Текст книги "Поцелуй меня сейчас"

– Что ты планируешь делать, если тебя не примут на учебу, куда ты хотел? – наконец спросил он.

Опять ни слова о моем побеге. Ни единого.

– Пойду в колледж, – сказал я.

Зак медленно кивнул, по-прежнему не сводя с меня глаз.

– Ты рассматриваешь еще какие-то варианты, кроме университета?

По его голосу я слышал, как сильно он старается подобрать нужный тон, но все равно резко вздернул подбородок и скрестил руки на груди.

– Ни о чем другом не может быть и речи. Я возвращаюсь в Нью-Йорк.

Я ведь возвращаюсь в Нью-Йорк, да?

Да!

Да.

Да?

…

Зак снова кивнул.

– Твоя мама очень о тебе беспокоится. Вот я и подумал, возможно, тебе не помешают какие-то запасные варианты.

– Откуда бы им взяться? – спросил я, раскачиваясь на стуле.

Зак некоторое время молчал, глядя в свою чашку с кофе. Видимо, уже пожалел, что затронул эту тему. Вот и правильно. Как будто у него есть право рассуждать о моем будущем, в котором ему не было места. Однако то, что толкнуло его завести этот разговор, не позволило ему остановиться.

– Мой старый друг, – продолжил он, – Гарри МакКейн, возглавляет отличную компанию в Майами. Они готовят сотрудников службы безопасности. Я поговорил с Гарри, и, если ты хочешь, если тебе понадобится запасной вариант, он предоставит тебе место.

Я уставился на Зака. Не был уверен, что понял его правильно. Я с грохотом вернул стул на место.

– Ты предлагаешь мне стать телохранителем?

Я не мог скрыть изумление в своем голосе. Зак оставался совершенно серьезным.

– Мне кажется, после того, что произошло и как ты отреагировал, это вполне разумная мысль.

– Это все? – спросил я.

– Что все?

– Я сбегаю от тебя, и тебе нечего сказать по этому поводу?

Закари молчал. Вопрос повис между нами.

– Почему же. Мне есть, что сказать по этому поводу, но права обвинять тебя нет, – наконец спокойно ответил он. – Но я был бы рад, если бы ты поговорил со мной, дал мне больше, чем один день, а не просто сбежал.

Я аж рассмеялся от удивления.

– А сейчас? Ты серьезно хочешь сказать мне, что у моего поступка не будет последствий?

Между его бровями появилась морщина, плечи напряглись.

– Конечно, последствия будут, – сказал он мягко, почти по-доброму.

Он был так не похож на маму. Она бы уже давно орала на меня по-испански. Сейчас я бы не раздумывая предпочел ее крик.

– И какие же? – спросил я.

– Оставаться или нет – решать тебе. Мы с мамой едины во мнении, что, если ты настолько хочешь уехать, мы не будем тебя заставлять. Так мы только навредим тебе. Но у тебя больше не будет возможности общаться с принцессой.

– Я… Что?

– Еве запрещено покидать дворец, а тебе – входить в него. Если захочешь остаться, будешь работать на территории. Но королева ясно дала мне понять, что во дворце тебя видеть не желают.

Я был готов к чему угодно, но не к этому. Ведь королева ни словом не обмолвилась об этом во время моей короткой аудиенции!

– Я спас ее, – ошеломленно возразил я.

Ошеломило меня еще и то, насколько сильно меня поразила эта новость.

– Я знаю.

– Я просто пытался помочь.

– Надеюсь, что так.

– Не мог же я оставить ее одну в лесу.

– Понимаю.

– Тогда почему, черт возьми, мне нельзя приближаться к ней?

Закари спокойно ответил на мой взгляд, и меня бесило его спокойствие.

– Принц Оскар, отец Евы, не хочет, чтобы вы общались.

– И что ты об этом думаешь? – спросил я.

Он поднялся со стула и отнес свою тарелку в раковину.

– Я понимаю, что ты расстроен, – сказал он. – Но я согласен с принцем.

– Почему?

Он обернулся, и наконец я увидел в его взгляде не спокойствие, а что-то другое. Он выглядел грустным. На лице появились морщины, которых раньше не было.

– Все имеет последствия. Мне жаль. Я сегодня работаю до вечера. А ты пока подумай, и, если решишь уехать… – Он осекся. – Буду благодарен, если сообщишь мне об этом заранее. Я отвезу тебя в аэропорт.

