Текст книги "Поцелуй меня сейчас"

Но этот вечер превзошел даже ту «бойню в Снапчате», как ее окрестил Декс. Я изо всех сил старался скрыть панику, но вся спина была мокрой от пота, мысли лихорадочно кружились в голове. При этом мой мозг, как всегда, творил странные вещи: мне казалось, будто вокруг меня все замедляется, и я вдруг начинаю замечать совершенно неважные детали, как будто мой мозг, чтобы не перегореть к чертям, пытается думать о чем угодно, только не о насущной пробелме.

Детектив Брэйди записал мои личные данные и взял показания, которые я уместил всего в несколько строк. За шалость перед выпускным в тюрьму не сажают. А вот за проникновение со взломом – уже, к сожалению, да. Как и за разгромленный кабинет. Единственное, что спасло мою задницу – это мое несовершеннолетие. При условии, что мама оставит меня в живых. На что я не особо надеялся. Когда детектив Брэйди позвонил ей, ее крики были слышны всему участку. Так что вечер грозил как минимум позором, а в худшем случае – убийством. Вот же блин.

От одной этой мысли у меня вспотели ладони. В коричневой лысине Брэйди отражался потолочный светильник, и, кажется, даже я. На его рабочем столе стояла рамка с фотографией, на которой были изображены двое детей и женщина, чем-то похожая на Опру. А вот кольца на безымянном пальце у Брэйди не оказалось – только светлая полоска на темной коже. Развелись? Овдовел?

Еще у стола отсутствовал один уголок. Прямо рядом со мной. Как будто кто-то впился зубами и отгрыз кусок старого засаленного дерева. Под столешницей кто-то прилепил синюю жвачку; она вся высохла, затвердела. Теперь ее фиг отдерешь. Я знал это по опыту. Последние несколько лет, когда меня в качестве наказания оставляли после уроков, я в основном занимался тем, что соскабливал засохшие жвачки со школьных парт.

Брэйди предпочитал карандаши с мягкостью 2Б, они красивым веером стояли в чашке с кадром из «Звездных войн». Оттуда же торчала и розовая шариковая ручка с единорогом. Брэйди широко улыбался. Наверное, хотел меня успокоить. Один из клыков у него был золотой. Если подвинусь немного в сторону, смогу ли в нем поймать свое отражение?

Да, смогу.

Со вздохом я откусил сэндвич. Хлеб клеился к зубам. Пожухлый лист салата скрутился в трубочку. Я сухо сглотнул, отложил бутерброд в сторону и закрыл воспаленные глаза. Только на мгновение. Со мной случилось худшее из того, что только можно себе вообразить, а я сидел и размышлял, отражаюсь ли я в золотом зубе полицейского…

Что надо было сделать, чтобы не оказаться тут? Что? Наверное, надо было лучше контролировать Декса. Хотя это не так уж легко сделать. Вообще надо было просто остаться дома. Вон, на «Нетфликсе» вышло несколько новых сериалов. Что-то про говорящих собак. Смотри – не хочу. Вместо этого я сидел в полицейском участке – одна рука прикована наручником к стулу, другая перемазана майонезом – и делал вид, что слушаю Брэйди, который вот уже битый час не закрывал рта и доставал меня своими разговорами. Кстати, не пора ли снова кивнуть? Я поднял голову и кивнул.

Брэйди удовлетворенно хмыкнул и взмахнул пальцами в воздухе.

– Ну, а потом шеф сказал, что меня повысят, только если я буду работать в патруле, как мой напарник Стивенс. Ну а какой мне патруль, если я по горло утопаю в бумагах? А Стивенс все сваливает на меня, сам радостно колесит по улицам, зарабатывает дополнительную копеечку, а я что? А я пишу сотый отчет об очередной стыренной сумочке «Гуччи».

Он замолчал и откусил сэндвич, а я, помешивая шариковой ручкой свой кофе, снова кивнул, как будто имел хоть какое-то представление, о чем он говорит.

– Звучит паршиво, – все же сказал я по-товарищески, и Брэйди, которого, если верить табличке на столе – на полном серьезе, – звали Брэдли Купером, погладил лысину и кивнул самому себе.

– Так и есть. Я же не прочь из кабинета вылезти, но только разгребу эту бумажную волокиту, уже конец смены. Тут ведь скука смертная. Вот сегодня кофеварка сломалась – все так переполошились, еще на месяц разговоров будет, – он хрипло рассмеялся.

