Текст книги "Лола и любовь со вкусом вишни"

Глава шестая

Когда мне было пять лет, Крикет Белл смастерил лифт. Это было чудесное изобретение, созданное из белой лески, колес от грузовика и коробки из-под детской обуви. С его помощью мои Барби перемещались с первого этажа кукольного домика на второй. Что избавляло их от необходимости опираться на свои странно изогнутые ступни.

Домик был организован в книжном шкафу, и столько, сколько себя помню, я мечтала о лифте. В настоящем Доме Мечты был такой пластмассовый, но сколько бы я ни умоляла родителей, они не поддавались. Никакого Дома Мечты. Слишком дорого!

Поэтому Крикет взялся соорудить для меня такой лифт. И пока мы с Каллиопой украшали книжный стеллаж лампами с абажурами, сделанными из колпачков от зубной пасты, и персидскими коврами из кусочков ковролина, Крикет делал реально работающий лифт. Соединять шкивы, рычаги и механические устройства было для него так же естественно, как дышать.

Лифт завершил свой первый подъем. Барби-ветеринар достигла второго этажа, и Каллиопа спустила лифт вниз, чтобы захватить Скиппер, когда я вдруг приподнявшись на цыпочки, вытянула губы и поцеловала ее крайне удивленного брата.

Крикет Белл ответил на поцелуй.

На вкус его губы были как теплое печенье, которым нас угостил Энди. На них все еще оставались кристаллики сахара. А когда мы отступили друг от друга, Крикет пошатнулся.

Однако наш роман оказался таким же коротким, как наш поцелуй. Каллиопа обозвала нас мерзкими и сбежала домой, утащив с собой Крикета. Я решила, что она права. Поскольку Каллиопа была из тех девочек, которым хочется нравиться, а значит, они всегда правы. Поэтому я решила, что все мальчишки грубияны и я никогда ни с кем не буду встречаться.

И уж точно не с ее братом.

Вскоре после инцидента с лифтом Каллиопа решила, что я тоже мерзкая, и наша дружба с близнецами закончилась. Представляю, с какой легкостью Крикет подчинился влиянию более сильной личности.

Несколько лет мы не разговаривали. Все наши контакты свелись к минимуму. Иногда я слышала, как захлопывались двери машин близнецов. Или видела кого-то из них через окно. Каллиопа с самого раннего детства была талантливой гимнасткой, но, переключившись на фигурное катание, вышла на новый уровень. Ее родители не уставали бахвалиться моим отцам потенциалом дочки, и жизнь Каллиопы превратилась в одну бесконечную тренировку. А Крикет, еще слишком маленький, чтобы оставаться дома в одиночестве, везде ходил вместе с ней.

В те редкие минуты, когда мальчик был дома, он мастерил в своей комнате странные устройства, которые летали, звенели и жужжали. Иногда он тестировал какое-нибудь из них на маленьком пятачке между нашими домами. А однажды я услышала взрыв, заставивший меня подскочить к окну. Тогда, и только тогда мы смогли наконец обменяться заговорщицкими дружескими улыбками.

Когда мне исполнилось двенадцать, семья Беллов уехала на два года. Чтобы Каллиопа могла тренироваться по-настоящему. А когда они вернулись, близнецы изменились. Повзрослели.

Каллиопа, как все и ожидали, превратилась в красавицу. В каждом ее движении, в каждом повороте плеч сквозила бесконечная уверенность. Я была поражена. И хотя ни за что бы не решилась заговорить с ней, иногда я все же беседовала с Крикетом. В отличие от своей сестры, он не был красавцем. Если у Каллиопы фамильная худоба выглядела балетной утонченностью, то Крикет казался откровенно нескладным. Добавьте к этому юношеские угри и антисоциальное поведение. И тем не менее я наслаждалась обществом парня, как и он моим. Мы уже почти подружились по-настоящему, когда Беллы снова уехали.

Через несколько месяцев они вернулись. Это был первый день летних каникул, а осенью я переходила в старшую школу. В августе мне должно было исполниться пятнадцать, а близнецам в сентябре – шестнадцать. Каллиопа выглядела так же, как и до отъезда.

А вот Крикет снова изменился.

