Текст книги "Песнь о Нибелунгах"

Авентюра XXVIII
О том, как бургунды прибыли к гуннам

 
Был Хильдебрандом Бернским[281]281
  Хильдебранд Бернский – воспитатель и оруженосец короля Дитриха.
  Дитрих… стал невесел… – он подозревал о замысле Кримхильды.


[Закрыть] о вормсцах извещён
Его питомец Дитрих, и стал невесел он,
Услышав, с чем явился к нему старик-вассал,
Но всё ж приветливо принять бургундов приказал.
 
 
Распорядился Вольфхарт, чтоб подали коней,
И в поле Дитрих отбыл с толпой богатырей:
Спешил свои услуги он предложить гостям,
А рейнцы между тем шатры уже разбили там.
 
 
Когда увидел Хаген, кто подъезжает к ним,
Почтительно промолвил он королям своим:
«Я вас прошу подняться и выйти, господа.
Должны мы с честью встретить тех, кто к нам спешит сюда.
 
 
То края Амелунгов[282]282
  Амелунги. – Дитрих принадлежал к роду Амелунгов, или Амалов, остготской династии.


[Закрыть] могучие сыны,
Чьи души благородства и мужества полны.
Ведёт их Дитрих Бернский – я с ним давно знаком.
Не след гнушаться дружбою с подобным смельчаком».
 
 
Как долг гостеприимства и вежливость велят,
На землю спрыгнул Дитрих, за ним – его отряд,
И устремились бернцы к палаткам пришлецов,
На все лады приветствуя приезжих удальцов.
 
 
С тяжёлым сердцем Дитрих трём королям предстал:
Выходит, понапрасну надежду он питал,
Что Рюдегер сумеет бургундов остеречь.
И к детям Уты обратил герой такую речь:
 
 
«Привет вам, Гунтер, Гернот и Гизельхер младой,
Вам, Хаген, шпильман Фолькер и Данкварт удалой!
Но помните, что Зигфрид Кримхильдой не забыт.
О нибелунге доблестном досель она скорбит».
 
 
Воскликнул Хаген гордо: «Что нам её кручина!
Немало лет промчалось со дня его кончины.
О том, кто не воскреснет, к чему скорбеть без толку?
Пусть лучше любит Этцеля, чем плакать втихомолку».
 
 
«Пусть, – молвил Дитрих Бернский, – спит Зигфрид вечным сном.
Но речь, державный Гунтер, веду я не о нём.
Покуда дни Кримхильды ещё не сочтены,
Щит нибелунгов,[283]283
  Щит нибелунгов – защита, опора бургундов; выше (строфа 1526) так назван Хаген.


[Закрыть] жизнь свою вы поберечь должны».
 
 
«Как мне ещё беречься? – король в ответ ему. —
Не вправе был не верить я зятю своему,
Когда меня просили прибыть на торжество
Два шпильмана от имени Кримхильды и его».
 
 
Шепнул тут государю владетель Тронье снова:
«Король, не остаётся вам выхода иного,
Как Дитриха с друзьями тайком уговорить
Намеренья Кримхильды нам по-дружески раскрыть».
 
 
Последовали тотчас совету короли
И Дитриха из Берна в сторонку отвели.
«Великодушный Дитрих, поведай без прикрас,
Что королева думает затеять против нас».
 
 
«Что вам ещё поведать? – сказал правитель Берна. —
Одно лишь о Кримхильде я знаю достоверно:
С зарёй встаёт и молит она в слезах творца,
Чтоб он воздал за Зигфрида, могучего бойца».
 
 
«Ничем тут не поможешь, пусть плачет весь свой век, —
Воскликнул шпильман Фолькер, отважный человек. —
Мы ж ко двору поедем, а там посмотрим сами,
Как обойтись и поступить решили гунны с нами».
 
 
И ко двору бесстрашно бургунды поскакали,
А гунны жадных взоров с приезжих не спускали
И Хагена старались меж ними угадать.
Его всем людям Этцеля хотелось увидать.
 
 
Давно владений гуннских достигла весть о том,
Что Зигфрид Нидерландский сражён его копьём,
Хоть силой муж Кримхильды всех в мире затмевал.
Вот отчего о Хагене здесь каждый толковал.
 
 
Хорош собой был витязь – осанист, длинноног,
В плечах косая сажень, да и в груди широк.
Лицом и взглядом грозным внушал он людям страх,
И серебрилась седина уже в его кудрях.
 
 
Отвёл покои Этцель для знатных пришлецов.
Однако в зал отдельный слуг и простых бойцов
Кримхильда поместила, желая брату зла,
И там вся челядь вормсская истреблена была.
 
 
Определён был Данкварт в начальники над ней.
Ему державный Гунтер велел беречь людей
И присмотреть, чтоб было всё нужное у них.
На совесть порадел герой о ратниках своих.
 
