Текст книги "Большая География"

– Когда им нужно что-то понять, они идут к библиотекарю, – тихо отвечал Фрэнки.

– Ну вот видишь, – щёлкал пальцами Виру, – странное имечко у их главного, ну да ладно. Хорошо не «поганая макрель» или «хромая черепаха». И всё же, пока выговоришь – пропадёшь. Вот у нас «Не сходить ли к мэру?» – легко и просто!

– Библиотекарь заведует библиотекой, – так же тихо продолжал Фрэнки.

– Ну конечно, Фрэнки, мэр заведует мэрией.

– В библиотеке хранятся книги.

– Книги, сейф, лавка стыда, календарь праздников и весы для винограда! – поправлял его Виру.

– Нет, книги и книги, – выдыхал Фрэнки. – Сейф у казначея, лавка стыда в суде, а винограда у них нет.

– Ах вот оно что! – волновались кнапфцы и махали руками. – Тогда всё понятно! Бедняги, они ничего не знают о жизни. Скажи ещё, что у них нет Бога, и закончим на этом!

– Их Бог – Бог мудрости, они называют его Тут и показывают себе на голову.

– Давайте расходиться, – гудели кнапфцы, – на сегодня сказок достаточно.

Глава 6
Унылое зарубежье

После докладов Фрэнки запирался дома и почти не выходил. Он показывался только у торговцев – купить рыбы. И вёл себя безобразно: не здоровался с соседями, смотрел себе под ноги.

Впрочем, ему прощалась рассеянность, ведь за пять лет он одарил кнапфцев множеством полезного: привёз в город велосипед и подтяжки.

А ещё за эти годы Фрэнки рассказал кнапфцам, как мастерить обувь на каблуке и со шнурками и как делать из винограда не только воду, но и масло, от которого унималась зубная боль и на котором вкусно жарился тунец. Горожане сумели разобраться с водопроводом, обзавелись шлангами для полива и избавились от выгребных ям.

Однако не это стало главной заслугой Фрэнки. Его триумфом оказался синий цвет. Однажды он привёз в Кнапфу порошок, и местные художники наконец-то сравнялись с природой.

Когда Фрэнки уезжал, кнапфцы собирались вместе и пересказывали его истории. Никто больше не упрекал Фрэнки во лжи, не называл глупцом.

– Помните, он рассказывал о белом городе? – переговаривались местные. – Городе Дюн!

– У его стен синяя вода, она мягкая, как перина, на ней можно спать. Весь город – белоснежные дворцы и ничего зелёного. По улицам расхаживают птицы с длинными хвостами. Они похожи на пернатых крыс, а настоящие крысы сидят по клеткам и играют каштанами. Эти птицы – крысы только с первого взгляда. Едва скажешь: «Ох и красавица», как они распушат хвосты, похожие на водопад из цветных глазков. Фрэнки называл эти хвосты зрелищем! Мы думали, зрелище – это только шторм, а оказывается, ещё и хвост в глазках! Этим пернатым нельзя врать, они проныры, всё понимают. Едва ты прекратишь их нахваливать, они снова становятся крысами. Фрэнки называл Дюны особенным городом, городом богачей. Он только успел постучать в ворота, как сразу же услышал: «Эй, парнишка, так стучать не следует, ты пришёл не к двоюродному братцу. Ты барабанишь, а следует коснуться, поклониться и ждать! Тебе могут не открыть, если ты бестолковый, а откроют, только если ты симпатичный и честный. У тебя большой лоб и серьёзный взгляд, ты вроде не похож на пройдоху, хотя все проходимцы с виду – добрые люди. Если хочешь разгуливать в Дюнах, хвалить наших птиц и играть с нашими крысами – тебе придётся постараться. И помни главное: ни о чём не спрашивай».

– Ноги бы моей не было в этом каменном притоне! – возмущался Виру. – Самовлюблённые идиоты, кому нужны их крысы и камни? Как будто у нас нет своих! А Фрэнки добряк, ну и добряк! Надеюсь, он не сказал, что кнапфец? Иначе эти проходимцы посчитают такими всех и начнётся: «Ну и кнапфцы, ну и назойливые мухи». А нужны они нам, Дюны эти ваши? Покажите мне их женщин и мэра, и я всё расскажу про их город!