Я улыбнулся и отхлебнул кофе – он и вправду оказался паршивым. Между тем стукнуло уже два часа ночи, и у меня ныла спина. Брэйди посмотрел на меня и, скрипнув своим креслом, наклонился вперед.

– Устал, мой мальчик?

– Длинный день, – честно ответил я, и Брэйди одобрительно хмыкнул.

– Зачем же ты такой ерундой занимаешься? Зачем школу полез громить? Тебе повезло, что тебе еще семнадцать, иначе сидел бы не со мной, а в камере с остальными жуликами. Ты же умный парень. Так мне кажется, по крайней мере. Ради чего ты рискуешь своим будущим? Поверь мне, это того не стоит. Сделай себе одолжение, расскажи, кто еще с тобой был. Иначе все повесят на тебя одного, и наказание будет более суровым.

Я устало улыбунлся. Брэйди мне нравился, но я прекрасно понимал, что он играет со мной в хорошего копа – пытается меня разговорить. Только я говорить все равно не буду. Ничто и никто в этом мире не заставит меня предать друзей. Пусть довольствуются моим лаконичным заявлением. Никаких доказательств у них нет. И даже если мама приедет, мои показания не изменятся. Хотя, если честно, ее реакции я боялся больше, чем реакции директора Джарвиса. Меня он, допустим, может вышвырнуть из школы, но с Дексом… Джарвис превратит жизнь своего сына в ад. Станет еще хуже, чем сейчас. Этого я никогда не допущу – ни за какое смягчение наказания. Аттестат об окончании средней школы был у меня практически в кармане. Даже если меня сейчас выгонят, это вовсе не означает, что с Колумбийским Университетом покончено. Все еще могло получиться: наш план и наша идеальная жизнь. Колумбийский Университет, съемная квартира с друзьями, учеба, свобода. Главное сейчас не сболтнуть лишнего.

Стараясь держаться более безмятежно, чем я себя ощущал, я позволил Брэйди разглядывать себя. Доел свой сэндвич, вытер пальцы о салфетку и откинул голову назад, чтобы взглянуть на располагавшийся сзади коридор. Атмосфера в участке царила нервная: повсюду звенели телефоны, копы носились туда-сюда по коридорам, воняло кислым кофе и потом, а еще – моющим средством с ароматом лимона, которое, по-видимому, должно было эти запахи перебить. За столом наискосок, где, вероятно, рассматривались мелкие правонарушения, сидела расфуфыренная девица. Она выглядела измученной, но, когда наши взгляды встретились, весело подмигнула мне. Тушь у нее размазалась, а под правым глазом чернел фигнал. Даже думать не хотелось о том, откуда он взялся. Чтобы не видеть ее изможденное лицо, разбитые губы и суженные зрачки, я снова закрыл глаза. Они горели, как огонь. Черт, я устал как собака.

Кажется, я даже заснул ненадолго – снова поднять тяжелые веки меня заставил раздавшийся рядом шелест. Детектив Брэйди листал какой-то журнал. Типа проявлял уважением к моему личному пространству, хотя при этом не отодвинулся от меня ни на сантиметр. Газетенка называлась «Аристократы», а на обложке была изображена девушка, которая напомнила мне Белоснежку – тоже длинные волнистые черные волосы, светлая кожа и красные губы. Фотошоп сделал свое дело. Ни один человек не может быть настолько красив. Со съехавшеей на бок короной она смотрела прямо в камеру из-под тяжелых ресниц. Внизу было подписано:

«Принцесса Новой Шотландии Эванджелина празднует свое 16-летие на следующей неделе, список ее гостей, наряд для мопса Сэра Генри и многое другое на странице 14».

К горлу подступила горечь. Я фыркнул от накатившего отвращения. Детектив Брэйди посмотрел на меня поверх журнала и криво усмехнулся. Блеснул его золотой клык.

– Хорошенькая, правда? У дочки вся комната в ее постерах.

– Без понятия. Монархами не интересуюсь, – едва сдерживаясь, ответил я.

Брэйди удивленно глянул на меня – видно, мой тон показался ему слишком резким. Тут за дверью послышался громкий голос.

– Ты дурак или как? [2]2
  ¿Eres tonto o le tiras piedras a los aviones?


