Текст книги "Фунт плоти"

Софи Джексон
Фунт плоти

© И. Иванов, перевод, 2016

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА®

* * *

Моей маме, перед которой я в вечном долгу

Благодарности

Эта книга никогда не появилась бы без любви, поддержки и ободрения очень многих людей.

Прежде всего я искренне благодарю свою семью, в особенности маму. Мои пристрастия (правильнее было бы их назвать «залипаниями») менялись с лихорадочной скоростью и завидным постоянством. Мама встречала их с выпученными глазами, и тем не менее все это время, пока меня бросало из стороны в сторону, она была моей личной группой поддержки. Пока я писала этот роман, мне не раз казалось, что все идет наперекосяк и кончится ничем, хотя потом оказывалось с точностью до наоборот; пока я с головой зарывалась в правки и паниковала, что книгу никогда не издадут, мама постоянно была рядом, успокаивая меня и уверяя, что все получится. Ты всегда была и останешься моей героиней. Я люблю тебя.

Салли, Риан, Бэбс, Айрин, Никки, Каро, Сэш и Лайза, мои дорогие принцессы и фанатки компьютерной игры PAW. Кто бы мог подумать? Вы постоянно поддерживали меня, пока я корчилась в муках творчества. Я по три раза в месяц (иногда реже) отправляла вам новые главы, и вы терпеливо и добросовестно их читали. А наши затяжные обсуждения по скайпу? Наконец, наша встреча в Манчестере, когда я обрадовала вас известием, что «Фунт плоти» все-таки будет опубликован? Такое не забывается. Вы восхитительные женщины и потрясающие подруги. Мне крупно повезло в жизни, что вы есть у меня.

Следующая охапка благодарностей – моей удивительной сетевой семье: Стеф, моей королеве вычитывания, Ким, моей милой зануде, Афийе, моей маленькой близняшке, Лорен, моей дорогой очаровашке. Огромное спасибо Таре Сью-Ми за бесценные советы и поддержку, Дж. М. Дархауэр – за вдохновляющие слова; спасибо Лив, Лоре, Роуз… Я бы могла продолжить этот список. Наверное, я жуткий везунчик, раз вас у меня так много. Благодаря вам, вашему энтузиазму, те части романа, где я буксовала, стали гораздо читабельнее, а казавшиеся мне удачными сделались еще лучше. Считаю своим долгом поблагодарить каждого читателя, рецензента, блогера, всех тех, чьих имен я даже не знаю, но кто своими постами, репостами, ретвитами, «лайками», всевозможными компьютерными приколами так или иначе продвигал мой роман «в народ». Моя любовь к вам не имеет границ. То, что роман вышел, далеко не в последнюю очередь и ваша заслуга. Я и представить не могла, как много тех, кто верит в меня и мое писательство. В своих ответных реакциях я далеко не всегда бывала терпеливой и доброжелательной. Спасибо, что выдерживали меня всякую: хорошую, плохую и отвратительную. Я горда вами и почла бы за честь познакомиться с каждым. Угощение – за мой счет.

Вот я добралась и до тебя, моя пенсильванская родственная душа Рейчел. Мой ангел-хранитель. Кажется, только вчера я сидела за твоим компьютером и выстукивала пролог к «Фунту плоти». Кто бы мог подумать? Девочка моя, мы прошли с тобой долгий путь, и моя любовь к тебе столь же сильна, как и в тот день, когда я получила по электронной почте и прочла твою рецензию. Твои творческие способности и твой солнечный характер очень дороги мне. Ты удивительная подруга с удивительной семьей, и я жду не дождусь, когда вновь смогу провести с тобой лето, смеясь взахлеб.

Продолжаю благодарить. На очереди – Лорелла Белли, мой литературный агент, усерднейший человек в литературном мире! Работа с вами была удивительным путешествием. Случалось, положение дел выглядело очень паршивым, но вы никогда, ни одним словом не заставили меня усомниться в себе. В моменты, когда я была готова все бросить и сдаться, вы не теряли надежды. Таких доброжелательных людей, как вы, надо еще поискать. Я буквально благоговею перед вашей верой и готовностью бороться. Без этих ваших качеств роман по-прежнему оставался бы моей мечтой. Спасибо вам огромное за все, что вы делали и продолжаете делать по части продвижения книги и по отношению ко мне. И вам огромное спасибо, мой американский соагент Луиза Фьюри. Я неизменно улыбаюсь, вспоминая вашу любовь к героям романа. Вы просто скала. О таких закадычных подругах можно только мечтать.

