Текст книги "Зажечь звезду"

Удивительно, но Тантаэ ни единым словом не упрекнул меня за безрассудство. Напротив, он, кажется, был весьма доволен. Благородно взяв на себя заботу о Мирре и некоторые формальные трудности, вроде вероятного общения с инквизицией, Тантаэ отправил меня спать. И позволил себе лишь маленькое замечание:

– Надеюсь, вы теперь не станете считать себя грозой Древних?

Щёки у меня заполыхали.

Если честно, именно так я про себя и думала последние пару часов.

– Я буду осторожной, правда. Честное слово!

– Хотелось бы верить, – с сомнением покачал головой князь.

Разговор о делах, разумеется, пришлось перенести на утро. Зато за поздним завтраком Тантаэ наконец-то раскрыл свои карты и, когда я добавила свои впечатления, вдумчиво подвёл итоги.

То существо в море действительно оказалось Древним. Повадки у него были почти как у сирен – заманить песней в море, чтобы человек сам утонул, выпить его смерть. Правда, пользовалась эта «сирена» не своим голосом, а чужим, и бедная талантливая Мирра стала её инструментом. Сейчас девушка приходила в себя под присмотром кланников и готовилась к переезду в вотчину Пепла Времени.

Что же касалось того, откуда сирена, собственно, и появилась в заливе, это осталось тайной. Но после всего случившегося мы с Этной как-то не стремились поиграть в детективов. Дальше расследованием должны были заняться люди, связанные с советом королев и шакарскими кланами.

Детям в играх взрослых места не было – и с этим ни я, ни Этна спорить не собирались.

Попутно мы узнали много интересного о Сианне.

Всё-таки она была полукровкой – наполовину аллийкой, наполовину шакаи-ар. Случай настолько редкий, что впору в энциклопедии заносить. Конечно, у аллийцев и шакаи-ар общие дети появляются несколько чаще, чем у равейн и шакаи-ар, но, как правило, такие потомки бывают чистокровными аллийцами. Но у матери Сианны аллийская кровь, вероятно, была уже изрядно разбавлена человеческой, вот и получился интересный гибрид – с совершенно натуральными розовыми волосами и спящими вот уже полвека регенами.

Жила Сианна в резиденции Пепельного клана и выполняла по просьбе Тантаэ разные деликатные задания, которые нельзя было поручить ни слабому человеку, ни сильному шакаи-ар, чьё происхождение не спрячешь никакой маскировкой. В данном случае служба состояла в том, чтобы ненавязчиво следить за нами и направлять наши мысли в нужное русло – чтобы обедать не забывали, не гуляли одни, спать ложились пораньше… И раньше времени не совались к местной «сирене». Поисковая сеть Сианне была не страшна – когда регены «спят», их даже не всякий целитель в лаборатории обнаружить сможет, что уж говорить о равейне-недоучке! А когда Тантаэ решил сам заняться нашей охраной, Сианна тихо отошла в сторону, изобразив влюблённость в «приятеля по работе» – разумеется, ещё одного кланника из свиты Тантаэ.

Остаток отдыха пролетел безмятежно. После загадочного исчезновения сестёр Блиц в нашем распоряжении оказался целый пятиместный номер. Что же касалось Тантаэ, то он пробыл с нами почти до самого конца.

О Максимилиане мы говорили каждый вечер, но теперь я избегала задавать личные вопросы. В основном выясняла, как и когда его ранили, каким образом протекают приступы, как проходит ремиссия и прочее. Тантаэ охотно делился сведениями, а я не менее охотно их записывала, надеясь, что они помогут мне и Дэриэллу разобраться с противоядием.

Одна из последних бесед запомнилась особенно.

– Ты сама будешь заниматься разработкой лекарства? – поинтересовался Тантаэ.

– Нет, – рассмеялась я. – Куда мне одной. Есть один целитель…

И я попыталась описать Дэриэлла и его многочисленные таланты.

Тантаэ поначалу слушал мой сбивчивый рассказ, а потом попросил хорошенько припомнить внешность и характер целителя, а он уж лучше сам считает воспоминания. Сеанс чтения длился недолго, но судя по выражению лица Тантаэ, был весьма продуктивным.

