Текст книги "Просто люби жизнь"

Шесть

Когда группа наконец расходится на обед, я не в состоянии смотреть им в глаза. Никому. Я жду, пока остальные выйдут, затем хватаю Голландца и тащу в нишу.

– Что это было? – требую я. – Все поняли, что это были мы!

– Что? – Мужчина выглядит озадаченным.

– Твой фрагмент! Секс! Было очевидно, что ты писал о… ну, ты меня понял. Мы… прошлой ночью. Гриссини? – многозначительно добавляю я.

– Это был художественный вымысел, – немного обиженно говорит Голландец. – Все решили, что это художественный вымысел.

– Нет, они так не решили! Нельзя просто изменить имена и сказать, что это – художественный вымысел. А ты вообще даже не потрудился придумать имена, – внезапно вспоминаю я. – Ты совсем не скрывал этого! Все смотрели на нас и представляли, как мы делаем это на стуле.

– Что? Нет, ничего они не представляли! – Голландец делает паузу, и я вижу, как он запоздало обдумывает эту мысль. – Ну ладно. Может быть, пара человек подумала, что это были мы.

– Все подумали, что это были мы, – твердо возражаю я ему. – Все.

– Ну, значит… они завидуют. – Мужчина озорно сверкает глазами, и я невольно улыбаюсь. Затем он притягивает меня ближе и добавляет: – Я хотел бы заняться с тобой этим на стуле. Я скучал по тебе этим утром.

– Я тоже скучала по тебе, – бормочу я. Мое негодование, кажется, растаяло. Он меня словно заколдовал. – «Умопомрачительно», да? – насмешливо добавляю я. – Это твой пятизвездочный отзыв?

Голландец издает низкий смешок.

– Давай быстренько пообедаем, – предлагает он. – И устроим себе сиесту.

– Хорошая идея.

Он так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже. Когда мы смотрим друг на друга, я по глазам вижу, о чем он думает, и дрожу от предвкушения.

– Идем? – говорит он, и тут я вижу, как через двор идут Писец с Новичком и Книголюбом.

– Да… Нет… Еще кое-что. – Я жду, пока все окажутся вне пределов слышимости, а затем немного неуверенно говорю: – Я собиралась спросить, как тебя зовут. В качестве моего сегодняшнего личного вопроса.

– Правильно. – Я вижу легкую настороженность в его взгляде. – Хорошо.

– Я собиралась. – Я поднимаю руку, чтобы он не выпалил ответ. – Я знаю, что это против правил ретрита, но я подумала, что если мы были… ну, ты понимаешь… вместе, то… – Я делаю вдох. – Но потом я передумала.

– О, правда? – Он смотрит на меня так, как будто не в состоянии успеть за моими мыслями, и вероятно, он действительно не в состоянии. Никто не может уследить за моими мыслями. Нелл называет меня Алисой в Стране чудес, потому что я часто блуждаю по нескольким мысленным дорогам одновременно.

Что, строго говоря, не совсем то, что делает Алиса в Стране чудес, но…

Ох, СТОП. Я снова блуждаю. Сосредоточься, Ава.

– Мы здесь в пузыре. – Я пристально смотрю ему в глаза, пытаясь передать важность того, что я говорю. – И это своего рода волшебство. По крайней мере, я так считаю.

Это намек для Голландца, чтобы он сказал: «Я тоже», но он просто продолжает смотреть на меня, как будто ждет продолжения.

Ну, по крайней мере, он не сказал: «Я так не считаю».

– Это знакомство без имен, почтовых индексов, семейного происхождения и всего этого дерьма… – Я выдыхаю. – Это роскошь. Мы должны наслаждаться этим. Смаковать.

– Да, – наконец оживает он. – Я согласен. Полностью.

– Это действительно так. То, что между нами, кажется… – Я колеблюсь, вдруг это слишком много, слишком рано? Но я не могу остановиться. – Ты можешь подумать, что это просто отпускная интрижка, – мой голос немного дрожит. – Но я думаю… я уже чувствую, что это… нечто большее.

Между нами повисла невыносимая тишина. Я слышу отдаленный взрыв смеха со стороны обеденного стола, но я слишком захвачена происходящим.

– Я тоже думаю, что это нечто большее, – наконец тихо говорит Голландец и крепко сжимает мои руки.

