Текст книги "Род"

– Ох… что? – простонал Бьёрн. – Ты заставишь нас играть?

– Ваша мать решила, – сказал Уннтор, – хоть и поздновато, что ее дети не должны вырасти болванами. Последнее испытание – сыграть с ней. Каждая победа над ней считается за две.

– Я буду первым, – сказал Бьёрн. – Должно быть не сложно.

Пятнадцать ходов спустя он поднялся.

– Я всегда подозревал, – громко сказал он, отходя от стола, – что она – ведьма.

Хильдигуннюр улыбнулась и расставила фигуры для новой игры.

Следующим был Карл. Он уселся, нахмурился и уставился на фигуры так, словно надеялся запугать их до полного подчинения.

Чуть погодя, Бьёрн заглянул поверх плеча Йорунн.

– Он не начал кричать, – заметил он, – значит, дела идут…

– ЧТО ЗА?.. – взорвался Карл. – КАКОГО?..

Остаток фразы утонул в лавине сшибающихся гласных.

– Неплохо, – закончила за Бьёрна Йорунн.

Почти сразу Карл встал из-за стола.

– Дурацкая игра, – прорычал он. – А ты, наверное…

– …Хочешь отойти в сторонку и подумать, прежде чем скажешь что-то еще, – сказал Уннтор, придвигаясь поближе к плечу жены.

Кипящий от злости Карл фыркнул и отошел прочь.

– Аслак, – сказала Хильдигуннюр. – Твоя очередь.

Худощавый мужчина сел напротив нее.

– Ты же знаешь, что мне тебя не победить, мама, – сказал он.

Старая женщина улыбнулась:

– Знаю.

– Так что я не хочу играть.

Она оглядела его с ног до головы.

– Почему?

– Потому что я лучше потрачу время, занимаясь чем-нибудь поумнее и не таким геройским? – сказал Аслак. Хильдигуннюр улыбнулась, и он поднялся из-за стола.

Йорунн уселась прежде, чем ее позвали.

– Мама, – сказала она.

– Дочка, – ответила Хильдигуннюр.

Первые ходы обе стороны сделали быстро, потом Хильдигуннюр замедлилась.

– Ты играла, – сказала она.

Йорунн оглянулась на Сигмара.

– У нас дома есть доска, – ответила она.

Хильдигуннюр посмотрела на шведа с возродившимся интересом:

– А я не знала, – сказала она. – Тебе нравится?

Она сделала ход.

– Это интересная игра, – ответила Йорунн и сразу походила сама.

Немного погодя, когда вокруг них собралась вся семья, Йорунн протянула руку и опрокинула своего короля на бок.

– Я проиграла, – сказала она.

– Да, – сказала Хильдигуннюр, присматриваясь к дочери. – На этот раз, по крайней мере.

Взгляда, которым она смерила Йорунн, Хельга прежде не видела.

Глава 7
Накал

Было уже далеко за полдень, когда они наконец отправились назад, на хутор. Кожу Хельги согревало солнце, живот у нее был набит, в воздухе пахло летом, и она решила: пусть ноги сами несут ее, пока она обводит взглядом знакомые пейзажи – справа поля до горизонта, слева редкие деревья, постепенно густевшие, переходя в лес. Она закрыла глаза и улыбнулась. «Одно лишь мгновение, – подумалось ей, – одно лишь мгновение покоя…»

– Все прошло лучше, чем мы думали, да?

Раздавшийся над ухом голос Эйнара заставил ее подпрыгнуть.

– Что?

– Состязания – ни крови, ни сломанных зубов и костей, ни смертей. В конце концов победили старики. Братья успокоились, как только им дали что-то погрызть и меда, чтобы залить в пузо. Буря прошла стороной. Мы в безопасности.

Хельга вспомнила все, что увидела на поле: эти стиснутые кулаки, ненавидящие взгляды, сжатые губы.

– Я в этом не так уверена, – сказала она. Желудок ее внезапно сделался тяжелым, словно она проглотила булыжник. – Я бы в ближайшее время ступала осторожно и не открывала рта.

– Почему? – спросил Эйнар.

– Не знаю, – сказала Хельга. – Я просто… Такое чувство, будто что-то вот-вот случится.

– И с чего же ты это взяла? – усмехнулся он. – Женская мудрость?

Хельга зло посмотрела на него:

– Да. А что не так? – Ее сердце застучало громче, и она коснулась рукой амулета с руной.

