Текст книги "Дороже всего на свете"

4 глава

Медленно пробуждаясь, я не сразу понимаю, где нахожусь. Новая страна, новая обстановка. Маленький человек рядом, что тоже ново. Слишком много нового за каких-то несколько дней. И почти никакой конкретики. Кроме очевидного факта. Мию надо переодеть и покормить. Правда ест она мало. Как котенок. Больше с разведением смеси вожусь.

Поворачиваю голову и смотрю на девочку. И впрямь на куклу похожа. В которые я не особо любила играть в детстве. Зато во взрослом возрасте наиграюсь сполна.

Тамара предупреждала, что спать лучше ложиться вместе с малышкой. Но разве тут уснешь? Полночи ворочалась после неожиданного появления Леона, потом кормила и укачивала Мию, а затем мозг усиленно искал варианты, которые помогли бы разрешить мою проблему. Выдохшись, я наконец заснула.

Раньше всегда удавалось отвлечься, если съезжу в незнакомое место на пару дней. После такого отдыха приходило решение. Не знаю, как это работает, но выручало много раз. Даже, казалось бы, в самых безнадежных ситуациях. Но то было раньше и относилось к работе, которую поручал Христоф, а сейчас бездействие может причинить вред маленькой девочке. Не могу же я часами ничего не делать в ожидании подходящих вариантов. Или отправиться куда-нибудь на пару дней за новыми впечатлениями. Дамианис такого и не позволит.

Глаза еще полусонные, беру телефон и открываю сохраненную вкладку. Поздно ночью я зарегистрировалась на каком-то мамском форуме и начала лопатить информацию о новорожденных. Желание присоединиться к беседам пока не возникло, но вполне вероятно, очень скоро мне захочется влиться в ряды гормонально пострадавших.

Одна молоденькая мамочка жаловалась пару дней назад, что находится в сильнейшей депрессии после родов и постоянно плачет. А еще всерьез задумывается о том, чтобы вырезать себе женский орган. Она больше никогда не хочет иметь детей. Хотя сегодня вернулась с куда более позитивными комментариями о материнстве и поделилась фотографиями своего милого сына. Надеюсь, ребенку и матке этой женщины ничего серьезного, кроме слез от усталости, не угрожает.

Другая мама писала, как явственно ощутила, что ее жизнь разделилась на до и после, когда она впервые взяла своего ребенка на руки. Эти чувства показались знакомыми и понятными. Мию без присмотра нельзя оставить. Даже в душ полноценно не могу сходить. Кстати про него. Малышка начинает кряхтеть в переноске, и я спохватываюсь, что потратила время на бестолковое занятие, а могла хотя бы причесаться. Черт!

Осторожно поднимаю Мию из колыбельки и прижимаю к себе. Она сразу же успокаивается, почувствовав мою близость.

Ну что ж, душ подождет. Нежно целую малышку в лобик.

Сменив Мие памперс, я иду с ней на кухню. Увидев у плиты Леона, замираю от неожиданности, но ровно на пару секунд. Отмечаю про себя, что Дамианис еду готовит, а не опохмеляется. Уже хорошо.

– Доброе утро. – Я прохожу мимо него, покачивая Мию.

Она такая легкая и маленькая. Намного мельче, чем дети, фото которых попадались вчера в мамской болталке.

Каждый раз, когда беру Мию на руки, становится страшно – эта крошка зависит сейчас от меня. В то время как в моей собственной жизни хаос и непонимание. Из-за ее обезумевшего отца.

Леон оборачивается, смотрит на нас, и я чувствую, как внутренняя защита разлетается в щепки.

– Кофе? – спрашивает он.

Голос нейтральный, но различимы холод и отчужденность, будто мы не рядом стоим, а находимся на разных континентах.

– Нет, – отвечаю коротко и свободной рукой достаю все необходимое для кормления. – Лучше помоги приготовить смесь.

– Я не умею.

– То есть? – удивляюсь я.

– То и есть. Не умею. Давай мне Мию и готовь смесь сама.

