Текст книги "Консультант"

Я все же смог привести сюжет к смерти фермера. Ее обстоятельства были абсолютно неправдоподобными, и, даже несмотря на все мои старания, она никак не походила на несчастный случай.

Это дрянное произведение стало для меня последним. Причина, по которой после этого я прекратил писать, была проста: роман получился ужасным, и это не искупали ни его длина, ни большое количество персонажей. Несколько дней я пытался переосмыслить сюжет, но ничего не вышло. Убийство фермера казалось высосанным из пальца. Я перечитал финал раза три и все исправлял, исправлял… Но это было все равно что пытаться отмыть мусор. Мусор есть мусор, в конце концов, чистый он или нет.

Иногда я скучаю по тому времени. Да, мне бывало очень одиноко, а местами даже жутко, но тогда я мог всецело отдаваться мечтаниям. Ведь я действительно верил, что мои романы опубликуют… Как наивно.

К концу моего пребывания в кондо оно уже не казалось мне таким мрачным, как в самом начале. Я привык к одиночеству, поэтому бегал голышом по пустым коридорам или танцевал ночи напролет. Испугавший меня в первую ночь звук больше не повторялся. Казалось, что сюрпризов не предвидится. Но все же мне было немного грустно, что приходится уезжать, когда я уже привык к этому месту. Интересно, межсезонье здесь круглый год или когда-то все же возникает спрос?

Когда я, уже сидя в машине, обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на кондо, Черный Костюм спросил, не жалею ли об отъезде. Я ответил, что сначала это место казалось мне удивительным, но теперь я понял, что это не так. Он рассмеялся.

Но на этом ничего не закончилось. Больше всего кондо поразил меня гораздо позже. Через несколько лет, случайно оказавшись неподалеку, я вспомнил былые времена и решил заглянуть туда. Кондоминиум выглядел заброшенным, и состояние здания оставляло желать лучшего. Стеклянная дверь, которая когда-то вела в вестибюль, была разбита, стены расслаивались, а темно-синий ковер покрывал толстый слой пыли. Я вышел из здания и спросил у работавшего неподалеку фермера:

– Когда он обанкротился?

– Обанкротился? Он и открыться-то не успел. Из-за обвала Валютного фонда это заведение загнулось, не проработав ни дня. С тех пор и пустует.

Меня прошиб холодный пот. Здание было заброшено еще тогда, когда я пришел в армию вшивым духом. Вот почему интерьер показался мне таким странным. Вероятно, если бы я так и не узнал о существовании Компании, это место осталось бы для меня чем-то вроде городской загадки. Я четыре месяца прожил в кондо, который был заброшен еще до открытия.

Когда мы приехали в Сеул, машина остановилась у моего дома и Черный Костюм похвалил меня за проделанную работу. Я глубоко вздохнул и сказал:

– Только теперь, когда я вдыхаю этот грязный воздух, я и правда чувствую, что живу. Свобода опьяняет.

Он громко рассмеялся и сказал:

– Свобода – это хорошо. Тебе так кажется, потому что ты слишком много работал. Говорят же: «Труд освобождает».

Сказав это, он уехал. Больше мы не виделись. «Труд освобождает». Я слышал эти слова много раз, но не помнил, откуда они. Несколько месяцев спустя я прочитал в журнале, что похожая фраза есть в Библии: там говорилось, что освобождает истина. Я решил, что он что-то перепутал. Но нет.

Несколько лет спустя поздно ночью я сидел дома и под шум включенного телевизора обдумывал убийство богатой восьмидесятидевятилетней женщины. Она прожила слишком долго, и ее внук больше не мог терпеть. Сюжет был до крайности банальным: его родители умерли, и он остался ее единственным наследником. Вдруг из телевизора, по каналу с документальным кино, я услышал: «Труд освобождает». Я все бросил и подбежал к экрану. На нем появилась черно-белая фотография, где какие-то люди заходили в кирпичное здание через арку, над которой висела надпись по-немецки. Возможно, как раз те самые слова – «труд освобождает». Я в оцепенении уставился в экран. Последовало описание: «Евреи идут к газовым камерам». Фото сделали в Освенциме.

