Текст книги "Шпионы, создавшие советское ракетостроение"

2. Подчинённая НКВД, Туполевская «Шарага» авиастроителей накануне войны

Особое Техническое Бюро при НКВД вначале находилось в подмосковном поселке Болшево. Это научно-техническое заведение ныне не сохранилось. Оно осталось в истории под другим, народным, названием – «Туполевская шарага». Как вы уже догадались, его главным конструктором был известнейший авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев. В Болшево его конвоировали с приговорным клеймом – «организатор антисоветского заговора и шпион Запада».

Чтобы понять ход дальнейших событий, обратимся к воспоминаниям Александра Петровича Алимова – такого же летчика, как и прославленный Г. Ф. Байдуков. После легендарного перелета в 1937 году по маршруту Москва – Ванкувер (штат Вашингтон, США) весь экипаж, в том числе и Г. Ф. Байдуков, были приглашены в Кремль на правительственный прием. Байдуков взял с собой своего друга Алимова. Там и познакомились Туполев и Алимов.

Территория «Болшево» занимала достаточно большой лесной массив, огороженный глухим забором с колючей проволокой. В зоне имелись три барака. В первом, спальном бараке ночевали заключенные и находилась охрана. Второй – занимала кухня-столовая. Большой третий барак был оборудован столами и чертежными досками. К осени 1938 года в «Болшево» был доставлен в «черном вороне» арестант Туполев. О его приезде было известно заранее, и староста барака Алимов в преддверии холодов подготовил ему койку около печки.

Встретив Туполева, одетого в макинтош, с сидором в руке, Алимов взял сидор и повел Туполева в «спальню». Андрей Николаевич достал из сидора пайку черного хлеба, в ней было сделано углубление, в котором лежали кусочки сахара и маргарин. Андрей Николаевич разрешил выбросить свои бутырские запасы только после заверений Алимова, что «здесь кормят не в пример лучше, чем в Бутырках, и такого есть никто не станет».

От самого Берии Туполев получил особое задание. Заключалось оно – ни много, ни мало – в постройке четырехмоторного пикирующего бомбардировщика для уничтожения «врага в его логове». Имелась в виду фашистская Германия, дело было еще до рукопожатия Риббентропа с Молотовым и обмена поздравительными телеграммами между Гитлером и Сталиным.

Задание было практически невыполнимым. Для конструктора А. Н. Туполева это было очевидно. Ни в одной стране мира такой монстр тогда создан не был. Но сразу сказать всесильному главе всесильного ведомства, что проектировать такой самолет бессмысленно, было бы глупо, так как Туполев и вся авиационная группа были бы разогнаны по тюрьмам и лагерям.

Арестант Туполев был уверен, его самолет ТБ-7, взлетевший в 1936 году, имеет все возможности для дальнейшего развития. Этот самолет сможет в будущей войне наносить мощные бомбовые удары по агрессору, по его тылам. А вот другой его самолет – фронтовой скоростной бомбардировщик СБ – был сдан военно-воздушные силам в 1934 году. Его характеристики не соответствуют требованиям сегодняшнего дня. Уже сегодня он требует замены.

В случае военного конфликта пехоте потребуется иная машина, отвечающая сегодняшнему уровню техники, способная взламывать укрепленные районы, не боящаяся атак истребителей.

Туполев и его «мозговой центр» подготовили для Берии докладную, в которой обосновали не только сложность выполнения заданного проекта – четырехмоторного пикирующего бомбардировщика, но и неэффективность такой машины в боевой обстановке. В докладной был приведен вариант Туполева: создание двухмоторного фронтового пикирующего бомбардировщика. В этом варианте все было проникнуто здравым смыслом, заботой о безопасности Родины.

Выслушав в своем кабинете на Лубянке доклад Туполева, Берия разгневался. Вероятно, он уже сообщил Сталину о четырехмоторном чудо-самолете. Но Туполеву некуда было отступать, ему нужна была только победа, то есть отмена абсурдного задания и получение разрешения на начало работ над проектом двухмоторного самолета. Как смог Андрей Николаевич склонить Лаврентия Павловича на свою сторону, никто не расскажет. Очевидно, здравый смысл в Берии победил! В Болшево Туполев вернулся «на коне»!

