Текст книги "Последний гвоздь"

18

Хеск не понимал, как за такое короткое время плотная темнота могла превратиться в такой яркий до головной боли свет. Еще меньше он понимал, где находится. Как будто последние часы, если не дни, он провел в вакууме, где время остановилось.

Вероятно, он спал, потому что сейчас бодрствовал – хотя бы в этом он был уверен. К тому же он лежал на спине, по ощущениям на чем-то твердом, а также где-то только что закрылась или открылась дверь. Кто-то направлялся сюда, отчетливо слышал он, и раздавшийся следом голос показался знакомым.

– Ну, Ян? Вот где ты лежишь и прячешься?

Настолько знакомым, что его неспособность вспомнить имя казалась абсурдной. Превозмогая мигрень, он открыл глаза и увидел, как на него сверху вниз смотрит Ким Слейзнер.

– Что это, черт возьми, значит? – всплеснул руками Слейзнер. – Серьезно? Ты не придумал ничего лучше?

– Что? – выдавил он наконец из себя, и пока прояснялось зрение, осознал, что лежит на большом столе со стульями вокруг.

– Что значит что? – Слейзнер наклонился к нему и сделал вид, как будто стучит ему по голове. – Тук-тук, есть кто дома? Ты вообще понимаешь, что делаешь? Потому что я не понимаю.

На одной из стен висела большая белая доска, на другой были опущены шторы, а на потолке над ним висел проектор.

– Здесь для тебя сделали все и дали тебе все, что ты просил. И вот она благодарность, – покачал головой Слейзнер.

Конференц-зал…? Хеск ничего не понимал.

– Я думал, что ясно дал понять: это расследование слишком чувствительное, чтобы вот так просто выходить на публику и палить из всех орудий. И что делаешь ты? Организуешь долбаную пресс-конференцию! Еще и у меня за спиной. Ты хоть понимаешь, в какое положение это меня ставит?

Точно, пресс-конференция, на которой внезапно появился Слейзнер и начал всем рулить. После нее и до настоящего момента в голове была лишь пустота.

– Ким, я не хотел как-то тебя унижать. Правда, не хотел, – хотя голова продолжала кружиться, он с трудом сел. – Но многое указывает на то, что есть еще люди, которые могли быть замешаны. – Наверное, он потерял сознание. Это было единственное объяснение. И на сцене было жарко, теперь он вспомнил, как вспотел и опустошил стакан с водой, которую принес Слейзнер, но все равно чувствовал жажду.

– Вот как? – пожал плечами Слейзнер. – И?

Хеск попытался сглотнуть сухость во рту.

– Просто хочу сказать, что нам нельзя закрывать глаза на зацепки и следы, которые мы…

– Да кто блин говорил, что нужно закрыть глаза? Я, по крайней мере, не говорил. Или говорил?

Он уже не в первый раз терял сознание. На самом деле это случалось чаще, чем ему хотелось бы признавать. Иногда достаточно было слишком резко встать с кровати. Но, то, что это случилось во время пресс-конференции, казалось странным.

– Ян, я задал вопрос, – продолжал Слейзнер. – Я когда-нибудь говорил, что нам нужно закрывать глаза на всплывающие во время следствия обстоятельства? Что мы должны скрывать правду?

– Нет, но…

– Нет, вот именно. А говорил я, чтобы ты держал меня в курсе. Как раз чтобы избежать таких вот эксцессов. Я что, многого прошу?

Одна мысль казалась ему совершенно неуместной, но все равно никуда не девалась.

– О’кей, похоже, ты совсем потерял дар речи, – продолжал Слейзнер. – Но вот как обстоит дело. Мне лично глубоко плевать на то, замешан ли кто-то третий или целое долбаное правительство. Единственное, что имеет какое-то значение, – все это должно закончиться как можно скорее.

– Ким, мы уже работаем на максимальной…

– Теперь заткнись и слушай!

Ему что-то подсыпали? Поэтому он вдруг начал потеть и испытывать неутолимую жажду?

