Текст книги "Песочница"

Песочница
Софи Гид

© Софи Гид, 2017

ISBN 978-5-4485-4920-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стоит ли автору каждый раз подтверждать то, что в его книге в качестве отрицательных героев (и некоторых положительных) не упоминаются реальные лица, возможные совпадения случайны, а обстоятельства сюжета вымышлены? Не стоит, однако подтвердим это ещё раз для охочих на сенсации читателей. Автор.

1

Сегодняшняя ночь совершенна свой звездной расточительностью. Ни облачка на небе и даже ветра нет. Слабый бриз улегся на закате, и здешняя гавань выглядит как блестящее зеркало, в котором отражаются огни судов, освещенных прибрежных зданий и проблески маяка. Именно на этот белый каменный столп и смотрит человек. Опираясь на парапет всем телом, он стоит неподвижно. Смотрит в небо, звездный ковёр которого переливается бриллиантовыми каскадами, и думает, что утром снова задует ветер, вновь поднимется волна, и океан будет слышен во всей его акустической мощи. Это будет оглушительный грохот волн. Если предположить, что кто-нибудь сейчас видит его лицо, освещенное снизу огнями, то может показаться, что он улыбается сегодняшней ночи. В последние дни у Бискайского залива ветер и волна играли свою особенную роль в жизни этого человека, но теперь все это уже не будет иметь никакого значения.

Из-за приглушенного шума воды здесь с трудом различимы еле доносящиеся звуки ночного города, и глядя на пару судёнышек, плывущих по заливу, этот мужчина ощущает две боли: одна, физическая и острая, которая исходит от прижимаемой рукой шеи, оттуда струйкой, пропитывая ткань плотной рубашки, сочится кровь, выталкиваемая с каждым сокращением сердечной мышцы. Вторая – боль от ужаса и тоски от того, что сердце его бьётся учащенно, а значит, кровь покинет его раньше, чем он сможет получить какую-то помощь. Выходит – он так и покинет этот мир с незавершенной судьбой и надеждами. Дух жизни покинул его, хотя кровь ещё текла из раны; руки уже не могли держать тело, мышцы ослабли. Тело полетело вниз.

Ещё несколько минут назад ничто не мешало его одиночеству. Он оглянулся просто так: что-то висевшее в воздухе, невидимое, но тяжёлое, внушило ужас и заставило крутить головой. Какой-то громкий хлопок. Такое с ним было впервые, где бы он ни находился. Тем более на привычных для него прогулках по ночным набережным знаменитого Биаррица. Он хорошо знал и эту часть прибрежной полосы, да и весь этот порой шумный, но всегда безопасный город и не ожидал здесь никаких дурацких неприятностей или тем более – смертельной опасности. Её просто неоткуда было ждать. Поэтому он глубоко вздохнул полной грудью, прислушался к плеску волн внизу и в первый раз с тех пор, как вышел из казино полчаса назад, нарушил собственную безмолвность, тихо произнеся себе:

– Тебе не от кого защищаться. Ты просто устал.

Решив прогуляться перед сном, он хотел разобраться в своих отношениях с Рени, подумать спокойно. Он находился в таком положении и подобрался к тому возрасту, когда ты знаешь, чьё общество ты предпочитаешь, какую музыку ты будешь слушать с удовольствием, какой напиток доставит тебе большее удовольствие в это время суток, какая женщина рядом будет тебе приятна в эти выходные.

Он всегда думал о ней скорее с удовольствием, перебирая в памяти многих женщин, с которыми был знаком в своей жизни. Не красавица, но этакий полуспортивный образец самки с крепкой спиной и упругими бёдрами; в компании с ней он проводил здесь уже второе лето. Она немного смеялась, чаще выглядела излишне серьёзной, зато для него оказалась нежна и сладострастна, когда они вдвоём, облепленные местным песком, занимались любовью в укромных, окруженных береговыми камнями и скалами местечках, а прохладные волны пытались допрыгнуть до их тел, но лишь рассыпались на солёные брызги. Он хранил на кончиках своих пальцев и губ ощущение её кожи, помнил запах морской воды, скатывавшейся капельками по её разгорячённому телу. Ему нравилось смотреть на неё, когда она стояла на берегу моря в купальнике.

И это побережье «места двух скал»11
  Биарриц (баск.) – место двух скал.


