Текст книги "Дороже всего на свете"

12 глава

– Хватит на сегодня, – раздается совсем близко грубовато-небрежный голос Дамианиса, и крышка ноутбука, за которым я работаю, опускается вниз. – Завтра продолжишь. Пора отдыхать.

Поднимаю глаза и смотрю на Леона. Дыхание сбивается. Или оно уже давно рваное, поэтому Дамианис меня остановил? Все складывается более чем удачно. Есть возможность переспать с новой информацией и решить, что дальше делать.

Прямых улик, что заказчиком была Ванесса, нет, да такое и не хранят в папках на компьютере. Я на своем все удалила и почистила. Почему Ванесса оставила эти два файла, непонятно. Может, забыла? Впрочем, ничего криминального в них нет – всего лишь данные аккаунта на сайте, где ищут программистов. Вот только программист, которого она нашла и который выполнил ее «рядовой» заказ, – я. И вопросов к Ванессе, чтобы пролить свет на ту ситуацию, теперь огромное множество.

Леон убирает ноутбук на журнальный столик. Я встаю с кресла и едва не падаю. Дамианис в последний момент ловит за талию и прижимает к себе.

– Ты чего? – Он внимательно смотрит на меня.

– Ноги затекли, – лепечу и стону от боли, чувствуя оглушительные удары сердца.

От близости Леона эмоции зашкаливают. И еще от того, что внезапно выяснилось, кто дал мне задание украсть деньги с его счета.

Заново расцветает надежда, что наши отношения с Леоном могут наладиться, а возникшие недоразумения останутся в прошлом. Хотя, если сложить все факты воедино, это всего лишь мое глупое желание. Очередная иллюзия, а может, даже защитная реакция психики. Ведь несмотря на то что нас тянет друг к другу, ни черта не выходит.

Словно тысячи мелких иголочек пронзают тело, когда рука Леона задерживается на спине. Судорожно вдыхаю его запах и замираю. Но в следующую секунду отстраняюсь и, бросив взгляд на ноутбук, спешу в дом, прямиком на кухню, чтобы выпить воды и успокоиться.

К своему удивлению, я замечаю, что Леон идет следом и останавливается у бара.

– А как же «пора отдыхать»? Или под «отдыхать» ты подразумевал «спиваться»? – почему-то раздражаюсь.

– Именно этим и собираюсь заняться, – заявляет он с убийственной флегматичностью.

– Может, хватит? – Набравшись смелости, закрываю перед ним шкаф.

Дамианис смотрит так, что начинаю сомневаться, правильно ли я поступила. Но пути назад нет, раз начала.

– Не надо пить, пожалуйста. У тебя есть Мия.

– Даже сказанное мягко это звучит как манипуляция.

– Это и есть манипуляция. Давай лучше пройдемся и немного поговорим, если есть желание. – Хочется прикусить себе язык за то, что ляпнула подобное. Но слово не воробей…

– Ну идем, – неожиданно быстро соглашается Леон и убирает бутылку, отдавая предпочтение мне, а не виски, чем изумляет.

Мы выходим из дома, и прохладный ночной воздух касается кожи. Мысленно хвалю себя за решение захватить с кресла плед. Леон надел серую водолазку, которая очень ему идет и добавляет брутальности. Решаем дойти до берега. Все мои мысли сейчас в ноутбуке Ванессы, то и дело возвращаюсь к нему. Не могу переключиться.

– Рядом есть заброшенная наблюдательная башня. Хочешь посмотреть? – предлагает Леон.

Он с интересом смотрит по сторонам, и во мне тоже просыпается любопытство.

– Оттуда неплохой обзор.

– Хорошо, – соглашаюсь.