С тихим щелчком за ним закрылась дверь, и я остался один в маленькой квартире.

Было тихо. Слишком тихо. До чего же мне стало тошно. От всего – и в первую очередь от самого себя. С кислым ощущением в желудке я встал и вышел из квартиры.

Ева

Я ждала.

Но он не пришел.

Я ждала каждый день.

Неделю.

Он не пришел.

Я даже переступила через свою гордость и попросила у Закари его номер.

Но мне отказали.

И Кингсли не пришел.

Единственное, что я знала – он все еще здесь. Закари мне рассказал.

Значит, он был здесь, но меня видеть не хотел.

Меня поразило, как больно кольнула эта мысль. Я подышала на оконное стекло и нарисовала пальцем маленький смайлик, хотя на деле хотелось плакать. Не всем мирам суждено столкнуться – некоторые соприкасаются на одно лишь мгновение и расходятся навеки. Что ж, скажу оконному стеклу то, что уже не могла сказать юноше с золотистыми глазами:

– Пока, Кингсли. Мне было приятно познакомиться с тобой.

Как бы мне хотелось узнать тебя получше.

Хотелось бы… У меня было еще столько желаний.

Но, как оказалось, для нас двоих им не суждено было сбыться.

Кингсли

Я так и не улетел в Нью-Йорк. Остался. Сам не мог понять, почему. Вернее, не так: знал, но стыдился признаться себе, что каждый день после работы в саду или в конюшнях брожу по территоии, как собака, отчаянно надеясь увидеть принцессу.

Бред. Стыдоба.

И все же я был здесь: шел по хрустящей подъездной дорожке, пробрался через парк. Резко свернул и вышел к побережью. Шум воды почти утопал в шуме листвы высокого клена. Того самого, с которого Ева тогда упала на меня.

Я прислонился лбом к шершавой коре и глубоко вздохнул. Может, надо было сразу улететь в Нью-Йорк?

Вибрация в кармане брюк заставила меня вздохнуть. Звонила мама. Мне даже не надо было смотреть на экран – кроме нее, мне никто не звонил. Чендлер и Декс писали мне, но я не отвечал. Решил, что отвечу, когда вернусь. В настоящую жизнь. Когда буду изучать искусство и буду счастлив. Буду тусоваться с Ченом и навещать Декса на каникулах. Таков был план. Наш единственный план.

Я вытащил телефон и прислонился спиной к дереву. Подняв взгляд вверх, я как раз собирался ответить, когда заметил над собой ветку. Она была широкой и плоской и тянулась вплотную к дворцу. Выглядело уютно. Укромно. Подальше от всего этого дерьма.

С тяжелым сердцем я сбросил звонок, убрал телефон в карман и схватился за одну из нижних веток. Пришлось подпрыгнуть. Напрягая мышцы рук и живота, я подтянулся. Зашелестела листва, и с соседней ветки вспорхнула птица. Поймав равновесие, я потянулся к ближайшей ветке, но стоило мне ухватиться за нее, как она прогнулась под моими пальцами. Проклятье. Глубоко вздохнув, я приметил другую ветку – дотянуться до нее было невозможно, поэтому я сгруппировался и подпрыгнул. Допрыгнуть я до нее допрыгнул, но толком зацепиться за нее не смог. Я повис на одной руке, а ноги болтались в воздухе. Стиснув зубы, я ухватился за ветку второй рукой и снова подтянулся. Осторожно перебирая руками, я наконец подобрался поближе к стволу. Раскачался и с размаху взметнулся на развилку двух крепких веток.

Отлично.

Тяжело дыша, я на мгновение замер, чувствуя, как по шее стекает пот, как горят мышцы рук. Я открыл глаза и увидел, что подо мной лежит мир. Далеко внизу. А надо мной, слегка прикрытое кроной дерева, раскинулось море звезд. Я вытер пот со лба, осторожно привалился спиной к стволу клена и поднял голову. Никогда в жизни я не видел столько звезд.

Я бесцельно оглядывался, пока вдруг не заметил какое-то движение. Силуэт на третьем этаже. Я застыл, и внутри у меня все замерло. Это была она. Ева сидела на подоконнике и читала книгу. Под спину она подложила подушку, а ее распущенные темные волосы густым каскадом струились по ее плечам. Я находился достаточно близко, чтобы увидеть, как она поджала пальцы босых ног. Сцена, наверное, была напряженная. Во рту у нее был твизлер. Рассеянно пожевывая его, она перелистнула страницу. Даже руки ее были прекрасны. Такие крохотные по сравнению с моими.

