Текст книги "Консультант"

Кондо

Ровно неделю спустя я оказался в маленькой квартирке в Канвондо, где меня разместили, чтобы я мог начать писать. Она находилась в неказистом здании, одиноко возвышавшемся у пустой автомобильной парковки. Вероятно, изначально оно задумывалось не как кондоминиум[8]8
  Кондоминиум (кондо) – это единый комплекс недвижимого имущества, включающий земельный участок, расположенное на нем жилое здание и иные объекты недвижимости.


[Закрыть], а напоминало туристический отель или гостиницу, но, по всей видимости, когда в середине девяностых кондо вдруг стали популярны, его превратили в один из них. Внутри все было почти новым, кроме ковра и светильников, которые выглядели слегка потрепанными.

Когда я приехал, Черный Костюм сказал, что времени практически нет и нужно срочно начинать писать. Если бы он меня не торопил, я бы, может, и не оказался тогда в полном одиночестве в жуткой квартире в лучших традициях фильмов ужасов.

«Как? Прямо сейчас?» – уже хотел спросить я и пояснить, что это довольно непросто, но он вдруг вручил мне чек.

Все было ясно лишь из названия указанной в нем валюты, но, пока я с удивлением подсчитывал количество нулей, он пояснил, что это задаток за первую книгу. Затем он добавил, что от меня требуется написать целый ряд романов, и, хотя я продолжал озадаченно хлопать глазами, он этого словно не замечал.

– Но такая солидная сумма…

Мне вдруг захотелось в туалет. Увидев мое выражение лица, он усмехнулся и сказал:

– Ты, похоже, боишься, что роман ожидает провал, но тебе не о чем волноваться.

– Да ну?

– Я лишь прошу его качественно структурировать.

– То есть?..

– Команда планирования предоставит тебе весь материал: персонажей, основные повороты сюжета. Тебе останется лишь развивать идею. Напрягаться совершенно не придется.

Он сделал акцент на слове «совершенно». Настроение у меня, если честно, было так себе. Я чувствовал себя рыбой, попавшейся на крючок. К тому же мне казалось, что он ведет себя чересчур снисходительно. С другой стороны, это будто придавало мне уверенности. Я начинал понимать, что нужно издательству и почему там хотели, чтобы эту серию романов написал именно я. Идиоты из отдела планирования, считающие себя умнее всех, полагали, что детективные романы вскоре вызовут бешеный ажиотаж, и потому искали того, кто напишет им кучу книг по низкой цене – то есть меня. Но, как в дешевых пищевых добавках нет и следа витамина С, так и у меня не было ни писательского самосознания, ни литературного честолюбия, ни гордости творца. Мне вдруг подумалось, что указанная на чеке сумма слишком велика для тех, кто хочет сэкономить, но уточнять я не стал. Я не знал, да и не хотел знать, сколько тогда платили писателям. Пусть мало, – главное, чтобы не поддельными купюрами.

Я поспешил в банк. Деньги оказались настоящими. Сомнения улетучились. Я понимал, что, раз я получил гонорар, нужно браться за дело. Помню, собирая вещи, я даже напевал себе под нос. В баре мне казалось, что я стою голым посреди шестнадцатиполосного шоссе, но теперь я представлял, будто мчусь по нему на дорогом «Порше».

Когда на следующий день я приехал в кондо, то на мгновение испытал сожаление и подумал, что не стоило в это ввязываться. При взгляде на кондоминиум у меня вырвался короткий тяжелый вздох, и я подумал: «Что-то тут нечисто». Стоянка была абсолютно пуста, а здание выглядело так, будто его только что достроили или вот-вот собираются снести. И внутри, и снаружи старое так перемешали с новым, что угадать, какой эту постройку задумали изначально, было невозможно.

