Текст книги "Берега свободы"

– Вот скажи мне, Калита, ты ведь вроде не дурак, не лох, так?

– Ну да.

– Так почему какой-то еврейский адвокатишка так запросто дурит тебя?.. Нет никаких солидных людей. Есть он один. Ты хоть знаешь, где он живет?

– Нет. Но я знаю его номер.

– В башне, на Парк Авеню. У него четыре ванных, бассейн и терраса с охренительным видом. Стоит такая квартирка миллионов тридцать. Это потому, что у него много таких клиентов, как ты. Ты, наверное, думаешь – зато он будет защищать меня в суде. Я навел справки. Он частенько проигрывает. Так что за свои деньги ты даже не застрахован от депортации. Но я тебя понимаю. Ты, наверное, был в таком ауте, что бумажки подмахивал не глядя, лишь бы с кичи выбраться?

– Да, – сказал я удрученно.

– Нет, поручитель там есть. Какой-то банкир. Я так понимаю, они действуют, как кооператив «Добрые услуги», оставляя клиентов без единого цента. Ну что, выбирай. Будем трясти банкира? Или сразу – уберем адвоката?

– Мне надо подумать, – сказал я. Закидону хорошо было рассуждать, а у меня все мое дело было завязано на Иосифе Хейфеце. Если он внезапно исчезнет, кто знает – вдруг полиция решит проверить всех его клиентов. А как же чертов суд? Как я пойду на него без адвоката? Суда я боялся.

– Давай возьмем деньги у банкира – и отдадим их адвокату, – решил я.

– Четыреста сорок штук?! – Юра покачал головой. – Ты неправильно как-то мыслишь. Я, падлой буду, если он деньги получит, он с тебя не слезет. Начнет и дальше пытаться из тебя что-то вытянуть.

– А я скажу, что у меня больше ничего нет.

– Нет, так не пойдет. – возразил Закидон. – На дурость я не подписываюсь. Предлагаю тряхнуть твоего поручителя. А деньги Хейфецу не отдавать. Поделим их с братвой.

– Закидон, – я напрягся. – Такое ощущение, что ты мне не помогаешь, что у тебя свой интерес в этом деле.

– Ну а як же без интересу-то? Я тоже хочу свой скромный гешефт поиметь… Чем я хуже этого твоего еврейского адвокатишки?

– Ты сам подумай. Как мне это поможет, если поручитель исчезнет, а денег Хейфец не получит?

– А он сильно испужается, – сказал Юра. – И решит тебе помогать просто так. По доброте душевной. С евреями это случается. Приступ альтруизма по причине полных штанов говна.

Мне очень не нравилась эта затея, но спорить с Закидоном было бесполезно. И я решил – будь что будет. Пусть помогает, как умеет. В конце концов, он здесь главный. А я в этой игре – только пешка, которая в короли пока что даже и не метит.

– Ладно, – сказал я. – Давай сделаем, как ты считаешь нужным…

Через пару дней мы поехали в пригород Нью-Йорка на краденом фургоне. За рулем сидел Закидон. Я рядом. А в кузове – шесть бойцов. Все вооружены до зубов.

Банкир предпочитал жить в сельской местности. Территория его владений была в несколько акров. На них паслись коровы и лошади.

– Фермер, – уважительно сказал Закидон. – Это он так он налогов уходит. Можно было, конечно, похитить его дочурку. Она как раз созрела. Но шкура вышла замуж и укатила в Чикаго. Так что папка живет совсем один. Но с молодой женой.

– Откуда ты все это узнал? – удивился я.

– Разведка донесла.

Вдалеке виднелась большая белая усадьба с красной черепичной крышей. Фургон остановился. Мы вышли, бойцы посыпались из кузова.

– Если мне верно доложили, там у него охрана и собаки, – сказал Закидон. – Всех валить нам не с руки. Надеюсь, обойдется без лишнего шума. – Он двинулся в сторону реки. – Лучше зайти оттуда. Из дома нас не будет видно…

У ребят в руках были, в основном боевые гладкоствольные ружья и армейские винтовки. Ох, как мне это не понравилось… Несмотря на то, что Закидон сказал «поднимать шум нам не с руки», похоже, именно это он и собирался сделать. По его команде мы залегли в траву. Юра достал армейский бинокль и принялся обозревать окрестности. От операции он явно получал удовольствие.