– Ну… хорошо. – Глупая улыбка расплывается на моем лице. – Я… Я… Я действительно чувствую…

– Я тоже.

Он улыбается в ответ, и на мгновение мы замолкаем. И я не совсем верю в ауры, но сейчас мы находимся в какой-то ауре. Я чувствую это. Оно вокруг нас.

– В общем, – говорю я, приходя в себя, – я хочу сказать, давай не будем больше задавать друг другу личные вопросы? Не будем пытаться выяснить… Давай не будем спрашивать друг друга, какие у нас фамилии и где мы живем? Во всяком случае, пока не уедем отсюда. Давай останемся в пузыре.

– Звучит неплохо, – кивает Голландец. – Мне нравится быть в пузыре. В самом деле, нравится.

– Мне тоже нравится быть в пузыре. – Я чувствую, как мое лицо смягчается, когда он наклоняется ко мне, чтобы поцеловать. – Хотя погоди. Есть одна вещь, которую, я думаю, нам нужно знать. У тебя… есть дети?

Эта мысль пришла мне в голову во время занятия, и теперь она не оставит меня в покое. Не то чтобы это было проблемой, конечно, нет, просто…

– Дети? – На лице Голландца появляется удивление. – Нет. А у тебя?

– Нет. – Я решительно мотаю головой. – Я… Хотя у меня есть собака.

Произнося эти слова, я чувствую, как все мои нервы напрягаются. Потому что Гарольд – мой ребенок. Если у Голландца есть какие-то, я не знаю, возражения… или проблемы…

Я жду его ответа, и мне так страшно, что я едва могу дышать. Потому что все это может закончиться прямо сейчас. И тогда я умру. Я на самом деле умру.

«У него не может быть проблем, – говорит оптимистичный голос в моем сознании (Алиса). – Он любит собак»!

«Откуда ты знаешь, – отвечает Красная Королева, которая вечно создает проблемы и зарабатывает очки. – Может быть, ему нравятся только белые овчарки».

– Я люблю собак, – легко говорит Голландец, и я чуть не падаю в обморок.

– Отлично! – говорю я, мое облегчение буквально вырывается наружу. – Его… Его зовут Гарольд. Он…

Может, показать ему фотографию? Нет. Слишком рано. В любом случае я уже и так много рассказала.

– Держу пари, он замечательный пес, – говорит мужчина.

– О, так и есть, – нетерпеливо подтверждаю я. – Так и есть.

Одна только мысль о том, что Голландец встретится с Гарольдом, наполняет меня эмоциями. Два моих центра любви – вместе!

Стоп. Я имею в виду «любовь»? Мы едва знакомы. И я использую слово «любовь» даже в своих мыслях?

– Идем? – Голландец тянет меня за руку. – Хочу гриссини, – подмигивает он. – И давай больше не будем прятаться? Потому что если ты права, то ни для кого не секрет, что мы переспали. И мне приятно быть с самой красивой здесь девушкой. – Он крепко берет меня под руку. – Знаешь, ты тоже упомянула в своем тексте гриссини, – добавляет он, когда мы пересекаем галерею. – Так что не нужно так уж задирать нос.

Он снова подмигивает мне, и я чувствую прилив… чего? Ну же. Будь честной. Есть только одно слово для того, что я сейчас чувствую.

Я люблю его. Я ничего не знаю об этом парне. Ни возраста, ни его работы, ни даже его имени. Но я люблю его.

К пятнице мы уже пара. Мы – пара. Мы ходим, держась за руки, и сидим рядом друг с другом на занятиях. Остальные, как само собой разумеющееся, оставляют для нас за ужином два соседних стула. Они говорят «Ария и Голландец», когда обсуждают планы на вечер.

Я никогда в жизни не чувствовала себя так пьяняще, такой счастливой и восторженной. Лицо Голландца, когда я просыпаюсь. Его смех. Его сильная рука в моей.

В пятницу днем Джузеппе вывозит всю группу из монастыря в оливковую рощу на склоне холма на пикник. Все письменные занятия закончены, и Фарида объяснила, что теперь мы можем расслабиться, снять маски, представиться и попрощаться.

Когда я выхожу из микроавтобуса, я испытываю огромное огорчение, потому что мне здесь понравилось. Солнце, еда, литература, люди… Я даже буду скучать по Метафоре. Неподалеку Остин, Писец и Будущий Автор уже говорят о бронировании на следующий год, и я их не осуждаю.

