Текст книги "Вторжение в Империю"

Капитан

– Статическое поле в зале Совета включено, сэр, – негромко проговорила старший помощник Хоббс.

Ее слова прорвались через шквал визуальных и словесных сообщений, носившийся по инфоструктуре «Рыси». Капитану Лауренту Заю пришлось мысленно повторить их, прежде чем он поверил в сказанное. Впервые за четыре часа он позволил себе увидеть искорку надежды.

Акустики наконец завершили анализ взрывного звука в зале Совета. Оказалось, что это был вовсе не выстрел. Вероятно, кто-то перевернул стакан, в который спикировал разведывательный микрокорабль, и этот звук был усилен его чувствительной аудиосистемой. В общем, Зай раньше времени отдал приказ о начале спасательной операции, но пока она проходила успешно. Таковы военные удачи.

– Рикс номер пять мертв. Локальные потери – четверо десантников, – последовало еще одно сообщение.

Зай одобрительно кивнул и вгляделся в воздушный экран. Его десантники рассредоточились по дворцу почти правильным шестиугольником, симметрия которого была лишь немного нарушена за счет приземления с большой высоты. Бойцы умело обходили ловушки и вели перестрелку с двумя оставшимися в живых риксами. Дела у ребят шли совсем неплохо. («Ребята» – не совсем верное слово, поскольку семнадцать из двадцати пяти десантников были женщинами, но ваданцы привыкли пользоваться старой доброй военной лексикой.)

«Если Дитя-императрица еще жива, – подумал Зай, – быть может, я сумею пережить этот кошмар».

Но потом его снова охватили сомнения. Императрица могла быть убита во время обстрела зала Совета пулями, выпущенными из электромагнитных орудий. Или когда в зал ворвались десантники. Риксы могли прикончить Императрицу в то самое мгновение, когда взяли ее в заложницы, – они запросто могли таким образом попытаться обеспечить себе гарантию от спасательной операции. Но даже если Императрица до сих пор была жива, где-то на сложном, запутанном поле боя пока находились еще двое уцелевших риксов.

– Второй этап, – приказал Зай.

«Рысь» сотряслась – это сработали пусковые установки и к поверхности «Легиса» устремились катера с десантниками из отряда подкрепления. Вскоре имперские силы должны были получить подавляющее численное преимущество. Каждая минута, в течение которой не происходило катастрофы, приближала Лаурента Зая к победе.

– А где этот треклятый Вехер? – процедил капитан сквозь зубы.

– Он внутри статического поля, сэр, – ответила Хоббс.

Зай кивнул. Система связи скафандра врача не могла послать сигнал за пределы статического поля. Но уж если десантники решили включить поле, это означало, что Императрица, скорее всего, жива.

– Риксы стреляют! – послышался синтезированный голос десантника – кого-то из тех, кто находился во дворце. Бойцы пока дышали кислородным гелем – на тот случай, если бы риксы вздумали использовать отравляющие газы. Тактический бортовой искусственный интеллект произвел расчеты на основе звука разряда бластера, уловленного наушниками шлемов нескольких десантников. На плане дворца появилась вычерченная холодными синими линиями трапеция – границы района, где мог находиться рикс.

Зай скрипнул зубами. В условиях города боевики-риксы были подобны квантовым частицам, духам или привидениям, местонахождения и намерения которых были только вероятны. Уверенность приходила лишь в тот момент, когда риксов настигала смерть. Ближайшая граница местонахождения данного боевика пролегала всего в ста метрах от зала Совета. Достаточно близко, чтобы думать об угрозе для Императрицы, но достаточно далеко для того, чтобы…

– Обстрелять этот район из электромагнитных орудий, – приказал Зай.

– Но, сэр! – запротестовал второй стрелок Томпсон. – Целостность дворца уже и так под вопросом. Это же не гиперуглерод, это камень. Еще один залп…

– Я рассчитываю на обрушение, стрелок, – сказал Зай. – Или вы думаете, что нам так сказочно повезет и мы уложим эту риксскую бабу метким выстрелом?

– Статическое поле выведено всего лишь на первый уровень, но оно должно выдержать, – негромко добавила Хоббс.

Старший помощник поняла ход мыслей капитана. Тем, кто находился внутри статического поля, упавший камень не повредил бы. При обрушении дворца могли пострадать другие – остальные заложники, десантники, все прочие, кто находился во дворце. Ими можно было пожертвовать. Но и имперские десантники, и риксы носили броню и не должны были погибнуть от камнепада. В худшем случае их могло засыпать обломками.