[Закрыть] ему нравилось больше, чем средиземноморское.

Через пятнадцать минут неспешного марша по бульварам – сначала генерала Де Голя, а затем маршала Леклерка – по этим асфальтированным тропам, названным в честь великих имён воинской славы Франции, последняя из которых была с односторонним движением. В это время суток автомобили или скутеры проезжали с интервалом не чаще одной единицы за пять минут по бульвару Леклерка, который вывел мужчину к небольшому тоннелю под плато Аталайе, на котором располагался Музей Моря.

– Одной мне здесь было бы страшно. И холодно, – сказала проходившая девушка своему спутнику. Её тёмные волосы обрамляли гладкое и изящное личико. На вид ей можно было дать лет двадцать, у неё был нежный голос и красивая фигура, которую не могли скрыть даже длинный для её тела мужской свитер и голубые джинсы-клёш, новые, но кое-где рваные, с нижними краями, превращёнными просто в бахрому, какие любят носить молодые люди. Высокий худощавый молодой человек того же возраста, оставшийся в одной рубашке, крепко сжал её в объятиях. Наверное, его влекло к чувственному телу подруги. Парень повернул девушку к себе лицом, положил руки на её обтянутые денимом круглые ягодицы и притянул их к себе настолько плотно, как это было только возможно.

– Ну же, не дрожи, – уговаривал он, срывая поцелуй с её губ и всё сильнее прижимая к себе.

– Не балуйся!

– Но здесь же никого нет, – запротестовал он. – А даже если кто-то и был, разве ты против?

– Мы просто не видим, но наверняка кто-то из папиных знакомых здесь может проходить, – возразила девушка капризным и в то же время соблазнительным тембром голоса, пытаясь на цыпочках дотянуться до его губ и нежно гладя его волосы. – Родители не лягут, пока я не вернусь. Лучше проводи меня домой.

Парень после поцелуя самодовольно улыбнулся, сделав шаг назад, отстранился от девушки, и они быстро ушли. Мужчина проводил пару взглядом и поёжился. От холода?

Отсюда дорога разделилась на три тропы: левая и основная, для транспорта и пешеходов, направлялась в туннель; вторая и третья направлялись к берегу океана. Здесь уже и прогуливающихся-то не было.

Не останавливаясь, он пошел по той, что была средней и в отличие от правой, спускавшейся все ниже, свой уровень над водой не меняла. И вот тогда-то он затылком почувствовал, будто кто-то наблюдает за ним, желая удостовериться, что он следует привычным маршрутом. Ему поначалу захотелось засомневаться в необходимости сворачивать на этот неосвещенный участок асфальта, закралась трусливая мысль «а не стоит ли вернуться к свету?», хотя он и понимал, что вероятность встретить здесь кого-либо ничтожно мала.

По ночам эта, практически центральная, часть города была немноголюдной. Из достопримечательностей города поблизости были только Музей Моря и эспланада с памятником ветеранам войн. Если не считать обитателей двух с лишним десятков аквариумов, в которых размещались более сотни видов рыб и прочих обитателей морских глубин, нескольких тюленей и многочисленное семейство наблюдавших за всеми с напускной ленцой сквозь стекло акул, не опасающихся крупных двуногих и позволяющих фотографировать себя и четверых дремавших сторожей и специалистов музея – эта часть города по ночам была пустыней Гоби.

Да, ещё рядом был и утёс Святой Девы, но к мосту «эспланада Богоматери» (работы ателье самого Эйфеля), по которому можно было подойти к другому символу города – статуе Девы Марии; все почему-то предпочитали подбираться с другой стороны.

Мужчина остановился перед большим камнем. Он осмотрелся по сторонам, как испуганный олень, отбившийся от стада. Достал пачку сигарет и сел покурить на этот самый камень. Взглянув зачем-то на часы, он через несколько минут с обречённым выражением лица поднялся на ноги и выкинул тлеющий окурок в темноту. Подняв голову, поймал себя на мысли, что вокруг него вдруг образовалась странная тишина, будто ночной город полностью замер. Страх вползал в его душу, и он понял, что никак не может его подавить. По крайней мере, до тех пор, пока снова не окажется среди людей.

