Текст книги "Если о нас узнают"

Глава 3
Рубен

Пока я прихожу в себя, Зак сидит рядом. В мои планы не входило закатывать истерику посреди вечеринки Энджела, и я злюсь на себя за то, что утащил Зака, но по большей части я безумно благодарен, что он сейчас здесь.

Настроение двоякое. Я злюсь из-за того, что меня использовали ради связей – не передать как унизительно было осознать под конец разговора, что тот парень, скорее всего, был натуралом. Для большинства это было бы просто неприятно, но после моего опыта общения с Кристофером Мэдденом (актером, получившим «Оскар» не просто так, а лишь потому, что в прошлом году он убедил меня, будто я ему нравлюсь, а после, когда границы между нами стали размываться, резко заявил, что он натурал), я особенно чувствителен, когда ко мне относятся как к объекту новых впечатлений, а не как к человеку.

Обычно я могу принять подобное как должное и пропустить через себя, но сегодня я похож на капризного малыша. Этот четырехдневный перерыв должен был стать для меня возможностью немного притормозить и восстановить силы, но после времени, проведенного с родителями, я чувствую себя еще более раздраженным, чем когда-либо. Наверное, я просто забыл, что такое быть дома. Забавно, как время и расстояние придают воспоминаниям радужный и беззаботный оттенок, заставляя их казаться менее болезненными, чем они были на самом деле.

В моей семье не существует такого понятия, как восстановление или отдых. Родители считают, что это время, потраченное впустую. И, в конце концов, теперь я здесь, в составе одной из самых успешных музыкальных групп в мире. Так что, возможно, в чем-то они правы. Может быть, без родителей я бы этого не достиг. Может быть, мне необходимы их небольшие напоминания, подбадривания, едкая конструктивная критика.

Я засовываю руки в карманы пальто, чтобы спрятаться от вечерней прохлады, и перекатываюсь на пятки.

– Нам пора возвращаться, пока Энджел не послал поисковую группу.

– Вообще-то, мы не можем его найти.

– Что? – Между нами пронесся порыв ветра, и я спрятал руки поглубже, чтобы согреться на раннем мартовском холоде.

– Ты его не видел, да? Я подумал, может, ты что-то заметил.

– Хм, когда я приехал, то не смог его найти, и мне показалось, что он, наверное, где-то гуляет или что-то типа того. А потом меня отвлек тот парень. Почему вы не сказали мне, что Энджел пропал?

– Никуда он не пропал, – говорит Зак. – Скорее всего, он где-то рядом. Я собирался тебе рассказать, но ты был так расстроен из-за того парня.

– К черту этого озабоченного придурка-натурала, – выплевываю слова. – Нам нужно найти Энджела. Пойдем.

– Да, к черту натуралов, – произносит Зак, пока мы шагаем, и я вспоминаю, почему я должен подавить недавно возникшие чувства к этому парню, которые напоминают влюбленность.

– Без обид.

– Я не обижаюсь, Рубен, все в порядке. Энджел где-то поблизости, и Джон, наверное, уже нашел его.

Гложущее меня беспокойство, вероятно, слишком заметно. Он прав. Он абсолютно прав, я просто слишком беспокоюсь. Но дело в том, что в последнее время у Энджела была парочка чересчур безумных вечеров, особенно во второй половине нашего тура. Смешайте усталость с неограниченным количеством денег, отсутствием контроля и связями с десятками знаменитостей, которые заливают свою скуку и стресс бесчисленным множеством коктейлей, и вы получите горючую смесь. Только вот сегодня у Энджела грандиозный вечер, и он окружен теми самыми людьми, многие из которых будут дарить ему подарки. Разве мое желание убедиться, что за последний час хоть кто-то из участников этого нелепого мероприятия его видел, похоже на паранойю? Кто-нибудь, несомненно, его видел, если только парень не лежит в отключке в ванной. Хотя обычно его сложно не заметить.

За последние полчаса вечеринка становится еще более оживленной, приезжают последние опоздавшие. Я обхожу павлина и сканирую толпу людей.

– Видишь Джона?

Зак замечает его в толпе, собравшейся возле аттракциона.

– Возле пиратского корабля. – Мы направляемся туда.