Я чувствовал себя каким-то сталкером, вот так сидя на дереве, разглядывая ее и пытаясь найти изъян… и не находя. Надо отвести взгляд. Слезть. Но я не сделал ни того, ни другого, и что-то в моей груди опасно сжалось. Когда телефон снова загудел, я взял трубку. Почти с облегчением.

– Привет, мам. Извини, что не ответил.

– Сынок.

Больше она ничего не сказала, но по звуку ее голоса я понял, что что-то не так. Я резко выпрямился.

– Что случилось?

– Я только что получила письмо из Колумбийского Университета, – сказала она мягко. Слишком мягко.

– И?

Мой голос эхом отдавался в ночи.

– Мне очень жаль, сыночек.

Больше ей ничего не надо было объяснять.

– Черт, – прошептал я. Она не одернула меня – наверное, и сама отреагировала точно так же. – А другие университеты… – начал я, но она меня прервала.

– Отозвали свои приглашения. Я им всем звонила. По-видимому, директор Джарвис связывался лично и настоятельно рекомендовал тебя не принимать.

Пульс у меня подскочил, щеки вспыхнули, глаза заволокло красным.

– Эта сволочь, – процедил я сквозь зубы.

– Я знаю.

– Иск пришел?

– Еще нет.

Еще.

– Он хочет лишить меня будущего.

Мама глубоко вздохнула.

– Только тут, в Нью-Йорке. Но не сдавайся, в следующем семестре попробуешь поступить в другой город.

– Нет. В Штатах Джарвис до меня везде дотянется своими гадкими щупальцами. Он как гидра, отрубишь одну голову, на ее месте вырастают две новые…

Мама молчала, но из трубки донесся шорох и тихое бормотание на испанском. Я видел ее как на яву. Сидит в нашей маленькой гостиной, все еще в больничной форме, телевизор включен – чтобы не сидеть в тишине. Она ненавидела тишину. Так же, как и я.

– Можешь попробовать поступить куда-то в Канаде, – наконец мягко сказала она.

На заднем плане послышался вой полицейских сирен. В Нью-Йорке так шумно, что это слышно даже по телефону. Такой резкий контраст с царившей здесь тишиной.

– Или… Твой отец сказал, что может устроить тебя учиться на телохранителя.

Я застонал.

– И ты туда же.

Мама невозмутимо продолжала:

– Мне кажется, это правда неплохая идея. Ты умный и можешь выучиться на кого хочешь, в этом я не сомневаюсь. И теперь, вдали от друзей, ты можешь подумать о том, чего действительно хочешь.

– Ты и так знаешь, чего я хочу, – огрызнулся я. – Почему всем вдруг кажется, что они знают ответ на этот вопрос лучше меня?

– А чего же ты хочешь, Кингсли? – спросила она, и в ее голосе проскользнула стальная нотка, которая с самого детства вселяла в меня ужас.

– Я хочу… – начал я и осекся.

Мой взгляд встретился с парой голубых глаз, с интересом смотревших на меня. Принцесса меня заметила. В темноте меня было не разглядеть, и тем не менее она смотрела прямо на меня.

– Я хочу… – пробормотал я и снова замолчал.

Ева склонила голову набок и после непродолжительных колебаний помахала мне рукой. Осторожно, будто раздумывая, не лучше ли ей скрыться. Этого маленького жеста было достаточно, чтобы мое сердце пустилось в галоп.

– Кингсли?

Голос мамы заставил меня моргнуть. Я резко выдохнул.

– Я очень устал. Позвоню тебе завтра, ладно?

Она не стала ни о чем спрашивать, не стала допытываться.

– Хорошо, – просто сказала она.

– Я люблю тебя.

– Te quiero, mi amor [10]10
  Я люблю тебя, моя любовь.


[Закрыть], – ответила она, и мы одновременно повесили трубку.

Я стал засвовывать телефон обратно в карман, не отрывая взгляда от голубых глаз принцессы. Ее рука так и зависла в воздухе. Потом она медленно взялась за ручку окна и со скрипом открыла его. В эту секунду мне показалось, что до меня долетел цветочный аромат ее духов.

