Текст книги "Код Атлантиды"

– Разрезать такой камушек удастся только мощным лазером, – сказала Сара, содрогаясь от волнения. Диамонит и С-60? Это было не только открытием века, но еще и ее билетом на отъезд из этой дыры. Наконец-то выдался шанс заняться поистине исследовательской работой. – Надо провести еще кое-какие тесты, – заявила она, возвращая образцы.

– Уже проводятся, – ответил Хоутон. – В Женеве.

– Туда вы и направляетесь?

Хоутон лишь кивнул, раскрывая дверь и впуская внутрь свистящий ветер. В курс дела Сару ввел Балджер.

– Самые мощные на свете лазеры в Женеве. С момента обнаружения этих камней в море Росса за «Ролой» пристально наблюдают. В последнюю неделю Торн бывал в Белом доме чаще, чем вице-президент. Нас поддержит правительство и армия – если только тесты в Женеве дадут положительные результаты. Тогда мы станем единственным поставщиком С-60 во всем западном мире.

Хоутон поднял воротник куртки.

– Полагаю, нет нужды объяснять вам, мисс Келси: китайцы лезут из кожи вон, чтобы на каком-нибудь из этапов опередить нас. Мы хотим назначить вас ответственной за геологическую разведку на втором участке. Изучите все, что сумеете. Покончив с делами в Женеве, мы заедем за вами и заберем. На выполнение задания у вас несколько дней – не недель.

Сара на миг лишилась дара речи. И поежилась, замороженная ледяным ветром.

– Откуда вы меня заберете? – спросила она нерешительно.

– В Антарктику мы отправимся очень скоро, – добавил Хоутон.

Дверь за ним захлопнулась.

ВЗАИМОСВЯЗИ

Вселенная, возможно, не только более необыкновенная, чем мы воображаем, а более необыкновенная, чем мы в состоянии вообразить.

Джон Бердон Сандерсон Холдейн, генетик, биометрист (1892-1964)

42 000 футов над Северной Атлантикой

Внизу свирепствовала буря. Проливной дождь и шквальный ветер. Ледяные потоки на фоне устрашающе черного неба вдруг становились блестяще-белыми, когда хмурое тяжелое облако пронзал очередной разряд молнии.

Новэмбер Драйден, сделав нетвердый шаг вверх по проходу, никак не ожидала, что самолет опять качнет. Она вцепилась в подголовник сиденья, и Ричарду Скотту пришлось схватить стаканчик с откидного столика, чтобы не расплескалась вода.

Он взглянул на студентку.

– Ты в порядке?

Новэмбер провела рукой по губам. Лицо ее было белым как полотно, на лбу поблескивали капельки пота.

– Неужели я выгляжу нормально, профессор?

– Нет. Ужасно выглядишь.

– Тогда зачем задавать глупые вопросы? – проворчала Новэмбер, устремляясь в ближайшую уборную.

Человек, сидевший рядом со Скоттом, одобрительно кивнул.

– Славная девочка.

Скотт улыбнулся – исключительно чтобы не показаться невежливым – и продолжил читать поразительный геологический доклад Сары Келси. Зачем ему прислали все эти материалы, для Скотта до сих пор оставалось загадкой. Неожиданно он вспомнил о том, что первым литературным произведением в истории человечества считается «Эпос о Гильгамеше», запечатленный на клинописных табличках. На его основании позднее был придуман библейский рассказ о Всемирном потопе и Ноевом ковчеге. Может, этот тип, Ральф Мейтсон, полагал, что найденные им доклинописные тексты содержат ту же историю? Потому и прислал Скотту доклад Сары Келси, так сказать, чтобы настроить на нужный лад. Очень интересно…

– Что вы думаете по поводу археологических исследований в Антарктике?

Скотт вскинул голову, отрываясь от чтения.

– Простите?

Самолет опять качнуло. Незнакомец указал на набор таких же документов на своем откидном столике.

– Здесь об этом написано.

Скотт посмотрел на соседа с подозрением. У него была испанская наружность, южный загар и густые черные волосы. Он сидел со скучающим видом, прислонившись к иллюминатору, но губы его трогала едва уловимая улыбка.

– Я… гм… до этого места еще не дочитал. Простите. Откуда вы меня знаете? – спросил Скотт.

