Текст книги "Золотой унитаз"

6

А в это время Ева Сидоровна в своём магазинчике – маленьком, даже продавца не держала, сама со всем управлялась, – принимала товар. Торопливо пересчитывала коробки и ящики, старалась скорее вернуться домой, чтобы застать жениха. Чувствовала, что Клео он придётся не по вкусу. Повесила на стекло изнутри бумажку – перерыв по техническим причинам, закрыла дверь на два замка, и понеслась.

Ворвалась в квартиру, распахнула дверь – сидят только Маргоша и Клео, жениха нет. Спросила громко и требовательно:

– А где Додик? Не приходил?

Маргоша вскочила со стула.

– Был! Был и ушёл! Она его не хочет!

Не дожидаясь крика матери, Клео закричала первой:

– Нахрен он мне сдался с его засраными магазинами! Кобель старый!

Типкина на минуту опешила, потом опомнилась.

– Чё те надо, сама не знаешь! Мужик как мужик, всё при нём! Тебя ещё жареный петух в задницу не клевал!

От таких обидных, и несправедливых слов, Клео так и взвилась.

– Выходите сами за него! И спите с ним обе! Вместе или по очереди! – выдала пулемётной очередью и выскочила из комнаты. Мать поглядела ей вслед, покачала головой.

– Ну, девка… Не хочешь есть, ходи голодной, – уже привыкла к фокусам дочери, и обратилась к Маргоше. – Тогда давай, ищи другого.

Та задумалась, был, был у неё один на примете, но… Но имела на него определённые виды, а точнее говоря – состояла не так давно с ним в любовной связи. Правда, недолго, и до свадьбы дело не дошло, но надеялась на это, чем чёрт не шутит…

Однако надежда была весьма хлипкой, а хорошие отношения с Типкиной давали конкретный результат, и Маргоша решилась:

– Есть! Есть Ев Сидрна! Доцент!

Та очень удивилась.

– Это чё ещё за зверь такой?

– Преподаватель! Да не простой, а высшего сорта! – Зачастила Маргоша, но её перебили решительно и громко:

– Стой! Не тарахти! Куда тя понесло? Учительчишка! Там бабками и не пахнет!

– Пахнет, да ещё как! Не в школе, а в институте крутится, не только лекции читает, но и экзамены принимает!

Ева Сидорове обрадовалась – то, что надо!

– Совсем другое кино! Нынче чтобы дитё на бюджет пропихнуть, последние штаны сымешь! Живо волоки его сюды!

Маргоша выскочила из комнаты, а Типкина была всерьёз расстроена – лопнула её мечта о супер-гипер-магазине, но что делать, зачем после драки кулаками махать, надо действовать. И позвала:

– Доча! Подь сюда!

Клео хоть и не хотелось, но вышла, спросила неприветливо:

– Чё тебе ещё?

Ева Сидоровна заставила себя чуть улыбнуться.

– Додж этот тебе не глянулся, и ладно, наплевать на него. Сейчас Маргоша нового жениха притащит – доцента!

Никакие женихи Клео были не нужны, но, всё-таки, заинтересовалась.

– Какого доцента? Наверное, доцента.

– Один чёрт, в институте тусуется, к приёмной комиссии прислонённый, Мечта, а не жених!

Клео открыла было рот, чтобы высказаться насчет этого доцента-доцента, и вообще всех женихов, но раздались негромкие, веселые звуки дудочки. Это Типкин уже успел малость подремать и проснулся от крика в очень неплохом настроении. Ева Сидоровна сразу выдала:

– Опять охламон свою дуду завёл! – и закричала-позвала: – Подь сюды, жив-ва!

Типкин вошёл, конечно, снял фрак, а черные брюки и не надевал, был всё в той же любимой старенькой полосатой пижаме.

– Чё стряслось? Пожар? Али наводнение?

Жена ласково взглянула на него, сказала нежно:

– Пошто хвостатый пинджак снял? За него деньги плочены! И чёрных брючат нету. Я тебе чё, велела? К жениху при полном параде явиться! Это из-за тебя Додик сбёг!

Клео вступилась за отца.

