Текст книги "История Мишеля Боннара: Куранго"

«Сельская тропинка петляла вдоль старого забора, огибала заводь большого деревенского ручья, опускалась под пригорок и поднималась на холм, уводя в рощу, где терялась из виду в зеленых кустарниках бугенвиллеи. Знойное июльское солнце близилось к зениту, чтобы, миновав его, поклониться в приветствии горизонту. Казалось, палящее светило уничтожало огненными лучами всё живое. Лишь изредка дуновением мимолетной прохлады проносилась по округе насмешка легкого ветерка, но и это не приносило желанной свежести. Жара опустошала воздух, забирая остатки влаги, делая пространство похожим на вязкий кисель.

Прелестная темноглазая девушка в простом белом платье и светлой косынке шла извилистой тропкой. Она несла большую, доверху наполненную корзину, отчего её руки дрожали от напряжения. Корзина, закрытая плетёной крышкой, тянула хрупкую фигурку к земле. Девушка раскраснелась от жары, её волосы выбились из-под косынки. Перехватив тяжёлую ношу одной рукой, она поправила непослушные пряди и тут заметила, что вдалеке уже виднеются крыши сельских домиков. Девушка улыбнулась: от дома её отделяла всего четверть часа. Проделав долгий путь, она мечтала об отдыхе, но её молодое лицо не выглядело изможденным.

Анна поставила корзину на землю, вытерла тыльной стороной худенькой руки взмокший лоб, перелезла через поваленное дерево, загораживающее путь, и перенесла поклажу через преграду. Ноги, отказавшись повиноваться, заставляли сделать остановку. Красавица приблизилась к раскидистым ветвям высокого дерева и спряталась от палящего солнца под зеленый кров. Поставив рядом корзину, она присела и облокотилась о широкий древесный ствол. Обессиленно закрыв глаза, она облизнула пересохшие губы и начала обмахиваться белым, повязанным поверх платья, передником. В тишине бились тихим рокотом стрекозы и слышалось шуршание хрупких прутьев. Перед закрытыми веками мелькнула тень, но уставшая путница не открыла глаз, лишь повернулась, подставив лицо капризным дуновениям ветерка.

«Должно быть, суетятся птицы», – подумалось ей, и, склонив голову набок, она устало задремала.

– Далеко ли до Рокамадура, мадемуазель? – мужской голос заставил девушку вздрогнуть. Перед собой она увидела белую лошадь, чья огромная морда ткнулась большими влажными губами ей в руку, заставив боязливо отшатнуться. Запрокинув голову и загородив глаза от солнца, она увидела мужской силуэт. Зелёные ветви мешали как следует рассмотреть странника. Ей показалось, что всадник возник из неоткуда, ведь приближающегося цокота она не слышала.

– Отсюда сорок верст, месье, держитесь того леса. – Анна поднялась и на шаг приблизилась к мужчине.

– За тем лесом, – она махнула в сторону высоких сосен, – роща, а после вы увидите скалы, в предгорье ведет крутая дорога.

Высокая фигура наездника казалась темной. Лицо мужчины закрывали широкие поля шляпы, мешавшие разобрать его черты. Странник был одет очень просто: темные брюки, просторная светлая рубашка и жилет. Сперва Анне подумалось, что это обитатель соседней деревушки решил прогуляться и заблудился, и богатая сбруя лошади только подтверждала её догадку: проказник взял господскую кобылу без спроса и сейчас торопится вернуться, пока хитрость не всплыла наружу.

– Я в пути уже несколько суток, – тихо произнёс наездник, будто подслушав её мысли, – скажите, мадемуазель, есть ли в этой местности ручей, чтобы напоить мою лошадь.

Анна поднялась.

– Месье, ручей внизу, – она указала на пригорок холма.

«Кто же ты, удивительный человек? Заблудившийся слуга? Или спешащий с вестями гонец?»

– Вы, вероятно, устали? – вместо этого сказала девушка. – Давайте я напою лошадь, чтобы вы отдохнули.