Мы сворачиваем с основной дорожки на узкую тропинку, ведущую вверх по склону. Пока поднимаемся, Леон рассказывает, что из башни в ясную погоду открывается прекрасный вид, затем вспоминает, как они с Даном выбирали тому жилье в Эйн-Бокек, и я перестаю думать о Ванессе. Волнуюсь теперь по другому поводу. Мы очень давно не были с Дамианисом наедине и не разговаривали о мелочах.

Добравшись до башни, замечаем, что дверь не закрыта. Я спотыкаюсь дважды на ветхих деревянных половицах. Когда делаю это в третий раз, Леон берет меня за руку, отчего по телу проносится дикий табун мурашек.

Наверху, под лунным светом, кажется, будто небо ближе. Стоит только повернуть голову и посмотреть на воду, как захлестывает новая волна восторга.

– Красиво… – тихо говорю я, любуясь раскинувшимся великолепием.

Не верится, что может быть так… тошно. Тошно и одновременно хорошо.

– Тебя бы сейчас снять на камеру…

– Что? – Поворачиваюсь к Леону, не понимая, о чем он.

– Когда у старшего брата начались проблемы, я на время забрал его приемную дочь к себе. Как-то раз мы с Леей спустились в метро, она захотела прокатиться. Я не был там тысячу лет. Огляделся – все уставшие, понурые, в глазах тоска и безнадега. Уступил место какой-то женщине, она даже не кивнула. Села и закрыла глаза. Я наблюдал за всем будто со стороны и вдруг осознал, что ничего общего с этими людьми не имею. Хотя в те дни тоже выживал. Работа, спешка, бесконечная ответственность, риски. Но тогда была цель, и я знал, ради чего это делаю. А в последнее время все чаще ощущаю себя тем самым уставшим человеком из метро, которому ни до чего нет дела. И вряд ли будет.

Леон хочет сказать, что потерял всякую надежду? Неужели все настолько плохо?

– Такими глазами, какими смотришь ты, я на мир давно не смотрел.

– Поэтому ты причиняешь мне боль? Не хочешь, чтобы мои глаза сияли?

– Напротив. Не хочу гасить в тебе огонь.

– Так не гаси…

Леон ничего не отвечает. Отходит к ограждению и смотрит вдаль. Мы стоим так долго, и в этой тишине, как и по дороге на виллу, мне опять хочется к нему прикоснуться, но сдерживаю свой порыв.

Когда спускаемся обратно к воде, я ощущаю, как окутывает тоска. Останавливаюсь на берегу и обнимаю себя руками, не желая заходить в дом. Не желая идти спать и утром видеть Леона снова замкнутым и холодным. Хочу остаться в этом мгновении, где мне хорошо, уютно и где все относительно понятно. Почти как было на острове.

Леон встает рядом и обнимает меня. Чувствую, как крепки его объятия, наши сердца бьются в унисон. Он нежно касается губами моего виска, а затем губ, и в этот момент мир вокруг замирает. Лишь звезды становятся свидетелями страстного и глубокого поцелуя. «Все как на острове, – стучит в висках. – Как на острове…»

Осознание, что мы заходим слишком далеко, приводит в чувство. Я разрываю поцелуй и пытаюсь сбежать, но Леон ловит за руку и снова сжимает в объятиях, требовательно и жестко вгрызаясь в мой рот. Разум будто заволакивает густой пеленой тумана.

Руки Дамианиса нахально блуждают по телу, и кажется, что я вся горю. От нашего тесного контакта перед глазами рассыпаются искры.

Еще одна попытка вырваться заканчивается тем, что неуклюже запинаюсь, и мы оказываемся на песке. Уткнувшись лицом в мои волосы, Леон шумно дышит. Оба замираем и лежим не двигаясь несколько секунд.

– К себе иди, – хрипит он. – И не попадайся мне больше на глаза. В планах не было тебя трахать.

Первый порыв – ударить Дамианиса. Сам набросился, не отпускал, лапал везде, где только можно, а теперь нужно прятаться по углам, чтобы его не провоцировать. Ведь он, оказывается, и не думал ко мне прикасаться! Леон точно не в своем уме. Хам!