– Маман! Он не при чём! Хоть Папа Римский пришёл бы, я, всё равно, твоему Додику под жопу коленом!

Типкина решила не продолжать этот разговор – бесполезно, поезд уже ушёл. И произнесла более спокойно:

– Одевайся, как велела, и будь дома, Маргоша нового жениха приволокёт, встреть и приветь. А за этой следи, чё бы не фордыбачила. Новый жених – первый сорт!

– Следи, следи, – Клео усмехнулась. – Мне все твои придумки с женихами паралелльно!

Ева Сидоровна сделала вид, что ничего не слышала, и продолжала:

– А я в сантехнику двину, постараюсь быстро обернуться, не пошла бы, да уже договорилась. А дело важнейшее! – ждала вопросов, что за дело такое, но собеседники молчали, тогда сказала сама: – Зачем туда, вжисть не угадаете!

Типкин не заставил себя ждать, сразу выступил.

– Знаю, знаю! Самолёт покупать!

Клео захохотала, громко и обидно.

– Папан! Прикольно! Уписаться можно!

– Вам всё смешки, – Ева Сидоровна покачала головой. – За золотым унитазом!

Муж и дочь смотрели на неё, приоткрыв от удивления рты, Рауль Лукич опомнился первым.

– Чё-то я плохо слышать стал… Повтори, пожалуйста.

И она с удовольствием повторила:

– За золотым унитазом! Будет у нас такой в сортире стоять! Блестеть и сверкать!

– Маман! Полный облом! – только и смогла сказать Клео.

А Ева Сидоровна продолжала свой рассказ:

– Была надысь в одном дому, кругом блеск! Импорт! А в ванной и сортире – голые бабы!

– Бабы! Голые! – не выдержал Типкин. – Совсем, али частично?

– Ну, горе моё! Охламон! Фотки там такие висят большие! В полстены!

Клео тоже не могла не выступить.

– Зашибись – не сортир, а вернисаж! – и громко запела: – Ах, вернисаж! Ах, вернисаж! Какой портрет, какой пейзаж!

– Вернисаж, это точно, – согласилась с мей мать. – Заходишь туда, и всё у тебя поёт! Там главное углядела – золотой унитаз!

– Зачем такой? – спросил Типкин.

– Затем, что ты дурень! Ниче не соображаешь! С ним совсем другой настрой жизни!

– Писать в него точно нельзя, – съехидничала Клео. Но Ева Сидоровна этого не заметила.

– Можно! Очень даже замечательно! Сидишь на ём, а душа так и поёт!

Тут и Рауль Лукич малость добавил:

– Соловьём! Али какой другой птичкой?

Клео продолжала серьёзно, старалась не улыбаться.

– Что же она поёт? Какие-такие песни? Может, Битлз?

Ева Сидоровна всё-таки поняла, что над ней смеются, и сказала уже сердито:

– Сама ты Битлз! Убьюсь, а куплю! Ни у кого нет, а у меня – вот он! – но даже обида на мужа и дочь не могли испортить её торжества: – Будет, будет унитазик! Уже заказали мне его в этой… Как её… Жапане!

Клео не поняла, переспросила.

– Какой ещё жапане? Ты не путаешь?

– Так мне Иван Васильич, товаровед на базе, обещал.

– Это Япония! – догадалась Клео, А Типкин тихо пробормотал:

– Жапан… Кругом жапан…

Ева Сидоровна не слушала ни мужа, ни дочь, все её мысли и были там, на базе сантехники, и решительно скомандовала:

– Я уехала! Ежели этот доцент…

– Доцент, – поправила Клео.

– Молчи! Один чёрт! Без меня заявится, держите его за хобот, я приеду и сама разберусь, кого Маргоша подсунула. – Сказала и торопливо ушла. Несколько минут отец и дочь сидели молча, потом Клео фыркнула;

– Золотой унитаз! Что за фигня! Но интересно!

Типкин подошёл к окну. Недавно кончился дождь и на тротуарах стояли лужи, большие и маленькие, стоял и глядел на эти лужи, на проходящие редкие машины, на серое небо. О чём он думал?