– Знаете, Найта, – осторожно начал Пепельный князь, – если уважаемый целитель Дэриэлл эм-Ллиамат и будет принимать участие в эксперименте, то настоятельно советую ему делать это на расстоянии от Максимилиана.

– Это почему же ещё? – недоверчиво переспросила я.

Тантаэ помедлил с ответом и продолжил с большой неохотой, словно сомневался, стоит ли мне вообще знать о том, что он хочет сказать.

– У меня есть подозрения, практически уверенность, что Дэриэлл почти наверняка окажется в сфере интересов Ксиля. И, зная его характер, могу совершенно точно сказать, что ничего хорошего целителю этот интерес не принесёт. Просто поверьте мне на слово.

Я спорить не стала – да и не поняла толком, что имеет в виду Тантаэ. А когда попросила пояснить, он ответил коротко и туманно:

«Шакарские особенности восприятия».

Это означало конец разговора.

Оставшаяся неделя до отъезда пролетела незаметно. Мы с Этной много загорали, купались, объедались деликатесами в столовой и ходили на экскурсии – отдыхали. В последние несколько дней я активно взялась за зубрёжку, штудируя энциклопедии по ботанике и пособия по алхимии. До экзаменов в Академию оставался всего месяц, а я ещё даже не придумала, чем удивить экзаменаторов.

Накануне отъезда мы с Этной решили устроить себе небольшой праздник. Набрали фруктов, сладостей и пошли ночью на пирс. Ничего не делали – просто лениво валялись на досках, поглощали вкусности и слушали пение Мирры на пляже – Тантаэ настоял на том, чтобы она переборола свой страх и начала петь на следующий же день. Какими способами Мирре вернули голос, я предпочитала не думать, но судя по тому, как легко девушка дала согласие переехать в Пепельный клан – ничего плохого ей не сделали.

Когда мы уже собрались уходить, Мирра вдруг отложила в сторону гитару, догнала меня и схватила за рукав:

– Вы ведь завтра уезжаете?

– Скорее, уже сегодня, – хмыкнула я, глядя в небо.

Мирра улыбнулась:

– Тогда возьми это, – и протянула мне небольшой свёрток. От него ощутимо веяло магией. – Я только вчера вспомнила о нём. Понимаете, ещё в прошлом году, до того, как русалка появилась, ко мне после выступления подошёл один мужчина… такой серьёзный, на профессора больше похож… отдал мне красивую подвеску. Сказал, что в благодарность за красивое пение. Я ещё тогда подумала, что она волшебная. И когда вчера наткнулась на неё, то хотела сначала отдать господину Тантаэ, а потом решила, что раз ты волшебница, то она тебе лучше подойдёт.

Я поблагодарила девушку и сунула свёрток в карман. Мирра махнула рукой и вернулась к слушателям.

Вспомнила о свёртке я только тогда, когда самолёт уже взлетел. Достала, полюбовалась на коричневую бумагу – и замерла.

– Ну же, разворачивай, – поторопила меня Этна.

Я послушно разодрала хрупкую упаковку. На моей ладони оказался небольшой круглый амулет, источавший странную магию. Спереди был выгравирован слепой глаз, вписанный в треугольник, в обрамлении оливковой ветви и молний. На обратной стороне был нарисован значок «контроль».

Значит, всё-таки Орден…

– Не думай об этом, – решительно отобрала медальон Этна и спрятала его в сумку. – Дома отдадим эстиль Элен, пусть они с Советом разбираются. Ты уже в этой песне свою партию спела, дай и другим поразвлечься.

– Даже и не собиралась думать, – обиженно надулась я и закрыла глаза, изображая дрёму.

Что-то мне подсказывало, что это была не последняя моя «песня».

Луч второй
Некроромантика

…Бац! Мой кулак с размаху впечатывается в ненавистное лицо, стирая снисходительную усмешку. Капельки крови некрасиво орошают серый свитер грубой вязки.

Я тяжело дышу, как будто минут двадцать пробежала без остановки. В голове проносятся самые уничижительные оскорбления на четырёх языках – но ни одно не кажется мне достаточно обидным, чтобы бросить его в лицо этому… этому…

Он медленно вытирает губы и подбородок, оглядывает испачканную ладонь и вдумчиво произносит несколько слов из тех, что я так и не решилась озвучить.

