Текст книги "Код Атлантиды"

– Культ Митры – ответвление зороастризма. Как баптизм – христианства. Митра был богом солнца, покровителем мирных, доброжелательных отношений между людьми. Закат и рассвет его почитатели ассоциировали со смертью и воскрешением. Символом солнца для них служил крест. Точнее, на письме светило изображали в виде ореола. А в архитектуре для простоты – в форме креста.

– Многие мировые культуры обозначают солнце именно крестом, – вставил Пирс.

Хаккетт вскинул бровь.

– Солнце?

Во взгляде Новэмбер блеснуло недоверие.

– В самом деле?

Пирса ее реакция привела в замешательство. Поерзав на стуле, он произнес с оборонительной интонацией:

– Да.

– Настоящее приспособление для распятия, – продолжил Скотт, – не крест, а множество поперечных балок. Креста не существовало. По крайней мере до тех пор, пока художники не придумали рисовать светящийся ореол вокруг головы Христа…

– Позаимствовав эту идею у скульпторов, ваявших статуи Гелиоса – греческого бога солнца.

– То есть мы опять возвращаемся к шумерам, – заключил Скотт.

В кабинете воцарилась тишина: до всех стало наконец доходить, о чем речь. Культ Митры формировал понятия рая и ада, Тайной вечери, жертвоприношения и вознесения. Своими корнями он уходит в шумерские традиции.

– Первыми о Всемирном потопе и Ное написали шумеры. Полагаете, именно это вы обнаружили? Раннюю версию «Эпоса о Гильгамеше»?

– Гм… Не совсем так, доктор Скотт, – ответил Гэнт.

– Простите, что надоедаю, но… – Новэмбер была воспитана строго в духе христианства, все эти концепции давались ей с большим трудом. Однако, к ее чести, просто отмахнуться от них она и не подумала. – Вы сказали, доктор Скотт, любая крупная религия в истории что-то заимствовала у предшествующей. Допустим, но если так, у кого тогда переняли свою веру шумеры? Откуда они вообще взялись?

Скотт заколебался, а Пирсу явно опять захотелось вмешаться. Он подался вперед и обвел кабинет ручкой.

– Никто не имел об этом понятия! – На его губах заиграла улыбка, но тут же лицо посерьезнело. – До настоящего момента.

Он нажал на кнопку пульта, включая цифровой экран, и проверил звук.

– Вот откуда я приехал, – сказал Мейтсон. – На моих фотографиях те же виды, что показывают в новостях. Перед вами буровое судно «Ред оспри». По профессии я инженер. Мы вели в Антарктике разведочное бурение, когда вдруг нарвались на проклятые неприятности…

На экране разворачивалась чудовищная сцена. Трубопровод корежило. Гибли люди. Потом на палубу выплеснулась волна грязи. Все, кто был в кабинете, невольно вздрогнули. Как раз в эту минуту кадры катастрофы сменились изображениями ученых в белых халатах, изучающих в лаборатории голубые кристаллы. Один из камней показали крупным планом – на этом месте Мейтсон нажал на «паузу». Алмаз определенно отличался от обычного. Во-первых, удивительной надписью.

Скотт резко наклонился вперед.

– Прямо на поверхности, – заметил Гэнт. – Что это, повашему, за язык, а, доктор Скотт?

Скотт повернулся к офицеру.

– На первый взгляд… гм… Похоже на клинопись. Но это невозможно!

– Почему?

– Тут масса символов, с которыми за годы практики я не сталкивался ни разу. И вырезаны они слишком четко. Создается такое впечатление, будто это некий комплексный современный язык. Во всяком случае, если смотришь не на сам камень, а на снимок.

Слово «клинопись» образовалось от слова «клин». Знаки древней письменности состояли из групп клинообразных черточек. Ими пользовались в аккадском, эламском, хеттском, хурритском языках и, разумеется, в шумерском. Возникла клинопись в четвертом тысячелетии до нашей эры. Переводить такие тексты было крайне сложно, поскольку каждый из символов, включающий в себя порой аж тридцать черточек, мог обозначать слог или даже целое слово.

