гримнир пересек реку вброд и исчез.

Глава 7

Темнота взорвалась снопом острых рыжих игл. Раскаленными ножами они впивались Этайн в глаза, выжигали изнутри череп. Кто-то держал ее грубыми мозолистыми руками; ее прижимали к рыхлой земле, к ледяной грязи, нестерпимо смердящей гнилью и людскими испражнениями. Этайн вырвало. Она перевернулась на спину и приоткрыла глаза. Вокруг нее стояли саксонские воины – и на их хмурых злых лицах читались лишь самые низменные желания. Раздраженным, голодным, им хотелось лишь съесть добрый кусок мяса, выпить большую кружку эля да потискать датскую шлюху с волосами из чистого золота. Хотелось вдосталь пожить, подраться, потрахаться и пограбить, прежде чем возвращаться домой и гнуть спину на землях своих господ. Этайн читала это по их лицам, по глазам, полным неприкрытой ненависти к ней.

Она закричала, когда они потянули к ней руки; безжалостно смеясь, они стянули ее сутану и верхнюю одежду, оставив ее трястись от холода в потертой льняной рубахе.

– Чтоб мне провалиться! – хрипло, как дикий пес, гаркнул один из них. – Да это женщина!

– Неисповедимы пути Господни, а?

Еще один взрыв хохота. Кто-то пнул ее в живот, заставив перевернуться на спину. Кто-то ее ощупал.

– А эта датская потаскушка ладно сложена, даром что на парня похожа.

Этайн попыталась отползти от них, но один из саксов поставил ей на спину сапог и отшвырнул обратно в круг. В отчаянной попытке спастись она поднялась на колени, сложила у груди ладони. Перед глазами плыло. Зрение не слушалось, саднящая голова словно распухла и горела огнем. И все равно слова сами скользнули на язык.

– Христос наш Сп-спаситель, – произнесла она на западносаксонском; в горле так пересохло, что речь походила на хруст веток. – Вспомни ужасы и страдания Свои, вспомни з-злые слова и тяжкие муки, которым подвергали тебя враги твои. Заклинаю тебя, Господи, упаси меня от врагов моих, зримых и незримых, защити меня и даруй спасение души. Аминь.

Мужчины вокруг замолкли. Они неуверенно переглянулись. Одно дело грабить дикарей-язычников, но причинить зло сестре во Христе для большинства из них было смертным грехом. Они повернулись к человеку, который стоял вне круга к ним спиной и смотрел на завершение осады.

– Она не язычница, капитан, – сказал один из воинов.

– Разве? – капитан обернулся. Он был высок и хорошо сложен, широкую грудь защищала кольчуга. Рыжую бороду тронуло уже серебро. На богатом плаще, подбитом горностаем, засохли капли крови; он положил руку на тяжелый серебряный крест у себя на груди. – А может, она просто умелая лгунья?

Он подошел ближе и смерил ее взглядом, словно торговец, который приценивается к товару.

– Verbum mendax iustus detestabitur…

– …impius confundit et … et c-confundetur [2]2
  Праведник ненавидит ложное слово, а нечестивый срамит и бесчестит себя.


[Закрыть], – продолжила Этайн.

Капитан приподнял брови.

– Знаешь Соломоновы притчи? Похвально, особенно для женщины, – он сбросил плащ и накинул его Этайн на плечи. – Как твое имя?

– Э-этайн.

– Мы в затруднении, Этайн, – сказал капитан. – Хоть эти псы и похожи на толпу адских бесов, на самом деле они люди благочестивые и богобоязненные. Я разрешил им на свой вкус развлекаться с любой дикаркой, которую найдут, но они под страхом смерти не надругаются над доброй христианкой. Тут мы и подходим к нашему затруднению, – он указал себе за спину, где за воинским кругом седой сержант держал за шкирку саксонского мальчишку. – Этот паренек говорит, что ты лазутчица-датчанка. И хуже того, он говорит, ты ведьма и в сговоре с самим дьяволом. Но твой вид и молитвы сбивают нас с толку. Ну так что, Этайн? Ты лазутчица? Или ведьма, что хочет обвести нас вокруг пальца?