– Этот шанс дал тебе я, – Слейзнер поднял вверх указательный палец. – Я тот фундамент, на котором ты стоишь. Для твоего же блага, ради всего святого, никогда не забывай об этом.

Могла это быть вода, которую принес Слейзнер? Нет, бутылка была новая. Или он принес две бутылки?

– Ау? – Слейзнер схватил его за плечи и потряс как сломанную игрушку. – Что за хрень с тобой? Ты как будто отсутствуешь, – он слегка хлопнул его по щеке. – Ты хоть слушаешь, что я говорю?

Хеск посмотрел Слейзнеру в глаза.

– Меня преследуют.

– Что значит преследуют? О чем ты?

– Их двое. Двое мужчин. Разговаривают по-английски, но мне кажется, что один из них – датчанин. – Он достал телефон и долистал до присланных Хеммером фотографий рыбака. – Вот один из них.

Слейзнер взял телефон и долго смотрел, как будто не сразу мог осознать происходящее.

– Проклятье… – Он отдал мобильный и отвел взгляд, глядя в никуда. Потом закивал, будто в ответ на собственный ход мыслей. – Вот этого я и боялся. Должно быть, это они. Других объяснений нет. Должно быть, они.

– Так ты их знаешь?

– Ну как сказать. Начальник оперативного управления нашей разведки мертв, возможно, даже убит. Думаешь, они станут просто сидеть в стороне и бить баклуши в ожидании того, как мы выполним свою работу?

– Так ты хочешь сказать, что это…

– Кто еще это может быть, – перебил Слейзнер. – Поэтому предпочтительно быстрее закрыть дело. Конечно, их беспокоит, что всплывет на поверхность, когда расследование ведем мы. Только я не думал, что они пойдут так далеко.

– А что? Что еще они сделали?

Слейзнер положил руку на плечо Хеску и сглотнул.

– Точно не знаю, но предполагаю, что они могли тебе что-то подсыпать. Поэтому ты потерял сознание и очнулся только сейчас.

– Но я не понимаю. Зачем им делать что-то такое… серьезное?

– Так тебя, видимо, хотели заставить замолчать, не знаю, – пожал плечами Слейзнер. – Все эти разговоры о том, что могло быть замешано несколько человек. А у тебя есть догадки? Что-то, чем ты со мной не делился? Но в любом случае, твой рыбак и еще один вышли на сцену и занялись тобой, когда ты отключился.

– Они что, поднялись на сцену и унесли меня оттуда?

Слейзнер кивнул.

– Я думал, что это просто охранники.

– А что потом? Что они сделали?

– Ушли вместе с тобой. Дальше не знаю. Мне пришлось остаться на трибуне и попытаться завершить мероприятие максимально безболезненно. Потом я пошел тебя искать, – Слейзнер рассмеялся. – Много раз пытался дозвониться до тебя, словно влюбленный подросток.

Хеск не знал, что сказать. Вся история казалась логичной, но в то же время совершенно невероятной.

– Можешь встать? – спросил Слейзнер, протянув руку.

– Думаю, да. – С его помощью Хеск осторожно поднялся со стола.

– О’кей. Хорошо! Теперь я бы хотел, чтобы ты проверил карманы.

– Но зачем…

– Пожалуйста, делай как я говорю и проверь, все ли на месте.

Хеск начала один за одним проверять карманы. Мобильный он уже достал.

– Бумажник, – сказал Слейзнер. – Он у тебя?

Он кивнул. Бумажник был там, где надо, в левом внутреннем кармане пиджака, и насколько он мог судить, из него ничего не пропало.

– А ключи?

Он потрогал карманы брюк и обнаружил их в левом переднем кармане.

– Хорошо! И все ключи на месте?

Он проверил связку, спокойно и методично, все ключи по очереди, и кивнул. Все на месте.

Единственное, что смущало, – ключи он всегда держал в правом переднем кармане.

Никогда в левом.

19

– О’кей, предлагаю нам поступить следующим образом, – послышался приглушенный голос Слейзнера из одной из колонок около совершенно темного, если не считать узкую полоску света в углу, монитора. – Я свяжусь с разведкой и узнаю, что они думают. Это переходит все границы, и нам нельзя просто так это оставить.