Боги, а ведь всё так хорошо начиналось!

Серый туман неторопливо наползал с чёрно-зелёных склонов. Тучи проплывали так низко, что задевали вершины гор, смешивались с туманом, и казалось, что острые скалы отрывают от облаков клочья ледяной мглы. Вялый подъём продолжался уже почти час, и конца-края ему не было видно. От постоянной промозглой сырости, проникающей даже под аллийские доспехи, клонило в сон. До смерти хотелось забиться под мягкий шерстяной плед в кресле у камина и задремать, глядя на огонь и неспешно прихлёбывая чай с пряностями. Но, к сожалению, камин с чаем и штопаным-перештопаным пледом остался в доме у Дэриэлла, а туда я попаду не скоро…

Не раньше весны – точно.

К слову сказать, Дэйр мою идею поступить в Академию воспринял с восторгом. Кроме моральной поддержки и рекомендательного письма в деканат, для меня его восторг вылился в четырёхстраничный список литературы, которую требовалось прочитать перед экзаменом. А память-то у меня не аллийская… Большие надежды возлагались на двухнедельное пребывание на курорте, где, кроме сна и купания, и заняться-то нечем, но… Сумбурное расследование таинственных убийств в сочетании с гадкими соседками по номеру благополучно потопили в море надежды на продуктивные занятия. Прочитала я хорошо если половину, половину которой тут же и забыла. С оставшимся багажом хаотичных сведений не стоило и надеяться на успешный штурм цитадели знаний…

«О! Ничего себе! Действительно, цитадель!» – осталась в голове единственная мысль, как только дорога вильнула очередным – последним! – поворотом. Нет, я, конечно, представляла Академию по рассказам брата, но вблизи…

Возводил замок гениальный архитектор… или маг-иллюзионист. После крутого витка по склону Академия вдруг вынырнула из серого тумана, как айсберг перед злосчастным кораблём-дворцом из заокеанской мелодрамы, внушая такой же суеверный ужас. Серые скалы настолько сливались с плитами облицовки, что можно было подумать, будто замок вырос из скалы. Языки сизой мглы сползали по выщербленным камням стен и оседали у подножья крепости. Здесь деревья, обнимавшие горы почти до самой вершины, переходили в чахлый кустарник с бурыми иголками вместо листьев. Только у самых ворот раскинула корявые ветви дряхлая сосна, невесть каким чудом держащаяся вспученными корнями за скудную мёрзлую землю.

– Не повезло тебе с домом, да? – посочувствовала я и ласково провела ладонью по шершавой смолистой коре. – Но ты всё-таки держишься. Сильная… Мне бы такой характер.

Я глубоко вдохнула, собрала в кулак волю и постучала в ворота.

Тишина.

«Не слышат», – с каким-то трусливым облегчением подумала я, прислоняясь к стене. Формально попытка сделана. Можно с чистой совестью развернуться и топать к порталу. Год позанимаюсь, поучусь у Дэриэлла, а потом снова попробую, и тогда…

– Ну? – неприветливо окликнули меня. – Входить будешь?

Я подскочила на месте, чуть не потеряв рюкзак. Обладателем голоса, разрушившего мои мечты о бескровном и непозорном поражении, оказалось помятое существо самой невнятной наружности. Ростом чуть повыше меня, в мешковатых джинсах и неопрятной фуфайке, да вдобавок ещё с потухшей сигаретой в зубах. Волосы у «существа» были тёмные, но не чёрные и не русые; они скреплялись медицинской резинкой в неряшливый низкий хвост. Приятное в общем-то лицо с живыми карими глазами безнадёжно портила кислая гримаса. Судя по возрасту, передо мной был или студент старших курсов, ведущий чрезмерно разгульную жизнь, или аспирант.

– И долго собираешься стоять на холоде? Давно не болела? – поинтересовался парень, окидывая меня цепким взглядом. Неприятно получилось – как будто под рентген угодила.

– Как заболею, так и вылечусь, – по возможности скрывая неприязнь, ответила я.