Началась работа по новому заданию. Вкалывали шесть дней в неделю по 10 часов.

В ноябре 1938 года, в Болшево за сплошным забором с колючей проволокой было скромно отмечено 50-летие Андрея Николаевича. Поздравили его – создателя советского цельнометаллического самолетостроения. На деньги зеков завхоз купил к столу яблоки апорт.

Перед нападением Гитлера на СССР «Болшевскую шарагу» перевели в Москву, в бывшую Немецкую слободу, на улицу Радио. Туполевцев разместили в здании ЦАГИ, окна которого были зарешетчатаны.

Настало время, когда туполевцам стало ясно, что для выполнения огромного объема работ необходимо пополнение. Требовались люди, помещение; надвигались цеховые работы, то есть была нужна экспериментальная база и сборочный цех.

Вот в такой обстановке и оказался заключенный С. П. Королев в «Туполевской шараге»

Глава XI. У Янгеля – брат шпион, у Коноплёва – мать шпионка

1. Как авиастроитель Михаил Кузьмич Янгель выкарабкался из цепких лап борцов с «врагами народа»

Михаил Кузьмич Янгель не «коренной» ракетостроитель, не учился на реактивщика, не работал в растерзанном Реактивном НИИ. Половина его трудовой деятельности протекала в авиастроении. Как выразился С. П. Королев, Янгель узнал «с какого конца поджигают ракету» лишь в 1950 году под его, Сергея Павловича, руководством. Но тем не менее стал одним из основоположников создания межконтинентальных ракет.

Родился Михаил Кузьмич 25 октября (по новому стилю 7 ноября) 1911 года в Восточной Сибири, в Иркутской губернии, в деревне Зырянова (ныне – Нижнеилимского района Иркутской области). В семье Янгелей было 12 детей. Дед Михаила Кузьмича по отцовской линии, Лаврентий, был выслан из Черниговской губернии за бунтарство на каторгу в Бодайбо Иркутской губернии, а затем на вечное поселение на реку Илим (правый приток Ангары, название «илим» связывают с якутским – «рыболовная сеть»). С женой и детьми он в 1880-х годах обосновался в деревне Зырянова, где впоследствии родился его будущий знаменитый внук – конструктор межконтинентальных ракет.

Когда Михаил Кузьмич достиг ракетостроительных высот, появились исследователи его родословной. Они стали утверждать, так как американцы называли «межконтиненталку» главного конструктора Янгеля по классификации НАТО SS-18 «Satan», то есть «сатаной», то по происхождению он немец. Об этом сообщали на Западе различные издания. В них утверждалось, что М. К. Янгель – немецкий ракетчик, украденный советскими разведчиками у знаменитого ракетого барона Вернера фон Брауна. Ни правда ли, интересная версия? В ней замешаны разведчики – шпионы. Одним словом, биография немца Михаила Кузьмича сродни остросюжетному роману. Без детективщины и шпиономании в нем не обошлось.

Другие исследователи пришли к более приземленному выводу. Они связали фамилию Михаили Кузьмича со словом «янга» – ковш, в котором запорожцы варили еду. Но в языке запорожцев было много татарских слов. Например, «майдан» – по-турецки «мэйданга», по-русски – «площадь». Еще пример, «янг» происходил и от татарско-монгольского «янглы» – еда! Так же называли и человека, который черпал и раздавал еду.

Или «янгол» – по-мусульмански «ангел»!

Неужели в крови Янгеля была капелька и «ангельской», и татарской крови, и украинской, и сибирской? Не мудрено, если вспомнить запорожский обычай. Если запорожец захотел жениться, а в Запорожской сечи девок не было в достаточном количестве, то запорожец ехал на коне к татарам, а они были рядом, воровал у них девку себе в жены.