– В первые дни Фрэнки ни с кем не разговаривал, потом ему удалось подобраться к башмачнику и услышать: «Дюна – чистый город, здесь не увидишь ни песка, ни яблочного огрызка. Хочешь грязи? Езжай в Шер. Я не был там, но говорят, там бардак, а все горожане такие, будто нет у них пресной воды и мыла, одежду они не стирают, что такое ножницы – не знают. Опасайся их. Наверное, они ещё едят руками и спят вокруг огня!»

– Как его имя? – кричал Виру и вскакивал. – Как он выглядит? Где живёт? Кто его брат? Кнапфцы! Это оскорбление! Так, так… Что же делать… Много их? Феда позовите, Мука… Думать будем. Эй!

– Вы послушайте, что было дальше, господин Добрэ, а если дослушаете до конца, узнаете – дюнацы несчастный народ и, если мы поколотим их, они станут ещё хуже! – тихо говорил подошедший Фед, и Виру садился обратно и затихал. – После башмачника Фрэнки многое вызнал у кулинара. В Дюнах нет ни булочников, ни сыроваров. Кулинары у них – как наши лавочники. Только у наших коробку с монетами держит прелестная дочь лавочника, а у тех нет. Их торговцы надевают белые передники и готовят еду прямо в лавке!

– Полная ерунда! – не унимался Виру. – Готовят? А хочу я моркови или слив?

– Не получите! – объясняли кнапфцы. – Он зажарит морковь или угостит сливовым соком, но никогда не даст настоящего! Это у нас всё устроено правильно: рыба у рыбаков, хлеб у булочников, а виноградная вода – в мэрии!

– Что может быть проще моркови?

– В Дюнах нет ничего своего, их еда – не их. А разве можно верить чужому? Нет! Поэтому всё, что им везут, – режется, мнётся и суётся под пар. Представьте, у них нет огородов, они ничего не знают о земле, не умеют поливать.

– Если человек не поливает, он становится разбойником, – заявлял мэр. – Поливать – хорошее дело, доброе!

– Их город – песок, пустой и горячий. Есть немного воды и пара кустов, да и всё. Гиблое место.

– У луковичек побольше ума, – цокал языком Виру.

– Господин Добрэ, зато у них есть мэр, есть! – выкрикивал кто-то из толпы.

– Мне стыдно за него, – опускал голову Виру. – Мог бы быть хорошим парнем, растить шиповник. Несчастный мэр. Горе – не знать земли.

– Послушайте про кулинара. Если бы не он, Фрэнки никогда бы ничего не узнал. Тот повар оказался десятым кулинаром в династии. Все его предки готовили еду. Может, поэтому его нож скучно стучал, а сам он печалился. Ни новых запахов, ни новых вкусов у него не было. Старик мечтал о чём-то большем, и Фрэнки понял это! Сначала кулинар спросил его, зачем тот приходит в его лавку в такую рань, и Фрэнки ответил: «Я прихожу с утра, чтобы сказать тебе спасибо. Днём тебя будут хвалить другие, и ты не услышишь моего голоса!»

Кулинар захохотал:

«Хвалить? Меня? Но за что?»

«Ты прекрасно готовишь, я сыт весь день!»

«Кто я, чтобы меня хвалить? Я – обычный повар! Не старайся зазря. Тебе следует дождаться богатея. Как увидишь – хвали как можно громче!»

«О чём ты говоришь?»

«Ты, видно, издалека, иностранец, – ухмыльнулся кулинар и шёпотом спросил: – Видел на улице людей в бирюзовых халатах?»

Фрэнки кивнул.

«Наш город принадлежит этим странным типам. Только представь: мы ни разу не видели лица ни одного из них, они закрывают головы платками, чтобы никто не разглядывал их».

«Но почему они носят бирюзовые халаты?» – удивился Фрэнки.

«Никто не знает этого. Странная любовь. Я понимаю – любить мои миндальные лепёшки, но любить синие халаты?»

– Должно быть, они подражают мэру, – кивал Добрэ.

– Их мэр – девчонка, господин Виру.

– Девчонка? – Виру вновь вставал, но на этот раз он вытягивался в струнку и был хмур. – Что ещё мне надо знать? – ледяным тоном спрашивал он.

– Эта история вам не понравится, – важно отвечал Фед.

– Эта история нравится мне уже тем, что случилась не в Кнапфе! – гордо говорил Виру. – Кто она?