 
Неласково с гостями хозяйка обошлась.
С одним лишь Гизельхером Кримхильда обнялась,
А с прочими не стала здороваться совсем.
Заметив это, подвязал потуже Хаген шлем.
 
 
Владетель Тронье бросил: «Такой приём холодный
Обиду и тревогу вселит в кого угодно.
Встречают здесь учтиво не каждого из нас.
Как видно, мы отправились сюда не в добрый час».
 
 
Ответила Кримхильда: «Учтив с гостями тот,
Кому доставить радость способен их приход.
А с чем таким из Вормса явились вы ко мне,[284]284
  А с чем таким из Вормса явились вы ко мне… – Кримхильда имеет в виду клад нибелунгов. См. строфу 1741. Она до самого конца упорно домогается его возвращения (строфа 2367 след.).


[Закрыть]
Чтоб рада вас принять была я у себя в стране?»
 
 
С усмешкой молвил Хаген: «Когда б я знал заране,
Что за гостеприимство вы требуете дани,
Поверьте, согласился б я по миру пойти,
Чтоб только вам, владычица, подарок привезти».
 
 
«Тут речь не о подарке – прошу я своего.
Что с кладом нибелунгов? Где скрыли вы его?
По праву им владела я в прошлые года.
Его-то и велел сам бог вам привезти сюда».
 
 
«Неужто вы забыли, что много лет назад
По воле государей увёз я этот клад
И бросил в воды Рейна, и он пошёл на дно.
Ему до Страшного суда лежать там суждено».[285]285
  Ему до Страшного суда лежать там суждено. – Это заявление Хагена не вполне согласуется со строфой 1137, где сказано о намерении бургундов впоследствии воспользоваться утопленным ими кладом.


[Закрыть]
 
 
На это королева такой ответ дала:
«О нём всё это время я много слёз лила.
Он мне подарен мужем, а значит – мнила я —
Вы привезти хоть часть его должны в мои края».
 
 
«Пусть чёрт вам клады возит, – сказал владетель Тронье.
Уже и без того я нагружен крепкой бронью,
Щитом, мечом и шлемом,[286]286
  …я нагружен… // Щитом, мечом и шлемом… – Кримхильда не могла не знать, что меч, которым вооружен Хаген, – это Бальмунг, снятый им с мёртвого Зигфрида, – Хаген не только грозит ей, но и издевается над нею. Ср. строфу 1746.


[Закрыть] хоть из родной страны
Мной не в подарок вам они сюда привезены».
 
 
Кримхильда нибелунгов предупредила тут:
«У нас оружье гости при входе в зал сдают,
И я на сохраненье от вас его приму».
На это Хаген возразил: «Вовек не быть тому.
 
 
Да разве допущу я, чтоб на виду у всех —
Хозяйка надрывалась, таская мой доспех?
Учил меня родитель беречь прекрасных дам.
Носить своё оружие и впредь я буду сам».
 
 
Промолвила Кримхильда: «Я предана опять.
Доспехи не желают мой брат и Хаген снять.
Предостерёг, наверно, их некий доброхот.
Коль я проведаю, кто он, его кончина ждёт».
 
 
Побагровев от гнева, ответил Дитрих ей:
«И Хагена лихого, и знатных королей
Предостерёг по дружбе я и никто иной.
Попробуй, ведьма злобная, расправиться со мной».
 
 
Хоть стало от обиды у ней темно в глазах,
Кримхильда промолчала – внушал ей Дитрих страх
И отошла подальше от недругов своих,
Окинув на прощание свирепым взглядом их.
 
 
Тут за руки друг друга два славных мужа взяли.
Один из них был Хаген, другого Дитрих звали.
С бургундом витязь бернский повёл такую речь:
«Мне очень жаль, что дали вы сюда себя завлечь.
 
 
С Кримхильдой не случайно повздорить вам пришлось». —
«Посмотрим мы, что будет», – ему ответил гость.
Покамест шёл меж ними учтивый разговор,
Державный Этцель обратил на чужеземца взор.[287]287
  Державный Этцель обратил на чужеземца взор. – Следовательно, пререкания между Кримхильдой и Хагеном происходят в присутствии Этцеля, которому ещё не представили гостей. В ярости королева забыла все придворные обычаи и нарушила этикет. И в дальнейшем Этцель, в разительном противоречии со своим официальным положением, играет роль скорее статиста, чем активно действующего лица.


[Закрыть]
 
 
Спросил он приближённых: «А как зовётся тот,
С кем Дитрих наш беседу по-дружески ведёт?
Высокий ум и душу всё обличает в нём.
Наверно, он на свет рождён был доблестным отцом».
 
 
Один из слуг Кримхильды сказал: «Мой господин,
Он – уроженец Тронье и Альдриана сын.
Вид у него учтивый, зато суровый нрав,
И убедитесь вы ещё, насколько был я прав».
 