Человек приподнял руку с бумагами. «Сказания о Всемирном потопе. Обзор мифологического наследия о самовоспроизводящемся начале». На последней странице красовалась фотография Скотта.

– Я всегда обращаю внимание на детали, – сказал незнакомец. – А вы нет? Я читаю вашу работу, вы – Сары Келси. – Он вздохнул. – Моя, по всей вероятности, не занимает никого… Однако, несмотря ни на что, идеи археологических исследований в Антарктике я нахожу бредовыми. Вы представляете, насколько там холодно? Кто, черт возьми, мог жить в таких условиях? И кто на эти раскопки отважится?

Он улыбнулся. Спокойно нажал на кнопку под подлокотником, закрыл глаза и откинулся на наклонившуюся спинку сиденья.

– Должно быть, произошло какое-то недоразумение. Я не соглашался участвовать в раскопках. Кому-то понадобилось, чтобы я взглянул на некие тексты, вот и все. А кто вы, простите? – более настойчиво спросил Скотт.

Самолет резко нырнул, и незнакомец неожиданно распахнул глаза. Он протянул Скотту руку, хотя у того не возникло особого желания ее пожимать.

– Простите, – сказал черноволосый. – Нехорошо с моей стороны. Мы вот-вот рухнем в океан, а до сих пор толком не познакомились. Меня зовут Джон Хаккетт. Полагаю, в Женеве нам предстоит работать в одной команде.

Скотт совсем растерялся.

– В качестве кого? И почему вы решили, что мы можем рухнуть в океан?

Свет неожиданно потускнел. Потом погас и вновь зажегся, самолет дрогнул. Откуда-то с задних сидений послышались крики. Салон заполнило гудение звуковых сигналов, вспыхнули таблички с устрашающим призывом пристегнуть ремни.

Скотт и Хаккетт вжались в сиденья, торопясь выполнить указание. Те, кто в этот миг стоял, бросились к ближайшим свободным местам. Хаккетт, пристегиваясь, смотрел на ремень с некоторым пренебрежением.

– Поможет как мертвому припарки, – заметил он.

Скотт настороженно взглянул на него, стараясь не обращать внимания на усиливавшуюся качку.

– Ответьте же, откуда вы знали, что это произойдет? В случайности я не верю.

Хаккетт ответил не сразу. А когда заговорил, то и не подумал посмотреть Скотту в глаза. Сосредоточенным взглядом он наблюдал за охваченными паникой людьми вокруг. На его губах по-прежнему играла странная полуулыбка.

– Я всего лишь сделал предположение, опираясь на накопленные знания.

Скотту было знакомо это выражение лица. Вид истинного ученого: ты выдвигаешь гипотезу и с интересом следишь за ее подтверждением в жизни. К окружающим пассажирам Хаккетт относился как к материалу для диссертации.

Скотт почувствовал раздражение.

– По-моему, сейчас не время проводить эксперименты.

– Ошибаетесь. Самый момент, – ответил Хаккетт. – Одна моя знакомая желала выяснить, какой же стороной должен по закону приземляться бутерброд с маслом. Ставила опыты целый месяц. И пришла к выводу, что закономерности не существует. Все зависит от случая. Пятьдесят на пятьдесят. – Он поудобнее уселся в кресле. – Разумеется, она выбрала неверную методику. Я постоянно твердил ей: если бросаешь бутерброд умышленно, это совсем другое дело. Только когда его роняют нечаянно, он падает маслом вниз, – каждый знает.

– И разглагольствовать о статистике сейчас весьма и весьма неуместно!

– Я физик, – объяснил Хаккетт с таким выражением лица, будто его профессия все оправдывала. – Я еще на земле предупредил их, что вылетать при таких прогнозах – безумие, но меня не послушали. Можно сказать, назвали аэрофобом.

– Вы боитесь летать?

Хаккетт решил наконец взглянуть собеседнику в глаза.

– О нет, боже упаси. Полеты для меня не проблема. А вот падение…– Он на мгновение задумался. – Умирать мне почему-то не хочется.

– Если вы знали, что неизбежны столь серьезные неприятности, зачем тогда сели в самолет?

Из Скотта как будто выпрыгнул желудок. Он что было сил старался сохранить спокойствие, но с каждым новым покачиванием уровень адреналина в крови неумолимо подскакивал.

