Текст книги "Зажечь звезду"

Софья Ролдугина
Зажечь звезду

 
С детства любому известно,
Как умирает звезда:
Становится скучно и пресно
Ей в небе ночном – и тогда
Срывается росчерком света
Она – что за блажь! – с высоты,
Чтоб магией тайной, запретной
Чужие исполнить мечты.
Кому-то подарит надежду,
Кому-то – богатство и власть,
Исполнит желания, прежде
Чем камнем никчемным упасть.
Растратит свой свет без остатка,
Погаснет… эх, что горевать —
Упавшей звездой быть несладко.
…Но если песчинку поднять,
То можно вложить в неё силу,
Заботу, любовь, доброту, И, в небо ночное подкинув —
Зажечь молодую звезду.
 

Город мертвеет за час до восхода – обесцвеченный, обессиленный, неподвижный.

Стены домов сереют и становятся на вид ломкими, как старые газеты; кажется, тронь – и зашуршат, и сомнутся от одного прикосновения. Парк напоминает аккуратную детскую поделку – листья-конфетти, плоские стволы из картона, проволочки-ветки… Небо – стеклянная крышка, расписанная белой гуашью.

Если в это время взглянуть на улицы с высоты, можно легко заработать головокружение от ложного чувства всесилия – таким искусственным выглядит всё вокруг. Хочешь – играй себе, точно с кукольным домиком, хочешь – сломай.

Восточная окраина города задирается к небу холмом. Заброшенная обсерватория прилепилась к пологому склону у самой вершины. Асфальт на площадке перед заколоченными дверьми иссечён глубокими трещинами, и сквозь них прорастает колючая сизая трава. Фонтан отключён уже лет двадцать, и нос у каменного дельфина отбит, зато деревянные лавочки по периметру почти целы, даже голубая краска сохранилась. Правда, одну лавочку кто-то вместе с креплениями выворотил из асфальта и отволок в сторону, почти на самый обрыв.

Говорят, что отсюда лучше всего видно, как перед рассветом игрушечный город начинает оживать. Говорят, что здесь часто видят влюблённых, романтиков и детей…

Но сегодня восход встречают чудовища.

С виду они, конечно, выглядят как люди.

– Уже ушёл? – спрашивает чудовище, похожее на старшеклассницу. У неё жёлтые волчьи глаза и нервные пальцы, все в пятнышках от шариковой ручки.

– Нет. Прощается с ней. Думаю, уже скоро, – отвечает чудовище, немного похожее на финансового директора корпорации. Если бы, конечно, были директора такие высокие, по-бойцовски жилистые и гибкие, если бы они красили волосы в синий цвет и собирали в низкий хвост на затылке…

Когти на руках в образ директора не вписываются никак.

Но костюм – точь-в-точь финансистский.

Чудовище, похожее на старшеклассницу, нервно передёргивает плечами:

– Поверить не могу, что решилась на это… Сколько нам осталось? Год, два?

– Полагаю, так. Не более двух с половиной, – кивает чудовище, похожее на финансиста. Светлеющее небо отражается в его глазах – тёмно-вишнёвых, с точечно-узким зрачком. – Итак, договор вступает в силу?

– Да, – вроде-бы-старшеклассница отвечает без колебаний. – Давайте в последний раз уточним условия, чтобы не осталось недомолвок. Вы, князь, помогаете мне провести мою подругу по ступеням взросления – развитие инстинктивного понимания, действия в стрессовой ситуации, принятие себя, умение предугадывать последствия и брать ответственность за неверные решения, и, наконец, осознанное возвращение к выбранному пути. В свою очередь я поверну колесо судьбы так, что у вашего друга появится шанс.

– Колесо судьбы?..

– Это метафора.

– Шанс – тоже метафора?

У неё дёргаются уголки губ:

– Нет. Шанс вполне реален. Я… дорого за это плачу, поверьте.

– Но гарантировать ничего не можете, верно я понимаю?

– Верно, – соглашается она виновато. Будто действительно старшеклассница отчитывается. – Пророчества – не арифметические задачки, где верное решение только одно. Слишком многое зависит не от меня. Я могу спрямить пути, сделать какой-то из них более удобным… Но когда это люди выбирали самый удобный путь?

Чудовище, похожее на финансиста, смеётся – точно отпускает что-то.