Джон занят разговором с Терезой Нарваэс, исполнительницей главной роли в первом составе моего любимого мюзикла «В этом доме». Когда парень замечает нас, он извиняется и спешит навстречу. Если бы меня не взволновало выражение его лица, я бы расстроился, что упустил возможность познакомиться с Терезой, и попросил бы Джона познакомить меня с ней до конца этого вечера.

– Прошло уже больше часа, и никто не видел Энджела, – говорит Джон, и его тон становится серьезным. – Даже его родители. А я не могу выдать им своего беспокойства и не объяснить причину.

– Хорошо, давайте мыслить рационально, – говорю я. – Скорее всего, он где-то на территории. Я не думаю, что он пропустит свою собственную вечеринку, независимо от того, что еще ему могут предложить. Так что если он где-то здесь, то, вероятнее всего, он где-то внутри, иначе кто-нибудь уже наткнулся бы на него.

Джон делает вид, что оборачивается.

– Что-то я не вижу здесь много зданий, а ты?

– Я вижу туалеты, – говорит Зак.

Я медленно поворачиваюсь к нему.

– Ты же не думаешь…

– Наверное, нет, – говорит парень, но выглядит неубежденным.

– Супер, – говорит Джон. – Именно так я и хотел провести свой вечер – обследуя сортиры в поисках нашего бессознательного лучшего друга. Это же так полезно для тура.

– Давайте оставим туалеты на крайний случай, – говорю я. – Голосую за то, чтобы попробовать еще раз поискать в доме.

Внутри вечеринка уже в самом разгаре: люди едят, пьют и заполняют танцпол. Я с надеждой осматриваю помещение, но если Энджел и здесь, то он смешался с толпой.

Я начинаю продвигаться вглубь зала, когда рокочущий голос диджея прерывает музыку.

– Внимание, я прошу всех пройти в главное здание, наш почетный гость вот-вот прибудет! Располагайтесь и угощайтесь напитками, потому что мне только что сообщили, что вечеринка вот-вот начнется!

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к парням.

– Ну, – говорит Зак, моргая, – похоже, что мы, по крайней мере, пришли в нужное место?

– Только не говорите мне, что Энджел не прятался где-то в течение двух часов на собственной вечеринке, чтобы поразить всех своим эффектным появлением, – стонет Джон.

Я качаю головой.

– Мне нужно выпить.

Слева есть бар, в котором нет большой очереди, поэтому я направляюсь к нему, а Зак и Джон идут следом.

– Эрин просила нас не пить, – Джон перекрикивает музыку.

– Эрин здесь нет, – отвечаю я, ослепив его яркой улыбкой.

– Ты слишком много общаешься с Энджелом, – бубнит Джон.

– Честно говоря, я провожу слишком много времени со всеми вами тремя. Хотя надо сказать, что твое влияние несколько меня усмиряет, Джон.

Он бросает на меня хмурый взгляд, когда мы подходим к бару.

Ближайший бармен – худой прыщавый парень со светлыми волосами. Он выглядит едва ли старше нас. Я ослепительно улыбаюсь, и он замирает.

– Эй, – говорю я, – можно мне, пожалуйста, виски с колой и… Что будешь, Зак?

– Ох, думаю, то же самое.

– Две порции виски с колой, пожалуйста.

Бармен переминается с ноги на ногу.

– У вас, эм… есть удостоверение личности? – спрашивает он, растягивая время, потому что совершенно точно не может знать, что я несовершеннолетний.

Я счастлив. Поверьте мне, я могу определить новичка, которого не ввели в курс дела. Обычно это негласное соглашение, что законы о выпивке на нас не распространяются, особенно на частных вечеринках.

Я улыбаюсь еще шире.

– Знаешь, я оставил его в своем чемодане. Вот что я тебе скажу: мы на минутку отойдем, и ты сможешь оставить наши напитки на краю. Мы заберем их, когда будем готовы.

Протягиваю юнцу щедрые чаевые. Не потому что считаю, что нам нужно его подкупить, а потому что бедняга выглядит напуганным.

Отталкиваю Джона и Зака локтями на несколько футов, чтобы дать парню хоть какое-то правдоподобное подтверждение своих слов. Он приветствует следующего клиента, сообщает, что будет через секунду, и берет бутылку Jack Daniel’s, поглядывая по сторонам, чтобы убедиться, не наблюдают ли за ним его коллеги. Как будто им есть до этого дело.