[Закрыть] – прокричал он по-испански. – Что значит, мне туда нельзя? Там, внутри, сидит мой мальчик, и никто не помешает мне забрать его домой! Немедленно!

Я резко выпрямился и повернул голову в сторону двери. Детектив Брэйди пожал плечами, глядя на меня.

– Это к тебе?

– Похоже на мою маму, – признал я не без гордости, услышав, как резво она наезжает на копов.

Брэйди вздохнул, встал со своего скрипучего стула и достал связку ключей.

– Так, я тебя сейчас отпущу. Только без глупостей, ясно? У меня был приятный вечер, и я бы хотел вернуться домой в хорошем настроении.

– Я буду паинькой, – пообещал я, с облегчением потирая запястья, чтобы немного восстановить кровообращение.

Костяшки пальцев на обеих руках распухли, кожа потрескалась, кровь уже запеклась, и теперь неприятно тянуло. Я резко поднялся и в шутку отсалютовал остальным копам:

– Дамы и господа, было очень приятно, но я искренне надеюсь, что мы больше никогда не увидимся, – сказал я и последовал за Брэйди ко входу в полицейский участок, где мама продолжала орать на полицейских.

Лишь когда дверь распахнулась, поток брани на испанском прекратился. Мама подняла на меня глаза, и наши взгляды встретились. Она выглядела усталой, на ней все еще был медицинский халат. Черные волосы падали на лицо. Такие же, как у меня, упрямые черты лица: изогнутые брови и длинный прямой нос. А вот светло-карие глаза достались мне от отца. Мама всегда звала их на испанском «медовый звездный свет» – «miely luz de las estrellas», с задумчивым видом убирая прядь волос с моего лица.

– Сынок [3]3
  Hijo


[Закрыть]! – вскрикнула она и ринулась ко мне мимо ошарашенных копов, притянула меня к себе и крепко обняла.

А я был по меньшей мере на голову выше ее.

– Привет, мам, – буркнул я, вдыхая ее знакомый запах – моющее средство и шалфей, – и крепко прижал ее к себе.

Я знал, что любить маму не круто, но все равно ее любил. Она у меня шумная, взрывная, вечно матерится на испанском. А еще она – моя крепость… По воскресеньям мы делали кесадильи, по четвергам вместе смотрели «Холостяка», а на мой четырнадцатый день рождения она подарила мне пачку презервативов и косяк. Причем сама же его и выкурила, пока вела со мной просветительскую беседу на тему второй части своего подарка. Это был первый и пока что единственный раз, когда я видел, как мама курит, и последний вечер в моей жизни, когда я хотя бы подумать мог о том, чтобы не воспользоваться презервативом. Мама у меня громкая, надежная и, как по мне, просто идеальная. Увидел ее, и у меня сразу отлегло от сердца.

– Как ты, малыш [4]4
  niño


[Закрыть]? – спросила она, убирая выбившуюся прядь волос с моего лба, мельком проверяя при этом мои зрачки.

Не обнаружив ничего, кроме темных кругов у меня под глазами, она заметно расслабилась.

– Я в порядке, – успокоил я.

Мама вздохнула, отстранилась от меня и в следующую секунду схватила меня за ухо и закричала по-испански:

– Ну какой же ты балбес! Я тебе такую затрещину дам, ты у меня улетишь! [5]5
  ¡Peinabombillas! ¡Te voy a dar una hostia que te vas morir de hambre en el aire!


[Закрыть] – закричала она на испанском. – Что это за бес в тебя вселился? С каких это пор мне звонят из полиции, дескать, мой сын громит свою школу, и просят приехать забрать его из участка? Ты меня до инфаркта хочешь довести?

– Ну, мам! – запротестовала я, заметив краем глаза, что копы начинают посмеиваться.

Наконец, детектив Брэйди пришел мне на помощь: шагнул вперед и остановил мою маму, когда она как раз начала грозиться, что отшлепает меня на глазах у собравшихся.

– Извините, миссис Старр. Вот его вещи. Здесь все, что было у него в карманах.

Воспользовавшись короткой паузой в мамином крике, он протянул ей прозрачный пакет с моими вещами. Мама молча уставилась на него и поджала губы, а потом, с видимым усилием успокоившись, отпустила меня.