Нервные пальцы вроде-как-старшеклассницы расслабляются. Она растерянно трёт маленькое чернильное пятнышко на запястье, но только размазывает ещё сильнее.

– Так или иначе выбора у нас нет, – резюмирует чудовище в деловом костюме. – Если мы не сумеем «найти звезду», как вы говорили…

– «Зажечь звезду», князь.

– Прошу прощения за неточность, эстаминиэль. Итак, если вовремя не «зажечь звезду», то через два года нам придётся трудно. Постоянный портал на тонкий план, кто бы мог подумать… Если бы не услышал об этом от пророчицы, то не поверил бы.

Она медленно вытягивает нитку из рукава – то ли нервный жест, то ли неосознанная игра на ассоциациях.

Мойры, нити и ножницы.

– Спасибо за доверие, князь.

– Не стоит благодарности, – склоняет он голову. И потом, после бесконечно долгой паузы, добавляет негромко: – Откровенно говоря, я считаю, что должен помочь вам, даже если у… у моего друга не останется шансов.

– Они будут, – твёрдо обещает чудовище, похожее на старшеклассницу.

Глаза вспыхивают уже не волчьей – солнечной желтизной, а через секунду над горизонтом показывается край настоящего светила – болезненно яркий, и сухая газета домов вспыхивает…

Не сгорает. Оживает.

Становится чем-то настоящим.

– Будет жарко.

– Я тоже так думаю, князь.

Луч первый
Песни моря

 
О, эта странная песня вдали…
Так море тоскует в закатный час,
Когда у причала стоят корабли,
И грустные пары танцуют вальс.
Дивная песня, голос морской,
Зов, что приходит из синих глубин…
Голос, что просит: останься со мной,
Ты – я ведь знаю – устал быть один.
Ты потерял и дорогу, и кров,
Ну же, не бойся, следуй за мной!
Здесь, среди сонных подводных лесов,
Ты обретёшь долгожданный покой…
 

– А что ты всю дорогу напеваешь?

Этна лениво потянулась, насколько позволяло кресло.

Зевнула.

Почесала нос.

Снова зевнула.

И только потом изволила посмотреть на меня – недовольно, как разбуженная кошка. Глаза у неё тоже были точь-в-точь кошачьи, зелёные и сердитые.

– Что, до сих пор тащимся? – грубовато спросила Этна, словно это я была виновата, что путь затянулся.

– Вроде бы да…

Я не хотела оправдываться, но прозвучало это именно как оправдание, причём беспомощное и до отвращения неуверенное. Хотелось верить, что во всём была виновата мигрень. Началось это ещё с утра – та самая мерзкая разновидность настырной боли, пульсирующей где-то в затылке. Точно канат из-под черепа тащат… Этне повезло: она могла спать где угодно, даже, кажется, на потолке. А вот для меня ночёвки в самолёте, в автобусе да и вообще в любом транспорте, кроме разве что поезда, превращались в сущий кошмар.

Не помогали даже лекарские уроки Дэриэлла.

– Тогда какого лешего ты меня будишь? – поинтересовалась моя подруга совсем не по-дружески и, не дожидаясь ответа, вновь сползла по креслу и закрыла глаза. Волна рыжих волос, до того спокойно лежавшая на спинке, соскользнула по обивке и накрыла лицо.

Этна чихнула на весь автобус, мотнула головой и уставилась на меня.

Нашла виноватую…

Или у неё тоже голова болит?

– Ты что-то мурлыкала себе под нос, и мне стало интересно. Что-то популярное, да? Знаешь, я за музыкой в последнее время не слежу, – улыбнулась я примиряюще.

Не говорить же прямо, что надоело мне коротать дорогу в одиночестве – тогда Этна точно разозлится.

– Я во сне не треплюсь, – вяло огрызнулась она и уселась, подобрав под себя ноги. – Врёшь небось.

– Может быть, с недосыпа мерещится, – уклончиво ответила я. Когда Этна пребывала в таком сумрачном настроении, самое разумное решение – во всём с ней соглашаться. Представления об этике у неё сносило напрочь. – Мне-то и подремать не удалось. А дорога тянется и тянется.

– И что, даже не объявляли ещё, сколько осталось?

– Нет, – ответила я с некоторым облегчением.

