Текст книги "Разведчики и шпионы"

Вернувшись в Англию, Локкарт занялся журналистикой и литературой, даже писал сценарии для Голливуда. Когда началась Вторая мировая война, его снова мобилизовали. С сентября 1939 года капитан Р. Брюс Локкарт был официально призван в Департамент политической разведки Форин Оффиса. Он курировал Чехословакию, Венгрию, Югославию, Болгарию, Румынию, Грецию и Турцию. В его задачу входило составление еженедельных политических обзоров по этим странам для министра.

Позднее он был назначен представителем британского правительства при правительстве Чехословакии в изгнании. Затем получил повышение: в 1941–1945 годах Локкарт был директором департамента МИДа, ведавшего пропагандой и разведкой.

Несмотря на то, что Локкарт в России был объявлен «вне закона», у него сложились прекрасные отношения с советским послом Майским. И когда гитлеровцы напали на СССР, ратовал за скорейшее открытие второго фронта и усиление помощи Советскому Союзу.

Во время визита в Англию советской делегации во главе со Шверником Локкарт был его личным переводчиком. А в своих мемуарах о военных годах, написанных в 1947 году, бывший шпион с большой теплотой отзывался о России как о стране, переломившей хребет фашизму.

Умер Локкарт в 1970 году.

Между мировыми войнами

В отличие от войн обычных, имеющих обыкновение когда-то начинаться и когда-то заканчиваться, незримые сражения разведок ведутся без перерывов круглые сутки вот уже многие столетия. В этой главе пойдет рассказ в основном о тех операциях и тех разведчиках и шпионах, которые наиболее ярко проявили себя в промежутке между Первой и Второй мировыми войнами.

Разведчик Шамбалы (Яков Блюмкин)

Обычно Якова Блюмкина помнят как одного из террористов, застреливших в Москве немецкого посла Мирбаха. Это убийство, как известно, едва не привело к срыву Брестского мира и еще ко многим неприятностям. Однако почему-то гораздо меньше известно об одной странной командировке нашего героя, которая проходила под патронажем ОГПУ. Быть может, потому, что она была совершенно секретной. Началось же все вот с чего…

Зимний петроградский ветер с легкостью пронизывал не только латаное-перелатаное демисезонное пальтишко молодого человека с бородкой «под Троцкого», но и его самого до костей. А потому не было ничего удивительного в том, что тот заскочил погреться в первое попавшееся на пути здание.

Так Яков Блюмкин неожиданно для себя оказался в лектории Балтфлота. Грязный, прокуренный зал был забит матросами – черные бушлаты, перехваченные пулеметными лентами, увешанные ручными бомбами, лишь кое-где перемежались с солдатскими шинелями и гражданскими пальто.

Наш герой облегченно вздохнул: хотя на пустынной улице он слежки за собой и не заметил, профессиональный опыт подсказывал ему, что не вредно на время еще и затеряться в толпе. Глядишь, и погреешься, и от преследователей укроешься, выигрывая драгоценное время.

Молодой человек нашел свободное место, присел и задремал под негромкий скучноватый голос лектора. Шутка ли, вторые сутки без отдыха мотаться по городу, опасаясь разоблачения; после нашумевшего убийства посла Мирбаха за голову Якова сулили бешеные деньги.

Неожиданный шум в зале прервал забытье. Блюмкин открыл глаза – матросы пересаживались поближе к трибуне, шикая на тех, кто мешал слушать.

«В глубине Азии, на границе Афганистана, Тибета и Индии лежит таинственная страна, которую окружают восемь снежных гор, похожих на лепестки лотоса», – доносилось тем временем с трибуны. И далее, не жалея красок, лектор стал расписывать землю чародеев Шамбалы, обладающих секретными знаниями, которые было бы не вредно поставить на службу трудовому народу…

Лекция закончилась под громовые аплодисменты. С места в карьер матросы-братишки постановили: создать летучий отряд, который не мытьем, так катаньем прорвется в Шамбалу и получит все необходимое для блага революции.

