Текст книги "Пленённая принцесса"

Несса

Я практически не бывала в ночных клубах до этого. Мне даже по возрасту нельзя здесь находиться. Серена дала мне удостоверение своей сестры, которая, на самом деле, совсем на меня не похожа – за исключением разве что цвета волос. К счастью, охранник лишь мельком глянул на него, прежде чем нас пропустить.

Мы проходим внутрь, и я словно оказываюсь в другом мире. Приглушенный и мигающий свет, биты, бьющие по коже. Я знаю, что клуб только открылся, но он выглядит как настоящий осколок империализма, словно создавался для британских колонистов, направляющихся в Индию. Темная древесина, потертые серебряные канделябры и бархат насыщенного зеленого цвета выглядят так, словно очутились здесь прямиком из старинной библиотеки.

Мне это даже нравится. Жаль только, что у меня не было возможности переодеться, как это сделали другие девочки. Теперь они выглядят так же сексуально и круто, как и все здесь, а я… нет.

Я даже не знаю, что заказывать, когда мы подходим к барной стойке. Беру то же, что и Серена, и это оказывается арбузный мартини со стружкой из цедры лайма, плавающей в бокале.

Даже бармен невозможно сексуальный, словно работники набирались из модельных агентств и каждый из них только что сошел с подиума.

Серена в восторге. Она облокачивается на стойку и, широко улыбаясь бармену, спрашивает его, много ли номеров от девушек он получает за ночь.

– Можно и больше, – подмигивая, отвечает он. – В моем телефоне определенно найдется место для еще одного номера.

Я делаю глоток. Напиток очень сладкий, но я все же морщусь, ощущая привкус алкоголя. Не знаю, как мой брат пьет чистый виски – для меня все спиртные напитки на вкус как растворители.

Я не хочу захмелеть, поэтому ставлю мартини обратно на стойку и оглядываюсь.

Я люблю наблюдать за людьми.

Меня бы вполне устроило сидеть где-нибудь в неприметном углу и всю ночь глазеть на посетителей. Я люблю гадать, кто из них пара, а кто нет, кто отмечает завершение сессии, а кто пришел с коллегами. Мне нравится замечать жесты и выражения лиц, смотреть, как люди танцуют, болтают и смеются.

Я не люблю привлекать внимание к себе. Поэтому, когда я замечаю у танцпола мужчину, который стоит, прислонившись к столбу, и не сводит с меня глаз, его взгляд обжигает словно пощечина. Я смотрю вниз, внезапно заинтересовавшись своим маникюром, и жду, пока он обратит внимание на кого-то другого.

Когда я снова поднимаю взгляд, мужчина продолжает на меня смотреть. Он высокий, стройный, а его волосы такие светлые, что почти белые. У него резкие черты лица и бледная кожа. Кажется, словно молодой человек не спал и не ел сутками – щеки впали, а под глазами залегли темные круги. При этом он довольно красив – словно голодающий ангел. Но на миловидном лице не читается ни доброты, ни дружелюбия.

Я отворачиваюсь к бару и снова хватаю свой напиток. Завожу беседу с Марни в твердой решимости не смотреть больше на странного парня.

Как только мы допиваем свои коктейли, наступает время танцев. Мы исполняем хампти-дэнс, кэбедж-патч, ренегейд и танец треугольника[10]10
  Названия танцевальных движений, популярных в социальных сетях: Humpty Dance, Cabbage Patch, Renegade, Triangle (англ.).


[Закрыть]. Марни пытается убедить диджея поставить певицу Лиззо, но тот говорит, что ему нельзя отступать от списка.

Продолжая флиртовать с горячим барменом, Серена еще несколько раз наведывается к стойке за коктейлями. Когда она становится слишком пьяна для танцев, мы с Марни приносим подруге воды и садимся перевести дух в кабинку со столиком.

– Так ты расскажешь мне, что тебя так расстроило? – требовательно спрашивает Серена, откидываясь на спинку диванчика.

– О, – отвечаю я, качая головой, – ерунда. Я думала, что мое имя будет в списке постановщиков «Безмятежности».

– Почему твоего имени нет в списке? – спрашивает Марни. Это высокая худая темнокожая девушка с милой щербинкой между передними зубами. Она талантливая художница, и не только танцует в труппе, но и работает иногда над декорациями.

