Текст книги "Когда утонет черепаха"

Том Ларсен

(Задолго до приезда Анны на остров Муху)

По числу случайных связей на первом месте работники полиции. Непонятно, откуда в них такой объём сексуальной безответственности.

То ли дело гражданская авиация, второе место рейтинга. Там красивые костюмы. Одетый работник выглядит привлекательней раздетого. Пилоты и стюардессы часто ночуют в одном отеле, где страдают от тоски и одиночества. Экипаж невольно сплачивается, а мораль падает.

На третьем месте медики, их тоже можно понять. Белые халаты, строгие хирурги, хорошо продезинфицированные медсёстры, жизнь, смерть и койки во всех помещениях. На месте медиков никто б не удержался.

На четвёртой строке артисты. Им влюблённость дороже воздуха. Без искренних чувств образ не создашь и зрителя не обманешь. А когда весь день играешь в любовь, нет-нет, да и прихватишь работу на дом.

И всех этих красивых людей, неожиданно, опережает полиция. Непонятно. Никакой там романтики: скандалы да мордобой. Лица невзрачные, костюмы сидят криво. Но живёт в каждом полицейском что-то трепетное. Нежный котик или влюбчивый зайчик. Вот и летят по кабинетам – брюки на люстру, юбка на шкаф.

Первым ходоком в столичной полиции заслуженно считался капитан Том Ларсен. Статистика не измеряла точно его вклад, но ясно было, этот вклад огромен. Том красив и эмоционален. У него мундир по фигуре. В полиции фигур вообще не много. Приличных костюмов ещё меньше. Том внимателен. Любую женскую трескотню он слушал с интересом. Украшения, кофточки, планы путешествий, истории свадеб или разводов, что угодно. Капитан сам просил уточнить цвет туфель. Сам! Ещё он помнил имена подруг и передавал приветы мамам. Если случалась беда, он бросался на помощь. Вытаскивая каблук из ливневой канализации, он ломал и каблук, и канализацию. Но сам порыв очаровывал. К тому же женщины находили в Томе надёжность и ответственность.

По необходимости он верил гороскопам, даже знал про себя, что Овен. Ещё он никогда не сердился. Не обзывался, не повышал голос. Женщины не боялись, что капитан станет трясти их за плечи, требовать еды или вспомнить невспоминаемое. Наоборот, во всех сложных ситуациях Том сначала предлагал женщине белого вина, а потом полагался на обстоятельства. И обстоятельства шли ему навстречу. С ним можно было капризничать от души. Вот этой-то душой женщины к нему и тянулись.

Он вставал довольно поздно, не спеша завтракал. Приходил на работу с целью точно поработать. Вдруг из воздуха, из неясного трепета, сплеталась женщина, жертва криминальных обстоятельств. Начинался разговор. Переливы и мелизмы у женщин несут больше смысла, чем слова. Обычный «привет» может быть объявлением войны, клятвой верности, требованием денег, приглашением в кровать, мольбой о прощении, угрозой, отказом, согласием, может быть признаком счастья, отвращения, удивления от такой наглости или знаком сексуального нетерпения. «Привет» может быть рыданием, заявкой на развод или стоп-словом. Лишь в редких случаях он оказывается просто приветом. Для указания точного смысла женщине хватит жеста или взгляда. В свою очередь для жестов и взглядов у них существуют огромные толковые словари.

Обычно к обеду Том Ларсен уже бывал влюблён. И к вечеру почти женат. А утром всё повторялось снова. Ещё у него был пистолет, дающий плюс пять пунктов к обаянию. Женщины невольно подсаживались ближе. (Рядом с вооружённым капитаном чувствуешь себя моложе). Том Ларсен брал потерпевшую за руку или за колено, в зависимости от стадии расследования. Но дальше не продвигался. Будто хотел полюбоваться – и ничего более. Женщина ждала, ждала, а он всё сидел и сидел. Ожидать любви можно месяц, год, но не целый час. В соблазняемой зрело недоумение. Она задумывала провокацию. В этот-то момент Ларсена и следует считать жертвой трагических обстоятельств.