– Ты! – сказала она, и в ее голосе одновременно звучало удивление, облегчение и укор.

Ветер мягко теребил ее волосы.

– Привет, принцесса, – сказал я в ответ так громко, чтобы она меня услышала.

– Что ты тут делаешь?

– На дереве? – уточнил я.

– Нет. В Канаде. Почему ты еще здесь?

– Хороший вопрос. Честно говоря, я и сам не знаю. Как у тебя дела? Как голова? Болит?

Она покраснела и вдруг нахмурилась.

– Я в порядке. Но ты ни разу не пришел меня проведать.

Не веря своим ушам, я уставился на нее.

– Что?

– Я ждала тебя. Каждый день в голубой чайной комнате. А ты не пришел. Я была уверена, что ты улетел в Нью-Йорк. А теперь ты здесь, на дереве? Может, мне стоит взять, да и столкнуть тебя вниз за то, что ты меня целую неделю игнорировал?

– Ты хотела меня видеть? – спросил я.

Ее щеки стали еще краснее.

– Конечно. Разве Закари тебе не сказал?

– Чего не сказал?

– Что я хочу тебя видеть! Все-таки ты меня спас. В такой ситуации хочется поблагодарить человека.

Озадаченно моргнув, я посмотрел на нее.

– Закари ничего мне не говорил. К тому же у меня мораторий на визиты.

– Что?

– Мораторий на визиты. Мне нельзя во дворец.

– Что?

– Извини. Если бы я знал…

– Кто тебе запретил?

– Насколько я знаю, твоя бабушка. Или твой отец? Все вместе? Я не знаю.

Принцесса побледнела, затем снова покраснела, в глазах вспыхнула ярость. Она глубоко вздохнула и поджала губы.

– Мне очень жаль. Я этого не знала.

– Все в порядке, – сказал я миролюбиво.

Хотя в душе у меня все бушевало. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга. Ее голубые глаза, казалось, изучали мое лицо, но что она искала в нем, я не знал.

– Спасибо, – наконец произнесла она. – За то, что защитил меня.

– Не за что. Я рад, что с тобой все в порядке, – ответил я.

Прикусив нижнюю губу, Ева наклонилась вперед и посмотрела вниз.

– Ты ведь знаешь, что сидишь на дереве, с которого я тогда упала?

– Знаю.

– Некоторые ветки гнилые, так что будь осторожен. А то упадешь и шею себе сломаешь.

– Если мне не повезет, и кто-то не смягчит мое падение. – Щеки Евы залились румянцем, и я улыбнулся. – Но я постараюсь не упасть.

– Хорошо, – Ева смущенно откашлялась. – Ты сюда залез с какой-то целью или строишь из себя помешанного фаната?

– То же самое я могу спросить и у тебя.

– В смысле?

– А кто это на меня пялился все время? – поддразнил я.

Она фыркнула.

– Ну и наглец же ты. Даже Скотти до тебя далеко.

– Кто такой Скотти?

Она улыбнулась.

– Прескот. Мой кузен. Восьмое окно слева, третий этаж, – она указала большим пальцем назад. – Лучше держись от него подальше. И, пожалуйста, не становитесь друзьями, человечество этого не переживет.

Я криво улыбнулся и встал на ноги.

– Что ты делаешь?

Ева выпрямилась и встревоженно наблюдала за мной, пока я осторожно шел вперед, балансируя на узкой ветке. Когда дальше провигаться стало опасно, я остановился и плавно опустился, свесив ноги по обе стороны ветки. Ева склонила голову набок – то ли она была впечатлена моей ловкостью, то ли удивлена моей глупостью.

– Неужели ты ничего не боишься?

– Очень даже боюсь, – честно ответил я.

В этот момент налетел ветер, и кленовый лист, оторвавшись от ветки, медленно спланировал вниз. Я проводил его взглядом.

– Все в порядке? – тихо спросила она. – А то у тебя такой грустный вид был.

– Да. Нет. Я не знаю, – честно признался я.

Она вздохнула:

– Вот и у меня так же.

– Почему?

Ее лицо приняло задумчивое выражение, глаза потемнели.

– Через три часа у меня день рождения.

– Ух ты. И это плохо?

– Нет, это грустно.

– Почему?

Ева тихо вздохнула.

– Мама звонила. Она не приедет.

– Почему нет? – мягко спросил я.

От меня не ускользнула легкая дрожь в ее голосе, хотя Ева явно пыталась ее скрыть.