– Она главная модница, дочь «бирюзового халата». Откуда она узнала про мэрство – непонятно. Однажды она заявила, что теперь к ней следует обращаться «госпожа мэр». С этого дня она начала одеваться в длинное, высоко зачёсывать волосы и следить за мрамором на улицах. Мода – заразная вещь, мэрство стало модой. В Дюнах появились вице-мэры, заммэра и ещё сотни других. Длинные юбки и высокие хвосты стали хитом, город был разобран на сантиметры. Кто-то из девиц следил за заборами, кто-то за крысами, кто-то за фонтанами.

– Значит, я – законодатель моды. – Виру задумчиво поднимал вверх палец.

– Послушайте, что было дальше, господин Виру. Наш Фрэнки умудрился разозлить кулинара и чуть не подрался с ним.

– Это было бы не так плохо, – усмехался Виру.

– Старый кулинар как раз месил тесто, и Фрэнки спросил его: «Зачем ты месишь тесто палкой?» – чем вывел его из себя. Кулинар начал кричать, хотел выгнать его из лавки, назвал тупицей и сказал, что тот ничего не смыслит в кулинарии, поэтому должен молчать. Тогда Фрэнки вывалил тесто на стол и начал месить его руками, а повар схватил его за шиворот и поволок к двери. «Дай мне всего минуту, – закричал Фрэнки. – Я обещаю, что смогу удивить тебя».

Кулинар заколебался и отпустил его, тогда Фрэнки вымесил тесто, а когда оно стало лёгким, слепил из него лепёшку и ловко подбросил над головой. Когда первый пирог вытащили из печи, Фрэнки и повар уже были друзьями.

«Это гениально! – кричал кулинар, размахивая выпеченным сырным треугольником. – Я должен всё записать!»

– Мой сын, – гордо заявлял Виру.

– С того дня Фрэнки рассказывал кулинару кнапфские рецепты, а тот ему – о жизни в богатых Дюнах.

«Так повелось, что в город съезжаются богачи, – говорил кулинар. – Они живут во дворцах и разгуливают по мраморным улицам в бирюзовых халатах. Богачи поклоняются Богу без суеты. Он не имеет ни лица, ни голоса, у него нет ничего, что могло бы быть его, кроме тишины и покоя. Вера ему абсолютна, свободна и так же непонятна, как и он сам.

“Бирюзовые халаты” важны и молчаливы, поэтому кажутся яркими и прекрасными, особенно если наблюдаешь за ними издалека. У них своя жизнь, свои дела и своя радость, всё у них другое, нам непонятное. Отчего они выбрали песок рядом с пустым морем – никто не знает. Странная история. Больше я ничего не знаю».

«Кулинар, ты знаешь больше, чем говоришь. Я не поверю, что тебе не известна тайна Дюн», – уверенно сказал Фрэнки.

Наверное, он и сам не знал, чего требовал. Догадок у Фрэнки не было.

«Я знаю об этом городе всё, но для чего знать об этом тебе?» – спросил его кулинар.

«А для чего тебе знать тысячу рецептов, кулинар?»

«Ты прав, – кивнул тот и обрадовался. – Я знаю историю Дюн с самого первого дня, когда никаких Дюн ещё не было. Мой предок был сыном самого Дуная. Эта история принадлежит моей семье. Имей в виду: ты услышишь её – ты забудешь её».

– Он рассказал ему историю героя? – усмехался Виру. – Скучно, серо, глупо. Лучше бы мы танцевали, кнапфцы. Пустой вечер! Все слова кулинара – враньё. Он просто хотел вызнать наши рецепты, вот и всё. Эти Дюны – шайка. Никакие они не богачи, они нищие, потому что одиноки и глупы. Любить горячий песок невозможно, это полная чушь. Ничего, кроме ракушки и чайки, на песке жить не может, люди должны жить в домах, любить друг друга и выбираться на крышу смотреть на звёзды – вот путь человека! Если человек живёт на песке и кричит «Как я счастлив!» – у меня к нему один вопрос: «Зачем ты врёшь?» Как же тяжело мне, кнапфцы: каждый день я узнаю про чьи-то ошибки, каждый день я слышу о печали… Их синяя вода – мутная, а богатство их – змеиное. Есть кому Дюны защитить? Некому! Вот идёт враг, стучит нежно, а они ему: «Добрый человек, симпатичный, заходи и хвали наш город, только ни о чём не спрашивай!» А враг зайдёт и выпустит волчицу, и скажет про неё – собака, а следом пустит дурную молву и немочь, и всё, кнапфцы, сгинут Дюны, провалятся вниз, потому что Дюнам не за что держаться. Город держат люди и мэр – вот на чём всё стоит, вот к чему всё крепится. На песке не построить правды, потому что он то сыпуч, то зыбок, то в глазах, то на зубах. Если цветок не выбирает песок, то почему они его выбрали? Пустота – больше ничего. А они ходят гордые, думают: «Я хозяин себе и свету своему, а ты раб себя и своих мыслей». Вот и всё.