Немного о детстве. Мама капитана пошла однажды в кино и там влюбилась в Жана Маре. За собственные двадцать копеек разбила себе сердце. Рана плохо затягивалась. Когда папа капитана вбивал гвоздь или подметал пол, мама говорила:

– Ты сейчас вылитый Жан Маре.

Если же папа возвращался во хмелю и без зарплаты, мама говорила:

– Да. Ты не Жан Маре.

Маленького Тома Ларсена записали во французский лицей. Там, послушный родительскому ремню, он выучил половину французского языка. Этой половины хватило, чтобы среди друзей-подростков прослыть идиотом.

Том закончил филологический факультет, отделение французской литературы. Пробовал работать учителем. Когда желание убивать школьников стало неодолимым, перешёл преподавать в школу полиции. Там учились те же негодяи, только вместе с аттестатом им выдавали пистолеты. Том на себе прочувствовал, насколько издеваться веселей, чем преподавать. Тогда он тоже сдал экзамены, получил погоны лейтенанта, пистолет и наконец-то ощутил себя человеком. От детства в памяти остались лишь пара фраз и одна французская песенка. В переводе похабная, но мотив приятный. Этих знаний хватало для соблазнения даже очень замужней женщины.

Сначала Том не понимал истинного смысла работы полицейского. Он стеснялся девушек и мало пил. Из-за таких извращённых взглядов у него было свободное время. Том изучал музыку, историю других стран и на дежурства ходил без ненависти к службе. После трёх лет в патруле Тома приписали к отделу криминальных преступлений. Собеседование проводил начальник отдела. Он спросил о главном.

– Пьёшь?

– Если нальёте, выпью! – лихо ответил Том.

– Женщин любишь?

– При всякой возможности!

На этом собеседование закончилось. Ларсен не представлял ещё, какой самоотдачи потребует выполнение этих двух основных задач.

Настоящая цель полицейского не предотвратить преступление, а избежать его регистрации. Тут филологическое образование очень пригодилось. Протоколы опроса верно описывали события. Но за счёт правильного подбора синонимов так выходило, что потерпевший не испытывает грусти, всех прощает и обещает впредь не искушать хулиганов своей беззащитностью. Если потерпевший упрямился, ему читали вслух уголовный кодекс. Это волшебная книга. Во-первых, удар ею не оставляет следов. Во-вторых, в ней есть статья для всех, кто не убежал, пока была возможность. Вершиной полицейской удачи считалось подбрасывание случайного трупа на территорию соседнего участка.

Начальство радовалось успехам Тома Ларсена. В его смену наступали тишина и всеобщая любовь. Хулиганы, воры и алкоголики мистически теряли дееспособность. Работа спорилась, пока не встретилась одна бабка. Прибежала, говорит, кошелёк украли. В трамвае второго маршрута. Том Ларсен взялся опросить несчастную. После трёхчасовой беседы старушка согласилась, что сама виновата. Ларсен объяснил:

– Я могу, конечно, дело завести. Но скажу честно, ничего мы не найдём. А вам придётся ходить сюда, как на работу. Протоколы, опросы, опознания, следственные эксперименты, валидол пачками. Засады в трамваях, даже погони. А ловля на живца? (Ларсен показал, кто будет живцом, бабка перекрестилась). А ведь может быть такое, что вы просто выронили кошелёк? Ведь может?

– Может, – вздохнула бабка.

– Ну вот. Кто-то подобрал, а мы его поймаем и посадим. Это хорошо?

– Не очень, – согласилась бабка.

Том записал: «Пострадавшая допускает, что сама потеряла кошелёк. В возбуждении уголовного дела отказано».

И всё бы хорошо, но старуха оказалась мамой министра культуры. Кто не знает, в демократических странах культура – лишь частный случай пропаганды. И соответствующее ведомство может быть страшней министерства обороны. Потому что военные всего лишь убьют, а министерство культуры испоганит настроение и так жить заставит.