– Хотелось бы взглянуть на настоящие камни, – сказал Скотт. От желания получить возможность заняться диковинными алмазами ему не сиделось на месте. – Сами понимаете, тогда я смогу сделать о них более определенный вывод.

Пирс и Гэнт многозначительно друг на друга взглянули.

– А прочесть надписи сумеете?

– Пока не знаю, – честно ответил Скотт. – Вероятно, только отдельные фрагменты. Работа далеко не из легких и, возможно, потребует немалого времени.

Майор Гэнт погрузился в раздумья.

– С этим проблема. Чего-чего, а времени у нас в обрез.

– Что вы имеете в виду?

В разговор вновь встрял Пирс:

– Полагаю, основной вопрос в том, согласны ли вы с мнением, что это доклинописный, не постклинописный текст?

Скотт понимал, к чему Пирс клонит, и, если честно, чувствовал себя от этого несколько неловко. Клинопись считалась зарей человеческой письменности, но, что удивительно, ранние ее формы отличались наибольшей сложностью. Шумерский и вавилонский алфавиты насчитывали в самом начале по меньшей мере шестьсот знаков. Позднее их количество сократилось до сотни. Во времена египтян письмо приняло вид иероглифических пиктограмм, им на смену опять пришли буквы, сохранившиеся до наших дней. Предполагали, что шумерской письменности также предшествовали пиктограммы, хотя доказательств этой теории находилось довольно мало. К примеру, глиняные знаки, но их шумеры могли использовать и в качестве первых монет.

Скотт был склонен верить в существование дошумерской цивилизации. Даже по той лишь причине, что никто не знал, откуда шумеры появились. Клинопись могла оказаться более поздней ступенью развития некой никому пока не знакомой письменности.

Скотт кивнул. Дело принимало умопомрачительный поворот. Доклинописный текст, наконец-то. Пирс, судя по всему, положительному ответу обрадовался, однако вопрос до сих пор висел в воздухе. Какого черта камни с надписями делали в Антарктике? Это противоречило любому логическому рассуждению. Смахивало на безумный розыгрыш. Согласно некоторым теориям, военные флоты древних цивилизаций были гораздо более мощными, чем считалось вначале. По сей день отыскивалось немало подтверждений тому, что, например, финикияне доплывали до самой Америки.

В Бразилии были найдены глиняные дощечки с надписями на неизвестном средиземноморском языке. В Помпеях – изображение ананаса, произраставшего лишь в Америке. В Мексике, где коренное население не носило волосы ни на лице, ни на теле, обнаружили статуэтки бородачей. В Китае из земли извлекли пролежавшие там более двух тысяч лет сладкий картофель и арахис – типично американскую пищу. А в Индии раскопали рисунки женщин с кукурузными початками в руках.

Тесты, проведенные на волосах египетских мумий, послужили доказательством теории о том, что при жизни эти люди курили гашиш, табак и нюхали кокаин. Но кокаин и табак мир получил из определенного места – Южной Америки. Китайский чай, который тоже обнаружили в волосах мумии, означал, что между Египтом и Китаем шла торговля.

Все эти открытия указывали на существование в древнем мире глобальной системы коммерческих блоков. Человеческая изобретательность еще в те далекие времена позволяла обмениваться товарами народам, разделенным расстояниями в тысячи миль. Китайцы могли покупать кокаин в Южной Америке и продавать его египтянам либо посреднику, даже не пробуя. Сами египтяне в Южной Америке, вероятно, никогда и не бывали. Но Антарктика? Неужели кто-то из древних плавал и туда?

Пирс и Мейтсон принялись раскладывать по столу бумаги. На это ушло немало времени. Скотту, Новэмбер и Хаккетту не оставалось ничего другого, как просто сидеть и наблюдать. Вскоре перед ними красовалось множество карт – преимущественно Антарктики, – топографических снимков, копий древних письменных источников и фотографий, сделанных со спутника. Как же Скотт не догадался сразу? Он обвел взглядом всех, кто сидел за столом. Требовалось не только сделать перевод текстов. Гораздо больше.