– Так, пацаны, – сказал он. – Собаки на цепи. Один охранник сидит на крыльце. Второй, скорее всего, в доме. Шалый, сможешь подползти поближе – и снять его?

Шалый кивнул. И сразу пополз в сторону дома. Двигался по-пластунски он весьма неумело. И ствол винтовки с оптикой то и дело выглядывал из травы, как антенна передатчика вражеского диверсанта.

– Не солдат, – Юра вздохнул. – Видишь, – обратился он ко мне, – с какими кадрами приходится иметь дело.

Охранник (это было видно и без бинокля) вскочил со стула, и по рации начал вызывать подкрепление. Шалый это заметил. Он встал во весь рост и побежал к дому, стреляя на ходу.

– Вот дурак, ну-у, дурак, – протянул Юра. И скомандовал: «Вперед, вперед, вперед, пошли!». Мы тоже поднялись и побежали.

Тем временем охранник (рядом с ним полетели щепка и куски краски от перил крыльца) присел на одно колено и несколько раз выстрелил из пистолета. Шалый упал, и антенна скрылась в траве.

– Прибавили шагу! – заорал Закидон.

Мы пробежали мимо Шалого, не останавливаясь. Я успел заметить, что он слабо шевелит рукой по груди, где на белой футболке расплывается темное пятно.

Охранник тем временем выпустил в нашу сторону несколько пуль, но впопыхах промазал, и скрылся в доме.

– А с-суки! – заорал Закидон, подбегая, и принялся поливать дом очередями справа-налево. По доскам забарабанило. Их пробивало насквозь. Представляю, какой в доме случился тарарам.

Я тем временем подбежал вплотную, разбил окно, дернул чеку и забросил внутрь гранату. Успел упасть на землю. Бабахнуло, и меня осыпало стеклами.

Юра оглянулся ошалело.

– Откуда дровишки?

– Да было у меня припасено. Парочка.

– Молодца, – одобрил Закидон: – Запасливый, как пчелка. Парни, – заорал он, – обходите дом. Там черный ход. Никому не дайте уйти.

Двое побежали направо, трое налево. Мы с Закидоном остались у входа. Вскоре справа послышалась стрельба и отчаянные крики. Мы кинулись туда.

Двое парней волокли за руки пожилого мужчину с седыми длинными усами. Бросили его на землю перед Юрой. Он сразу попытался встать, но Закидон ткнул ему стволом в плечо: «Сидеть!», и тот остался стоять на коленях, глядя на нас с ненавистью.

– Охранника уложили, – сказал один из наших. – Тоже хотел через черный выход утечь.

– Где второй? – спросил Юра пленника.

– Нет никакого второго, – тот сплюнул. Русский – надо же, отметил я. Значит, меня «грабили» сплошные русские. В Америке все, кто из России – русские. И татары, и евреи, и прочий интернационал… И не только меня. За счет русских иммигрантов собирались поживиться наши же бывшие соотечественники. Вот клопы вонючие!

– Слышь, Бара, проверь погреб. Они наверняка там заховались.

Бара и еще один парень по кличке Сом вышибли дверь и ворвались в дом. Внутри послышались звуки стрельбы. Вскоре появился Бара и Сом, он держался за левое плечо, его ранили.

– Там они были. Охранник и баба евойная. Обоих – в расход пустили.

– В расход?! Ну и правильно!

Выдержка у «солидного поручителя» была железная. Узнав о смерти молодой жены, он только зубами скрипнул и спросил:

– Вы кто такие?!

– А что не видно? Мы – русская мафия, – Закидон захохотал. – Короче, дело к ночи. Ты нам бабла, задолжал, мил человек. С тебя четыреста сорок штук. И разбег…

– А ты шутник. Думаешь, я такие бабки дома держу?

– А я все предусмотрел. Ты по телефону позвонишь управляющему – и скажешь, чтобы деньги перевели вот на этот счет, – Юра достал из кармана бумажку и сунул под нос «поручителя». – Сделаешь – будешь жить. Не сделаешь – пиздец тебе. Убьем.