Вскакиваю с песка и стремглав несусь в дом, ругая себя на чем свет стоит. Посмотрела башенку? Прогулялась?

Пока моюсь в душе и смываю поцелуи Леона, чувствую, как горит лицо, а пульс зашкаливает.

В кровати я долго ворочаюсь и таращусь в темноту, продолжая ощущать на теле руки и губы Дамианиса. Проклинаю его последними словами за то, что так глубоко въелся в душу. И себя заодно, потому что внизу живота ноет. Я хочу продолжения, хочу попасться этому мерзавцу на глаза прямо сейчас.

Не помню, во сколько засыпаю, но просыпаюсь позже обычного от яркого, возбуждающего сновидения, в котором все заканчивается той же страстью, что и на острове… Приятные мгновения сна тают. В спальне никого нет. И во мне тоже пусто.

Хочется застонать от отчаяния. Что происходит в голове? Лучше бы я занималась чем-то полезным, например подбирала пароли, а не вспоминала все это!

Освежаюсь в душе и выхожу на завтрак. На кухне застаю Ярошевича. Он жует мясо и выглядит угрюмо.

– Доброе утро. – Я включаю кофеварку. – Тамара и Мия в саду?

– Только что вышли, второй раз уже. А утро, кстати, было три часа назад. Сейчас уже полдень, – говорит он, показывая на свои часы.

Перехватываю его взгляд. Что с Даном сегодня?

– Не с той ноги встал?

– Я хотя бы встал, – отвечает он. – В отличие от тебя и Дамианиса.

– И что это за издевка и одновременно предостережение в твоем тоне? – решаю уточнить.

Почему-то кажется, что вчера у горячей сцены на берегу были свидетели.

– Не стоит обольщаться насчет Леона, – печально ухмыляется Ярошевич, громко стуча приборами по тарелке. – У вас ничего не получится.

– Почему? – спрашиваю я.

Дан молчит, усиливая напряжение. Собираюсь попросить его продолжить, но входит Дамианис.

– Раз начал, не останавливайся, – говорит он. Смотрит недовольно, взгляд колючий и злой.

Леон проходит в центр кухни и застывает.

– Спелись, значит, – обращается он к Ярошевичу. – Я же предупреждал, чтобы ты следил и не сближался, верно?

– Мы изначально были командой, по своей воле шли за тобой, а Александра не знает всех нюансов. Гроу ей жизнь испортил, ты хочешь добить? Мы зажаты со всех сторон. Не честнее ли сразу ее отпустить?

– Мы оба знаем, что будет, если сразу отпустить, – возражает Леон.

– Тогда расскажи ей, – напирает Дан.

Дамианис сжимает челюсти и глубоко вздыхает. Подойдя к бару, он берет бутылку виски, откупоривает ее и делает несколько глотков прямо из горлышка.

– Понятно, – хмыкает Ярошевич.

– Я вообще-то тоже здесь! – вставляю свои пять копеек.

– Вот и отлично! – Дан складывает приборы в тарелку. – Тогда узнаешь от меня, – говорит он, смотрит пристально. – Все договоренности с твоим отцом нарушены. Но это не самое страшное, что могло произойти. Ты замужем за человеком, который…

– Который уволит тебя, если сейчас не замолчишь, – перебивает Дамианис. – Иди, я сам все скажу, – добавляет он уже тише и наливает алкоголь в два бокала. Ставит один передо мной. – Пей, – приказывает.

Его взгляд по-прежнему тяжелый и мрачный.

– Я не хочу…

– Пей, я сказал, – настаивает Леон, садясь напротив.

13 глава

Атмосфера в кухне накалена от напряжения, в груди снова начинает ныть сердце. Я тянусь за бокалом и делаю глоток виски, однако не ощущаю во рту никакого вкуса, словно это вода.

