Текст книги "Любовь пахнет понедельником"

Еве хотелось провалиться под землю: он её узнал. Она не помнила, что же ему наплела в тот вечер. Она закрыла глаза, чтобы вычленить хоть какие-то обрывки разговора в клубе, но нет, ничего не вышло. В сознании всплыл белый экран, на котором вспыхнули кадры сцены в туалете, которой в пору было быть частью фильма для взрослых. Со звоном битого стекла сменяющие друг друга картинки разлетелись на части, чтобы собраться в её размытое отражение в зеркале клуба, как будто это было и не отражение вовсе, а картина в духе импрессионизма. Шею обожгло как наяву. Пришлось открыть глаза.

Ева хотела ответить сегодня у доски. Она предпочитала завоёвывать авторитет с самых первых пар, но первое впечатление уже было испорчено. Ей ничего не оставалось, как ждать окончания трёхчасовой пары и тупо пялиться в тетрадь на формулы двадцати аминокислот, пытаясь сдержать слёзы. Она чувствовала, как Лиза гладит её по руке, что ж, хотя бы её подругу Илья Александрович не запомнил.

Когда все уходили, Ева замешкалась: молния на рюкзаке опять заела, и она сказала Лизе, чтобы не ждала ее. Когда ей наконец-то удалось застегнуть рюкзак, в аудитории они остались вдвоём с преподавателем.

– А я смотрю, ты никуда не спешишь. После случившегося в клубе захотелось провести ещё немного времени со мной? – Илья Александрович понимал, что Ева уже не была пьяна, но она, как и в тот раз, осталась одна, без друзей, и выглядела по-прежнему мило и наивно. – Так вот почему енот, – добавил он, взглядом указывая на шапочку, которую Ева сжала в руке так, что костяшки пальцев побелели.

Про себя он отметил, что сходство между Евой и его давней знакомой, девушкой, о которой он думал многие годы, было феноменальным. Им нравились даже одни и те же животные. Эти чёртовы еноты. Ева не улыбалась, но он был уверен, что её улыбка была бы такой же обезоруживающей. Он бы всё отдал, чтобы ещё раз увидеть эту улыбку.

– Я не понимаю, о чём вы, – Ева начинала паниковать, потому что без алкоголя уже не была такой смелой.

– Да брось, всё ты понимаешь, сама же тогда так и льнула ко мне. Я не против продолжить наше знакомство, но не думай, что у тебя от этого будут хоть какие-то поблажки, хотя… – он оглядел её с ног до головы и облизнулся. – Зависит от того, насколько хорошо ты будешь стараться и проявлять активность, если ты понимаешь, о чём я, – улыбнулся он и кончиками пальцев дотронулся до пятнышка на её шее.

– Вам не кажется, что вы ведёте себя очень непедагогично? – Ева невольно сделала шаг назад. – Что говорит этический кодекс о романах со студентками?

Ей стало очень мерзко и некомфортно, единственное, чего сейчас хотелось, это покинуть эту аудиторию, эту кафедру, желательно навсегда. Ей хотелось бежать, но она теперь была не в силах даже шелохнуться, как будто этот маленький шажочек выпил из неё все силы. Ева оказалась в цепких лапах страха и никак не могла из них выбраться. Мысли в её голове путались, паника накатывала. Это была ошибка, фатальная ошибка, не стоило покидать столик, за которым сидели её друзья. Ей показалось, что она начала дрожать. И вряд ли это был сократительный термогенез – в аудитории было достаточно тепло.

– Да ладно, чего ты, никто тут тебя ни к чему не склоняет, я говорю исключительно об учебном процессе, – Илья Александрович заметил, что Ева дрожит, ему нравилось, что она была напугана. Её глаза округлились и стали ещё больше, как и сходство между ней и его одноклассницей. – И не стоит тебе меня бояться, я же не укушу тебя, – на его губах появилась полузловещая, полусальная ухмылка. – Ну, если ты сама этого не попросишь.