Анна наклонилась к корзине, достала большую краюху хлеба и льняную салфетку. Она расстелила ткань на травянистой прогалине между деревьями и уложила сверху варёное мясо и связку свежего редиса. Открыв маленькую, наполовину пустую фляжку с водой, девушка выплеснула жидкость в крышку и с поклоном протянула путнику. Тот с благодарностью выпил воду. Его белая рука с нежной тонкой кожей, не похожая на руки сельчан, потрясла Анну: в том, что в тени деревьев стоял господин, не было сомнений.

Перстень на мизинце, что получилось мельком рассмотреть, окончательно убедил ее в этом.

«Отчего месье разгуливает по окрестностям скалистого городка, одетый как слуга?»

– Вот, – Анна указала рукой на маленькую скатерть, – что сами едим, не погнушайтесь, – она слегка поклонилась господину, присев в реверансе.

– Мадемуазель! – странник спрыгнул с коня и сделал шаг навстречу, – мою благодарность вашей доброте не передать словами, – он шагнул вперед. Анна почувствовала, как нежные ладони прикоснулись к её исколотым швейными иголками мозолистым рукам. Она испуганно отдернулась и, вырвавшись, торопливо взяла поводья, уводя послушную лошадь крутой тропинкой вниз.

Вернувшись, она нашла мужчину спящим. Его большая шляпа целиком закрывала лицо.

Присев возле, Анна устало вытянула ноги и начала расплетать тугую косу, рассыпая светлые локоны по плечам. Она негромко напевала про далекие страны и удивительных зверей. Подперев голову рукой, она прилегла на землю и не заметила, как заснула.

Её разбудила вечерняя прохлада. Она лежала одна, под тем же самым деревом, где днем нашла спасение от зноя. Нетронутая корзинка, прикрытая салфеткой, стояла рядом. Поверх соломенной крышки лежал свернутый лист бумаги. Анна оглянулась и, не заметив вокруг никаких следов незнакомца, взволнованно раскрыла записку. Сердце беспокойно забилось. Девушка несколько раз провела взглядом по строкам, едва понимая их смысл. Уняв волнение, она по слогам прочитала:

«Прелестная мадемуазель, Ваши помощь и сердечность навсегда останутся в моей памяти. За Вашу доброту и отзывчивость Вы заслужили щедрый подарок. Пусть же красота и молодость останутся с Вами на самое долгое время, и ничего не станет им угрозой. Преданный вашему чистому сердцу, навсегда Ваш друг, Виктор».

Анна трижды перечитала послание, прижала листочек к груди и нежно его покачала. На льняной салфетке лежал странный металлический кругляшок. Взяв его в руки, красавица рассмотрела, что формой эта увесистая вещица напоминала не круг, а три соединенных в центре лепестка, на одном из которых виднелось маленькое ушко – точь-в-точь подвеска, подобная тем, что носили на шеях богатые господа. Она сжала подарок в руке, а затем, поднеся к глазам, прочитала выбитую чеканную надпись. Три слога на лепестках, похожих на листочки клевера, гласили:

– Ку-ран-го, – отчетливо выговорила Анна и почувствовала на ладони легкое жжение, заметив при этом едва уловимый свет. Вздрогнув от испуга, девушка выронила украшение на землю. Но ничего не произошло. Подвеска осталась такой же, как прежде: тусклой, темно-серой вещицей. Анна подняла ее снова.

– Ку-ран-го!

Металлический кругляшок от громкого приказа заискрился и начал быстро нагреваться. Красавица тряхнула рукой и, выронив блестящий кружочек, стала дуть на красный ободок ожога на ладони.

– Куранго, – одними губами прошептала она, и украшение отозвалось едва ощутимым теплом, – Куранго, – нараспев зашептала красавица и почувствовала прилив счастья, – Куранго, – повторила она тихо, и душу заполнила трепетная нежность.

Уставшее тело наполнилось силой. Изнуренная жарой и длинной дорогой, проспавшая несколько часов, но так и не испытавшая облегчения, она почувствовала необычайный прилив сил. Усталость сменилась бодростью, настроение сделалось радостным и беззаботным, а душа наполнилась счастливым предвкушением невероятных событий. Сжав подвеску в руке, прелестница с легкостью подняла тяжелую корзину и быстрыми шагами заторопилась домой.