Зак смеется, а Джон многострадально закатывает глаза.

С бокалами в руках мы втроем находим место, где можно встать, как раз в тот момент, когда в дальнем углу помещения начинает клубиться дым.

Где-то неподалеку девушка с тревогой в голосе спрашивает, не пожар ли это. Никто ей не отвечает.

Затем несколько установок выбрасывают в воздух сноп ослепительно-белых искр. Музыка сменяется на торжественную мелодию труб и струнных инструментов, а после этого врываются звуки хип-хопа. Поначалу я не могу разглядеть, что происходит впереди, но потом понимаю: Энджел появляется из люка в полу. Он стоит на возвышающейся платформе, которая окаймлена искрящимися фонтанами. Его руки уперты в бока, голова откинута назад, ноги широко расставлены. Словно феникс, восстающий из чертова пламени, или что-то вроде того.

– Что ты там говорил об эффектном появлении, Джон? – мягко говорю я, когда толпа разражается аплодисментами.

– Круче, чем Billboard, – размышляет Зак, прежде чем сделать глоток.

– Надеюсь, он не загорится, – добавляет Джон.

– Скорее всего, нет, но он определенно под кайфом, – говорю я, глядя на маниакальную улыбку Энджела и то, как часто он дышит.

– Опять? – спрашивает Зак со вздохом.

– Почему я не удивлен? – бормочет Джон. – Я лишь надеюсь, что он не свалится оттуда.

– Спасибо, что сегодня вечером вы здесь! – раздается через громкоговорители голос Энджела. Я замечаю очертания микрофона на его лице. – Все хорошо проводят время?

Гости ревут. Энджел, который, вероятно, уже выпил как минимум несколько рюмок, слегка покачивается, а Джон выглядит так, будто сейчас упадет в обморок.

– Пожалуйста, не падай, – произносит он, как будто Энджел может его услышать.

– Сегодня моя последняя ночь в США, прежде чем мы соберемся и отправимся в Европу, детка!

Еще больше аплодисментов.

– Я так счастлив, что отправляюсь в Европу с моей чертовой семьей. Зак, Рубен, Джон. Вы моя гребаная семья. Я люблю вас так охрененно сильно. Вы знали, что я познакомился с этими ребятами в музыкальном лагере? Дурацкий лагерь. Я даже не собирался ехать в том году! У меня была новая девушка, и я не хотел ее бросать. Представляете, если бы я все пропустил?

Толпа разражается смехом.

– Мы с Заком познакомились с Рубеном, и он потащил нас потусоваться с Джоном. Никто из нас не подозревал, что он сын Джеффа Брекстона, потому что малец соврал о своем настоящем имени, что, по идее, грешно, но это неважно…

Джон хлопает себя по лбу в недоумении.

– Если это не гребаная судьба, то я просто не знаю, что это.

Смешно. Никакая это не судьба. Сначала мне кажется, что Джон недовольно застонал, потому что он так же хорошо, как и я, знает, что мое знакомство с ними было вовсе не судьбой. Но потом я понимаю, что парень просто паникует.

Он как родитель с малышом, забравшимся на карниз.

– Он не упадет, – успокаивает Джона Зак. – Смотри, он уже даже не шатается.

Речь продолжается еще несколько минут, в течение которых Энджел не забывает поблагодарить свою настоящую семью, разглагольствует о семейных скрепах и сообщает, что все могут выбрать по одному павлину, чтобы забрать с собой домой, пока организатор вечеринки не напоминает ему, что павлины взяты напрокат и не являются законными домашними животными. После чего платформа наконец-то начинает опускать его обратно на землю. Лишь когда я понимаю, что он в безопасности, я смотрю на бармена и, улыбнувшись, поднимаю вверх два пальца. Он кивает и приступает к приготовлению второй порции напитков.

Энджел направляется к нам, покачиваясь сильнее, чем на платформе.

– Где мой? – спрашивает он, пока я забираю напитки.

– Извини, я подумал, что у тебя уже есть, – отвечаю я.