Доказательство

Мое счастье длилось лишь два месяца. Денег на банковском счету хватило бы, чтобы купить небольшой дом. Из-за того, что я так неожиданно пропал, словно меня похитили, ситуация по учебе сложилась плачевная, но мне было все равно – ведь теперь я стал самым настоящим писателем. Тем не менее эту гордость постоянно сменяла тревога. Что, если никто не захочет купить мои книги? Что, если сотрудники отдела планирования бросят этот проект и меня попросят вернуть деньги? Что тогда?

Я знал, в чем кроется истинная причина моего беспокойства. В глубине души я не верил, что справлюсь. Ни одно издательство не станет выпускать целую серию романов молодого писателя. К тому же криминальных романов. В такие минуты я, чтобы справиться с тревогой, отправлялся в банк и проверял баланс. Теперь только баснословная сумма на моем счету доказывала, что я какое-то время писал романы, запертый в жутковатом кондо.

Инстинктивно я чувствовал, что что-то не так, что такого просто не бывает. По этой причине решил никому не рассказывать, чем занимался во время отсутствия. Когда друзья интересовались, где я пропадал, я отвечал, что ездил на языковую практику за границу. В то время это считалось очень престижным, так что никто особо не интересовался моим отсутствием. Я чувствовал себя так, будто сидел в казино, собрав королевский стрит-флеш. Я делал вид, что меня волнует поиск работы, что мне сложно успевать за учебной программой. Меня часто спрашивали, все ли нормально. Каждый раз я отворачивался и, вздыхая, отвечал: «Это жизнь».

По истечении двух месяцев я начал нервничать. Черный Костюм сказал, именно столько я смогу отдыхать, но, возможно, он имел в виду пару месяцев? Он свяжется со мной четко двадцать девятого числа? Или мне стоит позвонить первым? Может, все отменилось? Каждое утро, открыв глаза, я уже не мог думать ни о чем другом.

В тот день я пошел на занятия, решив подождать последние сутки. Я сидел над открытым учебником английского, но словно ничего не видел. Иностранные слова никак не хотели запоминаться. Не выдержав, я спустился в библиотеку и открыл газету.

Я разложил перед собой все выпуски за последние два месяца, но сосредоточиться на чтении все еще не мог. Буквы будто разбегались перед глазами, и к тому же у меня кружилась голова. Я понял, что со мной что-то не так. Вдруг мой взгляд из обилия новостей на странице газеты выхватил небольшую статью. Церковь, пастор, наружный блок кондиционера, смерть. Я перевернул страницу. Пробегая взглядом другие статьи, я вдруг подумал: «Что это было?», вернулся на заинтересовавшую меня страницу и увидел следующий заголовок:

«Причиной смерти всем известного пастора стало не переутомление, а падение с большой высоты».

Я рассмеялся. Все в библиотеке одновременно посмотрели на меня. Я встал, положил газеты на место и направился к выходу. У дверей я остановился и задумался. «Это совпадение». Но я уже вытаскивал пачку газет за прошлый месяц. «Просто совпадение». Я начал бегло просматривать новости. Вдруг кто-то похлопал меня по плечу. От неожиданности я уронил сумку. Сидящая рядом девушка, которая, казалось, испугалась даже больше меня, пробормотала:

– Пожалуйста, листайте потише.

Я наклонил голову и извинился, поднял сумку и, сделав глубокий вдох, снова принялся листать. Я внимательно изучал каждую статью. Вот оно: «Бывший представитель правящей партии умер от хронического заболевания – сахарного диабета». В статье говорилось, что, расследуя его смерть, полиция зашла в тупик.