Прямо в зале выбрали комиссию, которая тут же занялась составлением необходимых бумаг в правительственные инстанции с просьбой разрешить захват Тибета, а также объявила запись добровольцев в будущий летучий отряд. Через час письма были написаны, зачитаны вслух и отправлены по адресам. Возбужденные матросы, записавшись в длинный список добровольцев, разошлись по своим кораблям.

Блюмкин же задержался. И дождавшись, пока лектор получит свою честно заработанную пайку – гонорар за прочитанный доклад, подошел к нему. Назвался журналистом и попросил разрешения у Барченко Александра Васильевича – так звали ученого-лектора – как-нибудь наведаться к нему. Блюмкин вовсе не блефовал. Он почему-то был уверен, что рано или поздно их с Барченко пути еще пересекутся.

И они действительно встретились. Шесть лет спустя, поздним ноябрьским вечером 1924 года в квартиру сотрудника Института мозга и высшей нервной деятельности Александра Барченко постучали. У дверей стояли четверо в кожанках. Один из незваных гостей напомнил хозяину квартиры об их предыдущей встрече. И сообщил, что его опыты по телепатии заинтересовали органы ОГПУ, а потому было бы неплохо, если бы ученый согласился посотрудничать с органами.

Опешивший Барченко попытался что-то возразить, но Блюмкин умел уговаривать, когда это было ему нужно. Мягким голосом, в котором тем не менее чувствовалась скрытая угроза, он заставил исследователя не только согласиться с предложением, но рассказать о своих опытах. По окончании рассказа Блюмкин, многозначительно улыбаясь, попросил ученого написать отчет о своей работе на имя Дзержинского.

И он действительно передал этот доклад высокому начальнику из рук в руки, присовокупив к этому устный рассказ о самом Барченко и его планах. «Железный Феликс» тоже был заинтригован открывающимися возможностями и отдал отчет сотруднику секретного отдела Якову Агранову, который и должен был курировать нового сотрудника.

Спустя несколько дней Агранов и Барченко встретились. Потом ученый вспоминал об этом так: «В беседе с Аграновым я подробно изложил ему теорию о существовании замкнутого научного коллектива в Центральной Азии и проект установления контактов с обладателями его тайн. Агранов отнесся к моим сообщениям положительно».

Блюмкин тем временем вынашивал далеко идущие планы. Он вовсе не собирался выпускать инициативу из своих рук и хотел сам стать первым обладателем этих тайных знаний Шамбалы. Для этого он разработал план действий, который, как показывают дальнейшие события, ему удалось осуществить почти полностью.

Для начала Блюмкин провел, как бы мы это сказали сегодня, интенсивную пиар-кампанию. Он убедил Барченко написать письмо в коллегию ОГПУ. Потом добился того, чтобы доклад ученого включили в повестку очередного собрания коллегии.

«Заседание коллегии состоялось поздно ночью, – вспоминал потом Барченко. – Все были сильно утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с вопросами…»

Но этого как раз и добивался хитрый Блюмкин. В результате при поддержке Бокия и Агранова ему удалось добиться благоприятного решения коллегии. Ее постановлением Бокию поручалось детально ознакомиться с содержанием проекта Барченко, «и если из него действительно можно извлечь какую-либо пользу, сделать это».

Итогом всей этой деятельности стало создание при ОГПУ секретной лаборатории нейроэнергетики. Она разместилась в одном из корпусов Московского энергетического института и стала заниматься весьма широким спектром проблем – от изучения феномена «снежного человека» до изобретений, связанных со шпионажем. Одной из основных считалась задача научиться телепатически читать мысли противника на расстоянии.

Параллельно этому в сверхсекретной обстановке разрабатывался еще один проект, инициатором которого стал Глеб Бокий, начальник Спецотдела ГПУ. Он был хорошо знаком с Барченко, у обоих были одинаковые склонности к мистике и разного рода тайным обществам.

Еще в 1909 году Барченко рекомендовал Бокия членам ордена розенкрейцеров, где состоял и сам. А потому, собравшись зимой 1924 года на конспиративной квартире Глеба Бокия, старые знакомые пригласили еще нескольких ученых и чекистов и организовали «Единое трудовое братство». Тайная организация прямо ставила цель – достичь Шамбалы и установить контакт с ее обитателями.