Хаккетт повернулся к нему.

– Это был единственный рейс на Женеву. А мне просто необходимо туда попасть.

– И что в этой Женеве такого? – поинтересовался Скотт.

– Швейцарцы, – подмигнул Хаккетт.

– Называется организация ЦЕРН [7][7]
  CERN – Conseil Europeen pour la Recherche Nucleaire (фр.). Европейская организация по ядерным исследованиям, международный исследовательский центр со штаб-квартирой в Женеве.


[Закрыть], – пояснил Хаккетт. – Это крупнейший центр по ядерным испытаниям в Европе. Вот где нас ждут.

– Не понимаю, – пробормотал Скотт рассеянно. В данную минуту его мысли занимала Новэмбер. Он отчаянно надеялся, что ей хоть немного стало легче.

– От вас и не требуется что-то понимать. Во-первых, давайте во всем разберемся. Два профессора в разных областях, оба кое-чего успели достигнуть, сидят бок о бок на борту самолета, направляясь в ЦЕРН. Вы сами сказали, что в случайности не верите. Я разделяю ваше мнение – мир гораздо сложнее, чем кому-то может показаться. Вот эта-то сложность… комплексность… она – разгадка многих тайн.

Мы мальчики для отвода глаз в руках армии, доктор Скотт. Правительство с нашей помощью может смело внедриться на китайскую базу в Антарктике и выведать, чем они там занимаются. Согласно условиям международного Договора, команда должна состоять из ученых. Вот нас и выбрали. Когда-то я работал в ЦЕРНе и позвонил сейчас одному старому приятелю. Там полно американских военных. Билеты нам с вами заказал какой-то полковник.

– Военных? О военных я ничего не слышал. Да о чем вы таком говорите? Меня пригласили в Женеву поработать с древним текстом. Я не…

– А-а, вот как они поступили. Воззвали к лучшему, что есть в вашей натуре. Умно. Во мне ничего подобного нет, вот им и пришлось заплатить мне кучу денег. А вы что, не смотрите новости? Не в курсе последних событий? Китайские ученые в Антарктике теперь загорают. Мы – повод для разжигания с ними войны.

В Ричарде Скотте отчетливо заговорило сомнение, на которое, оставляя позади Фергюса и университет, он в эйфории поначалу не обратил ни малейшего внимания. Во что его втягивают? Чем это ему грозит?

Лампы то гасли, то зажигались, совершенно сбивая с толку.

– Что происходит? – воскликнул Скотт.

Хаккетт на потрепанном блокнотном листе написал математические формулы.

– Примерно раз в двадцать два года повышается активность солнечных пятен и вспышек. – Он развел руками. – Мощное излучение – вот что происходит.

Скотт закрыл глаза, когда самолет с силой тряхануло.

– Мы просто попали в бурю, – сказал он устало.

– Верно, но отчего она разыгралась?

– Не имеет значения, – ответил Скотт.

– Буря, доктор Скотт, вызвана Солнцем. Оно одно за все в ответе. И потом, от бури нас отделяют тысячи футов. Самолет швыряет из стороны в сторону лишь потому, что на компьютер, который им управляет, влияет то же Солнце. Видели фотографии северного сияния, или, как его называют, Авроры Бореалис? Полярное сияние обусловлено высокоэнергичными электронами солнечного ветра, что врезаются в атмосферу вблизи полюсов. Траекторию заряженных частиц определяет особая форма магнитного поля Земли.

– К чему вы клоните?

– К тому, что именно это сейчас и происходит в атмосфере. Если мои подсчеты верны, впереди нас ждет нечто более грандиозное. Гораздо более грандиозное.

Скотт изо всех сил старался дышать ровно и негромко.

– По вам не скажешь, что вы осознаете всю серьезность ситуации, – протянул Хаккетт.

Скотт не ответил.

– Знаете, какое влияние на нашу жизнь оказывают циклы солнечных пятен? Если у вас забарахлил телевизор, это из-за Солнца. Не настраивается на нужную волну радио – причина та же. В марте тысяча девятьсот восемьдесят девятого года активность солнечных пятен повысилась настолько, что в электросетях Квебека запрыгало напряжение. Свет погас. Шесть миллионов человек на целых девять часов остались без электричества. НАСА потеряло из виду космический корабль. Несколько современных самолетов потерпели крушение. В компьютерных и телекоммуникационных системах произошли серьезные сбои. Аврору заметили на Ки-Уэсте. Слышали об этом?