– Простите, – произнес он негромко. – Как вы сами считаете, что это?

Гэнт ответил ровно и без запинки:

– Атлантида.

Карты

У Скотта напряглись плечи. Его взгляд остановился сначала на Хаккетте, потом на Новэмбер. Нет, он не ослышался.

Будь проклята эта Атлантида!.. Необдуманные теории о ее существовании гуляли по свету с того самого момента, когда Платон впервые упомянул о встрече Солона с мистическими жрецами из Египта. Атлантида якобы располагалась в Атлантическом океане. Ее искали в районе Багам. В Средиземноморье. В Южной Америке. Бог знает, где еще. Но ни одну из гипотез так и не удалось доказать. Об Атлантиде разглагольствовали разные недоумки, астрологи и гадалки, которые предсказывали будущее, глядя в магический шар. Но нынешним делом занимались военные – не шарлатаны и не идиоты. Им явно известно нечто такое, о чем не имел представления Скотт. Что?

Мейтсон указал на стол.

– Антарктику открыли в тысяча восемьсот восемнадцатом году, верно?

Скотт на мгновение задумался и кивнул.

– Да.

– Вот копия карты, составленной турецким адмиралом по имени Пири Рейс в тысяча пятьсот тринадцатом году. На карте обозначены береговые линии Западной Африки, Южной Америки и, что самое важное, Земли Королевы Мод, а также других частей Антарктики. Все очень точно, это подтверждено снимками со спутника, сделанными ВВС США. На карте изображены очертания непосредственно берега Антарктики, не ледяных глыб. Вы бывали в Антарктиде, доктор Скотт?

– Нет.

– Нет? А я только что оттуда и объясню вам, почему карта Рейса буквально потрясает. Определить настоящую береговую линию Антарктики, то есть взглянуть на нее сквозь лед, ученым удалось лишь шестьдесят лет назад. Тот ее участок, который нанес на карту Рейс, не оттаивал по меньшей мере шесть тысяч лет. Изучить его можно было, лишь приплыв туда на корабле, что подразумевает цивилизацию, а обозначить настолько точно графически – исключительно при помощи соответствующего оборудования, что указывает на высокий уровень развития.

Пирс энергично закивал.

– Карты Пири Рейса основаны на оригиналах из библиотеки в египетской Александрии, – сказал он. – Существовали и другие карты. Например, та, которую в тысяча пятьсот тридцать первом году, используя древние документы, создал Оронтеус Финиус. На ней изображена вся Антарктика с горами и реками. Это означает, что ее исследовали полностью, не только прибрежную часть, причем поверхность, освобожденную ото льда.

– Вам известно, какова площадь Антарктики, доктор Скотт? – спросил Мейтсон.

Скотт покачал головой.

– Она весьма внушительных размеров. Вдвое больше Соединенных Штатов. На старых картах обозначено абсолютно все!

– В середине шестнадцатого века, – продолжил Пирс, – жил человек по имени Меркатор. Выдающийся картограф, он тоже создал при помощи древних источников точную карту Антарктики. В тысяча семьсот тридцать седьмом году на свет появилась другая удивительная работа – французского географа Филиппа Буаше. Буаше дал точное изображение Антарктиды того периода, когда она была свободна ото льда. На карте Буаше представлена подледная топография всего континента, то есть он показан таким, каким мог выглядеть около пятнадцати тысяч лет назад. И произошло это практически за век до момента открытия Антарктики, доктор Скотт! Вспомните и о карте мира, составленной в тысяча пятьсот пятьдесят девятом году другим турком – Хаджи Ахмедом. Согласно ей, Сибирь и Аляска были соединены сушей.

Я беседовал с Сарой Келси, лучшим геологом в нашей корпорации. С ее докладом вы ознакомились. Она утверждает, будто двенадцать—четырнадцать тысяч лет назад этот участок земли действительно существовал. Доказательством тому служит масса научных выводов. На столе копии всех этих карт, 1 если хотите, можете взглянуть.

Скотт оставался непреклонен. Сбить его с толку было не такто просто.