– Большое спасибо, офицер. Надеюсь, Кингсли вел себя прилично.

Она бросила на меня суровый взгляд. Я приянлся массировать горящее ухо – оно так пульсировало, что, казалось, вот-вот отвалится. Детектив Брэйди добродушно улыбнулся моей маме.

– Не волнуйтесь, миссис Старр. Ну, оступился парень. С кем не бывает. Может, ему стоит уехать из города, побегать на свежем воздухе. В этом возрасте кровь у них кипит. Ему нужно направить энергию в правильное русло.

Я едва удержался, чтобы не закатить глаза. Побегать на свежем воздухе? Все-таки я не собака. Правда взгляд, которым меня одарила мама, практически заставил меня поджать хвост.

– Спасибо, офицер, выводы будут сделаны.

Казалось, Брэйди хотел еще что-то добавить, но в конце концов просто попрощался с нами. Мама схватила меня за руку и потащила из участка. Она шла с такой скоростью, словно хотела как можно скорее убежать от учиненных мной неприятностей.

Снаружи моросило. Неужели это все та же ночь? Мне казалось, я проторчал в этом участке полжизни. Где-то в нескольких кварталах завыла сирена, и мимо нас пронеслась машина, щедро окатив нас брызгами. Мама подгоняла меня к нашему старому шевроле.

– Давай я… – предложил я и потянулся за ключами от машины, которые она дрожащей рукой достала из сумочки.

Но убийственный взгляд, которым она меня одарила, заставил меня замолчать. Подбородком она указала на пассажирское сиденье.

– Залезай, садись и пристегивайся.

Я прекрасно знал, когда реально пора заткнуться, а поэтому молча залез в машину, сел и пристегнулся. Ремень безопасности врезался мне в горло. Мама села на водительское сиденье и так сильно хлопнула дверью, что застучали висевшие на зеркале заднего вида четки. Она яростно вонзила ключ в замок зажигания, но, вопреки моим ожиданиям, не тронулась с места, а просто обхватила руль и не моргая уставилась на улицу. Дождь усилился и все громче стучал по стеклу. Капли лопались, как перезрелые фрукты, и как слезы стекали вниз. Неподалеку мигал рекламный щит, освещая салон нашего шевроле желтым, розовым и синим. Я с трудом сглотнул, движение неприятно царапнуло в горле.

– Мам… – начал я, но она только подняла руку, прерывая этим жестом мою речь.

– Не сейчас, hijo [6]6
  С исп. «сын» (Прим. ред.)


[Закрыть]. Я думаю.

– Хорошо. Прости меня…

– Не надо! Ведь ты не пачку печенья стащил, – прошипела она.

– Хорошо, – мягко согласился я.

Я откинулся на спинку сиденья, засунул руки в карманы толстовки и стал ждать, когда она будет готова заговорить со мной. Все время в участке я думал о том, что ей скажу, прокрутил десятки вариантов, пытаясь найти оправдание или хотя бы хорошее объяснение. Но у меня их не было. За исключением того, что я не хотел подставлять Декса и Чена. Но маму это явно не убедило бы.

Наконец, она громко выдохнула, словно приняв для себя решение, и моргнула. Слава богу! А то мне уже стало не по себе. Она медленно повернулась ко мне. Длинная прядь волос выпала из прически ей на лицо, но она не потрудилась ее убрать. Мама безмолвно смотрела на меня, и разочарование в ее взгляде было хуже, чем за последние два часа в участке.

– Мам… – снова начал я, но она не дала мне договорить.

– Не надо.

Голос ее прозвучал не громко, но она произнесла эти два слова с такой твердостью, что сразу стало ясно: она изо всех сил старается не закричать. Хотя как по мне, лучше бы она заорала. У меня шумная мама, громкая, что бы она ни делала. Она громко веселилась, громко грустила, громко злилась и даже громко спала. Поэтому ее тихий голос был хуже любого крика.

– Ты меня разочаровал, Кингсли, – сказала она. – Я тебя так не воспитывала. Твоя abuela [7]7
  С исп. «бабушка» (Прим. ред.)


[Закрыть] в гробу бы перевернулась, если б узнала, что сегодня мне пришлось забирать ее внука из полицейского участка. И я честно не знаю, что мне в этой ситуации делать.