Может быть о том, что ему скоро пятьдесят и жизнь практически уже прошла? А он не посадил дерево, не построил дом, нет и сына… Но его мысли были о другом: скоро идти на работу в ресторан, будет снимать и надевать плащи и пальто, собирать рубли и бумажные десятки… И в этом был для него какой-то интерес – один вечер не походил на другой.

Внизу к подъезду подкатило такси, обходя лужи к нему двинулась Ева Сидоровна. Проводил машину взглядом и, почему-то, пробормотал под нос:

– Жапан… Не жисть настала, а сплошной универмаг…

7

В своей комнате Клео танцевала. Орал плеер во всю глотку, что-то пела, импровизировала – набор английских слов из разных песен. Потом приглушила музыку, скинула кофточку, махнула и громко сказала-объявила:

– Выступает народная артистка! Звезда нашей эстрады! Клео! Аплодисменты! Аплодисменты! – захлопала ладошками, закланялась, протянула руки, вроде бы получая букеты цветов. Вытерла пот со лба и добавила: – Прикольно! Полный отпад! Так и будет, добьюсь всё равно!

Включила было плеер, собралась снова петь и прыгать, но услышала стук в дверь, и выключила. Надела кофточку, рукой пригладила волосы.

– Ещё один женишок явился! Доцент! – и крикнула: – Эй, кто там, заходь, не боись! Тут не кусаются!

Дверь медленно приоткрылась и в комнату заглянула голова в круглых больших очках. Они сидели на достаточно большом носу, цеплялись за тоже немаленькие уши от которых спускались короткие, светловатые волосы, внизу сходились в тоже коротенькую и реденькую бородку. Голова внимательно глядела на Клео, а она на неё. «Если бы не очки, точно козёл!» – подумала хотела засмеяться, но сдержалась и скомандовала:

– Чё встал, как пень? Пришёл, так залазь!

Дверь открылась и обладатель больших очков, таких же носа и ушей, а также маленькой бородёнки, появился в комнате. В одной руке он держал огромный, как чемодан, портфель чёрной кожи, с блестящими медными замками, в другой – неказистый бледный букетик цветов непонятного происхождения. Это, конечно, прибыл посланный Маргошей новый жених.

По Сократов не был доцентом, а простым преподавателем, даже не старшим, в местном пединституте. 0 таком заветном звании только мечтал, ведь оно сулило ему солидную прибавку к зарплате. Однако кандидатскую диссертацию писал уже десять лет и никак не мог закончить, а без ученого звания доцентом не стать. На кафедре славился как специалист по заварке чая, но сам его не пил, предпочитал коньяк. А если того не было, то любой спиртосодержащий напиток.

Когда-то недолгое время был женат, потом развёлся, состоял даже в краткосрочной любовно-сексуальной связи с Маргошей, жил с матерью и хотел бы жениться…

– Кто такой? – хулиганисто спросила Клео, хотя с первого взгляда всё поняла про несколько неожиданного гостя. Тот смотрел на неё растеряно, не ожидал такой встречи, пожевал губами, облизнулся – язык был бледно-розовым и длинным, – не удержалась и засмеялась.

– Чё ты мне язычёк показываешь? Давай, рожай!

Человек с портфелем малость пришёл в себя и произнёс совсем тихо, под нос.

– Позвольте представиться – Сократов, доцент, меня Маргоша послала…

– Это я усекла, дальше чё?

– Роберт, в смысле-Робик… Позвольте преподнести вам цветы…

Он подал ей букетик, Клео нюхнула разок, сморщила нос.

– Керосином пахнет.., – небрежно кинула цветы на стол, – А я Клео, в смысле Клеопатра. Была такая клёвая царица, может, знаешь?

Сократов заморгал, задумался – пытался вспомнить.

– Имя знакомое вроде, но не встречал…

Громко засмеялась, да так, что слезы выступили на глазах.

– Ой, не могу! Уписаюсь сейчас! Её не встречал! Да она померла сто тысяч лет назад!

Посетитель глядел удивлённо и не нашёл ничего лучшего, как сказать:

– Цены на рынке на цветочки – с ума сойти…

Неизвестно, чем кончилась бы эта содержательная беседа, скорее всего Клео бестрепетно послала бы его по одному, всем известному, адресу, но…

8

Но тут раздалась негромкая печальная мелодия дудки и Сократов оживился.