– Я слышал практически обо всех этих картах, мистер Мейтсон. Ничего нового я от вас не узнал. Однако – и это поистине очень важно – ни одна из них не доказывает существование Атлантиды. Они свидетельствуют лишь о том, что наши древние предки были чертовски искусными картографами и что у нас, как у биологического вида, весьма короткая память. Спорить по этому поводу давайте не будем. Но задумайтесь, о чем вы меня просите. Изменить свои убеждения настолько резко, что трудно даже представить. – Его лицо опечалилось. – Мне очень жаль.

Пирс завертел головой.

– Не вы ли тот самый парень, который изучает мифы и легенды всевозможных культур, собирая упоминания о Всемирном потопе? Неужели не вы? Ваше имя Ричард Скотт?

– Всемирный потоп. Да, конечно. Только это всего лишь мифы. Легенды. Рассказики, идеально подходящие для чтения на ночь. Шумерский «Эпос о Гильгамеше» датируется приблизительно пятым тысячелетием до нашей эры. В нем то же предание о потопе, что и в Библии, – полностью совпадает с историей о Ное. Но это чистой воды литература. Сказка.

– Шлиман, следуя описаниям в сказках, раскопал древнюю Трою.

Пирс вскочил на ноги, обошел стол. Вновь схватил пульт и нажал кнопку воспроизведения. На экране появилась расплывчатая картинка – гораздо более низкого качества, чем предыдущие, но все без труда поняли, что это за изображение. Камера крошечных размеров снимала внутренности длинного темного трубопровода, продвигаясь вниз. В нем, по самому центру, проходила более узкая труба – диаметром дюймов в пять, – по которой должна была течь наверх нефть.

– Это служебная камера, – пояснил Мейтсон. – Предназначена для контроля трубопровода со дна. Качество видимости не играло особой роли. Глубинная система – экспериментальная. Я оснастил ее камерой на всякий случай, даже не подозревая, что она нам пригодится.

Камера опускалась все ниже и ниже. Отдельные участки трубопровода были повреждены – в легированной стали чернели дыры. Наконец показался конечный пункт, затемненный мутной водой.

– Это не затонувший корабль, доктор Скотт. Это стена. Настоящая стена на глубине полумили под морским дном, как в жилом доме. Стена. Вы слышите?

– Да, – прозвучал четкий бесстрастный ответ.

– Причем стена не из кирпичей и строительного раствора, а из алмаза. Громадного алмаза. Насколько он велик, определить пока невозможно.

Сквозь мрак, разбавленный лишь светом лампочки, виднелась хрустальная голубизна. В самом низу экрана темнело пришедшее в негодность буровое долото. В стене в месте удара зияла пробоина. Было понятно, что за стеной теснилась вода, сжатая тяжестью ледяного пака наверху. Она-то и рванула вверх по трубопроводу, когда тот пробил стену.

В других местах стена выглядела безупречно, ее поверхность покрывали аккуратно вырезанные надписи. Они и служили требуемым доказательством.

– А теперь ответьте, доктор Скотт: кто же, черт возьми, на глубине двух миль при минусовой температуре построил в подземной пещере эту стену? За всю свою практику работы инженером, – а мне довелось побывать на местах бурения в разных частях света, – я ни разу с подобным не сталкивался. Ума не могу приложить, какая страна настолько высокоразвита, чтобы возвести этакую стену. Из столь непомерного количества алмазного материала?.. Да мировой финансовый рынок буквально перевернулся бы. В короне короля Англии красовались бы, наверное, желуди – они определенно ценились бы выше.

Скотт все еще не мог поверить в то, что ему рассказывали.

– Хотите, чтобы я перевел надписи?

Новэмбер принялась рассматривать карты, пытаясь хоть в чем-нибудь разобраться.

– Доктор Скотт, – сказала она слегка охрипшим голосом, – по-моему, они не шутят.

Хаккетт оставался безразличным. О чем он думает, угадать было невозможно.

– Хоть один из вас имеет представление о том, сколько времени уходит на перевод архаического текста? – выпалил Скотт.