– Огонь, – скомандовал первый стрелок, и на воздушном экране появились прямые зеленые лучи, вонзившиеся в синюю трапецию, будто булавки в игольную подушечку. Зай ступнями ощутил орудийную отдачу, и это ощущение добавилось к другим, передававшим движения и ускорение.

«Какое же это мощное оружие, – подумал Зай, – если от его отдачи сотрясается огромный звездолет – при том, что снаряд весит меньше грамма!»

После того как от отдачи «Рысь» дрогнула четыре раза, стрелок сообщил:

– Первый залп выпущен, сэр. Дворец, похоже, держится.

– Если так, дайте еще один залп, – распорядился Зай.

Сенатор

Трое сенаторов стояли в нескольких метрах от законодательного табло. Было видно, что они смущены его сложностью и обилием данных.

Нара Оксам взяла на себя ознакомление сенаторов с табло, объяснила многое достаточно простыми словами и с помощью кобальтово-синей воздушной указки. Сенаторы отважились подойти ближе. Законодательное табло занимало большую часть воздушного экрана во фракционном зале Партии Секуляристов. В самом центре схемы светилась галактика минимальных налогов – смехотворные поборы с производителей оружия, сниженные тарифы на доставку стратегически важных металлов, чуть более высокие налоги в тех регионах, где отмечалось многочисленное скопление войск: любые меры, которые могли непосредственно или опосредованно опустошить казну Имперского Флота. Вокруг этого внутреннего ядра располагались несокрушимые пикеты ограничительных дебатов, в ходе которых не допускалось введение поправок и запрещались выступления обструкционистов. Свободные участки были обведены блестящими линиями разного цвета. Другие пункты законопроектов плавали беспорядочными облачками. Их движение как будто бы не имело определенной цели, но для взгляда опытного человека намерения законодателей не оставляли сомнений. Налоги с продаж и просто налоги, тарифы, закрытие доступов к привилегиям, временная приостановка выплаты обещанных сумм – то есть несомненный, неопровержимый отток экономических мощностей от дальних регионов Империи. Все было старательно сбалансировано ради того, чтобы воспрепятствовать задуманному Императором и лоялистами.

Сенатор Оксам гордилась тем, что ее сотрудники сумели сотворить такой сложнейший комплекс мероприятий меньше чем за час. Серебристая чаша предложений в центре воздушного экрана была едва видна за густым блестящим лесом всевозможных значков.

Эдикты, поступавшие из Алмазного Дворца, представляли собой удары кузнечного молота – непоправимый шаг навстречу войне. А законодательная программа, как ни сложна была ее иероглифическая схема, по-своему была столь же незатейлива – как другой кузнечный молот, занесенный для ответного удара. Причем сила удара была тщательно выверена и уравновешена – так, чтобы, ударившись об имперский молот, лишить его сил. Некоторые сенаторы из рядов Партии Секуляристов выглядели невесело – казалось, они прикидывают, что будет, если они окажутся между двумя молотами.

– Уверены ли мы в том, что нам непременно подходить к этому со столь ярко выраженной… конфронтацией? – спросил сенатор Пимир Уат и робко указал на сверкающую линию, которой был обозначен налог на транспорт. Вид у сенатора был такой, словно он смотрел на валяющийся на крыльце его дома оголенный электрический кабель, гудящий от высокого напряжения и рассыпающий искры. Сенатор Оксам ради этого совещания заранее уменьшила дозировку своего антиэмпатического лекарства, увеличив эмпатическую чувствительность. Она чувствовала, как нервность Уата наполняет зал подобно статическому электричеству, разряды которого посверкивали при каждом резком движении или неосторожно оброненном слове. Оксам была хорошо знакома эта особая разновидность волнения – специфическая паранойя профессиональных политиков. Законодательная программа, представленная на обсуждение, и была направлена на то, чтобы вызвать именно такие эмоции – волнение, из-за которого политики почувствовали себя хрупкими, уязвимыми.

– Вероятно, мы могли бы выразить нашу озабоченность в более символической форме, – предложил сенатор Верин. – Дадим всем знать о том, что столь бдительно обнаружила сенатор Оксам, и выдвинем эту тему на дебаты.