– Враньё или нет, кто знает? – пожимал плечами Фед. – Если кулинар выдумщик, то искусный, если лжец, то талантливый. Он рассказал Фрэнки тайну, и тот, как и обещал, позабыл о ней, пока не оказался дома.

«Много сотен лет назад один храбрец по имени Дунай и его бесстрашная жена решили отправиться на лодке через пустое море. Они плыли много дней и уже решили, что ввязались в дрянную затею, когда их лодка ударилась о берег из соли и песка. Новая земля оказалась мёртвой и сухой. Жена начала плакать и винить мужа в своей смерти, которая вот-вот наступит. Жить без воды невозможно не только людям, но и любой куропатке, которая могла бы стать их обедом.

От жары и зноя Дунаю начало казаться, что на берегу стоит прекрасный белый город, и он в том городе главный».

– А не захоти он в мэры, ничего бы у него не вышло! – перебил историю Феда Виру.

Но тот продолжал:

«А что, если нам устроить здесь прекрасный город?» – воскликнул Дунай.

«Нам даже не соорудить хижины! – ответила жена. – Ты, верно, сошёл с ума! Надо немедленно отправиться обратно! Может быть, мы ещё сможем спастись!»

«Ты пошла за мной, значит, поверила мне. Я всё устрою!»

– Сказал бы он так кнапфке, – вновь перебивал Виру шёпотом. – Посмотрел бы я на этот скандал!

«Я верю тебе, но воды на два глотка, а из добра – только спицы в моих волосах!» – плакала жена Дуная.

«Дай-ка мне их! – велел Дунай, и жена послушно вытащила из волос две металлические заколки. – Я верю в нашу удачу. Даже в спицах есть Бог!»

– Он так и сказал: «Даже в спицах есть Бог?» – удивлялся Виру. – Что за глупость! Бог не станет этого делать! Зачем ему железяки и женская голова, когда ему принадлежит весь мир?

– Не судите его строго, господин Виру. Должно быть, он сделал это от отчаяния. Только представьте: пустая земля, нет воды и женщина рядом! До выбора ли? Отыщешь Бога где угодно! Он согнул заколки и прокричал: «Мне нужна помощь!»

– Вот умора! – хохотал Виру. – Ведь ему ответили: «Спасение в твоих руках».

– Господин Добрэ водит нас за нос! Они уже слышали эту историю от Фрэнки! – весело грозил пальцем мэру Фед.

– Ну что ты, мой друг, конечно же, нет! Всё просто: он спросил – ему ответили. По-другому не придумать, – отвечал Виру.

– И услышал Дунай: «Спасение в твоих руках», – серьёзным тоном продолжал Фед, – и спицы закрутились и потянули его от берега, от лодки и жены. Когда они остановились, вокруг не было ничего, кроме белого песка. Дунай упал на колени и в отчаянии воткнул железяки в землю. Ему показалось, что песок ответил ему толчком, тогда Дунай снова ткнул землю и снова почувствовал толчок.

«Лучше бы ты копал его, чем бить!» – услышал он голос жены.

Так он и сделал. Когда дело приблизилось к ночи, его руки зачерпнули первую воду. Он сделал глоток и возликовал: вода была пресной. Его несчастная жена уже спала. Он напился в одиночку, а потом копал до утра. Когда разлилось маленькое озеро, Дунай разбудил жену и сказал ей: «Я назову это озеро твоим именем, Омана!»

Через несколько часов вокруг озера собралось зверьё. Пустая земля отправила на водопой всех своих детей.

– Животные? На песке? – переспрашивал мэр. – Я, пожалуй, вздремну.