В 1926 году после окончания шестого класса Миша переехал из Восточной Сибири в Москву, к брату Константину. Учась в 7 классе, подрабатывал в типографии – разносил по городу стопки печатной листков.

После окончания фабрично-заводского училища в подмосковном городе Красноармейске стал работать помощником мастера на текстильной фабрике имени Красной Армии и Флота. Одновременно стал учиться на рабфаке.

В 1931 году поступил в Московский авиационный институт. В 1935 году умер отец. Семья в Зыряново обеднела. Будучи студентом, чтобы помогать сибирским родственникам, Михаил стал работать с 25 октября 1935 года в ОКБ Поликарпова при московском заводе № 156 конструктором II категории (так записано в трудовой книжке Михаила Кузьмича). Николай Николаевич Поликарпов рецензировал дипломную работу Янгеля.

МАИ закончил в 1937 году с отличием по специальности «самолетостроенине». И начался рост Михаила по служебной лестнице у Поликарпова. Раскроем «Трудовую книжку» Янгеля:

«1937 конструктор I категории

1937 инженер

1938 помошник главного конструктора…»

В феврале 1938 года Михаил Кузьмич был командирован по линии акционерного общества «Амторг» для закупки американских самолетов для СССР. Прибыл пароходом в Нью-Йорк в середине февраля 1938 года. Михаил Янгель побывал на многих заводах Бруклина, Чикаго, Лос-Анджелеса, Санта-Моники, Сан-Франциско и даже в канадском Монреале. Там и познакомился Янгель с основами построения америкаской трудовой жизни. И в дальнейшем во многом использовал их в своей деятельности.

В сентябре кровавого 1938 года Янгель был отзван из США. Брат Янгеля Константин – преподаватель географии в школе № 10 в городе Ленинске-Кузнецком Кемеровской области был арестован 11 июля 1938 года, осужден и расстрелян 17 октября 1938 года. Только 27 декабря 1957 года он был реабилитирован Военным трибуналом Сибирского военного округа посмертно.

В это время Михаилу Кузьмичу Поликарпов доверил «доводку» истребителя И-180. Новый самолет продвигался трудно. 15 декабря 1938 года в 12 часов 58 мининут при испытании самолета И-180 произошла катастрофа. Погиб летчик – испытатель этого самолета Герой Советского Сююза В. П. Чкалов. Чекистам было дано срочное задание – найти и обезвредить виновников гибели Чкалова. В результате были арестованы около 60 человек из ОКБ Поликарпова, имевших отношение к созданию самолета.

Михаил Кузьмич, чей брат Константин был «врагом народа» и из-за этого был расстрелян, тоже оказался пока на грани расстрела энкаведистами, как «враг народа», еще по одной немаловажной для них причине – гибель Чкалова.

Спас Михаила его начальник – Николай Николаевич Поликарпов. Вызвал к себе, в кабинет и заявил:

– Ты почему скрываешь свою настоящую биографию! Кто твой отец?

– Крестьянин из Иркутской губернии.

– Ко мне поступили сведения из НКВД. Твой отец кулак! Противник советской власти! От меня требуют представить на тебя негативную характеристику.

– Это поклеп, Николай Николаевич! У нас беднейшая семья. Лошаденки даже нет. Одна корова – кормилица.

– На тебя получен в НКВД донос. Будто твой отец «зажимала». Зажал несметное добро и не хочет вступать в колхоз. Мало того, твой отец скрывается в тайге с обрезом!

– Враньё всё это! Мой отец был колхозником! Он был конюхом в колхозе! Умер в 1935 году.

– Пока тебя не арестовали, мотай в отпуск, в свою Иркутскую губернию, срочно, сегодня же. Вернешься только тогда, когда добудешь справку о смерти отца в 1935 году. И бумаги о подонке-клеветнике.

На следующее утро «враг народа и шпион всех мастей» Янгель отправился в дальний путь.