Это звучит не так осуждающе, как «мне кажется, тебе уже достаточно», и поэтому снижает шансы, что Энджел выпьет бутылку водки, чтобы доказать свою точку зрения.

– Идите за мной, – говорит Энджел и неожиданно уходит. Мы втроем следуем за ним в темноту ночи, наш путь освещают лишь кусты и деревья, усыпанные сверкающими огоньками, а также мигающий свет от аттракционов.

– Куда мы идем? – настороженно спрашивает Джон.

– В надувной замок.

– Зачем? – Я ухмыляюсь, и Энджел поворачивается, чтобы указать на меня и Зака.

– Ты и ты. Время надувного замка.

Я опрокидываю свой стакан и снимаю пальто, а Зак выливает остатки алкоголя на траву. Затем мы все снимаем обувь и вслед за Энджелом забираемся в надувной замок.

Энджел падает на спину и хохочет, как маленький ребенок, а Джон – единственный трезвый среди нас – чинно усаживается рядом с ним.

– Ты мог бы ответить на сообщения, – говорит он. – Я волновался.

Энджел снова смеется.

– Не хотел испортить сюрприз. Кроме того, я не проверял свой мобильник.

Он достает телефон и начинает снимать Джона.

– Ты в прямом эфире. Джон, расскажи всем, что ты только что сказал мне. Я хочу зафиксировать тот факт, что ты волновался обо мне.

Джон закатывает глаза.

– Я лишь хотел убедиться, что ты хорошо проводишь время на своей вечеринке.

Энджел поднимается на колени, камера в его руках трясется. Готов поспорить, его зрителям это нравится.

– Разве это не мило?

– Почему бы тебе не показать всем свою вечеринку? Фанатам это гораздо интереснее.

– Нет, они хотят увидеть тебя. Признай это. Ты любишь меня и сильно переживал, потому что не мог найти на моем же дне рождения.

Теперь я точно знаю, что он под кайфом. Джон прав – ничто не раздражает трезвого Энджела так сильно, как суета вокруг его персоны. Видимо, то, что он принял сегодня, сделало его необычайно ласковым. Предполагаю, что это молли[8]8
  Название наркотика.


[Закрыть].

– Энджел.

– Скажи это! – приказывает Энджел детским голоском и прижимает ладонь к щеке Джона так, чтобы это попало в объектив камеры. – Скажи, что ты любишь меня и беспокоился обо мне.

– Конечно, люблю, и рад, что мы нашли тебя и наконец-то можем повеселиться!

Джон отмахивается от руки Энджела и говорит на камеру:

– Не забудьте поздравить Энджела с днем рождения, чтобы он смог прочитать все ваши сообщения во время завтрашнего перелета в Европу! Мы едем, детка!

Подготовка по общению в СМИ явно не прошла для Джона даром.

За пределами камеры Зак неуверенно стоит посреди замка. Энджел и Джон начинают бороться за телефон Энджела, и первый во всю мощь своих легких кричит о свободе прессы и нападении на рабочем месте. От их потасовки замок начинает ходить ходуном, и Зак спотыкается, но ему удается удержаться на ногах.

Но ненадолго.

Я разбегаюсь и падаю в нескольких футах от него, с силой подбрасывая парня в воздух. Он тяжело приземляется и подпрыгивает, задыхаясь.

– Рубен!

Он бросается на меня и прижимает к полу, обхватив ногами, пока я хохочу. Я извиваюсь, пытаясь вырваться из его хватки, и смеюсь так сильно, что у меня перехватывает дыхание. Меня поражает, что, как бы мы ни использовали каждую возможность повеселиться во время гастролей, у нас было очень мало вечеров, когда мы бы могли просто подурачиться все вместе. Я скучал по этому.

Телефон жужжит в кармане, и, достав его, я вижу сообщение от мамы. Она что-то нашла. Стоит отметить, что она написала вместе со ссылкой на видео с YouTube. Я не перехожу по ней, мне и не нужно: название видно в предварительном просмотре. «Рубен Монтез десять раз странно двигает ртом во время исполнения песни Guilty!»

– Что ты делаешь? – спрашивает Зак, задыхаясь и приподнимаясь на локтях.

– Мама прислала занятное видео, – спокойно отвечаю я, показывая ему экран.