– Ну… нет же никакого…

– Доказательства? Хочешь, я скажу Хильдигуннюр, что ты думаешь, будто чутье без доказательств – ерунда и ничего не стоит?

Чтобы успокоиться, ей почти хватило тревоги, которая читалась в лице Эйнара. Почти.

– Знаешь что, Эйнар Якасон? Давай носись вокруг, выставляй локти и говори Карлу с Бьёрном что хочешь, только не жди от меня сочувствия, когда дойдет до ножей.

Воцарилось молчание, и слова, темные и опасные, повисли в воздухе между ними.

– В смысле, до ножей? – тихо спросил Эйнар.

Хельга убрала пальцы с висевшего на шее камня. Ощущение тяжести прошло, но облегчения это не принесло.

– Я… не знаю, – ответила она. – Я просто… это сказала.

Эйнар посмотрел на нее так, словно видел впервые.

– Что-то с тобой случилось, – сказал он. – Ты изменилась.

– Лесть тебя до добра не доведет, – тускло ответила Хельга.

Он оглянулся на своего отца, шедшего в хвосте.

«Он выглядит напуганным», – подумала Хельга.

– Пойду я помогу, – сказал он.

– Увидимся позже.

Хельгу начало знобить, и ей послышалось, как что-то шепчет глубоко у нее в голове; ей почти удалось поймать взглядом мелькнувшую тень, но та ускользнула.

Шедшая впереди Йорунн приблизилась к Сигмару.

– Ну, муж мой, как тебе моя семья?

– Как ты и говорила, – ответил Сигмар, оглянувшись назад и убедившись, что никто не слышит. – Карл все тот же ублюдок, Бьёрн – олух.

– А Аслак?

– А что Аслак?

Йорунн улыбнулась:

– Он мелкий и тихий, но не стоит его недооценивать.

– Не буду. Он может нам помешать?

– Нет, – сказала Йорунн, – если мы будем осторожны.

– И просто чтобы успокоиться – ты точно уверена?

– Да, – Йорунн посмотрела на него. – Мой отец может отнекиваться сколько угодно, но где-то на хуторе спрятан клад.

– Продолжай идти, – прошептал Сигмар, – и слушать, и смотреть. У нас будет шанс – и мы его не упустим.

Он улыбнулся и приветственно склонил голову, когда их обогнала Хельга, но девушка, казалось, этого не заметила.

«Ничего не понимаю», – подумала Хельга. Хоть чувство, которое настигло ее во время разговора с Эйнаром, и прошло, но она помнила, как в голове царила какая-то предгрозовая атмосфера. Она взглянула на Аслака, пытавшегося обуздать своих детишек. Поглощенные кутерьмой, все трое выглядели счастливыми.

Из ступора ее вывел шедший рядом с Хильдигуннюр Бьёрн, который взорвался резким грудным смехом. Хельга уловила след лукавой усмешки на лице матери. «Наконец-то нашелся ценитель ее сальных шуток». От этой мысли она улыбнулась, и ощущение лета снова нагнало ее. Настроение у Хельги опять улучшилось. Ничего страшного, всего лишь отголосок дурного сна. Она помирится с Эйнаром позже. Как и раньше, как только она оказалась рядом с Бьёрном, огромное тело здоровяка сразу притянуло ее к себе. Он был увлечен разговором с Хильдигуннюр, и Хельга подошла к ним так близко, что могла разобрать слова.

– Я пытался оставить ее с ним, но это тоже не сработало, – сказал он. – Этот бык и знать ничего не хочет.

– Может, он любит траву? Ты не пробовал прикрыть ее хвост травой, чтобы он проел к ней дорогу? – сказала Хильдигуннюр.

«О чем они?..» Хельга представила себе эту картину и сделалась свекольно-красной. Она уставилась на свои ноги. Тропинка переросла в дорогу и теперь огибала деревья, выводя на просеку. Прямо перед ними лежал Речной хутор, весь в бликах отраженного от стремительной реки света.

Бьёрн снова хохотнул:

– Мама, ты ужасна. Ничего, разберется когда-нибудь… раньше-то он это делал.

Хильдигуннюр кивнула поравнявшейся с ними Хельге.

– Если ничего не получится, пришли его ко мне. Уннтор его быстро обучит.

– МАМА! – хором воскликнули Хельга с Бьёрном, и Хильдигуннюр радостно захохотала:

– Я люблю вас, дети мои, но кажется мне, вы все думаете, будто вас в лесу нашли. Кстати, может кто-то из вас принести немножко дров? – она открыла ворота и ступила во двор. Хельга слышала рассказы о королевах, но не могла представить себе никого царственнее Хильдигуннюр.