– Да этот развод никак не закончится. У нее завтра встреча в суде.

Я не смог скрыть удивления – почувствовал, как взлетели брови.

– Твои родители разводятся?

Она косо посмотрела на меня.

– Ты не смотришь новости?

– Редко. А если и случается, то не канадские.

Ева дрожала, как будто ей было холодно. Подтянув колени к себе, она обхватила их руками.

– Развод – это всегда тяжело, но развод в королевской семье – это просто мрак. Я знала, что легко не будет, но уже сил нет каждый раз открывать новости и читать, как всей твоей семье перемывают косточки. Обо мне чего только не пишут, пишут про мой день рождения, который я теперь даже не могу нормально отпраздновать из-за этих бандитов из «Ешь богатых», пишут про родителей, которые друг другу в глотки вцепились… Я так надеялась, что мама приедет, но… Теперь… – Ева осеклась и подняла глаза к темному ночному небу.

Я тоже молчал. В памяти всплыли мои собственные дни рождения: они традиционно начинались с энчилад на завтрак. Мама приносила их мне прямо в постель, сидела со мной, и мы объедались до боли в животе. На десерт следовал торт из супермаркета, потому что печь мама совсем не умеет, а потом я, как правило, шел тусоваться с Дексом и Ченом. Ничего из ряда вон выходящего, но я всегда чувствовал себя любимым… Я задумался. Может, в этом и было дело? Может быть, Ева не чувствовала себя любимой?

– Тебе одиноко? – спросил я. Ева не ответила, только пожала плечами. – Знаешь, мне сейчас довольно одиноко, – сказал я.

Она удивленно взглянула на меня.

– Правда? Почему?

– Потому что я потерял почти все, что было для меня важно.

– О, – выдохнула она. – Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Наши взгляды встретились. Мы замерли, и так в тишине, не говоря ни слова, просидели какое-то время. Пока я не заметил, что ветка под моим весом начинает скрипеть все громче и громче. Я плавно встал и медленно, спиной вперед, отошел обратно к стволу дерева. Глаз от Евы я не отрывал.

– Если хочешь, можем побыть одинокими вместе, – предложил я, сам не понимая, откуда у меня возникла эта идея. Она непонимающе нахмурилась.

– Это как?

– Завтра, в восемь часов, на том же самом месте, – выпалил я.

– Что?

Я улыбнулся ей.

– Просто будь здесь.

С этими словами я спрыгнул с дерева. Здесь меня полностью скрывала тень, но я все равно чувствовал на себе ее взгляд, словно солнечный луч щекотал мою шею.

План созрел. Не очень хороший, но все же план. На земле я огляделся, сориентировался и пробрался вдоль дворцовой стены. Поднял небольшой камень, всей душой надеясь, что правильно вычислил окно. Прицелился и кинул. Щелчок. Камень ударился о стекло. Свет в комнате горел, но окно оставалось закрытым. Я нагнулся и собрал еще несколько камешков. Прицелился и снова кинул. Попал.

Ничего.

Опять прицелился, кинул и… как раз в этот момент окно открылось, и мой камушек угодил в лоб принца Прескота Блумсбери.

– Ой!

Он отшатнулся от окна и, выругавшись, потер лоб. Я внутренне сжался.

– Извини! – крикнул я.

– Какого черта?

Скотти сердито посмотрел вниз.

– Кто ты такой, черт возьми, и почему бросаешься в меня камнями? Предупреждаю, у меня есть девушка, и она может так тебя отдубасить, что мало не покажется!

– Извини, я не хотел в тебя попасть! Я Кингсли, – представился я, и тут принц перестал тереть лоб – как раз по центру виднелся красный отпечаток.

– Кингсли? Парень, который спас мою кузину?

– Он самый. – Я глубоко вздохнул и серьезно посмотрел ему в глаза. – Я хочу тебя кое о чем попросить.

Ева

Что-то упало мне на лицо, и я в ужасе проснулась. Закашлявшись, я приоткрыла глаза и увидела… что-то пестрое?

– Господи, я ослепла? – застонала я.

– С днем рождения! – прозвучало вокруг меня странное многоголосье, и кто-то, кто, должно быть, всей душой ненавидел меня, громко дунул в дудку-язычок.