В ее глазах блестели слезы. То ли из-за меня, то ли из-за бабушки – не знаю. Наверное, из-за нас обоих. Бабушка умерла полгода назад, и, хотя мама, сколько я себя помню, по несколько раз на дню желала ей отправиться на тот свет, бабушкина смерть стала для нас серьезным ударом. В нашей квартире до сих пор пахло ее духами. Иногда я возвращался из школы и, открывая дверь, так и ждал, что увижу ее на диване: сидит себе, вяжет, пыхтит своими сигаретами, а из телека орет очередная теленовелла. Но теперь телевизор помалкивал, а диван сиротливо стоял напротив. Так мы с мамой стали каждую субботу в одиннадцать часов смотреть любимую бабушкину мыльную оперу. Правда, завтра эта традиция, наверное, умрет, потому что мама посадит меня под домашний арест, и я света белого не увижу до самого окончания школы.

– Директор Джарвис мне тоже позвонил, – продолжила мама, вытирая лицо и размазывая тушь под глазами. У меня внутри все сжалось.

– И? – спросил я хрипло.

– И? А ты как думаешь! – ее голос начал набирать громкость. – Тебя, сынок, исключили из школы. А еще нас ждет иск на возмещение ущерба! Я сначала подумала, что это какая-то шутка. Ну с чего ты будешь устраивать в школе дебош? А потом он рассказал мне про граффити. Как ты мог? Quieres romper mi corazón? [8]8
  С исп. «Ты хочешь разбить мне сердце?» (Прим. ред.)


[Закрыть] Я попыталась ему объяснить, что ты на такое не способен. Кингсли, пожалуйста, скажи мне, что ты не сам это затеял. Что ты не мог! Только не ты, золотко мое.

Она уставилась на меня, и я почувствовал жжение в горле. Что я мог на это ответить? Я люблю свою маму, могу доверить ей все на свете, а главное, она знает меня. Знает Декса. Она понимала, что здесь не обошлось без Декса и Чена. Но если я скажу это вслух, она тут же отправится с этой информацией к Джарвису. Если еще не сделала этого. Мама обычно слушала свою интуицию и всегда все говорила в лоб. Я мог себе представить, как она все выкладывает Джарвису. Но Декса не поймали. Полиция тоже ничего не знает. Значит, никаких реальных доказательств ни у кого нет. И мне не хотелось это менять. Я ни за что не сдам друзей, а вот мама – для того, чтобы защитить меня – легко бы это сделала.

– Мам… Прости меня, – выдавил я и отвернулся, но мама нежно удержала меня за подбородок.

– Кингсли, посмотри на меня. Посмотри мне в глаза и расскажи, что произошло. Иначе я не смогу тебе помочь. Я знаю, что твои друзья много значат для тебя. Я знаю, что Декс для тебя как брат, и знаю, что ему тяжело, но не отказывайся от своего будущего ради него. Ты должен дать показания, а потом договоримся с директором Джарвисом. Даже если он тебя не примет обратно, может, хотя бы обойдется без суда. А если Колумбийский Университет отзовет приглашение? Все-таки уголовное обвинение – это не шутка.

Я молча смотрел ей в глаза. Ее пульс колотился так, что я чувствовал его биение в ее пальцах на своем подбородке. Внезапно мне показалось, будто я падаю. Будущее пронеслось у меня перед глазами: Колумбийский Университет, учеба в академии искусств, съемная квартира с Дексом и Ченом – в этот момент все это, словно песок, сыпалось сквозь мои пальцы, и я не знал, как это остановить.

– Я не могу, мам, – прошептал я. – Ты знаешь, как Джарвис относится к Дексу. Ты знаешь, как ему тяжело. Я не могу его так подставить. Да ведь и не только он виноват. Я тоже там был, мог его остановить, но не сделал этого. И граффити нарисовал я. Я виноват не меньше, и если отвечать за это придется мне, то так тому и быть.

– Ты ставишь крест на своем будущем! Ты потеряешь все. Даже если «Колумбия» не исключит тебя, все, что мы скопили тебе на учебу, пойдет на судебный процесс. Оплачивать институт будет нечем! – прокричала она, и я вдруг испытал такое облегчение от того, что она наконец-то кричит на меня, что остался совершенно спокойным.

Убрал со своего подбородка ее руку и нежно сжал ее.