– Уже через неделю вокруг озера появились первые ростки, а через месяц – деревца. Посреди мёртвой солёной равнины разлилось живое пятно.

«Я счастлива, что выбрала тебя!» – каждый день говорила Омана, и Дунаю хотелось для неё большего. Каждый день он брал в руки спицы и просил у них помощи.

«Странные железяки, – думал Дунай. – Кому вы служите?»

Однажды спицы задрожали.

«Вы служите Великому Богу последних спиц! Это он помогает мне!» – догадался Дунай.

– Ну и ну! – захохотал Виру. – Вот так Дунай! Как можно поклоняться спицам? О, великий Бог гамаков, да не разорвутся твои плети от красоты наших женщин!

– С того дня Дунай спрашивал спицы обо всём: где построить дом, где устроить загон для скота, где вырастить дерево. Очень скоро пустой берег затянулся зеленью. Дюны зацвели. Но отчего-то это его теперь не радовало, с каждым днём Дунай становился всё грустнее.

«Муж мой, что случилось? – спрашивала его Омана. – Я верю тебе! Я счастлива с тобой! Наши дети уважают тебя! Чего ещё можно желать?»

Дунай не отвечал. Однажды, когда его грусть стала печалью, он взмолился:

«Великий Бог последних спиц, тоска изъела моё сердце. Жизнь тяжела, и жить мне тяжело. Я просил тебя дать мне семечковых плодов, и ты подарил мне яблони! Я просил показать туман, и ты устроил долгую ночь, чтобы охладить наше море. Я просил дать Омане музыку, и запели песчаные птицы! Отчего мне не радостно? Отчего я не могу растянуть своих губ в улыбке? Почему внутри горечь?»

Едва он сказал всё это – спицы вздрогнули, потянули его вон из города и усадили в центре пустыни. Они держали его там, пока Дунай не начал задыхаться от зноя и жары. Ему было невыносимо страшно, он чувствовал приближение смерти, но не сдвинулся с места, а только сидел и смотрел на пустой песок.

– Наверняка ему пришло озарение! – бубнил Виру.

– Точно, – кивал Фед. – Он считал последние секунды и ждал, что его глаза перестанут различать свет. И тут, в самое последнее мгновение, мир для него стал другим: пелена засияла розовым, песок больше не казался глупым и пустым, а небо – бессмысленно белым. Солнце не жарило, оно заливало всё вокруг теплом. Всё ожило и задышало, распахнулось ему навстречу и, кажется, обняло. Он подумал, что жизнь прекрасна, и мир прекрасен, и нет череды одинаковых трудных дней. Все его проблемы – обычные дела, которые просто надо делать, а не жаловаться на них и твердить самому себе: «Невмоготу».

«Я дурак! – воскликнул он. – Как мог я не видеть красоты?! Благодарю тебя, великий хозяин всего. Ты остановил меня для того, чтобы я увидел и понял счастье!»

Дунай вздохнул, улыбнулся и приготовился с благодарностью встретить последнюю темноту, но вдруг появилась Омана, и ему захотелось снова жить.

«Выпей-ка воды. Ты сидишь уже полдня. Ещё немного, и я не дозовусь тебя», – сказала Омана.

«Омана, я нашёл счастье!» – воскликнул Дунай.

Омана начала оглядываться и хмуриться: «Где же оно? Кто она?»

«Оно везде и во всём, – объяснял Дунай и радовался. – Только посмотри на эти песчинки! Видела ли ты, чтобы ещё кто-то так дружил? Возьми на ладонь одну – ты не заметишь её, а если она позовёт друзей? Вместе они прекрасны и умны, веселятся и строят барханы! И так в мире всё!»

Омана молчала.

«Ты, должно быть, решила, что я сошёл с ума. Но я здоров! – кричал Дунай. – Я узнал о счастье. И ещё: Бог последних спиц ни при чём, настоящий Бог – другой, он великий и мудрый, и он показал мне, для чего стоит жить».

«Как же его зовут?»

«Его зовут Бог без суеты, и он во всём! Прекрасна ли наша жизнь? Бесспорно, только посмотри кругом! Удивительна? Ну конечно, жизнь не перестаёт удивлять!»