Где-то в моих ногах напуганный Сэр Генри громко пукнул. Я рывком поднялась, и конфетти – а именно конфетти и оказалось тем самым пестрым – посыпались с моего лица на одеяло. Когда я прозрела, передо мной предстали широко улыбаюущиеся лица моей семьи. Прескот, Сильвер, бабушка Роуз и Такаши.

– Вот она, наша именинница! Шестнадцатилетняя и прекрасная! – воскликнул мой кузен, надевая мне на голову пластмассовую корону.

Я мельком увидела свое отражение в зеркале на туалетном столике: волосы торчат во все стороны, как будто меня хорошенько долбануло током, а еще, после того как попрощалась вчера и с Кингсли, я забыла смыть макияж – и теперь напоминала енота в дешевой пластиковой короне.

– Мы так гордимся тобой, милая! – воскликнула Сильвер, сжимая в руке пластиковую волшебную палочку – из того же комплекта, что и корона.

– Желаю вам всего самого наилучшего в ваш день рождения, принцесса, – сказал Такаши.

При этом ни один мускул на лице дворецкого не дрогнул, его черные волосы, как всегда, были идеально подстрижены. Он наклонился вперед, чтобы поставить передо мной слегка помятый шоколадный торт с шестнадцатью разноцветными свечами, и его очки без оправы сверкнули в лучах утреннего солнца, но тут Сэр Генри предупредительно зарычал, и Такаши молниеносно отпрянул. Сверху на торте красовалась надпись из розового крема: «С днем рождения, Ева!»

Бабушка Роуз сидела на пуфе от моего туалетного столика, который она подвинула ближе к кровати, и бросала в меня конфетти. Но до цели ее разноцветные снаряды не долетели – все они осыпались на бедного дворецкого, который, не моргнув и глазом, стоял и молча терпел эту атаку.

– О, извини, мой дорогой, где же мои очки? – всполошилась бабушка Роуз.

– На них только что села собака, – быстро ответил он.

Сэр Генри пукнул.

– Ой, – хихикнула я.

– Торт я испек сам, – с нескрываемой гордостью заявил Прескот. Одна из свечей упала на липкую глазурь.

– Оно и видно, – буркнула я, а Такаши быстро поставил свечу на место. – Спасибо, – поблагодарила я.

– Загадывай желание, дорогая! – воодушевилась бабушка.

Все присутствующе выжидательно уставились на меня. Я еще не оправилась от грубого пробуждения, но быстро взяла себя в руки, осторожно подалась вперед, закрыла глаза и дунула. Пять свечей снова повалились в глазурь, одна продолжала гореть, две потухли еще до этого – а вот остальные мне все-таки удалось задуть. Все восторженно захлопали в ладоши.

– Что ты загадала? – поинтересовался Прескот, как и делал из раза в раз. Я поправила свою корону. – Мир во всем мире?

– Совершенно прекрасное желание, о котором скоро заговорят все газеты, – одобрительно протянула бабушка Роуз.

За дверью послышался какой-то шорох.

– Там Эмили? – спросила я.

– Нет! С днем рождения, Ева! – раздалось из-за двери.

Голос не показался мне знакомым, и я непонимающе покачал головой.

– Помимо мира во всем мире, мы припасли для тебя еще кое-что, – с нежной улыбкой Сильвер сунула мне под нос подарок. – Вот, моя милая. Поздравляю!

Сильвер села рядом со мной, Прескот отточенным движением плюхнулся на живот, проминая матрас, а Сэр Генри продолжал жадно глазеть на торт. Такаши пытался – причем безуспешно – вернуть свечи в исходное положение. Сгорая от любопыства, я отложила в сторону розовую волшебную палочку и как раз собиралась открыть подарок, как вдруг раздался громкий бум.

Ничего не понимая, мы подняли глаза и увидели ворвавшийся в комнату белокурый вихрь.

– Сюрприз! – весело прокричала Елена, родная сестра Прескота, моя кузина. – Мы опоздали? Где именинница?

– Да. На двадцать минут. А именинница сидит в кровати, – ответил ей пресный голос. В комнату вошла Пенелопа, холодная как лед близняшка Елены, и сморщила нос. – Кто здесь напердел?

Елена невозмутимо вдохнула полной грудью и воскликнула:

– Мы дома! – И тут же повалилась на матрас – прямо на Скотти, который не успел вовремя увернуться. Жалобно всхлипнув, он застонал.

– С днем рождения, Эвелин! – прокричала Елена и приставила свой кулак к моему.