– У вас музицируют! Прелестно! Что за инструмент?

Она вдруг немного пожалела этого недотёпу и решила не выгонять, пусть живёт.

– Папан на своей дудке дудит, как говорит маман – дурью мается, а мне нравится.

– Дудка! Народный инструмент! Фольклор! Очень мелодично! – уже достаточно громко произнёс гость.

Клео встала, открыла дверь.

– Папан! Гуляй сюда! Тут твою дудку хвалят!

Типкин вошел, конечно, не стал переодеваться, а был всё в той же пижаме и сказал весело:

– Спасибо! Гранд мерси! – научился от посетителей ресторана, – а вы кто? Жених, али как?

Клео продолжала веселиться.

– Он самый! Типа Роберт! В смысле – доцент! Большой учёный!

Сократов чуть нахмурился, почувствовал насмешку. Вообще-то был человеком необидчивым и на многое не обращал внимания, но сейчас…

– Прошу прошения, прелестная хозяйка этого дома, – он даже повысил голос: – Во-первых, не доцент, а доцент. И Роберт, а Роберт.

– Не один хрен! – не унималась Клео, Типкин строго поглядел на неё, всё-таки гость, и учёный. А науку Рауль Лукич уважал со страшной силой, и если по ящику шли какие-то похожие передачи, старался их посмотреть, выдерживая бои с Евой Сидоровной.

– Замолкни сей момент и не возникай! – приказал дочери и обратился к Сократову: – Садитесь, имею к вам, как к представителю нашей науки, ряд животрепещущих вопросов.

Клео фыркнула достаточно громко, даже не пытаясь сдержаться.

– Каких вопросов? Прыгают они, чё ли? Уписаться можно!

Отец только головой покачал.

– Не хулигань, очень тебя прошу.

Но та и не думала останавливаться, очень ей понравился этот придурковатый доцент, с ним было весело. А веселиться она любила больше всего. И крикнула:

– Эй, ты, жених! Пошли танцевать!

Сократов не понял, молча глядел на неё. А Клео продолжала:

– Если ты мой жених, то должен классно плясать! Иначе – гуляй отсюда! Идёшь или нет?

Кандидат в женихи поднялся, спросил немного испуганно и тихо:

– Вальс, да?

– Какой тебе, нахрен, вальс? Самый модный прыг-стоп! Тут главное, ноги выше поднимай! И прыгай, будте тебе керосином зад смочили!

Включила на плеере какую-то дикую музыку и запрыгала, вскидывая ноги выше головы. Сократов тоже попытался прыгать, чуть не упал на пол, но удачно встал на четвереньки.

Тут Типкин опомнился, вскочил со стула и наотмашь шлёпнул хулиганку по заду, да так, что только зазвенело. Попочка у нее была будь здоров! И скорее поднял гостя, помог ему сесть на стул.

Клео ничуть не обиделась, продолжала смеяться, даже упала в кресло, задрала ножки и дрыгала-махала ими. Отец погрозил кулаком, в ответ засмеялась ещё громче, он согнал улыбку с лица и произнёс серьёзно:

– Продолжим наш научный разговор…

Сократов с готовностью согласился.

– Да! Вернёмся к нашим баранам!

– К каким баранам? Где они? – удивился Типкин и оглянулся.

Клео словно ветром вынесло из кресла, подскочила – заглянула под него, потом под стол и заверещала!

– Бе-бе-бе.., Нету их! Это мы бараны!

– Сядь и не мешай нашему научному разговору! – закричал на неё отец. И продолжал, обращаясь к Сократову: – Как вы понимаете эти «чёрные дыры» в небе? Читал о них в газетке, не оттуда ли валится на нас летающие тарелки и другая посуда?

Доцент сделал умное лицо, нахмурился, ответил негромко, со значением:

– Именно так, оттуда. Но, может, и нет. У меня другой профиль научной деятельности, мой конь – климат.

Типкин мало чего понял, кроме того, что у собеседника есть лошадь. И живо поинтересовался:

– Конь – это хорошо. А какой породы? Как зовут?