Каждый удар моего сердца отдавался острой головной болью. Оно билось, словно кузнечик, силящийся ускользнуть с раскаленной сковороды. Я вышел из библиотеки. Это просто совпадение. Политики и пасторы умирают каждый день. Совпадение, ничего особенного. Всю дорогу до дома меня трясло. Когда я шел мимо компьютерного зала, меня окликнул знакомый, но я не нашел в себе сил ответить. Придя домой, я накрылся одеялом с головой и уснул, даже не поужинав. Сон был мне просто необходим.

Когда я проснулся, было уже за полночь. Почувствовав голод, я открыл холодильник. Никакой твердой пищи. Я достал пакет молока и, расположившись в гостиной, включил телевизор. На экране возник репортер, стоящий перед домом, в котором явно недавно произошел пожар.

«Руины напоминают поле боя…» – начал он. Он говорил правду. В доме будто шла битва. Обгоревшие стены, отброшенные взрывной волной куски шифера, обугленные трупы свиней. Я выронил молоко, и оно, булькая, полилось из пакета на пол.

«Полиция предполагает, что скопившийся в баке под амбаром метан, из-за жары образовавшийся в свином навозе, взорвался из-за контакта с сигаретой, которую выбросил господин Ким».

Свет от телевизора танцевал по стенам гостиной. Я знал, как должна выглядеть недостающая часть полуразрушенного дома. Потому что видел его раньше.

«На всей площади тела господина Кима были обнаружены ожоги третьей степени. Его доставили в больницу, но через два часа фермер скончался».

Как в моем романе. Взрыв был важен, потому что мальчик хотел отплатить фермеру той же монетой. В моем романе тот собрал жителей деревни, из которой мальчик был родом, и отдал американским солдатам приказ начать воздушную атаку. Напалмовые бомбы сыпались на деревню градом. Но ведь это лишь плод моей фантазии… Я чувствовал пальцами ног холод от разлившегося молока. Я опустил взгляд и уставился на белую лужу на полу. Что происходит?

– Это совпадение, – пробормотал я.

Я знал, что окурок упал в чан, полный метана, не по неосторожности. Этот взрыв не случайность, как и смерть фермера. Конечно, такое действительно может случиться, но только с очень невезучим человеком. Но как объяснить то, что взорвавшийся дом был точно таким же, как на плане, который я получил от издателя? Что свиней ровно пятнадцать? Шанс, что это совпадение, казался таким же ничтожным, как и вероятность того, что кто-то сможет выиграть в лотерею два раза подряд. Тем не менее я продолжал бормотать что-то о случайности и совпадении.

Репортаж закончился, и на экране появился перевернутый грузовик, из которого лилось черное машинное масло. Я почувствовал под ногами холодок. Наклонив голову, я увидел, что стою в луже молока. Вытирая пол тряпкой, я думал о том, что натворил. Размышляя, я замер и очнулся, когда все собранное мной молоко уже снова стекло на пол. Я вдруг подумал, что это не важно. И почувствовал, как внутри запоздало поднимается гнев. Меня использовали. Я отбросил тряпку и взял телефон. Нужно сообщить в полицию. Уже начав набирать номер, я вдруг остановился. Что я им скажу? Постараюсь объяснить. Я продолжил набирать номер, но вдруг понял, насколько нелепо прозвучит то, что я собираюсь рассказать. «Произошло убийство, похожее на несчастный случай, и, хотя оно похоже на несчастный случай, на самом деле это я его спланировал. То есть я, конечно, разработал план, но не потому, что хотел убить. Все это было нужно кому-то другому, я не знаю кому, но…»

Я немного успокоился и опустил телефон. Очевидно, что полиция мне не поверит. Они решат, что я просто спятил. Даже если кто-то и поверит, доказать я ничего не смогу. Разработанный мной план убийства был безупречен. Ни свидетелей, ни улик. Я вдруг понял, что именно по этой причине меня вынуждали оставаться в кондо. Если в полиции и выслушают меня, то потом точно позвонят в ближайшую психбольницу. И тогда думать о том, произошло ли все на самом деле или лишь в моем воображении, я буду, сидя в больничной столовой и глотая таблетки. А существовал ли вообще тот кондо? Мои руки дрожали. Они ведь не станут бездействовать, если я сообщу о них в полицию. Конечно нет. Если они оказались способны на убийство трех человек, то убить четвертого им будет несложно. Конечно, я мог бы изобразить благородного борца за справедливость, но на карту поставлено слишком много, чтобы строить из себя героя. Я снова взялся за тряпку и собрал с пола все молоко. Кислый запах никуда не исчез.