 
«Как я могу увидеть, суров он или нет?» —
Недоуменно молвил король ему в ответ.
Ведь он ещё не ведал намерений жены,
Не знал, что ею родичи на смерть обречены.
 
 
«Я помню Альдриана – служил мне верно он
И в рыцари был мною за храбрость посвящён.
Охотно с ним делился я золотом своим,
И незабвенной Хельхою он тоже был любим.
 
 
Потом прислал он сына в заложники ко мне,
И с Вальтером Испанским[288]288
  Вальтер Испанский – один из героев средневековых немецких эпических поэм Вальтер Испанский (или Аквитанский, т. е. вестготский, так как в эпоху переселения народов вестготское королевство занимало территорию нынешней Испании и Южной Франции, именовавшейся тогда Аквитанией) в юности живёт при дворе Этцеля в качестве заложника вместе с франкским королевичем Хагеном и бургундской королевной Хильдегундой. Хаген бежит на родину. Вальтер с Хильдегундой следуют его примеру и попадают в землю франков, король которых Гунтер с 12 воинами нападает на беглецов у Васкенштайна (т. е. в Вогезском лесу). Хаген, не желая драться с другом, садится в стороне на щит в знак своих мирных намерений.


[Закрыть] тот жил у нас в стране.
Когда же Хаген вырос, он был отпущен мной,
А Вальтер с Хильдегундою бежал в свой край родной».[289]289
  И с Вальтером Испанским тот жил у нас в стране. // Когда же Хаген вырос, он был отпущен мной, // А Вальтер с Хильдегундою бежал в свой край родной. – Указания на эпизоды из «Вальтария». Небезынтересно напомнить о некоторых эпизодах этого эпического произведения, так как они перекликаются – иногда по контрасту – с мотивами второй части «Песни о нибелунгах». Аквитанец Вальтер, франк Хаген и бургундка Хильдегунда живут заложниками при дворе Аттилы, но, несмотря на его благоволение, совершают побег на родину, причем Вальтер захватывает с собой сокровища Аттилы. Во франкских пределах на них нападает король Гунтер, который хочет отнять эти богатства. Хаген, подданный Гунтера, тем не менее не участвует в бою, – ведь он друг Вальтера. Но после того, как Вальтер умерщвляет его племянника, Хаген вступает в сражение. В последнем вооруженном столкновении участвуют все трое – Хаген, Вальтер и Гунтер, и, жестоко изранив друг друга, достигают в конце концов примирения. Вальтер вступает в брак с Хильдегундой и после кончины своего отца занимает престол Аквитании (Южной Галлии, входившей в ту пору в состав Вестготской Испании). В «Песни о нибелунгах» Хаген и Гунтер – не франки, а бургунды, хотя и в ней, как в «Вальтарии», Хаген – вассал Гунтера. Колебания между верностью господину и дружбой – мотив, который разрабатывается в «Песни о нибелунгах» в эпизоде с Рюдегером (авентюра XXXVII). В обоих произведениях казна – источник раздора. Наконец, территории, на которых развертывается действие «Вальтария», примерно те же, что и место действия второй части «Песни о нибелунгах». Хаген, по словам Этцеля, был им отпущен на родину. В «Вальтарии» он бежал из страны гуннов, но в таком случае вряд ли теперь он мог бы быть гостем Этцеля. Между прочим, в «Вальтарии» встречается термин nebulones, буквально «туманные люди», который здесь применен к франкам. Иногда его сближают с термином «нибелунги», сканд. niflungar (hniflungar).


[Закрыть]
 
 
О прошлом вспомнил Этцель и убедился снова,
Что видит пред собою соратника былого.
Достойно гуннам Хаген в дни юности служил,
Зато немало их в бою под старость уложил.
 

Авентюра XXIX
О том, как Кримхильда препиралась с Хагеном, а он не встал перед нею

 
Но вот прервал беседу бургундский удалец
И с Дитрихом из Берна расстался наконец.
Через плечо глазами окидывая зал,
Искал себе он спутника и вскоре отыскал.
 
 
С млад Гизельхером Фолькер стоял плечом к плечу,
И Хаген обратился учтиво к скрипачу,
Прося, чтоб вышел шпильман с ним вместе из дворца.
Он знал его как сильного, бесстрашного бойца.
 
 
Покуда в людном зале шёл громкий разговор,
Тайком спустились Хаген со шпильманом во двор
И вдоль него неспешно направили шаги.
В таких героев не могли вселить испуг враги.
 
 
Перед дворцом соседним – жила Кримхильда в нём —
Уселись на скамейку воители вдвоём.
Огнём сверкали брони на витязях лихих.
Всем, кто там был, хотелось знать, как величают их.
 
 
Как будто на заморских, невиданных зверей,
Толпой глазели гунны на двух богатырей.
Заметила Кримхильда обоих из окна,
И помрачнела Этцеля пригожая жена.
 