«Жизнь – это сложное дело! Если Бог без суеты и правда мудр, он и сам жалеет наш пустой берег, а может быть, и весь мир. Должно быть, смотрит и думает: надо было всё здесь устроить не так…»

«Нет! – выкрикнул муж. – Бог добр и проницателен, всё он устроил как надо! Никогда не поверю, что он не любит наш берег. Наоборот, этот берег – его любимое место, здесь же много тишины и покоя – место как раз для него!»

– Одна-а-ако, – недовольно тянул Виру и грозил пальцем. – Поиск Бога – непростое дело. Кулинар заврался! Врёшь – но соблюдай меру! Наш мир – прекрасен. Бог устроил всё так, чтобы самому смотреть на красоту и радоваться. Ему нравится этот мир, поэтому он и гуляет у нас каждую ночь, ходит и говорит: «Вот это красота! Как пахнет морем! Звёзды яркие! Ой, мокрица! А тут у нас что? Кроха с клешнями». Прогулки – вот Божье дело. Он сидит весь день, а потом раз – пошёл и размялся. И не важно – без суеты или быстрым шагом. Какое настроение, так и ходит.

– С того дня Дунай повторял себе «Я обязан рассказать о счастье людям, но как? Поймут ли меня? Как объяснить, что великое – самое простое и что для счастья не нужно ничего особенного?» До конца своих дней он искал особенные слова, а когда постарел, подозвал к себе сыновей и передал им своё дело:

«Я понял, что люди на самом деле не любят счастья. Их любимое дело – искать его и рассказывать, как сложно до него добраться. Посмотрите: все только и делают, что ищут радость, хотят стать беспечными, ждут особенного времени или особенных людей! Находят и кричат: “Вот оно, наконец-то”, а успокоиться не могут, снова ищут и вспоминают: “Было время, я был счастлив”. Как объяснить, что ничего искать не надо, что счастье – это настоящее и оно совсем простое?»

Сыновья не понимали отца, но, когда Дунай умер, записали всё, что он говорил, красными буквами на золотой бумаге и отправились путешествовать.

Они рассказывали людям о Дюнах, называли их живыми и уверяли, что любой станет счастливым, едва поселится на берегу пустого моря. Люди не понимали, что особенного в жарком песке, и принимали сыновей Дуная за жуликов.

Когда пришла пора внукам Дуная исполнять волю деда, они решили рассказывать правду, говоря словами Дуная. Они читали по золотому свитку и были горды, однако люди называли их дураками, а слова Дуная глупостью. «Ваши Дюны – гиблое место. Им не простоять и сотни лет».

Тогда внуки решили как следует выучить своих детей и с младенчества повторяли им, что в вопросах счастья ничего не нужно усложнять и что поиском его лучше не заниматься, а мысли о нём гнать.

И если внуки ещё помнили седую бороду и тёплые руки деда, то правнуки Дуная помнили только «Не искать счастья и всё упрощать». «Мы не сможем никого убедить, – рассуждали они. – Люди слишком зависимы от собственных прихотей и не любят слушать, простота – не для них. Им подавай авторитет, им подавай тайну».

Новое поколение отправилось в самый большой город, переоделось в местное и месяц распускало слухи о скором приезде важных посланников, которые всё знают. Они тщательно готовились: намешали зелёного и синего, выкрасили платья, намотали на лица платки и постучали в ворота города. Для большего эффекта правнуки зажгли пахучей травы и взяли бубны.

– Мы делаем так каждый день, – хохотал Виру.

– Всё прошло даже лучше, чем они планировали. Когда люди увидели в руках посланников золотой свиток и услышали, что они посланцы Великого Бога без суеты, они испытали экстаз.

«Наш город прекрасен и чист. Бог без суеты знает тайну счастья и говорит её каждому, кто приходит в его дом. Бог без суеты мудр и спокоен, а дом его прекрасен: безмолвные пески и тихое море, нет ни хлопот, ни негодяев».

И тут произошло то, что случается после великих открытий: в Дюны потянулись караваны богачей. Золотым слиткам нужна была тишина, а их хозяевам счастье. За десяток лет богачи настроили белых замков и отгородили Дюны огромной стеной. Никто не знал их лиц, имён и самого главного: счастливы ли они. Богачи появлялись на улицах в длинных халатах и с лицами, закрытыми платками. Их, видимо, знали только их слуги, но и те были чужаками, приехавшими в город следом за хозяевами.

– Точно бандиты, – бурчал Виру. – Честный человек не станет прятать лица.