Следующий день я провел так же, как и всегда. И день после тоже. Я не читал газет и не смотрел телевизор. Мне даже удалось запомнить много новых слов во время занятий английским. Я внимательно наблюдал за собой и людьми вокруг. За исключением нескольких мелочей, все было как всегда. В итоге я списал все на чрезмерную нервозность: слишком много об этом думал, вот так и случилось. Неделю спустя я уже едва понимал, что произошло. Я позвонил Черному Костюму. Номера больше не существовало – чего и следовало ожидать.

Поужинав, я легко оделся и вышел на прогулку. Сев на скамейку у местного супермаркета и закурив сигарету, я открыл чековую книжку. Это был не сон. В голове запоздало возникла мысль, что за моим счетом могли следить. И как я не подумал об этом раньше? Может, я просто растерялся, а может, думал, что у меня получится сбежать? Я не хотел себе в этом признаваться, но в глубине души знал, что не смог бы отказаться от денег. Конечно, чеки тоже не являлись прямым доказательством. Деньги на счет положил я сам, а откуда они взялись, я не знал. Даже если случится чудо и полиция, поверив мне, отследит историю транзакций, где-то они обязательно зайдут в тупик. Да уж, ничего не скажешь – какие-то бумажки ценятся выше человеческой жизни. Я затушил сигарету, встал и пошел к дому. Там я подошел к черной машине, которую всю неделю видел то неподалеку от своего дома, то от университета, и постучал в окно. Она мне настолько запомнилась, что я до сих пор могу назвать последние четыре цифры ее номера: два, четыре, один, пять.

Так или иначе, стекло опустилось. Лицо сидящего внутри мужчины лет тридцати пяти было мне незнакомо. По его мускулистым рукам, которые, казалось, вот-вот разорвут рукава пиджака, можно было догадаться, в чем состоит его работа. Но, вопреки его суровому виду, он казался растерянным. Мне стало немного смешно от того, насколько выражение его лица не подходило под его образ.

– Передайте им.

– Что?

– Что я хочу поговорить.

– Что вы…

– Просто передайте им.

– Нет, что…

Я развернулся и пошел прочь. Шагая, я чувствовал, как он буравит меня взглядом. Прежде чем зайти в дом, я повернул голову и увидел, что машина уже исчезла. Ровно через час я получил сообщение:

«Вы прошли испытание. Пожалуйста, свяжитесь с нами, если согласны продолжить работу».

Далее были указаны время и место. И это все? Видимо, вживую они не общаются. Лишь устраивают проверки и раздают инструкции.

За день до встречи я отправился в деревню, где жил погибший фермер. На въезде предлагали услуги обманщики-риелторы. Вскоре мне удалось выяснить, что на месте взорвавшейся фермы собираются строить новый торговый центр. Война во Вьетнаме оказалась ни при чем: старый фермер просто не желал продавать свой дом, что мешало стройке. Он был одинок, потому что жил настолько бедно, что никогда бы не смог позволить себе отправиться во Вьетнам или любую другую страну Юго-Восточной Азии. Война во Вьетнаме… Я покраснел от стыда, вины и гнева.

– Я не могу ничего сделать. И не мог ничего сделать, – бормотал я по дороге домой.

Только тогда я осознал, во что ввязался. По приходе домой я удалил все написанные мной «романы». Другого выбора не оставалось. Я уже слишком много знал и слишком далеко зашел. Неужели это все правда? Я не мог ответить на этот вопрос. По крайней мере, тогда мне так казалось. Я принял приглашение и впервые встретился с красоткой-менеджером.