Алкоголь уже не помогает забыть о том, что превратило мою жизнь в один сплошной кошмар. Когда не думаю о случившемся, отвлекаюсь на работу, загоняя свои чувства подальше, жить будто становится проще. Только это иллюзия. Не станет проще.

Я совершил немало плохих поступков в жизни, но такого… Видимо, это расплата. Хотя, по-моему, слишком жестокая. Несправедливо жестокая по отношению ко всем, кого затронула.

Жду, пока Александра выпьет содержимое своего бокала и сядет на стул. То, что я собираюсь ей сказать, отягощено невыносимым чувством вины.

– Твой отец… – произношу с трудом. – Его больше нет в живых.

Правда звучит резче, чем хотелось бы, и я вижу, как она поражает Александру. Ее глаза мгновенно наполняются ужасом и непониманием, она сжимает в руках бокал, и кажется, будь в ней столько же силы, сколько во мне, она раздавила бы его на мелкие осколки.

– Этого не может быть… – Ее голос дрожит, словно тонкая струна на грани разрыва.

Александра как будто борется с моими словами, стремясь оттолкнуть их от себя. Почти так же, как я все эти дни пытаюсь сбежать от неотвратимой реальности. Но сбежать невозможно. Никому.

Даю ей время осмыслить услышанное и справиться с болью. Хотя моя собственная – всегда будет в два раза больше. Не уверен, что вправе сравнивать, но это так. Двойная, а то и тройная ответственность, ведь моя дочь потеряла родную мать из-за моих же ошибок.

Взгляд Александры будто проходит сквозь меня. Она качает головой, на мгновение замирает. Возможно, ее внутренний мир разрушается сейчас и выстраивается заново, собирая воедино все случившееся за эти месяцы.

– Ты не мог… – Ее тон насыщен страхом и гневом. В глазах стоят слезы отчаяния.

Смог. Не специально, но смог. Хотя какая разница, намеренно или нет? Я это сделал.

– И ты столько дней молчал… Ты… – Александра осекается. Выглядит она так, будто сейчас рухнет в обморок.

Надеюсь, этого не случится. Мне достаточно ее недавнего шока после укуса насекомого. В тот момент сам был в шоке и всерьез опасался, что отлечу мозгами.

Кира умерла, по сути, у меня на руках, Ванесса… Еще одну смерть я бы просто не пережил. Хоть нервы как канаты, да и понимаю, что жизнь не вечная, но всему есть предел. Произошедшее с Александрой стало последней каплей. Нервная система после этого расшаталась.

– Как это случилось? – Саша почти шепчет, больше не сдерживая слезы.

Хочется выйти из кухни вслед за Даном, а еще лучше – пойти и утопиться. Желательно не в алкоголе. Но не уверен, что в Мертвом море у меня получится это сделать. Если только нахлебаться соленой воды, чтобы почки отказали. Хотя потрепанное сердце быстрее даст сбой.

– Что ты молчишь? – повышает она голос, уже рыдая. – Я хочу знать, как это случилось.

Что бы ни сказал, объяснения будут звучать недостаточно убедительно даже для меня самого. Мучительно видеть Александру такой, и еще более мучительно – осознавать, что все переплелось воедино и я не знаю выхода из сложившейся ситуации.

– Мы были в стадии переговоров. В обмен на свою свободу твой отец должен был передать мне информацию. Версаль вроде пошел на уступки. Главным для него было – защитить компромат. Там, полагаю, есть кое-что и о нем. Тебе лучше всех известно, что твой отец был вспыльчивым и сложным человеком, с трудом шел на контакт и диалог. Но мне все-таки удалось уговорить его выехать за границу, в страну, где у меня есть свои люди, которые в случае чего помогли бы пережить непростые времена. Было понимание, как урегулировать последствия, чтобы Гроу не трогали, но что-то пошло не так. Точнее, многое. Версаль, как оказалось, не планировал его отпускать. Когда твой отец узнал об этом, а также о наличии у меня беременной жены, у него словно отказали тормоза. Он решил, что я причиняю тебе вред и что я заодно со своим начальством. В то утро, когда Гроу должен был передать информацию, он, нарушив все договоренности, пришел на встречу с оружием…