Ева думала, что это послужит ей уроком на всю жизнь – не напиваться в клубах. Она уже мысленно зареклась не пить больше ничего крепче кефира или кваса. Кумыс, тан и айран табу тоже обошло стороной, хотя она никогда раньше их даже и не пробовала. Ева судорожно вспоминала приёмы самообороны, но ничего в голову ей не лезло, там был только белый шум, через который пробивались их стоны и вспышки света.

«Ну что, большая кошка, кто ты без музыки, своих друзей и нескольких коктейлей? – пронеслись мысли в её голове. – Вот и разгребай теперь».

– Я правда не хочу тебя пугать, – Илья Александрович понимал, что если Ева будет его бояться, то заполучить её будет куда сложнее, хотя гораздо интереснее. И всё же он попытался её успокоить. – Просто твоё поведение в клубе совсем не похоже на то, что я вижу сейчас. Как будто я позавчера и правда имел дело с другой Евой, с той, которая не против продолжить общение и за стенами клуба.

– За стенами клуба я думаю об учёбе и об учебных дисциплинах, а не о симпатичных молодых преподавателях, которые… – смелость вернулась к ней, но она поняла, что закапывает саму себя.

Студентку спас телефонный звонок, кто-то, по-видимому очень важный, позвонил её преподавателю, и тот покинул кабинет. Когда Илья Александрович вернётся, Евы здесь уже не будет.

Она выбежала из здания и побежала в сторону дома, все эмоции настигли её в прихожей. Ева сползла спиной по стене и заплакала, сама не понимая, из-за чего. Как будто слёзы помогут ей смыть случившееся в клубе.

Глава 3
Двое, не считая собаки

Ева Садовская

Учёба, как и всегда, помогла Еве отвлечься от ненужных мыслей, и этот немного неловкий и неприятный диалог был если не совсем выкинут из головы, то хотя бы отодвинут на задний план. Домашка сама себя не выучит. Контрольные сами себя не сдадут. Если не сложилось с первым впечатлением на биохимии, то всё ещё может получиться на других дисциплинах.

Возможно, случись Еве расстаться со своим бывшим в середине семестра или даже в разгар летней сессии, всё прошло бы менее болезненно для неё. Многочасовая учебная нагрузка и сутки без сна всегда работали лучше любой анестезии. Бупивакаин снимает боль на половину суток, в то время как неделя коллоквиумов выключает все виды чувствительности на несколько дней. Кажется, выбор был очевиден. Да и никакая таблетка не залечит разбитое сердце. Но бывший Евы решил иначе и бросил её в день последнего экзамена, именно в тот момент, когда впереди маячило целое лето, если не считать нескольких недель практики.

Она никогда не сможет забыть то, как с горящими глазами выбежала из главного корпуса, держа зачётку перед собой, чтобы показать Илье, стоящему на улице, три заветные буквы «отл». Его сессия уже закончилась, поэтому он смог вернуться в их родной город.

– Кто бы сомневался, – хмыкнул тот. – Ты спишь с книжками, если вообще спишь.

Стоял жаркий июньский день. Солнце палило нещадно в окна экзаменационных аудиторий, чтобы и так нервные студенты с мокрыми ладошками ещё больше потели и страдали. И ведь халат снять нельзя. Набежала тучка, подул ветерок, но Еве стало холодно не из-за них, от ледяного тона её парня, когда он продолжил:

– Мне кажется, тебе учёба дороже нас, я не хочу быть третьим лишним. Нам нужно расстаться.