– Тебе видно, где они сейчас? – обратился Цян к Фариду, изучавшему цифровую карту с красной точкой, которая, по-видимому, обозначала полицейское управление в Копенгагене.

– А я что? – спросил Хеск потрескивающим голосом. – Что делать мне?

– Я точно не вижу, на каком они этаже. – Фарид перевел взгляд на соседний монитор, на котором увеличил изображение 3D-модели здания полиции. – Но если они не посреди коридора вот здесь и не где-нибудь в туалете, то они должны быть в конференц-зале 44B на втором этаже северного флигеля.

– Туалет звучит интригующе, – сказал Цян. – Но я бы поставил на конференц-зал.

– Вопрос в том, не поехать ли тебе домой и не отдохнуть, – услышали они голос Слейзнера. – А в твоем состоянии я бы взял такси. За счет работодателя, так что не беспокойся.

– Это Хеск и Слейзнер? – спросила Дуня, выходя из душа, замотанная в полотенце.

Цян кивнул.

– Он только что очнулся.

– Спасибо, Ким, но все в порядке, мне уже лучше, – сказал Хеск. – Гораздо.

– Только сейчас?

– Да, Слизняк нашел его в одном из конференц-залов на втором этаже, как раз когда он начал приходить в себя.

– Но прошло же почти два часа, с того момента как он потерял сознание.

– Слейзнер предположил, что ему могли что-то подсыпать, – произнес Фарид.

– Кто?

– Служба полицейской разведки.

– Все становится только загадочнее… – Дуня замолчала и наклонилась к одной из колонок, откуда снова послышался голос Слейзнера.

– Ян, послушай меня. Ты только что очнулся после двухчасовой отключки. Что-то здесь не чисто, так что я настаиваю – отправляйся домой и отдохни. Я пока постараюсь что-нибудь разузнать, а завтра возьмемся за работу с новыми силами.

– Но сейчас ведь я веду это расследование, – ответил Хеск. – И я лучше сам решу, когда мне ехать домой.

– Уау, вы слышали? – повернулась к остальным Дуня. – Не в бровь, а в глаз.

– Ян, ты лучше не нервничай. Конечно, поступай, как хочешь, и не переживай за расследование. Никто его у тебя не заберет. Я здесь, чтобы тебе помочь. О’кей?

– О’кей.

– Чего мне совсем не хочется, так это чтобы ты вдруг выгорел и вернулся к работе только через полгода. Понимаешь? Для меня это была бы полная катастрофа. Тогда в дерьме окажусь я, и мне понадобится новая звезда, а они на деревьях не растут, ты уж мне поверь. Так что ради меня, будь добр, выживи. Хотя бы до конца расследования, – Слейзнер рассмеялся. – Давай договоримся? Что ты поживешь еще некоторое время? – Он снова рассмеялся. – Иди сюда, я тебя обниму.

– Ох уж этот тип, – покачала головой Дуня. – Не понимаю, как Хеск вообще выдерживает находиться с ним в одной комнате. Кстати, они упоминали о том документе?

– Нет, ни слова, – сказал Цян.

– Странно. Он же должен быть обнародован сегодня в полночь.

– А может, совсем и не странно.

– Что ты имеешь в виду?

– Имею в виду, что… – Цян сглотнул и переглянулся с Фаридом. – Что вопрос в том… так ли это…

– Так ли это что? Что ты хочешь сказать?

– Так ли это действительно интересно, – вклинился Фарид. – Что ты, учитывая все риски, должна выходить ночью в поле, только ради того, чтобы выловить какого-нибудь полицейского с рацией.

– Если у тебя есть идеи получше, то можешь высказать их сейчас. Да и почему документ не может быть интересным? Вы же сами слышали, как Слейзнер давил и требовал обнародовать его, чем бы он ни являлся, как можно скорее. Зачем устраивать тайный ланч, если это что-то незначительное?

– О’кей, и что это будет, по твоему мнению? – Цян скрестил руки на груди.