Воины вокруг нее встали плотнее друг к другу, еще больше сжимая круг. Она подняла взгляд на капитана и тотчас же горячо об этом пожалела. Его лицо расплывалось в ореоле света, красные мушки перед глазами мешались с черными. Этайн крепко зажмурилась.

– Н-нет.

– А, так он клевещет на тебя? Этим он оскорбляет Господа, – капитан кивнул держащему мальчика сержанту: – Убей его.

В свете огня сверкнул нож, мальчишка закричал. Этайн обвила руками капитанский сапог.

– Нет!

Он поднял руку, останавливая казнь.

– Так значит, он прав, называя тебя ведьмой и датской лазутчицей?

– Он… нет.

– Дорогая моя Этайн, – повысил голос капитан, перекрикивая недоверчивый гул воинов. – У истины много граней и сторон, но нельзя говорить правду и ложь одновременно.

Этайн медленно покачала головой.

– В-все очень запутанно…

– Так объясни мне. Почему ты пряталась в развалинах? Если ты не ведьма и не лазутчица, то зачем убежала от моих людей?

– Я и не убегала, – она приложила руку к окровавленной щеке. – Спросите ударившего меня, пыталась ли я бежать.

Ее честность сбила капитана с толку. Он начал говорить, но смолк, когда в круг ворвался посланник из Брода Нунны – взволнованный юноша верхом на искусанной мухами кляче.

– Милорд, ворота вот-вот падут!

Новость переполошила саксов. Капитан выпрямился.

– Всем приготовиться, парни! Время показать этому заморскому сброду, кто здесь главный! Кюневульф уже вернулся? Нет? А, наверное, выслеживает ее сообщника! Да поможет Бог брату Кюневульфу и его следопытам!

Саксы поддержали капитана радостным криком.

Мир перед глазами Этайн покачнулся, все расплылось, гудение голосов превратилось в оглушительную какофонию: вой, крики, визг и проклятия. Она схватилась за голову и упала на бок, инстинктивно свернулась клубком.

– А с этой что? – спросил сакс. – Подождем, пока Кюневульф притащит второго, и казним обоих, или пусть ребята сперва немного развлекутся?

Этайн услышала, как капитан задумчиво цокает языком.

– Нет, – произнес он мгновение спустя. – Положите ее в телегу и не спускайте с нее глаз. Возьмем ее с собой в Баден. Лорду Хротмунду подавай язычников, а уж к предателям у него совсем особая любовь.

Капитанские сапоги зачавкали по грязи – он обернулся и приказал своим людям выступать. Этайн снова почувствовала, как ее поднимают, в этот раз куда бережнее. Кажется, им было ее жаль. И они боялись.

– Лорд Хротмунд? – пробормотал один. – Лучше уж самим ее прикончить, неважно, что она натворила.

В этот момент ее разум затопила тьма, и больше Этайн ничего не услышала.

Глава 8

Огни полыхающего Брода Нунны озарили небо, подсветили очертания развалин; со стороны холма вниз к берегу реки понеслись крики. Чуткие уши Гримнира различили далекие победные вопли и мольбы о милосердии. Но заполнивший ноздри едкий дым – пахло горящей соломенной кровлей и паленым мясом – подсказал ему, что пощады не будет.

Гримнир сидел низко к земле в зарослях камыша, под защитой ивовых ветвей, и наблюдал за своими врагами. Сакс по имени Кюневульф спешился и сидел теперь у тела Вульфрика.

– Хоть из-под земли мне этого клятого дана достаньте!

Троих воинов он отправил обыскать мельницу, а остальные бродили осторожно в высокой траве по обеим сторонам тропы. Сам Кюневульф медленно подошел к кромке воды. Его цепкий взгляд скользил по дальнему берегу.

«А этот умен, – подумал Гримнир. – Даже слишком. Знает, свинья, что здесь кто-то есть и наблюдает за ним».

– Эй, там! – вдруг крикнул Кюневульф на датском наречии. – Эй!

Его люди откликнулись на зов, но Кюневульф прикрикнул на них, и они замолкли. Он вновь уставился на дальний берег.