– Я не знаю. Возможно, Джексон переделал бо́льшую часть моей хореографии.

– Нет, не переделал, – отвечает Марни, качая головой. – Я видела дуэтный танец буквально вчера вечером. Он тот же, что ты поставила.

– Вот как.

Теперь я чувствую себя еще хуже. Моя работа настолько плоха, что Джексон не посчитал меня достойной упоминания? Почему же тогда он использует ее в шоу?

– Он украл твои идеи, – говорит Серена, с отвращением качая головой. – Вот мразь.

– Что ты будешь с этим делать? – спрашивает меня Марни.

– А что я могу? Он бог танцевального мира, – морщусь я. – А я никто.

Марни смотрит на меня с сочувствием. Она понимает, что я права.

В Серене же просыпается боевой настрой.

– Глупости! Нельзя спускать ему это с рук.

– И что мне делать? – спрашиваю я. – Подать иск в Верховный балетный суд? Не то чтобы в нашей сфере были какие-то высшие инстанции.

– Ну, ты знаешь эти противные зеленые коктейли, которые он держит в холодильнике? – говорит Серена. – По крайней мере, можно подсыпать в них немного слабительного.

Судя по безудержному хихиканью, она явно перебрала.

Ее беспомощный смех заставляет прыснуть и нас с Марни. Вскоре от смеха у нас начинают течь слезы.

– Немедленно прекрати! – говорит Марни. – Из-за тебя нас выгонят из клуба.

– Вот уж нет, – отвечает Серена. – У нас с барменом все на мази.

Она пытается скрестить указательный и средний палец, но настолько не контролирует свои движения, что получается только знак мира, отчего мы с Марни покатываемся еще сильнее.

– Лучше уж я отвезу тебя домой, дурында, – говорит ей Марни.

Они с Сереной вместе снимают квартиру на Магнолия-авеню, всего в пятнадцати минутах езды отсюда.

– Поедешь на такси с нами? – спрашивает меня девушка.

– Мне в другую сторону. Я оставила джип у студии.

– Тебе нельзя идти одной, – говорит Серена, пытаясь собраться и стать серьезной.

– Это всего пара кварталов, – уверяю я ее.

Я выпила только один коктейль, так что думаю, что вполне способна дойти обратно до студии балета.

Мы прощаемся у выхода – Марни остается следить за Сереной, пока они ждут такси, а я направляюсь вниз по Роско-стрит.

Несмотря на позднее время, Чикаго не спит, как и положено большому городу. По дорогам ездят автомобили, а улицы залиты светом высоких старомодных фонарей. Мимо меня проносится на скейтборде пара мальчишек, крича что-то, что я не могу разобрать.

Однако, когда я сворачиваю на Гринвью, людей становится меньше. Прохладно. Я обхватываю себя руками и иду быстрее, сумочка бьется о бедра. Ремень перекинут наискосок, так что схватить ее не удастся. Возможно, стоит достать ключи – на брелоке у меня на всякий случай болтается небольшой перцовый баллончик. Ему, правда, уже лет шесть, так что как знать, работает ли он вообще.

Не знаю, откуда вдруг взялась вся эта паранойя. Кожу покалывает и тянет, а сердце бьется чаще, чем того заслуживает быстрая ходьба.

Возможно, у меня разыгралось воображение, но мне слышатся за спиной шаги. Довольно быстрые, словно человек пытается от меня не отставать.

Остановившись на углу улиц Гринвью и Хендерсон, я слегка оборачиваюсь.

В сотне ярдов[11]11
  Примерно 91 м.


[Закрыть] от меня определенно идет мужчина. На нем толстовка, капюшон опущен на лицо, а руки спрятаны в карманы. Он наклонил голову, так что я не могу рассмотреть его лица.

Наверняка он, как и я, просто торопится домой. Тем не менее я перехожу дорогу и ускоряюсь. Я больше не собираюсь оглядываться и проверять, преследуют ли меня. Мне хочется сорваться и побежать.

Впереди уже виднеется студия балета и мой припаркованный перед ней белый джип. Парковка уже опустела – все давно разъехались по домам.

Я опускаю руку в сумочку, пытаясь нащупать на ходу ключи. Хочу держать их наготове, когда подойду к машине. Телефон, гигиеническая помада, монетка… и никаких ключей. Какого черта? Это не такая уж большая сумочка…

Студия закрыта, свет не горит.