 
Опять у ней померкли глаза от горьких слёз.
Вассалы, видя это, ей задали вопрос,
Что ввергнуть так внезапно её в тоску могло.
Она сказала: «Витязи, от Хагена всё зло».
 
 
У королевы гунны допытываться стали:
«Как так? Ведь мы недавно весёлой вас видали.
Но пусть силён спесивец, который вас задел, —
Лишь дайте знак, и не уйдёт от нас он жив и цел».
 
 
«Молю вас на коленях, – в ответ Кримхильда им, —
Расправиться нещадно с обидчиком моим.
Кто за меня отплатит и Хагена убьёт,
Тому я дам в награду всё – богатство, власть, почёт».
 
 
Проворно снарядилось тут шестьдесят бойцов.
Любой за королеву был в бой вступить готов.
Они, посовещавшись, решили сгоряча
Сразить немедля Хагена, а с ним и скрипача.
 
 
Но взор остановила Кримхильда на бойцах
И, видя, как их мало, воскликнула в сердцах:
«Того, чего хотите, добьётесь вы навряд —
Не сломит в схватке Хагена столь небольшой отряд.
 
 
Но хоть властитель Тронье отважен и силён,
Тот, кто сидит с ним рядом, ещё страшней, чем он.
Могучий шпильман Фолькер – опасный человек.
Без подкрепленья с ними вы не сладите вовек».
 
 
Бойцам позвать на помощь товарищей пришлось.
Четыре сотни гуннов в доспехи облеклось.
Владела королевой одна лишь мысль – отметить,
И многим жизнью довелось за это заплатить.
 
 
Увидев, что дружина готова бой начать,
Кримхильда удержала своих людей опять:
«Я подождать немного приказываю вам.
Сперва в короне выйду я сама к моим врагам.[290]290
  Сперва в короне выйду я сама к моим врагам. – Таким образом, оскорбление, которое мог нанести Кримхильде Хаген, распространялось бы и на её гуннских подданных и тем вернее должно было вовлечь их в бой с ним. Но тем позорнее было их отступление в конце зтой сцены.


[Закрыть]
 
 
Вы все должны услышать, в чём грешен предо мной
Владетель Тронье Хаген, обидчик давний мой.
Из гордости признает он вслух вину свою,
А уж тогда мне всё равно, что станет с ним в бою».
 
 
Назад отважный шпильман внезапно бросил взор
И сразу же заметил, что из дому во двор
По лестнице Кримхильда ведёт мужей своих,
И Хагена предостерёг скрипач в словах таких:
 
 
«Взгляните, сотоварищ, вон та, что зазвала
Нас на весёлый праздник, но нам желает зла.
Толпой бойцы с мечами валят за ней вослед.
Ни у одной из королев столь грозной свиты нет.
 
 
Не к вам ли, друг мой Хаген, они полны вражды?
Коль так, остерегайтесь, иль не минуть беды.
Быть начеку вам надо, чтоб жизнь спасти и честь.
Сдаётся мне, на лицах их нетрудно гнев прочесть.
 
 
На их груди широкой – я вам ручась в том —
Под шёлковой одеждой броня горит огнём.
Зачем они в доспехах – не знаю я покуда,
Но к бою, если бой грозит, готовым быть не худо».
 
 
Воскликнул Хаген гневно: «Прекрасно понял я,
Чего они здесь ищут, – нужна им жизнь моя.
Затем при них оружье, затем они в броне.
Но не закажут путь на Рейн враги такие мне.[291]291
  Но не закажут путь на Рейн враги такие мне. – Поскольку Хаген не забывает, что пути назад в Бургундию ни ему, ни его спутникам нет, эти слова означают лишь, что гуннский отряд, следующий за Кримхильдой, не составляет главной опасности и что роковая схватка ещё впереди.


[Закрыть]
 
 
Ответьте, друг мой Фолькер, могу ли я просить,
Чтоб вы мне пособили их натиск отразить.
Коль будете со мною вы в этот трудный час,
В беде и битве никогда я не покину вас».
 
 
Промолвил смелый шпильман: «Скажу вам наперёд:
Пусть против вас сам Этцель всю рать свою пошлёт,
Я и тогда охотно на помощь вам приду
И ни на шаг не отступлю, покуда не паду».
 
 
«Мой Фолькер благородный, да наградит вас бог!
Соратника надёжней я и желать не мог.
Мне никого не надо, раз вы со мною вместе.
Пусть появляются враги – мы встретим их честь честью».
 