– Спасибо! Вы ради меня приехали из Парижа? – спросила я.

Пенелопа поцеловала меня в щеку и положила мне на колени конверт, на котором красовалось мое имя.

– Пф-ф! – прохрипел Прескот и беспомощно развел руками, но Елена невозмутимо продолжала прыгать на нем.

– Ну, разумеется, – спокойно ответила Пенелопа.

Елена одарила меня широкой улыбкой, заключив голову Прескота в удушающий захват, которому она явно научилась у Сильвер. – Наш птенчик подрастает. Как мы можем такое пропустить.

Багровое лицо Скотти между тем сделалось белым как мел. Сильвер наблюдала за ним, словно раздумывая, пора ли уже вмешаться или еще нет. Бабушка Роуз снова бросила конфетти. На этот раз на Пенелопу.

– Ой, прости, дорогая!

– Где твои очки? – спросила та.

– Понятия не имею!

– Под собакой, ваше величество, – снова вмешался Такаши.

Теперь он занимался тем, что разрезал торт на куски и раскладывал по стоящим на сервировочной тележке тарелкам.

– Гх! – хрипел Прескот.

– Р‑р-р, – прорычал Сэр Генри.

Елена вздохнула.

– Как же с вами хорошо, – улыбнулась я, глядя на своих родных. – Спасибо, что все вы здесь, – произнесла я хриплым голосом, и мне со всех сторон ответили улыбками.

Этот день рождения я встречала со смешанными чувствами. Нападение «Ешь богатых», потом решение отменить празднование моего дня рождения, потом мама сказала, что не приедет – вообще хотелось вычеркнуть этот день. Целиком. Кроме свидания с Кингсли, которое он назначил мне на вечер. От одной этой мысли у меня запорхали бабочки в животе. Я поскорее ее отогнала и снова сосредоточилась на своей семье. Я была так благодарна, что, несмотря ни на что, они пытались меня порадовать. Что даже бабушка Роуз нашла время, пусть она ничего особенного и не делала, а только сыпала конфетти – в первую очередь, на Такаши. Со вздохом он обратился к нам:

– Кому добавить взбитых сливок?

– Мне! – крикнул Прескот, одним движением сваливая с себя Елену.

С удивленным визгом она упала с кровати.

– Молодец, – сказала Сильвер, с нескрываемой гордостью глядя на Скотти.

В ответ он подмигнул, поправил галстук и взял тарелку с тортом. Такаши и мне протянул тарелку, и мы стали уплетать торт, весело болтая. Нужно отдать Прескоту должное: торт оказался гораздо вкуснее, чем можно было предположить по его внешнему виду. С набитым шоколадом ртом я снова вернулась к своим подаркам. Осторожно развязала красную бархатную ленточку на коробке, которую мне дала Сильвер и, чувствуя на себе взгляды остальных, подняла крышку и заглянула внутрь. Не веря своим глазам, я уставилась на блестящую розовую карточку и лишь спустя пару мгновений вытащила ее из коробки.

– Что это?

– Приглашение на свадьбу, – смущенно объявила Сильвер и улыбнулась.

К уголкам ее рта прилипли шоколадные крошки, а Прескот смотрел на нее так, словно умирал от желания поцеловать. Все затаив дыхание смотрели на Сильвер и Прескота. Наблюдая за нашей реакцией, они синхронно замотали головами.

– Не от нас! – быстро пояснила Сильвер. – От Райана и Айви. У них через полгода свадьба в Майами. Чтобы ты не сидела одна на Рождество здесь или в «Бертоне», мы хотим взять тебя с собой.

– Серьезно? – удивилась я.

Они кивнули, и мне стало совсем легко на сердце. А уже через секунду оно вдруг забилось сильнее. Надо будет загуглить, далеко ли от Флориды до Нью-Йорка. На всякий случай. Никакого отношения к человеку по имени Кингсли этот поиск бы не имел.

– Большое спасибо! Это отличный подарок, с удовольствием поеду с вами.

Я положила карточку обратно в коробку и взяла конверт Елены. В нем оказались не деньги, а письмо. Я начала читать, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Милая, что такое? – забеспокоилась Сильвер.

Елена бесстыдно заглянула мне через плечо.

– Письмо от мамы, – пробормотала я и, быстро вытерев лицо, аккуратно убрала письмо обратно в конверт.