Идея поступать в Академию нравилась мне всё меньше и меньше. Все знали, как маги относились к равейнам. А уж к молоденьким равейнам, не окончившим ни одного человеческого института…

– Сделаешь лечение насморка темой своего экзамена? – с сомнением протянул мой собеседник. – Боюсь, факультет исцеления будет не слишком впечатлён. Таких знахарок-самоучек, знаешь ли…

Волевым усилием я сдержалась, не давая себе огрызнуться в ответ. И хорошо, если просто огрызнуться… Крепко зажмурилась, прогоняя видение призрачных нитей, пронизывающих пространство. С недавних пор мне стало гораздо труднее сдерживать силу. По малейшему поводу я проваливалась в транс, а в кончиках пальцев начинали собираться пульсирующие сгустки. Невозможность контролировать себя – худшая из слабостей, как говаривал Дэйр, и сейчас мне было как никогда легко понять его.

– Эй, только не плачь тут. Я вовсе не это имел в виду…

Я удивлённо уставилась на несколько раздосадованного оппонента. «А, он, наверно, подумал, я сейчас разревусь», – промелькнула запоздалая догадка. Стало стыдно.

– Поступишь ты на своё целительство. Только пошли уже в тепло, я тут замёрз, как рыбки в проруби.

Он скомкал сигарету в кулаке, бросил на мёрзлую землю и распахнул скрипучую дверцу справа от главных ворот. Я поплелась за ним. Шёл мой проводник весьма быстро, как будто и впрямь куда-то спешил, но время от времени останавливался и дожидался, пока я его нагоню. Со спины он выглядел ещё неряшливей – стало заметно, что волосы расчёсывались в лучшем случае позавчера, мылись так вообще неделю назад, а свитер, похоже, пребывал в помятом состоянии со времён нашествия Древних. С плеча свисала белая нитка.

«Он ещё неаккуратней Дэриэлла, бедняжка», – развеселилась я.

У того вещи были хоть и неглаженые, но чистые.

Я машинально потянулась, чтобы снять соринку, зацепила кончиками пальцев… нитка натянулась, дёрнула свитер и только потом оторвалась. Мужчина недовольно оглянулся через плечо. Я почему-то покраснела и спрятала руку с ниткой за спину, стараясь незаметно стряхнуть её на пол, но она словно намертво к пальцам прилипла. Отвлекая проводника, я выпалила первое, что на ум пришло:

– Кстати, с чего вы взяли, что я буду поступать, причём именно на исцеление? Может, я в гости к родственнику приехала…

– Я тебя второй день жду, – недовольно проворчал мой провожатый.

– А откуда вы узнали…

– Хэл подсказал.

– А почему мой брат….

Мужчина развернулся так резко, что я в него чуть не врезалась, и с непередаваемым устало-вежливым выражением лица протянул мне сухую, жилистую ладонь:

– Рэмерт Самани Мэйсон, боевая некромантия. Рад увидеть, наконец, сестру моего лучшего ученика.

Тьма и бездна!

Ну, я попала…

Перед отъездом Хэл намекал, что декан его был человеком не самого мягкого характера и вообще… нестандартным. С особым чувством юмора, так сказать. Но я не подозревала, что настолько!

Начать хотя бы с того, что, объясняя мне правила проживания в замке, Мэйсон мельком заметил, что обычно профессора предпочитают «лебезящий тон, желательно с соблазнительными подвываниями».

«С подвываниями, как же… Как это звучит, интересно, хоть бы продемонстрировал, а то что-то воображение отказывает», – с досадой думала я.

Потом он добавил, что ему, Рэмерту, глубоко наплевать, как к нему обращаются, хоть «ваше превосходительство», хоть «котик», хоть «великий и ужасный». Мне же он будет «хамить, так что терпи, всё равно никуда не денешься». Я буркнула себе под нос: «Как скажете, ваше превосходительство Котик Ужасный…» и была удостоена одобрительного взгляда.

Также, по мнению профессора Мэйсона, мне в Академии достаточно было запомнить два маршрута: до столовой и до его кабинета.