– Видать, придется мне – твоя Веточка себя-то едва поднимает, не то что дрова, – сказал Бьёрн и подмигнул Хельге.

– О, она сильнее, чем кажется, – сказала Хильдигуннюр. – Но ты сходи, маленький мой тролленыш, – добавила она, поднялась на цыпочки и поцеловала великана в щеку.

Бьёрн, ухмыляясь, отодвинул ее:

– А ты тогда кто, мама?

– Женщина, способная выжить с твоим отцом и вас, обалдуев, вырастить, – парировала Хильдигуннюр. – Топор в сарае. Иди на север, в гору – там будет тропа к участку, который твой отец пытается расчистить. Увидишь. Топор принесешь вместе с дровами, только не руби больше, чем сможешь унести.

– Я всегда так делаю, мама, – Бьёрн улыбнулся и зашагал прочь.

– Пойдем, ленивица, – сказала Хильдигуннюр. – Надо готовиться к завтрашнему вечеру.

Хельга пошла следом за ней. Во дворе, за забором, она чувствовала себя в безопасности. Защищенной.

Волкодав приветственно гавкнул, когда Бьёрн проходил мимо, здоровяк остановился и почесал пса за ушами, а когда тот застучал хвостом, направился в сарай. Вскоре он вышел, неся топор с толстой рукоятью, настоящее орудие лесоруба.

– Этому доводилось и косточки ломать, – пробормотал он, взглянув на многажды заточенное лезвие. Пес умоляюще смотрел на него, пока он шел обратно к забору.

– Вырубка? – он посмотрел на сплошную стену деревьев, притиснувшуюся к подножью холма. – А эти-то старому козлу чем не угодили? Ну, лучше делать как маманя говорит, – продолжил он, шагая мимо деревьев к тропе, как ему было велено. Воздух под сенью деревьев был неподвижным, и по лицу взбиравшегося на холм Бьёрна расползлась улыбка.

Тропинку он нашел легко – и тут же услышал вскрик, быстро стихший.

С топором наготове Бьёрн ворвался на вырубку… чтобы увидеть мелькание белой кожи – руки, ноги, широкую спину – и лежащую на земле Руну, вцепившуюся Карлу в волосы, подталкивавшую и подгонявшую его.

– Сзади, – прошипела она в ухо любовнику, тот замер в середине толчка и оглянулся через плечо на великана с топором.

Ему потребовалось мгновение, чтобы оценить положение.

– Сделай вид, что… – начал Карл, но Бьёрн уже отвернулся.

Широко размахнувшись, здоровяк погрузил топор в ближайшее дерево. Не глядя на любовников, он сказал:

– Маме дрова нужны.

И ушел.

Как только он скрылся, Руна положила руку на шею Карлу, поглаживая его.

– Ну же, – прошептала она, притягивая его ближе, – не останавливайся.

Карл оттолкнул ее и поднялся на колени, скрывая штанами опадающий член.

– Хватит, – сказал он.

– А мне нет, – сказала Руна, блеснула соблазнительной улыбкой, приподнялась и потянулась к его бедру.

Карл оттолкнул ее руку и встал.

– Я сказал, хватит.

В глазах у Руны сверкнула злость, и она поднялась на ноги, безотчетно поправляя платье и вытряхивая траву и веточки из волос.

– Но я думала…

– Не надо было думать. Я просто хотел кому-нибудь присунуть.

Ее глаза наполнились слезами, челюсти яростно сжались. Она закусила губу, сорвалась с места и убежала прочь от хутора, в глубину леса.

Карл крепко зажмурился и вздохнул.

Потом снова открыл глаза, подошел к торчавшему из дерева топору и пробормотал:

– Так. Дрова.

Он потянул за рукоять, но топор не поддался. Карл с проклятиями стал расшатывать его из стороны в сторону снова и снова, пока лезвие наконец не начало выходить на ширину ногтя с каждым рывком.

Хельге всегда казалось, что выполнять работу по дому вместе с матерью – это особая честь. Все становилось приятно ритмичным и тихим, и ее мысли где-то витали, пока она механически нарезала морковку ножом.

– Пожалей свою старушку-мать и принеси мне еще дров, – попросила Хильдигуннюр. – Нужно разжечь посильнее огонь под котлом.