– У папы не было пистолета. Он даже в руках его никогда не держал…

– Он замахнулся на меня ножом. Возможно, хотел напугать… Не знаю, что было у него в голове в тот момент. Ванесса была рядом, инстинктивно она бросилась наперерез и попала под удар. Твой отец попытался закончить начатое, но уже у меня сработал инстинкт самосохранения. Трагедии избежать не удалось.

Александра молчит, с горечью вглядываясь в меня.

– Почему ты сразу не сказал? – В ее голосе слышно разочарование.

– Не нашел подходящего момента.

А теперь, когда правда вышла наружу, осознаю, что такого момента и не существует.

– Это не укладывается в голове, – шепчет Саша. – Я не верю…

С каждым словом, с каждым вздохом пропасть, которая нас разделяет, становится лишь больше и глубже.

– И после этого ты вот так взял и отдал мне своего ребенка? Вместо того чтобы отпустить…

– Не могу отпустить. Тем более когда вскрылось, что дочь Гроу всегда была у меня под боком. Пока я выполняю задание, ты мишень.

Глаза Александры полны боли и растерянности. В это мгновение она кажется такой маленькой и беззащитной. В кухне повисает тишина, которую прерывают лишь тихие рыдания.

Жизнь иногда подвергает нас сложным испытаниям. И сейчас одно из них.

– Ты убил его. Убил моего отца… Мужчина, которого я полюбила, убил моего самого близкого и родного человека…

Я понимаю, что любая попытка утешить только все усугубит. И ничего не могу сделать, чтобы помочь.

– Тот, кто должен был меня защищать, стал источником моих страданий… – вырывается у Александры между всхлипами.

Она резко встает, и стул с громким скрежетом отлетает назад. Развернувшись, Саша выбегает из кухни.

Я жажду утешить ее, обнять, сказать, что все наладится, хотя и сам в это не верю. Сижу, слушая, как затихают в коридоре шаги. Все вокруг кажется нереальным, как в кошмарном сне, от которого невозможно очнуться.

Эмоциональный крах. Разрушено все, что строил, и это ломает меня самого, заставляя лицом к лицу столкнуться с последствиями своих поступков. Стараюсь собраться с силами, но внутри пустота. Нет слов, которые могли бы что-то изменить, нет действий, которые могли бы что-то исправить. Только время, возможно, когда-нибудь покажет путь к исцелению.

Закрываю глаза, и мысли неумолимо уносятся к событиям последних дней, к другой страшной потере.

Да, между мной и Ванессой были разногласия, мы оба допустили немало ошибок, но ее смерть – это огромный удар. Кадры той ночи в больнице ярко вспыхивают передо мной и впиваются в сознание острыми осколками стекла. Встряхивая головой, избавляюсь от болезненных, мучительных воспоминаний… Как стою рядом, держу за руку. Врачи предпринимают попытку за попыткой, но Ванесса уходит… В слезах клянется в любви, говорит, что мечтала быть с нашей дочерью, за что-то без конца извиняется… а я абсолютно бессилен.

Когда констатируют ее смерть, я испытываю потрясение, потому что тут же рождается маленькая жизнь. Это происходит одновременно.

Я всегда буду помнить, как умерла мать моей дочери. И что именно я убил отца женщины, с которой думал построить будущее. Эта боль не дает забыться, не дает уснуть, заставляет переживать тот ужас снова и снова. Теперь и Александра погружена в эту беспросветность. Меня все так же безумно влечет к ней, вчерашняя прогулка тому подтверждение. А сегодня верно лишь одно: любые надежды на то, что мы когда-нибудь будем вместе, отрезаны.