Скотт лишь многозначительно на него взглянул. Тут хлопнула дверь уборной в конце прохода, и в салоне появилась Новэмбер с ужасной гримасой на лице.

– В этот туалет никому не входить! – объявила она, тяжело опускаясь на сиденье.

Воцарился сплошной хаос. Двигатели жалобно выли и вибрировали, отчаянно стараясь работать как положено. Хаккетт схватил стаканчик, опасаясь, что вода выплеснется ему на колени. Когда в салоне послышался голос командира, решившего объяснить, что происходит, сигналы тревоги продолжали гудеть. Чтобы понять, насколько серьезна опасность, большого ума не требовалось. Самолет падал.

Отовсюду зазвучали молитвы. Откуда-то послышались глухие звуки, будто от ударов. Тучная дама в проходе закрыла глаза и принялась креститься. Звуки не прекращались. Дама крестилась медленно и неправильно. Скотт подумал, что она давным-давно этого не делала, а может, и вообще никогда. Остальные уже готовились к удару о землю.

Хаккетт подался вперед.

– А это что за стук?

Молодой парень вскочил с места, протягивая руку к багажной полке с намерением достать кислородную маску.

Хаккетт сильнее наклонился вперед. Рукой со стаканчиком указал на парня и сделал глоток воды.

– Как глупо.

Бортпроводница бросилась к пассажиру, заставляя его опуститься на место.

– Давление воздуха в норме, так ведь? Зачем ему понадобилась кислородная маска?

– Он в панике, – отрезал Скотт. – Не понимает, что делает.

Хаккетт выглянул в иллюминатор и посмотрел на часы.

– У нас три, максимум четыре минуты.

Терпение Скотта лопнуло.

– Да закройте же вы рот! – рявкнул он.

Хаккетт как будто не услышал его.

– Проблема современного общества единственно в недостатке общения, – продолжил он спокойно. – Мы живем в век информации. Поддерживаем друг с другом постоянную связь: через Интернет, по телефону. У нас есть телевидение, виртуальная реальность, электричество. Но мы не общаемся. Накапливая груды ненужного хлама, о том, что наиболее важно, человек двадцать первого века не говорит.

Скотт отвернулся, пытаясь забыть о Хаккетте. Он с гораздо большим удовольствием послушал бы сейчас музыку или посмотрел телевизор, но аппаратура была выключена и вообще вряд ли работала. Самолет в который раз качнуло, и голова Скотта ударилась о подголовник. Он почувствовал, что угол снижения воздушного судна стал еще круче.

– Среди ученых эта проблема стоит более остро. – Хаккетт допил воду, поразмыслил, что сделать с пустым стаканом, и решил оставить его в руке. – Вы профессор в своей области, а я физик. Готов поспорить, наши кафедры никак не связаны друг с другом. – Он словно не догадывался, что мысли Скотта занимают сложности совершенно иного характера. – То-то же! – Хаккетт кивнул, будто Скотт ему ответил. – Как в древней китайской притче. Троим парням завязывают глаза и просят определить, что за таинственный гость к ним пожаловал, разрешая лишь прикоснуться к нему. Первый утверждает, мол, это змея, потому что она длинная и мускулистая. Второй говорит, ствол дерева. А третий заявляет, что птица, наверняка птица – я слышу, как хлопают ее крылья. – Он засунул стаканчик в карман на спинке сиденья впереди и облизнул губы. – Представляете, какими идиотами все трое себя почувствовали, когда им развязали глаза и они увидели слона? – Он самодовольно улыбнулся. – По-моему, именно в таком обществе мы живем сегодня. Все разделено на отсеки. Никто ничем ни с кем не делится. Три разные области науки изучают одно и то же и даже не подозревают об этом. А ведь верно считали древние: землю несет по вселенной на спине гигантская черепаха. Она настолько огромная, а мы изучаем такие мелочи, что просто ее не замечаем.

Скотт очень медленно повернул голову. Его лицо покрывал пот.

– Что… вы… несете?

Неожиданно спинки передних сидений откинулись, и Скотт увидел парочку, занявшуюся сексом. Еще совсем недавно ему казалось, что эти двое даже не знакомы.