Все полицейские начальники вызывали к себе Ларсена и насиловали, насиловали. Две недели, без перерывов на сон и туалет. Говорили одно: крутись как хочешь, но преступника поймай и посади. Не сможешь поймать – роди, вырасти и посади.

Том решил не сдаваться. Отбросив остатки совести, задумал многоходовочку. Сначала притащил в отделение стукача, наркомана по кличке Гной. По совету старших товарищей Том залил свинцом грецкий орех. Такой орех, спрятанный в кулаке, обладал большим убеждающим эффектом. Гражданин Гной некоторое время кокетничал, потом дал наводку. Его лучший друг Арвид по кличке Фистула собирается бомбануть киоск. Сложными путями, чтобы, не дай бог, тень предательства не легла на Гноя, Фистуле была донесена история о нерадивом киоскёре, который оставляет на ночь деньги в кассе.

Следующую неделю Том Ларсен ночевал в указанном киоске под столом. Фистула оказался здоровей, чем ожидалось. Но Ларсен так болел душой о кошельках, что шансов не было бы даже у медведя.

Ларсен предложил наркоману целый ряд альтернативных сюжетов. Говорит, могу тебя отметелить, потому что настроение плохое. Потом спишу все ограбленные киоски, добавлю нападение на полицейского, избиение киоскёра и, бонусом, скопившиеся в отделении висяки. Итого лет на десять строгого режима.

Либо второй вариант. Участие в небольшом спектакле. В награду год условно, с престижной статьёй «карманная кража».

Фистула задавил свою честность в пользу искусства. С детства мечтал стать актёром, признался он. Наркоман заучил описание кошелька. Запомнил где и когда пришло в голову встать на путь порока. Второй трамвай, какая из себя бабушка, где держала сумку, на какой остановке сошёл. Но чистосердечного признания мало. Старуха должна была узнать Фистулу среди таких же криминальных рож. Для этого наркомана в сопровождении оперативников катали во втором трамвае. Ряженый должен был подойти к бабке, несильно толкнуть, покашлять в ухо или любым другим способом обратить на себя внимание. Упражнение повторили несколько раз. Предупредили, переигрывать нельзя. Недопустимо, например, сбивать старуху с ног или внезапно целовать.

Ларсен заготовил фотографии мрачных типов. Несколько раз спрашивал потерпевшую, не узнаёт ли она своего упыря среди этих мерзких преступников. Все фото менялись, кроме той, на которой был Фистула. Задание повторялось, пока бабка не научилась узнавать нужного кандидата стойко и без дополнительных намёков.

И вот тогда произвели опознание. Ввели пятерых. Старуха внимательно осмотрела каждого. И выбрала майора Айгара Доббса почему-то. Майора пришлось заменить, опознание повторили. Теперь бабка не узнавала никого. Ходила мимо строя, принюхивалась. Нет, говорит, не эти. «Так мы никогда преступность не победим» – подумал Том. И тут Фистула догадался покашлять.

– Он! – вскричала старуха. – Точно он, сволочь!

Фистула сел на год. Якобы украденные деньги Том Ларсен вернул торжественно, прилюдно. Снял необходимую сумму со своего счёта. За блестящее расследование ему дали капитана. Впредь он брался за дело только после составления полного генеалогического древа потерпевшей стороны.

Всё изменилось после Ульрики. Блондинка. Пальцы длинные, глаза печальные. В её квартиру вломились воры. Не пожалели красивую женщину. Вынесли деньги, шубу и все электрические приборы, даже сломанные. Криминалисты осмотрели место преступления. Оперативники опросили свидетелей. Ни отпечатков, ни окурков, ни лишних следов. Соседи ничего не видели. Воры сработали чисто. Это значит, кражу раскрыть невозможно. Так было и теперь. Криминалисты уехали. Капитан Ларсен остался ждать начальника отдела. Подполковник Паэгле должен был подъехать, но задерживался. Его работа самая важная. Покачать головой, поскулить о слабом финансировании.

Ульрика успокоилась и даже умыла чёрные потёки на щеках. Полицейский капитан и морячка сидели, говорили об опасностях современного мира. Ларсен говорил, поймаем, накажем. Не сразу, но однажды. Потерпевшая нашла в кухонном шкафу недопитый коньяк. Домашний розлив, бутылка без этикетки. Будь этикетка, и этот коньяк бы унесли воры.