Джузеппе выгружает из мини-автобуса огромную корзину, некоторые несут пледы. Я уже собираюсь пойти и помочь, но тут подходит Будущий Автор, размахивая передо мной листком бумаги.

– Ария! Вы участвовали в конкурсе?

– В конкурсе? – моргаю я.

– «Угадай имя». Двое написали, что ты – Кловер.

«Кловер?» Я беру у него бумагу, смотрю и начинаю смеяться. Насчет моего имени сделано семь предположений, и все они ошибочны.

Немного подумав, я записываю собственные догадки. Это так банально и глупо, но я действительно чувствую, что Будущий Автор может быть Дереком, а Кирк может быть Шоном.

– Отлично! – Будущий автор забирает листок. – А теперь давайте немного выпьем и сможем сделать большое открытие!

– Вообще-то… – Я кладу руку ему на плечо. – Мы с Голландцем пока не раскрываем своих имен. Не хотим раскрывать до тех пор, пока это не станет совсем уж необходимо.

Это была моя идея. Мы уедем только завтра утром. А сейчас мы в раю. Как только мы раскроем наши имена, весь поток информации хлынет наружу… и толку? Зачем делать так, чтобы наш драгоценный пузырь лопнул раньше, чем необходимо?

– Вполне справедливо, – подмигивает Будущий Автор. – Я и сам не прочь немного поиграть в ролевые игры.

Я смотрю на него с негодованием. Ролевая игра? Это не ролевая игра, это настоящая, взаимная любовь! Я собираюсь сказать ему об этом, но он уже направляется к группе, рассевшейся на удивительных вышитых пледах (которые продаются в сувенирном магазине). Я мгновение смотрю в эту сцену, желая, чтобы она длилась вечно.

Там подают просекко[29]29
  Просекко – итальянское сухое игристое вино. Производится в девяти провинциях Италии.


[Закрыть] и тарелки с вяленым мясом, над чем-то смеется Фарида, солнечный свет пробивается сквозь оливы, и это – просто идиллия.

Голландец болтает с Джузеппе, они вместе несут из фургона последнюю упаковку ветчины. Он подмигивает мне, затем подходит, чтобы присоединиться, и мы вместе находим местечко на одном из пледов. Я потягиваю свое просекко, а Новичок предлагает тост за Фариду, после чего та произносит приятную речь о том, какая мы особенно очаровательная и талантливая группа. (Уверена, она говорит это каждую неделю.)

Затем Будущий Автор постукивает вилкой о стакан.

– Внимание! Время большого раскрытия личностей! Сейчас я зачитаю все имена, которыми, по вашему мнению, я могу зваться. Дерек. Кит. Джеймс. Саймон. Десмонд. Рэймонд. Джон. Роберт. На самом деле… – Он делает эффектную паузу. – Я – Ричард! И я – учитель географии из Нориджа[30]30
  Норидж (Норвич) – город в Восточной Англии, региональный административный центр Восточной Англии и главный город графства Норфолк.


[Закрыть].

Все разражаются аплодисментами и возгласами, Ричард сияет, а затем говорит:

– Следующий… Писец! – Он передает ей бумагу, и тут Кирк кричит:

– Подождите! Писец, можно мне передумать? По-моему, вас зовут Марго.

Писца зовут не Марго, а Фелисити, и она – домохозяйка. Метафору зовут Анной, она работает в Лондоне в отделе кадров. Кирка зовут Аарон, он защитил докторскую диссертацию по информатике. Новичка зовут Эйтни, и у него одиннадцать внуков! На самом деле это действительно забавно – слышать, как каждый раскрывает свою истинную сущность, и на мгновение я задаюсь вопросом, не стоит ли нам присоединиться… Но разве терпеливые не получают лучшее?

И в любом случае, по правде говоря, у меня уже есть четкое представление о Голландце. У меня сильно развита интуиция. Я не экстрасенс, но… кое-что улавливаю. У меня чувствительный радар. Он хорошо умеет делать что-то руками и загорелся, когда я на пляже упомянула о мебели. Любит дизайн и однажды проговорился о «мастерской». Итак, сложив все это вместе, я думаю, что он – плотник. Он, наверное, делает красивые инкрустации или что-то в этом роде, и я думаю, что он работает вместе с отцом.