Кажется, Этна нашла другого крайнего.

Тщательно раскатав подвёрнутые до колен штанины, она перелезла через мои ноги и отправилась доставать гида. Я мысленно ему посочувствовала – не хотелось бы сейчас оказаться на его месте. После пятичасового ожидания рейса, который несколько раз откладывали, после утомительного перелета и проблем с получением багажа – транспортировочную ленту заело, и пришлось ждать, пока её починят – Этна пребывала в исключительно поганом настроении.

В такие минуты я начинала думать, что её действительно назвали в честь вулкана.

Но вообще-то, сказать откровенно, гид тоже был немного виноват, не только обстоятельства. Он перепутал списки групп и подогнал слишком маленький автобус. В итоге нам в компании таких же несчастливцев пришлось дожидаться трансфера в безумно дорогой кофейне в аэропорту – усталым, пропахшим потом после долгого перелёта, зверски голодным… Пока автобус гоняли туда-сюда, уже наступил полдень, и утренняя свежесть сменилась душной, влажной жарой. Этна так намучилась, что заснула, едва оказалась в прохладном салоне. А я так и не смогла, и вот уже несколько часов подряд угрюмо таращилась в окно, лелея несбыточные мечты о холодном душе и чистой кровати.

Но дорога всё петляла и петляла.

Слева громоздились угловатые песчано-глиняные горы, кое-где топорщились жёсткой щёткой почти бесцветные кусты, слева, под обрывом, дразняще плескалось море. Ночью оно казалось чёрным, как нефть, а на рассвете вдруг побелело и стало похожим на ледяной каток. Парень, который сидел рядом в кофейне, заметил, как мы пялимся в окно, и сказал, что цвет меняется из-за высокой концентрации соли и каких-то там испарений. А потом, явно рисуясь, добавил, что именно из-за специфического оттенка, который море приобретает по утрам, местные жители и называют его Белым.

Этна тогда фыркнула надменно и отвернулась.

Я тоже хихикнула в кулак.

Люди, конечно, могли сколько угодно извращаться, выдумывая свои собственные глупые имена, но весь цивилизованный мир знал это море как Последнее.

Последнее оно и есть Последнее – дальше только пески и раскалённые ветра южных пустынь.

– Урод, – процедила Этна сквозь зубы, пролезая к окошку. Кресло, до этого полуопущенное, распрямилось с сердитым щелчком. – Чтоб у него самого волосы повыпадали!

Я поперхнулась.

– Ты поосторожнее. Ещё вправду выпадут.

– Заслужил, – припечатала она, рывком раскрывая сумку. – Я его так тихо, спокойно спросила, мы приедем вообще когда-нибудь или нас тут кругами возят. А придурок знаешь, что ответил? «Не волнуйтесь, у вас как раз будет время причесаться!» И на волосы мои посмотрел. Укоризненно, прям как школьная учительница! – Этна демонстративно тряхнула спутанной, порядочно пропылённой гривой и опять зарылась в недра сумки. – Да где же оно, а…

Я представила, как на самом деле проходил диалог, и с трудом удержалась от смешка. Тихая, спокойная Этна… Верится с трудом. После осады Зелёного города характер у неё совсем испортился. А бедный гид, наверно, пытался с ней поговорить, как с обычной школьницей – или пофлиртовать, что ещё хуже, вот и получил.

– Да не заводись ты, – прикоснулась я к её плечу. С Этной нужно было и впрямь обращаться, как с кошкой – гладить «по шёрстке» и хвалить. – Может, он ничего такого и не имел в виду, просто язык плохо знает. Иностранец ведь, имей снисхождение… Что ищешь, кстати?

– Расчёску, – буркнула она. Скулы у неё слегка порозовели, и я не выдержала и рассмеялась. Тут же потусторонняя зелень Этниных глаз стала ещё ярче – словно их изнутри подсветили колдовским огнём. – Чего ржёшь? Ты за него, что ли?

– Нет. Представила его лысым, – ради собственной безопасности соврала я. – А расческа твоя в чемодане осталась, помнишь? Ты ведь до вылета уже пыталась её найти. Возьми лучше пока мою.

– А ты? – поинтересовалась Этна, упорно раздирая огненно-рыжие пряди. Они извивались, как живые, и разве только не шипели. А так – натуральные змеи.