Леон неторопливо подходит к нам, аккуратно берет у меня дочь и прижимает ее к себе. На несколько мгновений зависаю, наблюдая, как, склонившись, он с нежностью и теплом смотрит на Мию. Вновь накатывают приятные воспоминания, когда почти так же Леон смотрел на меня.

Нет, к малышке я его не ревную. Скорее недоумеваю, как все может измениться за столь короткий промежуток времени.

– С минуты на минуту за мной машина приедет, поторопись. – Дамианис ненадолго поднимает глаза, по-прежнему полные холода, а потом возвращает внимание дочери. – Ты как? – тихо обращается он к ней. – Все у тебя в порядке? Хорошо спала?

Мия внимательно смотрит на отца. И взгляд такой, будто понимает.

– Леон, а Мия давно родилась? – Кажется, я постепенно прихожу в себя, если начала задавать правильные вопросы.

– Нет.

– Сколько ей?

Молчит. Гашу в себе зачатки злости и принимаюсь за детскую смесь.

– Ты разве не видела документы? Они на комоде в детской, – неожиданно прилетает в спину.

– Нет. – Я наливаю в бутылочку горячую воду. – Было как-то не до обысков в твоем доме.

– Завтра будет пять дней.

– Что? – Едва не обжигаюсь кипятком.

– Мия родилась раньше срока, но она в порядке. Врач разрешил забрать ее домой. Пока Нирит контролирует ее каждый день, а потом будет приходить по твоему вызову. Сегодня заглянет после обеда.

– А мама Мии?.. – набравшись смелости, опять спрашиваю я.

– А про маму Мии мы говорить не будем, – спокойно отвечает Леон, качая дочь на руках и не отрывая от нее глаз.

– Как и про моего отца?

– Верно. – Он поднимает голову, и наши взгляды встречаются. – Мне уже пора. Ты скоро?

Что за тайна такая!

– Почти готово. – Я возвращаюсь к смеси.

Не жизнь, а какое-то рабство. В прекрасных условиях, со всеми удобствами, но рабство.

Проверив температуру готовой смеси на запястье, убеждаюсь, что все идеально, и протягиваю руки, чтобы забрать у Леона малышку.

– Я могу увидеться с отцом?

– Нет.

– Ну не только же ради твоей дочери я здесь?

– Только ради нее. – Леон улыбается Мие. – Если что-то понадобится, звони, – говорит он и идет к выходу.

– Ты не поел…

– Перекушу где-нибудь по дороге, – отзывается он, не оборачиваясь.

С девочкой на руках я подхожу к окну и смотрю, как Дамианис садится в темный внедорожник. Напряжение снова сковывает тело.

Сажусь на стул, поудобнее устраиваю Мию на руках и приступаю к кормлению. Всего несколько граммов, но девочка наедается. Поразительно! На мгновение позволяю себе расслабиться, наблюдая, как жадно она причмокивает. К тому моменту, когда заканчивает есть, начинает хныкать.

Я несу Мию в детскую и укачиваю. Осторожно переложив уснувшую малышку в колыбель, иду принять душ. После чего нахожу на комоде документы и изучаю их. Ничего необычного. Ванесса – мама, Леон – отец. Все законно и официально.

Детский врач приходит во второй половине дня. Одновременно с Тамарой. Я как раз пытаюсь приготовить себе что-нибудь поесть.

Будто невзначай интересуюсь у Нирит и Тамары про Ванессу, но никто из женщин даже слова о ней не говорит. Обе лишь удивленно пожимают плечами. Очень странно.

К вечеру начинает клонить в сон, и я решаю выпить кофе.

Наливаю в кофеварку воду, уже предвкушая, как первый глоток ароматного напитка прогонит сонливость и я смогу хоть ненадолго переключиться на работу. Возможно, позвоню Ярошевичу и спрошу у него, что происходит, раз Леон неохотно идет на диалог.