– Всё остальное приложится, детка, – доверительно добавил он и шлёпнул меня пониже спины.

Смущённая донельзя, я втянула голову в плечи, стараясь стать как можно менее заметной. Мэйсон оглядел меня, явно остался доволен произведённым эффектом и продолжил познавательную экскурсию по Академии. Энергии на это благое дело, подперчённое постоянными подколками моей драгоценной персоны, у него хватило до позднего вечера. Надо ли говорить, что к концу прогулки я буквально валилась с ног и чувствовала себя оплёванной? Всё, чего мне хотелось, – это запереться в комнате, которую от щедрот выделила администрация, и несколько минут методично побиться головой об стенку, дабы раз и навсегда избавиться от вредоносных идей… вроде поступления в Академию.

– Вот твои апартаменты. Располагайся, – ухмыльнулся Мэйсон, словно подслушав мои мысли. Я сухо поблагодарила его и, стараясь не выказывать нетерпения, вошла в помещение. За спиной хлопнула дверь. С отчётливым злорадным скрипом провернулся ключ в замке.

Чудесно! Он меня ещё и запер!

Я развернулась и злобно пнула косяк. Нога заболела, но на душе стало полегче. Оставалось только найти, где здесь зажигался свет.

Естественно, никакого выключателя не было и в помине. Всё, что мне удалось отыскать, на ощупь обшаривая комнату, – здоровенный канделябр на шесть свечей. Точнее, канделябр сам нашёл меня, подло свалившись со шкафа, в который я врезалась в темноте. Честное слово, знала бы, как всё обернётся, запустила бы «лампу»… Ну и что с того, что она нестабильная…

Всё равно разрушений было бы меньше.

Освещённая трепещущими язычками пламени, комната вызывала противоречивые чувства. В плюсы можно было засчитать просторную спальню с небольшим зарешёченным окном, лабораторию – видимо, раньше апартаменты принадлежали кому-то из преподавателей – и камин, мечту и чудо из чудес в этом сыром, продрогшем до самых его каменных костей замке.

Минусов я, увы, насчитала значительно больше.

Начать хотя бы с того, что комната не отапливалась. Вообще. Милый, уютный камин за средство обогрева можно было не считать. Он располагался в гостиной и служил, скорее, украшением. В лаборатории же и, что самое печальное, в спальне микроклимат регулировался магически. Это явно выходило за пределы моих возможностей. Честь и хвала предусмотрительной Элен, положившей мне в рюкзак одеяла из лерейского меха – «на обратном пути заедешь в Пределы, вернёшь Лиссэ, заодно навестишь кое-кого».

«Кое-кого», ну конечно… Скорей бы уже к Дэриэллу!

Вторым минусом – огромным! – было практически полное отсутствие окон. Единственное окошко располагалось в спальне и больше походило на бойницу – узкое, высокое, забранное толстыми железными прутьями, как в темнице. Если бы в стенах располагались пиргитовые блокаторы, то можно было бы подумать, что меня поселили в карцер для особо провинившихся студентов. Хэл мне рассказывал о системе наказаний в Академии, которую он изучил на собственном, весьма богатом опыте. Решётки, холод, темнота – все атрибуты, как говорится, наличествовали, только лаборатория выбивалась из общего контекста.

И, кроме того, было в этих комнатах странное, мрачновато-удушливое ощущение. Как будто кто-то невидимый смотрит в спину, сверлит завистливым взглядом, а обернёшься – отворачивается. Я даже на секунду пожалела, что рядом нет Мэйсона с его язвительными комментариями, мгновенно приводящими в чувство. Представляю, что он сказал бы на мои жалобы…

«Нет, – решительно одернула я себя, – если уж по кому и скучать, то по Ксилю… нет, по нему я тоже скучать не буду, обойдётся… По Дэриэллу.

Вот разожгу камин, сяду на диван, завернусь в одеяло и буду тосковать в своё удовольствие… А ещё лучше – почитаю ту книжку, которую я везу ему в подарок. С мифами и легендами. Буду представлять, что он мне читает вслух, как в детстве…

Давным-давно на краю мира…»

Проснулась я от ощущения всепоглощающего ужаса.