 
Скрипач ему ответил: «Пора подняться нам.
Сидеть не подобает при появленье дам,[292]292
  Сидеть не подобает при появленье дам… – Фолькер считает необходимым соблюдать формы вежливости и в напряжённой обстановке; встать перед Кримхильдой рыцари должны и как пред королевой и как пред дамой. Неуважение бросило бы тень на самих рыцарей. Хаген же своим рассчитанно-вызывающим поведением хочет спровоцировать открытый разрыв с Кримхильдой. Любезность, оказанная ей в подобных условиях, лишь внушит мысль гуннам, что он их опасается.


[Закрыть]
Кримхильда – королева, и мы, не встав пред ней,
Уроним, без сомнения, себя в глазах людей».
 
 
«Клянусь вам нашей дружбой, – воскликнул Хаген в гневе, —
Не выкажу почтенья вовек я королеве.
Ведь если перед нею я с места поднимусь,
Её бойцы подумают, что ссоры я боюсь.
 
 
Не будем больше с вами вести об этом речь.
Пред тою, кто желает на смерть меня обречь,
Я вежливости ради не стану шею гнуть,
И гнев супруги Этцеля не страшен мне отнюдь».
 
 
Тут вытянул он ноги и положил на них,
Высокомерно глянув на недругов своих,
Клинок в ножнах, обшитых парчовою каймой.
Увидев рукоять его с отделкой золотой
 
 
И с яблоком из яшмы, зелёной, как трава,
Заплакала Кримхильда, от горя чуть жива:
Меч Зигфрида узнала она в оружье том,
Намеренно показан ей он был её врагом.
 
 
К себе поближе Фолькер придвинул свой смычок,
Который был столь длинен, тяжёл, остёр, широк,
Что при нужде владельцу он мог служить клинком.
Так и сидели на скамье два витязя рядком.
 
 
Был душам их высоким неведом страх совсем,
И не вставать решили они ни перед кем.
Но тут Кримхильда вышла к ним наконец во двор
И завела с бургундами недобрый разговор:
 
 
«Кто вас, надменный Хаген, зазвал в мои края?
Ужель вы полагали, что позабыла я,
Как из-за вас страдала в прошедшие года?
Лишились, видно, вы ума, коль прибыли сюда».
 
 
«Никем, – ответил Хаген, – не зазван к вам сюда я,
А лишь по долгу чести на пир сопровождаю
Трёх королей бургундских, чей верный я вассал.
В любой поездке и досель я их сопровождал».
 
 
Она сказала: «Хаген, признайтесь сей же час,
Известно ль вам, за что я так ненавижу вас.[293]293
  Известно ль вам, за что я так ненавижу вас. – Этот разговор Кримхильды с Хагеном – открытое объявление беспощадной борьбы друг другу. Кримхильда прямо обвиняет Хагена в убийстве Зигфрида, а Хаген не только признается в содеянном, но и похваляется им (строфа 1790). Дальнейшее отрицание было бы расценено как выражение страха перед карою. Хаген немедленно заявляет о своей готовности сразиться с любым, кто посмеет против него выступить (строфа 1791). Это говорится перед гуннской дружиной, сопровождающей Кримхильду. Королеве было важно услышать признание вины из уст самого убийцы: теперь её воины получили окончательное доказательство и могут быть уверены в необходимости покарать Хагена. Поведение последнего со времени прибытия ко двору Этцеля нужно оценивать в свете пророчества о неизбежной гибели всех бургундов, переправившихся через Дунай. Он идёт на ускорение конфликта с Кримхильдой и гуннами, не дожидаясь их нападения, и берёт инициативу в свои руки.


[Закрыть]
Вы Зигфрида убили, супруга моего.
До смерти не устану я оплакивать его».
 
 
«Давно мне всё известно, – Кримхильде молвил он. —
Да, я тот самый Хаген, кем Зигфрид был сражён.
Его собственноручно я смёл с лица земли
За то, что бранью вы до слёз Брюнхильду довели.
 
 
Расчёта, королева, мне отпираться нет.
Лишь я один – виновник всех ваших прошлых бед
И хоть сейчас за это ответ держать готов.
Пусть тот, кто мне отметить решил, отметит без лишних слов».
 
 
Кримхильда обратилась к пришедшим с ней бойцам:
«Вы слышите, признался в своей вине он сам,
И что с ним дальше станет – мне всё равно уже».
Молчанием ответили вассалы госпоже.[294]294
  Молчанием ответили вассалы госпоже. – Вид таких бойцов, как Хаген и Фолькер, внушил гуннам страх, и они отказываются вступить с ними в бой, несмотря на недавние заверения в полной готовности защитить честь своей госпожи (строфа 1764 след.) и огромное численное превосходство (четыреста против двух). Решающим, в глазах поэта, было бесстрашие Хагена и Фолькера; его цель – не столько опорочить гуннских воинов, которые в дальнейшем будут смело сражаться, сколько превознести двух непобедимых друзей; вдвоём они могли внушить страх кому угодно, и афористически звучащие слова Фолькера (строфа 1801) подчёркивают именно такой смысл всей сцены.