– Да.

– Очень сомневаюсь. На перевод кодекса майя выдающиеся специалисты потратили более сотни лет, причем этот язык еще существовал на полуострове Юкатан, в Восточной Мексике. Доклинописные тексты написаны на мертвых языках. Их не помнит никто. Я понятия не имею, с чего начинать.

– Тогда напрягите мозги и что-нибудь поскорее придумайте, доктор Скотт, – объявил адмирал, шагающий к столу со стороны дальнего входа. – На карту поставлены жизни людей.

«Дауэр», значилось на его нагрудной нашивке. «Прочтите, что написано на нашивке», – говорило выражение его лица. Адмирал Дауэр производил неизгладимое впечатление. Высокий, стройный, темнокожий. В фуражке на гладко выбритом черепе.

Любой, кто разбирался в армейских обозначениях, мгновенно обращал внимание на прикрепленный к его груди орден Доблестного легиона с золотой звездой. На почетную медаль «За отличие на военной службе», благодарственную медаль за службу в ВМС, «Благодарность президента» и крест «За отвагу», проявленную во время операции «Буря в пустыне». То была лишь малая толика заработанных им наград. Контр-адмирал Военно-морских сил США Томас С. Дауэр на своем веку повидал немало и высокого адмиральского звания был достоин как никто другой.

За Дауэром шел человек в штатском, за ними следовала целая толпа военных. За стол сели лишь адмирал и гражданский, которого Мейтсон незамедлительно представил собеседникам: Джей Хоутон, юрист корпорации «Рола».

Хоутон взглянул на свой блокнот с отрывными страницами из желтой линованной бумаги и издал странный возглас, будто воображая, что он в зале суда, и пуская в ход один из трюков, усвоенных в юридической школе. Мейтсон сомневался однако, что этот парень хоть раз за последние годы приблизился к зданию суда. Юристы, работавшие в корпорациях, по судам обычно не бегают.

– Мы только что встретились с официальными представителями Китая во Дворце наций, – пояснил Хоутон. – Черта с два они впустят кого бы то ни было на свою базу в Антарктике.

– Что за незадача, – пробормотал Гэнт.

– Мы на это и настраивались, – напомнил Дауэр.

– Все равно кошмар, – ответил Гэнт мрачно. – Собирать группу из людей гражданских очень уж не хочется. Они к операции не готовы – ни физически, ни морально, сэр.

– В общем и целом китайцы не имеют ничего против команды инспекторов ООН, – вставил Хоутон весело. – Невооруженные силы и близко не подпустят.

– Да уж понятно! – раздраженно рявкнул Гэнт, в последнее мгновение осекся и добавил «сэр» в знак уважения к адмиралу.

Скотт и Новэмбер обменялись обеспокоенными взглядами. Команда инспекторов?.. Что они затевают?

– Там у вас спектроскопическое оборудование? – с живым интересом полюбопытствовал Хаккетт. Когда в кабинете появился Дауэр, Хаккетт встал из-за стола и принялся изучать сквозь окно все, что мог увидеть. На его губах играла ироничная полуулыбка. – ЯМР-томограф, если не ошибаюсь. Ах, адмирал, мальчикам-физикам, как пить дать, пришлась по вкусу завезенная в их драгоценную лабораторию игрушка.

– Они вечно чем-нибудь недовольны. Привет, Джон. Как перелет?

– Трясло.

Дауэр наморщил губы, мгновение поколебался и спросил:

– Неважны наши дела, да?

У Хаккетта, судя по всему, не возникло желания отвечать. Зато у Пирса возникло.

– Прямо скажем, дела ужасны, – вновь вмешался он. – Мы – свидетели столь серьезного повышения солнечной радиации, какого мир не видывал более двенадцати тысяч лет.

Зашелестели бумаги. Двое офицеров посоветовались с Дауэром и принялись просматривать какие-то записи.

Хаккетт произнес.

– Hаш полет отдавал мелодраматизмом, но прошел вполне нормально, верно?

Скотт мгновенно взглянул Хаккетту в глаза и неуверенно поежился.