Позже мне на мобильный пришло СМС, сообщающее, что я принят. Но Компания кое-что от меня скрыла. В том сообщении было пропущено одно важное слово. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы это понять.

Клиенты и заказчики

Людей, в отношении которых мне приходится работать, я называю клиентами. А людей, которым я предоставляю свои услуги, – заказчиками. Я не испытываю к ним каких-то особенных чувств. Потому что эмоции – это продукт взаимодействия. Но ни клиенты, ни заказчики со мной практически не взаимодействуют. Для меня они существуют лишь в виде чисел на страницах документов.

Первое время я чувствовал угрызения совести и поэтому искал причины, по которым заказчики могли желать смерти клиентов. Я хотел придать своей работе легитимности. Конечно, в толстых папках документов, присланных Компанией, не оговаривалось, почему клиент должен умереть. Но в основном мне не требовалось много времени, чтобы понять мотивы заказчиков. Если честно, такие расследования никогда не занимали у меня больше трех часов.

Господин А., управляющий крупным фондом, был моим пятым клиентом. Раньше он работал во всем известной иностранной инвестиционной компании, но однажды решил сыграть на бирже и получил рекордную прибыль. Больше всего он заработал на кукурузе. Из-за неожиданных заморозков цены на нее выросли, а именно тот сорт, что он успел купить, стал стоить неслыханных денег. Сильнее всего от роста цен на кукурузу пострадали страны Африки, в которой началась засуха. Сотни тысяч человек тогда погибли от голода. Спасаясь от смерти, они бежали за границу, и многие из них умирали по пути. Международные благотворительные организации пытались в срочном порядке закупить для беженцев продукты, но особенно не преуспели. Все потому, что тогда мой клиент уже полностью контролировал рынок.

Цены на кукурузу продолжали расти даже несмотря на вмешательство международных организаций. Теперь это касалось уже не только стран Африки. Другие южные страны, которые раньше экспортировали кофе в обмен на кукурузу, постигла та же участь. На них повлияло то, что в том году цены на кофе, о котором все забыли, наоборот, резко упали.

Что было действительно интересно, так это то, что до самой продажи кукурузы господин А. ее даже в глаза не видел. К тому времени на полях еще не успел взойти ни один росток. Он покупал кукурузу, которая еще даже не выросла, и продавал урожай, который еще никто не собрал.

Самым забавным стало то, что он сколотил целое состояние, не вложив ни воны. Он заработал, покупая несуществующую кукурузу на чужие деньги. Господин А. торговал нереальным товаром, получая реальные деньги и становясь причиной смерти реальных людей. Кто сказал, что невозможно что-то создать из ничего?

Из-за его махинаций погибли тысячи человек. Он зарабатывал пропорционально повышению уровня смертности населения в бедных южных странах. Я не сентиментальный человек. Если бы не он, то нашелся бы кто-то еще, кто точно так же монополизировал рынок. Он просто сделал это первым. Можно ли оправдать последствия его действий? Лишь за пару щелчков мыши и нажатий клавиш он убил больше людей, чем Гитлер или Сталин, хотя кто-то назовет это экономической эффективностью. Насколько примитивны и малоэффективны по сравнению с игрой на бирже оказались танки и бомбардировщики, пушки и ружья, трудовые лагеря и газовые камеры. Деньги господин А. потратил на покупку новой машины, а еще щедро отблагодарил всех, кто поверил в него и вложил средства в его предприятие. Кто-то получил недвижимость, кто-то – новую шубу для своей любовницы, а кто-то – членство в гольф-клубе. Какой хороший человек!

Но кроме него были и другие. Например, лидер профсоюза, который вел переговоры, призывая людей выходить на улицы с протестами, из-за чего погибла целая семья. Или мой восьмой клиент, директор банка, который лоббировал южноамериканские облигации и в результате от холеры умерли сотни детей, что подорвало экономику страны. Вот такой поворот событий.