У него также есть имя иностранного происхождения. Он выпалил это по ошибке два дня назад. Конечно, оно может быть каким угодно… но у меня мгновенно всплывает в голове имя «Жан-Люк».

У меня просто есть предчувствие по этому поводу. Жан-Люк. Он похож на Жан-Люка.

Привет, это Жан-Люк. Он плотник.

Да. Это кажется реальным. Похоже на Голландца.

Я не знаю, где он живет, и это немного пугает. Но это город, и это не Австралия и не Новая Зеландия. (Я бы не выжила, не спросив его об этом.) Так что у нас все получится. Будь то Манчестер, Париж или Сиэтл. Получится.

– Итак, Голландец и Ария, – наконец поворачивается в нашу сторону Ричард. – Вы пока не раскрываете свои личности.

– Их имена их слишком смущают, – говорит Кирк, и раздается взрыв смеха.

– Я знаю, это кажется странным, – говорю я со смущенной улыбкой. – Но мы просто хотим продлить волшебство. Это было так необычно…

– Отпускные интрижки всегда такие, – говорит Анна в своей милой стервозной манере, и я вздрагиваю. Ну зачем она это сказала? Это не просто отпускная интрижка.

Я вижу, как Голландец переводит взгляд с нее на меня и понимает, что мне больно. И прежде чем я успеваю перевести дыхание, он встает. Он делает мне знак присоединиться к нему, и, чувствуя себя сбитой с толку, я тоже встаю. Все поворачиваются, чтобы посмотреть на нас, и Ричард снова звякает своим стаканом.

– Слово предоставляется жениху и невесте! – объявляет он шутливым тоном, и я знаю, что он просто дурачится, но все равно меня охватывает дрожь. Я нерешительно смотрю на Голландца – потому что это была его идея, – и он переводит дыхание.

– Хорошо, ребята, вы победили, – непринужденно говорит он, оглядывая выжидающие лица. – Вы до меня добрались. Я никогда не думал о романтике, пока не попал на этот курс. Я никогда не думал о «любви». Но сейчас это все, о чем я могу думать… Потому что я люблю эту женщину. – Он поворачивается ко мне. – Не на неделю. Это не отпускная интрижка. Это – навсегда.

Я смотрю на него, потеряв дар речи, мои глаза мгновенно наполняются слезами. Я такого не ожидала. Никак не ожидала, что он выступит с публичной речью, будет так настойчив и посмотрит на меня вот так. Его глаза – теплые и любящие.

Навсегда.

– Голландец… – начинаю я, затем с трудом сглатываю, пытаясь собраться с мыслями. Я едва замечаю Писца, или, вернее, Фелисити, подкрадывающуюся ко мне с плетеным зеленым венком.

Она с озорной улыбкой водружает его мне на макушку и отступает. И теперь я действительно чувствую себя невестой, стоящей в оливковой роще в белом легком платье с венком на голове. О боже. Я боюсь, что могу не справиться.

– Голландец, – снова начинаю я, стараясь не обращать внимания на скатившуюся по щеке слезу. – Я пришла на этот курс, чтобы научиться писать о вымышленной любви. Фантастической любви. Но нашла настоящую. – Я крепко сжимаю его руки. – Прямо здесь. Настоящую. – Мой голос начинает дрожать, но я заставляю себя продолжать. – И я хочу поклясться тебе, Голландец, что независимо от твоего настоящего имени… независимо от того, чем ты занимаешься… независимо от того, где ты живешь… у нас все получится.

Мгновение Голландец молча смотрит на меня, затем притягивает для поцелуя, и все разражаются возгласами, приветствиями и аплодисментами. Ричард поет свадебный марш, потому что он из тех, кто любит пошутить, и я уверена, что Анна усмехается, но я даже не собираюсь смотреть в ее сторону. Я на вершине блаженства. Я пребываю в восхитительном, туманном, романтическом блаженстве, и…

– Scusi[31]31
  Scusi. – Прошу прощения (итал.).


[Закрыть]. – Джузеппе появился из ниоткуда, держа в руках стопку бумажных листков, и я неохотно перевожу на него взгляд. – Талоны на такси, – объявляет он мне и Голландцу. Проверяет бланки, затем протягивает по одному каждому из нас. – Рейс British Airways в Хитроу. Да? Такси отправляется в восемь утра. – Он оживленно кивает, затем переходит к раздаче ваучеров другим гостям, в то время как Голландец и я смотрим друг на друга, осмысливая свалившуюся на нас информацию. Хитроу. Хитроу! Я потрясена. (На самом деле я почти разочарована, потому что представляла, как романтически борюсь с трудностями отношений на расстоянии.)