Солнечный свет ударил вышедшей из дома Хельге в лицо, и ей пришлось надолго зажмуриться, чтобы привыкнуть к нему. Она услышала, как плещутся в реке детишки, и без труда вообразила тоску на лице присматривавшей за ними Гиты.

Ноги сами отнесли ее за угол дома, в тень, к навесу, под которым были сложены дрова. Она взглянула на отсыревшие поленья. «Хорошо, что нарубить еще послали кого-то другого». Хельга набрала охапку дров посуше и осторожно понесла назад, глядя под ноги, хоть и была уверена, что может пройти этот путь с завязанными глазами. Она сбросила груз в корзину для дров.

– Вот.

– Спасибо, – сказала Хильдигуннюр. – Много Бьёрн нарубил?

– Не знаю, – сказала Хельга. – Он, похоже, еще не вернулся. Топора не видать.

– Хм, – она бросила в огонь три полена, и голодное пламя мгновенно вгрызлось в древесину.

Позади них открылась дверь, и в дом вошел Бьёрн.

Хильдигуннюр повернулась к нему:

– Где мои дрова, здоровая ты орясина?

– Карл сказал, что нарубит, – ответил Бьёрн.

Хельга взглянула на мать. «Ей это совсем не нравится», – подумала она. И что вообще Карл делает в лесу? Она попыталась вспомнить, когда в последний раз видела старшего из братьев.

– Так возьми другой топор и помоги ему, – приказала Хильдигуннюр. – Тут тебе делать нечего.

Бьёрн молча повернулся и ушел.

Когда дверь закрылась, Хильдигуннюр вздохнула:

– Как же сложно уследить за всем зверьем, – пробормотала она.

Хельга не была уверена, что речь идет о домашней скотине.

По лесу гуляло эхо от ударов металла о дерево. Бьёрн с топором на плече поднялся на холм и нашел вырубку. Его старший брат стоял у огромной сосны, весь в поту, с безумной улыбкой, и рубил что было силы. Два дерева, каждое в три человеческих роста, уже лежали на земле. Карл оглянулся, заметил Бьёрна и с новой силой атаковал сосну.

– Приветствую, братец, – прорычал он между двумя яростными ударами. Бьёрн ничего не ответил, лишь подошел к одному из поваленных деревьев и принялся обрубать ветки. – Ты пришел сказать мне, какой я нехороший? Каким я могу быть бесчестным ублюдком?

Костяшки сжимавших топорище пальцев великана сделались белыми, и он взглянул в лицо брату:

– Ага, именно так, – сказал он с холодной яростью в голосе. – Ты засранец – и всегда им был, но обычно ты вредишь только себе. Зачем тебе рушить семью Аслака?

– Она этого захотела…

– Пусть так, но и ты должен был захотеть. Ты любишь только себя и все портишь. Так всегда было. Но пора с этим кончать.

Братья немного постояли лицом к лицу в лесной тишине.

– Я убил людей, Бьёрн, – мягко сказал Карл, – больше, чем могу сосчитать. Слабых людей. Молодых людей. – Он дернул плечами и перехватил топор, не спуская глаз с великана, осматривая его, примеряясь к нему. – Больших людей.

Бьёрн уставился на брата, с отвращением скривил губы – а потом принял решение, отвернулся и продолжил обрубать ветки.

Карл посмотрел на затылок брата.

– Как хочешь, младшенький, – пробормотал он, прежде чем снова всадить лезвие топора в огромную сосну.

Солнце было уже на полпути к земле, когда они взвалили на плечи первое дерево, теперь разрубленное пополам. После стычки они не обменялись ни словом, но братья столько раз работали вместе, что им не нужно было ничего друг другу говорить. Они споро одолели путь от вырубки до хутора, разрубили ствол на поленья и аккуратно сложили их у сарая, рядом с прошлогодними дровами.

Карл ушел в дом, а Бьёрн направился к кузне. Друг на друга они не смотрели.

При виде хозяина Бреки вскочил и бешено забарабанил хвостом.

– Шшш, мальчик, – низким голосом прогудел Бьёрн. – Шшш.

Он почесал пса за ушами, найдя то место, которое всегда заставляло его расплываться от удовольствия. Потом для верности почесал еще раз и вздрогнул, почувствовав, что за ним наблюдают: возле кузни стоял Вёлунд и молча смотрел на него.

– Чего тебе, парень?

Вёлунд не ответил, и Бьёрн вздохнул:

– Иди на вырубку рядом с новой овчарней, сын. Возьми топоры и столько веток, сколько сможешь унести. Давай живее.