Притихшая было Клео снова оживилась.

– Папан! Не догоняешь! Это не конь – он предсказывает погоду!

Сократов погрозил ей пальцем.

– Так рассуждают дилетанты. Не предсказываю, а прогнозирую. Предсказывают цыганки, а я ученый, дочти кандидат наук!

Рауль Лукич слушал его, моргал, а потом спросил серьёзно:

– Мне вот что интересно – по радио гуторят «без осадков», а на улице дождь хлещет. Это вы нарочно? Для смеха?

Жених-доцент внимательно глядел то на него, то на Клео, не знал, как ответить, потом всё же родил:

– Глобально! Только глобально! Я исследую климат прошлого и будущего. Могу точно сказать, какая погода будет через тысячу лет.

– А завтра? – спросила Клео, сделав серьёзное лицо.

Сократов встал, поднял правую руку и торжественно, профессорско-лекторским голосом начал вещать:

– Глобально! Только глобально! Генезис этой проблемы уходит в далёкое прошлое. Климат нашего родного дома – планеты Земля раньше был другим…

Тут Типкин перебил:

– Верно! Прежде овощ духовитей рос!

Клео, конечно, тоже не отстала.

– Вода мокрее была! И девки моложе!

Доцент-лектор строго глянул ш них, но отвлекаться не стал.

– Наша голубая прекрасная планета летит ледниковый период! Неизбежно похолодание! Лёд! Лёд кругом! На льду люди! Голые! Мёрзнут! – вдруг снял пиджак, взмахнул им.

– Обалдёть! Я уже замерзла! – Клео вскочила вырвала пиджак, накинула на плечи. Сократов сразу отобрал надел и продолжал:

– Об этом я и пишу в своей диссертации, – быстро открыл портфель, достал толстенную папку, прочёл название на ней: – «Влияние жёсткокрылых, в скобках жуков, на вероятности траноформации климата» Вот! Это будет эпохальная работа! Все вздрогнут, кто, конечно, поймёт.

Типкин слушал приоткрыв рот, потом сказал серьёзно:

– Да, наука это наука, это тебе не хвост собачий.

9

Явно одобрённый этим ценным замечанием, доцент развязал тесёмки папки, достал из нее не бумаги, а плоскую фляжку. Спросил уже нормальным, заинтересованным голосом?

– Стакана есть?

Клео, с огромным интересом следящая за такими многообещающими действиями, сразу вскочила.

– Всегда пожалуйста! – и выбежала в кухню. А Рауль Лукич продолжал научную тему.

– Верно! Надысь какая зима была – сопли к носу примерзали…

Но Сократов уже потерял интерес к разговору о климате, умело и быстро откручивал пробку. Тут и Клео вернулась с тремя большими гранёными стаканами, он ловко разлил по ним коричневую жидкость – в два побольше, в один меньше, – и произнёс со значением.

– Коньяк!

Рауль Лукич и доцент взяли стаканы, в которых коньяка было побольше, но Клео не растерялась – забрала фляжку и долила в свой.

– За науку! Наука – двигатель прогресса! – торжественно произнёс Сократов и одним глотком осушил стакан. Типкин тоже выпил всё сразу, а Клео сначала понюхала, потом чихнула и отпила меньше половины, Рауль Лукич понюхал рукав пижамы и спросил:

– Чё-то малость не усёк – когда на нас эти ледники двинутся? Когда и куда нам бежать-спасаться?

Доцент ПРИСТАЛЬНО смотрел на него каким-то остановившимся взглядом – коньяк подействовал сразу, – но ответил чётко:

– Скоро! Через сто мильёнов лет!

Типкин тоже быстро захмелел, сказал громко и грубо:

Да подъ ты нахрен со своей наукой! Сто мильёнов! Пущай двигаются!

– Пущай! – согласился Сократов, встряхнул почти пустую фляжку. – А пиво есть?

Рауль Лукич опустил руку, пошарил под столом, там была заначка, Несколько бутылок пивка. Достал одну и открыл. Клео удивлённо спросила:

– Зачем пиво, если, как бы, есть коньячок?

Доцент снова поболтал фляжкой, приложил её к уху и улыбнулся.