Спустившись с пригорка и преодолев мостик, что вел через ручей, Анна перепрыгнула через огромную высохшую лужу, на поверхности которой застыли комья грязи. Тело было почти невесомым, невероятно легким и гибким. Она быстро вбежала по ступенькам крыльца и толкнула дверь одного из сельских домиков. Оставив корзину у входа, она кинулась в спальню, просунула руку под тяжелый матрас, нащупала шкатулку и, вынув из нее три маленьких клубочка ниток, села. Размотав немного один из них, серебряный, она отрезала нитку в два локтя, вдела в ушко подвески ее край и связала концы. Спустя несколько секунд кулон был спрятан под рубашку.

– Куранго, – тихо сказала девушка и, ощутив тепло, прижала руку к груди, – что же ты такое? Для чего ты, теплый маленький кружочек, от которого хочется танцевать и радоваться, – Анна раскинула руки, будто пыталась обнять всё вокруг, и закружилась, – какой прекрасный день, какой удивительный день, Куранго, – она чуть повысила голос и ойкнула. Подвеска обожгла грудь.

– Тихо, тихо, я поняла. Только шёпотом, тсс, – она поднесла палец к губам, – моё Куранго, мой волшебный цветочек.

И тут она вздрогнула, лицо её стало тревожным. Радость внезапно сменилась огорчением, а глаза вспыхнули от ужаса.

Девушка заметалась по комнате, ей вдруг захотелось снять украшение, но она остановилась и, взяв горящую свечу, подошла к распятию, висевшему в углу.

– Всевышний, не оставь меня, не покинь моё сердце и разум. Не дай нечисти завладеть моей грешной душой, – слезы покатились по ее щекам, – если Куранго даровано мне не по Воле Твоей, так тому и быть. Нет указа выше для меня, чем Твой. Укажи мне на это, Господь Всемогущий, дай знак.

Помолчав с минуту, девушка успокоилась, сложила в шкатулку клубочки и покинула спальню.

– Тебя не было весь день!

Возмущенный голос старшего сына заставил её обернуться. Подросток положил на лавку два рулона ткани и продолжил недовольно бормотать:

– Где ты пропадала? Это немыслимо, оставить нас без обеда и ужина! – сурово, словно старик, пробурчал мальчик лет тринадцати. У него были длинные руки и ноги, худое тело заканчивалось небольшой головой. Светлые глаза и пепельные волосы добавляли ему безликой простоты. Высокий лоб над светлыми глазами хмурился, изгибаясь волнами, делая возмущенное детское лицо беспокойным и некрасивым. За колючим взором серых глаз скрывались растерянность и страх.

Парень резко сорвал куртку и бросил её на спинку стула:

– Карман порвался, надо зашить!

Анна кивнула.

– Ты устала, мама? – в комнату забежал младший сын и бросился к женщине.

Весёлый мальчишка, чуть ниже первого, с копной волос, россыпью еле заметных точек возле носа и карими круглыми глазами, казался полной противоположностью старшему брату. Он прижался к Анне и закружил её в танце. Теплые глаза паренька хитро смотрели на девушку, придумывая комплимент поизящнее, желая поразить красавицу искусной фразой. Мальчик галантно остановился, прижал руку спутницы к губам и картинно уронил голову на грудь.

– Мадам, – грудным взрослым голосом сказал он, – благодарю вас, вы изящны и легки, словно гусеничка на листочке, что пытается удержаться под порывом горного ветра. Она трепещет, позволяя играть собой воздушному вихрю. Так и вы трепетали и были мне подвластны в эти чудесные мгновения нашего слияния.

Анна закрыла рот рукой и расхохоталась, потрепав паренька по тёмным густым волосам.

– Ваша улыбка, мадам, – продолжал мальчишка, – самая желанная похвала для меня, это значит – наши чувства взаимны! Вы – моя звезда! – мальчик поднял руку и жестом опустил ее в поклоне.

– Мишель!!!

– Ты устала, мама?

– Ни капельки не устала, вот нисколько, – она показала свой мизинец.

– Я голоден! Хватит нежностей! Прекратите это немедленно! – пробурчал старший сын и сел за стол.

– Антуан злой, потому что голодный, не обращай на него внимания, – Мишель поднял тяжелую корзину и поставил её на стол, – Ничего себе! Как же ты столько несла? Больше одна в город не пойдёшь, только со мной! – серьезно распорядился Мишель и недовольно замотал головой.