– Хитроу, – говорит Голландец. – Что ж, это все упрощает. Ты живешь в Лондоне?

– Ш-ш-ш! – я замахиваюсь на него руками. – Еще… еще не время.

Звезды сошлись, думаю я с головокружительной радостью. Вот что это такое. Из всех мест во всем мире Голландец оказался из… Лондона!

– Я всегда предполагал, что ты оттуда, – добавляет он, и я вздрагиваю от удивления.

– Как, черт возьми, ты мог это предполагать? Я могла бы жить где угодно! Могла бы жить в… Сиэтле! Монреале! Джайпуре! – Я задумываюсь в поисках других случайных мест. – Гонолулу!

Мужчина мгновение недоуменно смотрит на меня.

– Ты говоришь как жительница Лондона, – говорит он, пожимая плечами. – Плюс я болтал с Надей, и она сказала, что более шестидесяти процентов класса приехали из Лондона.

– О.

– У них рынок ориентирован на Лондон, – добавляет он. – Мы говорили о том, как они могут расширить свои цели на региональном уровне. Это интересно.

Хорошо, я чувствую, что мы немного отклоняемся от темы. Чтобы вернуть себе настроение, я протягиваю руку, чтобы снова поцеловать его, затем прижимаюсь щекой к волевой, заросшей щетиной челюсти.

– Нам суждено быть вместе, – шепчу я ему на ухо. – Вот так. Нам суждено быть вместе.

Семь

Когда на следующее утро мы садимся в самолет, я просто сгораю от нетерпения. Я наконец-то узнаю о Голландце! И Голландец узнает обо мне… и начнется наша счастливая совместная жизнь.

Мы решили, что не будем делиться друг с другом подробностями в самолете. (По крайней мере, так решила я.) Пусть я умираю от любопытства, но момент должен быть правильным. Мы ждали так долго; можем подождать еще немного.

Итак, мой план таков: мы прилетаем в Хитроу, находим бар, садимся лицом друг к другу, делаем глубокий вдох… и раскрываем все. А пока, просто ради развлечения, мы запишем в полете несколько предположений. Имя, работа, хобби. Это тоже была моя идея. Я собиралась добавить «возраст», а потом внезапно осознала, насколько это ужасно, и поправилась: «Все, кроме возраста».

Несколько человек с курса тоже летят этим самолетом, их места разбросаны по всему салону. Голландец сидит на четыре ряда впереди меня, но это нормально. Нам не нужно сидеть вместе. У нас впереди вся оставшаяся жизнь, чтобы быть вместе.

Мы оба уже одеты в обычную одежду. Я в легком платье, Голландец в джинсах и льняной рубашке, которую он купил в монастырском сувенирном магазине. Его наряд мало что выдает, хотя я заметила отличные часы. Он загорелый и мускулистый, и на нем шлепанцы. Выглядит точь-в-точь как плотник.

Я записываю «плотник» и «Жан-Люк», а затем откидываюсь на спинку сиденья, пытаясь представить, где бы он мог жить и работать. Я определенно могу представить себе его мастерскую. И его самого в мастерской, одетого в вылинявшую серую майку. Может быть, он распиливает несколько досок и начинает потеть, затем выходит на улицу с чашкой кофе и снимает майку, чтобы заняться боевыми искусствами под лучами солнца. М-м-м.

Это оказалось таким восхитительным видением, что я закрыла глаза, чтобы представить его еще более ярко, а потом, наверное, задремала, потому что примерно через пять минут оказалось, что мы заходим на посадку. Лондонское небо – белое и пасмурное, и когда мы спускаемся, я чувствую укол тоски по Италии, но вскоре все смывает волнение. Осталось недолго! Мы договорились встретиться у багажной карусели, и когда я прихожу туда, я вижу Эйтни и Анну. (Все еще странно не называть их Новичком и Метафорой.)

– Приятно было с вами познакомиться, – говорит Эйтни, крепко обнимая нас перед уходом.

Анна нас не обнимает, но говорит «Удачи» с одной из своих язвительных улыбок, и я заставляю себя приятно улыбнуться в ответ и сказать:

– И вам!