– И тем самым дадим Отцу нашему Воскрешенному возможность ответить, – добавил сенатор Уат.

Оксам повернула голову к Уату и в упор посмотрела на него своими сверхъестественно синими вастхолдскими глазами.

– Отец наш Воскрешенный не вышел к нам с символическим жестом, – возразила она. – Нас ни о чем не проинформировали, с нами никто не проконсультировался, нас даже не предупредили. Наша Империя просто-напросто шагнула к войне, наши соотечественники подвергнуты опасности, а военным предстоят большие испытания.

Заканчивая высказывание, Оксам посмотрела на третьего из присутствующих парламентариев, сенатора Ану Маре, чья откровенно секуляристская родная планета находилась в самом центре подвергавшихся опасности нападения риксов регионов. Сотрудники Аны помогли в составлении схемы. Конечно, наиболее доходные статьи родной планеты Маре не были затронуты законодательной программой Оксам.

– Верно, люди поставлены под удар, – проговорила сенатор Маре. Взгляд у нее был несколько рассеянный, как будто она слушала вспомогательную аудиосистему. – И к тому же Император действовал намеренно скрытно. – Она склонила голову к плечу, взгляд ее стал острым. – Поэтому я не согласна с предложением уважаемого Верина превратить нашу реакцию на происходящее в символический жест, обычную декларацию намерений. Думаю, такой шаг ни к чему. Всякие законопроекты символичны по своей сути – риторика, подписи, предположения, намерения, – по крайней мере до голосования.

Оксам почувствовала, как спало напряжение в зале. Уат и Верин с облегчением решили, что законопроекты в действительности не пройдут. Программа Оксам представляла собой брошенную перчатку, блеф, сигнальный огонь для остальных членов Сената. Замысел был очерчен, как зеркальное отражение намерений Императора, как обнаружение его обратной стороны, как подобие гипсового слепка. Оксам могла бы выступить с пространной речью, обнародовать результаты анализа, проведенного Найлзом, привести доказательства намерений Империи, но ее выступление не услышали бы и не заметили. А вот законопроекты, поддержанные мажоритарной партией, всегда вызывали большой интерес. Оксам давно поняла, что в умно завуалированную правду верят скорее, чем в высказанную открыто.

– Верно, – сказал Уат. – Этот билль послужит сигналом.

Верин кивнул.

– Вороньим карканьем!

Несмотря на то что они с Маре в итоге и ожидали именно такого эффекта, Оксам немного расстроилась из-за того, что остальные сенаторы так быстро сдались. Она думала о том, что после определенных доводок законопроект мог и пройти. Но Оксам была одной из самых молодых в Сенате, и к тому же ее называли Чокнутой Сенаторшей. Лидеры секуляристской партии порой ее недооценивали.

– Итак, я могу рассчитывать на вашу поддержку? – спросила она.

Трое старых солонов переглянулись. То ли они решили переговорить друг с другом по личным каналам, то ли просто-напросто слишком хорошо друг друга знали. Как бы то ни было, за счет своей повышенной эмпатической чувствительности Нара Оксам четко определила мгновение возникновения согласия. Ее сознание словно обволокло прохладной пеленой тумана.

Первой кивнула сенатор Маре. Она взяла серебряную чашу предложений и поднесла ее к губам. Затем она передала чашу Уату, а ее верхняя губа стала красной от налипших на нее микроустройств, которые теперь старательно диагностировали ДНК, составляли слепок с зубов, слушали голос, чтобы затем переслать все собранные данные на искусственный интеллект, отвечавший в Сенате за безопасность. Эта программа отличалась жуткой параноидальностью. Через несколько секунд после того, как содержимое чаши допил Верин, схема законопроектов Оксам превратилась в обычный экран заседания фракции Партии Секуляристов.

Теперь схема окрасилась в более спокойные и торжественные тона предложенного законопроекта. Она выглядела изящно и красиво.

Через пять минут, когда Нара Оксам шла по одному из широких коридоров в секуляристском крыле, вход куда был разрешен только сенаторам, с огромным наслаждением слушала шум волн политики и власти и ощущала, как у нее в крови бушует победа, поступило сообщение.

Воскрешенный Император, правитель Восьмидесяти Планет, приглашал сенатора Нару Оксам на аудиенцию. Со всем приличествующим уважением, но безотлагательно.