Выпили, ещё поговорили. Ульрика пожаловалась на мужа, редко бывает дома. По шесть месяцев ждать – нет-нет да и задумаешься об уходящей молодости. Ларсен выразил сдержанное сочувствие. Зато, сказал, в семье хороший доход и настоящая страсть каждые полгода. Выпили ещё. Ульрика показала свои пляжные снимки. У неё отличные ноги, видно и без фото. Комплименты приняла без смущения. Спросила, каково семейное положение капитана. Он ответил – холост, но здоров. Просто времени нет на эту отрасль. Ульрика погасила верхний свет, зажгла уютный торшер. И тут приехал подполковник Паэгле. Как и положено, он скулил и качал головой. Обещал найти и наказать.

– Ну, что, идёшь? Или ещё надо поработать? – спросил начальник и надел фуражку.

– Да-да, конечно иду, господин подполковник. – Ларсен поднялся. Поправил кобуру, надел пиджак.

– Вы же кофе не допили! Если никуда срочно не надо, можете ещё меня допросить. Может, я что-то вспомню, – сказала Ульрика.

– Нет-нет! Мы и так вас растревожили. Отдыхайте! – сказал Том.

– Да я не устала.

Она улыбнулась. И он улыбнулся. Потом она осталась, а он вышел. Когда полицейская машина въехала во двор отделения, подполковник Паэгле обернулся к Ларсену.

– Ну ты и мудак! Потрясающий мудак! – сказал он. Капитан светился на заднем диване густым красным цветом.

После дежурств Том Ларсен засыпал. Дрых крепко, как сфинкс, как зимний клещ. Ни солнечный свет, ни телефон, ни трамвай за окном не могли его разбудить. Так было всегда, кроме той ночи, когда он встретил Ульрику.

– Вы же кофе не допили! – звенело в голове.

Том насильно разделся и лёг. Потому что так надо. Пробовал думать о работе. Писал в уме скучные отчёты. Но все они заканчивались словами «можете ещё допросить». К отчёту прилагались фото потерпевшей. Сначала в купальнике, а потом без. Том решил не сопротивляться. Представил, как Ульрика встаёт и сбрасывает халат. Как обнимает за шею. За полчаса капитан пережил многое. Смял постель, но заснуть не смог.

Наваждение длилось неделю. Работа не делалась, аппетит пропал. Под глазами появились круги. Несколько раз, обознавшись, Том гонялся за похожими девушками.

Тогда он выписал на складе улик абы какие кольцо, миксер и кошелёк. Ему нужен был повод для встречи. Собрав портфель с вещдоками, пришёл к Ульрике. Дверь открыл чужой мужчина. Том показал удостоверение.

– А, вы по поводу кражи! Нашли что-нибудь?

– А вы, собственно, кто? – спросил опер.

– Я, собственно, муж, – сказал мужчина и зевнул. Ларсену не понравился этот зевок. Раздражала мысль, что кто-то другой мог не выспаться с Ульрикой. Раз в полгода.

– Милый, кто там? – спросила девушка из глубины квартиры.

– Полиция.

Она вынырнула из-за спины своего бугая. Заспанная, красивая. Такая невинная, будто не она врывалась в сны капитана. Будто не она вот только этой ночью дразнила то ногой, то грудью. Ларсен сглотнул. Показал миксер.

– Ваше?

– Нет.

– Жаль. Очень жаль.

– Мне тоже.

– Ничего, не расстраивайтесь. Ваш тоже найдётся. До свидания.

Том спустился во двор, натёр себе снегом уши. У забора стоял снеговик. Том вырвал морковь с корнем, крупно откусил, огрызок прилепил на шар, символизирующий бёдра. Исполнив это непотребство, капитан поклялся никогда, никогда не упускать шансов. И немного перегнул, женился.