Искренне благодарю Микки Ньюдинг – моего издателя, бесподобнейшую из бесподобных женщин. У вас поистине терпение святой, иначе бы вы не вынесли столько моих бзиков!

Огромное спасибо удивительным командам издательств «Simon & Shuster» и «Gallery Books». Вы поверили в меня и в мой роман и помогли превратить мечту в реальность.

Наконец, спасибо тем читателям, кто терпеливо дочитал до конца мой длиннющий список благодарностей. Угощайтесь печенюшками «Орео» и кока-колой. Вы это честно заслужили.

Пролог

Фунт плоти, что я требую, купил я

Не дешево; он мой, хочу его!

У. Шекспир. Венецианский купец, акт 4, сцена 1

Торопливый звук их шагов перекликался с лихорадочным биением ее сердца. Отец крепко, почти до боли, сжимал ее руку. Короткие ноги девятилетней девочки не поспевали за широкими отцовскими шагами. Она была вынуждена почти бежать, что и делала. Никогда еще она не видела отца таким: с плотно сжатыми губами и сердитыми, мрачными глазами. Совсем как небо у них над головой. Обычно, гуляя с ней, отец беззаботно улыбался. Сегодня его словно подменили. Она была уже не в том возрасте, когда на все неожиданности реагируют слезами, однако сейчас ей ужасно хотелось зареветь.

Звук за спиной заставил ее обернуться. Она увидела пятерых, чьи лица скрывали капюшоны. Они только что вывернули из переулка и теперь стремительно приближались. Как дикие звери, преследующие добычу. Отец шел быстро, но они нагоняли.

От страха у нее одеревенела шея. Отец ей что-то говорил. Наверное, успокаивал, чтобы не боялась. Неожиданно речь оборвалась: отца ударили в спину, и он распластался на тротуаре, уронив и дочь. Она разом потеряла представление, где верх и где низ. Саднили коленки, ушибленные о бетонный тротуар. Едва подняв голову, она закричала: отца били бейсбольной битой по затылку. Его ударили дважды, и дважды она слышала странный глухой звук.

Она не видела того, кто наотмашь ударил ее по лицу. Удар был настолько сильным, что она кубарем скатилась с тротуара на проезжую часть. Перед глазами плясали яркие разноцветные звезды, а в ушах звенели громкие, натужные крики отца. Он сумел подняться и ударить одного нападавшего. Она с ужасом смотрела на ответные удары незнакомцев. Отца били кулаками, ногами и битами.

Окружив отца, нападавшие громко и грубо требовали у него бумажник. Сквозь какофонию их голосов до нее долетал отцовский. Отец велел ей бежать отсюда. Его избивали, он просил, умолял ее бежать. У нее вдруг заледенели ноги. Как отец может просить ее убежать? Ведь она должна ему помочь, спасти его! Ее лицо было мокрым от слез. Она что-то кричала, и ее голос напоминал писк маленького испуганного зверька.

Отца ударили в висок. Он стал оседать, потом упал. И тогда она рванулась к нему, но ее схватили за руку и потащили в противоположную сторону. Она облегченно всхлипнула, думая, что это полицейский или кто-то из охранников отца. Но тащивший был ненамного выше ее. Его лицо тоже закрывал грязный черный капюшон.

Незнакомец поволок ее прочь от места, где избивали ее отца. Она кричала и вырывалась, умоляя отпустить ее. Он шипел на нее из-под капюшона, требуя заткнуться. Неужели этот наглец не понимает, что отец нуждается в ее помощи? Если она сейчас же не поможет отцу, его забьют насмерть. Однако незнакомец продолжал тащить ее по улице. Так они одолели пару кварталов. Незнакомец втолкнул ее в дверь расселенного, пустого дома. А с места, где остался ее отец, теперь слышались револьверные выстрелы.

Крича во все горло, она наконец вырвалась и побежала обратно. Незнакомец нагнал ее, повалил на тротуар и придавил своим телом. Она продолжала вопить и брыкаться. Вскоре она почувствовала, что вся отяжелела. Ее крики сменились судорожными рыданиями. Она лежала, уткнувшись лбом в холодный бетон.