– Понятия не имею. Это я и собираюсь выяснить. Предполагаю, что-то достаточно серьезное, чтобы заставить всех пойти по ложному следу, и единственное, что нужно сделать нам, – сориентироваться и повернуться в правильную сторону. И чем быстрее, тем лучше.

– Дуня, – Фарид посмотрел ей в глаза. – Я знаю, ты считаешь, что вчера мы напали на след, и сказанное во время того ланча может оказаться ключом к чему-то глобальному. И возможно, так и есть, не знаю. Но что я точно знаю, так это то, что мы с Цяном изучили и прослушали весь аудиофайл, каждое слово, и мне жаль это говорить, но ничего такого там нет, – он покачал головой. – Единственное конкретное – их беспокойство, подходит ли Хеск для руководства расследованием, и судя по сегодняшней пресс-конференции, мне, по крайней мере, их опасения понятны. Тот документ, который сбил тебя с толку, упоминался лишь вскользь и вопрос в том, является ли он чем-то более весомым.

– Нет, если спросишь Микаэля Реннинга, – сказал Цян.

– А он тут при чем? – спросила Дуня.

– Он как-никак твой лучший друг, и, конечно, помог бы нам со всеми файерволами и заметанием следов, если бы считал это таким же достойным внимания, как ты.

Дуня покачала головой.

– Микаэль хочет только, чтобы я все бросила и вернулась к обычной жизни.

– Ты не думала, что он, возможно, прав? – спросил Фарид.

Дуня задумалась и в итоге кивнула.

– Конечно, прав.

– И? – спросил Цян.

– Мы находимся на войне, если вы этого еще не поняли, – она смотрела то на одного, то на другого. – На войне, где есть только два варианта, и дать задний ход и сделать вид, что ничего не произошло, не входит в этот список. Тут либо мы, либо Слейзнер. И я вас уверяю, он не сидит и не раздумывает, как бы бросить все и взять отпуск. Он днями и ночами работает над тем, чтобы найти нас и с нами расквитаться, а сейчас он ужасно боится и в панике, что мы его опередим и найдем то, что бы это ни было, что он пытается замести под ковер.

Фарид вздохнул.

– О’кей, вчера он нарушил свою рутину. С этим я готов согласиться.

– Согласен, – кивнул Цян.

– Но что в этом такого странного? – продолжал Фарид. – Все-таки это расследование находится в центре внимания. А что касается встречи за ланчем, так Слейзнер был самым спокойным из троих.

– Согласен, – повторил Цян.

– Но из нас именно я знаю его лучше всего, – сказала Дуня. – И я услышала отчаявшегося Слейзнера, который пытается успокоить остальных. Какое отношение к делу имеет Якоб Санд, я не знаю. Увидим. Но без сомнений, смерть Могенса Клинге по какой-то причине стала очень личной для Слейзнера, и наша задача узнать почему, хотя у меня уже есть свои предположения.

– А откуда твоя уверенность, что это личное? – спросил Фарид.

– Ты не заметил, как он нервничал на пресс-конференции?

Фарид пожал плечами и покачал головой.

– Если спросите меня, мне больше показалось, что он был в хорошем настроении и даже довольно расслаблен, – сказал Цян.

– Но сейчас тебя не спрашивают, – покачала головой Дуня. – Нет, вы видели, как Слейзнер с наигранной улыбкой и вымученными шутками изо всех сил старается казаться расслабленным. На самом деле, он боролся за свою жизнь.

– Я бы сказал, что нервничал и обливался потом Хеск, – заметил Фарид. – Все-таки сознание потерял именно он.

– Да, и это тоже подозрительно, – кивнула Дуня. – Хеск всегда был чувствительным, но таким уязвимым я его никогда не видела. Но только когда на сцену вышел Слейзнер, он почувствовал себя плохо, и это указывает на то, что отношения у них сейчас напряженные. И вы же сами слышали, как он ему оппонировал.

– Разве это так или иначе не происходит со всеми, когда дело касается Слейзнера? – спросил Цян.