Губы физика тронула очередная выводящая из себя улыбка-загадка. Он немного ссутулился, покусал ноготь большого пальца.

– Перед вами представители Объединенного космического командования Вооруженных сил США, доктор Скотт, – произнес он вкрадчиво. – Я консультировал Тома Дауэра по физике несчетное количество раз. Впервые в Лос-Аламосе, он учился тогда в магистратуре. Верно, Том?

Скотт растерялся.

– Космического… чего?

– Командования, – грубовато ответил Дауэр. – Мы советуем правительству, как действовать, пока оно ведет переговоры с китайцами. И служим последней надеждой на спасение человечества от Третьей мировой войны.

Дауэр поведал Скотту о том, что под восемнадцатью футами гранита в горах Колорадо близ Шайенна есть дверь в двадцать футов шириной и четыре фута толщиной, способная выдержать ядерную атаку. А за ней – разведывательный центр Вооруженных сил, называемый НОРАД [11][11]
  НОРАД – (англ. NORAD North American Aerospace Defense Command) Объединенное командование воздушно-космической обороны североамериканского континента (США и Канада).


[Закрыть]. В настоящий момент часть специалистов и средств НОРАД передали в распоряжение Объединенного космического командования.

– Мы постоянно следим за космосом, доктор Скотт. На околоземных орбитах вращается свыше девятнадцати тысяч объектов. Более восьми тысяч – крупнее бейсбольного мяча, отслеживать их можно двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. В те же периоды, когда наблюдается повышенная солнечная активность, и во время магнитных бурь выбрасывается плазма, наше оборудование, бывает, выходит из строя – порой на целых девяносто шесть часов, то есть на четверо суток.

– Это опасно?

– Весьма, – подключился к беседе Хаккетт. – Когда солнечная плазма достигает Земли, в атмосфере нарушается термодинамическое равновесие.

В разговор вновь вступил Гэнт:

– Солнечная буря – прекрасное время, когда можно напасть незаметно. Активность Солнца повышается, и китайцам об этом известно.

– Простите, но, по-моему, мы только что упустили свой шанс. – Скотт покачал головой. – Почему вы считаете, что на Солнце опять ожидаются вспышки? Все эти явления хаотичны, разве не так? Их ведь невозможно предсказать?

– Комплексны, а не хаотичны, – возмущенно заявил Хаккетт.

– Мы вполне в состоянии предугадать, что произойдет в ближайшем будущем с Солнцем, – добавилПирс. – Периодичность солнечной активности, роста и спада числа ее центров и их мощности – приблизительно одиннадцать лет.

Хаккетт схватил со стола маркер и начертил на доске в конце кабинета круг.

– Не стану засорять ваши мозги, читая лекцию о гелиофизике, но некоторые моменты вам следует усвоить. Солнце, вопреки бытующему мнению, не похоже на Землю. Оно громадно. Настолько, что пятно средней величины на его поверхности в несколько раз превышает площадь Земли. Солнце большое. Тяжелое. Горячее. И, что самое главное, на нем более двух магнитных полюсов.

У нас есть только Южный и Северный. На Солнце полюсов целых шесть. Назовем их как угодно – Север, Юг, Тим, Кларенс. Не имеет значения. Что важно, так это крайне сложная магнитная система, суть которой мы едва-едва начинаем постигать. На Солнце есть Северный и Южный в нашем понимании полюса, но в силу того, что это шар из раскаленной плаз-

– Прямо скажем, дела ужасны, – вновь вмешался он. – Мы – свидетели столь серьезного повышения солнечной радиации, какого мир не видывал более двенадцати тысяч лет.

Зашелестели бумаги. Двое офицеров посоветовались с Дауэром и принялись просматривать какие-то записи.

Хаккетт произнес:

– Наш полет отдавал мелодраматизмом, но прошел вполне нормально, верно?

Скотт мгновенно взглянул Хаккетту в глаза и неуверенно поежился.

Губы физика тронула очередная выводящая из себя улыбка-загадка. Он немного ссутулился, покусал ноготь большого пальца.