– Мам, что бы сейчас ни случилось, я теряю гораздо меньше, чем потерял бы Декс. У меня есть ты, и, если «Колумбия» меня не возьмет, или у нас не хватит денег, я просто поступлю в другой университет, возьму кредит, устроюсь работать и буду потихоньку выплачивать. Я справлюсь. А Декс – нет. И ты это знаешь. Поверь мне, я понимаю, о чем ты говоришь, и знаю, чего ты хочешь от меня, но я не могу этого сделать. Я… Прости меня.

В конце мой голос сорвался, когда я увидел, что из маминых глаз, мерцая в разноцветном свете рекламного щита, покатились слезы. Дождь барабанил по крыше машины, как будто небо плакало вместе с ней.

– Мой глупый, упрямый, гордый, преданный мальчик, – хрипло проговорила она. Уголки моего рта дернулись. Я пытался изобразить улыбку, а выдавил, наверное, гримасу. – Это твое последнее слово?

Я глубоко вздохнул и кивнул. Она сделала то же самое и вытерла слезы.

– Я уважаю твое решение, сын [9]9
  hijo


[Закрыть], но я твоя мама и сделаю все возможное, чтобы защитить тебя. Даже от себя самого.

Я нахмурился и заерзал на сиденьи.

– Посадишь меня под домашний арест до конца моих дней?

– Нет. Отправлю тебя в Канаду к твоему отцу.

– Что?

Я так резко выпрямился, что меня чуть не задушил ремень безопасности. Я тут же откинулся назад, ошеломленно глядя на маму. Она упрямо вздернула подбородок и поправила прическу, искоса наблюдая за мной.

– Пока ехала сюда после разговора с директором Джарвисом, думала всю дорогу. Ты слишком много времени проводишь в этом городе. Твои друзья на тебя плохо влияют. Тебе нужно сменить обстановку. Если ты не станешь давать показания, у нас в любом случае будут связаны руки, пока не выяснится, что там с судом и с «Колумбией». Но я точно не позволю тебе сидеть дома и пялиться в потолок. Лучше поедешь к отцу. Я позвоню ему сегодня. Он наверняка будет рад тебя видеть, и поездка пойдет тебе на пользу.

– Ты… Ты ведь это не серьезно! Ты не можешь меня выслать, мам. Да еще и в Канаду. У них там одни медведи и снег!

– Значит, купим тебе пару теплых сапог, – сухо сказала она, завела мотор и поехала.

Кингсли

Уставившись в потолок своей комнаты, я подбросил теннисный мяч. Хитрость заключалась в том, чтобы найти идеальный угол, под которым мяч отскочил бы сначала от потолка, затем от стены, а затем от пола и по идеальной дуге обратно мне в руку. Я уже столько раз это сделал, что в штукатуренном потолке на этом месте образовалась вмятина.

Будильник показывал 04:30 утра. Мои глаза горели. Но спать я не мог. Рядом на столике стояла кружка из-под какао. На кромке остались коричневые разводы, а на языке я все еще ощущал его сладость.

Из-за стены доносился мамин голос. Она говорила по телефону с моим отцом, и, как это всегда бывало, по отношению к нему ее голос звучал одновременно сердито и ласково.

Па-дам. Мяч отскочил от потолка – от стены – на пол, и я снова ловко поймал его. С развода моих родителей прошло чуть меньше десяти лет. Я почти ничего не помню из того времени, когда папа жил с нами. Только его широкую улыбку и сильные руки, которыми он подхватывал меня, словно перышко. А потом он уехал, вернулся в Канаду. Мой отец был канадцем. Инуитом, если быть точнее. От него я унаследовал большие глаза и оливковый тон кожи, низкий голос и… пожалуй, на этом и все. С мамой они познакомились, когда она приехала отдыхать в это королевское захолустье под названием Новая Шотландия. А я – сувенир из этого отпуска. Как говорила мама, лучший в ее жизни подарок, какими бы трудными ни оказались последующие восемь лет их брака. Мое появление стоило ей всех невзгод.

Вообще, я не считаю отца злодеем. Просто они с мамой не подходили друг другу. Он страдал в Нью-Йорке. Я это знал. Всякий раз, когда он, глядя в окошко нашей маленькой кухоньки, принимался рассказывать о заснеженных горах и чистом канадском воздухе, глаза его заволакивала тоска.