– Со всеми, кроме Хеска. Он всегда был смышленой пешкой Слейзнера, и теперь, когда все это подлизывание наконец дало плоды и ему разрешили возглавить расследование, он отблагодарил своего наставника тем, что даже не проинформировал его о своем намерении провести пресс-конференцию. И что происходит? Да, как только Слейзнер осознал его шалость, он поспешил выскочить на сцену и рассказать то, что все и так ожидали. То есть, что Могенс Клинге совершил самоубийство, после того как намеренно или случайно задушил женщину во время полового акта. На этом пресс-конференция могла бы закончиться, и никто бы не возражал. Если бы не протест Хеска. Думаю, я никогда раньше не слышала, чтобы он перечил Слейзнеру. Но сейчас он это сделал, вдобавок перед камерами, высказал теорию, рушащую версию Слейзнера, что в деле могут быть замешаны еще один или несколько человек. И судя по тому, что я знаю о Хеске, он бы не пикнул, если бы не был уверен.

– А тот «еще один» человек, – сказал Фарид. – Хочешь сказать, что это мог быть Слейзнер?

– Почему бы и нет? – пожала плечами Дуня.

– А зачем ему убивать Клинге?

– Хороший вопрос, и я не удивлюсь, если ответ частично заключен между строк в том документе.

– О’кей. Если позволите мне сказать, – начал Цян и подождал, пока Дуня с Фаридом обернутся. – Ничего из этого не меняет того факта, что все это пока голые предположения, в той или иной степени взятые с потолка.

– Я знаю, нам нужны реальные доказательства, – сказала Дуня. – Но я бы нисколько не удивилась, если бы оказалось, что они у нас уже есть.

– Что, доказательства? Что ты имеешь в виду?

– В течение последнего месяца никто так не следил за ним, как мы. Мы собрали данные и до малейших подробностей зафиксировали его перемещения. Отследили каждый его шаг. Прослушали каждый разговор. СМС, мейлы, прочитали все, и все есть вот здесь, – Дуня обвела руками компьютеры, мониторы и жесткие диски. – Проблема в том, что мы не знали, что ищем. Это как искать иголку в стоге сена, не зная, что она сделана из металла, тонкая и острая и всего пару сантиметров в длину. Но сейчас у нас есть и имена, и событие, а в полночь, я надеюсь, мы узнаем еще больше. Так что предлагаю вам потратить эти часы на то, чтобы еще раз просмотреть все, что мы собрали. Я пока выйду на улицу и попробую найти симпатичного полицейского с рацией и позабочусь о том, чтобы оказаться в первых рядах, когда документ будет обнародован.

20

Издалека, по другую сторону стеклянной стены, он наверняка выглядел уверенным в себе, сидя у себя в офисном кресле за письменным столом и оглядывая свой кабинет. «У него хотя бы все сложилось неплохо», – так, наверное, подумали бы те, кто его увидел. «У этого Яна Хеска». Но впечатление было очень обманчиво. На самом деле он всеми силами пытался справиться с паникой, из-за которой выделилось столько желудочного сока, что он жег его изнутри.

Не так он себе все представлял, когда впервые сел работать в своем новом, сугубо личном кабинете с видом на двор и пространством для дивана и кресел. У него совершенно отсутствовало желание радоваться. Он не мог с удовольствием откинуться на спинку кресла, положить ноги на стол и наконец вдохнуть аромат успеха и принадлежности к тем, кого без шуток можно назвать счастливчиками.

Он ведь даже потратил часть отпуска на то чтобы приобрести личное рабочее кресло из настоящей кожи за половину месячной зарплаты. Кресло, которое, кстати, было той же эксклюзивной марки, что и у Слейзнера, с небольшим отличием, что оно было чуть более угловатым.

Однако сейчас ситуация не располагала к тому, чтобы отодвинуть рычажок под креслом и откинуться на спинку. Не располагала она и к тому, чтобы разглядывать природу или книжные корешки в шкафу, под цвет которых Лоне подобрала афиши Жоана Миро в рамках на стене напротив. Теперь это казалось глупым, и часть его тосковала по старому тесному рабочему отсеку посреди офиса в окружении других таких отсеков.