[Закрыть]
 
 
Ведь если б гунны всё же затеяли сраженье,
Они б лишь новой славой покрыли, без сомненья,
Двух витязей бургундских, испытанных в боях.
То, что клялись они свершить, им не дал сделать страх.
 
 
Один из них промолвил: «Что ж мы молчим, друзья?[295]295
  Что ж мы молчим, друзья? – Воину, без сомнения, стыдно признаться в том, что он испытывает страх.


[Закрыть]
Исполнить обещанье отказываюсь я.
Зачем нам после смерти богатство, власть и честь?
Из-за супруги Этцеля мы все поляжем здесь».
 
 
«Я мнения того же, – проговорил другой, —
И в жизни не отважусь на безнадёжный бой
Со скрипачом могучим, чей взор свиреп и лют,
Пусть даже горы золота за это мне дают.
 
 
О Хагене мне тоже рассказывать не надо —
Со мною вёл знакомство владетель Тронье смлада.
Мы двадцать два сраженья с ним вместе пережили.
Нередко жёны о мужьях из-за него тужили.
 
 
Когда его держали заложником у нас,
Он с Вальтером Испанским ходил в поход не раз,
У Этцеля на службе стяжав большую славу,
И сохраняется досель она за ним по праву.
 
 
А ведь в ту пору витязь едва входил в года.
Увы, давно уж седы те, кто был юн тогда!
Теперь же грозный Хаген не юноша, а муж
И Зигфридовым Бальмунгом вооружён к тому ж».
 
 
В конце концов, сраженье затеять не посмев
И этим королеву повергнув в скорбь и гнев,
Сочли за благо гунны исчезнуть поскорей —
Так сильно их перепугал вид двух богатырей.
 
 
Сказал бесстрашный шпильман: «Теперь нам стало ясно,
Что предостерегали нас люди не напрасно.
Вернёмся же немедля к трём нашим королям,
Чтоб их задеть и в бой втянуть не вздумалось врагам.
 
 
Там, где, не зная страха, стоит за друга друг,
Оружье выпадает у недруга из рук.
Чтоб отреклись злодеи от умыслов дурных,
Порой довольно показать, что не боишься их».
 
 
«Вы правы», – молвил Хаген, воитель знаменитый,
И в зал они вернулись, где короли со свитой
Стояли, ожидая, пока их примет зять.
Не смог при виде этого герой-скрипач смолчать
 
 
И бросил государям: «К лицу ль гостям таким
Столь долго ждать свиданья с хозяином своим?[296]296
  К лицу ль гостям таким // Столь долго ждать свиданья с хозяином своим? – Эта сцена: короли со свитой, стоящие в ожидании приёма (в то время как любезный Этцель в нетерпении их ожидает, см. строфу 1808) и толкаемые якобы не замечающими их придворными, – производит впечатление какой-то несуразности. Объясняется она тем, что в эпосе одновременно два события в разных местах не совершаются, одно должно следовать за другим. Для того чтобы соблюсти принцип «линейной последовательности» действия, автор заставляет бургундских королей толпиться в зале в ожидании, пока к ним присоединятся Хаген с Фолькером.


[Закрыть]
Велите, чтоб немедля к нему пустили вас».
Тогда разбились витязи на пары сей же час.
 
 
Державный Гунтер рядом с владыкой бернским шёл,
А Гернота лихого отважный Ирнфрид вёл.
За ними выступали, друг другу руку дав,
Млад Гизельхер и Рюдегер, бехларенский маркграф.
 
 
Хоть с кем-то из хозяев шёл каждый гость вдвоём,
Не разлучился Хаген и тут со скрипачом.[297]297
  Не разлучился Хаген и тут со скрипачом. – Во время придворного церемониала Хаген и Фолькер остаются настороже, готовые к любым враждебным выпадам.


[Закрыть]
Заставить их расстаться лишь смерти удалось,
И многим жёнам из-за них наплакаться пришлось.
 
 
Сопровождали гордо трёх братьев-королей
Их славная дружина из тысячи мужей
И шестьдесят вассалов, всегда готовых к бою,
Которых Хаген на Дунай из Тронье взял с собою.
 
 
Бургундским государям, их обогнав чуть-чуть,
Указывали Иринг и смелый Хаварт путь,
А за порядком Данкварт и Вольфхарт наблюдали.
Боец, им равный доблестью, нашёлся б там едва ли.
 
 
Когда властитель рейнский вступил в приёмный зал,
Державный Этцель с трона нетерпеливо встал
И так радушно принял всех, кто вошёл туда,
Как не встречали их ещё нигде и никогда.
 
 
«Примите, Гунтер, Гернот и Гизельхер, привет.
Мне повстречаться с вами хотелось много лет.
На Рейн я с этой целью и посылал гонцов,
Я видеть также очень рад всех ваших удальцов.
 