Очередная любовница удивила неприхотливостью. С такой покладистой, подумал Том, будет легко. Ещё он подумал, её смиренность – признак любви. Никто другой любить с такой самоотдачей не сможет. Она была всегда и всем довольна. Ни единой претензии. Позже выяснилось, ей просто всё равно. Эмма настолько поглощена была собой, что не замечала на муже чужих засосов, помады, не чувствовала запаха духов и верила в работу сутки через трое, где трое – это продолжительность смены. Обречённая готовность ко всему составляла суть её характера. Ни разу не отказала она Тому в постели. Так капитан узнал, что жертвенная покорность убивает либидо.

Однажды капитан полюбил коллегу из отдела экономической полиции. Назначил встречу в гостинице. Но коллега струсила, не пришла. Ларсен ждал в гостиничном ресторане, глядел в окно. Размышлял о мужской доверчивости, источнике всех бед. Поздней осенью, когда за зонтами и капюшонами не видно лиц, приятно бывает пожалеть себя хорошим коньяком. Официантка заметила грусть майора.

– Не пришла? – спросила она.

Обычно в ответ на такие вопросы капитаны врут. В широком спектре – от «я сейчас на задании», до «неделю назад овдовел». Но Ларсен решил быть честным. Он вообще любил риск.

– Не пришла, – кивнул он.

– Вы её очень любили?

– Очень!

О коллеге из экономического отдела капитан помнил только, что ноги её кривоваты. Но официантка ждала сказки, расстраивать её не хотелось. Пришлось придумать немножко подробностей. О том, что намечалась последняя встреча. Потому что их страсть запретная. Не пришедшая – мусульманка из семьи саудовских монархов, приезжала на конференцию. Ну и закрутилось.

Том сам удивлялся, как прёт иногда. Жалко, записать никогда не получается. Бумага и ручка сразу убивают вдохновение.

– Вы не грустите, а наоборот, радуйтесь! – сказала девушка.

– Чему ж тут радоваться? – удивился капитан.

– Ну, вот я, например, работаю в гостинице. Мимо ходят путешественники. Встречаются загорелые. Их пальто пахнут Гибралтаром или Аргентиной. Может, и не пахнут, но я от собственных выдумок и правда чувствую аромат. У меня работа, учёба, некогда ездить. Но я не грущу. Наоборот, рада. Смотреть на странников – тоже путешествие. А если злиться или жалеть себя – радость пройдёт мимо. С ними ведь как, маленькое счастье не оцените – большое не придёт. Вот и вы. Научитесь радоваться сначала своему одиночеству! И тогда ваша королева сама вас отыщет. Однажды. Надо просто подождать.

Том допил коньяк, закурил. (Тогда ещё можно было курить где попало). «Милая моя! – подумал он. – Знала бы ты, как прут на меня иногда королевы! Не говоря уже о фрейлинах!» Так подумал капитан. Но вслух только вздохнул.

Девушка не дождалась комментариев, продолжила.

– Я сама езжу только к бабушке.

И тоже вздохнула.

– Бабушка живёт, разумеется, за лесом? – пошутил Том. Девушка улыбнулась.

Да, у них в посёлке есть лес. И магазин. И даже море, полчаса на машине. Только оно холодное и вечно дождь. А она хочет к другому морю. Где солнце, где цветы висят облаками на стенах и крышах, где люди разговаривают – будто щебечут.

– Это вам в Прованс надо, – заметил Ларсен.

Он же раньше не сотрудничал с Красными Шапочками, только с их матерями. Но совету девушки он обрадовался. Действительно, одна не пришла, но наклёвывается другая – это ли не маленькое счастье? Или даже среднее. Новая стройней и моложе. И явная инженю, плюс три очка к сексуальности. Настоящая пастушка. Дикая роза. Крутые бёдра под форменной юбкой любую беседу делают романтическим фильмом. А что юбку без боя не снять, это ещё интересней.