Хаккетт взмахнул рукой.

– Покажите такое в кино – вам не поверят. – Он посмотрел на «ролекс» и объявил: – Тридцать секунд!

– Что – тридцать секунд?!

– Мы погибнем! О господи! Мы погибнем! – завопил человек, сидящий рядом с Новэмбер.

Новэмбер рывком достала из кармана на спинке переднего сиденья гигиенический пакет и подала его соседу.

– Дышите в эту штуковину!

Хаккетт методически отсчитывал секунды, произнося каждую последующую цифру громче и громче, и наконец провозгласил:

– Мы наклонимся влево… Сейчас.

Самолет действительно дал крен влево.

Качка начала стихать. Двигатели заработали исправнее. По прошествии секунды-другой салон принял горизонтальное положение. Всеобщий вздох облегчения, казалось, можно было пощупать рукой – для большинства пассажиров настала минута, когда слезы было уже невозможно сдерживать.

Хаккетт, сияя, откинулся на спинку сиденья.

– Летчики, – произнес он важно, – общаются только с летчиками. Если человек, занятый в не касающейся авиации области, говорит пилоту, что некий феномен, рожденный источником, тоже не имеющим к воздушному флоту отношения, вот-вот сыграет с его чудесной машиной злую шутку, пилот, вероятнее всего, не обратит на его слова и капли внимания. Но вспомнит о них, когда ад закрутит-таки самолет в своих лапах. Тогда летчик начнет предпринимать все возможное, чтобы избежать катастрофы. То, что мы пережили, называется «комплексная система адаптации в действии». Комплексность. Порядок в обманчивой громаде хаоса.

Несмотря на веселую усмешку Хаккетта, Скотт продолжал молчать, глядя вперед с каменным лицом.

– Другими словами, доктор Скотт, порядочная сволочь эта солнечная активность. Кто знал, что мы попадем в такую переделку? – Хаккетт встал, машинальным движением рук расправляя складки на брюках. – Простите, мне нужно в уборную.

Он шагнул в проход, к великому беспокойству Новэмбер.

– Я ведь сказала: туда никому не…

Скотт метнул в нее многозначительный взгляд и махнул рукой. Пусть, мол, придурок сам проверит.

Хаккетт раскрыл дверь кабинки, и Скотт заглянул внутрь. Уборная была сплошь заляпана омерзительной желтой слизью. На алюминиевую перегородку налипли куски наполовину переваренной пищи. Как Хаккетт ни старался, он не смог не отшатнуться, когда жуткий запах ударил ему в нос.

Губы Скотта медленно растянулись в улыбке.

– Между прочим, это был Будда, – сказал он словно мимоходом, хотя довольно громко, чтобы Хаккетт его услышал.

На физиономии Хаккетта отразилось страдание.

– Где был Будда?

Он задержал дыхание.

– Притчу о мудрецах и слоне рассказал Будда. Мудрецов, кстати, было четверо.

– М-м… спасибо, – отстраненно произнес Хаккетт, входя в кабину.

Скотт принялся рассматривать его блокнот, изучая записи, но вскоре пожалел об этом. Напротив каждого расчета красовался рисунок. Взрывающееся Солнце. Глобальная катастрофа на земле. В самом низу страницы чернела надпись: Началось.

Скотт отложил блокнот.

– Нет, черт возьми! – пробормотал он.

ЦЕРН

Ацтеки – горная цепь Анды – Центральная Америка

В конце Четвертого Солнца (Эпохи), дабы спасти мужчину по имени Кошкош и женщину, Шочикецаль, от потока воды, обрушившегося с неба, бог Тескатлипока велел им построить лодку. Они вышли на сушу на вершине горы, где обосновались и обзавелись многочисленным потомством. Дети оставались немыми до тех пор, пока голубь на дереве не наделил их даром речи. Но заговорили они на разных языках, поэтому не могли друг друга понимать.

«Сказания о Всемирном потопе. Обзор мифологического наследия о самовоспроизводящемся начале», доктор Ричард Скотт, 2008 г.

Проверка благонадежности.
Уровень 3

Март в Швейцарии теплом не баловал. Это было первое, на что Новэмбер Драйден обратила внимание. Потом на то, что разговаривают тут на нескольких языках – французском, итальянском, немецком и английском. Швейцария – малюсенькая страна, ютящаяся меж Францией, Италией, Лихтенштейном, Германией и Австрией. Совсем не похожа на Миссисипи.