Перечитаю его позже. Но внутреннее давление во мне несколько ослабло. Болезненное чувство, что ее нет рядом в мой день рождения, утихло, и впервые с самого утра у меня из груди вырвался искренний смех, когда Елена протянула мне брелок для ключей.

– А что это такое? – спросила я, разглядывая розовую корону.

Елена и Пенелопа широко улыбнулись.

– Это, моя милая, – сказала Елена, – брелок для ключей от твоего новенького блестящего «Феррари». Готова научиться водить автомобиль?

Я завизжала.

Кингсли

– Ты куда-то собрался?

Я застыл, засовывая правую руку в рукав моей армейской куртки.

– Уже вернулся с работы? – ответил я вопросом на вопрос и просунул вторую руку в рукав.

Зак тяжело вздохнул. Впервые за все время моего пребывания в Канаде он выглядел совершенно помятым: круги под глазами, галстук перекосился.

– Восторг принцессы сегодня был безграничен. Мы все измотались, присматривая за семьей. Собрать в мешок блох, обпившихся энергетика, и то было бы проще. Все на ушах стояли.

Я улыбнулся. Похоже, у кого-то выдался прекрасный день рождения. И, если все пройдет гладко, он станет еще прекраснее.

– Тогда отдохни. Я вернусь до полуночи, – пообещал я и как раз собирался пройти мимо Зака, когда он встал у меня на пути и положил тяжелую руку мне на плечо.

– Кингсли, может, нам еще раз поговорить? Мы не говорили с прошлой недели.

Я напрягся и постарался не смотреть ему в глаза.

– Ничего, Зак. Оставим все как есть. Я все равно скоро уеду.

Прежде чем я успел среагировать, Зак притянул меня в свои объятия. Я застыл, дыхание перехватило. Я чувствовал себя… странно. Голова стала совсем легкой, а руки и ноги, наоборот, тяжелыми. Низкий голос Зака эхом отдавался в моих ушах:

– Что бы ни случилось, Кингсли, я тебя люблю. Я знаю, что совершил много ошибок, и, поверь мне, сожалею о них каждый день. Но я горжусь тобой – горжусь тем, кто ты есть сейчас, и тем человеком, которым ты станешь. Для меня честь смотреть, как ты растешь и меняешься. Я не знаю, чем ты решишь заниматься в будущем, но я надеюсь, что буду его частью. Я говорил со своим другом Гарри в Майами. Если захочешь, он тебя ждет. А нет так нет, но со своей стороны я помогу тебе чем смогу. Понимаю, что тебе здесь нелегко, но я каждую ночь перед сном благодарю Бога за то, что он подарил мне эти дни с тобой. Пусть даже одно это лето. Оно будет одним из самых ценных в моей жизни.

Он стиснул меня еще крепче, и я почувствовал жжение в своих напряженных мышцах. Я пытался расслабиться, но, честно говоря, просто не знал, как реагировать. Его слова проникали мне под кожу, вонзались в сердце, как острые стрелы. Я хотел что-то сказать, но у меня в груди было так тесно, что даже дышать получалось с трудом. Зак, казалось, заметил мое напряжение. Он разжал объятия и отстранился, но одна рука осталась покоиться на моем плече. Постепенно мое дыхание восстановилось.

Зак откашлялся.

– Это все, что я хотел тебе сказать.

– Хорошо, – выдавил я.

Закари улыбнулся, отчего вокруг его глаз появились морщинки.

– Ладно, тогда я тебя больше не задерживаю. На, – сказал он и сунул мне в руку маленькую черную вещицу.

– Хм… Спасибо?

Он улыбнулся.

– Это пейджер. На всякий случай.

– Да я просто прогуляться ненадолго.

– Неважно. Если что-то случится, дай мне знать. Я быстро приму душ, а потом ненадолго прилягу. Они напились, и мы весь день следили за тем, чтобы никто случайно не свалился в море, – сказал он с самым серьезным видом.

У меня вырвался тихий смешок. У двери я остановился и оглянулся. Смотрел на широкую спину Зака, пытаясь сглотнуть застрявший в горле комок.

– Пап… – начал я.

Я отдавал себе отчет, что обращаюсь к нему так впервые с того момента, как приехал в Канаду. Он оглянулся и удивленно посмотрел на меня. Я хотел что-то сказать, но не мог подобрать слов. Слишком много их у меня накопилось.