Я знаю пароль от двери. Все танцоры знают его, так как мы можем приходить практиковаться в любое время.

На полпути к студии я срываюсь на бег. Я несусь к «Лэйк-Сити», шаги грохотом отдаются на пустынной улице, и я уже не понимаю, чьи они – мои или мнимого преследователя.

Добравшись до двери, я лихорадочно пытаюсь набрать код: 1905. Год, когда Анна Павлова впервые исполнила «Умирающего лебедя». Джексон слегка одержим[12]12
  На самом деле «Лебедь» (впоследствии «Умирающий лебедь») был поставлен М. Фокиным в 1907 г. и впервые представлен в зале Дворянского собрания Санкт-Петербурга 22.12.1907 (4.01.1908 по новому стилю).


[Закрыть].

Я долго вожусь с кнопками, дважды неверно набирая код, пока, наконец, не раздается щелчок. Я тяну дверь на себя.

Захлопнув ее за спиной, оборачиваюсь и прижимаюсь лбом ко стеклу, вглядываясь в темноту. Сердце бешено колотится, потные ладони вцепились в ручку. Я ожидаю увидеть какого-нибудь маньяка, бросающегося на меня, размахивая ножом.

Вместо этого… я не вижу ничего.

На улице никого нет. Меня никто не преследовал. Парень в толстовке, вероятно, свернул на другую улицу, даже не заметив меня.

Я такая идиотка. Не знаю, хорошо это или плохо, но у меня всегда было богатое воображение. В детстве мне снились самые безумные кошмары, в реальности которых я была абсолютно уверена, каким бы невероятным ни казалось превращение моей сестры в тигра или появление у нас в холодильнике дюжины отрубленных голов.

Я опускаюсь на пол, вновь обшаривая сумочку в поисках ключей. А вот и они – в маленьком боковом кармашке, как и всегда. Паника совершенно затмила мой разум.

На всякий случай проверяю и свой телефон. От родителей ни пропущенных, ни сообщений, хоть уже и за полночь.

Странно. Обычно они опекают меня даже чересчур. А еще они много работают, так что, похоже, даже не заметили моего отсутствия.

Ну что ж. Сейчас я в студии и совершенно не чувствую себя усталой после тех десяти тысяч вольт адреналина, что пробежали по моим венам. Можно немного попрактиковаться.

Так что я поднимаюсь в свой любимый зал, самый маленький в студии. Пол там такой пружинистый, словно танцуешь на батуте.

Я снимаю джинсы и свитер, оставаясь в одном трико. Затем подключаю телефон к проигрывателю и нахожу свой любимый плей-лист. Он начинается с Someone You Loved Льюиса Капальди. С мелодичным фортепианным вступлением я подхожу к станку.

Мико

Я стою на краю парковки, вне зоны видимости, и посмеиваюсь про себя.

Малышку Нессу Гриффин так легко напугать.

Смотреть, как она бежит к студии, было невероятно. Я почти ощутил это удовольствие на вкус. Я мог схватить ее, если бы захотел. Но сегодня ночью я не планировал этого.

Было бы слишком легко отследить ее путь. Несса покинула мой клуб, и это неизбежно указывало бы на меня.

Когда я захочу, чтобы юная Гриффин исчезла, найти ее будет не проще, чем каплю в океане. Не останется ни единой зацепки, ни единой подсказки, где искать. Я жду, не выйдет ли девушка обратно, чтобы сесть в машину, но она остается в студии. Спустя минуту на втором этаже загорается свет, и Несса входит в крошечный репетиционный зал.

Я вижу ее идеально. Девушка даже не догадывается, что с улицы она видна как на ладони посреди освещенной комнаты. Можно рассмотреть все до последней детали, словно на диораме.

Я смотрю, как Несса снимает свитер и джинсы, оставаясь в одном лишь обтягивающем трико. Бледно-розовом, таком прозрачном и облегающем, что видно очертания ее грудей, ребер и пупка и изгиб ее ягодиц, когда девушка поворачивается.

Не знал, что она танцовщица. Стоило догадаться – они с подружками выглядят соответствующе. Несса худая. Слишком худая, с длинными ногами и руками. У нее есть и небольшие мускулы – на округлостях икр, на плечах и спине. Шея длинная и тонкая, словно стебель.