– Перед вами представители Объединенного космического командования Вооруженных сил США, доктор Скотт, – произнес он вкрадчиво. – Я консультировал Тома Дауэра по физике несчетное количество раз. Впервые в Лос-Аламосе, он учился тогда в магистратуре. Верно, Том?

Скотт растерялся.

– Космического… чего?

– Командования, – грубовато ответил Дауэр. – Мы советуем правительству, как действовать, пока оно ведет переговоры с китайцами. И служим последней надеждой на спасение человечества от Третьей мировой войны.

Дауэр поведал Скотту о том, что под восемнадцатью футами гранита в горах Колорадо близ Шайенна есть дверь в двадцать футов шириной и четыре фута толщиной, способная выдержать ядерную атаку. А за ней – разведывательный центр Вооруженных сил, называемый НОРАД*. В настоящий момент часть специалистов и средств НОРАД передали в распоряжение Объединенного космического командования.

– Мы постоянно следим за космосом, доктор Скотт. На околоземных орбитах вращается свыше девятнадцати тысяч объектов. Более восьми тысяч – крупнее бейсбольного мяча, отслеживать их можно двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. В те же периоды, когда наблюдается повышенная солнечная активность, и во время магнитных бурь выбрасывается плазма, наше оборудование, бывает, выходит из строя – порой на целых девяносто шесть часов, то есть на четверо суток.

– Это опасно?

– Весьма, – подключился к беседе Хаккетт. – Когда солнечная плазма достигает Земли, в атмосфере нарушается термодинамическое равновесие.

В разговор вновь вступил Гэнт:

– Солнечная буря – прекрасное время, когда можно напасть незаметно. Активность Солнца повышается, и китайцам об этом известно.

– Простите, но, по-моему, мы только что упустили свой шанс. – Скотт покачал головой. – Почему вы считаете, что на Солнце опять ожидаются вспышки? Все эти явления хаотичны, разве не так? Их ведь невозможно предсказать?

– Комплексны, ане хаотичны, – возмущенно заявил Хаккетт.

– Мы вполне в состоянии предугадать, что произойдет в ближайшем будущем с Солнцем, – добавил Пирс. – Периодичность солнечной активности, роста и спада числа ее центров и их мощности – приблизительно одиннадцать лет.

Хаккетт схватил со стола маркер и начертил на доске в конце кабинета круг.

– Не стану засорять ваши мозги, читая лекцию о гелиофизике, но некоторые моменты вам следует усвоить. Солнце, вопреки бытующему мнению, не похоже на Землю. Оно громадно. Настолько, что пятно средней величины на его поверхности в несколько раз превышает площадь Земли. Солнце большое. Тяжелое. Горячее. И, что самое главное, на нем более двух магнитных полюсов.

У нас есть только Южный и Северный. На Солнце полюсов Целых шесть. Назовем их как угодно – Север, Юг, Тим, Кларенс. Не имеет значения. Что важно, так это крайне сложная магнитная система, суть которой мы едва-едва начинаем постигать. На Солнце есть Северный и Южный в нашем понимании полюса, но в силу того, что это шар из раскаленной плазмы, он обладает и четырьмя другими полюсами, расположенными на равном друг от друга расстоянии вокруг экватора. А еще по той причине, что Солнце – плазменный шар, оно вращается неравномерно. На экваторе солнечный день короче, чем на севере или на юге.

Только сейчас Скотт обратил внимание, что адмиралов в кабинете трое. Точнее, два адмирала и генерал. Плюс майор Гэнт. Пятеро лейтенантов выполняли обязанности помощников. Военных никому не представили. Объяснения Хаккетта они слушали с жадностью и, очевидно, легко все усваивали. Это по меньшей мере приводило в некоторое замешательство. А если точнее, сильно сбивало с толку.

Хаккетт продолжал:

– В действительности полный магнитный цикл Солнца составляет двадцать два года: за это время происходит полная переполюсовка его магнитного поля, и пятна, которые представляют собой места выхода магнитного поля из-под фотосферы, возвращаются на свои места. То, о чем упомянул ты, Боб, прости, что противоречу, – всего лишь половина цикла, хотя статистически количество пятен на фотосфере меняется с периодом в одиннадцать лет.