Добрался до Братска. Предстояла переправа через мощнейшую реку Ангару. Мороз – сорок градусов, а Ангара не думала подчиниться морозу. Несла льдины из Байкала к Енисею.

Из письма Янгеля из родной деревни Зырянова своей жене Ирине Викторовне от 25 декабря 1938 года уважаемые читатели узнают о потрясающем свидетельстве борьбы сибиряков со стихией. Это письмо Ирина Викторовна опубликовала в своей книге «Тюльпаны с космодрома» (издательство «Молодая гвардия», Москва, 1978 год).

Чтобы прийти в родную деревню, надо было оказаться на противоположном берегу Ангары. Только грозящее клеймо – «враг народа и американский шпион» заставило броситься Михаила в водно-ледяную авантюру.

Из письма:

«… Нашлось еще четверо ребят, которым срочно нужно было быть на противоположном берегу реки. Нашлись и два перевозчика: мы заплатили по 250 руб. и в маленькой лодочке отправились в путь, водный путь при сорокаградусном морозе. Предстояло переплыть реку широкой около одного километра, оченьбыструю и опасную, с густой (как здесь шоворят) шугой – мелкими и крупными льдинами.

Нас значительно быстрее несло вниз по реке, чем мы продвигались к противоположному берегу.

Примерно на середине реки один из перевозчиков сообщил нам еще об одной грозящей опасности. Дело в том, что в пяти километрах от Братска по течению реки начинаются большие Ангарские пороги, и при нашем медленном продвижении вперед и быстром вниз мы рисковали быть разбитыми об острые камни этих порогов. В довершении ко всему над рекой стоял густой туман, и ничего не было видно.

Началась небольшая паника, и мне пришлось (да простят меня культурные люди) употребить несколько крепких русских слов, чтобы привести пассажиров в себя и заставить всех напряженно работать. Все обошлось благополучно. Отнесло вниз всего километра на три.

Но здесь новая беда. Противоположный берег Ангары пустынен, и до ближайшего места, где можно было бы согреться – одинокой рыбацкой избушки, – нужно тащиться вверх по берегу реки около шести километров, а до деревни и того больше – десять километров.

Послали одного паренька за лощадью, а сами побежали скорее в избушку отогреваться. Устали ужасно, перемерзли и того больше. Выручили спирт и коньяк.

И так я был зол в этот момент на автора известного тебе документа, что, казалось, попади он мне по дороге – задушил бы его своими окоченевшими от мороза руками. Мне еще предстоит с ним встретиться».

Встретился и услышал:

– Прости, Миша! Меня заставили клеветать под угрозой расстрела! В районе надо было выполнить план по осужденным…

В 1939 году Поликарпов был направлен в командировку в Германию. Пользуясь его отсутствием, из состава поликарповского ОКБ, была выделена часть подразделений и лучших конструкторов. Из них было организовано новое ОКБ под руководством Артема Микояна, брата Анастаса Микояна – члена Политбюро. Заодно Микояну передали проект нового истребителя И-200. Уезжая, Поликарпов направил документы на истребитель И-200 в Наркомат авиационной промышленности на утверждение. Все понятия чести перевернулись тогда. Грабь, если ты под защитой Политбюро!

По возвращению Поликарпова нал ним смиловестились. Для него в старом ангаре на окраине Ходынки был создан новый государственный завод № 51, не имевший никакой собственной производственной базы и даже здания для размещения остатков ОКБ. Янгелю пришлось основательно потрудиться над воссозданием Поликарповского ОКБ и завода. Даже на этом небольшом заводе начались работы по созданию лучшего советского истребителя Второй отечественной войны И-185.

В 1941 году фашисты устремились к Москве. Но ОКБ и завод работали. Янгель был заместителем директора завода и ведушим инженером ОКБ. Как защитник Москвы, Янгель был награжден медалью «За оборону Москвы».