– В лавку кулинара часто заглядывали повара богатеев. Они всегда молчали, и как бы ни старался любопытный кулинар, у него не получалось ничего вызнать. За тридцать лет ему повезло только дважды: в первый раз слуга проболтался, что за белой стеной сидит не его господин, а его двойник, и что сам господин слишком умён, чтобы вот так запросто рисковать жизнью, поэтому он там, где никто не сможет ему навредить. А второй раз в лавку заглянула юная служанка, которую отправили прикупить кураги.

«Попробуй инжир, милое дитя», – улыбнулся ей кулинар.

«Мне велели купить курагу, мне нет дела до инжира! – воскликнула девица. – Поэтому меньше болтовни!»

«Куда же ты торопишься? Выбрать курагу сложно, только посмотри, какая у меня разная курага!»

«Мои господа – самые важные в Дюнах! Им нужна только лучшая курага!» – Девочка ухмыльнулась и важно подняла вверх палец.

«Мне надо знать, кто они, иначе я не смогу тебе помочь!» – хитрил кулинар.

«Тебе не надо про это знать!» – воскликнула девчонка.

«Тогда, увы, я ничего не смогу для тебя сделать». – Старик развёл руками.

«Я скажу только то, что мои господа самые счастливые, потому что они больше всех празднуют, всегда побеждают в играх и лучше всех страдают. Не веришь? Когда к ним приходят другие господа, то у моих самые холодные глаза! Понял? То-то же! Поэтому набери мне самой лучшей кураги!»

«Что же значит – холодные глаза?» – удивился кулинар.

«Ты глуп, как твоя курага! Холодные глаза – игра, но ты никогда не сыграешь в неё», – заявила девчонка.

«Ты так юна и так умна!»

«Это правда, – согласилась она и зашептала: – Представь, повар, мои господа садятся за огромный стол и безразлично смотрят друг на друга. Кто смотрит холоднее – тот и победил!»

«Забавно», – не растерялся кулинар.

«Я люблю смотреть на это! Мои господа – удивительные люди, они делают всё, чтобы себя развеселить. Когда-то я думала, что богатеям только и надо, что радоваться и ликовать, но потом я поняла: им нужна тишина, и празднуют они только для того, чтобы после как следует помолчать!»

«Гениально», – только и сказал кулинар.

«Тебе и не снилось, как искусно они веселятся! А как они спорят друг с другом? На той неделе мои на спор ели бегонии. Я попробовала и выплюнула, а они нет! И тогда я подумала, что мои господа очень отважные и смелые. Они победили, продержались до следующего утра, а соседи к вечеру сдались. Как же мои были счастливы! Правда, потом бегония уложила их в постель на двое суток, но какое это имеет значение?»

«Какая глупость!» – не выдержал кулинар.

«Для тебя это глупость, потому что ты на самом-то деле ничего не знаешь о счастье. Чтобы испытать счастье, надо уметь страдать. Они мастера страдать. До них я не знала, что такое настоящая боль. Отчаяние и печаль – игры богатых! – высокомерно заявила девочка. – Представь, они могут часами лежать в горячих ваннах, в тишине и одиночестве, и с невыразимой тоской разглядывать пальцы своих ног! Тебе не понять этого!»

«Не понять», – согласился кулинар.

«Но на самом деле, когда они страдают – они не страдают!»

«Как все непросто!»

«Главное их дело – тишина. Они делают всё, чтобы служить Богу без суеты».

«Удивительные люди!» – кивнул кулинар.

«А теперь дай мне самой лучшей кураги и запомни: курагу следует разделять, а не класть вперемешку, потому что сочная курага – для моих господ, а сухая – всем!»

Фед наконец замолкал.

– Это всё, что рассказал кулинар? – спрашивал его Виру.

Фед кивал:

– Фрэнки пробыл в Дюнах месяц и вызнал больше любого горожанина.

– Никакого Бога в Дюнах нет, – уверено заявлял Виру. – Может, он и был, но давно ушёл в пустыню. Потому что они его обманули, а Бога обманывать нельзя. Он велел им быть счастливыми просто так, а они едят бегонии! Стал бы ты есть бегонии, если бы был всем доволен?

Кнапфцы гудели.