Он молча развернулся, чтобы уйти навсегда, даже не обернувшись, и чтобы больше никогда не отвечать на её сообщения. Пока Ева стояла в оцепенении, не в силах бежать за ним, унижаясь и прося не оставлять её одну, или просто заплакать, на кухне квартиры его родителей уже сидела другая и пила чай с чабрецом из кружки с маками, которую всегда давали Еве. Рядом в вазе стоял букет георгинов. Еве никогда не дарили цветов без повода. Никто так и не задался вопросом: как так вышло, что Илья смог настолько легко вытеснить Еву из своей жизни? Но факт остается фактом. Высокая блондинка, похожая на Николь Кидман, но с пронзительными хитрыми зелёными глазами, накладывала себе очередной кусочек домашнего вишнёвого пирога в ожидании возвращения Ильи. Он сказал, что должен забрать что-то у лучшего друга, а она не стала мучить его расспросами. О существовании Евы Ника даже не подозревала, иначе бы не стала даже и близко подходить к Илье.

Ева строила грандиозные планы и воздушные замки, хотела наверстать за эти месяцы всё упущенное из-за учёбы, но тот всё уже давно решил, и не в её пользу. «Официальными» причинами, чтобы прекратить многолетние отношения, начавшиеся с сидения за одной партой, оказались «сложный» характер Евы и другая девушка. На самом же деле, было бы глупо ожидать, что студентка медицинского, хоть и первокурсница, сможет уделять чему-то так же много времени, как и учёбе. Проживание в разных городах и неумение парня ждать лишь подлило масла в огонь. Так или иначе, показывала свои эмоции Ева ровно до начала практики в больнице, а дальше… к счастью, что было дальше, она смутно помнила.

Пока что дни не начали сливаться в голове Евы в одно сплошное цветное месиво из образов, схем, цифр и терминов. Она сейчас даже смогла бы вспомнить, что и в какой день произошло и что она ела на завтрак (ничего). Выдачу учебников, как и в том году, поставили на середину сентября. Без них приходилось очень трудно, особенно в моментах подготовки к биохимии. Ева уже чувствовала, как этот предмет становится у неё «любимым». Ей всегда нравилась химия, поэтому ситуация, произошедшая в прошлую пятницу, вызывала диссонанс.

– Так, я тебя больше не оставлю наедине с ним, – заявила Лиза, выслушав рассказ лучшей подруги о произошедшем. – Как знала, не стоило мне тогда уходить.

– Не вини себя, я же знала, что ты торопилась. Я понятия не имею, что делать, игнорированием всего произошедшего эту проблему, кажется, не решить.

Как Лиза могла себя не винить, когда уже какой раз из-за её бездействия страдает человек? А ещё на врача учится, спасительница людских жизней, которая не может уберечь даже собственную лучшую подругу. Она уже какой раз ловила себя на мысли, что никак не может увидеть себя в медицине. Её будущее было как молодая луна, надёжно укрытая тучами. И даже любимая Лизина колода таро не могла рассеять этот морок.

Девушки сидели в небольшом уютном кафе, которое открылось в прошлом году недалеко от медгородка. Они выбрали столик около окна. На подоконнике и на других поверхностях, куда только можно поставить керамические горшочки с цветами, были растения. Какие-то из них шелестели листьями над головами посетителей, устроившись в подвесных кашпо. Здесь подавали самый лучший облепиховый чай и самые вкусные сэндвичи и круассаны во всём городе. Ещё именно здесь работал «самый очаровательный в мире бариста», как называла его Лиза. Кофе никогда не интересовал Еву, возможно, поэтому ей не было важно, кто будет его варить, однако Лиза не теряла надежду начать общаться с бариста и постоянно заявляла, что ещё немного, и всё будет. К тому же сюда было удобно забегать после пар.