– А что я? В косичке волосы не путаются. Утром заплетёшь, до вечера свободна.

– Счастливая.

– Ура. Надо радоваться, пока повод есть… – флегматично согласилась я. Ночь без сна начала сказываться на восприятии – всё ощущалось как через прозрачную преграду. – Кстати, о радостях. Вон там, внизу, случайно не наш мифический отель?

– «Медива», – нараспев прочитала Этна, вглядываясь в далекую вывеску. Оставленные без внимания волосы самопроизвольно вернулись к подобию вороньего гнезда. «Точно, живые, – подумалось мне. – Надо проверить потом, нет ли у Этны родственников среди аллийцев». – Похоже, что наш. Ну, наконец-то! Не прошло и года. Теперь-то начнется настоящий отдых!

Как выяснилось позже, мы рано расслабились.

Уже в приемной нахлынула очередная волна проблем, на сей раз с номерами. Вопреки заверениям турфирмы, одноместных и двухместных апартаментов на всех не хватило, и теперь горстка опоздавших, включая и нас, ревниво делила оставшиеся «квартирки» на пять человек. Выбор гипотетических соседей был небогат – либо разбитная компания парней, включая всезнайку из кофейни, либо две кисло пахнущие дамы – то ли разновозрастные подруги, то ли мать с дочкой. Мы с Этной переглянулись и однозначно выбрали дам – они хоть носки по номеру не будут разбрасывать.

Пятой к нам попросилась коротко стриженная девушка с ярко-розовыми, как детская жвачка, волосами.

«Панк», – недовольно скривились дамы, а мы, наоборот, воодушевились – хоть кто-то нормальный!

Говорила незнакомка по-заокеански, с шипящим акцентом, но вполне разборчиво, даже для меня, знающей иностранный язык на школьном уровне. Одета она была в «классическое туристическое» – в короткие джинсовые шорты и белую майку с нераспознаваемым, но зато очень глазастым и лохматым персонажем.

Дам звали Ксения и Виктория Блиц, а девочку с мультяшными волосами – Сианна. «Просто Сианна, можно на ты», – представилась она и улыбнулась так располагающе, что впору заподозрить было её в телепатическом воздействии. Этна – и та перестала хмуриться.

Большие часы в фойе отзвонили три пополудни.

Итак, в самое пекло, когда с неба изливались обжигающие лучи, и завтрак давно закончился, а до обеда было ещё далеко, мы, наконец, получили магнитные карты-ключи и покатили неподъёмные чемоданы к вожделенным гостиничным номерам.

Идти пришлось долго. Отель рассыпался кубиками белых корпусов вдоль всего берега, до самого мыса. Двенадцать улиц по четыре дома, в каждом – по три этажа. Особняком, на первой линии, стояли приземистые бунгало с прямым выходом к морю. Нам, конечно, о такой роскоши можно было только мечтать. Наш корпус спрятался в самой глубине парка, аккурат за теннисными кортами. Наружные лестницы со скользкими кафельными ступенями, ряды одинаковых дверей… и тишина.

Неожиданный и приятный бонус.

Если бы здесь ещё лифты были…

– Давай помогу, – весело предложила Сианна, налюбовавшись на мои попытки самостоятельно втянуть багаж по ступеням. Я с благодарностью кивнула. Сианна примерилась, подцепила чемодан под нижний край и рывком подняла. Глаза у неё почернели из-за расширенных зрачков. – Ох… Что у тебя там, кирпичи, что ли?

– Вроде того. Там учебники. В октябре экзамены сдавать, надо готовиться, – осторожно подтвердила я, едва не выпустив ручку. Сианна умудрялась держать чемодан так, что основная тяжесть приходилась на её долю. Но при этом не пыхтела и не обливалась потом, в отличие от меня, и даже хватка её выглядела полурасслабленной.

– Экзамены? – подозрительно переспросила Сианна и тут же скорчила страшную рожу: – На море купаться надо, а не учиться, а то морские духи обидятся. И отомстят!

Над шутками принято смеяться, но меня отчего-то вдруг охватил озноб. Я замялась, не зная, что ответить, но тут через перила наверху перегнулась Этна и в том же зловещем тоне ответила:

– Пускай обижаются, им же хуже. Ты идешь, Нэй?