Пожалуйста, не поймите меня неправильно. Они отнюдь не были чудовищами. Не психопатами или типичными черствыми толстосумами, которых интересуют лишь деньги. Все они были умными и приятными людьми.

Например, господин А., повинный в смерти тысяч человек, делал пожертвования в благотворительную организацию по борьбе с голодом. Правда, это освобождало его от уплаты огромного подоходного налога, так что ничего ему не стоило. Тем не менее он никогда не отказывал в помощи нуждающимся. Он был большим патриотом, который не мог сдержать слез, услышав национальный гимн, и готов был пойти на жертвы ради других. Фактически он не был виноват в гибели тех людей. Но, следуя этой логике, и я не ответственен за его смерть. «Фактически» никто не в ответе за смерть другого человека.

Планируя десятое убийство, я уже не выяснял, зачем кому-то оно понадобилось. Считал это пустой тратой времени. Веская причина найдется у каждого. Угрызения совести – это лишь оправдание.

В отличие от клиентов заказчики меня особо не интересовали. В то время как мишень приходилось внимательно изучать, заказчик оставался для меня лишь источником дохода. Политика Компании не позволяла мне знать их имена. Тем не менее, имея огромное количество данных о жизни клиентов, угадать было нетрудно. Обычно заказчиком оказывался тот, кто больше всего выигрывал от смерти клиента. Я и сам считал, что мне лучше ничего не знать об этих людях, лишь бы платили. Но один раз мне все же довелось встретиться с таким человеком лично.

Он был моим постоянным заказчиком. Если точнее, корпорация, которой он управлял, была крупнейшим заказчиком Компании. Я не стану вдаваться в подробности из соображений безопасности, но эта корпорация входила в двадцатку ведущих листинговых компаний и представляла собой конгломерат со множеством ответвлений. Он знал все о том, как справиться с конкурентами, и был готов пойти на любую низость. Естественно, он часто прибегал к нашей помощи. Он получал то, что хотел, даже если ради этого приходилось кого-то убить. Этот человек принадлежал к высшему классу и принимал свою власть над другими как данность. Мне никогда не довелось бы встретиться с ним в жизни, но однажды он вдруг решил, что ему необходимо меня увидеть. Эта странная прихоть закончилась тем, что как-то перед моим домом остановился черный немецкий седан.

– Господин ХХ, не так ли?

В кино поручителями высокопоставленных людей обычно оказываются два накачанных парня в темных очках. Невысокие, широкоплечие и в черных костюмах. Но в моем случае это оказалась красивая девушка лет двадцати пяти, одетая в темно-синий костюм. Такой подход показался мне мягче, естественнее и эффективнее. Своей легкой холодностью она напомнила мне моего менеджера. Даже не глядя на ее визитную карточку, можно было сразу догадаться о том, где она работает: ее выдавал характерно вежливый, но жесткий тон голоса. Я прочел на протянутой мне визитке: «Секретариат».

– В чем дело?

– Президент хочет вас видеть.

Я покорно сел в машину. Ткань костюма обтягивала ее бедра, и я, не в силах оторвать взгляда, готов был идти за ней куда угодно. Такой подход куда эффективнее, чем удар в плечо кулаком, как обычно в кино. Еще меня, конечно, заинтересовало выгравированное на визитке название известной во всем мире корпорации.

Но черный седан привез нас не к головному офису. Чем-то напоминающий добермана автомобиль выплюнул меня на парковке для инвалидов где-то среди новостроек. На первом этаже здания, к которому меня подвезли, располагалась риелторская контора.

– Следуйте за мной.

Не произнося ни слова, я пошел за секретаршей, не в силах отвести взгляд от ее ягодиц, очертания которых четко прослеживались под юбкой в деловом стиле. Мне подумалось, что какой-то долей успеха эта корпорация обязана именно им.