Боги, боги, боги, пожалуйста, нет…

Кожа покрылась липким холодным потом, руки противно тряслись. Почти не слыша своего сердца, я сжалась в комочек под одеялом, не решаясь высунуть наружу даже кончик носа. Ужас накатывал откуда-то извне, наваливался, как душный мешок с песком, заставляя меня замереть, застыть, перестать дышать, чтобы эти, снаружи, меня не нашли…

Где я?

В Академии, услужливо подсказала память. В гостевых апартаментах на преподавательском этаже, запертая на ключ ненормальным некромантом… с которого вполне сталось бы устроить «проверку» новенькой! Вспышка злости на Мэйсона, целый день испытывавшего мои нервы на прочность, чуть взбодрила, возвращая способность рационально мыслить.

Я заснула с книгой в руках, сидя у камина. Даже переодеться не успела. На мне сейчас прочные, надёжные аллийские доспехи, и… и… и я равейна, в конце концов!

Медленно, трясущимися руками я стянула с головы одеяло.

Ничего.

В камине перемигивались рыжие угли, словно пытались безмолвно предупредить о чём-то жутком. Нервно дёргалось на сквозняке пламя наполовину оплывшей свечи, и масляно-густые тени разбегались по серым стенам. Книга валялась на полу, страницы замялись. В комнате повисла тишина, неестественная и похожая на пластиковую плёнку, затягивающую уши, забивающуюся в горло… И только из спальни еле слышно доносилось…

Шурх. Шурх-шурх. Ш-ш…

Я нервно сглотнула, нечеловеческим усилием воли не позволяя себе запаниковать. Там, за тонкой деревянной дверью, что-то было. И одно присутствие этого заставляло желудок скручиваться от потустороннего ужаса и обречённости. Но если сейчас поддаться страху и забиться под одеяло, то к утру от меня останется только жалкий скулящий клубочек.

Пока я вижу, пока я готова к обороне, мой рассудок в безопасности.

Пламя на кончике фитиля дёрнулось, мигнуло – и погасло.

Рыже-красное свечение углей в темноте, душная тишина… И вялые, шаркающие шаги за ненадёжной перегородкой двери.

Я до боли закусила губу.

«Свет, ну хоть какой-нибудь свет! – птицей билась в голове единственная мысль. – Ну почему, когда не надо, силу невозможно удержать, а когда необходимо сражаться – не дозовёшься?»

Шуршание за стеной прекратилось. Дверь в спальню начала открываться – медленно и абсолютно беззвучно. Я шарахнулась назад и – врезалась в высокую спинку. Диван опрокинулся. Деревянная от страха, я истуканом свалилась на пол, стукнулась затылком и наконец-то узрела мистические нити пополам с пляшущими звёздочками.

Есть!

Дрожащие пальцы выдернули из невнятной мешанины яркую серебряную нить и вплели её в почти готовый узор. Болезненный, бесконечно долгий удар сердца – и на моих ладонях расцвёл сияющий бутон.

Несколько минут я лежала зажмурившись, боясь даже шевельнуться, прежде чем поняла, что нечто, наводившее ужас, ушло. Исчезло…

– М-м-мамочки… – Язык у меня заплетался, но от звука собственного голоса на душе становилось спокойней. – Что же это было, а? И что я сотворила такого, что оно сбежало?

Зайти в спальню и проверить, что за гость меня навещал, я так и не решилась, хотя дверь теперь была настежь открыта, и в тёмном пространстве просматривался силуэт кровати, а над ним – окно с толстыми прутьями решётки. Думала, что вообще не усну – дня этак два. Но пока выбралась из-под одеяла, пока перевернула обратно диван…

Сияющий цветок, похожий на лилию, устроился в прозрачном бокале рядом с канделябром – разбираться со своим творением я решила уже утром. А пока – очертила вокруг дивана круг солью, привела в порядок книгу, умылась влажными салфетками – спасибо Элен за предусмотрительность. За единственным на три комнаты окном небо начало медленно светлеть, а меня сморил здоровый сон без всяких кошмаров.

Утро началось по сценарию, прекрасно обкатанному ещё Максимилианом: я просыпаюсь от мерзкого хохота, краснею непонятно почему и долго-долго злюсь. Только источником беспокойства на сей раз стал некромант.