Стены коридора, где пол устилал толстый темно-синий ковер, в котором, казалось, можно увязнуть, были оклеены фиолетовыми обоями. О дизайне интерьера тут, видимо, не слышали. Стойка регистрации в вестибюле выглядела до странности современной, но около нее стоял весьма старомодный диван. В это трудно поверить, но все отлично сочеталось. В комнатах так же. Смесь старого и нового в этих интерьерах наводила на мысли о скрещивании разных плодовых деревьев. Портье на мой вопрос коротко ответил, что в межсезонье здесь всегда так. Я попытался расспросить его еще, но он отвечал одинаково. Я подумал, что этому кондо идеально подходит крылатая фраза «Все новое – это хорошо забытое старое».

Больше всего меня впечатлило, что интернет провели прямо в мою комнату. В то время он только появлялся, и то лишь в крупных городах.

Я продолжал недовольно ворчать до тех пор, пока Черный Костюм не собрался уходить.

– Какой смысл сидеть здесь взаперти, если я даже не могу провести исследование?

Он ответил, что в комнату проведен интернет, а издатель отправит имеющийся материал по почте, так что мне не о чем беспокоиться.

Невероятно, но интернет в номере работал даже лучше, чем у меня дома. Меня это задело. «Вот вернусь в Сеул – обязательно позвоню интернет-провайдеру, который провел мне такой медленный интернет», – думал я, открывая браузер.

Но больше всего меня удивил, кончено, не интернет и не странный интерьер. Это были лишь мелочи, да и к работе я только приступил.

Самое странное случилось вечером. Ложась спать, я открыл окно, чтобы выкурить последнюю сигарету. Откуда-то донеслось уханье совы. Я родился и вырос в городе, и в тот день я впервые в жизни услышал, как ухает сова. Тот самый звук, который раньше я слышал лишь в фильме «Легенды родного города»; он вызвал у меня ужас.

Каждый раз, когда очередной порыв ветра качал деревья в темном лесу, виднеющемся за окном, мне казалось, что я вижу странные тени. Они то появлялись, то исчезали. Я быстро затянулся табачным дымом, будто хотел проверить, насколько у меня глубокие легкие. Увидев, как раскраснелся кончик сигареты, я почувствовал гордость. Наверное, из-за того, что я вдохнул дым слишком быстро, у меня немного закружилась голова. Чтобы привести себя в чувство, я, все еще выдыхая, поднял голову. Сигаретный дым рассеивался, ускользал через балконную дверь и таял в темноте. Красивое, но в то же время странное зрелище. Не считая света, льющегося из моего окна, вокруг не было ни огонька. Я вышел на балкон, перегнулся через перила и, вытянув шею, осмотрел фасад кондо. На мгновение у меня перехватило дыхание: ни в одном из многочисленных окон не горел свет. Моя комната была единственным освещенным местом во всем здании. Внезапно мне показалось, что кто-то тихонько крадется за спиной. Я распахнул дверь и вышел из номера. Оба конца абсолютно пустого коридора зияли темнотой. По темно-фиолетовым стенам струился тусклый свет и, казалось, прилипал к темно-синему ковру и растворялся в нем.

Я направился к лифту. Ковер заглушал звук шагов, словно я шел в вакууме. Мое сердце колотилось так, словно готово было вырваться из груди. Я стал лихорадочно нажимать на кнопку вызова лифта.

«Так, первым делом проверить вестибюль…»

Двери лифта открылись с гулким стуком. Я смотрел, как в маленьком окошке сменяются номера этажей. Внезапно я понял, что услышу, когда спущусь в вестибюль.

«В межсезонье здесь всегда так».

Лифт остановился. Мне вдруг показалось, что я веду себя как идиот. Я решил, что попрошу поменять номер, но сделаю это уже утром. Я вернулся в свою комнату и заперся на замок. Я знал, что в коридоре пусто, но, пару раз дернув ручку, чтобы убедиться, что дверь действительно заперта, я подпер ее стулом. Этот трюк, который я видел в кино, не позволил бы открыть дверь, даже если бы ее пытались выбить ногой.

Несколько раз я просыпался, уверенный, что слышу за дверью шаги. Но, когда я открывал ее, там никого не было. Лишь тихая пустота коридора.