– О боже, это не так. – Все следы веселья исчезают, когда он вырывает телефон у меня из рук.

Я пытаюсь вернуть его, но он засовывает мобильник в задний карман, прижимая руку к моей груди, чтобы оттолкнуться. «Он натурал», – напоминаю я бабочкам, порхающим в животе.

– Нет. Прекрати. Ты идеален, и ты лучший певец, которого я когда-либо слышал за всю мою гребаную жизнь, и к черту твою маму. Прости, я не это имел в виду. Хотя, может так и есть?

– Видео сняла не мама. Она просто хочет убедиться, что я…

– Тише. Нет. – Зак прижимает ладонь к моему рту, прерывая поток слов. Я облизываю ее, и он с отвращением отшатывается.

– Я выбрасываю твой телефон, – объявляет он, поднимаясь на ноги. – До конца вечера ты его больше не увидишь. Твоя мама переживет.

Я хватаю Зака за руку и тяну его назад, мы вместе падаем на пол, превратившись в хохочущий клубок конечностей. Снаружи кто-то прибавил громкости, и гулкие басы в сочетании с запахом пива и крепкого алкоголя создают ощущение надувного ночного клуба.

– Вот дерьмо, – произношу я, задыхаясь. – Кажется, я уже пьян. Сколько виски было в наших напитках?

Джон подпрыгивает и садится рядом с нами на колени.

– Вам обоим понадобится вода, если завтра вы хотите выжить.

– Вода для слабаков, – подает голос Энджел. Белый костюм парня уже чем-то испачкан.

– Тебе вода сейчас все равно не поможет, чувак, – говорит Джон. – Удачи.

– Удачи? Мне не нужна удача. Мне восемнадцать, я всемирно известен, и я перенесусь в Англию через радужный портал. – Энджел падает, отчего пол под нами кренится.

– Меня укачивает, – стонет Зак, и я помогаю ему подняться.

– Теперь ты понимаешь, что это плохо, – отвечает Джон, ухмыляясь.

– Давай-ка поставим тебя на твердую поверхность, – говорю я Заку, подхватывая его под руки. – Пойдем.

Мы вываливаемся из замка на траву. Зак сползает вниз, прислонившись спиной к надувной стене. Я облокачиваюсь на стену, но она трясется так сильно, что я подаюсь вперед и сажусь прямо. Зак опускает голову на мое плечо. Мудрое решение.

– Теперь ты счастлив? – спрашивает он, прикрыв глаза.

Тепло его щеки проникает сквозь мой тонкий свитер. Я улыбаюсь Заку, затем кладу свою голову ему на плечо и на мгновение притворяюсь, что в происходящем нет скрытого смысла.

– Да. Очень.

Джон и Энджел уже вышли из замка, и Энджел машет рукой, чтобы привлечь мое внимание.

– Я собираюсь принести еще немного выпивки, – сообщает он. – Потому что, очевидно, мне нужно заботиться обо всем самому.

– Спасибо, Энджел, – мягко говорю я.

Я бы предложил ему помочь, но сейчас Заку нужно время, чтобы восстановить равновесие. И пока он опирается на меня, мягкий и теплый, источая окутывающий нас сладкий, пьянящий аромат одеколона, я совсем не тороплюсь.

Глава 4
Зак

Видимо, я единственный на этом самолете, кто пытается работать. Думаю, остальные участники Saturday, за исключением слишком самодовольного Джона, все-таки признали, что у них сильное похмелье и работать продуктивно они не могут. Вчетвером мы расположились на белых кожаных креслах, разбросанных по всему салону частного самолета. Невиданная роскошь. Каждая мелочь – начиная от огромных экранов, которые есть у каждого из нас, до полностью заполненного мини-бара в хвосте – кричит о богатстве. Только что мы поужинали rigatoni all’arrabbiata. По сути, это просто паста с томатным соусом, дорогой колбасой, чиабаттой, трюфелями и чесночным маслом. На десерт должны были подать foglie di fico[9]9
  Фиговые листья (ит.).


[Закрыть], но мы отказались. Наверное, каждый хочет сохранить свой идеальный пресс.