– И о чем это говорит? – Новэмбер вскочила с места. – Я, признаться, не очень сильна в физике.

Скотт скрестил руки на груди.

– Послушайте, я тоже не физик. Я лингвист. Какое отношение все эти чертовы премудрости имеют ко мне? Меня позвали взглянуть на камни. Камни имеются, так ведь?

– Вам следует запомнить лишь то, что самые ужасные вещи происходят на Солнце с периодичностью в одиннадцать лет, – произнес Пирс, бросая многозначительный взгляд на Хаккетта, который вывел на доске и подчеркнул две двойки. – Просто добавляйте к одиннадцати одиннадцать, еще и еще одиннадцать, пока не получите три тысячи. Геологические исследования свидетельствуют о том, что каждые три тысячи лет климат на Земле резко меняется. Шесть тысяч лет назад произошел настолько мощный климатический сдвиг, что многие древние цивилизации приняли этот момент за отправную точку летоисчисления.

Последний цикл цивилизации майя начался двенадцатого августа три тысячи сто тринадцатого года до нашей эры. Египтяне вели отсчет времени приблизительно с три тысячи сто сорок первого года до Рождества Христова, а согласно еврейскому календарю мир был сотворен в сентябре три тысячи семьсот шестьдесят первого года до нашей эры. Древние евреи находились в такой серьезной зависимости от лунно-солнечных циклов, что даже на флаге стали изображать Солнце – в виде шестиконечной звезды. С началом каждого четвертого цикла совпадает какое-то поистине катастрофическое событие. У нас есть все основания бить тревогу. Четыре цикла, или двенадцать тысяч лет назад, – об этом свидетельствуют научные труды геологов – случилось наводнение. И – можете себе представить? – мы вновь приближаемся к критическому моменту.

– По нашему мнению, магнитные полюса Солнца вот-вот поменяются местами, доктор Скотт, – мрачно произнес контрадмирал Дауэр. – Земля под угрозой глобального бедствия.

– Минуточку! – вскрикнул Скотт. – Мы что, обсуждаем конец света?

Хаккетт пожал плечами.

– О, нет-нет. – Все вокруг вздохнули с облегчением. – Просто беседуем на эту тему. А каким конец света может оказаться, адмирал?

Гэнт прошел в дальний конец кабинета и остановился у большого цифрового экрана на стене.

– С вашего разрешения, адмирал?

Дауэр кивнул в знак одобрения.

Свет притушили. На экране возникла картинка планеты Земля. Перспектива изменилась, и зрители увидели орбиту вращения Земли вокруг Солнца, потом крупным планом обозначение нескольких земных стран.

– На нашей планете шесть главных обсерваторий, работа которых полностью посвящена слежению за солнечной активностью, – монотонно объяснял Гэнт. – О малейших изменениях нам сразу становится известно, точнее, с обычным опозданием от сорока восьми до семидесяти двух часов.

Скотт и Новэмбер машинально повернули головы и взглянули на Хаккетта. Тот кивнул со словами:

– Источник солнечной энергии – ядерные превращения водорода, из которого на девяносто процентов состоит Солнце, в гелий. Температура на поверхности светила – более двух миллионов градусов по Цельсию. Когда происходит извержение корональной массы, в атмосферу Солнца выбрасываются высокоионизированные частицы в виде шара с собственным магнитным полем, так называемая плазма. Плазменное облако, по размерам сравнимое с Юпитером, содержит достаточно энергии для выпаривания Средиземного моря. Скорость его движения около двух миллионов миль в час, стало быть…– Он быстро произвел соответствующие подсчеты. – Да, правильно, на дорогу сюда у него уходит примерно три дня.

Новэмбер ахнула.

– Именно это и может случиться?

Хаккетт ухмыльнулся.

– Это случается каждую неделю. То, о чем нам собирается поведать майор Гэнт, боюсь, гораздо серьезнее.