Затем, наконец, появляются наши чемоданы, и мы везем их к выходу.

– Куда пойдем? – спрашиваю я, когда мы выходим через ворота прибытия в толпу водителей, держащих таблички. – Может, в один из отелей аэропорта? Посидим в баре? Закажем немного вина?

– Хорошая идея, – кивает он.

– Ну что, ты сделал какие-нибудь предположения обо мне в самолете? – не могу я удержаться от вопроса, и мужчина смеется.

– На самом деле у меня есть кое-какие догадки. Я имею в виду, я уверен, что ошибаюсь, – мгновенно отступает он. – Это всего лишь предположения.

– Мне нравятся предположения, – замечаю я. – Расскажи.

– Ладно. – Голландец на мгновение замолкает, улыбается и качает головой, как будто смущенный собственными мыслями, а затем выпаливает: – Я думаю, ты можешь быть парфюмером.

Вау. Парфюмер! Это на самом деле довольно близко к ароматерапевту! Которым я стану, как только пройду курс.

– Угадал? – добавляет он.

– Потом узнаешь. – Я улыбаюсь. – Всему свое время. Почему парфюмер?

– Наверное, когда я думаю о тебе, то представляю, как ты сидишь в окружении цветов, – говорит он после минутного раздумья. – А вокруг – их запах. Ты такая спокойная и безмятежная. Так что… не знаю. Невозмутимая.

Я зачарованно смотрю на него. Невозмутимая! Безмятежная! Никто никогда раньше не называл меня безмятежной.

– И знаешь, как говорят о собаках, – продолжает Голландец, увлекаясь темой. – Они всегда подходят своим владельцам. Так что я думаю, что у тебя уиппет[32]32
  Уиппет – небольшая гладкошерстная порода собак, занимающая среднее положение между грейхаундом и левреткой.


[Закрыть]. Или, может быть, афганская борзая. Красивая, элегантная собака с прекрасными, элегантными манерами. Я прав?

– Э-э… – Я роюсь в сумке в поисках бальзама для губ, слегка игнорируя вопрос. Я имею в виду, Гарольд прекрасен для бигля. И его манеры тоже прекрасны, по-своему, только вам нужно узнать его получше. Что, я уверена, Голландец и сделает.

– А как насчет меня? – спрашивает мужчина, когда мы выходим на английский воздух, который после Италии кажется прохладным. – Ты уже со мной разобралась?

– О, я думаю, что собрала довольно много, – поддразниваю я, и он одаривает меня печальной улыбкой.

– Думаю, я теперь – открытая книга, верно?

– Я почти уверена, что знаю, чем ты зарабатываешь на жизнь, – киваю я, – и у меня есть догадки о твоем имени… – Я замолкаю, когда слышу, как произносят мое собственное.

– Ава! АВА! Сюда!

А? Что…

О боже мой! Не может быть!

Мое сердце наполняется невероятной радостью, когда я смотрю на знакомые лица Нелл, Сарики, Мод и детей. Наш отряд! И Гарольд! Они пришли меня встретить! Сегодня утром мы коротко переговорили в чате, но они не упоминали, что собираются меня встретить!

Кажется, они заняты в какой-то потасовке. Гарольд рычит на шофера в униформе и кусает его за ноги, а Берти пытается его оттащить. О боже. Гарольд ненавидит униформу, а эта особенно нелепа. Кому нужны все эти галуны?

– Уберите собаку! – яростно восклицает шофер.

– Тогда снимите шляпу, – дерзко парирует Берти. – Гарольду не нравится ваша шляпа. Он не виноват.

– Детей должно быть видно, а не слышно, – живо огрызается шофер. – Вы уймете собаку?

– Видно, а не слышно? – мгновенно поворачивается к нему Нелл. – Хочешь заставить детей молчать? Может, ты и женщин хочешь заставить молчать? В чем твоя гребаная проблема? Ава! Это твой плотник? – добавляет она более жизнерадостно. – Веди-ка его сюда!

– Жан-Люк! – восклицает Мод, возбужденно хлопая в ладоши. – Он душка! Его действительно зовут Жан-Люк?

Я бросаю взгляд на Голландца, чтобы проверить, откликается ли он на имя Жан-Люк, но он таращится на развернувшуюся сцену со странным выражением лица.

– Они… твои знакомые? – недоверчиво спрашивает он.