В доме тихо, только шумит вода и еле слышно жужжит кофемашина, которая готовится к работе. Я высыпаю молотый кофе в фильтр и слегка утрамбовываю его ложкой. Как только закрываю крышку и нажимаю кнопку, поблизости раздается мягкое мурлыканье. Сердце выпрыгивает от испуга. Я оборачиваюсь, не понимая, откуда идет звук, и вдруг вижу на кухонном столе большую белую кошку. Замираю, не веря своим глазам.

Кошка? Откуда здесь кошка?

Пушистая мирно урчит, словно мы знакомы всю жизнь, и лениво потягивается, не сводя с меня красивого взгляда.

– Привет, откуда ты взялась? – спрашиваю, делая шаг к столу.

Кошка не показывает никаких признаков страха, негромко мурлычет и медленно моргает, словно приглашая к общению. Хотя если ее привлекла еда на столе, возможно, она проголодалась?

Осторожно тянусь, чтобы погладить. Мурлыканье усиливается, когда я касаюсь шелковистой шерсти на голове. На шее кошки висит ошейник с биркой, на которой, к моему удивлению, написан адрес. Я в замешательстве. У Дамианиса есть кошка? Вот дела…

Так мы и стоим, объединенные неожиданной близостью, пока кофеварка не напоминает о себе коротким сигналом.

– И как же тебя, интересно, зовут? Адрес на ошейнике указан, а имени нет. Секрет, да?

– Ниагара, – раздается позади голос Леона.

Я резко поворачиваюсь, а кошка, видимо испугавшись, спрыгивает со стола.

Дамианис подходит к спящей дочери. Трогает маленькую ручку, и его лицо ненадолго озаряется улыбкой.

– Почему Ниагара? – Наблюдаю за ним, прищурившись.

Вроде бы трезвый. Ну или, по крайней мере, не такой пьяный, как вчера ночью.

– Это не я называл. Лея. Приемная дочь моего брата. Она принесла кошку с улицы. Полагаю, из-за цвета и длины шерсти назвала Ниагарой. У девочки хорошо развито воображение. Чем-то ее любимица действительно похожа на каскад водопада, – тихо говорит Леон, и его голос в эти мгновения становится мягче.

Сердце наполняется горькой надеждой. Я сжимаю руки в кулаки, стараясь собрать воедино все свои мысли и чувства. Нельзя и дальше терпеть эту неопределенность. Эту болезненную неизвестность, которая, как пропасть, растет между нами с каждым днем.

– Леон, я так больше не могу. Ты либо говоришь, почему себя так ведешь и что происходит, либо…

– Либо? – Он отходит от Мии и приближается ко мне.

– Либо отправь меня обратно на остров. А лучше вообще отпусти. Я же вижу, что как будто стала тебе ненавистна. Не знаю, что сделала и что так изменило тебя, но…

– Отпустить? – хмыкает он, перебивая. – Нет, это невозможно.

– Почему?

– Потому что у тебя есть дочь, и ты должна за ней ухаживать.

Дамианис будто наслаждается моим ступором.

– У меня нет дочери. Это дочь Ванессы.

– Один визит к нужному человеку в государственном ведомстве, и это будет исправлено. Ты ведь изучила документы? – Он внимательно всматривается мне в лицо.

Прихожу в ужас от услышанного.

– Боже… Только не говори, что забрал у матери ребенка.

– Забрал, да. И больше не будем об этом.

Леон отворачивается, и видно, как напрягаются его плечи. Я почти физически ощущаю волну злости, исходящую от него, но не знаю, чем ее вызвала.

5 глава

Любой конфликт – это сбой системы. В наших отношениях не просто сбой, а серьезная поломка. Не представляю, как находиться рядом с человеком, который в последние несколько месяцев только и делает, что разочаровывает меня. А еще угнетает своим молчанием и замкнутостью.

Мы будто вернулись в первые дни знакомства. Позитивных эмоций почти не осталось. Всплески радости теперь редкость, и я не знаю, откуда черпать силы, чтобы их стало больше.