– Сирена, – сказал Сом.

– Бля, – Закидон явно не ожидал, что полиция появится так скоро. – Айда к фургону, братва. И этого берите с собой.

Выкрутив «поручителю» руки за спиной, его заставили бежать впереди по полю. По дороге Бара сгреб в охапку раненого Шалого. Тот был без сознания.

В салон фургона пожилого пленника зашвырнули так, что он с грохотом приземлился на пол и охнул от боли.

– Как они так быстро приехали? – пробормотал Закидон, поворачивая ключ в замке зажигания. Мы помчались по проселочной дороге, все быстрее, и быстрее, подпрыгивая на ухабах. В зеркало заднего вида я увидел, что полицейские машины остановились возле забора усадьбы, и из них посыпались люди в черной форме, похожие издалека на игрушечных солдатиков.

Проехав примерно милю, Закидон заглушил мотор, выскочил из машины, распахнул кузов.

– Так, уходить будем пешком. Фургон, наверняка, уже ждут на шоссе. Оружие скидывайте здесь. Этого берем с собой.

«Поручителя» несколько раз ударили в лицо. Он обмяк. Тогда его встряхнули, и заставили быстро идти в ногу со всеми. Вид у него был угрюмый и злой. Я подумал, что на его месте сильно испугался бы. Не знаю, как повел бы себя. Он же сохранял достоинство. Шалого несли за руки и за ноги.

По дороге мы перелезли через сетчатый забор (Шалого безжалостно перекинули, как безвольную куклу), пересекли скоростное шоссе (машины с визгом тормозили), углубились в небольшую рощицу, и наконец, примерно через час, выбрались к первым городским постройкам.

– Странно, что они вертолет не прислали, – сказал Закидон.

– А может, прислали, да не туда, – буркнул Бара.

– Может… Ты у нас по машинам спец. Иди, ищи подходящую тачку, чтобы мы все влезли, – обратился Закидон к одному из парней.

Тот ушел и не возвращался часа два.

– Как там Шалый?

– Умер… – отозвался Сом.

Юра от злости стал колотить по стене дома и разбил кулаки в кровь. Его подопечные смотрели на своего предводителя не без страха.

– Ох, как я все это не люблю! – рявкнул Закидон. – Проверьте его карманы – чтобы там ничего на нас не указывало. И пусть тут остается.

Наконец фургон появился. На борту было написано: «Icecream» и нарисован большой рожок с мороженым.

– Все, что было, – сказал наш парень, выпрыгивая из-за руля. – Я и этот-то еле нашел.

– Ладно, сойдет. Ты давай, Шустрый, садись обратно за руль. Сам такое пригнал, сам и поведешь. А мы мороженое будем жрать в хвосте. Да, Калита? Любишь мороженое?

– Не очень.

– Чего так? А я люблю им водку закусывать…

«Ну и жизнь у меня, – мрачно подумал я, – и ради этого беспредела я сбежал из России?..»

– Что за человек?! – сетовал Закидон, поедая китайскую еду из картонной коробочки с иероглифами, лапшу он ловко накручивал на палочки и отправлял в рот. – Не банкир, а боец антифашистского сопротивления, в натуре. Партизан, мать его. Ему три пальца отрезали, ТРИ, а он все равно отказывается звонить.

Мы сидели в старом ангаре, который Юра взял в аренду у города, под предлогом того, что здесь будет гараж, автомойка и сервис. На самом деле, здесь был склад оружия, точнее – перевалочная база, тут пушки хранились до того, как отправиться к адресатам.

Китайская еда была вкусной, но мне чудился в ней привкус крови, и слегка подташнивало. Я специально сел спиной к «поручителю», чтобы он не портил мне аппетит. Но он все равно портил. Я чувствовал, что жертва воняет мочой и потом. «Поручитель» болтался на балке, и со стороны казалось – это совсем дохлый кусок мяса, но он был еще жив. Пока что – жив. На правой руке у него не хватало нескольких пальцев, лицо все распухло и было местами красным, а местами синим. Пол под ним был обильно залит кровью. Глаз вообще не было видно – узкие щелки.