– Это разве тяжесть? – красавица проворно накрыла на стол, расставила тарелки и чашки – у вас и так много хлопот!

– Вот именно, – Антуан важно поднял указательный палец, – много хлопот. Бенедикт вновь потребовал кредит, завтра набью ему лицо! Так невозможно работать! А ты помнишь, что завтра мамаша Ксава ждёт свой наряд?

– Разве уже завтра, Антуан? – растерялась Анна.

– Ты забыла? – переспросил он гневно, – Ксава не из простых! Выехать нам придется рано, до рассвета, – выпалил мальчик.

– Кушайте и ложитесь отдыхать, я всё успею, – успокоила его Анна.

– Но тебе придется работать всю ночь! – покачал головой Мишель, – так не пойдёт! Я поеду утром и перенесу срок на сутки.

– Они не заплатят! – закричал старший сын.

– Антуан прав, – Анна встала, – я успею, – девушка скрылась в комнате.

– Антуан, тебе стоит быть немного поучтивее! Анна нам с тобой ничего не должна и взялась заботиться о нас только потому, что пожалела.

– Я точно не просил! Не нуждаюсь ни в чьей заботе! И потом, это мы ей помогаем, а не наоборот! Как бы она управилась со своими заказами? Ты об этом подумал?

Мишель покачал головой:

– У тебя плохие манеры, братец!

– У тебя хорошие, – огрызнулся Антуан, – я пошёл спать. Если она не успеет к утру, утрясать с Ксава будешь сам.

Мишель приблизился к спальне и услышал пение матери. Она сидела перед горящей свечой и работала, беззаботно что-то напевая. Ее пальцы проворно и заученно вышивали причудливый цветочный рисунок на большом полотне. Ткань полностью закрывала её ноги, струясь длинным шлейфом до середины комнаты. Вышивку нарядного платья требовалось завершить к утру.

– Не обижайся на него, Анна, – начал Мишель и осторожно прикоснулся к локтю матери, – всё, что случилось, озлобило его, но он хороший, не такой, каким хочет казаться. Наверное, ему очень страшно.

– Я знаю, Мишель, знаю. И ничуть не обижаюсь. И потом, – она подняла глаза, – если бы он не напомнил, я бы и правда опоздала. Он переживает.

– Давай я помогу тебе!

– Ложись-ка лучше спать, милый. Я скоро закончу и обещаю отдохнуть, – Анна обняла мальчика.

Поцеловав сына в лоб, она строго велела:

– Иди.

Дверь захлопнулась.

– Куранго, куранго, помоги мне!

Красавица выпрямила спину, пальцы зашевелились проворнее.

– Помоги мне, мой цветочек!»

Поль обессиленно откинулся на спинку стула и рассеянно огляделся. С удивлением перечитав написанное, он сперва не поверил тому, что видит. Его глаза округлились, он выглядел растерянным. Взглянув на наручные часы, он вновь перевёл взгляд на экран. Весь последний час пролетел за минуту, отпечатавшись в строчках. Время, неожиданно став гибким, шагнуло вперед на шестьдесят минут, но сейчас оно будто замерло, вынуждая всмотреться в минувшие мгновения. Поль изумленно скользил по тексту, не веря, что сам написал его.

Внутри больше не было ни боли, ни скорби, лишь спокойная пустая тишина, молчание и мир. Отчаянная тревога, что накрыла несколькими часами ранее гулкой волной ненависти, улетучилась, будто никогда не уносила с собой, не заставляла покинуть твердую землю, окуная в зыбкое море страха и безысходности.

Он зажмурился и позволил себе глубокий вздох. Умиротворение плотной, ощутимой густотой овладело им. Новые, не знакомые чувства переполняющей радости рвались изнутри. Душа ликовала и кружилась в невесомом пространстве, ранее недоступном. Неизведанная легкость, справедливость и верность произошедшего наполнили его и породили фантазии: Боннар увидел каменистую, неровную дорогу, полную преград, валунов и ям. Он то всматривался в эту дорогу сторонним наблюдателем, то сам шёл по ней. Он обошёл возвышение, чтобы следом угодить в проталину, наполненную грязью. Отряхнувшись, он сделал несколько шагов вперёд, но угодил в ров, а за ним увидел уходящую в горизонт кривую тропинку, по которой были разбросаны уродливые железяки, похожие на огромные кресты. Рассмотреть проход среди завалов и воронок он не смог.