Гигантский разум

Александр делал все, что мог, чтобы помешать имперцам.

Арсенал Легиса-XV, конечно же, оставался для гигантского разума недоступен. В такой близости от риксов было крайне рискованно подсоединять к планетарной инфоструктуре компьютерное оборудование, ведавшее контролем над оружием. Всевозможные физические средства защиты и аварийные шунты не давали Александру возможности применить столичное оружие класса «земля – космос» как против самой «Рыси», так и против отправленного со звездолета десанта. Но Александр все же мог принять участие в сражении.

Он передвигался по дворцу и следил за ходом событий глазами камер наружного наблюдения, и слушал звуки через систему слежения за движением, и наблюдал за действиями имперских десантников, когда те прорвались в зал Совета. Александр переговаривался по интеркому с двумя боевиками-риксами, уцелевшими после первой атаки, делился с ними разведывательными данными, вел их, помогал в противоборстве со спасателями.

И вот теперь сложившаяся ситуация стала напоминать игру. Жизнь заложников для Александра утратила значение. Спасатели прибыли слишком поздно. Подданные Империи уже не сумеют истребить гигантский разум на Легисе-XV, не разрушив всю инфоструктуру планеты.

Риксы одержали победу.

Александр заметил, что во дворец прибыли подразделения местной полиции, намеревающиеся оказать поддержку десантникам. Вскоре прихвостней Империи должно было стать в несколько сот раз больше, чем риксов. Однако гигантский разум увидел возможность спасительной уловки. Он транслировал приказы, использовал одного из боевиков для отвлекающего маневра и при этом дал хитрые инструкции второму.

Александр обезопасил себя. Его нельзя было изъять из инфоструктуры Легиса-XV, как нельзя было выкачать из биосферы планеты кислород, но он не забывал о том, что защитники Империи просто так не сдадутся. И все же гигантский разум возлагал большие надежды на единственного бойца, находившегося под его командованием. Этот боец еще многое мог сделать.

Врач

Доктор Вехер почувствовал, как чьи-то руки очищают его глаза от геля.

Он опять закашлялся, и его рот снова наполнился солоноватым сгустком. Вехер выплюнул остатки геля, провел кончиком языка по зубам. Возле него по полу разлилась зеленая лужица.

Тяжело дыша, он запрокинул голову, чтобы посмотреть, кто рядом с ним.

На него смотрела женщина-десантница. Лицевая пластина ее шлема была поднята. Орлиный профиль… Необычное лицо для десантника – гармоничное, даже красивое в этом полумраке. Они находились под небольшой полусферой статического поля.

Десантница (в звании капрала – Вехер успел разглядеть знаки отличия) прищелкнула языком, и прозвучал ее синтезированный голос:

– Сэр, лечите.

Она указала на лежавшего на полу человека.

– О… – выговорил Вехер, начавший соображать более или менее ясно – теперь, когда его легкие очистились от этой мерзости.

Перед ним на руках у окровавленного старика-офицера лежала Дитя-императрица. Она была скована судорогой. По подбородку Императрицы стекала струйка слюны, глаза вытаращены и остекленели. Кожа была бледна – бледна даже для воскрешенной. Вехер обратил внимание на то, что Императрица прижимает правую руку к груди, и подумал: «Сердечный приступ».

Но это было невероятно. Симбиант ни за что не допустил бы, чтобы с Императрицей произошло что-либо опасное, типа сердечного приступа.

Вехер порылся в ранце и вытащил чемоданчик со всем необходимым для оказания первой помощи. Он закрепил детектор на запястье Императрицы, включил прибор, а сам приготовил инъекцию с аналогом адреналина. Через секунду браслет детектора раздулся, стал похож на маленькую металлическую кобру, и в кровеносные сосуды Императрицы вонзились две крошечные иголочки. Синестезический диагностический экран показал параметры пульса и артериального давления, а детектор быстро провел целый ряд проб крови – на яды, на наличие микроустройств и антител. Пульс оказался необычайно частым. Значит, не инфаркт, не остановка сердца. Результаты всех проб крови были отрицательны.

Вехер замер, держа в руке шприц. Он не знал, как быть. Из-за чего Дитя-императрица в таком состоянии? Он протянул руку и большим пальцем приподнял по очереди веки Императрицы. В одном глазу лопнул кровеносный сосудик, алело пятнышко. В горле у Императрицы заклокотало, на губах появились пузыри.