Он осмотрелся вокруг. Но это место казалось не только молчаливым, но и почему-то оцепеневшим. Мужчина не смог сдержать волну внезапного озноба, даже зубы застучали. Он широко открыл глаза; его охватила паника, которую он был не в силах сдержать, сердце готово было выскочить из груди. Лунный свет разбросал по земле размытые тусклые фигуры непонятных теней. Успокаивало только то, что, если на него кто-то захочет напасть, то в городе всё равно услышат его крики и поспеют на помощь. Он вспомнил слова девушки и её друга, произнесенных несколькими минутами раньше: «Мы просто не видим». Сейчас показалось, что эта фраза несёт в себе угрожающий смысл. Мужчина выругал себя за то, что сам загнал себя в ловушку страха и стоит здесь, вместо того, чтобы попросту направиться в отель.

Капля холодного пота сползла у мужчины по лбу и скользнула между бровями к носу. Он вытер ее пальцем и, сам не зная отчего, поднял глаза к небу. Возможно, кто-то наблюдал за ним сверху? Но там, очень высоко, с тихой периодичностью поблескивали лишь холодные мириады звёзд. И это всё. Его всегда удивляло и восхищало их великолепие; причем у берега океана они смотрелись величественнее, что ли; их подчеркнутое безразличие ко всему, что творилось внизу, придавали пронзительному свету этих небольших светлячков торжественность и изящество, которое было бы незаметно в крупном городе и без ореола гигантского водяного ковра. Их высокомерность обусловлена таким местоположением – над людьми, выше них, с редкой возможностью пикировать на головы своих земных жертв с высоты в виде звёздного дождя…

Паника требовала новой сигареты. Он поискал пачку в карманах и тогда вспомнил, что оставил её вместе с зажигалкой на камне. Он сейчас вернётся в свой номер и там посмеётся над своим беспричинным страхом. Вокруг всё также никого не было видно, но мужчина был не в состоянии отделаться от мучительно-панического чувства. Кто-то наблюдает за ним из-за скал? Мужчина нашёл тот же большой камень, вновь присел на него, чиркнул зажигалкой и трясущейся рукой, совершенно машинальным жестом прикрыл огонь ладонью правой руки. Но порыв ветра задул тонкое пламя.

Он всегда считал, что этот клочок земли сохранился почти в первозданном виде, чистый, незагрязненный – по сравнению с другими департаментами страны. Если бы можно было искусственно создать зону отчуждения для людей, огородив эту землю забором, он бы это сделал. Но это место было освоено основательно вот как уже несколько веков разным людом: баски, франки… (получившиеся в результате смешения этих двух групп гасконцы?) … китобои, англичане, парочка Наполеонов, толпы русских, аристократы, оздоравливающаяся богема, испанцы, немцы, сёрфингисты… Попробуй сегодня разбери, кто из вышеперечисленного списка оказал на эти места большее влияние? Шенген и вовсе перечеркнул любые планы местных жителей на то, что в этих местах будет возможно в одиночестве бродить по здешним улочкам без всяких помех.

Он уловил шум за спиной и вновь ощутил прокатившуюся по телу волну страха. Ему показалось, будто уже и эта дорожка за спиной излучает угрозу. Хотя именно пескам Биаррица он обязан знакомству с Рени Адан и первому ночному наслаждению от секса с ней на пляже под укрывающем от чужих глаз скальным выступом, после которого они купались в заливе, каждой порой разгорячённых тел впитывая прохладу освежающей прохладной воды. Он вспомнил о ней и её отказе провести вместе эти выходные; он хотел просто поговорить с ней один на один – о том, что между ними не склеивалось, поговорить без всяких взаимных упреков и обвинений.

Он опустил голову, чтобы поправить пояс, а затем подняв её, увидел человеческую фигуру, возникшую из темноты; он понял – это произойдёт сейчас. Взмах чьей-то руки – и что-то металлическое вонзается ему в шею. Он попытался закричать и выставил вперёд правую руку. Но этим невольным движением он не смог себе помочь. Левой рукой он схватился за рану на шее. Крикнуть он не смог, потому что стал захлёбываться от собственной крови.

Тут же его охватил озноб, а во рту появился неприятный вяжущий привкус, как от откушенного кусочка плода айвы. Металл вышел из раны, проходя вновь через сухожилия и мышцы, а изо рта вместо крика вырывалось нечеловеческое клокотание и свист. Его удивил возникший внезапно холод в теле и одновременное горение в шее, у раны. Он понимал, что умирает. Мужчина протянул правую руку навстречу своему убийце и почти вцепился ему в одежду, инстинктивно сжав пальцы. Ему показалось, что он падает в какую-то пропасть. На этом всё и закончилось.