Сам я был в Канаде всего один раз, еще совсем мелким. От поездки осталась только фотография, которая стояла рядом с моей кроватью. Мама, папа и я – три лилипута на фоне огромной горы. Что это за гора, я не знал. Да меня это и не особо интересовало. Потому что ведь если мой отец не конченый отоморозок, как директор Джарвис, то его отсутствие можно объяснить только тем, что нас с мамой ему оказалось недостаточно. Он бросил нас ради Канады. Оставить нас ему было легче, чем свою дурацкую страну. Так что Канаду я с тех пор терпеть не могу. Как выдохшуюся колу. Возможно, это по-детски. Но я ненавижу эту страну, ненавижу отца, который любит этот снег и эти горы больше, чем меня. Я просто поверить не мог, что мама всерьез намеревается меня туда отослать.

Па-дам. Мяч отскочил от стены и снова оказался у меня в руке. Мамин голос сновился громче. Я снова бросил мяч.

Па-дам. И ловко поймал его снова. Ярко-салатовый войлок цеплялся за мои ногти. Я повертел мяч между пальцами и на мгновение закрыл глаза. Сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз видел отца? Минимум шесть лет. Правда, за это время он несколько раз приглашал меня в гости, но я всегда отказывался.

Па-дам. Мяч косо отскочил от потолка и ударился о закрытое окно. Я вздрогнул и сел, но стекло, похоже, не повредилось. К счастью. Усталый, я поднялся с кровати, чтобы поднять мяч, и тут боковым зрением увидел какое-то движение. Я застыл на месте. Поднял голову. Мой взгляд упал на пожарную лестницу. Там на корточках сидела темная тень. Тут же она подалась вперед и постучала в окно.

– Черт! – вскрикнул я от испуга и отпрянул назад. – Что за… Декс? – прошептал я, узнав в тени своего друга.

Я уронил мяч и открыл окно. В комнату тут же ворвался шум улицы, а вместе с ним запах мексиканской забегаловки в доме напротив, смешанный с влажностью только что обрушившегося на город дождя.

– Привет, Кинг, – пробормотал Декс.

Он до сих пор не переоделся. Низко натянув капюшон на лоб, он скользнул в мою комнату. Мой взгляд нервно метнулся к двери, но я слышал, что мама еще разговаривает по телефону. Ее акцент становился все более выраженным. А это означало, что она либо была пьяна, либо разговор перерос в ссору. В любом случае, вряд ли она сейчас ворвется ко мне в комнату. И все равно я знаком велел Дексу молчать и подпер дверную ручку стулом. Ключей давно уже не было. В принципе меня это не напрягало, но если мама застукает тут Декса, то, вероятно, вышвырнет его в окно головой вниз.

Декс неподвижно стоял у окна. Дождевая вода стекала с рамы на пол и на его ботинки.

– Ты в порядке? – наконец спросил Декс, когда я прошел мимо него, чтобы закрыть окно.

Я застыл в движении и повернул голову.

– А ты как думаешь? – ответил я и захлопнул окно. Получилось громче, чем я планировал. Декс вздрогнул. – Я два часа проторчал в участке. Джарвис вышвырнул меня из школы, а накопленные на учебу деньги теперь пойдут на суд. Я злюсь, я устал, а еще мама отправляет меня в Канаду к отцу. Так что давай, спроси меня еще разок, чтобы я тебе поточнее ответил.

Я в ярости уставился на своего друга. Декс вскинул голову.

– Куда она тебя отправляет? – ошеломленно спросил он.

Свет потолочного светильника выхватил его лицо из-под темноты капюшона, и тут я увидел его лицо. Вдоль скулы тянулись лилово-красные пятна, посеридине нижней губы темнел длинный, свежий на вид разрез. Я резко втянул воздух.

– Что, черт возьми, произошло?

– Ерунда.

Декс попытался отвернуться, но я схватил его за капюшон и заставил посмотреть мне в лицо.

– Черт возьми, Декс, это твой отец сделал? – спросил я.

Декс уставился на меня. Он дрожал. Только сейчас я заметил, что он весь мокрый.

– Это ничего. Могло быть гораздо хуже. Он… Я… В полиции сказали, что ты взял всю вину на себя, – пробормотал он. – Черт возьми, Кинг, ты спас мою задницу. Я думал, он меня изобьет до полусмерти, а он заорал, что сил его больше нет и он отправляет меня в Англию, в школу-интернат.