Как ни удивительно, но гитлеровское командование тоже стало награждать своих солдат, но за проигранную Московскую битву. Медаль называлась – «Зимнее сражение на Востоке 1941/42 (Восточная медаль)». Ею награждались участники боёв под Москвой. Солдаты вермахта, пережившие разгром у стен Москвы, иронически называли награду медалью «За отмороженное мясо».

24 июля 1942 года Янгель был назначен начальником цеха московского завода № 82 (вновь созданного в 1942 году на территории московского завода № 1, эвакуированного в Куйбышев, ныне знаменитый самарский ракетостроительный завод «Прогресс»).

14 января 1943 года Янгель был отправлен в Новосибирск заместителем директора эвакуированного из Москвы авиастроительного поликарповского завода № 51.

В 1944 году умер Поликарпов. Перед смерть Николай Николаевич сказал Янгелю:

«Я совсем плох. Мое детище ОКБ и до моей болезни пытались угробить. Что будет, если я совсем окажусь непригодным для руководства ОКБ? Его разорвут на части. Тебе надо выходить на самостоятельную работу!»

Николая Николаевича похоронили. И сразу нашлись авиаконструкторы, пожелавшие прибрать поликарповское хозяйства к собственным рукам. Начались мытарства Янгеля из одного ОКБ в другое. У Артема Микояна и Владимира Мясищева не прижился. Не единожды Михаила Кузьмича – члена партии – вызывали в ЦК, расспрашивали о его биографии, говорили, что есть вакантные должности и в Москве, и в других городах. В заключение заявляли – мы посоветуемся с соответствующими органами, ждите. Ответ не приходил. Чем не устраивали соответствующие органы и ЦК партии Янгель? Его брат Константин ведь был «врагом народа». Его расстреляли в тридцатые годы репрессий. Защитой Михаила Янгеля был Поликарпов. Но он умер. А Сталин был жесток по отношению к врагам и их родственникам.

Тем временем победоносно закончилась война.

Янгель устроился старшим инженером в отделе при министрестве авиационной промышленности. Подял заявление в Промышленную академию при министерстве.

В конце мая 1948 года жена Михаила Янгеля Ирина Викторовна Стражева закончила аспирантуру в Московском авиационном институте. После защиты диссертации в квартире собрались авиационные научные светилы на торжественный ужин. Как вспоминает Ирина Викторовна:

«Много было сказано за столом добрых, напутственных тостов. Но все тревожнее смотрела я на вдруг погрустневшее лицо Михаила Кузьмича. Он попросил слово:

– Сегодня я горд и счастлив. В нашей семье незабываемый день: Ирина вышла в большую науку. Я уверен – это лишь начало её пути… Сложная штука жизнь. Совсем недавно ведущим в семье был я. Теперь все изменилось: моя жена – ученый, кандидат наук. Я всего лишь слушатель академии. Не пойти ли мне к жене шофером?

И сел, низко опустив голову.

– Зачем ты так? Каким шофером? – спросила я, когда гости ушли, и комната опустела, приняв обычный вид. – Ты ведь сам говорил мне, что скоро все изменится. Тебя же взяли в академию…

– Академию я, видимо, окончу. – перебил он меня. – А что потом? Да еще эти мучительные боли в пояснице, в ногах…»

Янгель простудился, когда в голодные послевоенные годы выкапывал в Подмосковье под мелким осенним дождем со снегом картошку. Выкопал почти пятнадцать мешков картошки, чтобы семья не голодала…

2. Б. М. Коноплёв – жизнь после расстрела матери, якобы хранительницы архива эсеров

Юноша Борис Коноплёв не мыслил себя без радиопередающих устройств. В четырнадцать лет он уже был зарегистрирован в РСФСР радиолюбителем – коротковолновиком (его позывной RK-310, 83-RA). В 1931 году в девятнадцать лет окончил Московский политехникум связи им. Подбельского. И сразу же поступил на годичные курсы инженеров-преподавателей радиотехники для техникумов связи. Закончил их в 1932 году.

Борису двадцать лет. Как жить дальше, имея мамочку с интереснейшими авантюристическими поступками в молодости? Решился уехать на Дальний Восток. Два года работал инженером и преподавателем в Хабаровске и Владивостоке.