На кухню с Мией на руках входит Тамара. Смотрю на дочь, и перед глазами снова возникает лицо ее матери, в ушах слышны слезы Ванессы и ее последние слова. Я переступаю через себя, говорю себе, что должен быть рядом, а на самом деле хочется просто исчезнуть.

– Все в порядке, Леон? – Тамара задерживает на мне внимательный взгляд. – Вам нехорошо? Опять сердце?

И сердце, и голова, и все на свете. Но больше всего ноет душа.

– Все в порядке. – Поднимаюсь на ноги и пошатываясь иду на улицу.

Человек такая скотина, что ко всему привыкает. Не раз это со мной срабатывало, но сейчас есть ощущение, что не привыкну, не выдержу, не выстою. Одно дело, когда больно тебе, и другое – когда понимаешь, что сломал беззащитного человека.

Подойдя к берегу, замечаю Ярошевича, он стоит по щиколотку в воде. Подхожу к нему и встаю рядом. Дан поворачивает голову и, вероятно, по одному взгляду на меня все понимает.

– Я предупреждал, что не не стоит тянуть с правдой. Чем дольше откладываешь, тем сложнее будет говорить. Ну и еще Саше надо было с ним проститься.

– Чтобы она, как я, смаковала потом эти сцены?

– Попроси Тамару побыть с ней эти дни. Или Нирит. И вообще, давай я останусь в Израиле, а ты поедешь в Россию. Вам только на пользу побыть сейчас порознь.

– Не получится. Поездка отменяется. Версаль сам сюда приезжает. Похоже, все очень серьезно. Он хочет лично познакомиться с Александрой. И ладно бы только это. Есть опасение, что он начнет использовать ее для своих целей.

– Хреново, – задумчиво произносит Дан. – Очень хреново.

14 глава

Оказавшись в своей в комнате, я стараюсь сдержать слезы, но они продолжают катиться по щекам. Не могу поверить в услышанное. Словно мир обрушился. Как мог человек, которого я полюбила, стать причиной стольких страданий?

Тошно. В прямом и переносном смысле.

Сердце сжимается, стоит представить, что папы больше никогда не будет рядом. Он не был идеальным, но он был моим отцом – семьей, единственным, кто у меня остался после смерти мамы. Теперь его тоже нет. Душу рвет на части от отчаяния. Все, чего я хочу, – это закрыть глаза и забыться. И чтобы, когда проснусь, этого кошмара не было.

Но знаю, это невыполнимо. Придется жить со страшной правдой до конца своих дней.

Я подхожу к окну. За стеклом красивый сад и умиротворение природы, а во мне нарастает гнев – на Леона, на себя, на весь белый свет.

Как можно смотреть Дамианису в глаза после того, что произошло? Как продолжать жить под одной крышей с человеком, который убил моего отца? Как можно быть за ним замужем? Как?

Уткнувшись лбом в холодное стекло, пытаюсь собраться с мыслями. Нужно решить, что делать дальше.

Остаться и принять новую реальность невозможно. Уйти и начать жизнь с чистого листа, вычеркнув все, что связывало меня с Леоном, – пока что тоже. Какой-то замкнутый круг.

На глаза снова наворачиваются слезы. Усталость от постоянного стресса берет свое. Сейчас я слишком измотана, чтобы принимать какие-то решения.

Опустившись в кресло, зажмуриваюсь и просто дышу, стараясь успокоить бьющееся, как птица в клетке, сердце. В голову лезут всякие мелочи из прошлого. Удивительно, что именно в такой момент. Какие-то фразы, очень счастливые мгновения и обрывки дней усугубляют боль и усиливают хаос в мыслях.

Так я и засыпаю. В слезах и с хорошими воспоминаниями из детства.