Сначала я услышала скрип двери – тихий, едва различимый сквозь сон. Потом – глумливый смешок. «Пусть это будет сон», – взмолилась я неизвестно кому, пытаясь нырнуть обратно в блаженную полудрёму. Но тут рядом кое-кто заорал «Бу-у!» со всей мощи прокуренных лёгких, и блаженную утреннюю истому как ветром сдуло. Я дернулась в сторону, сверзилась с дивана и только и смогла, что глупо ойкнуть.

– «Ой», да вы только её послушайте! – несолидно заржал профессор Мэйсон, по уши довольный собственной выходкой. Сегодня он выглядел поопрятнее – свежая рубашка, чистые волосы. Только на рукаве опять болталась белая нитка, однако заботиться о Мэйсоне и снимать с него всякий мусор мне совершенно не хотелось.

– Доброго утра вам, – предельно вежливо сказала я, стараясь, чтобы это не прозвучало с намеком, как у героя известной истории. Как там было? «Для чего только не служит вам «доброе утро»… Вот теперь оно означает, что мне пора убираться».

– Доброго, доброго… – хмыкнул Рэмерт, поправляя сигарету за ухом. – Ты от кого здесь оборонялась? От Древних, что ли? А это что? Зачарованный круг? Ашемитовой крошкой или меловой? А где руны?

– Нет, простой круг из соли, – призналась я смущённо. Здесь, в Академии, проверенные бабкины способы казались простыми суевериями. – Наши, равейновские заморочки. Вроде бы и магии нет, а защищает как-то.

– И каким способом, хотел бы я знать? – Некромант заинтересованно подался вперёд, всем своим видом выражая сомнения в моей компетентности. У меня во рту стало солоно, и я не сразу поняла, что просто с досады закусила губу. А потом – что за демоны меня дёрнули! – с языка само слетело:

– Как известно, круг из соли и веточка можжевельника под порогом не пускают в дом человека с нехорошими намерениями… – А пальцы осторожно потянули за нити, укладывая их по контуру соляного круга. Я ещё не успела испугаться, чего творила, как Мэйсон живо и непосредственно отреагировал:

– Пфе! Научно доказано, что неодушевлённые предметы и явления, в том числе заклинания, не могут отличить «хорошее» от «плохого»… – Он шагнул к соляному контуру и занёс над ним ногу, словно хотел разворошить. Я обречённо зажмурилась, но почему-то не расплела уже наполовину готовую сеть, а наоборот, дёрнула её и натянула как следует. – … а следовательно, все эти деревенские штучки, крошка, это суеверия, от которых тебе придётся срочно отуча…оту… Бездна! Это что ещё за дрянь?

Некромант задёргался, пытаясь выпутаться из невидимой паутины. Я нервно хихикнула, с ногами забираясь на диван. И это – знаток боевой магии, светило науки и, самое главное, кумир моего брата?

– Это суеверие в действии, профессор, – торжественно ответила я. Голова у меня слегка кружилась от переизбытка смелости. – Видимо, у вас есть нехорошие намерения в отношении меня…

«Липкая сеть» была, пожалуй, единственным плетением, которое у меня получалось с полтычка. Слабенькое, но отшлифованное годами упражнений, оно стало моим фирменным приёмом. В настоящем бою, впрочем, абсолютно бесполезным – времени на активацию заклинания просто бы не хватило.

Уловив иронию в моём голосе, Рэмерт тут же перестал дрыгаться и перевёл на меня взгляд – разом потемневший, недобрый:

– Верно подмечено! Самые что ни есть нехорошие… – Он сделал паузу, и я боязливо съёжилась на своем убогом диване, как лягушонка на кочке посреди болота. – Дело в том, что я собираюсь пригласить тебя на завтрак… где мы обсудим твоё поступление в Академию… и моё возможное содействие, – томно протянул он, и глаза у него стали совсем чёрными.

Я вспыхнула до корней волос – и разозлилась.

«На что он намекает, этот… этот… – Слов не хватало даже в мыслях. – Этны на него нет, а то бы поговорил у меня! У неё… У нас, в общем».