Мы с Линдси сидели на моем крыльце и поедали вишневое мороженое в вафельных рожках, когда к соседской двери подъехала машина. Дверь распахнулась, и оттуда появилась сначала одна полосатая нога, затем другая. Это был совершенно новый Крикет Белл, такой, каким я его еще никогда не видела.

Что-то дрогнуло внутри меня.

Волнение это казалось довольно странным, даже неприятным и в то же время новым и захватывающем. Я сразу же поняла, что этот образ Крикета – длинные ноги и полосатые штаны – отпечатается в моей голове на веки вечные. Момент был таким значительным. Линдси громко и жизнерадостно поздоровалась. Крикет озадаченно поднял глаза, и наши взгляды встретились…

Я пропала.

Мы смотрели друг на друга дольше, чем принято, прежде чем парень наконец повернулся к Линдси и слегка помахал рукой. Из машины, галдя и перебивая друг друга, появились остальные члены семьи, и внимание Крикета снова переключилось на них. И все же был еще один, последний взгляд. А потом еще один, исподлобья, перед тем как парень исчез в лавандовом особняке.

Я сильно сжала руку Линдси липкими от мороженого пальцами. Она все поняла. Мой жест был красноречивее слов.

Подружка улыбнулась.

Вербальный контакт состоялся той же ночью. Странно, но я не могу вспомнить, в чем была одета, хотя отлично помню, что подбирала наряд очень тщательно, предвкушая встречу. Когда я в конце концов отдернула занавески, то ничуть не удивилась, обнаружив Крикета напротив пристально вглядывающимся в мое окно. Однако мое появление застало парня врасплох. Даже волосы, казалось, встали у него дыбом сильней, чем обычно.

– Я собиралась… немного подышать свежим воздухом, – пробормотала я.

– Я тоже, – кивнул Крикет, тяжело вздохнув.

Я до сих пор не уверена, была ли это шутка, но в тот момент рассмеялась. Крикет ответил взволнованной улыбкой, которая мгновенно превратилась в широкую ухмылку. Ему всегда было не под силу ее контролировать. Мы были так близко, что я заметила, как изменилось лицо парня. На нем больше не было угрей, и еще он… Повзрослел. Мы долго стояли там, улыбаясь, как идиоты. Что можно сказать человеку, который изменился, но в то же время остался самим собой?

Крикет сдался первым. Пробормотал какое-то извинение насчет того, что должен помочь маме вымыть посуду. Я поклялась на следующий день расставить все точки над «i», однако… От ощущения близости этого парня у меня путались мысли и язык прирастал к гортани. Крикет чувствовал себя не лучше. Так что мы просто помахали друг другу ручкой.

Раньше мы никогда не махали друг другу через окна. И оба осознавали, что просто боимся встретиться лицом к лицу. Какая-то сила заставляла нас оказывать друг другу знаки внимания, не говоря при этом ни слова и отчаянно желая сказать очень многое.

Прошло несколько недель, прежде чем эта мучительная ситуация изменилась. Мы с Бетси только вышли на прогулку, а Крикет направлялся домой. В тех же полосатых штанах и с волосами, мечтающими коснуться неба.

Мы в смущении остановились.

– Рад тебя видеть, – сказал он. – Снаружи. Не внутри. Ну, ты поняла…

Я понимающе улыбнулась:

– Вывела ее на прогулку. Не хочешь присоединиться?..

– Да.

– К нам? – Мое сердце учащенно забилось.

Крикет отвел глаза:

– Ну да, мы могли бы наверстать упущенное. Так и стоит поступить.

Я тоже отвела взгляд, стараясь не слишком краснеть:

– А тебе не нужно забросить все это домой?

В руках парень держал бумажный пакет из хозмага.

– Ох! Ну да. Подожди. – Крикет взлетел по ступенькам, но на полпути вдруг остановился. – Жди здесь, – добавил он.

Парень вошел внутрь и вернулся несколько секунд спустя. С двумя леденцами Блоу Поп[16]16
  Блоу Поп – леденцы на палочке, аналог чупа-чупсов.


[Закрыть] в руках.

– Это так глупо, – усмехнулся он. – Прости.

– Да нет, я их люблю! – И в этот раз я все-таки покраснела при слове «люблю».