Подстегнутый громким голосом отца, Вёлунд неуклюже зашагал.

Бьёрн посмотрел, как мальчишка то ли бежит, то ли семенит прочь, и снова вздохнул:

– Надо было тебя еще в младенчестве утопить, – пробормотал он. Взглянул на собаку и улыбнулся: – Был бы он больше на тебя похож, да?

Волкодав смотрел на него с обожанием и довольно пыхтел, вывалив язык.

Хельга спускалась по холму к новой овчарне. Узенькая полоска деревьев, которые, как говорят, она называла «мой лес», когда была маленькой, едва-едва охватывала холм, ничего особенного, но, подумалось ей, звуки там обитали чарующие. Иногда было тихо, иногда все взрывалось шелестом и жизнью. Это было одно из тех мест, где она чувствовала себя спокойнее всего. Она сразу воспользовалась шансом сбежать, улучить немного времени для себя, едва только Хильдигуннюр упомянула, что ей нужно кое-что из ящика возле новой овчарни – должно быть, она оставила там свой нож с костяной ручкой, а он ей нужен, потому что это лучший нож на хуторе. Бьёрн тоже вызвался сходить, но Хильдигуннюр велела ему сидеть тихо и послала Хельгу. Ей было о чем подумать: ненавидят братья друг друга или любят? Карл срывается на всех и вся, но стоит ли бояться его угроз? И так ли прост Сигмар, как кажется? Телосложения он незавидного, однако даже не дернулся, когда во время состязаний на него бросился Карл.

Она так глубоко задумалась, что, свернув за угол, едва не сшибла с ног Вёлунда.

– Ой… Привет!

Вёлунд взглянул на нее, поначалу тупо, потом в его глазах мелькнула искра узнавания, а следом за ней – бледнейшая из улыбок.

– Привет, – пробубнил он.

– Куда ты идешь?

Улыбка исчезла.

– Надо найти, ну, топоры, – сказал мальчик, опустив глаза. Пальцы его начали дергаться, сжимаясь в кулаки и снова разжимаясь. – На вырубке – только… я не знаю…

Хельга осторожно положила руку ему на плечо:

– Все в порядке.

У Вёлунда задрожала нижняя губа.

– Не знаю, – повторил он жалобно.

– Я знаю, куда тебе надо идти, – сказала Хельга.

Вёлунд поднял глаза, робко всматриваясь в ее лицо.

– Ты… знаешь?

Улыбка далась ей легко.

– Да. Иди за мной! – она прошла мимо него, свернула на боковую тропинку и вскоре оказалась на вырубке, а следом за ней и Вёлунд.

– Вот они! – воскликнул позади нее мальчик, подбежал к брошенным топорам и, улыбаясь, взвалил их на плечо. – Я их нашел!

– Да, нашел, – сказала Хельга, глядя, как на расстоянии ладони от его лица застыли лезвия. – Ты прав. Только будь осторожнее, ладно?

Вёлунд кивнул, не спуская с нее глаз:

– Ты меня спасла, – сказал он.

Хельга осторожно переместила топоры в руках мальчика, чтобы он ненароком ничего себе не отрубил, и повела его, словно бычка, к большой куче веток.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не знал, куда идти, а папа злится, когда я не знаю, куда идти. – Вёлунд моргнул. Его плечи напряглись, лоб нахмурился, и неожиданно мальчик стал похож на мужчину. – Ты болван, парень! – прорычал он, в точности как Бьёрн. – Я расколол бы твою головенку, если б думал, что там хоть что-нибудь есть! – Он стиснул топоры сильнее. – Проваливай! ПРОВАЛИВАЙ! – потом он взглянул на Хельгу и как-то обмяк. Лицо его снова приобрело привычное невинно-коровье выражение. – А мама скажет: «Пожалуйста, Бьёрн, не трогай его! Не трогай, он всего лишь малыш!», а папа ответит: «Да он просто тупица, и лучше бы его вообще не было». Но я нашел топоры, и теперь все хорошо.

Словно выйдя из собственного тела, Хельга взглянула на свои руки. Волоски на них встали дыбом, хотя вечерняя жара еще не спала. Она попыталась представить пьяного Бьёрна, затиснутого в четырех стенах, костерящего своего сына-идиота, и Тири, которая топчется позади него, как беспокойная мамаша-утка, – и Вёлунда, неспособного понять, что происходит, неспособного что-то сделать – просто… присутствующего.