На этот раз всё прошло куда лучше. Если отсиживаться, избегая зрительного контакта с преподавателем (в эти минуты Ева жалела, что не смогла избежать в клубе полового акта), а потом убегать как можно быстрее, можно считать такой вариант хорошим. Илья Александрович понял, что тот разговор поставил её в ещё более неловкое и уязвимое положение, что ему даже нравилось, но тактику сменить всё же пришлось. Он решил, что на парах станет очень чуток по отношению к ней, будет делать вид, что действительно заинтересован в её обучении. Он хотел всеми силами расположить её к себе и втереться к ней в доверие. Илья Александрович испытывал удовольствие оттого, что мог находиться в паре сантиметров от Евы и смущать этим её, но он безумно хотел чего-то большего и, к сожалению, не умел ждать. Он привык, что всё всегда доставалось ему, словно по щелчку пальцев. Практически всё, но он всеми силами пытался исправить это упущение. Он даже пытался не отпускать всякие двусмысленности в адрес Евы, но это было частью стиля его общения, который он ни для кого не стал бы менять. Даже ради Маргариты, тем более ради неё. Если у него было бы хоть немного эмпатии, то он смог бы понять, что единственное, чего хотела Ева, чтобы её оставили в покое.

– И до конца семестра ещё долго, а он так и вьётся вокруг тебя, – Лиза отпила свой ореховый мокко на альтернативном (на этот раз фундуковом) молоке. Еве уже начинало казаться, что из ниоткуда взявшаяся непереносимость лактозы всего лишь предлог, чтобы каждый раз подольше болтать с тем бариста, выясняя, на каком молоке лучше взять кофе. К тому же напиток украшала шапка взбитых сливок, посыпанная маленькими сахарными сердечками. И вряд ли сливки тоже были безлактозными. – Слушай, а мы не можем поменять препода? Коллективная жалоба, всё такое.

– С ума сошла? Дадут нам вместо него эту Стерлингову. Я уж лучше потерплю его намёки, чем вся группа будет выслушивать, что нам не место в медицине.

– А если не дадут? Я ради тебя готова учиться даже у неё, а то твоя менталочка уже в шаге от того, чтобы свернуться в альфа-спираль, – довольная своей шуткой, Лиза начала улыбаться в ожидании, что Ева засмеется, но этого не произошло.

– Не напоминай, – Ева вспомнила, как парой часов ранее стояла у доски, рисуя эту чёртову структуру с 3,6 аминокислотными остатками в каждом витке, спиной чувствуя взгляд своего преподавателя. Она была готова поклясться, что мысленно он её раздевал. Ева вспомнила, как он подошёл к ней со спины и взял за руку, в которой был зажат кусочек мела, чтобы подправить рисунок, управляя её рукой. Желание близости с Ильёй Александровичем распространялось только на тот вечер в клубе. Сейчас эти сложности с его излишним вниманием ей были ни к чему. Она старалась успокоить себя: по крайней мере, она была всё ещё в одежде, а его взгляд следил за их пальцами, выводившими какие-то биохимические закорючки.

Ева вздрогнула.

– Ой, прости, я не хотела, вырвалось.

– К тому же ты вообще видела, как на него смотрит Катя? – Катя Лощилина была их старостой. – Просьба о смене препода пойдёт прямиком через неё и на ней же завернётся. Знала бы она… она бы мне глаза точно выцарапала.

Кофейня наполнилась смехом девушек. Даже несмотря на безвыходность ситуации, они находили, чему можно порадоваться. Ева знала, что у неё всегда будет поддержка Лизы, даже если она окажется неправа, и ей стало тепло не только от чая и пледа на коленях.

Когда она добралась в среду до библиотеки, там уже были почти все её одногруппники, а Лиза заняла ей место в очереди на выдачу учебников. Но Ева сначала отыскала старосту группы, чтобы забрать у неё свои студенческий и зачётку с проставленными в деканате печатями. Катя одарила Еву холодным презрительным взглядом, прежде чем развернуться, достаточно резко, чтобы задеть её своими собранными в высокий хвост чёрными волосами. Касание было еле заметным, но унизительным. Слова были излишни: староста не попала в число любимчиков преподавателя по биохимии, поэтому Ева попала в немилость к ней.