Стоя перед ямой, Поль воздел руки, запрокинулся и замер на долгие секунды, словно призывал кого-то невидимого на помощь.

Вспышкой в вышине показалась фигура, чьи очертания напоминали его самого.

Медленно спускаясь с небес, человеческая фигура сияла, словно освещенное солнцем облако. Это был он сам, но другой: светлый, радостный и счастливый. Этот другой достиг его и, вонзившись, соединился с телом: руки, ноги, голова стали крепкими, настоящими, родными.

Боннар упёрся лбом в ладони, пытаясь стряхнуть наваждение, но оно не отпускало. Путь, ещё минуту назад каменистый и ухабистый, расчистился и озарился ровным сиянием. Очертания изменились: устойчивая поверхность казалась идеальной, по краям широкой тропы зеленели высокие деревья, пронзая голубой овал неба.

Ничто больше не мешало и не останавливало. Перевоплощение в истинного себя подталкивало оставить в прошлом страхи и опасения.

Не веря себе, Поль испугался, замотал головой, не принимая себя нового. Сомнения сковали и вырвались горячим болезненным вздохом. Сделалось тяжело, руки и ноги стеснили невидимые кандалы. Он сильно зажмурился и, замахав руками, вырвался из видения. Иллюзия стремилась наделить писателя единственно верным взглядом, но память прошлых разочарований вернула в реальность.

Желая прогнать остатки сна, Боннар впился глазами в текст.

– Дедушка, ты даровал мне частичку себя? Получается, я тоже могу!

Рассеянно перебирая строки, он вспыхнул.

– Это ты? – растерялся Поль, – это о тебе?

Потрясенный, он вскочил на ноги и заходил по гостиной, захотел выбежать из комнаты и найти Адама, чтобы поделиться невероятной новостью, но остановился, сел обратно и снова впился глазами в текст.

Чувство, что с этого момента жизнь круто изменилась, вернулось. Лицо приняло выражение спокойствия и умиротворенности.

– Спасибо! Мне больше нечего желать! – тихо сказал Боннар и начал быстро перебирать пальцами.

Глава 2

Глядя на отражение в маленьком зеркале автомобиля, Вики приподняла макушку белого кудрявого парика. Просунув под него карандаш, она с наслаждением почесала голову.

– Ааааааа, – закатила глаза мадам Виагард и провела по ярко-красным губам пальцем, стерев перламутровый блеск, смотревшийся на её лице просто ужасно.

– Не смей! Нарушишь, – напустился на неё Люка и обеими руками поправил блондинистую прическу. Затем слегка ударил Вики по руке, – не трогать!

– Ну Люка, мне жарко! – простонала девушка.

– Надо, Вики! Если мы ему не поможем, жарко станет всем. Надо его женить на ней, иначе не видать нам спокойной жизни еще лет пятьдесят, – со знанием дела произнес Мензони, – от нас с тобой сейчас всё зависит, больше положиться нам не на кого! Понимаешь?

– Угу, – грустно ответила мадам Виагард, прижала парик к спинке сидения и заёрзала, пытаясь не двигать головой.

– Вот он, красавчик, – Мензони кивнул на проходившего мимо худого высокого парня, – картишками промышляет, ну-ну. Всё, иди, – подтолкнул он Викторию под локоть.

– Адам тебя прибьёт, – прошипела Вики.

– Иди, я сказал. – Люка, сидевший за рулём, силой вытолкал девушку из «ягуара» и захохотал.

Вики провела рукой по горлу и пальцем указала на приятеля.

– А потом всех нас прибьёт Поль и закопает в саду, – уже не смеясь, пробурчал Мензони, провожая взглядом фигуру подруги в обтягивающем леопардовом платье. Вики умело двигалась на высоких каблуках, быстро перебирая стройными ножками.