Не сказав ни слова, Дамианис направляется к двери.

– Так и уйдешь? Удостоил десятка фраз и думаешь, что я со всем соглашусь и буду покорно молчать? Не буду. На что ты рассчитывал, когда распорядился привезти меня с острова в твой дом?

– Не знаю, – бросает он устало, словно пытаясь от меня отгородиться. – Я хочу немного отдохнуть, давай отложим разговоры на потом. Голова болит.

Леон идет по коридору к лестнице. Его комната на втором этаже. Мы с Мией живем на первом.

Пока не было возможности как следует осмотреть дом, но завтра я этим займусь. Тамара обещала прийти на полдня. Не буду терять время даром.

Шумно вздыхаю, провожая удаляющегося Дамианиса взглядом. Теплится надежда, что у него обязательно есть объяснение. У такого умного мужчины не может не быть аргументов. Как и веских причин у всех его дурацких поступков.

Поистине дурацких. Где я и где ребенок? Тем более от чужой женщины. Или Леон думает, что если запишет мое имя в документы, то я тут же стану мамой его дочери? Тогда надо и в мозгах поковыряться. Сама бы не отказалась, чтобы кто-то навел в голове порядок. Потому что я запуталась. Любовь и логика не уживаются вместе.

Сердце кровью обливается, когда смотрю на Дамианиса. Хочется подойти и обнять. Я физически ощущаю, как ему это необходимо, но разум будто крутит пальцем у виска и подсказывает пути, как от Леона сбежать.

Возвращаюсь к кофе и пытаюсь не углубляться в свои чувства, как и не давать подпитку обиде. Напоминаю себе, что это путь в никуда. Решение должно быть, и какое-то самое простое, но я его пока не нахожу.

Оконные рамы приоткрыты, и через них на кухню проникает легкий ветерок. Успокаивает. Питает силами. Сижу за кухонным столом и наслаждаюсь кофе. На острове я по вечерам прогуливалась, территория виллы позволяла. И здесь надо поискать убежище, чтобы отвлекаться от грустных мыслей.

Покормив Мию и поменяв ей подгузник, поднимаюсь на второй этаж. Слегка тревожно при мысли, что я собираюсь попросить Леона посидеть с малышкой. Бред такой. Боюсь попросить родного отца уделить время собственной дочери. Или мне страшно переступить порог его спальни? В этом и впрямь есть что-то абсурдно пугающее.

Аккуратно стучусь и медленно открываю дверь. Дамианис стоит у зеркала практически голый. Если не считать полотенца, обмотанного вокруг бедер.

– Можно? – говорю тихо, стараясь скрыть нервозность. – Мия только что заснула, и я хочу пойти погулять. Присмотришь за ней?

Дичь какая-то. Я же не гувернантка. Надо быть увереннее.

Леон медленно подходит, и я передаю ему дочь. Наши ладони соприкасаются, и на мгновение в комнате становится абсолютно тихо. Он смотрит на меня дольше, чем обычно.

Надо как-то блокировать все воспоминания, но я не могу. От переутомления мозги почти не работают. Даже не снится в последнее время ничего, а на острове каждую чертову ночь снился этот проклятый Дамианис.

Не знаю, чем так провинилась, но вина совершенно точно моя, раз я страдаю от этих чувств. Хочу, чтобы меня любили, чтобы относились с нежностью. Хочу строить отношения с любимым человеком. А что на деле? Ничего!

– Антонина, – окликает Леон, когда я уже у двери. – Ты бы одевалась скромнее. – Он опускает глаза на мои ноги, затем поднимает их к оголенному животу.

Даже в мыслях не было провоцировать Дамианиса. У меня и вещей-то особо нет.

– Антонина или Александра? Ты определись уже.

– Мне и так и так нравится. Тебе оба имени подходят. Но оставим Александру. Поправляй, если буду забываться. И одевайся скромнее, – повторяет он.

Забываться? Означает ли это, что Леон тоже помнит, как хорошо нам было вместе на острове? И если да, то почему все так изменилось?