– Не понимаю я таких людей, – Юра покачал головой. – Ну что для него эти деньги? Это для тебя – до хрена. А для него – копейки. Знаешь, когда с такими сталкиваешься, даже начинаешь комплексовать. Думаешь, кто бандит? Я бандит? Да вот же настоящий бандит. А я так, мелкая вошь у него на лысине… Не надо было бабу его сразу убивать. Сейчас бы начали ее резать, она бы раскричалась, и он бы сразу позвонил управляющему, – Закидон сплюнул. – Вечно все не так.

– У него дочка есть, – напомнил я.

– Так она в Чикаго. Ехать за ней далеко. И потом если ему собственные пальцы не дороги, то не факт, что дочка нам поможет. Есть такие люди… им вилкой глаз выковыривают, а они на своем стоят. Бля, буду. Сам видел. Могу побожиться.

– Да я верю, верю…

В ангар вломились Кеша Афган и Йося Еврей.

Закидон развернулся к ним всем телом.

– Ну… Вы-то меня хоть порадуйте.

– Да там все не очень вышло, – начал рассказывать Афган.

– Так, стоп. Еврей, ты говори…

– Ты только сильно не расстраивайся, Закидон, но нам пришлось его… застрелить…

– Что?! – вскричал Юра. – За каким хреном?! Разве я не говорил, что он нам нужен. Калите нужен. Его и надо было всего лишь попугать…

– Кто нужен? – обеспокоился я. – Кого пристрелили?!

Сердце екнуло – адвоката?

– Кого пристрелили?! – повторил я свой вопрос, уже громче, потому что все молчали.

– Калита, успокойся, остынь малехо. Тут такое дело. Ребята должны были по-тихому поговорить с этим твоим Иосифом…

– Как еврей с евреем, – сказал Йося.

– Вот именно, как еврей с евреем. Я думал, они найдут общий язык. Не нашли. А почему? – он обернулся.

– А потому что у него охрана, они шмалять начали, а потом… потом у него в сейфе пушка оказалась… Но мы бумаги все из сейфа прибрали, как ты просил, – Йося поставил на пол спортивную сумку, расстегнул ее, в ней было полно бумаг и папок, на некоторых виднелись брызги крови.

– Ну вот, здесь, наверное, твои долговые обязательства, – сказал Закидон и обратился к Афгану и Еврею. – Но все равно, вы меня сильно расстроили, парни. Этого борова можно было доить и доить. А вы его в расход. Так дела не делаются.

– Вашу мать! – заорал я, вскакивая из-за стола. – Что это за хрень?! Какого черта они поехали к адвокату?! Я об этом просил?!. Ты мне помочь взялся, или деньжат подзаработать?! Как я теперь на суд пойду?!

– Хм, – изобразил расстройство Закидон, но было видно, что моя вспышка гнева его только развеселила, – просил же тебя успокоиться… Сам подумай, ты теперь никому ничего не должен. Тебя что, это никак не радует?!.

Я понял, что перегнул палку, взял стул, поставил на место, сел.

– Радует. Немного. Только теперь меня точно депортируют.

– Не боись, не депортируют. Я уже все продумал, – Закидон посмотрел на меня с превосходством короля над глуповатым мальчиком для битья.

– Расскажешь, как именно?

– Придется тебе поменять имя. Станешь на время другим человеком. Вот твои права. – Он пододвинул их мне через стол.

Я взял права и помрачнел еще больше.

– Шутишь? Это же права Шалого…

– Ну и чего? Шалому они теперь ни к чему. По возрасту вы подходите.

– Да я на него совсем не похож.

– Ну, ты меня умиляешь. А кто на себя на правах похож. Йося, ты похож?

– Нет.

– А ты Афган?

– Похож немного.

– Вот видишь, немного. Ну и ты – немного похож на Шалого. Причесочку поменяешь, бородку отпустишь. Никто не поймет, что ты не Шалый.

– Vladimir Glotov, – прочел я.