– Иду. Спасибо, сама бы я не справилась, – от души поблагодарила я Сианну.

– Угостишь меня мороженым вечером и очередь в душ уступишь! – подмигнула она – и мышкой прошмыгнула за дверь.

Я задержалась на площадке, переводя дыхание. Присела на кафельные ступени, оглянулась на чемодан – и осторожно толкнула его раскрытой ладонью. Он и не покачнулся; ещё бы, тридцать два килограмма, если не врали весы в аэропорту, и колёсико заклинивает. Зато надёжный, охранные чары вплетены в самую основу…

Вот только откуда-то взялись новые царапины на боковинах, внизу. Две справа, одна слева. Глубокие…

– Как тебе соседки? – поинтересовалась Этна, присаживаясь рядом. Выражение лица у неё было мечтательное – устала сердиться, наверное. – Вроде ничего, да?

– Насчёт Блиц не знаю, а Сианна какая-то странная, – призналась я. – Вроде добрая, но такую жуть может одним словом нагнать…

– А я не могу, что ли? – ревниво осведомилась Этна. – Ты только скажи, на кого. Мне, кстати, интереснее, чем она волосы красит. И ресницы с бровями. Цвет такой ровный – обзавидуешься.

– Спроси у неё адрес парикмахера, – хмыкнула я. – Только вежливо. А то она мой чемодан чуть ли не одной рукой подняла.

– Да ну. Тоже мне, показатель. Хочешь, я тебе его на вон ту крышу закину?

– Колдовством? Не считается.

– Ну, это смотря каким колдовством… – Дверь номера интригующе скрипнула, и Этна резко обернулась. По волосам у неё пробежали искры, точно электричеством прошило. – Так, нам лучше на эту тему помалкивать, а то тут все больно длинноухие. Ещё подумают, что мы из психушки сбежали с такими разговорами. Давай, подтягивайся к нам уже.

Она хлопнула меня по плечу и вернулась в номер.

Чайка пискнула тоскливо и зловеще.

Чемодан с грохотом завалился набок.

В ожидании своей очереди в душ я разговорилась с соседками. Ксения и Виктория оказались сестрами, с разницей в пятнадцать лет, и младшая Ксения явно верховодила. Причём она норовила подмять под себя не только сестру, но и нас с Этной – в той самой фамильярно-снисходительной манере, от которой у меня мгновенно живот скручивало.

– Так, милочки, ать-два за эту кровать и тащите её в маленькую комнату, – деловито распорядилась Ксения, отирая пот с покрасневшего лба. – Как раз туда влезет.

– Зачем? – Сианна высунулась из ванной, благоухая жасмином. С тёмно-розовых волос на пол капала вода. – А где же мне тогда спать?

Ксения уставилась на неё, как школьная уборщица – на грязную сменку. Виктория бочком, бочком, подобралась к сестре ухватила её под локоть, выражая всем своим видом полное неодобрение.

– Вот там и поспишь. И вообще, что за возражения такие? Кто тебя так учил со старшими разговаривать? С матерью своей препираться будешь, – припечатала Ксения. Сианна инстинктивно облизнула пересохшие губы и опустила взгляд. Но промолчала, ничего не ответила, и Блиц-младшая с воодушевлением продолжила: – Значит, холодильник тоже в нашей комнате будет, вам он зачем? Ну, и на балкон вам тоже шастать нечего. А я вот курю… И Викочка курит, да, золотце? Короче, мы договорились.

У Этны дёрнулись уголки губ.

Стаканы на железном подносе у телевизора и в ванной глухо звякнули, точно кто-то разом качнул весь корпус.

– А моё мнение вы узнать не хотите, нет? – многозначительно предложила Этна, глядя исподлобья. Я машинально отступила на шаг, чтобы не попасть под раздачу. – Лично я собираюсь жить в большой комнате, и чхать мне на ваше мнение. Здесь три кровати, значит, рассчитано на трёх человек. Хотите жить отдельно – занимайте маленькую комнату.

Рот у Ксении округлился неровной буквой «о»:

– Но-о-о-о…

– Валите в свою комнату. Чтоб когда я вышла, вас здесь не было, усекли? – уже откровенно нахамила Этна и, хлопнув дверью, скрылась в ванной.