– Хозяин дал Добби носок, теперь Добби свободен! – Ева помахала двумя неотъемлемыми атрибутами студенческой жизни перед носом у Лизы. – Мне начинает казаться, что ей нравится держать нас в заложниках, – она давно привыкла к стервозному характеру своей старосты и не стала заострять внимание подруги на произошедшем.

– Ещё бы, хоть какие-то плюсы за то, чтобы терпеть нас, – улыбнулась Лиза.

Учебников в этот раз было немного, но каждым из них можно было убить. Чего только стоил один учебник Северина по биохимии. Интересно, кто так нахамил дизайнеру по обложкам, что тот решил сделать книгу зелёно-оранжевой? Худшего цветового решения Ева не могла и придумать. А ещё она не понимала, зачем ей отдельный учебник с лекциями по физиологии, когда и так собиралась их все посетить. Ещё ей выдали три методички по физре. Действительно, сначала физкультура, а только потом экзаменационные дисциплины. Чтобы не толпиться в холле библиотеки, ведь народ туда всё прибывал и прибывал, Ева решила, что рассмотрит все учебники дома. По пути она осознала всю тяжесть гранита науки медицинского. Что тяжелее: килограмм пуха или килограмм бетона? Килограмм учебников медицинского, потому что вся бренность бытия идёт к ним в подарок. А в рюкзаке Евы их было точно несколько кило.

С учебниками ход времени ускорился в разы. Они работали как машина времени, которая может отправить тебя только в будущее. Так ещё работал и сон, но Ева всё же предпочитала книжки. Первая контрольная, как ни странно по биохимии, неумолимо приближалась. Колки по анатомии и гистологии тоже были не за горами, так что приходилось собирать знания по этим предметам в три примерно равные кучки.

Радовало одно – на последнем занятии перед колком Илья Александрович предупредил, что на контрольной вместо него будет другой препод. Эта информация прибавила Еве сил и мотивации учиться: может, всё сложится так, что и все последующие колки будет принимать кто-то другой, и автомат по биохимии, который она уже мысленно похоронила, всё-таки выйдет. В день икс, просидев на кафедре три часа, уставшая и заплаканная, Ева вышла из корпуса со своей выстраданной троечкой с плюсом. Она проклинала пролин, трипептиды и странные системы оценивания, пока рассказывала маме по телефону, как всё прошло. Её мама всегда умела успокаивать.

– То есть ты хочешь сказать, что когда-то из-за этой дисциплины отчислили чуть ли не половину потока? – уточнила та.

– Ну да, – Ева всё ещё хлюпала носом. – Там одна преподша пережестила, у неё сдало только человека три за всю сессию.

– Тогда я не понимаю, почему ты всё ещё рыдаешь, хорошо, что хоть с первого раза сдала. – Ева по голосу поняла, что мама улыбается, и ей стало немного спокойнее.

– Да, но…

– Ев, забей, – та перебила её, – впереди будет ещё столько неприятных преподавателей, а красный диплом не нужен ни мне, ни тебе. Ни тем более нашему папе. У нас что-то духовка барахлит, ты только представь, каково ему… у него шарлотка не пропеклась!

– Возможно, ты права, – она не стала добавлять, что один из тех, о ком говорила её мама, уже появился, – бедный наш папа…

– Давай лучше тебе покажу, что наш кот учудил, – женщина переключилась на видеозвонок, чтобы показать последствия кошачьих шалостей.

Ева окончательно повеселела.