Достигнув перекрёстка, она завернула за угол и проскользнула в круглые массивные двери. Пройдя через холл отеля, девушка толкнула дверь с золотой вывеской Casino и скрылась в полумраке игрального зала.

Оставшись один, маэстро опустил спинку водительского кресла, и, развалившись, протянул руку на заднее сидение. Он извлек из кармана рюкзака бархатный мешочек и вытряхнул на ладонь плоский металлический кружок с неровными краями, который едва помещался в ладони. Вещица напоминала металлическую подставку странной формы или расплющенный от тяжести жетон.

Люка потер металл, сжал его, прикрыл глаза и затих. Его лицо озарила мягкая улыбка, а глаза под закрытыми веками быстро задвигались. Просидев так четверть часа, он торопливо вытащил из рюкзака блокнот, открыл его на чистой странице и начал проворно рисовать. Карандаш выводил круги и линии, оставляя за собой графитовый след. Через час с листа смотрело странное существо с человеческим телом и драконьей головой. Конечности получеловека застыли в нелепой позе. Непропорционально большая голова казалась зловещей. Из прорисованных ноздрей вырывался черно-белый огонь с клубами дыма.

– Пауль, – крикнул Мензони в трубку, – к вечеру привези мне холсты и кисти.

Архитектор довольно улыбнулся своему творению и захлопнул изрисованный наполовину блокнот.

Едва он убрал металлический предмет обратно в бархатный мешок, дверь «ягуара» резко открылась. Виктория, держа белые кудри в руке, забралась на сиденье и, рывком сорвав неудобные туфли, вытянула вперед ноги. Она кинула на торпедо маленький листочек с цифрами и тоном, не предвещающим ничего хорошего, скомандовала:

– Домой.

– Слушаюсь, королева Виктория, – поклонился Люка и надавил на педаль газа, – лучше не спрашивать, что было?

Вики тяжело облокотилась на руки и подняла палец, указывая путь.

* * *

– И сколько ты проиграла?

– 1000, – негромко ответила жена, торопливо добавив, – давай впишем в расходы на свадьбу и потребуем оплаты от Боннара?

– То есть ты познакомилась с Бенджамином? – немного растягивая слова, уточнил Адам.

Жена кивнула и стыдливо улыбнулась.

– И как? Объект пошёл на контакт? – Виагард старательно сохранял самообладание.

– Вполне охотно, – осторожно ответила его жена.

– Насколько охотно, Виктория? – пыхтел Адам.

– Мы не могли доверить ответственное мероприятие незнакомому человеку, Адам, и потом, у твоей жены талант, она с легкостью заводит новые знакомства, – попытался оправдаться Мензони.

– Да, я знаю это. И о чем вы договорились? – нахмурился ревнивец.

– Да особо ни о чем, – заморгала женщина и сделала шаг назад.

– Ну Вики, – с укоризной одернул её Люка, – нам нужна вся картина, рассказывай немедленно!

– Мы договорились, что он научит меня играть в покер, – Виктория опасливо шагнула ещё раз.

– Ты вела себя вызывающе! – заявил Виагард и облокотился кулаками на стол, – а что новобрачный? Как он мог такое предложить?

– Нам это и нужно, – напомнил Люка, – прекрасная провокация!

– Ты превосходно играешь в покер, Вики, – напомнил супруг и обиженно отвернулся.

Люка и Виктория переглянулись.

– Милый, – Вики попыталась обнять супруга, – надо было предложить обучить его своим навыкам?

Адам дернул плечом и выпалил:

– Все усилия могут пропасть впустую, если Эмме не понравится Боннар!

– Зато Вики научится играть в покер, – подмигнул Мензони.

– Милый, у меня прекрасный план!

Адам хмуро смотрел на супругу.

– В то время, пока он будет меня учить держать в руках карты, вы проберетесь в дом и найдете компромат. Наверняка у такого ботаника, как он, множество тайных увлечений, – ликовала Вики.

– Он собирает волосы подружек, – скривился Люка.

– И ногти! – засмеялась Вики.

– И…

– Замолчи, – Вики закрыла рот рукой, не дав архитектору закончить фразу.

– В каком смысле пробраться к нему в дом? – растерялся Виагард, – вы уже и о месте договорились?