 
С двумя из них мне встреча особенно приятна.
Давно с женой мы ждали, когда вы, Фолькер знатный,
И вы, владетель Тронье, пожалуете к нам.[298]298
  Давно с женой мы ждали, когда вы, Фолькер знатный, // И вы, владетель Тронье, пожалуете к нам. – Этцель все ещё пребывает в неведении об истинном смысле происходящего в его дворце. В противоположность коварному и деятельному Атли «Старшей Эдды», заманившему и погубившему бургундов, пассивный и куртуазный Этцель «Песни о нибелунгах» искренне рад гостям и не замышляет против них ничего дурного.


[Закрыть]
Она вам это сообщить дала наказ послам».
 
 
Сказал на это Хаген: «Я говорил с послами
И если б к вам не прибыл с моими королями,
То ради вас явился б на праздник и без них».
Тут за руку хозяин взял гостей столь дорогих.
 
 
Шурьёв с собою Этцель на троне усадил,
И в золотые чаши приезжим нацедил
Проворный кравчий вволю медов и сладких вин,
И быть как дома попросил их гуннский властелин.
 
 
Державный Этцель молвил: «Да будет вам известно:
Ничто мне в этом мире не может быть так лестно,
Как знать, что не отвергли вы наше приглашенье.
Приезд ваш для моей жены – большое утешенье.
 
 
Себя с недоуменьем я спрашивал не раз,
Каким своим поступком мог так прогневать вас,
Что в гости лишь одни вы не едете ко мне.
Я счастлив наконец принять вас у себя в стране».
 
 
Тут Рюдегер достойный вмешался в разговор:
«От счастья не напрасно у вас сияет взор[299]299
  От счастья не напрасно у вас сияет взор… – Рюдегер, так же как и Этцель, не догадывается о надвигающейся катастрофе, тень которой уже нависла над этим последним пиром четырёх королей.


[Закрыть] —
Супруги вашей братья вам преданы и верны,
А их воители полны отваги беспримерной».
 
 
Бургундов принял Этцель в канун солнцеворота,
И сколько ни живу я, а всё ж не слышал что-то,
Чтоб где-нибудь встречали радушнее друзей.
Повёл он сам к столу шурьёв, а также их людей.
 
 
Никто такого пира не видел отродясь.
Хмельная влага в чаши рекою там лилась,
И потчевал хозяин с открытою душой
Своих гостей, прославленных во всех краях молвой.
 

Авентюра XXX
О том, как Хаген и Фолькер стояли на страже

 
К закату день склонился, и мрак окутал мир.
Бургунды утомились, и стал им пир не в пир.
Был долгий путь нелёгок, в постель пора бы лечь,
И первым Хаген с Этцелем завёл об этом речь.
 
 
Тогда и Гунтер молвил: «Храни хозяев, боже!
Хотим мы удалиться и отдохнуть на ложе,
А утром в час урочный вернёмся в этот зал».
И от души согласие на то хозяин дал.
 
 
С мест повскакали гунны, гостей обстав кольцом,
И крикнул смелый Фолькер: «Вы тронулись умом,
Коль под ноги суётесь таким богатырям.
К нам подступать не пробуйте, иль худо будет вам.
 
 
Уж так смычком я двину, коль разозлят меня,
Что многих будет вскоре оплакивать родня.
Уйдите-ка с дороги, пока я не вскипел.
Все смельчаками мнят себя, да ведь не каждый смел».
 
 
Увидев, как разгневан его бесстрашный друг,
Окинул Хаген взором тех, кто стоял вокруг,
И бросил: «Храбрый шпильман разумный дал совет.
Вам, воины Кримхильдины, тесниться здесь не след.
 
 
Коль зла вы нам хотите, не тратьте силы зря.
Вы за своё возьмётесь, когда сверкнёт заря,
А ночью не мешайте нам почивать без ссор,
Как повелось у витязей со стародавних пор».[300]300
  Как повелось у витязей со стародавних пор. – Честный бой должен происходить при свете дня, ночью же совершаются преступные убийства. Ср. строфу 1845 след.


[Закрыть]
 
 
Приезжих положили в огромном зале спать,
Для каждого поставив просторную кровать.
Спокойно сну предаться там можно было б им,
Когда бы не замыслила Кримхильда месть родным.
 
 
Лежали на постелях, разостланных для них,
Аррасские подушки из тканей дорогих.
На пышных одеялах с парчовою каймой
По шёлку аравийскому вился узор златой.
 
 
А покрывала были у всех честных гостей
Из белых горностаев и чёрных соболей.
Так дивно и удобно устроен был ночлег,
Что лучше ни один король не почивал вовек.
 
 
Но Гизельхер промолвил: «Всё это не к добру.
Есть у меня причины подозревать сестру.
Увы, приём радушный бедой для нас чреват.
Боюсь, что нам с дружиною заказан путь назад».
 