Мою просьбу о переселении сразу же отклонили. Мне сказали, что у издательства нет другого способа отправить мне материал для книги. Тогда отели с интернетом встречались редко, к тому же в основном везде он был достаточно медленным. Я затруднялся объяснить, в чем кроется причина того, что я хочу сменить комнату. Не мог же я, человек, называющий себя автором криминальных романов, сказать, что прошу переселиться лишь потому, что мне страшно писать в одиночестве. К счастью, тогда издательство как раз прислало обещанный материал. Я решил, что работа поможет мне забыть о страхах.

Я пролистал присланные бумаги. Они удивили меня так же сильно, как и сам кондо. Черный Костюм сказал правду. Собирать материал не пришлось. Там было все: план местности, где должны были развернуться события, сведения о персонажах, включая подробную информацию об их здоровье, оформленную в виде медицинского отчета, а также распорядок дня героев на целую неделю. Единственное, о чем не говорилось ни слова, – это сам сюжет. Восхищенный подробностью материалов, я повесил на стену графики героев и описание мест, где они жили. Затем я воссоздал их передвижения и ежедневную рутину с помощью булавок и цветных ниток. Таким образом, их жизнь стала мне близка и понятна. Нашлись, конечно, некоторые пробелы в предоставленной информации, но они никак не мешали написанию романа. Скорее, я беспокоился, что обилие данных ограничит простор для воображения.

Тем не менее меня озадачило, что информации о главном герое произведения оказалось очень мало, в то время как даже самые тривиальные детали жизни других персонажей описывались до мельчайших подробностей. Когда мне позвонили, чтобы уточнить, получил ли я материал, я спросил об этом, но мне ответили, что я могу написать главного героя сам. Меня попросили создать персонажа, который сочетал бы качества профессора Мориарти, заклятого врага Шерлока Холмса, и виртуозного преступника Стивена Нортона, из-за которого погиб Эркюль Пуаро. Издатель хотел выпустить серию книг о талантливом преступнике-манипуляторе. У серии уже даже было название – «Повелитель марионеток». Заказчик хотел видеть в качестве главного героя эдакого «темного рыцаря», который тайно убивает злодеев, совершивших ужасные преступления и оставшихся безнаказанными.

Повелитель марионеток

«Повелитель марионеток» – название песни, а также вышедшего в 1986 году третьего студийного альбома группы Metallica, к которому она относится. На обложке альбома изображены две огромные красные руки, а под ними кладбище с белыми крестами, которые руки дергают за ниточки, словно марионеток. Обложка альбома впечатляет так же сильно, как и музыка. В композиции Master of puppets – «Повелитель марионеток» – поется о жизни наркоманов и их зависимостях, которые управляют ими, словно марионетками. Если внимательно изучить текст песни, то станет ясно, как музыканты группы представляют власть. По их мнению, она держится на иллюзиях и зависимости, страхе и приказах. Это одна из самых популярных песен группы, и именно она мгновенно вознесла группу на мировой пьедестал. Под нее я и начал писать роман.

«Он ненавидел свои руки. Такие же были у его отца. Руки фермера. Сколько раз этими руками отец отвешивал ему подзатыльник! Отец был типичным работягой, считавшим, что не следует откусывать больше, чем можешь проглотить. Самого же его раздражала такая смиренность перед жизнью. Даже шелкопряд, сплетя кокон, в итоге выбирается из него бабочкой и взлетает. Работая в поле, он знал, что не закончит жизнь простым шелкопрядом. И чтобы достичь своей цели, он не пренебрегал никакими методами. Возможно, кто-то осудит такую жизнь. Но он считал, что так думают лишь неудачники. В конце концов, чтобы что-то доказать, нужен результат, а для его достижения все средства хороши. Он улыбнулся. Теперь, когда он взял всю ответственность на себя, пути назад уже нет. Он был таким всегда. Он никогда не отступал: ни когда копал картошку в малюсенькой деревушке в Канвондо, ни теперь. Не важно, кто был его противником. Он бежал вперед, кусаясь, словно пес, падая, но продолжая вставать, и остановить его могло лишь абсолютное отсутствие сил. Даже сейчас, когда он занимал должность директора крупной компании, носил костюм и ездил на иномарке, суть особо не менялась. Этими руками, унаследованными от отца-фермера, он хладнокровно пробивал себе путь вперед.