Далее его биография была связана с Крайним Севером. Что его толкнуло броситься в объятия Полярной Ночи? Конечно, этот порыв подтолкнула мамочкина роль в политической жизни СССР. В партию ее рекомендовал видный деятель РКП(б) Бухарин. После 1929 года Николай Иванович разошелся со Сталиным во взглядах на темпы коллективизации в стране. Бухарин предпочитал эволюционный путь, когда возможно сосуществование колхоза и кулака. Колхоз должен был убедить кулака в преимуществах коллективного хозяйства. В 1935 году Бухарин, как правый уклонист от генеральной линии партии, был уже смещен со всех высших партийных должностей. Стал редактором газеты «Известия». Конечно, это отразилось на положении в обществе Лидии Васильевны Коноплёвой и ее сына Бориса.

Борис предпочел в то непредсказуемое время Арктику.

…Еще в далеком прошлом многие столетия назад берега Северного Ледовитого океана освоили удивительные русские люди – поморы. Им посвящена в Петербурге в Российском государственном музее Арктики и Антарктики особая экспозиция.

С Северной Двины, Мезени, Печоры – со всех рек и речек Беломорья плыли к берегам Карского моря многочисленные отряды русских поморов и торговых людей на своих вездепроходных плоскодонных посудинах под парусами – «кочах». Карское море они называли «Большим морем – окияном». Вдоль Карского морского побережья поморы доплывали до полуострова Ямал и по его реками Морды и Се-Яга, озерами Ней-то и Ямбу-то и далее по реке Зеленой оказывались в устье реки Оби. Устье поморы называли Обской губой. С тех пор это название устья Оби дожило до наших дней. Караваны мелких судов плыли по губе на юг. Затем, завернув в устье притока Оби реки Таз, добирались по той реке до своего излюбленного поселения.

В 1572 году на реке Таз возникла их первая торговая фактория. Поморы обменивали у местных охотничьих племен шкурки соболей на привезенные товары. Об этой северной поморской фактории прослышал царь Борис Годунов. В 1600 году по его указу на реку Таз был отправлен отряд из 100 стрельцов и служилых казаков во главе с воеводой Мироном Шаховским и письменным головой Данилой Хрипуновым. Двинулись они на реку Таз с юга Сибири. В пути, пока ее разыскивали, на немногочисленный отряд царя Бориса Годунова нападали банды «воровской самояди» – местных племен – предположительно юраков или селькупов. Потеряв в боях около 30 человек, служилые люди сумели, однако, добраться до реки Таз, и заложить на месте поморской фактории деревянный острог и церковь. Так была основана знаменитая тогда золотая Мангазея.

Во времена расцвета Мангазеи (первая треть XVII века) здесь скапливалось до 2 тыс. купцов и промышленников. Добравшиеся до этого удивительного заполярного города смелые поморы и уроженцы других районов Руси превращались в богатеев. Они собирали ясык (дань) с местного населения, кочевавшего на оленях вплоть до Енисея и даже за него. Были мангазейцы и на полуострове Таймыр.

После Бориса Годунова и Смутного времени на Руси был избран новый царь Михаил Романов. В начале своего правления в 1620 году он запретил поморам плавания по Карскому морю и сибирским рекам в Мангазею под страхом смертной казни. Есть несколько версий о причинах запрета. Одна из них – в то время появились южные наземные пути вывоза сибирских богатств. Они были перекрыты таможенными постами. И невозможно было там провезти ни одну шкурку соболя, не заплатив пошлину. Но морской путь оставался бесконтрольным. Поморы, основные его хозяева, пользовались тем, что на просторах Северного Ледовитого океана устанавливать таможенные посты было невозможно. Поэтому все шкурки соболей уплывали из сибирских полярных просторов по Карскому бесконтрольному морскому пути и в Англию, и во Францию…

Историки называют и другую причину царского запрета. Царское окружение решило не допустить к сибирском пушным богатствам те западноевропейские торговые иностранные компании, которые могли оттеснить российские, используя бесконтрольный северный морской путь, ведь тогда англичане или голландцы располагали, в отличие от России, гораздо более совершенным морским флотом. То есть и в те времена процветала во всю конкуренция. А чтобы ее уменьшить использовалось царское давление.