Пройдя через две двери с надписью «Посторонним вход воспрещен», она остановилась перед лифтом, который оказался весьма необычным. Кнопка вызова отсутствовала. Секретарь вставила в замочную скважину ключ и, повернув его, открыла дверь. Жестом она пригласила меня зайти. Испытывая неловкость, я прошел в лифт. Он был похож на сейф: без единой кнопки и весь золотого цвета. Извиняющимся тоном девушка объяснила, что он останавливается только на одном этаже и был сделан для одного-единственного человека.

– Президент хотел поговорить с вами наедине. Это его личная комната, и доступ сюда ограничен.

Вместо ответа я улыбнулся, показывая, что все в порядке. Перед красивой женщиной во мне вдруг проснулось мужество. Однако, когда дверь за ней закрылась, оно в одно мгновение улетучилось. Кожа побледнела, плечи опустились, на лице застыл испуг. В золотой двери лифта я увидел свое отражение: болезненное и неуверенное. Я попытался вспомнить, когда в последний раз выходил из дома, но не смог. Я поднял голову и увидел на потолке камеры видеонаблюдения. Я улыбнулся в них, но улыбка больше походила на судорогу.

Ухнув, лифт остановился, и, когда двери открылись, передо мной предстала «личная комната» этого человека. Я смотрел во все глаза. Она полностью занимала один, а то и два этажа здания; в ней не было ни единой перегородки. Если это комната, то как тогда назвать мою квартиру? Пожалуй, мышиной норой или даже наперстком. Ведь если это пространство считать комнатой, то олимпийский стадион – тоже своего рода помещение.

По центру стоял диван, у окна разместили кресло-качалку, в углу расположился мини-бар. Вот и все убранство. Достаточно места, чтобы сыграть в футбол. Через большое панорамное окно весь город лежал как на ладони. Какая драматическая метафора богатства: в нашей стране дороже всего стоит пространство. Но здесь было чересчур пусто.

Глава корпорации тихонько похрапывал, сидя в кресле-качалке. Я кашлянул. В этой пустоте мой кашель прозвучал громче, чем я ожидал. Храп прекратился. На мгновение воцарилась тишина.

– О, так это ты тот самый гений?

Его голос оказался твердым и мощным. Но когда он встал, я понял, что он намного ниже, чем мне казалось по телевизору. Хотя, если вспомнить историю, многие завоеватели были невысокого роста. Тем не менее выглядел он властно. Понятия не имея, что он имеет в виду, я ответил, как того требовала ситуация:

– Да.

– Я очень доволен тем, как ты справляешься с нашими заданиями.

На мгновение я растерялся. Сжатые в кулаки ладони вспотели.

– Да, с-спасибо. Работа, я… Я только ей и живу.

Чтобы избавиться от дрожи в голосе, я тихонько кашлянул. Он усмехнулся. Интересно, как часто он видит подобную неуверенность?

Президент неторопливо направился к мини-бару. Шаркающий звук его шагов эхом разнесся по огромной комнате.

– Да, в наши дни мало кто умеет нормально работать.

– Это все заслуги компании… Я лишь консультирую…

Мой голос слишком сильно дрожал. Так не пойдет.

– Конечно, планирование – это важно. Я руковожу десятками тысяч человек, все они следуют моим приказам. Ну и что? Никто из них не думает своей головой. Если присмотреться, то становится ясно, что они беспросветно тупы. А ведь имеют дипломы престижных университетов… Никакой гибкости. Как же они меня раздражают.

Он, цокая языком, достал из мини-бара стакан. Затем с серьезным выражением лица поднял его, внимательно осмотрел и поставил на стол. Глубоко вдохнув, я ответил, едва сдерживая дрожь:

– Это моя работа. Набираюсь опыта…

– Какой скромник! «Набираюсь опыта»… Молодчина, мне по душе такие, как ты.

Он достал из бара бутылку виски. Увидев ее, я невольно нахмурился. Дешевый напиток совсем не вязался со статусом этого человека. Может, такое пойло и наливают в барах, но сам бы я подобное никогда не купил. Было здесь какое-то странное несоответствие: бутылка дешевого виски и пустое пространство огромной комнаты. Он повернул крышку. Она со щелчком открылась. Мне вспомнилась статья из мужского журнала, в которой писали, как ее можно использовать повторно. Не добавляя льда, он наполнил стакан до половины. Затем некоторое время пристально его рассматривал, будто желая найти внутри какие-то ответы.