Он опустил взгляд. Посмотрел на зажатый в руке шприц. Рука показалась странно маленькой, будто уменьшенной.

«Вот я и постарел», – пронеслось в его голове.

Он сжал другую руку в кулак и сделал выпад. Постарел, но силы для борьбы всё еще оставались. Не для того он посвятил партии тридцать лет своей жизни, чтобы в итоге оставить ее, как ящерица, сбрасывающая хвост. В рукаве лежал последний козырь. Завтра нужно провести пресс-конференцию.

Вот тогда-то лидеры партии забегают, будто у них под ногами раскаленные угли. Уж точно перестанут игнорировать его звонки, как сейчас. Нет, даже наоборот, – им придется первыми пойти на контакт. Представив это, он почувствовал удовольствие. Лидеры партии предложат сначала разобраться с теми, кто сбежал, словно крысы с корабля. Он четко понимал, чего они хотят, но отказываться не собирался. Потому что другого выбора не было.

Он решил сделать вид, что берет на себя всю ответственность, а в один момент просто выйти из игры. Сначала нужно успокоить общество, а в следующие выборы он вернется на привычное место. Хотя нет: какая ему в этом выгода? Если у членов исполнительного комитета будет список имен и фамилий, то ввести их в заблуждение не получится. Пока он думал, его губы растянулись в довольной улыбке.

Он привычным движением расстегнул рубашку, собрал кожу на животе и вставил шприц. Его пронзила жгучая боль. Сам того не замечая, он съежился, ощущая, как под кожу проникает холод инсулина. Странно. Он столько раз ставил себе уколы, но впервые почувствовал что-то подобное. Видимо, задумавшись, он что-то сделал неправильно. Еще одно доказательство того, что он слабеет.

Он почувствовал стыд за то, что вынужден сидеть на парковке в таком виде. Раньше он делал уколы шприцем в виде обычной ручки прямо у себя в кабинете. Но пришедший месяц назад новый сотрудник догадался о ее реальном предназначении. Он приложил все усилия, чтобы выкрутиться из этой ситуации, но с тех пор стал вкалывать инсулин прямо на парковке.

Что случится, если кто-то узнает, что у него диабет? Перспективные кандидаты оппозиционных партий налетят, словно гиены, и попытаются переманить его избирателей. Его захотят растоптать. Даже молодые члены партии, которых он воспитал, вряд ли поступят иначе, примут его за простодушного старика. Но его амбиции еще живы. Ну и пусть все считают его деревенским парнем, которому по чистой случайности повезло подняться до таких высот. Он вытерпит пренебрежение, но растоптать его они не имеют права. По закону джунглей первыми жертвами становятся старые и больные. Именно поэтому он не хотел показывать, что болен.

Глюкометр хранился в одном из ящиков комода. Он проверял уровень сахара в крови лишь дважды: перед тем, как лечь спать, и перед тем, как пойти на работу. Этот секрет знал только он и его жена. Носить с собой конфеты, шоколад или сладкий сок было бы слишком подозрительно, поэтому каждый день он спускался на парковку, чтобы поставить себе укол. Алкоголь он пил редко. Врач сказал ему, что это сродни самоубийству, но, чтобы достичь высот, иногда приходилось рисковать. О диабете не знал даже его личный водитель. Чтобы скрыть этот факт, он врезал в бардачок замок и никому не давал ключей.