Потом незнакомец в черном капюшоне поднял ее и поволок обратно в парадную заброшенного дома, где было ничуть не теплее, чем на улице. Она еще пыталась отбиваться. Незнакомец только сопел. Она знала, что должна вернуться к отцу. Должна убедиться, что с отцом все в порядке. Иного она не допускала. Одной рукой незнакомец держал ее за плечи, второй подпирал ей щеку. Рука у него была ледяной.

Должно быть, она провалялась в парадной не один час. Возможно, даже заснула. Очнулась на руках бородатого мужчины, который нес ее к машине «скорой помощи». Открыв распухшие от слез глаза, она увидела полицейских, санитаров и несколько машин с красными и синими мигалками.

У взрослых были такие лица… Она еще не знала, что потом они станут преследовать ее, появляясь в кошмарных снах. Зато она безошибочно поняла: сегодня отец не уложит ее спать и не подоткнет заботливо одеяло.

Ни сегодня, ни когда-либо после.

Глава 1

Уэсли Джеймс Картер, заключенный исправительного учреждения Артур-Килл, непредсказуемый в своих выходках и вывертах, добавлявших головной боли служащим тюрьмы, ухмылялся, глядя на раздраженного надзирателя. Тот десять минут подряд требовал от него назвать свой тюремный номер. Сказать, что грузного, лысеющего надзирателя раздражало дерзкое поведение и наглая ухмылка на физиономии Картера, означало бы существенно преуменьшить положение дел. Толстяк был воплощением бессильной злости. Не хватало лишь пены изо рта.

Была пятница. Дежурство надзирателя закончилось пять минут назад. Картер знал об этом. Но сам он никуда не спешил. В тюрьме не так-то много развлечений, так почему бы не поприкалываться над этим куском сала?

Надзиратель отер вспотевшую шею, сощурился.

– Послушай, – произнес он тихим, угрожающим голосом.

Возможно, кому-то из заключенных этот голос был что нож, приставленный к горлу. Но только не Картеру.

– Хватит валять дурака. Ты называешь мне свой номер. Я записываю его в бланк, бланк передаю твоему консультанту и отправляюсь домой.

Картер вызывающе изогнул бровь и наградил надзирателя очередным презрительным взглядом.

Надзиратель откинулся на спинку вращающегося стула. Ему было не привыкать к вывертам заключенных, однако этот Картер был изобретательным паршивцем.

– Ты не желаешь назвать мне свой номер. Я опоздаю домой. Опоздание разозлит мою жену. Мне придется ей объяснять, что один говнюк уперся рогом и не желал называть свой номер. Это разозлит ее еще больше. Она начнет орать и спрашивать, почему налогоплательщики должны на свои кровные баксы содержать таких лузеров, как ты, обеспечивая их одеждой и трехразовой кормежкой. – Надзиратель подался вперед. – В последний раз спрашиваю: какой у тебя номер?

Картер невозмутимо поглядел на жирные пальцы надзирателя, потянувшиеся к поясу и обхватившие рукоятку дубинки, и выдохнул. Медленно, всем своим видом демонстрируя скуку. В другой день он бы довел дело до «спринцевания» – так это называлось на тюремном жаргоне. Он бы принял лупцовку спокойно, с приклеенной улыбочкой. Но сегодня он был не в настроении.

– Ноль-восемь-десять-пятьдесят шесть, – равнодушно бросил надзирателю Картер и подмигнул.

Хмурый от досады, что ухлопал столько времени на шесть поганых цифр, надзиратель быстро нацарапал их в соответствующей графе бланка. Отталкиваясь ногами, он подъехал к своему помощнику – молодому блондину – и передал бланк. Ему было лень отрывать свою жирную задницу от стула, чтобы пройти несколько шагов.

Картер ждал окончания спектакля. Блондинчик – так он мысленно окрестил парня – ввел номер в компьютер. Шесть цифр, которые вот уже полтора с лишним года заменяли Картеру имя. Он знал, какие данные увидит парень на экране монитора: угон машин, незаконное хранение оружия, незаконное хранение наркотиков, задержание в пьяном виде, угрожающее поведение в общественных местах и далее по списку. Вопреки распространенному мнению, Картер вовсе не был горд цепочкой своих правонарушений, даже если они и занимали целых два экрана. Однако список позволял ему ощущать себя личностью. Надо сказать, с раннего возраста и до своих нынешних двадцати семи лет Картер безуспешно искал себя. Поиски продолжались, пока сравнительно недавно его не вдарило: список – это… все его достижения.