Наши языки приобрели насыщенный зеленый оттенок, но мы болтали так долго, что к моменту возвращения домой они снова стали привычно розовыми. Чувство внутри меня разгоралось все сильнее. Мы начали как бы случайно пересекаться каждый полдень. Крикет делал вид, будто вышел куда-то по делу, я наигранно удивлялась, а потом мы вместе гуляли с Бетси.

Однажды парень не появился. Я остановилась возле его дома, растерянно глядя по сторонам. Бетси рвалась с поводка. Дверь дома Беллов открылась, и Крикет так быстро сбежал по ступенькам, что едва в меня не врезался.

Я улыбнулась:

– Опаздываешь.

– Прости за ожидание, – заламывая руки, сказал он.

Мы перестали притворяться.

Крикет четко знал расписание моего дня. Когда я отдергивала занавески, он раздвигал свои, чтобы пожелать мне доброго утра. Поедая ланч, я видела через окно, как он ел свой. Он знал, когда я выхожу на прогулку. И когда звоню Линдси, чтобы ее обсудить. И еще было время, когда мы с Крикетом болтали после обеда, прежде чем снова задернуть занавески.

Ночью я лежала в кровати, представляя, как Крикет лежит в своей. Думал ли он обо мне так же, как я о нем? Пытался ли представить мою спальню, как я представляла его? Если бы мы были рядом в темноте, отважился бы он поцеловать меня? Мне хотелось, чтобы он меня поцеловал. Все же он мальчик. А значит, должен сделать первый шаг.

Почему он его не делал? Сколько еще мне ждать?

Эти лихорадочные мысли не давали мне покоя все лето. Я просыпалась в липком поту, не в силах вспомнить, когда же мне удалось заснуть и о чем я мечтала перед сном. В голове постоянно крутились три слова… Ты мне нужна.

Нужна!

Какое, пугающее слово. Эта фраза скорее выражала мои чувства к Крикету, но во сне произносил ее именно он.

Он был просто обязан меня коснуться. Движения его рук завораживали. Как он взволнованно сжимал ладони от восхищения. Хлопал в ладоши, не в силах удержаться. Секретные сообщения, которые он писал на тыльной части левой руки. А его пальцы… Длинные, энергичные, однако судя по тому, как кропотливо он собирает свои машины, очень деликатные и точные. Я постоянно фантазировала об этих пальцах.

И еще меня поражало, как загорались глаза парня каждый раз, когда он начинал говорить. Словно это был лучший день в его жизни. Как он подавался ко мне всем телом, когда говорила я. Жестами Крикет демонстрировал, что ему интересно, он слушает. Никогда еще я не видела человека, чье тело выражало бы столько эмоций.

Лето продолжалось, с каждым днем все более чудесное и наполненное переживаниями. Крикет начал регулярно зависать с Линдси и моими родителями, даже с Норой, если она оказывалась поблизости. Он стал частью моего мира. Но каждый раз, когда я пыталась войти в его мир, Каллиопа отвечала враждебностью. Иногда она делала вид, что меня вообще нет в комнате, а иногда выходила прямо посреди разговора. Впервые брат предпочел ей кого-то другого, и она была обижена на меня за это. Я украла ее лучшего друга. А значит, представляла собой угрозу ее существованию.

Чтобы не провоцировать лишних конфликтов, мы предпочитали встречаться у меня дома.

Однако Крикет по-прежнему не предпринимал никаких шагов. Линдси думала, что он, возможно, ждет подходящего момента. Моего дня рождения, например. Его собственный день рождения всего на месяц позже, и тоже в двадцатых числах. Так что он об этом помнил. В то утро я была бесконечно тронута, увидев на его стекле записку: СЧАСТЛИВОГО ДНЯ РОЖДЕНИЯ, ЛОЛА! МЫ СНОВА РОВЕСНИКИ!

Я высунулась из окна:

– Всего на месяц!

Крикет появился в оконном проеме со сложенными руками и широкой улыбкой на лице:

– Это прекрасный месяц.

– Ты забудешь обо мне, как только тебе стукнет шестнадцать! – поддразнила я.

– Невозможно. – Голос парня дрогнул на этом слове, и мое сердце екнуло.