 
Сказал на это Хаген: «Оставьте страх покуда.
Всю ночь стоять на страже у входа в зал я буду
И до зари тревожить вас никому не дам,
А утром каждый за себя заступится и сам».
 
 
Поклон ему отвесив, бургунды разошлись,
С себя одежду сняли и тотчас улеглись —
Давно уж сну предаться любой из них мечтал,
А Хаген, витязь доблестный, вооружаться стал.
 
 
Воскликнул смелый шпильман-не лёг он спать с друзьями;
«Мне постоять на страже дозвольте, Хаген, с вами,
Пока заря не вспыхнет и не рассеет тьму».
И Хаген с благодарностью ответствовал ему:
 
 
«Великодушный Фолькер, пусть вам воздаст творец!
Когда со мной бок о бок стоит такой боец,
В бою меня вовеки не одолеть врагу.
Услугой с вами я сочтусь, коль смерти избегу».
 
 
Надев стальные брони, а также шишаки,
Повесили герои щиты на сгиб руки
И стали на пороге, где в ожиданье дня
О притолоки оперлись, покой друзей храня.
 
 
Но тут же щит свой Фолькер оставил на земле,
Вернулся в зал и скрипку там отыскал во мгле.
Во двор оттуда с нею опять спустился он,
Решив бургундам усладить их первый, чуткий сон.
 
 
На камень он уселся со скрипкою своей.
Вовек на свете не жил скрипач его смелей.
Так ласково и нежно он заиграл в тиши,
Что шпильману признательны все были от души.
 
 
Не пожалел воитель умения и сил.[301]301
  Не пожалел воитель умения и сил. – Музыка, подобно поэзии, была важной частью куртуазных навыков.


[Закрыть]
Смычок его напевом всё зданье огласил.
Волною плыли звуки, сливаясь и журча,
И многих убаюкало искусство скрипача.
 
 
Увидев, что уснули соратники его,
Он снова встал у двери близ друга своего
И на руку повесил надёжный щит опять,
Чтоб в случае нужды отпор мужам Кримхильды дать.
 
 
В полночный час иль раньше заметил вдруг смельчак,
Как блещут чьи-то шлемы сквозь непроглядный мрак.
То воины Кримхильды сошлись во двор толпой,
Решив застичь гостей врасплох и навязать им бой.
 
 
Скрипач возвысил голос: «Друг Хаген, мне сдаётся,
Что скоро потрудиться обоим нам придётся.
Людей вооружённых заметил я во тьме.
Ручаюсь вам, недоброе у гуннов на уме».
 
 
«Молчите, – молвил Хаген. – Пусть ближе подойдут.
Они нас не увидят, а мы их встретим тут
И столько крепких шлемов мечами рассечём,
Что повернут враги назад с позором и стыдом».
 
 
Но в этот миг на двери какой-то гунн взглянул
И, различив двух стражей, товарищам шепнул:
«Нам нынче не добиться того, чего хотим.
У входа в зал столкнёмся мы со шпильманом лихим.
 
 
На лоб скрипач надвинул стальной блестящий шлем,
Ни разу не пробитый в сражениях никем.
Как жар, в полночном мраке броня горит на нём.
Оберегает сон друзей он с Хагеном вдвоём».
 
 
Вспять гунны повернули, от страха побледнев,
И другу молвил Фолькер, придя в великий гнев:
«Дозвольте мне пуститься вдогонку пришлецам.
Два слова я хочу сказать Кримхильдиным бойцам».
 
 
«Нет, ради дружбы нашей, ни шагу от порога! —
Ему ответил Хаген. – Взгляните, как их много.
Куда б вы ни ступили, вас окружат везде.
Я к вам приду на выручку, и тут уж быть беде.
 
 
Пока мы с вами будем врагов сметать с пути,
Успеют два-три гунна украдкой в зал войти
И там среди уснувших такое натворить,
Что нам по гроб о родичах придётся слёзы лить».
 
 
«Тогда, по крайней мере, им объявить бы надо,
Что мы их здесь видали, – сказал скрипач с досадой.
Пусть отрицать не сможет потом никто из них,
Что посягал предательски на жизнь гостей своих».
 
 
И бросил Фолькер гуннам, бежавшим прочь в испуге!
«Куда вы так спешите? Зачем на вас кольчуги?
Вы на разбой, наверно, собрались в эту ночь?
Коль так, мы с сотоварищем готовы вам помочь».
 
 
Враги не отзывались – язык сковал им страх.
«Тьфу, трусы и злодеи! – вскричал герой в сердцах. —
Во сне хотели, видно, вы смерти нас предать.
К лицу ли честным витязям на спящих нападать?»
 
 
Узнала королева нерадостную весть,
И пуще запылали в ней ненависть и месть.
Так гнев её ужасен и беспощаден был,
Что многих смелых воинов он вскоре погубил.