Теперь он уже ничего не чувствует.

В эту ночь услышанный убитым хлопок – один, или их было два – был выстрелом, непосредственным результатом которого не стала чья-то пролитая кровь.

Из-за скалы грызун слышал и этот хлопок, а чуть позже – чьи-то шаги чуть поодаль и странные булькающие звуки. Потом опять мягкие шаги, шорохи и наконец – испугавший его глухой звук от падения чего-то большого и тяжёлого, вызвавшего небольшие колебания песка поодаль; он просидел, не шевелясь из предосторожности, несколько минут в темноте. Неизвестно как забравшийся в городскую черту пиренейский сурок выглянул из своего тайника, направив черновато-серую голову с поблескивающими глазками в сторону упавшей сверху громады и осмотрел пустынный пляж.

Громадой оказалось человеческое тело, немного изменившее его рельеф.

Как заброшенная ребёнком кукла в детскую песочницу.

Сурок оказался любопытным. Она сделал шажок в сторону тела. До его ноздрей порывом ветра добралось амбре, исходящий от тела из-за проливающейся свежей крови, но этот аромат его не испугал. Но и двинуться вперед он пока не решался. Шум города здесь практически не был слышен – только эхо от морских волн, но на таком расстоянии эти звуки его не слишком беспокоили. Людей он не сильно побаивался – он с ними ещё не сталкивался. Гораздо больше его беспокоили собаки и чайки, от хохота которых у него дыбом вставал мех по всей шкуре – от крепкой щетины до подшёрстка из более коротких, немного волнистых волос.

Тело было неподвижным. Пока грызуна никто не заметил, беспокоиться было не о чем. Сурок снова огляделся вокруг. Он не спеша пробежал отделяющие его два десятка метров до человечьему тела и стал обнюхивать его. Здесь запахи стали сильнее.

Сурок вновь огляделся. Тело также неподвижно лежало – большое, мягкое – и он стал забираться на него передними лапами, которые были немного короче задних. Прохаживался по нему безволосыми подошвами лап с хорошо сформированными подушечками стопоходящего существа. Ничто в теле не выдавало признаков жизни, и сурок это осознавал. Он обнюхал человеческие волосы, губы, рану на шее, кровь из которой уже перестала сочиться, облизал язычком всё лицо, уши, затем встал на задние лапки. Вновь осмотрелся: нет ли поблизости других, опасных для него существ.

Сурок удобнее устроился на груди мужчины и тут вдруг услышал клёкот приближающийся чайки. Звук точно приближался, а вместе с ним появилась и сама птица – большая и враждебная, которая спланировала на землю рядом и сначала в нерешительности остановилась, прикидывая, как бы отпугнуть странное существо на человеческом теле. Когда чайка всё же «хохотнула» и захлопала крыльями, сурок не выдержал этой атаки и от ужаса стартанул прочь, в темноту. Страх его перед этой птицей был столь велик, что он от ужаса сначала впился в тело под ним своими мощными когтями, а затем прыгнул, оставив на трупе глубокие борозды.

Взрослая чайка крикнула своё победное «Йах-иах-иахахах» и подбежала по песку к лежавшему телу. Сомнений не было: это была большая добыча, предстоял пир. Она прыжком очутилась на ногах мужчины и медленно пошла по ним, чувствуя под своими лапами мясистую плоть под крепкой тканью одежды. Чайка продвинулась на несколько шажков к голове, быстро нашла рану и алчно стала отрывать кусочки свежей плоти…

Утро ознаменовалось напором высоких валов, растущих из залива и падающих на берег. Большие водные выжимки океана с некоторой грациозностью разбивались о скалы и падали на песок. Одна из них выкинула на берег четверых серфингистов, подплывших к пляжу. Они соскочили со своих досок, немного уставшие от утреннего катания, но довольные и, смеясь, уселись на песке в гидрокостюмах, смыв предварительно с рук и ног остатки воска. В это время года по утрам океанская вода у Биаррица была довольно прохладной. Пересказывая свои ощущения от скачек на волнах и отпуская шутки в адрес друг друга, парни с досками несколько минут спустя решали: отправиться сразу в гостиницу или ещё покататься.