Интересно, что Якова Блюмкина среди членов нового тайного общества не оказалось. Но это вовсе не означало, что он отказался от мысли стать первопроходцем Шамбалы. Просто он решил действовать иначе, не участвуя в никаких мистических организациях, к которым советская и прочие власти всегда относились плохо.

Для начала он решил перепроверить сведения Барченко. Для этого он обратился к профессору Академии РККА А. Е. Снесареву, который считался самым компетентным русским экспертом по Северо-западному району Британской Индии. Кроме того, имелись данные, что профессор, наряду с научными исследованиями, неоднократно выполнял и поручения разведки.

Собеседники вскоре поняли друг друга. И профессор выложил на рабочий стол карту Памира, рассказал, что знал о том районе, где по горным тропам не пройдет даже вьючная лошадь. Где люди седеют от тревог и начинают бояться пространства. Где происходят странные события и где, кажется, сама природа начинает активно противостоять людям, стремящимся проникнуть в тайны загадочной страны.

Убедившись, что Шамбала, вероятно, действительно существует, Блюмкин развил бурную деятельность по организации экспедиции. Однако Барченко с Бокием тоже не теряли времени зря.

В итоге было принято решение об организации одной экспедиции переодетых под паломников чекистов и ученых, в состав которой должны были войти все заинтересованные лица. Экспедиция, ведя разведывательную работу, составляя планы местности, помимо Афганистана, должна была побывать в Индии, Тибете, Синьцзяне. Попутно через горные кряжи афганского Гиндукуша предполагалось пробраться в один из каньонов Гималаев – то есть достичь таинственной Шамбалы.

На расходы личным распоряжением Дзержинского было выделено 600 тысяч долларов – сумма по тем временам колоссальная. Базой для подготовки стала одна из дач Спецотдела в подмосковном поселке Верея. Здесь участники мероприятия изучали английский язык, язык урду и осваивали верховую езду.

Руководителем экспедиции был назначен Барченко. А комиссаром – полиглот и мастер восточного рукопашного боя Яков Блюмкин. Ему же ЦК поручил и контроль за ведением операций разведывательного характера.

Казалось бы, все шло как надо. Однако Блюмкина такое распределение ролей все же не устроило. Он предпочел бы сам стать руководителем экспедиции, проникнуть в Шамбалу без лишних глаз. И он связывался с начальником иностранной разведки М. Трилиссером, убеждая того препятствовать экспедиции. Дескать, как это секретная операция за пределами Страны Советов проводится без участия и даже согласования с отделом иностранной разведки…

Блюмкин хорошо изучил законы аппаратной игры. И хотя приготовления к экспедиции были по существу завершены, Трилиссер, через Чичерина и Ягоду, добился ее отмены.

Бокий, впрочем, в долгу не остался. Поняв, откуда дует ветер, он попытался нейтрализовать своих противников. Первый удар пришелся по Ягоде. С помощью оборудования секретной лаборатории, которая начала заниматься созданием технических приспособлений – локаторов, пеленгаторов и передвижными отслеживающими станциями, – он перехватил одну из зашифрованных радиограмм Ягоды, расшифровал ее (текст гласил: «Пришлите ящик водки») и представил компромат на отправителя в ЦК. Вот, дескать, для чего используется спецоборудование и средства тайных служб…

Однако Генрих Ягода все же в тот раз усидел в своем кресле. И в ОГПУ началась война группировок. Блюмкин тем временем через отдел иностранной разведки добился, чтобы отыскать Шамбалу и установить контакт с ее обитателями поручили именно ему.

А чтобы нейтрализовать членов «Единого трудового братства», Блюмкин намекнул Бокию, что в долгу перед братьями не останется. И Бокий передал ему все карты и секретную информацию. Так Яков Григорьевич ухитрился стать представителем сразу двух враждующих группировок. Ему же были и отданы все средства, выделенные ранее на организацию экспедиции.

Впрочем, Блюмкин вовсе не собирался действовать методами Барченко, добиваться на проведение в районах, контролируемых англичанами, легальной научной экспедиции. Он решил действовать иначе.