А-а, плевать.

Картер почесал саднящий порез. Ему было противно думать об этом.

Скрип древнего принтера и шелест вылезающей оттуда бумаги вернули его к действительности.

– Так, мистер Картер, – вздохнул надзиратель, переходя на «вы». – Похоже, вы задержитесь у нас еще годика на полтора. А все кокаин, который у вас нашли.

– Кокс был не мой, – равнодушно возразил Картер.

Надзиратель посмотрел на него с фальшивым участием, потом усмехнулся:

– Чертовски вам сочувствую.

Зная, что до подачи заявления об условно-досрочном освобождении остались считаные недели, Картер решил не дерзить. Он молча взял бланк.

Толстяк наконец-то отправился домой. Его сменил другой надзиратель, похожий на робота. В его сопровождении Картер проследовал по длинному узкому коридору и оказался перед белой дверью. Ладонью толкнул дверь и вошел в тесную стерильную комнатенку, в которой, невзирая на внешнюю чистоту, отчаянно разило признаниями и даже исповедями. Он провел в этой дыре многие часы, но так и не сумел к ней привыкнуть. Вот и сейчас у него заколотилось сердце и взмокли ладони. Потом одеревенела спина и плечи. Он подошел к обшарпанному деревянному столу, за которым сидел крупный, похожий на обезьяну человек. И улыбался.

– Привет, Уэс, – поздоровался он.

Консультанта звали Джеком Паркером. В тюрьме он исполнял функции чего-то среднего между психологом и воспитателем.

– Рад вас видеть, – продолжал Паркер. – Присаживайтесь.

Не вынимая рук из карманов комбинезона, Картер плюхнулся на стул. Джек был единственным, кто обращался к нему по имени. Остальные – только по фамилии. Джек утверждал, что для человека, особенно в таких местах, как тюрьма, очень важно, когда его называют по имени. Это позволяет устанавливать доверительные отношения.

Услышав объяснения консультанта, Картер высказал свою точку зрения: пользы от ухищрений Джека не больше, чем от горшка с дерьмом.

– Закурить не найдется? – спросил Картер, пялясь на надзирателя, застывшего у двери.

– Конечно.

Джек бросил ему нераскрытую пачку «Кэмела» и коробок спичек.

Длинные бледные пальцы Картера быстро сорвали целлофановую ленточку. Последний раз он курил два дня назад. Ему отчаянно хотелось курить. Настолько, что он даже сломал пару спичек, сопроводив свою неудачу цветистыми ругательствами. Третья спичка зажглась. Картер глубоко затянулся и закрыл глаза, удерживая дыхание. В это мгновение у него не было никаких претензий к миру.

– Теперь получше? – понимающе улыбаясь, спросил Джек.

Картер кивнул, окутывая дымом пространство над столом.

Ему нравилось, что Джек не загораживается от дыма и не пытается разгонять его рукой. На то у консультанта были свои причины. Если бы он попытался развеять дым, это лишь подзадорило бы Картера устроить настоящую дымовую завесу. Он всегда с упорством терьера впивался в чужие слабости. Любой признак раздражения его лишь подстегивал.

Конечно же, это был защитный механизм. На какой-то из первых сессий Джек рассказал Картеру, почему тот так себя ведет. Картер с ним не спорил. Он понимал, что за многие годы довел защитный механизм почти до совершенства. Это давало свои преимущества. Служащие Артур-Килла предпочитали лишний раз не связываться с Картером, а многие заключенные его побаивались.

Джек вынул из портфеля толстую папку, развязал тесемки и стал перебирать лежавшие там отчеты, справки из судов и данные психологических экспертиз. Вся эта масса бумаг характеризовала Уэсли Картера как «угрозу для общества», отмечала его «сильный, своевольный нрав». Его оценивали как «интеллектуально развитого человека, которому недостает уверенности в себе, что, в свою очередь, мешает ему найти достойное применение своим способностям».

Опять эта тягомотина.

Картер устал слушать про свои скрытые возможности. Да, умом он не обижен. Да, он исключительно предан людям, которые для него что-то значат. Однако, сколько он себя помнил, ему не удавалось найти в этой жизни путь, который не оказывался бы кривой дорожкой. Всю свою жизнь его носило и мотало по разным местам, и нигде он не становился своим, да и особо задерживаться где-то тоже не хотелось. Сколько он себя помнил, ему никогда было не поладить ни со своей долбаной родней, ни с друзьями. Те и другие выдерживали пять минут, после чего начинался какой-нибудь идиотский сериал наяву.