А так как принять устраивающее всех решение было нелегко, то двадцатилетние молодые юноши проспорили почти четверть часа, и решили всё же продолжить занятия сёрфингом ближе к обеду – когда немного потеплеет и можно будет сменить гидрокостюмы на лайкру. Четвёрка парней прихватила свои серфборды; они собрались было уже направиться через прибрежный песок к лестнице, поднимавшейся к тротуару улицы, как вдруг один из них вскрикнул, указывая свободной от доски рукой на человеческое тело:

– Там кто-то лежит!

Они подошли поближе, и тот же парень добавил:

– Он мёртв.

Обнаруженная ими, уже увеличенная клевками птиц или ещё каких-то животных, рана на шее, разорванная рубашка и цвет кожи мужчины ни у кого из них сомнений в этом не вызывал.

Через четверть часа пара десятков полицейских, большая часть из которых была в униформе, перекрыли все подходы к обнаруженному телу, и комиссар полиции Мавис Идо, стоя у ног мертвеца, освещённого лучами утреннего солнца, появившегося, как и положено с востока, звонил дежурному в комиссариате:

– Найди мне ещё человек десять! И пришли судмедэксперта… Значит разбуди его, и поживее… Немедленно!

Его привёз очень молодой полицейский, чуть больше двадцати лет. Парня, сразу после того как обнаружили труп, послали за Идо, и он не знал подробностей происшедшего. И труп пока не видел. Поэтому, когда утром в дверь позвонил полицейский в форме, сказав, что дежурный офицер просит его приехать немедленно, комиссар понял: этот вызов предвещает сложное расследование и неприятности.

Мавис Идо готовил себя к примерно такой ужасной картине, какую увидел, но, несмотря на это, не мог не содрогнуться. Красивой такую смерть никак не назовёшь. Молоденький полицейский стоял рядом с ним и не мог отвести глаз от трупа. Внезапно его щёки стали раздуваться, он замычал, развернулся и бросился к берегу. Общий шум вокруг погасил звуки вырвавшегося из него фонтана, но все и так видели, как он выпотрошил содержимое своего желудка и обессиленный сел прямо на песок поблизости.

– Не хватало нам ещё одного трупа от нервного стресса, – проворчал комиссар. – Что он там делает? Эй, сынок, ты не мог отползти подальше, чтобы не загадить нам следы на песке?

В это время специалисты кропотливо изучали место убийства. Всех их отличало удивительно схожее выражение беспокойства на лице; они явно были в тоскливом расположении духа, хотя и работали тщательно. Именно первые часы такой работы и есть самая кропотливая стадия начального расследования.

Здесь собрались все местные профессионалы полиции. Каждый из них был занят своим делом: фотосессия тела и всевозможных следов рядом с ним, обработка порошками предметов, которые потенциально могли нести на себе отпечатки чьих-нибудь пальцев, переговоры с зеваками, рвущимися подойти поближе к месту криминального события, розыск всего подозрительного в радиусе пятидесяти метров и сбор всех тех предметов, вплоть до мусора, которые позже будут изучаться в кабинетах; наконец выяснение вопроса, имеют ли найденные предметы отношение к убийству и как сюда попали. Тем, кто руководил этой следопытской церемонией и принимал в ней участие, важно было не мешать своим коллегам, не делать лишних перемещений, чтобы не нарушить порядок в составлении картины места преступления, не упустить ничего, приняв улику за ничего не значащую мелочь, вовремя обменяться информацией и мнением по всему увиденному и найденному. Но какой начальник откажется от попытки подстегнуть даже таких дисциплинированных ищеек?

Через пару часов комиссар разговаривал с судмедэкспертом и одним из своих подчинённых.

– Тайсон, пересыпьте здесь весь песок, поднимите каждый камешек, хоть в воду заплывайте, но найдите мне что-нибудь! – комиссар Идо был явно на взводе, сопровождая каждое своё слово нервной жестикуляцией. – Тело осмотрели тщательно?

– Да, Мавис, – подтвердил судмедэксперт, который казался совершенно отрешенным от всего происходящего, от суеты вокруг. Посмотрев на него, комиссар подумал, что не требуется бесконечно много времени провести человеку на такой работе, чтобы привыкнуть к смерти и насилию. – Но нам хотелось, чтобы и ты им полюбовался. Выразительный кошмар.

– Сколько он здесь?