– Он что, живет в доме? – удивился Мензони, – наш ботаник не так-то прост!

– То, что он пригласил меня домой, значит лишь, что он не живёт с будущей невестой под одной крышей, – победоносно заключила Виктория.

– То есть ты идешь к мужчине домой играть в покер! – констатировал Виагард.

– Да, – радостно кивнула Вики, – завтра! Здорово, да? Всё складывается как нельзя лучше!

– И это вы женаты только два года, – покачал головой Мензони.

Адам молча вышел из гостиной.

Раздражение и гнев, сменяя друг друга, бушевали внутри огромными волнами. Два года семейной жизни пара Виагард сохраняла семейную гармонию. Эмоциональная Виктория, став женой, постоянно совершенствовалась в умении сдерживать вспыльчивый характер и не выплёскивать раздражение на мужа. Успешные попытки жены благодушно сказывались на Адаме, не переносившем скандалы. Единственной причиной его расстройства по-прежнему оставалась ревность.

В те времена, когда Адам и Виктория не были женаты, их отношения нельзя было назвать безоблачными. Свободолюбивая Вики поначалу не воспринимала всерьез ухаживания парня и честно ему признавалась, что «любовь с первого взгляда» ей не свойственна. Многие месяцы они были приятелями, затем друзьями, и наконец их отношения приобрели романтичный оттенок. Однако каждое свидание так и заканчивалось скупым рукопожатием и фразой «До скорого». Виагард злился, клялся себе, что встреча последняя, чтобы наутро вновь отправлять пылкие признания по смс. Спустя десять месяцев осады Вики наконец ответила на поцелуй молодого человека. Тогда Адам твердо решил, что эта женщина его будущая жена, или он навсегда останется холостяком. Но Вики не спешила принимать предложение руки и сердца. Казалось, Виагард идеальный спутник жизни: молодой, симпатичный, с блестящим образованием и успешным телекоммуникационным бизнесом, к тому же трепетно влюбленный, ответственный и надежный.

Ответив на предложение руки и сердца туманной фразой «Не торопись», Вики начала избегать встреч, неопределённостью доводя бедного парня до отчаяния. Он сдерживал себя, чтобы не звонить девушке, хотя ежесекундно о ней думал. Сходя с ума от тишины и неясности, Адам нанял детектива и дал ему задание выяснить, как много у Виктории поклонников и кто из них может составить ему конкуренцию. В тот момент несчастный парень был на грани помешательства. Слежку Вики вычислила быстро и отругала непутевого бедолагу, взявшегося за ней наблюдать. Эта история до сих пор была одной из излюбленных тем семейных шуток.

Вот и сейчас ревность эксцентрично приплясывала внутри, причиняя душевные муки. Рассерженный муж резко дернул за ручку двери кабинета, мечтая остаться в одиночестве и никого не видеть. Всё, что ему сейчас было нужно, – это тишина и спокойствие. В верности и любви своей обожаемой жены у него не было сомнений, но он слишком хорошо знал мужчин и то, как они могут поступить со слабой женщиной, которая не в состоянии оказать сопротивление. Хотя связываться с Вики было делом небезопасным, но быть уверенным, что хилый Бенджи останется предельно галантным и тактичным, было нельзя. По сути, поступок Виктории был продиктован желанием помочь Боннару, но цена его счастья оказалась слишком высокой. Адам обессиленно приземлился на диван и выкрикнул:

– Вот чёрт!

– Мм, – донеслось из темноты.

От неожиданности он подпрыгнул и только тогда сумел рассмотреть спину человека, сидевшего за письменным столом.

– Поль? – зачем-то переспросил Виагард.

– Призрак отца Гамлета, – не отрываясь от своего занятия, пробурчал хозяин спины.

– Я должен рассказать тебе ужасную историю! – Адам решил посвятить друга в проделку Вики и услышать долгожданное: «никто никуда не поедет!»

Примерно четверть часа Адам эмоционально и подробно высказывался о выходке Виктории и ее грядущем свидании с женихом будущей невесты Поля. Боннар не проронил ни слова. Не поворачиваясь к собеседнику, он изредка сдавленно мычал и продолжал мерно стучать по клавиатуре. Извергнув тысячи фраз и уняв, наконец, беспокойство, Адам заключил:

– Завтра она поедет к нему в гости, Поль!