– Одеваться я буду, как хочу. Да, это твой дом, и все в нем твое, в том числе эта девочка и я сама, но мы не вещи на полках, а люди с потребностями и чувствами. Я изо всех сил пытаюсь тебя понять, Леон, но ничего не выходит. Получается лишь презирать. Причем не только тебя, но и себя. Хочется думать, что ты не конченый негодяй, а нормальный, здравомыслящий мужчина. Но разве здравомыслящий так бы себя вел? Сомневаюсь.

Дамианис молчит. С дочерью на руках он выглядит просто потрясающе. Обезоруживает. Даже несмотря на измученный вид.

– Только недолго гуляй. День был тяжелый, я валюсь с ног от усталости.

– Ухаживать за ребенком и решать проблемы международного масштаба – не одно и то же. Но это твоя дочь, а не моя, – вонзается в Дамианиса шпилька.

Сказала, а самой теперь страшно, что сейчас прилетит ответка, и в саду я буду не гулять, наслаждаясь минутами одиночества и тишины, а рыдать.

Но Леон ничего не говорит. Отворачивается и идет с Мией к кровати. Смотрю на его рельефную спину, узкие бедра, и хочется кричать в голос. А еще попросить Дамианиса завтра же отвести меня к неврологу или психотерапевту. Ненормально – испытывать чувства к мудаку, который ни во что тебя не ставит.

Выхожу на воздух, и дышать становится легче. А может, это от того, что я высказала все Леону.

Сад наполнен вечерней свежестью. Осторожно ступаю между зелеными клумбами, где распускаются неизвестные цветы. Я думаю о Леоне и о наших сложных отношениях. Здесь, среди зелени и пения птиц, кажется, что все может наладиться. Какое заблуждение… Но если человек не будет мечтать о чем-то хорошем, то как это хорошее с ним случится? Ведь недаром говорят, что мысли материальны…

Прогулка затягивается почти на час. Это беспокоит, но убеждаю себя, что, если бы что-то случилось и потребовалась помощь, Леон бы спустился за мной с дочерью. Пройдясь несколько раз по аллеям и рассмотрев каждый уголок сада насколько позволяют сумерки, решаю, что завтра мы с Мией под вечер отправимся в сад. Я облюбовала одно местечко.

Вернувшись в дом, тихо поднимаюсь по ступенькам. Свет в спальне Леона приглушен, и, прокравшись к порогу, я заглядываю внутрь. Мия спит, уютно устроившись в объятиях отца. Они оба кажутся такими беззащитными. Что-то теплое и ласковое пробуждается в моем сердце.

Подхожу к кровати и опускаюсь рядом с Дамианисом, внимательно рассматриваю его спокойное лицо. Волосы Леона немного растрепаны, и, не в силах удержаться, я мягко касаюсь их. Вспоминаю, как на острове, в наш последний вечер, он нежно обнимал меня, с какой страстью любил под шепот волн. Точнее, трахал. Когда любят, относятся иначе.

Леон внезапно просыпается и быстрым движением перехватывает мою руку. Наши глаза встречаются. Оба замираем… Секунды растягиваются, становясь вечностью. В его взгляде – вопросы и как будто те же самые чувства, что бушуют и во мне. То, что я давно хотела увидеть.

– Я… пришла за Мией. Вы уснули, – еле выдавливаю из себя, но звучит это ужасно неубедительно.

Так много хочется сказать, но слова не находят пути наружу. Да и нет уверенности, что они сейчас нужны. Некстати вспоминается разговор с Даном. Как бы я поступила, оказавшись у края пропасти? А не знаю!

Дамианис не отпускает мою руку, держит крепко. Дышим мы оба неровно. В это мгновение невозможно отрицать, что между нами нечто большее, чем просто общее прошлое или проблемы. В тишине, нарушаемой лишь дыханием спящей Мии, все сложности кажутся несущественными. И так велико желание прижаться к Леону, почувствовать его тепло и свою защищенность.