– Тело пролежало часов шесть-семь. Его не очень-то приглядный вид обусловлен поведением птиц и каких-то животных. Скорее всего, смерть наступила от того, что в шею воткнулся твердый предмет.

– Что значит воткнулся? Сам по себе, что ли? Говори по-человечески, а не как политик на выборах. Когда слушаешь и не поймешь – что тебе впаривают.

– Дай мне время до вечера. Думаю, что это убийство. На теле кроме этой раны есть ещё царапины и другие следы, но так как предмет, который мог быть использован в качестве орудия убийства, пока не найден, я и осторожничаю. Пятна крови, которые обнаружили возле и на самом парапете, скорее всего принадлежат ему, но лучше я всё проверю. Не думаю, что в нём пробудился безумец, избравший себе настолько негигиеничный способ самоубийства, к тому же сложный по исполнению. Я могу забрать труп?

– Что ты хочешь от меня услышать? Да, увозите; вряд ли он собирался здесь и дальше загорать, – кивнул комиссар.

Два санитара и помогавшие им полицейские, дождавшись команды, переложили тело в пластиковый мешок и стали грузить его на носилки, чтобы перенести труп к санитарной машине, стоявшей чуть поодаль у поднятого на автомобильный буксир катера в тупике аллеи Пор де Пешёр.

– Что за ночь? То стрельба у Музея Моря, а теперь ещё и труп! Будто кто-то специально устроил мне бессонную ночь, – пожаловался Идо. – Кстати, нашли какие-нибудь следы у музея? Может гильзы?

– Ничего, шеф, – повёл плечами полицейский. – И потом, сегодня рассвело недавно из-за погоды, так что ещё не всё и осмотрели. Думаете, это связанные между собой происшествия?

– Будем считать, что я этой фразы от тебя не слышал! Я не гадалка, Тайсон. Найдите мне хоть какой-нибудь след, ну хоть что-нибудь, тогда и поговорим, – пробормотал комиссар сквозь зубы. – Кой чёрт этого журналиста занесло сюда ночью? И как мне теперь искать убийцу, если я ничего не знаю наверняка: выспрашивать в качестве свидетеля каждую чайку, что она видела ночью, пролетая над этой гигантской песочницей? Тьфу, вот дьявольские создания!

Последняя фраза относилась к чайке, решившей, что кожаный пиджак комиссара требует немедленного удобрения её помётом.

Убийство нарушило провинциальную жизнь светского курорта и размеренный ритм службы его полицейских, к которому они привыкли. Это в крупных городах, которые были где-то далеко, все привычны к постоянной тревоге, криминальным разборкам и страху перед террористическими актами, а здесь полицейские живут в ритме благопристойного вальса, которому и подчинены все их рабочие рефлексы. Сегодня совершенно внезапно на местных блюстителей порядка навалились срочная работа и круглосуточные дежурства.

Вечером этого же дня судмедэксперт доложил подошедшему комиссару первые выводы после исследования трупа. Самым интересным для расследования он счёл находку мелкой зелёной блёстки, когда с усилием стал разгибать пальцы убитого журналиста: она застряла между ногтем и подушечкой среднего пальца правой руки. Это была плоская чешуйка. С отверстием для продевания нити или нечто похожего на нить, скажем – лески. Судмедэксперт внимательно рассмотрел эту штучку, подробно описал её в своих записях и положил в пластиковый пакет.

– И откуда эта ерунда могла к нему попасть? – спросил Мавис Идо.

– Скорее всего, он зацепился ногтем за одежду убийцы и сорвал её. Кстати, эта ерунда называется пайетка.

– Значит ли это однозначно, что она сорвана с женской одежды?

– Лет тридцать назад я бы на этот вопрос ответил почти однозначно и положительно. Если бы не знал, что у моего младшего сына есть джинсы, украшенные на карманах такой же ерундой. А для протокола – пайетками.

Комиссар осмотрел фотографии с изображениями фрагментов тела.

– Причина смерти?

– Рана на левой поверхности шеи. Представить себе, что эту рану он нанёс себе сам, или наткнулся на какой-то металлический прут в темноте шеей – неправдоподобно. Скорее всего, кто-то нанёс удар холодным оружием: тонким ножом, стилетом, металлическим прутом. Но так как рана уже после смерти подверглась обработке животными и птицами, которые рвали на теле куски мяса, более определённо я сказать не готов.