В начале сентября 1925 года на границе Британской Индии объявился хромой дервиш. Он шел с караваном мусульман из секты исмаилитов к месту паломничества. Но в городе Балтит дервиш «прокололся»: полицейские обратили внимание, что нищий зачем-то ходил на почту. Его задержали по подозрению в шпионаже и под конвоем отправили в военную разведку. Дервиша ожидал допрос и вероятный расстрел.

Однако оставленный на ночь под замком хромой исмаилит сумел сбежать из охраняемого помещения разведки, причем не с пустыми руками. Он прихватил с собой важнейшую диппочту, адресованную полковнику Стюарту, и английское обмундирование.

В погоню был отправлен целый взвод солдат, но безрезультатно. И лишь позднее англичане выяснили, что среди преследователей был и… сам Блюмкин в форме рядового колониальных войск. Улучив удобный момент, солдат тот исчез, превратившись в монгольского монаха, который вскоре нашел себе попутчиков.

Фальшивый лама 17 сентября 1925 года присоединился к экспедиции Николая Константиновича Рериха, которая тоже двигалась в район предполагаемого нахождения Шамбалы. Причем художник и путешественник не распознал подвоха.

«Приходит монгольский лама и с ним новая волна вестей, – записывал он в своем дневнике. – В Лхасе ждут наш приезд. В монастырях толкуют о пророчествах. Отличный лама, уже побывал от Урги до Цейлона. Как глубоко проникает эта организация лам! Толкуем с ламой про бывший случай около Дарджилинга». И чуть ниже восторженно: «Нет в ламе ни чуточки ханжества, и для защиты основ веры он готов и оружие взять. Шепнет: «Не говорите этому человеку – все разболтает», или: «А теперь я лучше уйду». И ничего лишнего не чувствуется за его побуждениями. И как легок он на передвижение!»

По ночам загадочный монах исчезал. Мог не появляться в расположении экспедиции по несколько дней. Но всегда нагонял путешественников.

Таинственные исчезновения лжеламы объяснялись его «мирской работой» – Блюмкин наносил на карты блокпосты, пограничные заграждения, высоты. Проверял состояние коммуникаций и километраж дорог.

А когда его отлучки стали вызывать подозрения Рериха, Блюмкин кое-что сообщил художнику. Об этом свидетельствует следующая запись в дневнике: «Оказывается, наш лама говорит по-русски. Он даже знает многих наших друзей. Лама сообщает разные многозначительные вещи. Многие из этих вестей нам уже знакомы, но поучительно слышать, как в разных странах преломляется одно и то же обстоятельство. Разные страны как бы под стеклами разных цветов. Еще раз поражаешься мощности и неуловимости организации лам. Вся Азия, как корнями, пронизана этой странствующей организацией».

Так вместе с экспедицией Блюмкин прошел весь Западный Китай. Они посетили более ста тибетских святилищ и монастырей, собрали огромное количество древних сказаний и легенд; преодолели тридцать пять горных перевалов, величайший из которых, Дангла, считался неприступным; собрали бесценную коллекцию минералов и лекарственных трав. Для изучения всех этих экспонатов в 1927 году был даже создан специальный институт.

Однако достичь таинственной Шамбалы ни Рериху, ни Блюмкину так и не удалось. То ли Блюмкин чего-то испугался, то ли туда не удалось отыскать верной дороги, то ли страны той не существует вовсе…

В общем, в июле 1926 года Блюмкин вернулся в Москву, не достигнув своей основной цели. Но не с пустыми руками. Кроме официального отчета для разведки он привез еще немало рецептов алтайских колдунов, монгольских врачевателей, индийских брахманов… Но вовсе не торопился делиться секретами с Барченко и другими «братьями». Они рассорились.

Но толком отомстить Блюмкину за его вероломство не успели – того срочно отправили в Палестину. Началась операция, связанная с организацией советской резидентуры на Ближнем Востоке под прикрытием торговли старинными еврейскими манускриптами.

А потом «лавочку» и вообще прикрыли.