Девушка распускает волосы, и те рассыпаются по плечам. Затем она скручивает их в узел на макушке и проверяет, что прическа держится. Не заморачиваясь с обувью, Несса босиком подходит к деревянной перекладине, расположенной вдоль зеркала, и встает в позицию. Она поворачивается лицом к зеркалу и спиной ко мне. Теперь я вижу две Нессы – настоящую и ее отражение.

Я смотрю, как она разминается – тянется и наклоняется – такая гибкая и пластичная, словно ее суставы вовсе не крепятся к телу или сделаны из резины.

Жаль, я не слышу, какая играет музыка. Классическая или современная? Быстрая или медленная?

Размявшись, девушка начинает кружиться. Я не знаю названий ни одного танцевального движения, кроме, может быть, пируэта. Я даже не знаю, насколько она хороша.

Но знаю точно, что прекрасна. Несса выглядит легкой и невесомой, словно листок на ветру.

Я смотрю на нее в благоговении. Как охотник смотрит на выходящую на поляну лань. Несса – лань. Она очаровательна. Невинна. Она идеально вписывается в окружающую ее обстановку.

Я посылаю стрелу прямо ей в сердце.

Таково мое право охотника.

Около часа я наблюдаю, как она без устали кружит.

Несса продолжает танцевать, когда я разворачиваюсь и возвращаюсь в клуб. Возможно, она пробудет там всю ночь. Я буду знать, потому что трекер лежит в ее сумочке.

Я слежу за Нессой Гриффин всю неделю. Иногда она ведет машину. Иногда идет пешком. Иногда сидит за столиком в любимом ресторане.

Она никогда меня не замечает. И с той ночи больше ни разу не почувствовала слежки.

Я знаю, где она учится и куда ходит за покупками.

Знаю, где она живет, хотя и так уже был более чем знаком с особняком Гриффинов на берегу озера.

Я даже знаю, что иногда она навещает свою невестку. Мне приятно знать, что они близки. Я хочу покарать Гриффинов и Галло. Хочу настроить их друг против друга. Это не сработает, если пропажа Нессы Гриффин заденет только одну семью.

Спустя неделю я практически уверен, что Несса Гриффин идеально вписывается в мой план.

А значит, настало время делать свой ход.

Несса

Я скучаю по брату. Я рада, что он так счастлив с Аидой, и понимаю, что пришла пора ему обзавестись собственным домом. Но без него в особняке так пусто, особенно за столом.

Как минимум, его присутствие сдерживало Риону.

Когда я спускаюсь к завтраку, она сидит за столом, разложив свои папки и бумаги по всей поверхности так, что мне достается лишь малюсенький уголок, чтобы поставить тарелку.

– Над чем работаешь? – спрашиваю я, подцепляя кусочек хрустящего бекона и надкусывая его.

Все блюда нашего повара выглядят так, словно попали к нам прямиком из той рекламы, где на столе идеально расставлены апельсиновый сок, молоко, фрукты, тосты, блины, бекон и сосиски – как будто нормальные люди действительно съедают все это за один присест.

Мы избалованы, и мне прекрасно это известно. Но я не собираюсь жаловаться. Мне нравится, когда для меня готовят. И еще больше мне нравится жить в большом, светлом, современном доме с обширной зеленой территорией и прекрасным видом на озеро.

Единственное, что мне не нравится – это как ворчит моя сестра с утра пораньше.

Она уже надела деловой костюм и собрала волосы в идеально гладкий пучок. Перед Рионой дымится чашка кофе, пока она просматривает свои бумаги, делая пометки цветными карандашами. Когда я обращаюсь к ней, сестра откладывает красный карандаш и раздраженно переводит на меня взгляд.

– Что? – недовольно спрашивает она.

– Я только спросила, над чем ты работаешь.

– Сейчас я ни над чем не работаю. Потому что ты меня отвлекаешь.

– Прости, – я слегка вздрагиваю от такой резкой реакции. – Но все-таки, что это?

Риона вздыхает и смотрит на меня с выражением, в котором читается «ты все равно не поймешь ни слова из того, что я скажу». Я же пытаюсь сделать умное лицо.