– Ты прав, – сказала она, и слова застряли у нее в горле. – Все хорошо. Теперь все всегда будет хорошо.

Последние слова она произнесла со всей убедительностью, на которую была способна, хотя сама не до конца в них верила.

Рунный камень на ее груди, казалось, стал тяжелее.

Тири и Агла расположились на скамьях рядом с Хильдигуннюр, которая контролировала работу с помощью обычных быстрых жестов и тихих указаний. Йорунн сидела в углу и говорила с отцом. Сигмара, Карла и Бьёрна нигде видно не было.

– Иди и тихонько сядь на свое место, – прошептала Хельга Вёлунду. – Я тебе кое-что принесу.

Мальчик посмотрел на нее широко раскрытыми глазами и кивнул. Она посмотрела, как он ковыляет в угол для детских игр, большой и неповоротливый, как бычок. Ей не понадобилось много времени, чтобы найти кости, с которыми прошлым вечером играли детишки, и когда она принесла их Вёлунду, тот благоговейно коснулся их, а потом оглянулся, чтобы убедиться, что он действительно наедине с этой горой игрушек и не надо ни с кем делиться.

Он немедленно погрузился в какую-то сложную и непонятную игру, которую сам придумал.

– …Только это не оправдание, – повысила голос Агла. Заинтересованная Хельга подошла ближе.

– Не знаю, – сказала Тири. – Разные бывают случаи.

– Да мне плевать. Если обещал себя женщине – так и не нарушай обещания. – Нож в ее руке несколько раз громко простучал по разделочной доске, словно дятел по дереву.

– Ты совершенно права, – примиряюще сказала Хильдигуннюр. – Нечего мужикам совать свой нос куда не следует. Но даже самые примерные овцы заплутают, если ворота открыты и собака спит, правда ведь?

По лицу Аглы было видно, как чувства борются в ней со словами Хильдигуннюр.

– Все равно оправдания нет, – проворчала она. – Но я понимаю, о чем ты.

– Ой, да ни на что они не годятся, – сказала Тири с вымученным весельем.

Мать Хельги не преминула отозваться:

– Ну, для одного они точно годятся, скажу я вам, – добавила она, вызвав у женщин смешки. «А сейчас…» – подумала Хельга, выжидая, – да, точно: глубокий вдох, серьезный голос. – Все женщины должны знать, – Агла и Тири придвинулись ближе, – что мужчины – как мосты.

Недоумение на лицах: они уже у Хильдигуннюр в руках.

– Один раз их уложишь как надо – и ходи по ним хоть до конца жизни.

По дому загуляли порывы хохота. Даже Хельга обнаружила, что улыбается, несмотря на залившую лицо краску.

– Эй, курицы, потише! Растрещались на всю долину, а мы тут разговаривать пытаемся! – прокричал Уннтор с другого конца дома.

– Конечно, как скажешь, супруг мой, – сладенько протянула Хильдигуннюр и захлопала ресницами, вызвав еще один всплеск хохота. Она отвернулась и продолжила работу, а следом за ней и Агла с Тири, только теперь у них на лицах были настоящие улыбки. Когда они ушли в работу с головой, пожилая женщина обернулась к Хельге, посмотрела ей в глаза и взглядом сказала: «Вот как это делается».

В ответ Хельга улыбнулась: «Я видела. Я поняла».

Она услышала, как позади нее открылась дверь. Вошла Гита, внимательно осмотрела комнату и направилась к своей кровати.

Агла, не оборачиваясь, спросила:

– А за детьми кто смотрит?

– Руна, – ответила Гита. – Я подумала: а почему нет? Это ее дети, в конце концов.

– Так молода и так мудра, – сказала, улыбнувшись, Хилдигуннюр.

– Да уж, – ответила Агла, – во всем-то она разбирается.

Хильдигуннюр наградила ее улыбкой, и она усмехнулась.

– Хельга, иди сюда, – пророкотал Уннтор. – Не трать свое время в курятнике.

– А ты-то кто тогда, муженек? – прокричала на весь дом Хильдигуннюр; смешки снова переросли в хохот, и Тири с Аглой обменялись улыбками. Хельга прошла по комнате и уселась на скамеечку на безопасном расстоянии от Йорунн. Изящная женщина улыбнулась ей, но в глазах ее улыбки не было.

– Разреши наш спор, дитя, – сказал Уннтор. – Почему твоя мать всегда выигрывает в тафл? Йорунн говорит, это потому, что она думает наперед. Я считаю, что она просто ведьма.