Последние события совершенно вывели его из равновесия, и хотя с того момента, как он очнулся в конференц-зале, прошло уже довольно много времени, он не мог осознать тот факт, что ему что-то подмешали и унесли его в разгар пресс-конференции.

За годы в полиции с ним случалось разное, но никогда на него не покушались так серьезно.

Положительным в этом всем было то, что он наконец решился сделать шаг и поспорить со Слейзнером, из-за чего впервые ощутил со стороны своего шефа что-то, что можно назвать уважением.

То, что ему что-то подмешали, согласно выводам Слейзнера, было, вероятно, делом рук полицейской разведки, в чем нет причин сомневаться. Но они оба не знали, как конкретно это произошло. Поэтому он решил самостоятельно просмотреть уже опубликованную в интернете запись пресс-конференции.

Пока он никак не мог заставить себя нажать на белый треугольник и включить запись чуть более часа длиной. Как будто таким образом он снова подвергнется нападению.

С другой стороны, трудно было избежать просмотра. Новость о том, что он потерял сознание, заполонила ленту новостей, а двенадцатисекундный клип, в котором он отключается и падает со стула, стал вирусным и уже преодолел сто тысяч просмотров на Ютьюб.

Он сам уже несколько раз его видел. На самом деле, его беспокоили не эти секунды, а как раз все остальное. Что-то ему подсказывало, что именно там произошло реальное преступление.

Он положил руку на мышку и навел маленький курсор на треугольник. Но ничего не выходило. Что-то внутри него сопротивлялось, и внезапно в указательном пальце пропала сила, чтобы нажать на левую клавишу мыши.

Вместо этого он достал связку ключей и стал рассматривать ее на свету, пробивавшемся из окна у него за спиной. Слейзнеру он не сказал, что она лежала не в том кармане. Тогда он все еще чувствовал себя разбитым после пробуждения и думал, что все-таки, возможно, сам сунул ее в другой карман.

Но он был уверен, что этого не делал. Связка переместилась из одного кармана в другой, пока он находился в отключке. Вероятнее всего, они сделали дубликат ключей, а, значит, не придется долго ждать, прежде чем они ими воспользуются.

По крайней мере, в машине они не побывали. Там царил привычный хаос. В новом кабинете они тоже не рылись. На самом деле, брать там было нечего, кроме его стильного кресла.

Мобильный на столе засветился и начал вибрировать. Лоне. Она, конечно, слышала о случившемся и видела клип. Но пока ей придется подождать и довольствоваться эсэмэской: «Не могу сейчас говорить, все нормально. Целую, Ян». Тут его осенило. Сразу после звукового сигнала, подтверждающего, что сообщение начало свое путешествие.

Мобильник.

Он совершенно о нем забыл. Конечно, они искали его.

Старый желтый «Эрикссон».

Он снова поднял телефон и позвонил Лоне.

– О, вот и ты, – услышал он ее голос. – Как ты? Что случилось?

– Ничего страшного, все нормально, – ответил он, сам слыша, как искусственно это звучит.

– Ничего страшного? Как ты можешь так говорить, когда…

– Милая, я все расскажу позже. Уверяю тебя, все под контролем. Я звоню не поэтому.

– А я звонила именно поэтому и теперь хочу знать, что такое там…

– Давай поговорим об этом вечером? Сейчас просто послушай меня и ответь на мои вопросы. Хорошо?

Молчание на другом конце говорило само за себя.

– Сидишь тут и видишь, как собственный муж теряет сознание в прямом эфире. Беспокоишься, пытаешься дозвониться и сразу дозваниваешься? Нет, только через несколько часов.

– Любимая, я понимаю, я все объясню.

– Нет, теперь говорить буду я, хочу, чтобы ты понял одну вещь. Не думай, что раз тебя повысили, то ты можешь поступать, как тебе удобно, играть в начальника и раздавать мне приказы.

– Не могу, я понимаю. Сейчас мне просто нужно знать, приходил ли кто-то и звонил в дверь? – спросил он, пытаясь не обращать внимания на ее настроение.