По крайней мере, тюрьма упрощала его существование. Проблемы реальной жизни воспринимались как городские легенды, которые рассказывали приходившие к нему на свидания. Тех, кто регулярно навещал Картера, можно было пересчитать по пальцам.

Джек дошел до последнего листа, вписал дату, после чего нажал кнопку маленького цифрового диктофона.

– Шестьдесят четвертая сессия. Заключенный Уэсли Картер, тюремный номер ноль-восемь-десять-пятьдесят шесть, – монотонно произнес Джек. – Как вы сегодня, Уэс?

– Предельно внимателен, – ответил Картер, разминая в пепельнице окурок и тут же закуривая новую сигарету.

– Отлично. – Джек что-то пометил на чистом листке. – Вчера я встречался с тюремной администрацией и обсуждал с ними возможности вашего обучения. Как вы знаете, у нас есть нечто вроде школы для взрослых. Вам было бы полезно там поучиться. – Картер закатил глаза. Джек невозмутимо продолжал: – Я знаю ваши воззрения на этот счет. Но нельзя просто тупо «мотать срок». Пока вы здесь, нужно постоянно бросать себе вызов.

Картер запрокинул голову и хмуро уставился в потолок. Бросать себе вызов? Это еще зачем, когда тюремная жизнь и так была сплошным вызовом? Провести день, не подравшись с кем-нибудь из зэков и не схлопотав дубинкой от надзирателей, – уже почти подвиг.

– Есть несколько вариантов, – продолжал консультант. – Английская литература, философия, социология. Я рассказал мистеру Уорду и специалистам по образованию, что в прошлом у вас были столкновения с педагогами. Но вам уже не семнадцать лет, и за эти годы вы стали лучше понимать ценность образования. – (Картер наградил его скептической ухмылкой.) – Что бы вы хотели изучать? – спросил Джек, подпирая подбородок ладонью.

– Мне все равно, – пожал плечами Картер. – Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Кажется, я никому из тюремных властей не жаловался на скуку.

– Поймите, Уэс, учеба повышает ваши шансы на условно-досрочное освобождение. Вам необходимо показать прогресс, положительную динамику. И если учеба этому способствует, надо включаться в игру.

Картер все это слышал не впервые. Слова Джека разозлили его. С пятнадцатилетнего возраста адвокаты, надзиратели и такие же, как Джек, консультанты постоянно талдычили ему о необходимости сделать в жизни что-то осмысленное. Вот только никто не объяснял ему, что к чему, а сам Картер не имел ни малейшего понятия об «осмысленном».

Однако, проторчав в Артур-Килле более полутора лет, Картер начал понимать: провести за решеткой всю оставшуюся жизнь – не такая уж привлекательная перспектива, как ему ранее казалось.

Когда-то он был непредсказуемым, высокомерным, сердитым подростком. Сверстники его за это уважали (вплоть до восхищения) и боялись. И сам себе он казался до ужаса крутым. Но с годами подростковый романтизм начал меркнуть. Суды, колонии для несовершеннолетних правонарушителей, тюрьмы. Всем этим Картер был сыт по горло. Ему осточертела пенитенциарная система. Если он что-то не изменит в себе, то свои тридцать лет будет встречать в полном минусе, удивляясь бездарно потраченному времени.

Джек откашлялся:

– Вас за это время кто-нибудь навещал?

– На прошлой неделе Пол приходил. В понедельник Макс придет.

– Уэс, – вздохнул Джек, снимая очки, – вам следует быть осторожнее. Макс не лучшим образом на вас влияет.

Картер с силой хватил ладонью по столу.

– Думаете, у вас есть право обливать грязью моих друзей? – сердито бросил он консультанту.

Картер знал: Джек считает Макса О’Хейра двуногим вирусом, заражающим всех вокруг. Макс имел богатое криминальное прошлое, не в последнюю очередь связанное с торговлей наркотиками, и обладал способностью топить друзей в дерьме. По сути, это из-за него Картер оказался за решеткой. Но Картер был не сопляк и знал, на что идет. Знал, что крепко повязан с Максом и этой своей отсидкой отдает долг. Повторись все сначала, он без раздумий повел бы себя точно так же.