– Да, – радостно отвечаю я. – Это мои друзья. Иди, познакомься.

Как только я произношу эти слова, Гарольд начинает бегать кругами вокруг ног шофера, связывая их своим поводком и оглушительно лая. Я понимаю, что Берти слишком его балует. Но с другой стороны, он всего лишь ребенок.

– Я звоню в полицию, – кричит шофер. – Какое безобразие!

– Это… твоя собака? – слегка ошарашенно спрашивает Голландец.

М-да, для Гарольда это не самый идеальный способ представиться. Но Голландец – собачник. Он поймет.

– Он ненавидит униформу, – объясняю я. – Гарольд! – кричу я. – Дорогой! Я вернулась!

При звуке моего голоса Гарольд оборачивается, и на его морде появляется выражение безграничной радости. Он пытается подскакать ко мне галопом, едва не сбивает шофера, но Нелл перехватывает поводок.

– Мистер Уорвик! – Шофер отчаянно смотрит в сторону Голландца, и я чувствую сильное потрясение.

– Подожди. Он… твой знакомый?

– Да. Это Джефф, – коротко поясняет мужчина.

У Голландца есть водитель?

У меня в мозгу, кажется, короткое замыкание. Все это неправильно.

У плотников не бывает личных водителей. Что происходит?

Я спешу вперед, беру у Нелл поводок Гарольда и выпутываю его из ног шофера.

– Прошу прощения, – запыхавшись, говорю я. – С вашими ногами все в порядке? Мой пес просто очень взвинчен. Его нужно успокоить.

– Успокоить! – огрызается шофер. – Вот я его успокою!

Я наклоняюсь, чтобы обнять моего драгоценного Гарольда и прошептать ему на ухо, как я по нему скучала, но у меня есть новый друг, с которым он должен познакомиться. Затем я снова встаю, поворачиваюсь к Голландцу и дрожащим голосом говорю:

– Итак, познакомься с Гарольдом!

Через мгновение я понимаю, что Голландец даже не смотрит на Гарольда. Он раздраженным тоном что-то говорит шоферу. Никогда раньше не слышала, чтобы он так раздраженно говорил.

– Джефф, что ты здесь делаешь?

– Они хотят, чтобы вы были на конференции, – говорит шофер. – И на ужине. Мистер Уорвик-старший говорит, что вы знаете об этом. Он велел мне приехать и отвезти вас прямо в Аскот.

Голландец прикрывает глаза, словно пытаясь взять себя в руки.

– Я сказал, что не буду участвовать в конференции. Я совершенно ясно дал это понять.

– Он так сказал, – неумолимо отвечает Джефф. – Они вас ждут.

– Мне нужно позвонить, – говорит мне Голландец, сосредоточенно тыча пальцем в свой телефон. – Прости. Это… Это действительно не входило в мои планы… Папа! – Он уходит за пределы слышимости, а я в замешательстве смотрю ему вслед.

– Я думала, он плотник, – замечает Мод, вместе с остальными с волнением наблюдая за происходящим.

– Я тоже так думала, – смущенно говорю я. – Я… не знаю. Должно быть, я уловила не те вибрации.

– Итак, чем он занимается? – спрашивает Нелл.

– Как его зовут? – вмешивается Сарика.

– Не знаю, – признаюсь я.

– Ты до сих пор не знаешь его чертово имя? – В голосе Нелл звучит недоверие. – Ава, что ты себе думаешь? Как его зовут? – спрашивает она у Джеффа. – Твоего босса. Как его зовут?

– Его зовут мистер Уорвик, – сухо говорит Джефф. – А вообще – это не ваше дело.

– Моя подруга собирается провести с ним остаток своей жизни и родить ему детей, – парирует Нелл. – Так что это – наше дело.

Джефф смотрит на меня в высшей степени подозрительным взглядом, но не отвечает. Я тоже не знаю, что сказать, поэтому мы все стоим, ожидая возвращения Голландца, а когда он возвращается, его лицо мрачнее тучи.

– Прости, – говорит он мне. – Мне так жаль. Мне нужно поехать и сделать кое-что по работе.

– В субботу? – спрашиваю я, не в силах скрыть своего смятения.

– Это конференция выходного дня. Это… – Он вздыхает. – Прости. Но я вернусь. Как только смогу. Завтра. И мы… продолжим.