Энди взял на себя обязанность выгулять Бетси сегодня днем, так что мы были совершенно свободны. Крикет встретил меня в обычное время с двумя коробками пиццы на голове. Я уже собралась сказать, что объелась во время ланча, как вдруг…

– Там пусто или что-нибудь есть? – хитро спросила я: меня посетило предчувствие, что тут дело вовсе не в пицце.

Парень открыл коробку и улыбнулся:

– Пусто.

– Я не была там уже несколько лет! – радостно взвизгнула я.

– Я тоже. Последний раз мы были там втроем: ты, я и Каллиопа.

Мы ринулись вниз по холму к парку, виднеющемуся в конце нашей улицы – если, конечно, этот крошечный, зажатый между двумя домами проход можно так назвать, – затем одолели еще один холм, миновав знак «ВХОД ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ ТОЛЬКО В СОПРОВОЖДЕНИИ ДЕТЕЙ», и оказались на вершине Сьюард Стрит Слайдс[17]17
  Сьюард Стрит Слайдс – известные в Сан-Франциско бетонные горки, где может прокатиться любой желающий.


[Закрыть].

– О боже! – Я почувствовала страх. – Они всегда были такие крутые?

Крикет разобрал коробки, положив их жирной стороной вниз, по одной на каждую узкую бетонную горку:

– Чур я слева!

Я уселась на свою коробку:

– Слева отстой. Правая сторона быстрее.

– Ничего подобного! – не согласился со мной Крикет. – Побеждает всегда тот, кто справа.

– Это заявил парень, который не был тут с шести лет, – рассмеялась я. – Держи локти поближе к телу.

Крикет ухмыльнулся:

– Те царапины и ссадины забыть невозможно.

Мы стартовали на счет три. Горки оказались такие короткие и крутые, что мы быстро оказались внизу. Но крики старались сдерживать, чтобы не побеспокоить Сьюардскую Ведьму, пожилую даму, кроющую матом любого, кто кричит чересчур звонко. Ее присутствие лишь добавляет забавам на горках веселья и шарма. Ноги Крикета вылетели с горки первыми, за ними стремительно последовала попа. Парень приземлился с таким смачным плюхом, что мы не смогли удержаться от хохота.

– Похоже, моей заднице дали прикурить, – заявил Крикет.

Я отшутилась, что, если судить по его штанам, это произошло еще в июне.

Мы катались еще полчаса вместе с двумя двадцатилетними парнями и компанией мамаш с дошколятами. И как раз стояли за ними в очереди, собираясь скатиться в последний раз, как вдруг до меня донеслось хихиканье. Обернувшись, я обнаружила за спиной трех девочек из нашей школы. Мое сердце тревожно сжалось.

– Классное платье, – сказала Марта Веласкес. – Одолжила у мамочки?

На мне было винтажное свинг-платье[18]18
  Свинг-платье (имеется в виду платье для свинга) – платье А-образного силуэта, плотно облегающее в груди и имеющее расклешенную юбку.


[Закрыть] в горошек – на два размера больше, чем надо, но я подколола его невидимыми булавками – поверх полосатого лонгслива и закатанных джинсов в гризерском стиле[19]19
  Гризеры (они же бриолинщики) – молодежная субкультура, сформировавшаяся в США в 50-е годы XX века.


[Закрыть]. В свой день рождения мне хотелось быть хорошенькой.

Теперь я уже не чувствовала себя такой.

Крикет обернулся. А потом… сделал нечто такое, что изменило для меня все-все. Он встал прямо перед девчонками, закрыв меня собой:

– Не слушай их. Мне нравится твое платье.

Я нравилась этому парню такой, какая есть.

Я осторожно села на свою коробку из-под пиццы:

– Наша очередь.

Хотя на самом деле я пыталась сказать совсем другое. Ты мне нужен.

На обратном пути Крикет шутил, заставляя меня хохотать над теми, кто издевался надо мной долгие годы. Я наконец поняла, как глупо было так переживать из-за мнения одноклассников. Не то чтобы я мечтала выглядеть как они, но все же…

– Крикет! – крикнул Энди, завидев нас. – Ты ведь заглянешь к нам на праздничный обед, не так ли?

Я с надеждой посмотрела на Крикета. Он засунул руки в карманы:

– Конечно.