С 1937 по 1941 год были арестованы и расстреляны все члены тайного общества «Единое трудовое братство». Погиб Глеб Бокий. Его вызвал нарком внутренних дел Николай Ежов, знавший, что в свою черную тетрадку Бокий занес много интереснейших сведений, и потребовал компрометирующие материалы на некоторых членов ЦК и высокопоставленных чиновников. Бокий отказался. Не подействовал на него и тот факт, что приказание сдать компромат исходило от самого Сталина. Бокий лишь пожал плечами: «А что мне Сталин?! Меня Ленин на это место поставил…»

Понятное дело, вождь всех народов перенести такого не мог, и в свой кабинет вольнодумец Бокий больше уж не вернулся. Затем расстреляли Барченко. Нашлась пуля и для Я. К. Блюмкина. Словом, случайно или нет, но так или иначе погибли все, кто был хоть как-то связан с поисками таинственной страны Шамбалы.

Генерал и певица (Николай Скоблин и Надежда Плевицкая)

Николай Владимирович Скоблин – личность загадочная, его деятельность в качестве разведчика до сих пор вызывает споры. На чьей же стороне он все-таки воевал? Давайте попробуем разобраться…

Достоверных сведений о том, кем были его родители, нет до сих пор. Известно лишь, что родился будущий разведчик в 1895 году. Окончил кадетский корпус и юнкерское училище, участвовал в Первой мировой войне.

В 1917 году, будучи уже штабс-капитаном, вместе с другими добровольцами ударного батальона участвовал в боевых действиях против большевиков. Затем командовал Корниловским полком – одним из тех, что были укомплектованы только офицерами и считались элитой Добровольческой армии.

Полк, названный в честь генерала Корнилова, погибшего в 1918 году, позднее был развернут в дивизию, но это не спасло корниловцев от поражения. В ноябре 1920 года Николай Скоблин лично проследил за тем, чтобы каждый боец-корниловец был погружен на пароход «Саратов», уходящий из Крыма, и, говорят, был последним участником Белого движения, покинувшим родную землю. К тому времени он уже был генералом.

Вместе с ним эмигрировала и выдающаяся русская певица Надежда Плевицкая. Интересно, что простая крестьянская девушка из Курской губернии в дореволюционной России была столь знаменита, что неоднократно пела и для самого государя Николая II.

Однако после революции она решительно приняла сторону красных – наверное, сказались крестьянские корни. Впрочем, очевидцы утверждали, что она с одинаковым чувством, в зависимости от аудитории, могла спеть и «Боже, царя храни», и «Смело мы в бой пойдем».

Далее судьба ее сложилась так. Во время Гражданской войны, находясь на гастролях на фронте, Плевицкая попала к белым, в часть, которой командовал тогда еще полковник Скоблин. Он сразу влюбился в певицу, и та ответила взаимностью, хотя была на двенадцать лет старше своего возлюбленного.

Впрочем, некоторые историки выдвигают версию, что Плевицкая вовсе не случайно попала в плен. Она, дескать, уже тогда была агентом ВЧК, и перед ней специально поставили цель завлечь Николая Владимировича. Однако такая версия была маловероятна хотя бы потому, что в тот момент сам Скоблин не представлял особой ценности – полковников в рядах белой гвардии было много. И кто знал, уцелеет ли он в жесточайших боях?

Так или иначе, но Скоблин уцелел, стал генералом и вместе с Плевицкой оказался в эмиграции – сначала в Галлиполи, а затем и в Париже. Сняв военную форму, рядом с красавицей женой он выглядел маленьким и невзрачным. Однако он по-прежнему оставался командиром для многих корниловцев и мог в любой момент собрать офицеров этого полка, находившихся в Париже.

Вскоре все они стали членами «Российского Общевоинского союза» (РОВС), организации, объединявшей русское офицерство в эмиграции. РОВС имел широкие связи по всей Европе, обладал собственными разведслужбами, унтер-офицерской школой, регулярно проводил сборы своих членов, смотры их выучки.

В среде русских офицеров Скоблина очень уважали, к нему с особым вниманием относились генералы Кутепов и Миллер, руководившие РОВС. А поскольку деятельность этой организации весьма беспокоила ВЧК – ОГПУ, то осенью 1930 года во Францию был направлен агент Иностранного отдела Петр Георгиевич Ковальский со спецзаданием – завербовать Скоблина и Плевицкую.