– От травы конвульсии в животе! – грозил пальцем Виру. – Трава – бестолковое дело! Какое же это счастье? Их Бог давно ушёл, сидит в пустыне и радуется, смотрит на красоту и счастлив! А они? Они страдают, потому что ничего не знают о честности. Честно – это радоваться солнцу. Не умеешь? Учись! Не понимаешь, как это? Убери из своей жизни всё, а солнце оставь, и вот оно – счастье. А они нет: мрамор, птицы с хвостами, халаты – суета! – Виру взмахивал рукой. – Давай дальше.

Фед пожимал плечами, кнапфцы шушукались:

– Расскажи про валков! Вот счастливый народ!

– Фрэнки переплыл пустое море и несколько недель добирался до города коричневых великанов, – начинал новую историю Фед.

– Мой сын рассказывал мне о городе Валка, и, честно говоря, эти ребята мне нравятся, – довольно откликался мэр. – Они весёлые, смелые и всему рады – живут почти так же правильно, как и мы. Они умеют петь и танцевать – что может быть лучше? У них есть и кувшины, и кошки. Разве что нет гамаков и странный Бог, но в остальном всё у них хорошо. Он рассказывал мне, что пока был там, то не видел боли, никому не было грустно, никто не плакал, не бегал к лекарю и не требовал себя опекать. Стоит перенять. – Виру грозил пальцем. – Коричневые люди галдят и гуляют целыми днями. Фрэнки казалось, что он вернулся домой, и только прозрачный воздух мешал ему в это поверить. Он сказал, что в Валке нет грязи и нет желания залезть в бочку и намылиться, а если и хочется, то ради мыльных пузырей, а не из-за глины под ногтями!

– Коричневые люди огромны, – подхватывал Фед. – Фрэнки едва дотягивал им до плеч, но великаны не смотрели на него сверху вниз и не гордились, они радовались ему и плясали! Фрэнки сказал, что не сразу понял их Белого Бога, но, вспомнив Дюны, он полюбил его и решил, что Белый Бог – хороший парень. Местные называют его Бог всего белого, – добавлял Фед. – Когда они хотят поговорить с ним, напяливают белые платки и – вуаля! – он с ними!

Виру хмурился:

– Можно ли так почитать Бога? Надо бы им подсказать лепить горшки! Пусть делают как мы! Наши отпечатки – дань Богу, поэтому он и с нами. А они устроили всё слишком просто. Это обижает его, на Бога следует смотреть с уважением. Как это – заявить: «Бог – где белое»? Почему белое? Почему не сказать: «Бог везде, где водятся киты»? Или «Бог везде, где кашель»? Глупость. Я бы ещё понял, если Бог везде, где рисуют дети. Странно всё это, странно и для Бога мало, – ворчал Виру. – Ну а жёны их что?

– Их жёны наряжаются в белое с самого утра. Есть поговорка «Белое утро – белая жена», – продолжал Фед. – К обеду женщины усаживаются в круг и плетут друг другу косы. Плетут и что-то шепчут. Фрэнки просил заплести и ему. Они усадили его и спросили, есть ли у него просьба к Белому Богу? Что Фрэнки рассказал им, неизвестно, но, как я понял, они плели ему косы и шептали Богу о его просьбе. Наверное, так они что-то просят, как мы у Бога отпечатка, когда кто-то расхворается. По вечерам в их городе бьют в барабаны. Женщины хватают бубны и делают так же, как наша Моника, когда выпьет много виноградной воды, – вертятся и широко улыбаются! Представьте только, этих коричневых женщин вечерами почти не видно, и если бы не их белоснежные зубы, в Валке была бы кромешная тьма, а так – они со своим Богом и по вечерам.

– Они не так глупы, эти великаны. Мне нравятся эти ребята! – радовался мэр.

– Вы прощаете им белого карлика? – спрашивал Фед.

– Этот карлик – их МЭР, – повышал голос Виру. – Не имеет значения, какого он роста. Уважаемый человек может быть любым! А стал бы я ниже – что тогда? Он что, какой-нибудь куст, чтобы его презирать, или кусок смолы? Что вы кривитесь? – Виру смотрел на горожан. – Что значит, «он всего лишь маленький человек?». Нет, ОН БЕЛЫЙ КАРЛИК! А вдруг он врач, а вдруг дровосек, а если после маленького знака его крошечной ладони в Валке наступает весна, а вдруг он силач и решает все чугунные вопросы, а если он просто самый спокойный из всех? Что скажете? И потом, не забывайте о ключе!