– Ага, будешь теперь Владимир Глотов. Ну а для нас по-прежнему Калита. Кстати, у тебя жена-китаянка. И ты – гражданин США. На-ка вот тебе паспорт еще. – Ко мне перекочевал документ Шалого. На фотографии в паспорте я был похож на убитого еще меньше. У Шалого было худое невзрачное лицо с бледными голубыми глазами. У меня же черты лица резкие, крупные, и по-прежнему непривычные для меня после операции.

«Какая, к черту, разница, – подумал я, – какое имя будет носить человек с чужим лицом, к которому я так и не привык до конца. И похоже, что уже никогда не привыкну».

– Ты бы помянул потом Шалого добрым словом, за то, что он тебе так помог, может, ему за это на том свете скощуха выйдет за все грехи.

– Помяну, – пообещал я.

– Ладно, пойду-ка я разомнусь, – Закидон поднялся, снял рубашку, тело у него было все в татуировках. На спине – храм с куполами. Спереди – божья матерь. На руках – православные кресты. На одном плече погон, как у фельдмаршала Кутузова. На другом – стодолларовая купюра.

Юра принялся дубасить пленника, как боксерскую грушу. Бил, в основном в грудь и по ребрам. Тот болтался, не издавая ни звука. Был без сознания. Раны на месте отрезанных пальцев ему прижгли газовой горелкой. Боже, как он орал…

Мне показалось, что я дозрел до того, чтобы исповедаться. Стало понятно, что при такой жизни очень скоро начинаешь искать отдушину, жаждешь искупления, избавления от воспоминаний. Таких тяжелых, будто каждое из них – свинцовая гиря, брошенная на чашу твоей души. А душа болтается на тоненькой нитке нервных окончаний, готовых вот-вот порваться…

– Сигареты есть? – спросил я у Афгана. Он при мне курил. Йосю с сигаретой я никогда не видел.

Афган достал из кармана пачку Lucky Strike. Я вышел из амбара на воздух, закурил. Неподалеку тусовались Чип и другие пацаны. Сома отправили с Барой «к доктору – зашиваться». Они говорили о чем-то как ни в чем не бывало, смеялись. В Нью-Йорке по-прежнему растекалась удушливая жара. Курить в такой атмосфере было противно, и я, сделав пару затяжек, выкинул сигарету…

Закидон появился из амбара минут через тридцать, весьма довольный. Окровавленные кулаки он протирал тряпкой.

– Ну все, – сказал он.

– Умер?

– Да сейчас. Живее всех живых. Позвонил – куда просили. Теперь ждем перевода. Причем, правильно все сказал. Я на аукционе, говорит, здесь картина очень интересная. А наш бобер картинки коллекционирует. Срочно переведи мне на этот счет шестьсот тысяч – и продиктовал наш номер.

Я отметил, что четыреста сорок тысяч плавно превратились в шестьсот.

– Больше нельзя было попросить, перебор. Он сам сказал, что если попросит больше шестисот, то это будет подозрительно.

– И что теперь?

– Ждем деньги. Мне на телефон придет смс с уведомлением, что деньги поступили. – Он постучал себя по лбу. – Слушай меня, Калита, в этой голове рождаются лучшие идеи.

«С таким беспределом никакие идеи не нужны, – подумал я. – Делай все, что хочешь. Рано или поздно это хреново закончится. Ох и хреново».

– А как деньги придут, его отпускаем?

– Нет, ну ты меня опять удивляешь… – Закидон посмотрел на меня так, словно впервые видел. – В расход бобра, в расход. Кстати, ты это и сделаешь.

– Я?!

– Конечно, ты. Он же тебя за лоха держал. Да и потом, что это за жизнь, в инвалидном кресле, без глаза… – Закидон засмеялся. – Я его ломом поперек спины заебашил, сломал ему хребет наглушняк. И палочки китайские пригодились… Одну ему прямо в глаз запихнул. Но не глубоко. Чтобы мозг не повредить. Он сразу такой понятливый стал.

Я содрогнулся.

Пикнуло. Закидон достал миниатюрный раскладной телефон, посмотрел на экран.

– Все, капуста на кармане. Давай, гаси его. И поехали к блядям.

– Я же их не люблю, – напомнил я.