ЦЕРН располагался под Женевой, на берегах озера Леман, у самой французской границы, недалеко от Монблана. Это был город научных достижений без стен и ворот – с обилием дорог и магистралей. До ЦЕРНа Новэмбер, Скотт и Хаккетт доехали за каких-нибудь десять минут.

Войдя в просторное фойе, Новэмбер прочла устрашающие синие, надписи:

ПОДГРУППЫ:

Физический анализ

Поверхностный монтаж

Электрон-позитронный коллайдер

Сцинтилляторы

Мюонные камеры

– Добро пожаловать в царство Большого адронного ускорителя, – гордо провозгласил Хаккетт, проводя Новэмбер и Скотта мимо охраны. – Диаметр его кольцевого туннеля двадцать семь километров, расположен под землей, на стометровой глубине. Пучки протонов бегут по нему почти со скоростью света. Величайшее в современном мире чудо!

– Не вижу никакого смысла, – пробормотал Скотт.

– Не видите смысла? Субатомные частицы, квантовая механика, строительные блоки Вселенной. Опасно, безумно интересно. Это вам не ботанику изучать: элементарные частицы – нечто необыкновенное.

– Что-то вроде вас, – заметила Новэмбер.

Хаккетт ненатурально улыбнулся.

– Умно, – сказал он. И вдруг до странного посерьезнел. – Когда заставляешь элементарные частицы сталкиваться, то не разрушаешь их, а лишь создаешь новые. О таком вы наверняка и не слыхивали. Представьте, что у вас две клубничины, вы ударяете их друг о друга. И получаете не повидло, а целый салат, составляющие которого даже крупнее, чем две первые ягоды. Безразмерные электроны, которые можно почувствовать. Пучки частиц. Глюоны, мезоны, анти-и-кварки [8][8]
  u-кварк – «верхний» кварк (англ. up).


[Закрыть], анти– d-кварки [9][9]
  d-кварк – «нижний» кварк (англ. down).


[Закрыть], «красивые» кварки [10][10]
  «Красивый» кварк —b-кварк (англ. beauty).


[Закрыть]. Реальность значительно более странная, нежели вымысел.

Новэмбер смерила его взглядом.

– А что вы ищете? Нечто особенное? Типа яблока?

– Гравитон, – ответил Хаккетт. – Найдешь гравитон, покоришь силу тяжести. Покоришь силу тяжести, завладеешь Вселенной. Завладеешь Вселенной…

– Станешь Богом, – договорил за него Скотт.

Хаккетт пожал плечами.

– Неизученным остался лишь этот гигантский пласт знаний. На мой взгляд, в нем заключается громадный смысл.

– Я сказал, не вижу смысла не в нем, а в нашем сюда приезде. – Скотт взглянул на часы. – Встреча назначена на семь, так ведь?

– Доктор Скотт и доктор Хаккетт, если не ошибаюсь?

Скотт, Хаккетт и Новэмбер одновременно повернули головы и увидели приближающихся трех человек. Двое были определенно гражданскими, третий – военный. Армию таки привлекли, как и предупредил Хаккетт. Он не удержался, наклонился к Скотту и прошептал:

– Ну, что я говорил?

У одного из гражданских была борода, у второго длинные жидкие каштановые волосы и небольшие очки с круглыми стеклами в золотой оправе. Серый свитшот болтался на нем, точно снятый с плеча вдвое более крепкого парня, – создавалось впечатление, что этот тип только тем сейчас и занимается, что над чем-то размышляет, а о прическе и прочих житейских делах напрочь забыл. Он рванул вперед, во весь рот заулыбался и принялся крепко пожимать и трясти руки вновь прибывшим, уделяя каждому намного больше времени, чем требовалось. Когда очередь дошла до Скотта, длинноволосый в порыве выразить двойную благодарность схватил его пятерню обеими руками, словно намереваясь никогда больше ее не отпускать.

– Боб Пирс. Очень рад с вами познакомиться, доктор Скотт. Слежу за вашей работой долгое время.

– Спасибо, – ответил Скотт, пытаясь высвободить руку. – Позволите?