Джон и Энджел дремлют, а Рубен вроде бы слушает музыку в наушниках. На самом деле я практически уверен, что он тоже работает – парень часто слушает подкасты по развитию карьеры, которые ему советует мать. Так что либо их, либо заслушанный до дыр старый мюзикл. Эрин сидит на трехместном диванчике и что-то читает на своем планшете. Руководство группы, а также телохранители спят в хвостовой части самолета. Мы единственные пассажиры.

На коленях лежит раскрытый блокнот, и я пытаюсь написать песню, хотя меня мутит, а по голове как будто катком проехали.

Подношу ручку к бумаге и пишу:

Ты словно похмелье.

Да уж, это не очень жизнерадостно. К тому же у меня могут быть неприятности из-за упоминания алкоголя, учитывая нашу целевую аудиторию.

Galactic Records хотят получить поп-хит. Песня должна быть приятной, ненавязчивой и немногословной. Хорошая лирика без особой конкретики, чтобы как можно больше слушателей смогли перенести текст на историю своей жизни. Люди всегда так пренебрежительно относятся к поп-музыке, но каково это, написать хит? Легче сказать, чем сделать.

Я в ступоре, потому что, как бы мне ни хотелось стать известным автором, я не очень-то люблю попсу. Никогда не любил, несмотря на то, что сейчас играю во всемирно известной поп-группе, и сомневаюсь, что когда-нибудь проникнусь этим жанром. В то время как Рубен рос на мюзиклах, я слушал альтернативный рок. Мне нравятся эмоциональные, лирические и, если честно, немного странные песни. Одинокие дети, как и я когда-то, любят такую музыку не просто так. И однажды я хочу стать чем-то подобным. Подать кому-то тот спасательный круг, который музыка в свое время протянула мне.

Кто-то толкает меня в плечо. Это Рубен, который сидит через проход от меня. Наушники парня теперь висят на шее.

– Творческий кризис? – спрашивает он.

Самолет начинает трясти, когда мы попадаем в зону турбулентности. У Рубена приятный голос, даже когда он не поет. Глубокий, с искоркой веселья, из-за которой вам кажется, что парень над вами подшучивает.

– Ага. Есть какой-то совет?

Он протягивает руку.

– Дай-ка сюда.

Я чувствую, как щеки заливаются краской, но не обращаю на это внимания и протягиваю ему свой блокнот, в котором написана лишь одна строчка. Та, что про похмелье.

Рубен смеется.

– Интересно, что послужило вдохновением?

– Мой разум работает совершенно загадочным образом.

– Понятно.

Я кладу блокнот и пишу: «Загадочным образом».

– Скажи мне, что ты только что не записал эту фразу.

– Нет, мне в голову пришло кое-что другое.

Приподнятая бровь Рубена говорит мне, что его так просто не обманешь. Не то чтобы я пытался. Он развернулся в мягком кресле, чтобы лучше меня видеть.

– Ладно, хорошо, – говорю я. – Звучит неплохо, тебе так не кажется?

– Слушай, ты прекрасный писатель, но нет. Тебе так кажется лишь потому, что у тебя жуткое похмелье во время международного перелета. Знаешь, ты ведь можешь просто отдохнуть.

Если уж сам Рубен говорит мне расслабиться, то действительно стоит прислушаться. Этот парень никогда не стоит на месте, постоянно совершенствуется, хотя он и без того один из самых идеальных певцов в индустрии. Он даже перестроился с театрального воспитания на эстрадное благодаря силе воли, и вышло это у него гораздо легче, чем у меня. В этом вся суть Рубена: он, наверное, единственный человек, в способности добиваться поставленных целей которого я ничуть не сомневаюсь. До сих пор помню тот вечер, когда мы были в музыкальном лагере и сидели на берегу озера, и Рубен сказал мне, что мечтает стать суперзвездой. Уже тогда я всем своим нутром чувствовал, что это свершится.

– Отлично. – Я захлопываю блокнот. – Что ты слушаешь?

Он отводит взгляд.

– Серьезно?

– Разве существуют какие-то ограничения по прослушиванию альбома? Ты сам хоть раз его послушал, Закари?