– Молчи, девка! Чё бы ты понимала! Я изобрёл новый коктейль – называется ёж! Коньяк пополам с пивом!

Типкин сразу возразил.

– Не ёж, а ерш!

Сократов разлил остатки коньяка в свой и его стаканы, – Клео сразу отодвинула свой подальше, – поднял палец и произнёс торжественно:

– Ёрш – это с водкой, а у меня – пиво с коньяком! Новация! Патент получу, озолочусь! Давай, вздрогнем!

Она подвинула к нему стакан, всё-таки заинтересовалась.

– Жадно, плесни и мне, попробую.

Ни слова не сказав, доцент капнул туда пива, скорее, взял свой стакан и заглотнул залпом. Выпил и сидел закрыв глаза. Рауль Лукич выпил медленно, осторожно, покрутил головой.

– Силён твой ёж! Дерёт вовсю! До самых пяток!

А Клео только попробовала и сразу оттолкнула стакан, чуть не пролила.

– Отрава! Какая гадость, уписаюсь даже!

Не открывая глаз, Сократов с ловкостью фокусника, протянул руку и безошибочно схватил её стакан, как акула карася, мигом проглотил даже крякнул:

– Ух! Хорошо! – и только тогда открыл глаза, сказал: Клео – А тебе шиш! С морковкой!

Она, конечно, в долгу не осталась.

– А тебе два! С хреном и горчицей! – и вдруг посерьёзнела, словно прислушивалась к тому, что происходит у неё в желудке, сорвалась с места и выскочила из комнаты.

Её исчезновения никто не заметил. Доцент грустно глядел на пустые фляжку и бутылку, а Типкин сосредоточенно думал о чём-то, а потом вдруг громко произнес:

– А вот, к примеру, если взять волка…

Сократов ничуть не удивился такому повороту научного разговора – с проблем погоды и климата на зверя-хищника.

– Волка? Давай возьмем волка… А коньяк у тебя есть?

Рауль Лукич с некоторым удивлением глядел на этого незнакомого человека, вдруг оказавшегося в его квартире. Но, всё же, ответил:

– Коньяк… Должен быть… Идём в кухню.

Прихватив с собой пустые стаканы новые друзья направились в кухню. Там Типкин открыл шкафчик и обнаружил бутылку с остатками коньяка.

– Есть! Давай глотнём за волка!

– Давай! – Сократов разлил коньяк по стаканам, углядел и достал из шкафчика ещё бутылку пива, долил их доверху. Они выпили, дружно понюхали рукава, и Рауль Лукич погрозил доценту пальцем, спросил многозначительно:

– Ты… Ты большой учёный, ответь мне на один научный вопрос…

Вместо ответа тот вдруг хрипло и громко запел:

А я простой советский заключённый,

И мне товарищ серый брянский волк…

Типкин рассердился.

– Замолкни сей момент, а то в шею! Я политики не касаюсь! У меня вопрос про животного! Вот с такими зубами! – раздвинул руки широко. – Можно волка разводить в клетке?

Коктейль – ёж сделал своё чёрное дело, Сократов уже ничего не понимал, но охотно подтвердил.

– Можно! Наука может всё! И даже больше!

Рауль Лукич произнёс мечтательно, и даже нежно.

– Домик в лесу… Тихо… Благодать… Волка живут – никто не сунется…

Доцент кое-что услышал, из его выступления, но понял по-своему.

– Перспективно! Их разводить! Как только родился – шею ему свернул, и премия в кармане! А если десять? Сто штук? Мешок бабок! Ты молоток, такое придумал! Вхожу в долю! А ещё коньяк есть?

От таких неожиданных кровавых разговоров Типкин малость протрезвел. Даже и мысли не мог допустить, что будет сворачивать шеи маленьким волчатам. Встал, оттолкнул ногой стульчик.

– Хрен тебе в полоску, а не коньяк! Шея маленьким вертеть не позволю! Ты хичник, хуже волка!

Но жених его не слушал и не слышал. Измученный постоянным приемом различного алкоголя, организм выдал защитную реакцию: доцент удал носом на стол и захрапел. Типкин глядел на него, и не знал, как быть. И тут…