О богатстве города ходили легенды, за Мангазеей прочно закрепилось прозвание «златокипящая». Только за период с 1630-й год по 1637-й – время для Мангазеи далеко не лучшее – отсюда было вывезено около полумиллиона шкурок соболей. Торговые связи города выходили далеко за пределы Руси. У поморских городов были налажены тесные отношения с крупными торговыми центрами Западной Европы.

В 1672 году вышел официальный указ царя Алексея Михайловича об упразднении Мангазеи. Окончательно город был оставлен в 1677 году, а гарнизон был переведён на Енисей – в Туруханское зимовье, на месте которого в 1672 году был заложен город Новая Мангазея. Через сто лет Новая Мангазея стала называться Туруханском.

Все эти события привели к тому, что побережье Карского моря на десятилетия было забыто людьми.

Но в следующем XVIII столетии перед Российской империей возник вопрос о познании своей северной территории, так как на нее готова была претендовать морская держава Англия. В 1730 году, взойдя на престол, императрица Анна Иоанновна подписал распоряжение о проведении Великой Северной экспедиции вдоль российского побережья Северного Ледовитого океана.

Участники Великой Северной экспедиции (1734 – 1744 г.г.) – русские ученые и моряки, гидрографы и естествоведы, астрономы и метеорологи, геологи и другие исследователи, – в то время были первыми, кто взялся за обстоятельное изучение границ северных владений России. Именно на долю этой величайшей по тому времени научно-исследовательской компании выпала честь первой описать север Сибири от Белого моря до Берингова пролива. Благодаря самоотверженному труду ее мореплавателей стало известно о великом Северо-Восточном проходе из Европы в Америку.

Любознательный читатель может познакомиться с историческими материалами о первопроходцах Русского Севера в Санкт-Петербурге в Российском государственном музее Арктики и Антарктики (РГМАА). В нем хранятся экземпляры журнала «Советская Арктика». В номере 2 за 1940 год был опубликован очерк М. В. Державина «Из устья Оби к устью Енисея». В этом интереснейшем очерке было рассказано о том, как осуществлялось распоряжение императрицы Анны Иоанновны.

В Карском море, читаем мы в очерке М. В. Державина, между Обской губой и Енисейским заливом есть огромный полуостров Гыданский. Рядом с ним в устье Енисея обосновался немалый остров Сибирякова. Частью своего берега этот остров граничит через пролив Овцына с Гыданским полуостровом. Нам интересен этот район тем, что как раз там, на Гыданском полуострове в пролив Овцыны врезался мыс Лескина. С ним будет связана полярная зимовка Бориса Коноплёва. Ну а пока углубимся в средневековые дела наших предков.

Пролив Овцына, мысы Лескина и Минина – эти названия связаны с нашими героическими мореплавателями XVII века.

У берега Харитона Лаптева, что на Таймырском полуострове, разбросаны многочисленные острожи и мели. Это шхеры Минина. А рядом далеко вдается в материк залив Минина. Проследим дальше по карте берега Сибири.

Имя полярного путешественника Стерлегова, обозначенное на мысе, как и имена Овцына, Лескина, Минина и других отважных русских исследователей, раскрывают перед нами яркие страницы из истории, борьбы русского народа за обладание неприступными арктическими путями на восток.

Русские полярные исследователи – лейтенант Д. Овцын, штурман Ф. Минин, подштурман Д. Стерлегов, рудознатец Лескин и многие другие – входили в один из отрядов (их было всего семь) Великой северной экспедиции Беринга 1734–1744 гг.