– Так ты должен с женой познакомиться, или нет? – Закидон хитро улыбнулся. – Зайка Ли на нас работает…

Самое главное, когда кого-то убиваешь, не смотреть ему в глаза. Иначе потом этот взгляд будет тебя преследовать долго, очень долго. И не даст покоя.

Я подошел к «куску мяса», направил пистолет на его изуродованное лицо, отвернулся и услышал: «Вы обещали не трогать мою девочку, вы обещали»…

По телу пошла дрожь. Я испугался, что не смогу сделать то, что должен, и несколько раз спустил курок…

– Ребята там приберутся, – Закидон обнял меня за плечо, провожая к машине. – Его никогда не найдут. Будет числится в базе пропавших без вести. В Америке каждый год, знаешь, сколько людей так пропадает? Уйма.

– Мы же не будем трогать… его девочку? – сглотнув комок в горле, пробормотал я.

– Какую девочку? – удивился Закидон. – Дочку его, что ли? На кой ляд она нам нужна? Или ты хочешь ей присунуть – за то, что папаша с тебя деньги тряс?! – Юра захохотал. – Ну ты, злодей, Калита. Забудь о ней. Поехали в «Чичолину» – там такие девочки, – он причмокнул губами.

«Ну а что теперь терять, – подумал я». И кивнул:

– Поехали.

– Вот это жиган, я понимаю. В натуре, наш человек. По понятиям живет.

– Черную хочу, – сказал я. – Негритянку. Толстую. Очень толстую.

Закидон хмыкнул.

– А я худых люблю. И маленького роста. Чтобы выглядели, как девочки лет десяти.

Я посмотрел на него внимательно – и увидел перед собой дьявола. Во плоти. На двух волосатых ногах с коленками назад, с ехидной усмешкой на козлиной морде, и рожками над морщинистым лбом.

Я вовсе не сошел с ума. Картинка промелькнула на мгновение и исчезла. Передо мной снова стоял Юра Закидон.

Мне хотелось, чтобы омерзение к себе достигло той стадии, когда я уже ничего не чувствую. Секс с черной жирной проституткой подходил для этого лучше всего.

Мы подобрали ее на улице.

– Гондонами не забывай пользоваться, – напутствовал меня Закидон. – А то спидом не только пидоры болеют, но и нормальные пацаны.

Деваха была разбитная, громадная, и толстая, очень толстая. Такой огромной задницы я не видел, наверное, никогда в жизни. Я шлепнул ее по заду, и он весь заколыхался, как огромное желе под кожей.

– Where are wе going, boys? – спросила она.

– Ту ауа клаб. Ю вилл лайк ит, бэйби, – ответил Закидон. Достал из кармана двадцатидолларовую купюру и сунул ей в вырез груди. – Би кайнде виз май френд.

Если на вас никогда не прыгала стапятидесятикилограммовая негритянская туша, пахнущая едким потом, вам никогда не доведется прочувствовать ту степень отвращения к себе, какую я испытал во время секса с ней. А она, завершив процесс, еще принялась радостно щебетать, предлагая мне приехать к ней во вторник. Лучше прямо с утра. Со мной, сказала она, она будет делать это абсолютно бесплатно. И попыталась поймать мой член ртом, но я увернулся, вскочил с кровати и принялся натягивать трусы. Пожалуй, хуже я почувствовал бы себя, только если бы переспал с трансвеститом, но это уже было настолько за гранью, что я не мог такое себе даже представить. Хотя в банде был парень, который с трансвеститом жил, и, несмотря на то, что все пацаны мыслили по понятиям, никто его не осуждал. «Это Америка, браза, здесь и не такое возможно». Эти слова Закидона запали мне в память – Америка его изменила. Как изменила и меня. Такая свобода не может не выдернуть изнутри самые темные стороны твоей натуры. Внутренний бес, обитающий в некоторых из нас, словно, в одночасье срывается с цепи, и ты бросаешься во все тяжкие. А он при этом наблюдает за тобой, и хохочет – ему происходящее нравится – и блуд, и преступления, и убийства, и расчлененка. И тебе тоже все это начинает нравится – следом за ним. Потому что он – часть тебя. Твоя худшая часть. Так становятся маньяками. Но у некоторых срабатывает защитный предохранитель…

– Если ты меня не хочешь, – обиженно проговорила толстуха по-английски, – зачем ты снял девушку? Зачем платил за меня деньги?