Убрав пустой шприц, он поправил одежду. Возможно, он так озяб из-за того, что парковка находилась под землей. Он посмотрел в окно. На парковке было пусто. Ставя уколы, он всегда нервничал. Вдруг кто-то его увидит? Он слишком часто сюда спускался. Дрожащими руками открыв дверь и повернувшись в пол-оборота, он снова оглядел парковку. По-прежнему темно и тихо. Он вылез из машины, кашлянул и захлопнул дверь. Что же такое? Почему так бьется сердце? Оно не колотилось так, даже когда на выборах ему пришлось нести полную денег коробку из-под яблок. Видимо, и правда старость. Он вдруг почувствовал слабость. Но потом покачал головой, чтобы отогнать дурные мысли. Голова просто раскалывалась. Он сунул дрожащие руки в карманы и пошел к лифту. Почему-то он еле стоял на ногах, шатаясь, будто пьяный, и от этого звук его шагов стал странно сбивчивым. В ушах зазвенело. Будь он на десять лет моложе, сколько еще он смог бы сделать. Он ненавидел себя за эту слабость. Его взгляд затуманился. Он потер глаза, но лучше не стало. Внезапно в голове промелькнула зловещая мысль.

– Это же…

Голос прозвучал медленно и протяжно. Он просто не мог поверить. За последние четыре года с ним такого ни разу не случалось. Симптомы указывали на начало гипогликемического шока, о котором ему рассказывали, когда диагностировали диабет, но он тогда лишь отмахнулся. Придется попросить кого-нибудь о помощи. Но на пустой подземной парковке никого не было.

«Если только быстренько дойти до лифта…»

Но в этот момент он почувствовал, как одно из его колен беспомощно подогнулось. Начались судороги. Теперь не осталось никаких сомнений. Это точно шок. Он ничего не понимал. Он ведь ввел точную дозу, почему же…

Но времени на вопросы не оставалось. Если он прямо сейчас не получит сахар или если никто сюда не зайдет, он погибнет. С сожалением он подумал, что все же было бы неплохо иметь при себе пару конфет. Угасающим взглядом он вдруг увидел их – уже и галлюцинации начались. Он нахмурился и внезапно понял, что это не иллюзия: в припаркованной рядом с ним машине на приборной панели лежали конфеты.

«Я должен их достать».

Он протиснулся между припаркованных машин, затем собрал все оставшиеся силы и ударил кулаком в лобовое стекло. Рука потомственного фермера, которую он так ненавидел, дала ему последнюю надежду: разбить стекло и спастись. Но после нескольких безнадежных ударов он почувствовал, как оседает на пол. Он тратил оставшиеся силы в погоне за парой конфет, достать которые не мог. Ему не верилось, что он умрет вот так, слабея от судорог. У него ведь осталось так много дел. Жизнь не могла закончиться таким образом. Не для того он, полный мечтаний, покинул свою горную деревушку в Канвондо, чтобы так глупо умереть.

Он изо всех сил пытался не отпускать ускользающие нити сознания. Внезапно послышался звук шагов. Его нашли. Только идиот не вызвал бы скорую, глядя, как он бьется в конвульсиях. Полежит пару недель в больнице, а потом… В последний миг он понял, что шагов больше не слышно.

М. остановился. Он знал, что, если пройдет чуть дальше, его поймает камера видеонаблюдения. Старый дурак. Думал, если скроет свою болезнь, то никто ничего не узнает. Десятки камер каждый день снимали, как он колет себе инсулин на парковке. Хотя тут даже и камера не нужна – достаточно взглянуть на историю транзакций, совершенных с его карты, и станет ясно, что он каждый месяц покупает инсулин. М. задумался о том, какой легкой мишенью становятся люди, которые мнят себя сильными.

Конвульсии уже утихали. Теперь начинался следующий этап: мозг, потерявший доступ к глюкозе, медленно переставал работать. Тело будет легче найти, если он умрет на видном месте, поэтому там и оставили машину, в которой лежали конфеты.