Он выглядит таким несчастным и сожалеющим, что мое сердце тает. Я не знаю, что случилось за время того телефонного разговора, но он так мрачен, и я знаю, что он не хочет уходить.

– Не волнуйся! – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал бодро. – Езжай и делай… все, что должен. И простите за Гарольда, – добавляю я Джеффу, который в ответ только фыркает.

– Приятно познакомиться. – Голландец поднимает руку, приветствуя моих подруг. – И тебе привет, Гарольд. Надеюсь получше узнать вас в следующий раз. Но мне нужно ехать. – Затем он поворачивается ко мне, и на мгновение мы оба замолкаем, вглядываясь в лица друг друга. – Я думаю, что пузырь должен был когда-нибудь лопнуть, – наконец говорит Голландец.

– Думаю, да.

– Но это ничего не меняет. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. – Я с трудом сглатываю. – Очень сильно.

– И у нас все получится.

– Да.

– Да.

– О, ты только посмотри на них! – восклицает Мод, обращаясь к Нелл. – Они очаровательны!

Голландец держит меня за руки, и я не уверена, что смогу его отпустить, но Джефф издает нетерпеливые звуки, так что я наконец благородно отпускаю его и говорю:

– Езжай. Делай свою работу.

Я смотрю, как Голландец следует за Джеффом к большой черной машине корпоративного вида и садится на заднее сиденье. Это совсем не та машина, которую я ожидала увидеть. Не ожидала увидеть водителя, который открыл ему дверь. Не ожидала заметить «Файнэншл таймс» на заднем сиденье.

– Подожди! – говорю я, когда Джефф собирается закрыть дверцу машины. – В чем твоя фишка? Чем ты занимаешься?

– Это семейная компания, – еще больше напрягаясь, говорит Голландец. – Так что… Как-то так. Вот и все.

– Но ты говорил о мастерской, – говорю я в замешательстве.

– Да. В студии дизайна есть мастерская.

– Но чем вы занимаетесь? – с легким разочарованием говорю я. – Чем занимается компания?

– Мы делаем кукольные домики.

– Что? – Я смотрю на него, думая, что, должно быть, ослышалась.

– Кукольные домики, – повторяет он. – И кукол. Мы делаем их целую вечность. Люди собирают их по всему миру… Такая штука.

Он и кукольные домики? Этого я не ожидала.

– Ясно, – говорю я, пытаясь придумать, что сказать о кукольных домиках. – Ну… это суперкруто! Скоро увидимся.

– Не могу дождаться. Это было потрясающе. – Он снова встречается со мной взглядом. – Правда.

– Я буду скучать по тебе! – импульсивно говорю я.

– Я тоже. – Он кивает и отворачивается. – Поехали, Джефф.

Джефф закрывает дверь и садится на водительское сиденье. Двигатель заводится, и машина трогается с места, когда я осознаю ужасную, кошмарную вещь. Я бросаюсь за машиной – Гарольд бешено лает – и стучу по стеклу, пока машина не останавливается и окно снова не опускается.

– У тебя нет моего номера! – выпаливаю я.

– Блин.

– Вот именно! – Мы смотрим друг на друга, оба широко раскрыв глаза от чудовищности того, что чуть не произошло, а затем я достаю свой телефон. – Напиши, – говорю я, затаив дыхание. – О, и последнее. Как тебя зовут? Я Ава. А ты?

– О, точно. – Свет озаряет его лицо. – Я тебе так и не сказал. – Он заканчивает вбивать номер и поднимает глаза. – Я Мэтт. Сокращенно от Матиас.

– Мэтт! – Я улыбаюсь, потому что Мэтт – хорошее имя, даже если это не Жан-Люк. Я сохраняю его номер как «Голландец/Мэтт», отправляю ему сообщение и выдыхаю с облегчением. – Привет, Мэтт. Приятно познакомиться.

– Привет, Ава. – Он щурится. – Приятно познакомиться. Счастливо!

Он снова закрывает окно, и я смотрю, как отъезжает машина, и обдумываю эту новую информацию. Мэтт. Матиас. Кукольные домики. (Кукольные домики?) Мэтт Уорвик. Мэтт. Познакомься с моим парнем, Мэттом. Привет, это Мэтт. Вы знакомы с Мэттом?

Это кажется правильным. Звучит привычно. Думаю, я с самого начала знала, что его зовут Мэтт.