Первый отряд этой экспедиции под руководством Муравьева и Павлова, а после него – отряды под руководством Малыгина и Скуратова совершили в течение пяти лет свои походы от Архангельска до устья великой сибирской реки Оби. Второй же отряд в составе командира лейтенанта Овцына, штурмана Ф. Минина, подштурмана Д. Стерлегова, рудознатца А. Лескина и других отважных мореходов поставил перед собой задачу найти проход по Северному ледовитому океану из устья Оби до устья другой великой сибирской реки Енисея. На это им потребовалось почти семь лет напряженного мореплавательского труда.

Двухмачтовое судно «Тобол» держало курс на север – к Карскому морю. Лейтенант Овцын, подштурман Стерлегов и до пятидесяти других членов экспедиции с трудом разместились на небольшом судне, обремененном к тому же различным грузом и снаряжением.

Сурово встречали берега Оби наших путешественников. То и дело встречались на пути многочисленные мели да перекаты. Капризный фарватер требовал специальных промеров, иначе судно может наткнуться на каменистый грунт, потерпеть аварию.

Тогда пустили в ход легкие ладьи на веслах. Промерные отряды там и тут измеряли фарватер. Они шли впереди «Тобола» – все дальше и дальше вели судно к неведомой Обской губе, – далекому Карскому морю.

Через месяц со дня отплытия из Тобольска экспедиция миновала Обдорск. А через некоторое время судно подхватили воды Обской губы. Усилился ветер. Он принес с собой холод Арктики, буйную силу океана.

В единоборстве с северными ветрами медленно продвигался «Тобол» вперед. Иногда сильные порывы ветра гнали судно вспять. Но вот оно снова идет на Север, упорствуя, не покоряясь волнам. Так, с превеликим трудом преодолевая препятствия, вторгались спутники Овцына в неведомый им край.

Однажды путешественники заметили, как берег, мимо которого они плыли, вдруг стал поворачивать вправо. Перед ними открылось новое водное пространство. То было устье другой губы – Тазовской. «Тобол» прибыл сюда 31 июля 1734 года, после долгого, почти трехмесячного плавания из Тобольска.

Казалось, дикий край этот совершенно был необитаем. Горстка людей «Тобола» чувствовала себя обреченной на одиночество. Кругом пустые необозримые пространства, никем еще не освоенные, не нанесенные на карту. Знали ли Овцын и его товарищи, что в этих местах столетие назад процветала великая золотая Мангезея? Знали ли они о неустрашимых мореплавателях поморах? Как они могли о них знать, если поморы передавали свои знания о побережье от отца к сыну, скорее всего устно.

Перед Овцыным встала проблем: что же делать? Плыть дальше или повернуть назад?

Посоветовавшись с моряками, Овцын решил все же совершить дальнейший «вояж» на Север, пока хватит сил, пока человек еще может бороться. «Тобол» продолжал свой путь к Карскому морю. 5 августа судно уже достигло 70°04′ северной широты.

Наступившие холода помешали, однако, дальнейшему плаванию. Овцын, предчувствуя опасность зимовки, дорожа людьми и судном, решил повернуть назад. 4 сентября после суровых испытаний в длительном обратном пути «Тобол» подошел к Обдорску, где экипаж судна остановился на зимовку. Так закончилась первая попытка второго отряда Великой северной экспедиции проникнуть в Карское море к устью Енисея.

Однако Овцын не останавливается на этом. В следующих 1735–1736 гг. он предпринимает еще два плавания в том же направлении. Но опять безуспешно. Неудачи преследовали экспедицию одна за другой, причем плавание 1735 года окончилось для многих участников экспедиции трагически. Более половины экипажа, в том числе и сам Овцын, заболели цингой. Некоторых из заболевших цинга унесла в могилу.

И на этот раз вернулся Овцын из Обской губы, так и не увидев Карского моря. Но он не отступал. Обратные рейсы в верховья Оби носили лишь временный характер. Еще раз попытаться выйти из Обской губы в Карское море, преодолеть трудности и во что бы то ни стало выйти победителем с просторами Арктики.