– Не надо горячиться, Уэс, – пошел на попятную Джек. – Конечно же, я так не думаю. Я вообще…

– Понял, – перебил его Картер. – Вам и не снилось, через что прошел Макс. У него и сейчас жизнь не сахар. Далеко не сахар.

Картер глубоко затянулся. Его глаза превратились в два горящих угля. Он видел, как ерзает Джек, и замешательство консультанта давало хоть какое-то удовлетворение.

– Я ведь знаю, что Макс – ваш лучший друг, – после напряженной паузы сказал Джек.

– Да, – резко кивнул Картер. – Так оно и есть.

Судя по тому, что говорили парни на свиданиях, Макс сейчас нуждался в нем сильнее, чем когда-либо.

* * *

Даже когда Кэт Лейн спала, мир вокруг нее оставался полон угрожающих теней. Страх наполнял ее сны. Ее маленькие руки в отчаянии комкали одеяло и простыни, закрытые глаза жмурились, губы сжимались, а голова вдавливалась в подушку. Спина застывала, зато ноги двигались, когда во сне она, до смерти напуганная, неслась по мрачному переулку.

Из горла вырвалось сдавленное рыдание. Жизнь снова и снова разворачивала перед ней картины трагедии, случившейся тем вечером, почти шестнадцать лет назад. Кэт всхлипывала, зовя на помощь.

Но никто бы не смог спасти ее от пятерых преследователей, у которых не было лиц. Вот и сегодня они гнались за ней, пока она с криком не проснулась. Кэт села на постели, тяжело дыша и обливаясь потом. Ее взгляд метался по темному пространству спальни. Вспомнив, где она, Кэт закрыла глаза и поднесла руки к лицу. В горле першило. Смахнув слезы, она стала медленно и глубоко дышать. Иногда это помогало, но чаще нет.

На протяжении двух последних недель кошмарный сон повторялся каждую ночь. Горе, с которым Кэт открывала глаза, было ей слишком хорошо знакомо. Она тряхнула головой, чувствуя безмерную усталость.

Врач рекомендовала ей постепенно снижать дозу принимаемого снотворного. Кэт не послушалась врачебных советов, решив хотя бы на одну ночь полностью отказаться от таблеток. Получилось – сделала себе только хуже. Кэт в отчаянии молотила кулаками по матрасу, затем включила лампу на прикроватном столике. Однако свет не прогнал страхов и не избавил от ощущения полной беспомощности. Это чувство возникало у Кэт после каждого кошмарного сна.

Она проиграла. Вздохнув, Кэт встала и отправилась в ванную, щурясь от яркого света. Посмотрела на себя в зеркало и нахмурилась. Черт, она выглядит гораздо старше своих неполных двадцати пяти. Лицо осунулось, зеленые глаза потускнели и кажутся безжизненными. Кэт потрогала темные мешки под глазами, затем провела рукой по волосам. Ее пышные каштаново-рыжие волосы превратились в какие-то веревки, болтающиеся по плечам.

Мать утверждала, что Кэт похудела. Кэт не соглашалась. Ее матери постоянно нужно что-то комментировать.

Кэт ни в коем случае нельзя было назвать худышкой. С подростковых лет она не могла пожаловаться на отсутствие округлостей, однако ее джинсы десятого размера действительно стали довольно свободными в талии.

Открыв аптечный шкафчик, Кэт достала пластиковую бутылочку со снотворным. Как ей хотелось вернуться в те далекие времена, когда она засыпала без всяких таблеток. Впрочем, снотворное помогало лишь отчасти. Таблетки притупляли боль. Но полностью та никуда не уходила. Приняв две таблетки, Кэт прошлепала босыми ногами по деревянному полу и вернулась в постель.

Уже очень давно Кэт убедилась: никакой, даже самый глубокий, сон не избавлял ее от кошмарных видений. Казалось, они навсегда врезались ей в память. Никаким лекарствам, никакой психотерапии не рассеять тьмы внутри ее и не исцелить ее горя. Однако трагедия детства не сломила Кэт. Она выросла сильной и энергичной женщиной. Отчаяние и страх она скрывала за живым умом и острым языком, что позволяло ей держать людей на расстоянии.

Затылок Кэт уперся в пуховую подушку. Неужели ей никогда не станет легче?

Этого она не знала. Скоро рассветет. Рассвет означал новый день, еще на целый день дальше отодвигавший ее прошлое.