Выжидающее молчание говорившего требовало ответной реакции.

– Здорово, – повеселел Поль.

– Что? – Адам подскочил к «дядюшке» и, вцепившись в плечи, развернул к себе, – что значит «здорово»? – его голос сорвался на крик.

– А? Приятель, который сейчас час? – пришел в себя Боннар.

– Почти ночь, – угрюмый «племянник» кивнул на часы.

– Я потерял счет времени. Я голоден как сто волков.

Лицо с блуждающей мечтательной улыбкой не могло принадлежать томящемуся от неразделенной любви. Разбитое сердце нацепило благодушную маску и вовсе не казалось израненным. Если Поль и испытывал когда-то мучительные скорби, то они залечились неведомым снадобьем, подарив веру в благополучный исход.

– Вики собралась в гости к мужчине, – повторил Адам главную мысль.

– Да и пусть идет, – махнул рукой Поль, – пошли поедим? Да и выпьем!

Адам остановился и жестом задержал Боннара.

– Поль, ты слышал, о чем я толковал тридцать минут? Хоть слово?

– Я увлекся, – друг стеснительно отвел взгляд, – знаешь, моя работа такая увлекательная. Я стал редактором и пропал. Все эти электронные рукописи требуют моего пристального внимания, но среди множества их иногда попадаются отменные вещи. Вот сейчас я корректирую удивительную повесть. Эта американка Саша так замечательно сочиняет, – отчаянно врал «дядюшка», – очень потешно.

Недовольный взгляд «племянника» сверлил лицо напротив.

– Пошли ужинать, – буркнул Виагард, выслушав оправдания.

– А к кому собралась твоя жена? – попробовал искупить вину Поль.

– К мужчине, не важно, – отмахнулся Адам, тяжело ступая, словно все тяготы мира свалились на его плечи.

– Я уважаю тебя! – поспешил завершить реабилитацию Боннар. – Ты для меня – пример мудрости и выдержки. Если бы моя жена заявила такое, я приковал бы ее наручниками к кровати, пока дурная мысль не покинула бы ее.

– Неплохо придумано, – Ви задумчиво улыбнулся и повеселел, – а есть?

– Нет, нет у меня жены, Адам, но если бы была, то уважала бы меня и не сравнивала с другими, – Поль открыл холодильник.

Адам посмотрел на фигуру, прикрытую дверцей, и рассмеялся. Именно так почти год назад он впервые увидел своего будущего «родственничка». Он взял стоявший на тумбе подсвечник, обретший новое жилище на первом этаже с тех самых пор, и принял позу фехтовальщика.

– Руки вверх! Что ты делаешь в моем доме? – закричал Адам, как тогда.

Поль выглянул из-за дверцы и, сделав в воздухе жест приветствия, поклонился.

– Я внук величайшего писателя. Я не ел много лет. Позвольте я утолю голод и жажду и поведаю вам свою грустную историю.

Воспоминания о первой встрече развеселили мужчин.

– Спасибо, дружище, – Адам обнял Боннара и потрепал по пышной шевелюре, – как же я рад нашей встрече!

– Кто-то неделю назад гнал меня, заявляя о необходимости свободно расхаживать по дому в неглиже – хмыкнул Поль, – кто-то говорил, что утехи на всех горизонтальных поверхностях важнее родственных связей!

– Кто? – Виагард оглянулся в поисках виновника.

– И я вас всех люблю, и тебя, и Вики, и этого несносного дизайнера!

– Хорошо, что он не слышит! Он ненавидит, когда его так называют, он архитектор! Только при нем не говори, что я предупредил.

Тревожась о предстоящем, Виагард стал серьезным:

– Скажи, Эмма и правда значит для тебя так много?

– Я и сам этому не рад, Адам. Я не мыслю жизни без неё. В этой женщине для меня заключены все радости мира. К сожалению, я это понимаю.

– Но ты ее совсем не знаешь!

Поль пожал плечами, скривился, будто отмахиваясь от летающей мухи, и начал новую атаку на холодильник. Он вынимал и расставлял тарелки и контейнеры, вожделенно сопровождая каждый голодным взглядом.