– Вы оба правы, – не задумываясь, сказала Хельга.

– Я все слышу! – прорезал комнату притворно гневный голос Хильдигуннюр.

Йорунн усхмехнулась:

– А мы тогда кто?

– Везунчики? – сказала Хельга. – Мы до сих пор живы.

Усмешка Йорунн переросла в улыбку, и она подсела ближе к Хельге.

– Она либо мудра, либо издевается, – сказала она. – В любом случае мне она нравится.

Уннтор тоже улыбнулся Хельге:

– Ты одна из моих, это точно, – сказал он. – Пусть и досталась нам вроде как забесплатно.

– И, конечно, если задумаешь прикарманить наше наследство, мы тебя прикончим, – добавила Йорунн.

В горле Хельги запузырился нервный смех.

– Разумеется, – сказала она.

– Оставь ребенка в покое, дочка! Наследства не будет еще лет сорок. Моя дорогая жена-ведьма пока еще не даст мне скопытиться. Вот, помню, как-то раз…

Внимание Хельги отвлекло легкое прикосновение к ее руке: рядом стояла взволнованная Гита.

– Можно тебя?.. – пробормотала она, глядя на дверь.

Хельга встала. Уголком глаза она заметила, как Йорунн с натянутой улыбкой смотрит на отца.

– Пойдем. Наружу, – сказала она.

Небо было темно-синим, испещренным тускло-белыми плывущими облаками, и Хельга поежилась. Ближе к ночи становилось зябко, и посиделки в тепле под россказни Уннтора внезапно показались куда более заманчивыми. Она повернулась к Гите и собралась было рявкнуть на нее, но вспомнила только что преподанный Хильдигуннюр урок терпения и спокойствия. Вместо этого она мягко спросила:

– Что такое?

– Руна, – ответила Гита. – Она себя очень странно вела – там, у реки.

– Разве она не всегда такая? Та еще колючка.

– Ну, да, только дело не в этом, – сказала Гита. – Она была почти – ну, спокойная, но что-то в этом было нехорошее.

– Да? – Хельга пыталась оставаться невозмутимой. Ножи. Ножи в темноте… Ощущение было такое, словно жуткий голод терзал ее внутренности. Ей удалось продолжить ровным голосом: – Расскажи мне.

Гита уставилась себе под ноги.

– Я не знаю, что еще сказать. Просто… Она шла вдоль реки, и вроде как топтала траву, а когда увидела меня, то словно бы… ну, что-то в себе подавила, а потом так кивнула, будто хотела, чтоб я просто ушла, понимаешь? Она была такая серьезная, и я почувствовала… ну…

– Я не думаю, что Руна из тех, кто скрывает причину недовольства, – заметила Хельга, и Гита фыркнула.

– Где-то на севере есть берлога, в которой не хватает медведицы, – сказала она.

Хельга улыбнулась, но не смогла стряхнуть нарастающее беспокойство.

– Уверена, если что-то ее беспокоит, мы об этом скоро узнаем.

– Так что, думаешь, нам надо с ней поговорить?

– Нам? – Хельга немного поразмышляла о том, не стоит ли ей в самом деле пойти и узнать, что стряслось, но разговор с женой Аслака мало привлекал ее, даже если бы та не была озлобленной. Она решительно замотала головой. – Нет… нет, наверное, не стоит. Если на хуторе что-то не так, моя мама с этим разберется. Но ты правильно сделала, что мне сказала. Пойдем вернемся в дом.

Она открыла дверь и почти затолкала Гиту внутрь.

Летнее небо над ними набухало темнотой.

Эйнар недолго возился с большим столом. Он рассказывал Хельге, что Яки сделал два или три таких, пока у него не получилось, но этот был идеален: устроен так хитро, что собрать его было так же просто, как и разобрать. Когда их было только пятеро, он коротал дни прислоненным к стене дома, но теперь стол ее родителей вновь стал местом пира и веселья, ломившимся от тарелок и мисок, полных еды с огорода, из леса и из реки.

– Ешьте, дети, – сказала Хильдигуннюр, и не прошло и мгновения, как нож Бьёрна погрузился в славную, жирную баранью ногу, наполовину утопавшую в наваристом бульоне.

– Положил на нее глаз, как только мы сели, – ликующе провозгласил он.

– Ягненочек тоже хорош, – сказал Карл. Хельга подняла взгляд и увидела, что он пялится на нее. – Молодой и нежный.