– …Послушайте, Кристина, – сказал капитан, близоруко всматриваясь в бейдж. – Хотите в Париж? Лечу на следующей неделе. На конференцию по борьбе с контрабандой. Оплачено два места. Могу вас вписать. Министерство внутренних дел в моём лице вас угощает. Просто прокатимся. Без всяких обязательств. Это будет фонтан целомудрия, а не поездка. Сплошные шедевры архитектуры и кулинарии. Всё равно моё разбитое сердце не успеет зажить за этот ничтожный срок. Так что вы в полной безопасности.

Девушка смутилась. Забормотала про больную сменщицу и кошку. Кого-то из них не на кого оставить, капитан слушал невнимательно. Отказала и отказала. Ларсен не сильно расстроился.

– Согласен, – сказал он. – Париж не конь. Когда к нему ни соберись, всегда найдёшь на старом месте.

Он заказал кофе и отвернулся к окну. Девушка вернулась за стойку.

– А ваше министерство, оно всё-всё оплачивает? – вдруг спросила она минут через семь.

– Конечно.

– А вы разбираетесь в Париже? Можете показать? Где Монмартр находится, например?

Капитан ответил на плохом французском, но длинно и бойко. Кристине показалось, поездка была бы сплошным удовольствием.

– Впрочем, зачем я спрашиваю, всё равно же не получится, – сказала она.

Повисшая тишина содержала столько электричества, что на фикусе зажглись огни святого Эльма. Прошла ещё минута. Кристина вела мучительный диалог сама с собой. Фрагменты его иногда вырывались наружу.

– Спасибо, конечно, за предложение. Но не могу. Да и странно это, я вас впервые вижу. Так что даже не уговаривайте.

Ларсен не уговаривал. Он видел грядущее. За короткое время Кристина трижды подтвердила решимость никуда не ехать. По восходящей, со всё возрастающим пылом. Это дикость, – уже ругалась она. – Что это за предложение вообще такое! С чужим человеком! А вдруг вы маньяк, – пошутила она и рассмеялась.

Расписание поездки было несложным. С утра Том Ларсен ходил на конференцию по борьбе с контрабандой. Отмечался в журнале и воровал булочки. Потом забирал Кристину из гостиницы. Набережная Жоржа Помпиду, улица Риволи, Фобур Сент-Оноре, Муфтар, Осман, Сен-Лазар. Одних этих названий хватило бы для совращения самой высокоморальной женщины. Но капитан был ангелом, и Кристине ничего не оставалось, кроме неприступности. Из-за этого напряжения трудно было сосредоточиться на Париже. За шесть дней девушка вообще ничего не запомнила. Думала о том лишь, как даст ему по морде, если что. И как потом простит, и чем закончится примирение. Но попутчик относился к ней как к группе безликих японских туристов. Немного даже унизительно. Кристина репетировала перед зеркалом испепеляющий взгляд, но так никого и не испепелила. Этот подлец принципиально не распускал рук. Вёл себя не просто как кавалер, а как настоящий импотент. Будто рядом с ним пластмассовая игрушка без чувств, сердца и гормональной системы.

Капитан подавал руку на ступенях. Касался пальцев, когда учил обращаться с устрицами. Вытер ей платком однажды щёку, но тут же попросил прощения. В этом была особая наглость, почти цинизм. Юбки Кристины обнажали ноги по самую душу. Но провожатый будто одеревенел. Будто она не с офицером в Париж, а с рюкзаком в деревню приехала.

Возвращались поездом. Повинуясь неясному жару, Кристина захотела капитана поблагодарить. Сказала, что поражена его благородством. Что поездка была бесподобной, она век такого не забудет. Ларсен встал и чуть поклонился. Даже щёлкнул каблуками. В тесном купе его щека почти коснулась её волос. И тут будто пробки выбило и свет погас. Они кинулись друг на друга. Они сделали всё, что накопилось в отделе фантазий за неделю. Домой прибыли сонными и разбитыми. Каждый находил на себе потёртости, ссадины, синяки и другие маленькие травмы, следы маленького счастья. Железнодорожное сообщение Западной Европы оставило в обоих наилучшие впечатления.

Дома всё куда-то делось. Он иногда звонил ей, иногда она ему. Пару раз встречались, без всяких излишеств. Не хотели воспоминания портить.