– Налить тебе тоже?

– Нет, спасибо.

Кивнув, он улыбнулся и стал выливать остатки виски в раковину. Вылить едва начатую бутылку виски! Он словно хотел подчеркнуть, что мы с ним принадлежим к разным классам. Наблюдая за ним, я занервничал еще больше. Кому-то это показалось бы роскошью, но у богатых, конечно, свои причуды. Любовь к демонстрации изобилия. В силу профессии я хорошо представлял себе жизнь состоятельных людей, и его поведение было мне абсолютно понятно.

– Какая у тебя цель в жизни?

Он потряс стаканом. Янтарный виски колыхнулся внутри.

– Что? – переспросил я.

– Молодежь сейчас вообще никаких целей себе не ставит, наше поколение было совсем не такое. Мы точно знали, когда пора получать повышение, когда начать самостоятельную жизнь, какой дом купить, как воспитывать детей.

Я чуть наклонил голову. Да, в семидесятых или восьмидесятых без этого было никак. Президент призывал к глобализации, а Валютный фонд еще не рухнул, и люди могли позволить себе ставить жизненные цели. Наши отцы – наглядный тому пример. Они знали, чего хотят, и разница между успехом и неудачей для них очевидна. Сегодня же мы не уверены даже в том, что будет через год. В наше время иметь цель жизни – непозволительная роскошь.

– Мне кажется, что мы живем в мире, где не каждой цели удастся достичь.

– И все же такой парень, как ты… Если бы ты только выбрал курс, собрался с силами и стоял на своем…

– В жизни ничего невозможно предугадать, она слишком непредсказуема. В наши дни нельзя быть уверенным даже в том, что тебя не уволят с работы.

– Уверенным… А если я скажу, что можно? Из моей компании тебя не уволят, – сказал он, глотнув виски. – У меня ты будешь получать в три, нет, в пять раз больше, чем сейчас.

Представив себе эту сумму, я зажмурился. У меня вырвался вздох. Но я постарался не показывать своих чувств.

– Это очень щедрое предложение.

Я не удивился, потому что ожидал его. Тем не менее, когда он наконец озвучил его, я не смог быстро отреагировать, и на моем лице так и застыло выражение неловкости. Президент продолжил:

– Думаю, ты заинтересован. Убивать людей больше не придется. Поручу тебе заботу о безопасности. Найдем подходящую должность, получишь новую визитную карточку и кабинет. Будешь, скажем, руководителем отдела?

Я, не дав никакого ответа, улыбнулся. Руководитель отдела в главном офисе одной из крупнейших корпораций! Вот это да! Все мои однокурсники пока работали простыми менеджерами. Получить подобное место в таком возрасте – это роскошь, доступная только родственникам больших людей. Он предлагал достойную оплату, да и отсутствие необходимости убивать людей казалось мне заманчивым. Причин отказываться не было.

– Помимо прочего получишь какой-нибудь бонус. Сначала машину, потом, может, и дом. Сделаем тебя лучшим из лучших.

Я мечтательно заулыбался.

– Вот, возьми – купишь себе пару новых костюмов и посидишь с друзьями, – продолжил он, протягивая мне карту, которой во всем мире обладало меньше сотни человек. В том же мужском журнале, где я видел рекламу виски, была статья, в которой рассказывалось об одном арабском миллионере, который пытался получить такую карту, но ему отказали. Статья называлась «Лучшие из лучших». Также в ней приводился список того, чем обязательно должен обладать такой человек: эта карта находилась между частным самолетом и парусной яхтой. Учитывая слухи о причудах президента, наши с ним отношения и мое положение, его поведение можно было посчитать, мягко говоря, необычным. У меня не было причин отказаться, кроме, пожалуй, одной.