– Получше, чем старый козел, – многозначительно сказала Йорунн, и Карл уставился на нее, а над столом запрыгал смех. Сигмар, сидевший рядом с женой, спокойно и целеустремленно наваливал себе на тарелку овощей столько же, сколько мяса.

Гита посмотрела на шведа с нескрываемым отвращением.

– Ты зачем столько дерьма ешь? – спросила она.

– О чем ты говоришь? – он улыбнулся племяннице. – У меня на тарелке дерьма нет.

Она указала пальцем:

– Корешки? Листочки? Ты что, кролик?

Агла, нахмурившись, потянулась и ухватила дочь за руку, но Сигмар улыбнулся, прежде чем напустить на себя серьезный вид:

– Конечно, по линии отца. Ну, я так думаю.

– Почему? – спросила Гита.

Хельга заметила краем глаза, как усмехается Хильдигуннюр.

– Потому что когда я был маленьким, то, засыпая, каждый раз слышал, как моя мать просит папочку трахнуть ее как крольчиху, – сказал Сигмар, мило улыбаясь.

Пауза, а затем…

– Ого! – сказал Бьёрн, залившись хохотом, когда Гита покраснела. Йорунн толкнула мужа локтем, но ее широкая улыбка намекала, что она не так уж и возмущена.

Хельга перевела взгляд на дальний конец стола, где сидел младший из братьев, склонив голову и сложив руки на коленях. Рядом с ним была Руна, напоминавшая грозовую тучу, – с поджатыми губами и нахмуренным лбом. Она прошептала что-то Аслаку, который кивнул и уставился на свои руки.

Грохот, с которым кружка Уннтора обрушилась на стол, утихомирил всех – глава семейства все еще мог это сделать. Он нахмурился, вдохнул в себя окружавший его шум и принял властный вид.

– Вы, дети! Вы все ужасные и отвратительные…

– … а значит, точно наши, – закончила Хильдигуннюр, сверкнув глазами.

Уннтор повернулся к старшему сыну:

– И вот мы снова собрались вместе. Это еще не скоро повторится. Расскажи родне, как ты живешь, – сказал он. – Поделись вестями.

В кои-то веки темноволосый выглядел не слишком самоуверенно.

– Мы… мы живем хорошо, – начал он, и сидевшая рядом Агла просияла: – У нас большой хутор недалеко от берега.

– Всегда знал, что ты заделаешься тюфяком-южанином, – осклабился Бьёрн.

– Пасть закрой, – рявкнул Карл. – У нас четверо работников, двое – с женами.

Хельга обходила стол, наполняя кому нужно миски, и ей показалось, что Бьёрн и Тири переглянулись, но это длилось только мгновение. Рядом с ними в блаженном неведении чавкал едой Вёлунд.

– Ты его купил после походов? – спросила Йорунн.

– Да, – сказал Карл. – Мы выбрали прекрасный хуторок. Он защищен от ветра, земля хорошо родит, а вдалеке слышен океан. У нас двадцать четыре коровы и сорок овец, а Гите скоро уже настанет время идти замуж.

Хельга посмотрела на старшего сына Уннтора. Впервые она ощутила капельку сочувствия к нему. Казалось, что он стесняется – нет, даже больше, казалось, что он печалится, как будто перечисляет вещи, которые должны бы приносить ему радость, но не приносят.

– А происходит ли что-нибудь в этом чудесном краю? – спросила Хильдигуннюр.

– Нет, – встряла Гита. – Ну, я так думаю. Там полно навоза. Но кроме этого – почти ничего.

Хильдигуннюр усмехнулась, а Агла закатила глаза.

– Где бы найти короля, которому сплавить это сокровище, – сказала она, вызвав усмешки у сидевших за столом. – Или, может, самому Фрейру?

Гита фыркнула и задрала нос:

– Староват для меня, – заявила она, и женщины одобрительно зашушукались.

– И как ты, привыкаешь к хуторской жизни? – пророкотал Уннтор. – Непривычно ведь, правда?

– Да, – сказал Карл, снова сверкнув глазами. – Конечно, непривычно.

– Много тяжелой работы, – сказал Уннтор.

– Да.

– Встаешь с рассветом, ложишься уставший до смерти.

– Да, – процедил тот сквозь стиснутые зубы.

– Если хочешь что-то получить от своей земли, надо это заслужить…

Карл вскочил с такой силой, что едва не опрокинул скамью, на которой сидело его семейство.