М. почувствовал облегчение. Он готовил этот план целый месяц. Шприцы понемногу заменяли на более крупные, поэтому депутату и казалось, что делать укол становится легче. Разумеется, количество препарата тоже менялось. На этом строился весь план. Месяц спустя шприц, которым он привык пользоваться, стал намного больше и толще, но это происходило постепенно, и он ничего не заметил. Сегодня подменили последний шприц, наружный диаметр которого совпадал с предыдущим, но в итоге он принял дозу, почти в четыре раза превышающую необходимую, – сам лишил себя жизни. М. стало любопытно. Полиция сочтет его смерть самоубийством или несчастным случаем?

В то же самое время где-то прорвало трубу, так что все уборщики собрались там, и парковка оказалась пуста. Его найдут позже. Хотя зачастую никому и дела нет до человека, лежащего на бетонном полу возле своей машины. В его мозгу, лишившемся источника энергии, постепенно начнется процесс некроза. Если повезет, кто-нибудь даже сможет это констатировать. Может, он хотя бы науке медицине принесет пользу.

М. улыбнулся, глядя на грузное тело, неподвижно лежавшее между машин, и встал со своего места. По иронии судьбы, чтобы скрыть болезнь, депутат всегда парковал машину на самой пустынной из всех парковок. В итоге такая осмотрительность стоила ему жизни. Но он должен был это предвидеть, если и вправду считал себя умнее других. Достаточно подлый и в меру могущественный, он мог уйти от любой ответственности. Но смерть не обманешь. М. тихонько свистнул. Звук разнесся в тишине подземной парковки эхом. Он услышал, как где-то на верхнем уровне к выходу едет машина. Словно душа, покидающая тело».

Закончив роман, я отправил его издателю. На тот же самый почтовый адрес, на который в будущем я отправил бесчисленное количество работ. Написание первого романа заняло около четырех недель, и теперь мне полагалась неделя отдыха. Я хотел вернуться в Сеул, но заказчик был против. Он утверждал, что я только начал этот путь и поток писательского вдохновения оборвется, стоит мне вернуться к привычной жизни. Про себя я подумал, что его рассуждения – чушь, но когда передо мной снова появился чек, его доводы вдруг перестали казаться бессмысленными. В указанной на чеке сумме было столько нулей, что мысль о том, что я должен неделю пожить на лоне природы, стала приоритетной.

Что бы вы делали в межсезонье, если бы оказались в изолированном от внешнего мира отеле, где нет никого, кроме персонала, который, как автоответчик, повторяет одни и те же слова? Я смотрел видео. В основном японские. Да-да, те самые видео, в которых присутствовали женщины, на которых было минимум одежды. Действительно, интернет оказался удивительным изобретением; я постоянно чувствовал жар внизу живота. Я восхвалял продвинутую японскую культуру, в которой нашлось место для видео для взрослых, и каждый раз удивлялся количеству актрис этой сферы (актеров-мужчин было немного). Сейчас я даже не вспомню лица тех женщин, но если случайно встречу на улице актера-мужчину, то сразу же его узнаю. Неделю своего отпуска я провел, с головой погрузившись в изучение японских извращений. Одинокая неделя, когда компанию мне составляли лишь правая рука и рулон бумажных полотенец. Оглядываясь, мне остается лишь удивляться тому, откуда в моем организме бралось столько семени. После этих «приключений» мне бешено захотелось писать.

Вдруг, словно прочитав мои мысли, издательство прислало новый материал. В этот раз главным героем был пастор. Но теперь передо мной стояла другая задача. У пастора не было хронических заболеваний, он практически не оставался один. Все его дни оказались плотно расписаны. Так я понял, что служители церкви работают не только по воскресеньям.

Тем не менее, несмотря на напряженный график, у него была любовница. Она тоже работала в церкви, а по будням они встречались в мотеле, где предавались любовным утехам. Планирование этого убийства требовало особенной тщательности. Однако после того, как я провел целую неделю, сидя перед экраном компьютера с рулоном бумажных полотенец, грань между реальным и нереальным становилась не так важна. Пастор имел личного врача и тщательно следил за своим здоровьем. Какой священник вообще может себе это позволить? Итак, он никогда не оставался один, ничем серьезным не болел, а еще у него был личный врач: казалось, подстроить его смерть практически невозможно.