Все было просто и замечательно. Приглашены были Натан, Энди, Линдси и Крикет. Мы ели пиццу «Маргариту», за которой последовал великолепный торт в виде короны. Я съела первый кусок, а Крикет – самый большой. Когда праздник подошел к концу, я проводила друзей к выходу. Линдси похлопала меня по спине и тут же испарилась.

Крикет качнулся туда-сюда:

– Мне не часто удаются подарки.

Мое сердце дрогнуло. Но вместо поцелуя парень достал из кармана пригоршню механических деталей от часов вперемешку с фантиками. И копался в ней до тех пор, пока не извлек из кучи розовую крышечку от содовой. А потом протянул ее мне:

– Твоя первая.

Возможно, большинство девушек были бы разочарованы, но я не входила в это большинство. Недавно мы увидели на витрине пояс, сделанный из крышечек от бутылок, и я заявила, что тоже хочу такой.

– Ты запомнил! – обрадовалась я.

Крикет с облегчением улыбнулся:

– Я подумал, что она милая. Яркая.

И в тот момент, когда парень положил крышечку в мою открытую ладонь, я в сотый раз перечитала послание, которое он написал сегодня на тыльной стороне руки: ЗАЖГИ СЕЙЧАС.

Момент настал.

Я сжала крышку и сделала шаг вперед. Его дыхание участилось. Как и мое.

– Ты обещал, что придешь!

Мы отпрыгнули в разные стороны. На крыльце соседнего дома стояла Каллиопа, готовая вот-вот разрыдаться.

– Ты был мне так нужен, но тебя там не было.

В глазах Крикета промелькнула паника.

– О господи, Кэл! Не могу поверить в то, что я забыл.

На Каллиопе был мягкий кардиган, но в том, как она скрестила руки и сузила глаза, чувствовался отнюдь не мягкий характер.

– В последнее время ты вообще стал забывчивым.

– Прости. У меня дырявая голова, мне так жаль…

Крикет попытался запихнуть фантики и запчасти от часов в карман, но они высыпались на крыльцо.

– Спокойней, Крикет! – Каллиопа посмотрела на меня и ухмыльнулась: – Не понимаю, зачем ты теряешь время.

– Спасибо за обед, – промямлил парень, пряча свое барахло обратно в карманы. – С днем рождения!

Крикет ушел, ни разу не взглянув в мою сторону. А Каллиопа продолжала стоять на крыльце, прожигая меня взглядом. Я чувствовала себя так, будто мне плюнули в лицо. Пристыженной. Стыдиться было нечего, но этой вредной девчонке удалось создать такое впечатление. Если Каллиопа хотела, чтобы ты что-то почувствовал, ты это чувствовал.

Позже Крикет говорил, что должен был пройти на какое-то собрание. Ничего определенного. Казалось, в тот момент мы сделали маленький шаг назад.

Потом начались занятия. Пока Каллиопа заводила новых друзей, Крикет зависал со мной и Линдси. Между близнецами чувствовалось некоторое напряжение. Крикет ничего не рассказывал, но я видела, что он расстроен.

Однажды в пятницу после уроков парень показал мне видео со Свисс Джолли Болл – это механическое чудо он увидел, посетив музей в Чикаго. Я не была у него дома с самого начала лета, когда Каллиопа так холодно встретила меня. И надеялась, что видео станет хорошим поводом уединиться у него в комнате, однако ноутбук стоял в гостиной. Парень занял одну половину двухместного дивана, предоставив мне самой выбирать место. Было ли это интимное приглашение? Или просто дружеский жест, предлагающий располагаться на этом длинном, чуть ли не во всю комнату, диване?

ПОЧЕМУ ВСЕ ТАК СЛОЖНО?

Я воспользовалась шансом и села рядышком. Крикет запустил видео, и я пододвинулась ближе, якобы чтобы лучше видеть. Сконцентрироваться не получалось, но, когда серебряный шарик устройства проскакивал через туннели, запускал свистки и проезжал по дорожкам, я все равно смеялась от удовольствия. Я подвигалась все ближе к парню до тех пор, пока не оказалась в щели между подушками. От Крикета слегка пахло потом, но это не было неприятно. Совсем не неприятно. А потом моя рука задела руку парня, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Крикет сохранял полную невозмутимость.

Я прочистила горло.