– Ты меня слышишь? Я знаю, что ты там, дан. Ты убил Вульфрика… Он был мне двоюродным братом. Я требую вергельд. Покажись, и давай решим это, как подобает мужчинам.

Гримнир тихо фыркнул. И сказал еле слышно, чтобы остальные саксы различили лишь легкий шелест:

– Nár! Старая уловка, сакс. Выманишь меня из укрытия, и твои люди истыкают меня стрелами, как ежа.

– Это не уловка, – Кюневульф повернулся к своим людям. – Опустить луки. Опустить! – саксы недовольно повиновались. – Видишь? Я просто хочу поговорить.

– Тогда приведи мне девчонку, – ответил Гримнир. Он шевельнулся, еле заметно зашуршав камышом. Кюневульф повернулся на звук. – Она моя. Верни ее мне, и мы, может быть, потолкуем.

– Девчонка? Что еще за девчонка?

– Та, которую вы взяли в плен.

– Ты про второго лазутчика? Не знал, что это женщина. Нет, дан… Теперь я могу сделать не больше твоего.

– Ты ее убил? – в голосе Гримнира зазвучали опасные нотки.

– Не я. Я лишь схватил ее и отослал к своему капитану, лорду Этельстауа. Не сомневаюсь, что после допроса он отдаст ее на милость своих солдат. А когда она им надоест, они кинут ее тело в погребальный костер к другим язычникам, – Кюневульф кивнул назад, на клубы дыма, поднимавшиеся над полыхающим селением в светлое от огня небо. – Теперь надо решить, что делать с тобой.

Гримнир громко сплюнул.

– Со мной? Я пойду своей дорогой, жалкий ты болван.

– Оглянись вокруг, дан, и скажи мне, кто здесь болван! Твои люди мертвы. Корабли сожжены. К рассвету от твоего селения останутся лишь пепел и тлеющие угли. Куда же ты пойдешь? Я знаю эту землю лучше, чем лоно моей жены. Попробуешь спрятаться, и я вытащу тебя из любой норы. Выходи, дан, сдавайся. Даю тебе слово, твоя смерть будет быстрой – такой же, как смерть бедного Вульфрика.

– Твое слово? – Гримнира распирало от ярости. Но он не поддался ее раскаленной добела хватке. Стиснул зубы, прикусив до крови язык. – Твое слово ничего для меня не значит, жалкий слизняк! Я сказал, что пойду своей дорогой. Попробуй остановить меня, если смелости хватит. А что до твоего вергельда… – Гримнир вытащил из-под кольчуги кожаный мешочек и швырнул его на другой берег. Он упал Кюневульфу под ноги – тихий звон монет говорил сам за себя.

Шевельнулись ветви ивы – Гримнир удалялся от берега, растворяясь во тьме. Несколько саксов подняли луки. Они всматривались в ночь, в листву раскидистых деревьев и заросли камыша, подмечая каждый шорох. Но он не выдал себя, не стал мишенью. Уже далеко от берега он услышал приглушенный голос Кюневульфа:

– К чему все усложнять, дан? Дан? ДАН!

Глава 9

Кюневульф постоял еще у реки, всматриваясь в темноту дальнего берега. Он воевал всю свою жизнь, сначала – против валлийцев вместе с отцом, после – против данов под началом лорда Этельстана, в чине лейтенанта. Он не понаслышке знал о боли, лишениях, голоде и страхе. Умереть он не боялся, дело его было угодно Богу, но его страшили пытки в плену. Он знал, каков этот страх на вкус и на запах, помнил, как он скручивает узлом кишки, заставляет пачкать штаны. Но больше того, Кюневульф знал, как пробудить этот страх и в других. Он наполнит последние часы проклятого дана ужасом. Тот кровью заплатит за жизнь бедного Вульфрика.

И только когда в нем не останется ничего, кроме пронизывающего нутро ужаса, Кюневульф медленно его прикончит…

Лейтенант огладил спутанную бороду.

– Ну-ка в круг, парни. Охотились когда-нибудь на валлийского вепря?