Стакан рядом с телевизором сам по себе опрокинулся набок и раскололся на две идеально ровные части.

Сианна уселась на ближайшую кровать и принялась методично полировать пилочкой ногти на ногах. Полотенце сползло неприлично низко, открывая узкий белёсый шрам – росчерком от ключицы к подмышке.

Ксения немного поколебалась, но потом всё же выбрала жертву и гневно уставилась на меня.

– Думаю, такой вариант расселения оптимальный, – попыталась исправить ситуацию я, осторожно копируя спокойные интонации Дэриэлла. Целитель и не с такими агрессорами умел справляться одним голосом… – Посудите сами. В большой комнате даже двери нет, а маленькая на ключ закрывается. А ещё, если мы ночью телевизор включим или на балкон пойдём, то не будем вам мешать. К тому же в маленькой комнате стоит отдельный кондиционер, а здесь он общий для всего номера, значит, работает менее эффективно. Так какую комнату выбираете?

– Ну, уболтала, – неохотно согласилась Ксения, с опаской косясь на расколотый стакан. – Но чтоб без всяких выкрутасов, все тип-топ. Тишина, покой и… – Ксения сделала значительную паузу, – …и чтоб мужиков не водили!

– Мы и не собирались…

Я перепугалась, будто на самом деле планировала каждодневно устраивать развратные вечеринки в нашем номере. Сианна, такая же красная и смущённая, в упор посмотрела на сестричек Блиц:

– За кого вы нас принимаете! Мы бы никогда…

От этого объединяющего «мы» мне стало почему-то спокойнее, хотя о Сианне я ещё ничего толком не знала.

Ну, кроме того, что она красит волосы в розовый цвет и тягает чемоданы одной левой.

А Ксения встретилась взглядом с ней – и вдруг нервно сглотнула, словно почувствовав себя неуютно.

– Да все вы гулёны, – пробормотала она. – Ни стыда ни совести, и куда родители смотрят…

Вместе с сестрой они быстро ретировались в свободную комнату. Оба чемодана, что характерно, катила старшая. Я внимательно изучила закрытую дверь, жалея, что с нашей стороны задвижки не было.

«Посадить бы под замок этих дамочек…»

– Вот точно, – растерянно пробормотала Сианна. Я удивленно посмотрела на нее, но в ответ получила только солнечную улыбку. Показалось?

Окна выходили во внутренний дворик, но солнечные лучи всё равно каким-то образом умудрялись просачиваться внутрь. Со стороны казалось, что золотистая органза излучает свой собственный жаркий свет. Находиться в помещении, даже с двумя кондиционерами, было невыносимо – больше психологически, чем физически, особенно после ссоры.

Пришлось расчехлять чемодан и доставать полотенце и купальник.

– Этна, я пойду на пляж, разведаю, – крикнула я.

Душ мгновенно отключился.

– Куда ты там пойдешь? И почему без меня?

– На пляж.

За дверью послышался громкий всплеск, ругань и шлепанье босых пяток по мокрому полу. Я попятилась к выходу.

– С ума сошла? – Этна выскочила на порог и цапнула меня за локоть – умеренно сердитая, но в неприятном модусе гиперзаботливой мамочки. – Там сейчас пекло натуральное, угореть хочешь? Поспи лучше и не выдумывай.

– Этна, я не могу спать днём, тем более в такой духо…

– Не можешь – научим, – театрально протянула подруга и зловеще ухмыльнулась. – Никаких проблем.

– Этна, я…

Тонкое, почти невесомое плетение, характерное, скорее, для магии воды, окутало меня невидимой сетью. Я вдруг потеряла всякое представление о том, где верх, где низ, и нелепо взмахнула руками; кажется, смахнула с тумбочки второй стакан, но вроде бы не разбила; не чувствуя собственных ног, опустилась на кровать – точнее, упала, и в ушах тут же зашумело, словно глубоко под водой.

Глаза слипались.

Этна сочувственно похлопала меня по плечу и приняла нарочито обеспокоенный вид, подзывая Сианну:

– Послушай, Найте тут от духоты плохо стало… Надо на кровать положить. Вот так, ага…

Комната то ли медленно уплывала куда-то, то ли закручивалась в спираль. Я уже с трудом отличала явь от сна.

– Может, врача вызвать?