– Ты уже придумал, как будешь отмечать завтра свой день рождения? Что-нибудь особенное?

– Нет. – Крикет положил ладонь на колено. – Я ничего не собираюсь делать.

– Да ладно… – Я уставилась на его руку.

– Честно говоря, у Каллиопы завтра выступление. Так что меня ждут только паршивая еда, катание на коньках и визжащие девчонки.

Была ли это попытка от меня отделаться? Может, все это время я ошибалась? Домой я вернулась грустная и сразу же позвонила Линдси.

– Ты ему нравишься, – заверила меня подружка. – Нет никаких сомнений.

– Ты его не видела. – Я вздохнула. – Он вел себя так странно.

Но на следующее утро мы с Линдси встретились и пошли искать Крикету подарок. Я была не готова все бросить. Просто не могла. Я знала, что ему нужен малюсенький гаечный ключ для очередного проекта, а найти его в Интернете весьма сложно. Целый день мы провели в специализированных магазинах города, и во мне еще теплилась робкая надежда. А потом я увидела это!

Вечеринка была в самом разгаре.

Дом Беллов оказался под завязку набит людьми. Эркеры украшали разноцветные фонарики. Это не было похоже на спонтанную вечеринку. Скорее на тщательно спланированный праздник. На который меня не пригласили.

Я стояла рядом с домом соседей совершенно опустошенная, сжимая в руке крошечный гаечный ключ и вглядываясь в разыгранный передо мною спектакль. Стайка девушек пробежала мимо, взлетев по ступенькам крыльца. Как близнецы умудрились так быстро завести столько новых друзей? Девушки постучали в дверь, и Каллиопа, заливаясь счастливым смехом, пригласила подружек внутрь. А потом она увидела в сторонке на тротуаре меня.

Каллиопа выдержала паузу, а потом вдруг приняла вызывающую позу:

– Ну, что встала? Слишком хороша для нашей вечеринки?

– Ч-ч-что?

– Знаешь, если учесть, сколько времени ты проводишь с моим братом, то худшее, что ты можешь сделать, это засунуть голову внутрь и пожелать ему счастливого дня рождения.

У меня закружилась голова.

– Меня не приглашали, – прошептала я.

Каллиопа казалась удивленной.

– А Крикет сказал, ты не можешь прийти.

Меня охватило отчаяние.

– Я… он даже не предлагал. Нет!

– Хм. – Каллиопа окинула меня взглядом. – Ну, пока.

Дверь лавандового особняка захлопнулась. Я смотрела на нее, сгорая от стыда и унижения. Почему Крикет не захотел видеть меня на вечеринке?

Я поплелась домой, плотно закрыла шторы и разрыдалась. Что произошло? Что со мной не так? Почему я ему разонравилась?

В полночь в комнате Крикета зажегся свет. Он звал меня по имени.

Я постаралась сосредоточиться на жуткой боли в груди. Крикет вновь позвал меня по имени. Мне хотелось его проигнорировать, но разве я могла? Я открыла окно.

Парень смотрел в пол:

– Мм… чем занималась вечером?

– Ничем. – Мой голос звучал отрывисто, когда я бросала ему в лицо его собственные слова. – Я ничего не делала.

Крикет казался несчастным. Но от этого я только сильней его презирала. Словно он пытался вызвать во мне чувство жалости.

– Спокойной ночи. – Я начала закрывать окно.

– Подожди! – Крикет вцепился в волосы, отчего они вытянулись еще сильнее. – Я… Я только что узнал, что переезжаю.

Ощущение было такое, словно кто-то огрел меня по голове. Я сморгнула неожиданно навернувшиеся на глаза слезы:

– Ты уезжаешь? Снова?

– В понедельник.

– Через два дня?

Почему я не могла перестать плакать? Ну что за идиотка?

– Каллиопа возвращается к своему последнему тренеру, – беспомощно развел руками парень. – Здесь ее некому тренировать.

– А как насчет всего остального? – выпалила я. – Ничего не хочешь сказать мне перед отъездом?

Крикет открыл рот, но из него не вылетело ни звука. На его лице застыло выражение крайнего затруднения. Прошла минута или две.

– По крайней мере, в этом мы солидарны, – в конце концов заявила я. – Я тоже ничего не хочу тебе говорить.

И закрыла окно.