Сдачу первого колка семестра полагалось отметить, это уже стало традицией. Друзья Евы учились с ней в одном химико-биологическом классе. Бесконечные пробники ЕГЭ и тесты на уроках сплотили их лучше любой беды. А сейчас все они были студентами медицинского. Правда, сейчас все оказались размазаны по всему потоку и, кроме Евы и Лизы, учились в разных группах, так что контрольную по биохимии они сдавали в разные дни. Все ждали пятницу, когда и эти две неразлучные подруги наконец отмучаются и смогут думать о чём-то кроме учёбы. Так как Ева и Лиза отказались идти в клуб, а погода всю неделю была тёплой, их компания решила выбраться на пикник в городской парк. Ева забежала домой, вытерла слёзы, переоделась в более подходящее, взяла заранее собранный рюкзак и вызвала такси. Когда она приехала, её друзья уже расстелили красные клетчатые пледы около водоёма и брызгались средством от комаров: эти вредные кровопийцы не собирались никуда исчезать, как будто они существовали вне времени и времён года. Знания курса паразитологии ещё не успели выветриться. Заразиться туляремией, лихорадкой Западного Нила или малярией никто не хотел. Даже несмотря на то, что ближайший очаг этих заболеваний был в тысячах километров от их города. Правильно говорят: меньше знаешь, крепче спишь. Кажется, к концу шестого курса они не смогут закрыть глаза ночью ни на секунду. Ева присоединилась к Лизе, раскладывающей фрукты на бумажной тарелочке, и начала выкладывать на другую небольшие бутербродики. Кто-то достал из рюкзака сок и бумажные стаканчики, кто-то ещё негромко включил на колонке заранее составленный плейлист.

Бабье лето стояло весь сентябрь. Деревья даже не успели толком пожелтеть. Их зелень будто дразнила студентов и школьников каждый день, зазывая выбежать на улицу из душных аудиторий и классов, чтобы гулять, гулять, гулять… Разве хочется в такую погоду учиться? Тепло от солнца никогда не будет приятнее осознания, что у тебя есть такие друзья. Еве было очень жаль, что так редко может отвлечься от учёбы, чтобы просто побыть здесь и сейчас. Она вдыхала свежий воздух, слушала разговоры друзей, что-то рассказывала сама и очень много смеялась. Лиза уверяла всех, что в этот раз тот бариста её заметил, она поняла это по взгляду. Ева была очевидицей, и ей казалось, что тот парень просто, как всегда, устал от вопросов, какое молоко лучше выбрать: миндальное или банановое. Но Лиза продолжала свой воодушевлённый разговор, время от времени поправляя очки или убирая за ухо одну и ту же непослушную прядь. Вот она начала жаловаться, что у неё совсем нет времени на поход в парикмахерскую, чтобы покраситься нормально. Тоники очень быстро смывались и раздражали её. Сейчас от когда-то ярко-розового цвета остались только разводы и парочка блёклых прядей «цвета благородной пыльной розы», как любила утешать себя Лиза. Грусть от тройки улетучилась. Все её друзья сдали эту первую контрольную и стали на шаг ближе к их общей цели – стать врачами. Ева понимала, что до шестого курса дойдут не все, но старалась об этом не думать, не высчитывать, кого отчислят первым, и не расстраиваться раньше времени. И как можно печалиться, когда все вокруг тебя веселятся? Она даже не заметила, как пролетело несколько часов и её друзья засуетились и начали собираться по домам. Учебная шестидневка убивала всю романтику пятничных вечеров. Ева помогла Лизе собрать мусор, а затем сложила один из пледов.

Еве захотелось немного погулять по парку наедине со своими мыслями и музыкой в наушниках. Вопрос «что же делать?» в отношении Ильи Александровича не давал ей покоя. При одной мысли о нём она нервничала и чувствовала какую-то тревогу. Наверное, она много надумала и эта ситуация не стоила такого пристального внимания. Запомнил и запомнил, в этом же нет ничего криминального и ужасного. Или причина была ещё в чём-то? Неужели это были бабочки, чьё трепыхание она уже успела позабыть? Когда она последний раз чувствовала что-то подобное? В средней школе, рядом с Ильёй?