– Я не хотела тебя будить, – говорю, пытаясь игнорировать близость, что появилась между нами.

– Полежи со мной и Мией, – вдруг просит он.

– Что? – прихожу в изумление.

– Полежи с нами, – повторяет Леон и освобождает рядом с собой немного места.

В его словах я слышу не просто просьбу – мольбу. И всей душой откликаюсь на нее.

6 глава

Спать рядом с Леоном и Мией было бы приятно, но пугает близость Дамианиса. Казалось, в наших отношениях ничего нельзя изменить, и отдаться сейчас чувствам – значит, снова рискнуть. И возможно, пострадать.

Мысль, что Леон коснется меня, обнимет или, боже упаси, поцелует, заставляет сердце учащенно биться. Если это произойдет, я не выдержу – и все пойдет прахом. Потом сама же буду мучиться от того, что поддалась слабости. Словно мало мне и так переживаний.

– Я не могу остаться, – говорю с уверенностью. – И думаю, ты отлично понимаешь, что не вправе просить об этом. Я помогаю только потому, что твоя дочь маленькая и беззащитная. Мы с ней в схожем положении: обе ограничены в выборе и беспомощны перед волей одного и того же человека.

Леон громко вздыхает и складывает руки на груди. Следит, как я беру Мию, которая тихо постанывает во сне, но не просыпается.

– И что бы ты выбрала, если бы могла? – спрашивает он.

– Что угодно, но не остаться с тобой. Ты скрываешь свои мысли, не хочешь открыться, чтобы я могла тебя понять. Разве о многом прошу? Всего лишь об определенности.

– За тебя говорят эмоции, – отвечает Леон. – А что сказал бы твой разум?

– Мой разум согласен с сердцем. Они нашли общий язык и пришли к единому мнению.

– Это последние дни спокойствия. И шанс побыть вдвоем. Ты по-прежнему уверена, что хочешь уйти?

– Втроем, – исправляю его. – И ты ошибаешься насчет спокойных дней. Их никогда не было. Ни один день рядом с тобой не был спокойным. Если бы можно было вернуть время назад и избежать нашей встречи, я бы это сделала. Не тронула бы чужие счета и не оказалась здесь.

– Шанс, да, – проигнорировав упреки, странно хмыкает Леон и потирает лицо. Выглядит напряженным. – Его лучше людям не давать.

Я направляюсь к двери. Никто не пытается остановить или уговорить остаться. На глаза наворачиваются слезы. В душе я не хочу уходить, но не могу позволить себе сломаться. Это не приведет ни к чему хорошему. Никогда не приводило. Пора учиться на своих ошибках.

Спустя час Мия просыпается. В это же время хлопает входная дверь, и через несколько минут из ворот выезжает машина.

Чувства переполняют. Мне больно осознавать, что Леон уехал куда-то в ночь, в неизвестность. Вдруг он найдет утешение с другой женщиной? Ревность разрывает на части.

Мия плачет, быстро стираю слезы и иду с ней на кухню. Малышку нужно покормить.

Как человеку, далекому от всяких режимов, мне непросто ухаживать за младенцем, но Тамара обещала, что со следующей недели будет помогать чаще. Хотя еда в холодильнике и порядок в доме уже огромная поддержка.

Дамианис, похоже, неслучайно отказался пока от няни. Это не просто каприз, а беспокойство о здоровье дочери. Важное условие ее благополучия. Нирит обмолвилась, что Мие сейчас достаточно просто почаще бывать на свежем воздухе, а контакты лучше сократить до минимума.

Включаю свет на кухне и готовлю смесь. Когда ест, Мия крепко держится за мой палец, и это напоминает о причинах, по которым я до сих пор здесь, а не скрываюсь на границе с Палестиной.

Почему я не могу оставить все это и уйти? Разве может быть что-то хуже?

Через несколько минут к нам присоединяется Ниагара, она мяукает и трется о ноги. Наклоняюсь, чтобы погладить ее. Кошка кажется здесь такой же неуместной, как и я.