– Нет, ничего, отлежится и…

Здесь бывает тепло, но только днём. Но сейчас ночь. Выстывший воздух стекает с ледяных пиков в потаённую долину, и лепестки маков слипаются от росы, и белые эдельвейсы точно в дрожащих шариках ртути, и лиловая горечавка обессиленно льнёт к шиповнику, медово-жёлтому, медово-сладкому.

Только от земли всё так же тянет раскаленным жаром.

«…Оказывается, я по тебе скучал, мелкая. Как ты?..»

Мне хочется улыбаться, но губы онемели.

«Хорошо, наверное. Не помню. Всё так странно, как во сне».

Он хохочет и перекатывается по мокрой траве – совсем близко ко мне. Терпкость травяного сока остаётся призрачным вкусом на языке.

Я осторожно касаюсь маковых лепестков в чужих волосах.

Ночью всё должно быть серым, но они такие алые, что обжигают глаза.

«Это и есть сон. – Ресницы у него плотно сомкнуты, как у слепца. – А жаль».

Я нависаю над ним, упираясь руками в землю. Мелкие камешки впиваются в ладонь – сумасшедше натуралистичное ощущение.

Если бы не маки.

«Где ты?»

«Далеко. – Он всё так же улыбается, и глаза по-прежнему закрыты. – Тебя что-то беспокоит, Найта? Там, в реальности».

Я прислушиваюсь к себе и понимаю, что он прав. Царапающее чувство смутной опасности прорывается и сквозь пелену сна – то ли музыкой, то ли песней, то ли размеренным рокотом волн морских…

«Ксиль, а может ли море петь?»

Он распахивает глаза, точно я не невинный вопрос задала, а наставила на него пистолет.

«Петь? Они что, уже… Покажи мне эту мелодию! – просит он вдруг. – Я должен убедиться кое в чём».

Сперва я теряюсь, не понимаю, как это сделать. А потом вспоминаю-осознаю – ну конечно же, телепатия. И начинаю пропускать музыку сквозь себя, из реальности – в сон, и дальше… в чужую реальность.

«Ксиль, послушай, я…»

«Слушай…»

«Слушай же!»

– Да слушай же меня! Пошутила, и хватит. Нэй, ну вставай!

Я с трудом открыла глаза. Ресницы словно воском склеили.

– Этна? Что случилось? Ты почему кричишь?

Она перевела дух и в изнеможении плюхнулась на соседнюю кровать – в луч ржавого солнечного света, бьющего наискосок из-за полузадёрнутых штор.

– Испугалась.

Испугалась она… Такое признание от Этны дорогого стоит.

– А что, был повод? Тебя вроде как трусишкой не назовёшь, – ободряюще улыбнулась я.

– Ну… можно и так сказать. Я тебя усыпила. Заклинанием, – мрачно созналась подруга, избегая встречаться со мной взглядом. – Для твоей же пользы, честно. Чтобы ты тихонечко полежала до обеда и не рвалась на пляж в поисках приключений на свою… Ну, неважно. Честно, я думала, что ты отобьёшь. Но ты какая-то рассеянная была… Ну, не отбила – хорошо, мне же проблем меньше. Думала, потом извинюсь и всё такое. В общем, я домылась, волосы высушила, чемоданы разобрала, а потом…

– Дай-ка угадаю. Ты пыталась меня разбудить, а я не просыпалась? – мрачно предположила я.

Правильно говорил Дэриэлл – практика всегда преподносит сюрпризы. Если заклинание или алхимический состав десять раз сработали правильно, это не значит, что они так же подействуют и на одиннадцатый.

А если учесть, что в последнее время со мной происходит…

– Типа того.

Я смущённо потеребила край одеяла, не зная, как объяснить Этне ситуацию, чтобы не напугать и не расстроить больше необходимого.

– М-м… Знаешь, лучше так больше не делай. Я имею в виду – никаких заклинаний ментального воздействия, никаких седативных препаратов. Просто у меня в последнее время… Проблемы со сном, скажем так.

– Серьёзные? – нахмурилась она так, словно собиралась накостылять «проблемам».