«Когда сомневаешься, лечи от шока», – решил Вехер, извлек из ранца упаковку противошокового средства и прижал к предплечью пациентки. Зашипел инъектор, напряженные мышцы Императрицы вроде бы немного расслабились.

– Получается, – с надеждой проговорил старик.

«Адмирал», – успел понять Вехер. Адмирал – а сейчас просто человек, посторонний.

– Это было всего лишь общеукрепляющее средство, – отозвался Вехер. – Понятия не имею, что тут на самом деле.

Он вытащил из чемоданчика ультразвуковой бинт. Адмирал помог ему обернуть Императрицу тонким металлическим одеялом. Бинт заработал, и на его поверхности начало проступать изображение. Мало-помалу оно обрело четкость, и Вехер стал рассматривать внутренние органы Императрицы. Бьющееся сердце, сегменты симбианта вдоль позвоночника, мерцание нервной системы и… что-то еще, прямо под сердцем. Что-то не так, что-то не на месте.

Вехер включил связь с медицинским искусственным интеллектом на борту «Рыси», но через несколько секунд его система связи сообщила, что соединение невозможно. Ну, конечно… Статическое поле блокировало связь.

– Мне нужна помощь диагностического бортового компьютера, – объяснил Вехер капралу. – Отключите поле.

Женщина посмотрела на адмирала – похоже, искала поддержки у старшего по званию. Старик кивнул. Капрал забросила оружие за плечо, провела сканирование зала Совета и протянула руку к пульту регулировки генератора статического поля.

Но прежде чем ее пальцы коснулись клавиш пульта, зал сотряс громкий взрыв. Капрал опустилась на колени, схватила пистолет и стала искать цель, что было непросто, притом что все вокруг заволокло пеленой пыли. Прозвучал еще один взрыв – на этот раз ближе. Под ногами у Вехера дрогнул пол, его подбросило, он распластался рядом с драгоценной пациенткой и ударился макушкой о границу поля. Мраморный пол по окружности полусферы поля растрескался. «Понятно, – догадался Вехер. – На самом деле статическое поле представляет собой не полусферу, а сферу, поэтому ударная волна его не задела, но оказалась достаточно сильной для того, чтобы пол треснул вокруг».

Еще два взрыва подряд сотрясли дворец. Вехер очень наделся на то, что под мрамором лежит перекрытие из какого-нибудь более пластичного материала, чем камень. В противном случае аккуратный кружок мрамора мог легко провалиться на нижний этаж, а кто знал, какая это высота…

Внутрь статического поля проникали приглушенные крики заложников, на пол упали обломки потолочного декора. Прямо над головой у Вехера о поверхность черной полусферы ударился здоровенный кусок штукатурки.

– Вот идиоты! – вскричал адмирал. – Почему они нас бомбардируют?

Женщина-десантник промолчала и осторожно потрогала ботинком потрескавшийся мрамор у края поля. Потом запрокинула голову и посмотрела на потолок.

А потом стащила с головы шлем, и ее вытошнило, но она сделала это профессионально, аккуратно, как жутко опытный алкоголик. На пол вылилась солидная порция зеленого геля.

– Простите, доктор, – сказала она в конце концов. – Я не могу отключить поле. В любой момент может обрушиться потолок. Придется вам пока обойтись без помощи.

Вехер с трудом поднялся и кивнул. Клубничный привкус кислородного геля сменился вкусом металла. Он сплюнул на ладонь и увидел кровь – оказывается, он прикусил язык.

– Просто восторг, – пробормотал врач и вернулся к пациентке.

Ультразвуковая оболочка послушно работала и продолжала демонстрировать внутренние органы Императрицы. Тончайший металлизированный покров двигался, словно живое существо, и плотнее оборачивался вокруг тела пациентки. Теперь то, что Вехер увидел под сердцем у Императрицы, стало видно четче. Врач в ужасе вытаращил глаза.

– Проклятие, – выругался он. – Да это же…

– Что? – спросил адмирал.

Капрал на миг отвела взгляд от раскрытых дверей зала и оглянулась через плечо.

– Похоже, часть симбианта.

Дворец снова содрогнулся. Четыре взрыва прозвучали один за другим. На поверхность поля посыпались обломки камней.

Вехер не отрывал глаз от ультразвукового бинта.

– Но это не должно находиться здесь… – растерянно проговорил он.