Просыпаюсь от того, что все тело затекло, и не получается пошевелиться. В первые секунды я сконцентрирована на физической боли, потом по новой подключается и душевная. Не знаю, когда станет лучше, но отчасти теперь понятно поведение Дамианиса, который хлещет виски. Может, тоже попробовать?

Сидя в тишине комнаты, смотрю на вещи Мии и переключаюсь на мысли о ней. Дочь Леона стала частью моей жизни. Как жестоко с его стороны – втянуть меня в родительство, сделав ответственной за младенца. Почему он решил, что я смогу заботиться о девочке, даже узнав всю правду о случившемся с отцом? Возможно, думал, что это поможет мне найти новый смысл, обрести новую привязанность… Или просто нашел способ удержать меня рядом? Трудно понять его мотивы.

Мия, безусловно, ни в чем не виновата и заслуживает всего самого лучшего. Но как я могу дать ей это «самое лучшее», если душа разрывается от боли? Как относиться к ней по-прежнему? Кажется, что у меня больше не получится.

Словно в насмешку, жизнь подкидывает именно такую ситуацию. Дверь открывается, и на пороге появляется Тамара с девочкой на руках.

– Александра, вы встали? Как хорошо… Я неважно себя чувствую, давление. Присмотрите за Мией. Она только заснула. Если начнет беспокоиться, покачайте немного.

Тамара перекладывает малышку в кроватку и уходит, держась за голову.

Долго смотрю на закрытую дверь, затем поднимаюсь с кресла и подхожу к Мие. Осторожно поправляю одеяло. На автомате, но ловлю себя на том, что каждое мое движение наполнено нежностью, несмотря на ненависть к ее отцу.

Да, ненависть! Потому что я уже не знаю, кто я – Александра или Антонина.

Можно, конечно, примириться с любыми обстоятельствами, с любой правдой и сделать вид, что ты сильная и все пережила. Только сердце не обмануть. Я не смогу… Или на самом деле, именно Мия – мой шанс? Через заботу о том, кто более уязвим и нуждается в защите, наверное, легче принять реальность. Но в глубине души понимаю, что не приму. Леон зря использует свою дочь как связующее звено между нами.

Слезы опять льются по щекам. Мия спит долго, а я сгораю в агонии, пока в душе, наконец, не поселяется звенящая пустота. Неизвестно, что лучше. И так и так противно. На стену лезть хочется от безысходности. И что самое отвратительное, это состояние, когда штормит, кидая из одного в другое, будет у меня еще долго.

Несколько дней стараюсь избегать Леона, выбирая самые уединенные места на вилле. Он сам, кажется, тоже не испытывает желания попадаться на глаза. Психика вообще странно себя ведет: анализирует только те события, что происходили до встречи с Дамианисом. Возможно, чтобы сохранить ресурсы и без того уставшего организма. К счастью, из нашего разговора я не помню почти ничего, кроме признания Леона, что он убил моего отца.

Да и как поможет выяснение отношений? В голове крутится лишь один вопрос: почему? Почему все так?.. Я ведь просто хотела любить и быть любимой. Чтобы рядом было надежное, крепкое плечо любящего мужчины. Да, я романтизировала и приписывала Леону несуществующие чувства Он никогда ничего не обещал, не говорил о любви – просто со страстью трахал. А теперь хладнокровно рушит мою жизнь…

Отдых в Эйн-Бокек, который должен был стать отдушиной, превратился в испытание, каждый день которого тянется вечность.

Я выхожу ненадолго из своего укрытия, чтобы приготовить Мие смесь. Действую на автомате и, задумавшись о своем, роняю бутылочку.

– Александра, милая, вы плохо себя чувствуете? – интересуется Тамара осторожно. – Уже столько времени вы сама не своя. И Леон тоже… Между вами что-то произошло?

Что-то… Я не ждала, что он приползет на коленях, моля о прощении, но Леон мог попытаться хотя бы заговорить, а не избегать встреч.

– Все в порядке, – тихо отзываюсь.