«Дэриэлл. Мне давно надо посоветоваться с Дэриэллом, что же я всё тяну…»

– Как сказать. Вечером засыпаю нормально, – призналась я. – То есть без всяких стимуляторов. Но у меня же нервы в последнее время не в порядке, и Элен хотела мне помочь… Травки всякие заваривала, сны пыталась хорошие наплести. Но в итоге от этого почему-то было только хуже. Я легко засыпала, но потом меня едва-едва могли разбудить. И из снов я помнила только отрывки. Очень странные… пугающие, честно говоря.

О том, что мне каждый раз снился Ксиль, я решила не упоминать. На всякий случай.

Кажется, у нас его до сих пор не простили.

Этна упрямо вздернула подбородок. Кажется, она чувствовала себя виноватой, но кто же в этом признается?

– Ну, прости, – будто делая мне одолжение, извинилась она. – И вообще, ты сама виновата. На пляж ей надо срочно, видите ли! А солнечный удар – это тоже засыпание не по своей воле? А? – Я вжала голову в плечи, давя в себе иррациональное желание начать оправдываться. Этна – это Этна, агрессивная манера не всегда означает настоящую агрессию… Она просто боится за меня, в конце концов. – И давно это у тебя началось?

– После ритуала. – Я невольно поморщилась, вспоминая, как сводила потом с кожи глубоко вырезанные символы. – Элен сказала, что некоторые связи с реальным миром ослабли, а с тонким – усилились, но скоро всё восстановится… У Айне свои соображения по этому поводу, но она молчит. Ладно, не будем о грустном. Не знаешь, когда обед или что-то в этом роде?

Этна приуныла.

– Да обед давным-давно закончился. Насчёт ужина я не узнавала, но, может, часов в семь? А сейчас… Айда на пляж!

Море…

Да, это искупило всё!

Вообще-то я не очень люблю воду. Речную так совсем не переношу, брезгую, озёрная ещё куда ни шло… Но море стоит особняком. А всё потому, что здесь можно плавать. Нет, не спорю, плескаться можно и в ручейке глубиной полметра, и в бассейне, но море – совсем другое дело. Здесь есть особый ритм, который задают волны, и мягкость прозрачно-чистой воды, которая держит на поверхности – и захочешь, так не утонешь.

Едва завидев прозрачные гребешки волн, я разбежалась по пирсу и с криком «Этна, сторожи полотенце!» с разбегу нырнула в воду. Вода оказалась прохладной – особенно по сравнению с воздухом, раскалённым за день. Сразу защипало ссадины и царапины на ногах, и в уголках глаз тоже зачесалось. Я резко выдохнула и нырнула, пытаясь достать кончиками пальцев до дна…

Бесполезно.

Меня обманула прозрачность воды. Похоже, глубина здесь была метров двадцать, не меньше, без специальной подготовки не поныряешь. Жаль, ведь та раковина… справа… очень даже симпатичная.

Кровь в ушах застучала, напоминая, что людям вообще-то и дышать надо иногда. Немного сожалея о том, что умения обращаться с колдовскими нитями пока не хватает даже для мелких бытовых нужд, я перевернулась в воде и позволила вынести себя наверх – к палящему солнцу и разъяренной Этне.

– Ты хоть иногда думаешь, что делаешь, а? – рявкнула она, едва я показалась на поверхности.

– Нет, – счастливо улыбнулась я. Во рту стоял чёткий солоновато-горький привкус, а пахла вода почему-то срезанной травой. – Как более умная и взрослая, думать здесь будешь ты.

Этна аж поперхнулась от возмущения:

– Да это ты старше меня, на полгода, между прочим! А ведешь себя как ребенок! Как дура! А если бы утонула?

– Может, мне вообще купаться не надо? Так, на солнышке полежать? А вдруг тепловой удар случится? – беззлобно передразнила я подругу, с трудом увернулась от прицельного пинка и покаялась: – Ну ладно, ладно, не переживай так, я шучу. И в море невозможно утонуть, особенно в Последнем. Оно слишком солёное. Вода выталкивает наружу.

– Ну, верю, предположим. Но давай осторожнее, – неохотно согласилась Этна. Похоже, случай в номере расстроил её больше, чем она показывала.

…Но как же надоело, что после выходки Ксиля все с меня пылинки сдувают! Как с покалеченной жертвы.

Уж лучше бы ругались, честно.

– Хорошо, хорошо. А наперегонки до буйков слабо? – провокативно осведомилась я и отцепилась от пирса.