В моем телефоне есть запись мюзикла «В этом доме», но я ее еще не слышал, несмотря на постоянные вежливые уговоры Рубена. Тот факт, что я постоянно откладываю это дело, уже стал поводом для наших шуток, но сейчас мне действительно нечем заняться. Я должен собрать всю свою волю в кулак, потому что это сделает его день. Или ночь. Понятия не имею, сколько сейчас времени.

– Я послушаю его сейчас, – отвечаю я. – Но только если ты перестанешь меня уговаривать.

– Делай что хочешь, Зак.

Я надеваю наушники и нахожу альбом. Он длится два часа и пять минут. Во что, черт возьми, я ввязался? Но пути назад уже нет, потому что Рубен просил меня послушать уже несколько раз, и я не хочу его разочаровывать. Это все равно что игнорировать щенка, который умоляет, чтобы его приласкали. У меня попросту не хватит на это сил. Да и не похоже, чтобы Рубен требовал от меня слишком многого.

Я нажимаю на воспроизведение, откидываю голову и закрываю глаза.

Я жутко измотан, но полет подошел к концу.

Впереди виднеются матовые стеклянные двери выхода. Я знаю, что сейчас произойдет, и пытаюсь собраться с силами, хотя по опыту знаю, что подготовиться к этому невозможно.

Двери открываются, и нас встречает оглушительный крик.

Снаружи толпится огромное количество новостных съемочных групп, папарацци и в основном девочек-подростков. Сейчас это стало происходить чаще, чем раньше. Здесь есть и сотрудники полиции, которые выстроились в линию рядом с охраной аэропорта, пытаясь оградить нас. Мне хочется оглядеться и посмотреть, не изменилось ли что-то вокруг – например, новые такси или что-то такое, – но толпа отвлекает мое внимание.

Люди устремляются вперед, и наши охранники смыкают ряды, обступив нас плотным кольцом. Кто-то протягивает мне руку. Я обхватываю его за запястье, и он утягивает меня в толпу. На нескольких девушках надеты футболки с моим улыбающимся лицом. Для меня это всегда будет более чем странно, в особенности из-за того, что на использованной ими фотографии я выгляжу неловко. Судя по всему, Chorus Management не ожидал такого столпотворения, иначе мы вышли бы другим путем.

Хотя нет. Они определенно знали. Им это нужно: трансляции в новостях, фанатские публикации в соцсетях. Им нужна шумиха.

– Подпиши это, Зак!

– Я люблю тебя, Джон!

– О господи, я дотронулась до Рубена!

На секунду я поднимаю взгляд и замечаю в дюйме от моего лица телефон в режиме фронтальной камеры. Я улыбаюсь и сильно стараюсь выглядеть искренним, хотя ненавижу это всеми фибрами души. Я пытаюсь это понять. Может, Chorus и использует всех этих людей, но они ни в чем не виноваты, скорее всего, провели несколько часов в палатке, чтобы нас увидеть. Самое меньшее, что я могу сделать, это улыбнуться для фотографии. Они делают несколько снимков, и перед лицом появляются еще два телефона в чехлах с изображением Saturday. Им я тоже улыбаюсь.

Не люблю так думать, но мне бы очень хотелось, чтобы все эти люди просто пришли на шоу и увидели нас там.

Здоровяк Киган ростом шесть с половиной футов идет во главе, проталкиваясь сквозь фанатов, и сопровождает нас к выходу так быстро, как только можно. Кто-то протягивает руку и касается моего плеча, после чего проводит ладонью по обнаженной шее. По позвоночнику пробегает холодок, когда поклонники вскрикивают от радости, а телохранитель делает шаг вперед, защищая мою спину. Папарацци роятся вокруг, и я слышу знакомое щелканье камер, сопровождаемое ослепительными вспышками, их крики с просьбами посмотреть в нужную сторону.

– Просто улыбнитесь!

– Посмотри сюда, Зак!

Я крепче сжимаю запястье, за которое держусь.

Этого стоило ожидать.

Скоро все закончится. Так всегда происходит.

Мы выходим на улицу, где нас ждет микроавтобус, окруженный охранниками. Толпа настолько плотная, что трудно сделать шаг. За эту двухминутную прогулку я, наверное, сделал не менее тридцати фотографий, а от оглушительных криков звенит в ушах.

– Зак, сюда!

– Я сейчас запла́чу!

– Я люблю его.