Если бы моя сестра хоть иногда улыбалась, она была бы настоящей красавицей. У нее белая мраморная кожа, прекрасные зеленые глаза и губы, накрашенные под цвет ее каштаново-рыжих волос. К сожалению, при всем этом ей достался характер питбуля. И вовсе не миленького питбуля, а такого, которого натренировали при любой схватке сразу вгрызаться в глотку.

– Ты в курсе, что мы владеем инвестиционной компанией? – спрашивает Риона.

– Да.

Нет.

– Одним из способов прогнозирования тенденций на публичных торгах является использование данных о геолокации, полученных из приложений для смартфонов. Мы закупаем данные оптом, затем анализируем их с помощью алгоритмов. Однако, в соответствии с новыми законами о конфиденциальности и безопасности, некоторые из наших прошлых покупок данных тщательно проверяются. Поэтому я поддерживаю связь с Комиссией по ценным бумагам и биржам, чтобы убедиться…

Она прерывается, заметив на моем лице выражение полного непонимания.

– Не важно, – говорит сестра, снова хватаясь за карандаш.

– Нет, это звучит действительно… Я имею в виду, это очень важно, так что здорово, что ты…

Я запинаюсь, как последняя идиотка.

– Все нормально, – прерывает меня Риона. – Тебе и не нужно в это вникать. Это моя работа.

Хотя она и не произносит этого прямо, но в ее словах явно слышится, что для меня нет места в империи Гриффинов.

– Что ж, рада поболтать, – говорю я.

Риона не отвечает. Она уже снова погрузилась в работу.

Я беру еще один кусочек поджаренного бекона на дорожку.

Когда я надеваю сумку, на кухню заходит моя мать. Ее светлое каре причесано так гладко, что выглядит практически как парик, хотя я знаю, что это не так. На ней костюм от Chanel, бриллиантовое кольцо моей бабушки и часы Patek Philippe, которые мой отец подарил ей на прошлый день рождения. Все это означает, что она либо идет на заседание благотворительного совета, либо сопровождает папу на какой-нибудь деловой обед.

Отец идет следом, одетый в идеально сшитый костюм-тройку. Очки в роговой оправе придают ему солидный вид. Его седеющие волосы все еще густые и волнистые, и он выглядит красивым и подтянутым. Мои родители поженились молодыми, и им до сих пор не дашь пятидесяти, хотя именно к своему юбилею мама и получила в подарок эти часы.

Мама целует воздух вокруг меня, стараясь не смазать помаду.

– На учебу? – спрашивает она.

– Да. Статистика, потом русская литература.

– Не забудь, что вечером мы ужинаем с Фостерами.

Я сдерживаю тоскливый вздох. У Фостеров дочери-близняшки моего возраста, и они обе абсолютно ужасны.

– Мне обязательно идти? – спрашиваю я.

– Конечно, – отвечает отец. – Разве ты не хочешь повидаться с Эммой и Оливией?

– Хочу.

Нет.

– Тогда постарайся быть дома к шести, – говорит мама.

Я тащусь к машине, думая, что могло бы порадовать меня сегодня. Статистика? Нет. Ужин? Определенно, нет. Эх, я скучаю по временам, когда ездила в университет с Аидой. Этим летом она завершила свои последние курсы, а мне осталось учиться еще три года. Пока что я даже не определилась с профилем, изучая понемногу и бизнес, и психологию. Это все достаточно интересно, но не будоражит меня по-настоящему.

Правда в том, что я хочу заниматься искусством. Создавать те танцы было восхитительно, я обожала этот процесс. Мне казалось, они хороши! А потом Джексон взял все мои надежды и смял их, словно вчерашние газеты.

Возможно, он прав. Как я могу творить, когда почти не знаю настоящей жизни? Меня холили и лелеяли, сколько я себя помню. Искусство рождается в страданиях, ну, или, по меньшей мере, в приключениях. Джеку Лондону пришлось отправиться на Клондайк и потерять там из-за цинги все передние зубы, прежде чем он написал «Зов предков».