Однажды мы с Леоном говорили о детях, и он был категорически против, а теперь заставил ухаживать за его дочерью.

Сижу на кухне, одной рукой качаю Мию, другой – глажу Ниагару. В голове вертятся сомнения и вопросы. Пытаюсь утешить себя мыслью, что все будет хорошо, но я знаю, что это не так. Впереди много трудностей.

При моем замешательстве нужна хоть какая-то точка опоры. Но ее нет.

Кошка запрыгивает на стол и, обнюхав малышку, начинает вылизывать ее щеки. Похоже, она приняла нового члена семьи.

– Ну как, Ниагара, нравится тебе Мия? – шепчу, улыбаясь сквозь слезы.

Кошка мурлычет в ответ, словно соглашаясь и пытаясь утешить. Мия нервничает и отворачивается, когда ей надоедает назойливость Ниагары, которая обращается с девочкой как с котенком.

– Все хорошо, малышка, – говорю я, успокаивая Мию. – Это же здорово, что еще одна живая душа нашла в тебе родственную.

Не знаю, надолго ли меня приставили к девочке, но стараюсь не привыкать. Пока удается. Хотя чем больше времени провожу с Мией, даря ей свою ласку, тем сильнее привязанность. Я знаю себя.

И потом, где гарантии, что Дамианис не захочет вернуть дочь матери? Что, если это способ наказать Ванессу? Ничего ведь толком неизвестно об их отношениях.

Я оставляю включенной одну лампу на кухне и собираюсь идти в спальню, как вдруг раздаются шаги. Леон встает в дверях, его силуэт блокирует свет из коридора. Бросаю взгляд на часы – начало четвертого. Дамианиса не было почти три часа.

– Сколько раз за ночь Мия просыпается? – спрашивает он, подходя к крану и наливая воду.

– По-разному. Вчера редко просыпалась, сегодня спит плохо, – отвечаю, чувствуя, как голос начинает дрожать.

– Если захочешь, со следующей недели можешь оставлять Мию с Тамарой и работать. Брать Яира, моего помощника, и ездить в город, – медленно говорит Леон, подходя к столу. – Документы будут готовы через неделю. С ними ты сможешь съездить в Иерусалим, если появится желание.

– Какие документы? – настораживаюсь я.

– Увидишь.

– А сейчас нельзя сказать?

– Даже не знаю как. Обычно у меня есть время подстроиться под ситуацию, принять ее, но в этот раз ресурсы на нуле. Если бы не помощь команды, был бы полный крах.

– Почему всегда приходится догадываться, что ты имеешь в виду на самом деле? Это изматывает. Понимаю, ты не привык делиться планами, но как-то придется научиться. Я не умею читать чужие мысли. – Последние слова вырываются неосознанно, но они нужны нам обоим.

Леон наливает себе еще воды, но потом выплескивает ее в раковину и идет к бару. Наверное, виски лучше утоляет жажду?

– А еще мне не нравится, что ты много пьешь. Жизнь, конечно, твоя, но раз стал отцом, то старайся соответствовать. Мии нужна любовь, поддержка и забота. Я бы не отказалась от любви своего отца… – Осекаюсь, потому что в стену летит бокал с виски.

Звон разбитого стекла отдается в ушах. Я вздрагиваю, напугав Мию. Ниагара снова прячется, а на лице Леона – разочарование.

Он будто собирается что-то сказать, но вместо этого сжимает челюсти и глубоко дышит.

– Давай ты не будешь меня учить, каким мне быть отцом, – спустя долгую паузу говорит он и подходит к нам.

Открываю рот, чтобы отчитать Дамианиса, – мог бы вести себя тише и не пугать нас с малышкой, – но застываю, увидев помаду на вороте его футболки. Ярко-красную.

Это удар ниже пояса.

Кажется, что под тревожный плач Мии все рушится окончательно. И если раньше была хотя бы маленькая надежда на улучшение, то теперь исчезла и она.