Поднимаю взгляд и сквозь толпу вижу Рубена. Он выглядит невозмутимым, идеальное лицо практически без эмоций. Парень замечает, что я смотрю, и произносит:

– Ты в порядке? – На его лице озабоченность.

Я показываю ему поднятый вверх большой палец и наконец-то улыбаюсь. Обычно Рубен задает подобный вопрос, только когда с меня спадает привычная маска. Я благодарен ему за это: кто знает, какие поползут истории, если кому-то удастся запечатлеть на фотографии, что я далеко не в восторге от того, как со мной обращаются.

Заку Найту непозволительно проявлять простые человеческие эмоции, когда он находится под пристальным вниманием публики. Это касается всех участников Saturday.

Я забираюсь в микроавтобус, следуя за Джоном. К счастью, никто из фанатов не пытается забраться в машину. Это настолько же страшно, как и звучит, а уж я-то знаю. Однажды девушка запрыгнула мне на колени, пытаясь добраться до Джона, и Полин пришлось ее оттаскивать. Это второй наш охранник наряду с Киганом: у нее длинные светлые волосы, которые девушка всегда заплетает в косу. Благодаря этому ее легко различить в толпе, что очень полезно, учитывая, что она намного ниже ростом любого из нас. А также она, вероятнее всего, самая сильная из нас, благодаря крепкому телосложению бывшей метательницы ядра.

Я поднимаю руку и машу толпе, благодаря фанатов за то, что они предоставили мне хотя бы это пространство, а затем дверь захлопывается, заглушая унылый рев. Эрин непринужденно садится на пассажирское сиденье, как будто снаружи ничего не происходит.

Я смотрю в противоположное окно, прежде чем начать упражнения на глубокое дыхание, которым меня научил детский психолог.

– Парни, вы в порядке? – раздается голос Энджела с заднего сиденья.

Я вздрагиваю, вспомнив о том, как липкая ладонь коснулась моей шеи. Кто это был? И кто так поступает?

Достаю мобильник и пишу маме сообщение.

Зак: Привет, я только что приземлился ☺

Нажимаю «отправить», затем откидываюсь на сиденье и упираюсь головой в стекло, поблескивающее от дождя. Не могу выбросить толпу из головы, и в ушах все еще стоит пронзительный высокочастотный гул. Хотелось бы быстрее все забыть, ведь я в чертовом Лондоне. Может быть, шарм аэропортов и потерялся, но посещение новой страны кажется все таким же невероятным. Я хочу увидеть мост и башню, услышать, как кто-то говорит «cheerio!»[10]10
  Ура! (англ.)


[Закрыть] или что-то другое, подтверждая тот факт, что я нахожусь за тысячи миль от дома.

Если бы я сказал себе, злобному четырнадцатилетнему подростку, что через несколько лет буду давать концерт в Лондоне, то сошел бы с ума. До участия в Saturday я почти не выезжал из Портленда. Мама упорно трудилась и подарила мне прекрасное детство, но у нас не было денег на отдых за границей. Думаю, ей было тяжелее, чем мне, потому что я не знал иной жизни. Они с отцом часто ездили за границу, пока его не сократили на работе и он не был вынужден устроиться на более низкооплачиваемую работу. Папа всегда говорил, что это послужило началом конца их отношений. Как-то раз мама обмолвилась, что, скорее всего, это связано с тем, чем он на самом деле занимался всякий раз, когда говорил, что проводит время с коллегами по работе.

Голос Эрин, обсуждающей детали поездки, превращается в фоновый шум, когда я наблюдаю за проносящимся за окном городом. Удивительно, какими старыми могут казаться здания, в которых расположились Starbucks или Pret a Manger[11]11
  Британская сеть кафе.


[Закрыть], что бы это ни было. Я так понимаю, подобные заведения здесь весьма популярны, потому что я уже насчитал их около дюжины.

Когда мы подъезжаем к отелю, я мельком вижу Биг-Бен и Лондонский глаз, выделяющиеся на фоне пасмурного свинцово-серого неба. На мгновение мне очень хочется приехать сюда в качестве туриста. Я хочу исследовать город, идти туда, куда взбредет в голову, не беспокоясь ни о ком другом и своей безопасности.