Проведя три дня, мучаясь и ломая голову, я вдруг понял, что мой пастор – все же вымышленный персонаж. Нет необходимости изобретать что-то сложное. Вдоволь посмеявшись над собой и даже пустив слезу, я начал сначала. Взглянув на ситуацию под другим углом, я стал планировать идеальное убийство. Звучит довольно интересно, на самом деле это была та еще задачка. Я перебрал все возможные причины, по которым он мог бы умереть, и выбрал самую естественную.

Я обдумывал варианты, наклеив листы с материалом о его личной жизни на стену. С каждым из них были связаны свои трудности. Главную проблему, конечно, представлял врач. Величайший враг естественной смерти – вскрытие. Кроме того, медицинская карта пастора была в идеальном порядке. Но, как бы меня это ни сердило, изменить исходные данные я не мог. Ко всему прочему, пастор был человеком осторожным и прислушивался к советам окружающих. Я не мог найти ни одну зацепку, кроме его интрижки. Он был настолько осмотрителен, что ни с кем не делился своими секретами. Возможно, у него и раньше были любовницы. Однако он имел прекрасную репутацию, что говорило о том, что он отлично заметает следы.

Так я провел еще два дня. Я представил персонажей, понял, как свести их вместе, но дальше продвинуться не смог.

Следующие несколько дней мне казалось, что стены в комнате медленно сужаются. Я уже не сомневался, что отдел планирования устроил мне проверку. Иначе зачем еще они дали таких сложных персонажей? Привычный образ жизни пошел под откос.

В один из таких дней, выходя из туалета, я взглянул на свое отражение в зеркале. Увидев всклокоченную бороду и сальные волосы, которые не мыл несколько дней, я вдруг почувствовал стыд.

И тут наконец-то пришло озарение. Есть вещи, которых люди боятся больше смерти. Стыд. Вот чего боялся пастор. Неважно, как именно он умрет. Если кто-то захочет скрыть настоящую причину его смерти, он сам придумает для нее естественный сценарий. Наши действия определяются нашими желаниями, а наши желания имеют определенную направленность. Как в песне Master of Puppets. Манипулировать людьми несложно, если знаешь их желания и страхи.

После этого все пошло как по маслу. Я только и делал, что сидел перед компьютером и стучал по клавиатуре. Я торопился. Чтобы выбраться из этого проклятого кондо, нужно было закончить роман как можно скорее.

В итоге все получилось очень просто.

Жил-был пастор, и однажды новый прихожанин рассказал ему забавную историю. В ней любовник, чтобы избежать встречи с не вовремя вернувшимся домой мужем, выпрыгнул в окно и повис на внешнем блоке кондиционера. Сначала пастор хотел отругать прихожанина за аморальную шутку, но решил все же послушать. Прихожанин объяснил: мужу сообщили об измене жены, и он, снедаемый сомнениями, явился к номеру мотеля, в котором она предавалась любовным утехам. Услышав стук в дверь, любовник выпрыгнул в окно и повис на кондиционере, таким образом избавив себя от неприятных объяснений. Пастор удивился, но запомнил эту историю. Он больше боялся потерять честь, чем выпрыгнуть в окно. Потом со священником произошло точно то же самое. Вот только концовка его истории отличалась от рассказанной прихожанином. Даже имея неколебимую, как крепость, веру, выжить, упав на асфальт с одиннадцатого этажа, невозможно. Личный врач пастора, чтобы сохранить его честь, написал в заключении о смерти, что тот умер от переутомления. Что было чистой правдой: голышом висеть на наружном блоке кондиционера очень непросто. Особенно если на нем заржавела защелка.

Полтора месяца спустя приехал Черный Костюм и привез мне сменную одежду. Я умолял его ненадолго отпустить меня домой, не желая больше оставаться здесь даже ради денег. Он пообещал, что даст мне около двух месяцев отдыха, если я напишу еще один роман, но в этот раз его слова меня не обманули. Он это отлично понимал, поэтому сказал, что доволен последним романом, и протянул мне чек на сумму, в два раза превышавшую предыдущую. Я взял его дрожащими руками. Разве теперь я имел право жаловаться? Он снисходительно улыбнулся, как тогда в баре. Я улыбнулся в ответ. И вдруг почувствовал себя безвольным слабаком. Но какой смысл строить из себя благородного рыцаря?