Вместо того чтобы отправиться на Клондайк, я подъезжаю к Университету Лойолы, к симпатичному кампусу, выстроенному из красного кирпича и расположенному у самой воды. Паркую свой джип и отправляюсь на занятия. Слушаю статистику, которая столь же увлекательна, как и юридические заморочки Рионы, а затем русскую литературу, которая чуть более интересна, потому что сейчас мы проходим «Доктора Живаго». Мы с мамой смотрели экранизацию уже раз девять и обе влюблены в Омара Шарифа[13]13
  Омар Шариф (англ. Omar Sharif) – египетский актер, известный своими работами в американском и европейском кино. Исполнитель роли Юрия Живаго в британской экранизации 1965 года.


[Закрыть].

Это помогает мне лучше понимать происходящее, чем когда мы изучали «Отцов и детей». Возможно, я даже впервые за семестр получу «отлично».

После большой перемены я слушаю еще одну лекцию, по поведенческой психологии, и затем я, наконец, свободна. По крайней мере, до ужина.

Я возвращаюсь к джипу и отъезжаю, раздумывая над тем, успею ли заскочить на разминку в студию, прежде чем вернусь домой и приму душ. Я была бы не прочь задержаться. Все что угодно, лишь бы провести как можно меньше времени с Фостерами…

Едва я выезжаю на главную дорогу, как мой руль начинает вибрировать и дрожать. Двигатель издает ужасный скрежещущий звук, а из-под капота валит дым.

Как можно скорее я съезжаю на обочину и паркуюсь.

Я выключаю двигатель, надеясь, что машина сейчас не вспыхнет пламенем. Ей всего три года, и я получила автомобиль прямиком из салона, так что до сих пор ничего серьезнее сдувшейся шины с ним не случалось.

Я ищу телефон, думая, кому лучше позвонить – брату, кому-то из домашней прислуги или в службу спасения.

Но прежде чем я успеваю кого-то набрать, позади меня останавливается черный «Лендровер». Открывается водительская дверь, и из машины выходит крепкий мужчина с темными волосами и щетиной. Несмотря на довольно устрашающий вид, он дружелюбно спрашивает:

– Что-то с двигателем?

– Не знаю, – отвечаю я, открывая дверь и тоже выходя из машины. – Я ничего не смыслю в автомобилях. Как раз собиралась кому-нибудь позвонить.

– Дайте-ка посмотрю, – говорит он. – Возможно, я сэкономлю вам на эвакуаторе, если это легко исправить.

Я хочу сказать ему, что беспокоиться не стоит. Дым и запах стоят такие, что вряд ли мой автомобиль сам куда-то уедет. Нет никакого резона марать руки. Но мужчина уже осторожно открывает капот, стараясь не обжечь пальцы о перегретый металл.

Он откидывается назад, чтобы дым не бил прямо ему в лицо, и, дождавшись, когда тот стихнет, всматривается в двигатель.

– О, вот в чем проблема, – говорит он. – У вас заглох двигатель. Вот, смотрите.

Я не имею ни малейшего понятия, на что надо смотреть, но послушно подхожу и заглядываю внутрь, словно собираюсь внезапно познать основы механики.

– Видите? – он вытаскивает щуп, чтобы показать мне. Это я во всяком случае знаю, потому что видела, как Джек Дюпон менял масло на всех машинах в нашем гараже.

– Как могло закончиться масло? – спрашиваю я.

Всем техническим обслуживанием занимается Джек. Расходуется ли масло, если слишком много ездить по городу?

– Похоже, кто-то его слил, – говорит мужчина. – Досуха.

– Это вроде розыгрыша? – в непонимании спрашиваю я.

– Скорее уловки, – отвечает он.

Это странный ответ.

Я понимаю, что стою совсем рядом с незнакомцем, который появился в тот самый момент, когда моя машина сломалась. Словно он ехал прямо за мной, только и ожидая, когда это произойдет…

Я чувствую острый укол в руку.

Опустив взгляд, я вижу шприц, торчащий из моего тела. Его поршень вдавлен до упора. Затем я смотрю в глаза мужчины, такие темные, что кажутся почти черными – не различить, где кончается зрачок и начинается радужная оболочка. Он выжидающе смотрит на меня.

– Почему вы делаете это? – слышу я свой голос.

Звук проносящихся мимо машин становится глухим и замедленным. Глаза незнакомца – темными точками на размытом фоне. Кости в моем теле растворяются. Я размягчаюсь и заваливаюсь набок. Я бы упала прямо на дорогу, если бы не крепкая хватка мужчины, обнимающего меня за плечи.