Комиссар склонился над трупом, потом с брезгливым выражением лица осмотрел окровавленную одежду, пытаясь найти ещё какие-нибудь следы, хотя интуитивно чувствовал, что ничего нового не найдет.

– А вот эти глубокие царапины на груди? Откуда они?

– Для меня это тоже пока вопрос. Скорее всего эти следы от когтей какого-то животного. На собачьи или кошачьи не похоже, хотя и исключить такую возможность полностью нельзя. Думаю, это какое-то животное размером примерно с небольшую собаку, типа таксы, только с более острыми и мощными, сильными когтями. Идентифицировать точнее я пока не в состоянии. Из-за того, что над трупом до меня поработали животные, останется ещё много невыясненных вопросов. По-видимому, сам преступник никаких полезных для тебя следов не оставил.

– Кроме этой штучки, – показал на пакетик с пайеткой комиссар. – Так что, полагаю, у нас уже нечто имеется.

– Возможно, – скептически согласился немолодой судмедэксперт. – Но пока что это именно нечто. И не более того. Иначе мне придётся поздравить тебя с арестом блестящей пайетки.

– И как я работаю с таким пессимистом, как ты? Надо ещё раз посмотреть, может наверху или на песке найдутся ещё такие же блестюшки. Ладно, на пляже и у музея наши люди ещё работают, может что и найдут. Пока же у меня под подозрением весь город, кроме четырёх серфингистов, которые его нашли. Этот журналист перевернул мне все планы на спокойную жизнь в ближайшее время. А теперь остаётся только гадать, каковы были мотивы такого убийства. И не имеем ли мы дела с каким-нибудь психом, кто терпеть не может одиноко прогуливающихся журналистов или просто заезжих парижан. Успокаивает только одно – статистика.

– И каким же образом?

– Всё, чего я сейчас боюсь – это найти очередной труп в городе или его окрестностях. Я постоянно держу своих сотрудников в полной готовности, но за всё время моей службы в Биаррице единственной по-настоящему серьёзной проблемой был недавний пожар. По статистике за последние двадцать лет в этом городе не бывает больше одного убийства в год. Значит, план этого года убийцами точно выполнен, и завтра нового убийства можно не ожидать.

– Почти остроумно, Мавис. Ты давно был в Музее Моря?

– Да, – изумлённо ответил комиссар, не ожидав такой резкой смены темы. – А что?

– Видел, как там дельфинов кормят с рук?

– Видел, конечно. Ходил туда пару раз с семьёй, последний раз почти полгода назад, в начале осени. Зачем ты меня об этом спрашиваешь?

– Меня всегда интересовало – дельфины отвечают взаимностью своим дрессировщикам?

Комиссар Идо сначала в замешательстве не знал, что ответить, а затем буркнул:

– Просто они любят рыбу, которой их кормят.

Он простился с судмедэкспертом, захватив с собой пластиковый пакетик с блестящей пайеткой, расписавшись в журнале специалиста, и направился в гостиницу «Флорида», где, как выяснилось, каждый раз по приезду в Биарриц и останавливался журналист. Номер, который он занимал, уже осмотрели, изъяли все его вещи и документы.

До сегодняшнего дня комиссар не видел Ламара Эрсана, хотя его фамилия была у него на слуху. Мать Эрсана жила раньше на окраине города, умерла в прошлом году. Оставила сыну в наследство небольшой (по сравнению с иными громадинами Биаррица) старый особняк у озера Муриско и длящийся уже второй год судебный спор с консорциумом, возглавляемым мэром города, возникший по поводу установления цены почти свободного от построек земельного участка в Ирати22
  Ирати – район Биаррица.


[Закрыть], приобретаемого для увеличения площади аэропорта, на котором быстро может быть достроен новый терминал для пилотов и пассажиров небольших самолётов бизнес-класса.

Это убийство просто случайность или нет? Журналист погиб просто потому, что оказался не в тот час и не в том месте? Тогда не имеет смысла искать убийцу среди его знакомых. И просто на пляжах Биаррица завёлся сумасшедший маньяк, который убивает без разбора. И тогда либо его быстро схватят, либо будут новые жертвы. Или кто-то пытается направить следствие в другое русло. Только какое другое, если у этого дела пока вообще всякое русло отсутствует! Комиссару было над чем поразмышлять.