– Вы почти ничего не едите… Хотите, я что-нибудь вкусное приготовлю? Что вы любите?

– Нет, спасибо, Тамара, я не голодна, – отвечаю, стараясь скрыть свое беспокойство. Есть не хочется, кажется, что кусок застрянет в горле.

– Вижу, вы чем-то очень встревожены. – Тамара подходит и мягко забирает бутылочку.

Хочется расплакаться у нее на плече, излить душу, но не уверена, что такое можно выносить за пределы наших отношений с Леоном.

Тамара берет меня за руки, сажает на стул, наливает в стакан воды и заставляет выпить. Открываю рот, чтобы рассказать ей, но не успеваю закончить предложение. Нас застает Ярошевич. И ему явно не по нраву то, что он видит и слышит.

– Тамара, займитесь Мией, – произносит Дан строго.

Она тут же отходит в сторону и, взяв бутылочку, идет в спальню к дочери Дамианиса.

Ярошевич сверлит меня долгим, пытливым взглядом, после чего предлагает прогуляться.

– Я не хочу, – отрицательно качаю головой. На глаза опять наворачиваются жгучие слезы. – Тем более ты наверняка заведешь речь о Леоне или моем отце.

– То есть разговаривать с помощницей по дому для тебя нормально, а со мной – нет? Идем, Саша. Тебе надо подышать свежим воздухом. Сколько дней ты не выходила из дома?

Может быть, он прав. Короткая прогулка не повредит.

Прохладный вечерний воздух после душной атмосферы комнаты кажется освежающим. Дан молча идет рядом, позволяя мне собраться с мыслями, и просто ждет. В конце концов, не выдерживаю гнетущей тишины, останавливаюсь и начинаю говорить то, чем вообще не планировала ни с кем делиться:

– Мне еще никогда не было так плохо. – Голос дрожит. – Я боюсь выйти из комнаты и встретиться с Леоном лицом к лицу. Вообще не представляю, как смотреть в глаза человеку, который убил моего отца… Каждый день все хуже и хуже от тяжелых мыслей, и я не знаю, что делать с этой болью. Не знаю…

Ярошевич поворачивается ко мне, на его лице сочувствие.

– О трагическом исходе никто не думал. Твоего отца Леон убивать не собирался, слышишь? – мягко произносит он.

– Даже если так, ты сам как бы реагировал на подобное? С пониманием?

И впрямь интересно услышать ответ Дана.

– Я бы не хотел оказаться на твоем месте. – Он тянется ко мне и обнимает.

Чувствую, как его тепло и уверенность передаются мне, и на мгновение становится легче. Внезапно позади раздаются шаги, и, когда оборачиваюсь, я вижу Леона.

Поспешно освобождаюсь из объятий Дана, мечтая опять сбежать, но не могу пошевелиться. Смотрю на Дамианиса и словно возвращаюсь в тот день, когда он рассказал мне правду. Неужели легче никогда не станет? Ну почему жизнь так несправедлива?

– Нам пора выдвигаться домой. Когда вернемся, займись ноутбуком Ванессы, – сухо произносит Леон и идет обратно к дому.

Глядя ему вслед, я думаю о том, что никому и ничего не должна. Ничего и никому! Из груди снова вырываются всхлипы. Я устала плакать, надо бы как-то переключиться. Чем-нибудь заняться, с головой уйти в работу. Да хоть куда, только бы перестать смаковать свою боль. Невыносимо! Отца все равно не вернуть. Ситуацию никак не изменить. Остается лишь смириться. Вопрос в том, как это сделать?

– Ну все, все. – Дан опять сжимает меня в объятиях. – Хочешь, я свожу тебя на его могилу? – предлагает он.

Вытираю слезы рукой.

– Да, – соглашаюсь. – Это хорошая идея. Мне надо проститься с отцом.

И заодно принять тот факт, что его больше нет.