– Чего краснеешь, детка? Жарко стало? – хмыкнул некромант и плюхнулся рядом со мной, прямо на завёрнутый край одеяла. Я вздрогнула от неожиданности – неужели уже распутал «сеть»? – Короче, идём в столовую, там и поговорим. И хватит сопеть так сердито. Я просто хочу дать тебе несколько советов, как вести себя с комиссией и так далее.

Я слушала его вполуха, всё внимание сосредоточив на обрывках своего «фирменного» плетения. А потом от вспышки понимания резко перехватило дыхание. Он не распутывал нити. И не рвал их. Он просто сделал их мёртвыми.

Он. Убил. Нити.

Действительно, некромант.

Впервые за всю жизнь я испугалась мага – тем ненавязчиво-постоянным страхом, который преследовал меня рядом с пьяными компаниями или с охотниками-кайса.

– Как вы это сделали? – В хриплом шёпоте едва ли можно было узнать мой голос.

– Наука, детка, наука, – покровительственно похлопал меня по плечу Мэйсон и… нет, не улыбнулся – приподнял верхнюю губу, обнажая зубы в каком-то шакарском оскале. – Некромантия – это искусство делать живое мёртвым, ты разве не знала? Ладно, собирайся, и пойдём, я тебя ждать не буду, сам ещё не завтракал.

Я встала, растерянно глядя на него. Не таким он был простым, каким хотел казаться. Сильный, очень сильный маг… и романтик к тому же: «искусство делать живое мёртвым». Некромант – это тот, кто становится сильнее, убивая и причиняя боль. И ничего возвышенного в этом нет.

– Иду. Только умоюсь.

Мне определённо требовалось побыть несколько минут наедине с собой.

– Кстати! – Рэмерт разорвал булочку с маком на две части и тут же запихнул одну половину в рот, а потому продолжил уже невнятно: – Ты так и не сказала, от кого оборонялась ночью. Шутки шутками, а фон в твоей комнате такой, что мозг переклинивает… У тех, у кого он есть.

Вишня из компота встала у меня поперёк горла. Ещё одна шпилька в мой адрес. Да, я девушка, а к девушкам в магической науке относятся с предубеждением. Да, я при этом ещё и равейна, а значит, мало училась. Но называть меня дурой практически открытым текстом – по-моему, уже слишком.

– Так… Померещилось что-то, – неопределённо пожала плечами я. Открывать душу перед некромантом совершенно не хотелось – наверняка примет меня за истеричку или ещё что похуже.

– Но фон… И всё такое, – настойчиво повторил Мэйсон и взмахнул булочкой, осыпая меня крошками. Я отряхнулась, пряча брезгливую гримасу, и ответила, стараясь не заострять ни на чём его внимание:

– Какой там фон, подумайте, профессор. Я же равейна, причём не последнего ранга. Вы просто почувствовали мою силу, наверное.

– Не последнего? А какого именно? – уточнил Рэмерт, с интересом поглядывая на меня поверх чашки с чаем. И глаза у него при этом стали такими голодными, что я волей-неволей почувствовала себя десертом. Не самое уютное ощущение. Причём определить истинную подоплёку взгляда не получалось ну никак.

– Каэль, – вежливо соврала я, а про себя оскалилась: попробуй, уличи в обмане. Ты не равейна, не шакаи-ар, и даже не аллиец. А младшие расы таких тонкостей не понимают. Для вас всё, что выше шестого ранга, сливается в один поток. И, пока я не колдую, распознать во мне эстаминиэль, а тем более Дэй-а-Натье невозможно.

Колдовать же мне пока что-то не хотелось.

– Серьёзно? – задрал брови Мэйсон. – Такая мелкая и уже каэль?

– Это не от возраста зависит, а от природных способностей.

– Ясно. А стихия?

– Без специализации.

Он скептически хмыкнул, явно не доверяя мне на слово, будто интуитивно различал обман.

– А зачем вы спрашиваете? Это для экзамена пригодится? – бесхитростно поинтересовалась я.

Мэйсон фыркнул, как большой кот. И вообще он смахивал на кота… с помойки. Наглый, неряшливый, пронырливый.