Всё очень сильно запуталось в тот момент, когда он стал вести себя мягче. Ева так давно ни в кого не влюблялась: долгие, но не очень удачные отношения давали о себе знать. А Илья Александрович мелькал перед её глазами каждую неделю, и этого было вполне достаточно, чтобы она успела привязаться к нему, но этот чёртов секс всё усложнял. Из десятка парней клуба она выбрала именно его. Нет, это он выбрал её. Выбрал, выследил и поймал. А может, это какое-то подобие стокгольмского синдрома? Её тоже можно назвать жертвой в некотором роде. Или это было не случайно, а предначертано судьбой, на которую так уповает её лучшая подруга?

Из мыслей её вывело столкновение. Сначала Ева порадовалась, что это был не человек или дерево, но потом увидела, что это была собака, совсем небольшая. Видимо, этот джек-рассел-терьер убежал от кого-то. Собака не отходила от Евы, она прыгала, пытаясь испачкать её белые джинсы своими короткими маленькими лапками.

– Блин, наверное, она потерялась? – сказала Ева в никуда, уставившись на собаку; нужно было срочно найти её хозяина. Она чувствовала, как учащается её сердцебиение. Она была не в силах пошевелиться, как будто в её джинсы впиталась не грязь, а парализующий яд, который мог действовать даже через кожу. Страх мучительно и медленно убивал, как и стрела индейца, смазанная ядом кураре. Дух перехватывало, казалось, ещё чуть-чуть и… случится непоправимое.

– Если бы вы, Ева Васильевна, хоть иногда бы смотрели в мою сторону, то поняли бы, что хозяин Жульена – да, это «он», а не «она» – рядом с ним.

Ева медленно подняла взгляд и увидела его. Что ж, она всегда знала, что мысли материальны, но чтоб настолько… Она открыла рот, чтобы что-то сказать. Дышать стало ещё тяжелее, воздуха не хватало. Ева чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег.

Илья Александрович знал, где сегодня можно найти Еву. Почти все её друзья учились у него, поэтому он смог по услышанным обрывкам фраз понять, что будет пикник. Так что на этой тропинке он оказался не случайно. Внезапное появление Евы в его жизни будто бы сковырнуло ту старую болячку и обнажило зияющую дыру, которую срочно, во чтобы то ни стало, нужно было чем-то закрыть. Или кем-то. Он искал встречи с этой студенткой, и одной пары в неделю ему было недостаточно. Ему не хотелось медлить и упустить Еву. Насколько он мог судить по разговорам её друзей, та редко выходила из дома. Он хотел узнать, где она живёт.

Ева желала всей душой, чтобы прямо сейчас небеса разверзлись, земля раскололась, из-за дерева выпрыгнул саблезубый тигр, весь мир заволокло туманом, да что угодно, чтобы она могла незаметно скрыться, а лучше перестать существовать. Она поняла, что пауза затянулась.

– Здравствуйте, – Ева судорожно придумывала, как бы поскорее уйти отсюда. Ей не хотелось, чтобы он продолжал этот диалог.

– Как контрольная? Сдала? – Илья Александрович заметил, что глаза её были широко раскрыты, а зрачки – расширены. Она вся тряслась, и казалось, что может в любой момент упасть без чувств. Он задался вопросом, неужели это он так её пугает. Этот факт его очень позабавил.

– Да, – ей не хотелось говорить оценку, но тот и так всё узнает. Ева пожалела, что не поехала домой вместе с Лизой. – На три балла.

– Так и знал, что не стоило мне вас бросать сегодня, принимал бы я, была бы пятёрка и возможность автомата. Хотя, думаю, для вас ещё не всё потеряно, – он улыбнулся. Небеса разверзлись, дождь крупными каплями забарабанил по дорожке, на которой они стояли, двое, не считая собаки. Раздался гром.

Ева в этот момент поняла две вещи. Во-первых, у неё не было с собой ни зонта, ни куртки. Во-вторых, уже не было сомнений, что её мысли материальны. Сердце стучало в висках: «Бежать! Бежать! Бежать!»