– Итс нот ми. Итс презент фор ми фром май френд.

– A present?

– Йес. Презент, презент. Бат ай эм чоуз ю. Ю ноу – вай? Бикоз ю а вери агли энд фэт нигроу слат.

Она вскочила с кровати, тряся огромными буферами с размытым ореолом сосков, и возмущенно закричала:

– You are fucking sun of a bitch. You very, very, very bad men.

– Бэтмен? – сказал я, – ори – не ори, шлюха, я все равно ни хера не понимаю.

Я надел рубашку, кобуру с пистолетом, джинсовую куртку – в такую жару в ней все же была необходимость – прятать оружие от лишних глаз. Затем вышел в коридор.

Я – мелкий бес на посылках у самого дьявола, думал я. Крутую карьеру я сделал в Штатах. Уезжал от бандитов, приехал к бандитам. Мир криминала словно преследовал меня, втягивал в свое зловонное нутро. Живут же люди совершенно обычной жизнью – и crime их почти не касается. Лишь изредка вмешается в жизнь обывателя каким-нибудь экстраординарным случаем, который они потом вспоминают всю свою жизнь. А я, в какой бы стране ни оказался, неизменно вляпываюсь в гангстерские дела. И все же, это не судьба виновата. Нельзя во всем винить судьбу. Мы сами делаем выбор. И я его сделал – когда попросил Дмитро Козака свести меня с людьми, готовыми платить деньги за риск. Мне хотелось вернуть яйца. Что ж, я их вернул. И они приглянулись толстожопой афроамериканке. И живу я теперь с этими яйцами по документам убитого парня. Снова – перестав быть самим собой. От всего этого хотелось что-нибудь сотворить с собой, что-нибудь страшное. Но я лишь саданул ногой по стенке. И услышал из-за нее: «Who is it?! What’s the fuck…»

От английской речи начинало воротить. Хотелось на Родину, в Россию. А еще, вот проклятый характер, только представьте себе, я подумывал о том, что неплохо бы сместить Юру, и стать в банде главным. Но эта коварная мыслишка, подсказанная мне тоже моим персональным бесом, будь он неладен, пока не слишком беспокоила меня. Но я существовал с собой в относительной гармонии уже довольно много лет, и успел в достаточной степени себя изучить, чтобы понять – если какая-то идея поселилась в этой упертой голове, то рано или поздно я захочу ее воплотить в жизнь. Дайте только шанс. Уж я-то его не упущу.

А Закидон не из тех, кто прощает такие идеи. Он – лидер, всех держит в железном кулаке. Притворяется твоим близким другом. Но на самом деле использует тебя на полную катушку. Я сейчас, как конь, которого надо объездить. Скоро стану совсем ручным, и на меня можно будет положить седло – и больше не обращать внимания…

В «Чичолину» я больше с ними не ездил. Зато примерно через неделю мне пришлось вместе с Афганом и Юрой распиливать трупы. Ножовкой, купленной в хозяйственном магазине. Работали мы в прозрачных дешевых плащах из полиэтилена, какие продаются в каждом крупном супермаркете. На руках – резиновые перчатки. Я и не предполагал, что для меня разделка человеческих тел окажется делом почти житейским. Как будто я долгие годы только этим и занимался. Убивать живых было сложнее. Части тел мы аккуратно заворачивали в целлофан и укладывали в спортивные сумки. Удивительно, как мало места занимает человек, если его разделить на части и аккуратно упаковать.

– Хорошо, очень хорошо, – перед Юрой стояли три аккуратных черных сумки, куда поместились пятеро. Причем, все – русские. Один – наш и четверо из враждующей группировки. Закидон таким раскладом был так доволен, что сказал, что вечером проставляется. Потери он считал неизбежным злом. – Но это еще не все. – Он отсчитал нам по три тысячи долларов. – Считайте, пацаны, с Бруклинской командой все. Они нам больше докучать не будут. Эти падлы поняли, с кем они имеют дело. С королем, да, с королем. В законе он, – это Юра говорил о главаре другой банды, – а у нас тут свой закон. Мы в Америке, мать его. Он мне, мне, Юре Закидону кинул предъяву, что я ссучился? Нет, вы прикиньте, пацаны?.. Ладно, я эту гниду еще достану. Хотя он засел, как Гитлер в бункере, не подберешься. Ну все, поехали закапывать.