Он буквально выдернул ее из тисков Пирсовых пальцев.

Тот внезапно смутился.

– О, простите. Простите, пожалуйста. Знаете… гм…

Подошли двое других.

– Майор Лоренс Гэнт, экспедиционные войска ВМФ, – представился офицер в военной форме. – А это Ральф Мейтсон, представитель корпорации «Рола».

Скотт перевел взгляд на бородатого.

– Я получил ваше письмо, – сказал он.

Гэнт жестом предложил компании продолжить путь.

– Сюда, пожалуйста.

Они направились влево. Стены повсюду были белые и обработаны антисептическими средствами, окна – маленькие и на приличном расстоянии друг от друга, свет – яркий и ровный.

На дворе могли стоять день или ночь, тут одно время суток было трудно отличить от другого. Наверное, им по вкусу такая обстановочка, раздумывала Новэмбер, провожая взглядом неспешно проходивших мимо и читавших на ходу какие-то распечатки ученых. Коридоры здесь были широкие и бесконечные – по таким ей никогда прежде не доводилось ходить.

Не привлекая всеобщего внимания, она изучала все, что находила важным, в том числе и марширующего впереди Гэнта, точнее, его потрясающую задницу, обтянутую синей тканью форменных брюк.

Завязать разговор отважился Мейтсон. Повернувшись к Хаккетту, он произнес:

– Насколько мне известно, благодаря вам все пассажиры остались в живых.

– Что вы, какие глупости. Произошло небольшое физическое чудо, вот и все, – ответил Хаккетт скромно.

Новэмбер не поняла, заносится он или нет. Хаккетт… Ей определенно следовало поднапрячь память – она вдруг вспомнила, что где-то уже слышала эту фамилию раньше.

– Вспышки на Солнце сыграли злую шутку с электрооборудованием самолета, – продолжил Хаккетт. – Буря послужила буферной зоной, в которую нам удалось сбежать.

До Новэмбер дошло.

– Хаккетт? Доктор Джон Хаккетт? Из института Санта-Фе?

– Иногда меня приглашают в Санта-Фе читать лекции. Но сейчас, как видите, я не преподаю.

Скотт удивился.

– Ты с ним знакома? – спросил он у Новэмбер.

– Я о нем много слышала. Доктор Хаккетт – гений, один из самых блестящих ученых, занимающихся теорией сложности вычислений.

– Вы очень добры.

Хаккетт пожал плечами, делая вид, что смущен.

– Откуда вы узнали, что нам надо влететь в бурю? – с пылом спросила Новэмбер, видя боковым зрением, как Скотт, когда все внимание Хаккетта сосредоточилось на ней, многозначительно на него уставился.

Скотту, по-видимому, пришло в голову, что он обязан внести в дело некоторую ясность.

– Ей всего девятнадцать.

Хаккетт заулыбался.

– Да, да, – сказал он. Новэмбер улыбнулась в ответ. – На самом деле все это очень непросто. Связано с заряженными частицами, электрическими потенциалами. Ионизацией. Солнечным ветром, трением… и еще раз трением.

Скотт повысил голос:

– Эй!

Хаккетт резко повернул голову.

– Ей всего девятнадцать, – повторил Скотт.

Хаккетт вновь посмотрел на расширившую глаза девочку и произнес:

– По-моему, он считает, что я глух.

Новэмбер присмотрелась к нему повнимательнее. И с невинным видом поинтересовалась:

– Вы, случайно, не под наркотой?

Раздался громкий смех, и ее сердце сжалось от приступа стыда. Но когда ей улыбнулся и подмигнул майор Гэнт, она подумала: все не зря. Как же чертовски привлекательны эти ребята в форме!

Наконец они пришли к двери с надписью: «Молекулярная физика, квантово-механическое туннелирование».

Кабинет служил смотровой площадкой, откуда можно было наблюдать за происходящим в расположенной внизу основной лаборатории. Перед огромными выступающими окнами, наклоненными наружу под углом в сорок пять градусов, стоял ониксовый стол. За стеклами, сотней футов ниже, работали ученые. Их машины были настолько огромными, что лаборантам для установки и проверки отдельных стальных компонентов приходилось забираться наверх при помощи лестниц.

Мейтсон прошел к столу и с поразительной четкостью, будто несколько недель подряд репетировал, разложил бумаги и Развернул карты. На одну из стен он повесил экран, к которому прикрепил цифровые фотографии.