Я недоверчиво посмотрел на него.

– Ты должен… – начал я, но Декс остановил меня темным, как ночь за окном, взглядом.

– Не надо, – хрипло сказал он. – Пожалуйста, не говори, что я должен накатать заявление на своего старика.

– Но это реально надо сделать, – глухо повторил я.

Декс поджал губы и явно не торопился отвечать, поэтому я сменил тему:

– Так что, отец высылает тебя за океан? – спросил я.

Я не знал, хорошо это или плохо. Как будто и плохо, и хорошо одновременно. Декс вздохнул и прислонился к окну, сунул руки глубоко в карманы. Тень от капюшона делила его лицо четко посередине.

– Ты ведь знаешь, что у моей мамы есть какой-то дурацкий титул?

Сбитый с толку сменой темы, я уставился на своего друга.

– Хм… Нет, не знаю. Какое это имеет отношение к школе-интернату?

Поджав губы, Декс поднял глаза.

– Отец не раз мне угрожал. Я просто не думал, что он реально на это пойдет. Но вот пошел. А в этот интернат, походу, принимают только с дворянским титулом. И у меня он есть, так что…

Декс пожал плечами.

– …отец отсылает тебя в Англию, – заключил я.

– У него нет доказательств, что кабинет разнес я. И все равно он меня отсылает.

– А как же Колумбия?

– Исключено. Он считает, что в британском колледже из меня сделают человека… – Горькая улыбка появилась на его губах. – Черт возьми, Кинг, прости меня. Я не хотел этого.

– Знаю, – тихо ответил я.

– Надо было просто пойти посидеть в «Тако Белл».

– Надо было.

Я с досадой стащил с пучка резинку, и черная масса волос свалилась мне на плечи.

– Ты надолго в Канаду? – тихо спросил Декс.

Я пожал плечами.

– Думаю, на несколько недель. Мама хочет, чтобы я пересмотрел свои приоритеты. Узнал, кто я такой, без… – Я осекся, но Декс понимающе скривил губы:

– …без меня? – догадался он.

Я промолчал – и так все было ясно. Ведь я и в самом деле понятия не имел, кто я без Декса. У меня было такое чувство, будто от меня отрезают часть, и я не знал, что буду делать, когда Декс вылезет из моего окна и оставит меня одного.

Декс шумно втянул носом воздух и оттколунлся от окна.

– У меня для тебя кое-что есть.

Он залез в задний карман джинсов и бросил мне что-то, похожее на плоское цветное пластиковое яйцо.

– Ты отдаешь мне свой задрипанный тамагочи? – Я поднял голубое с желтым электронное яйцо. – Эй, Декс, кажется, твое животное умерло, – сказал я, и Декс закатил глаза.

– Храни его у себя, ладно?

– Почему?

– Потому.

– Это самый тупой прощальный подарок, – сказал я, хотя в душе так не считал.

Декс только рассмеялся, открыл окно и вылез наружу. Снова хлынул дождь. Мой лучший друг гибко повернулся на корточках и склонил голову.

– Я уговорю отца не подавать иск.

– Декс… Не надо.

– А вот и надо. Я тебе должен. Чего бы мне это ни стоило, иск он не подаст. Мы… Мы увидимся, Кинг, – хрипло сказал он.

У меня в горле вдруг появился комок, поэтому я просто молча кивнул. В следующее мгновение Декс исчез. И я остался один.

Ева

Новая Шотландия, Канада

– Спасибо, что нашли сегодня время для Teen Weekly и приехали к нам в студию, принцесса Эванджелина. Наши зрительницы очень хотят узнать подробности о вашей жизни во дворце и, самое главное, о вашем предстоящем дне рождения.

– Спасибо, что позвали. Я очень рада быть здесь, и, пожалуйста, зовите меня Евой. Все так делают, – ответила я, поправляя свой синий костюм для верховой езды.

Честно говоря, понятия не имею, для чего на меня нацепили этот костюм – видимо, чтобы у зрителей создалось впечатление, что я, как истинная принцесса, прямо из дворца прискакала в студию на своем белом пони. Хотя бы сегодня передача шла не в прямом эфире, а то в прошлый раз я чихнула прямо во время трансляции, и гифка с моим чихом еще три месяца пестрела во всех уголках интернета.