– Звонил в дверь? Нет, кто это мог быть?

– И ты была целый день дома, так?

Он услышал, как на заднем плане заплакал Беньямин, и как она взяла его на руки, чтобы успокоить.

– Ян, что ты надумал?

– Пожалуйста, просто ответь. Ты была целый день дома или нет?

– Где я еще могла быть? Тебя дома нет, а глядя по сторонам, никакого Леголенда я не вижу.

– Хорошо, а ты все время была внутри? Я имею в виду, в доме.

– Так, что это за допрос?

– Это не допрос. Я просто хочу узнать, была ли ты все время в доме. Или в какой-то момент вышла из дома и ушла…

– Да, черт побери! – прошипела она.

– Челт, – повторил Беньямин. – Ты сказала челт.

– А сам как думаешь? А? Когда на улице плюс двадцать семь. Нет, конечно, я не сидела в помещении целый день.

– О’кей. И куда ты ходила?

– Да это сумасшествие какое-то. Ты ведь понимаешь? Гребаный маразм.

– Лоне, прошу тебя, – попытался он ее успокоить. – Я понимаю, что все это может показаться странным и непонятным. – Больше всего он хотел бы рассказать все, как есть. – Но ты должна мне поверить и рассказать, где или примерно на каком расстоянии от дома ты находилась. – Но тогда она испугается, а если это случится, общаться с ней будет невозможно. – Если вспомнишь, когда и сколько времени ты отсутствовала, будет еще лучше.

– Я была на улице и развешивала белье, – ровным голосом ответила она в тот момент, когда в новый кабинет зашел Мортен Хейнесен и огляделся. – В том числе, твои старые, рваные трусы. Это происходило в девять пятьдесят восемь и заняло двенадцать минут двадцать шесть секунд.

Он знаками попросил Хейнесена выйти и оставить его одного. Но коллега покачал головой и остался на месте.

– Потом мы с Беньямином зашли к Адаму на соседний участок в тринадцать ноль семь. Беньямин попрыгал на батуте.

– Плыгать, плыгать…

– Тем временем мы с Адамом пили кофе на солнце и прекрасно проводили время два часа три минуты, пока я не вернулась домой на этот милый разговор.

Два часа. Этого было более чем достаточно, чтобы они успели обыскать дом и найти мобильный.

– Кстати, в четырнадцать часов сорок две минуты он угостил меня сигаретой, – продолжала на другом конце Лоне, пока Хейнесен усаживался на диване. – И я согласилась, потому что думаю, что я это заслужила. Но сейчас, после всего этого, я понимаю, что нужно было взять две.

Она снова начала курить. Он заподозрил это еще прошлой весной, когда ему показалось, что ее куртка пахнет табаком, но отбросил эту мысль как паранойю. Но, значит, он был прав. Вопреки всем их усилиям заставить ее бросить. Всем его попыткам отвлечь ее от никотиновой ломки. Всем тем моментам, когда он отвечал на ее мрачное настроение объятиями и повышенным вниманием.

– Дорогая, я хочу, чтобы ты подошла к секретеру.

– Дорогая, – передразнила она. – Ты хоть слышишь, как наигранно это звучит?

– Пожалуйста, просто сделай, что я прошу.

– Да-да, я здесь. Что еще мне сделать? Попрыгать на месте?

– Я хочу, чтобы ты открыла секретер, выдвинула верхний левый ящик и посмотрела, что лежит в глубине под стопкой конвертов.

– Старый уродливый мобильник желтого цвета. Доволен?

– Да, – сказал он и наконец выдохнул. – Очень доволен. Спасибо тебе, дорогая. До вечера!

Раздался щелчок и разговор был окончен.

– Я тебя тоже люблю, – сказал он в пустоту, перед тем как отложить мобильный и повернуться к Хейнесену. – В чем смысл собственного кабинета, если нельзя побыть в одиночестве?

– Увы, дело срочное. – Хейнесен встал. – Я только что общался с группой.

– Да? Хорошо?

– Пистолет, платок, все снимки и результаты анализов. Все исчезло.