Пирс провел к столу остальных, словно чрезмерно старательный официант, выдвинул стулья, сел на один из них, наклонился к Скотту и пробормотал:

– Простите, что так сильно сжал вам руку. Я… гм…

Он резко замолчал, наверное, вдруг подумал о чем-то другом. Глаза Пирса нервно бегали, взгляд ни на секунду не останавливался на Скотте. Неожиданно он наклонил голову, решив заняться бумагами.

Скотт взглянул в другую сторону и обнаружил, что Новэмбер сидит на соседнем стуле. Она была невообразимо близко, на расстоянии, позволяющем поцеловаться. Скотт, вздрогнув, откинулся на спинку и заставил себя улыбнуться.

– Простите.

Новэмбер тоже улыбнулась ему, но что ее улыбка значит, он так и не понял.

Теперь на столе возвышались бесчисленные кипы бумаг. Возможно, их было гораздо больше, чем требовалось. Пирс окинул Скотта горящим взглядом.

– Ужасно интересно.

Хаккетт пристально посмотрел на Мейтсона. Взглянул на снимок айсбергов на экране. И опять сосредоточил внимание на Мейтсоне.

Тут его осенило.

– Вы были на танкере. – Он произнес это таким тоном, что все вокруг замолкли и напрягли слух.

Скотт и Новэмбер сразу сообразили, что Хаккетт имеет в виду. Об этом событии целую неделю только и говорили в новостях. Между Америкой и Китаем на почве несогласия в отношении прав на природные ресурсы Антарктики грозила вотвот вспыхнуть война. Позиция Штатов заметно ослабла после того, как был замечен их нефтяной танкер, пытавшийся тайком покинуть Антарктику. Правительство заявило, что ни о чем не имеет понятия. С того самого дня, как новость на прошлой неделе стала достоянием общественности, штаб-квартиру корпорации «Рола» в Нью-Йорке атаковали репортеры.

Вот почему его узнали. Ральфу Мейтсону не повезло: он попал в кадр в ту минуту, когда сходил с судна на берег. Этот парень определенно был на танкере.

Мейтсон молча кивнул.

– Чем вы там занимались? – прямо спросил Скотт.

Пирс поспешил коллеге на помощь.

– Я восхищен вашими работами, доктор Скотт, – заметил он. – Сам я провел несколько исследований, касающихся зороастризма. Если я ничего не путаю, Заратустра излагал свое учение самому Пифагору?

– Да, – подтвердил Скотт. – Заратустра оказал значительное влияние на Древнюю Грецию.

– Простите, – волнуясь, вставила Новэмбер, – но какое отношение имеет этот Заратустра… Я правильно его называю? Какое он имеет отношение к работам доктора Скотта?

– Митра, – нетерпеливо пояснил Пирс.

Гэнт и Хаккетт переглянулись. Очевидно, и их разговор начинал сбивать с толку.

– Пояснить? – предложил Скотт.

Пирс улыбнулся и застенчиво пожал плечами.

– О да. Конечно. Будьте так добры.

Он провел по волосам пятерней и, зажав между большим и указательным пальцами ручку, откинулся на спинку стула с видом человека, обожающего науку. Любое произносимое Скоттом слово он сопровождал одобрительными кивками.

– Заратустра жил на земле, которую теперь мы называем Ираном.

– Значит, он мусульманин?

– Нет. Ислам возник по меньшей мере тысячелетие спустя. На территории Ближнего Востока зародилась масса культур: амореев, халдеев. Но первой была шумерская, по сути Шумер – древнейшая из известных миру цивилизаций.

– Их письменность мы называем клинописью, – вставил Пирс, сияя.

– Верно. Древние греки считали, что науки взяли начало в Вавилоне и в Египте. Рассказы о том, что математику изобрели греки, – миф. Греков обучили вавилоняне и египтяне. Не только математике, но еще и философии, астрологии, алхимии. Сам Платон это подтверждает, а ряд ученых из-за элементарной заносчивости предпочитают не принимать во внимание.

– В центре учения Заратустры – бог Ормузд, – добавил Пирс. – Ему принадлежит и идея ангела-хранителя.

Хаккетт полюбопытствовал:

– Кто такой Митра?