Поехать в Сеул я не мог, поэтому вместо этого отправился в Чхунчхон. Прогуливаясь по улице, наполненной запахом сточных вод, я понял, что, пока жил в кондо, все мои чувства обострились до предела. Я повернул за угол и увидел группу солдат; их было необычайно много. Глаза их выглядели покрасневшими, шнурки на берцах были развязаны, рубашки, ранее заправленные в брюки, теперь наполовину выбились. Из окон выглядывали люди. Солдат вдруг осветил красный свет, и откуда-то послышался гудок паровоза. Я уткнулся лицом кому-то в грудь и заплакал, словно герой популярной лирической песни. До сих пор не могу понять, что это были за слезы.

Герой моего последнего романа отличался от первых двух. Он представлял собой очень легкую мишень. Ему не было никакой нужды умирать – может, лишь из-за того, что этот человек был глубоко несчастен. Сюжет для романа выходил несколько странным. Обычный фермер лет шестидесяти – ну кому мог перейти дорогу этот ничем не примечательный человек? Он был настолько необщительным, что даже никогда не участвовал в деревенском празднике урожая. У него уже начали проявляться первые симптомы различных гериатрических заболеваний и здоровье хромало, потому что единственными удовольствиями в его жизни были две пачки сигарет, которые он выкуривал по утрам, и три бутылки соджу, которые он выпивал вечером. Убить его оказалось легко. Но сколько бы я ни размышлял об этом, я все же не мог найти причину, по которой главный герой захотел бы лишить его жизни. Жертвы двух предыдущих романов были личностями безнравственными и имели широкий круг общения, поэтому найти предлог для их убийства оказалось легко. Но этот человек был чист. Он жил в покосившемся домике из цементного сланца, построенного во времена, когда набирало популярность движение «Новое село», и за это он был в долгу перед сельскохозяйственным кооперативом, поэтому вызвался присматривать за хлевами, так что все, что у него осталось в жизни, – это пятнадцать свиней.

Зачем кому-то убивать такого жалкого человека? Должен же в убийстве быть какой-то смысл. Именно поэтому жертвами киллеров в основном становятся богачи. Кому придет в голову избавляться от фермера, единственное богатство которого – свиной навоз? Сколько я ни бился, сюжет совсем не хотел вырисовываться. Внезапно я осознал, что это проверка от группы планирования. Они хотят понять, насколько интересный роман я смогу написать на основе такого скучного материала.

Я воссоздал всю жизнь фермера. Почему он живет один? Видимо, в прошлом его постигло несчастье. Пересматривая информацию о нем, я наткнулся на упоминание о Вьетнаме. Должно быть, это случилось именно там. Грехи прошлого никогда нас не отпускают.

Я придумал еще одного персонажа – деревенского мальчика. Фермер совершил во Вьетнаме нечто ужасное, но в той катастрофе остался один выживший – им стал мой мальчик. Решив, что замел все следы, фермер вернулся в родную деревню и продолжил заниматься сельским хозяйством, в то время как несчастный ребенок оказался вынужден жить в голоде и нищете. Но это не значило, что он забыл, кто лишил его счастливого будущего, взорвав здание, в котором собрались все жители деревни. Даже когда он повзрослел, то не мог избавиться от преследовавших его кошмаров. Но он дождался подходящего момента. По окончании холодной войны, когда Советский Союз распался, а Вьетнам открыл границы, он не чурался никакой работы, откладывая все заработанные деньги. Он так долго ждал, когда наконец сможет отомстить. Все накопления пошли на оплату труда главного героя моих романов. По просьбе жаждущего мести заказчика М. расправился с фермером тем же способом, каким тот много лет назад воспользовался сам.