Под покровом ночи мы выехали из города и в лесополосе вырыли здоровенную яму – метра в два с половиной глубиной. Побросали туда сумки. Быстро засыпали трупы. И поехали обратно в город.

Только тут меня накрыло. Я почувствовал сильное головокружение и озноб. Мне вдруг показалось, что я задыхаюсь, и сердце стало бахать в груди, как надорванное, и я вдруг решил, что еще немного – и умру.

– Останови! – закричал я в отчаянии. – Останови машину…

Афган резко ударил по тормозам. Я выбрался из авто, и долго стоял, никак не мог отдышаться, все казалось – со мной случилось что-то ужасное, может быть, сердечный приступ или инсульт, и я умираю.

Подошел Закидон.

– Ты чего, Калита?

– Не знаю. По-моему, мне надо в больницу. У меня, у меня, кажется, сердце…

– Ладно, – сразу сказал он. – Погоди, я доктора вызову… Быстро сюда, пулей, – орал он в телефон через минуту. – Да, это срочно. И лекарства захвати.

Доктор приехал минут через пятнадцать, что с учетом пробок, которые иногда и в столь поздний час тоже случались, мне показалось настоящим чудом. Это был тот же старик, который недавно штопал рану Сома. Он, вообще, все время был на подхвате, за что получал от Закидона серьезные комиссионные.

– Сядем в машину, – предложил он. Он прибыл на фургоне.

– Я не могу… не могу… – выдавил я. – Я задыхаюсь. Я сейчас умру.

– Так, – он приложил руку к запястью. – Пульс повышенный, но не критично. Сейчас померяем давление. Доктор деловито намотал манжету мне чуть выше локтя, замер, слушая ритм сердца в стетоскоп. – Давление немного выше нормы. Ну, что я могу сказать. Похоже, на вегето-сосудистую дистонию. Но, по всей видимости, это нервное.

Я бросил на него затравленный взгляд.

– Да-да, молодой человек. Я почти уверен, это паническая атака. У вас такое впервые?

– Было до этого. Но не так… я думал… я думаю, что умираю.

– Ну да. Это только подтверждает диагноз. Похоже, у вас нервный срыв. Лечится долго и тяжело. Я могу только посоветовать вам сменить образ жизни. Смею предположить, он у вас весьма и весьма располагающий к стрессам…

– Вы, наверное, издеваетесь, – пробормотал я. – Я умираю. Помогите мне.

– Ничуть. Так. – Доктор забрался в машину, вернулся с тремя таблетками. – Выпейте сразу все три, и будем ждать…

Ждать пришлось долго.

– Ну что с ним? – подошел Закидон.

– Ждем, пока подействуют таблетки. – Эскулап не выдал, что у меня «нервный приступ», отметил я, спасибо, доктор, большое вам за это спасибо. Не представляю, как к этому известию отнесся бы бесчувственный Закидон. Впрочем, он проявлял внимание. Даже пригнал доктора среди ночи.

Вскоре я ощутил, как страх смерти медленно, но все же отступает. Ко мне вернулась способность рассуждать здраво. С чего это, думал я, я вдруг решил, что умру. Какая глупость…

– Буду с вами откровенен, молодой человек, – сказал добрый доктор, действительно – добрый. – Если вы не смените образ жизни, скорее всего, вас ждет глубокая клиническая депрессия. Панические атаки – только первый звоночек. За ним последуют другие патологические состояния. Вы можете полностью десоциализироваться со временем. Попросту говоря, вас заберут в сумасшедший дом. Я ясно излагаю?

– Предельно, – сказал я.

– Знаете, люди часто не придают значения тому, что с ними происходит. Но любая неприятность, любой стресс отражается на их нервной системе. И однажды она не выдерживает. У вас, наверное, была очень непростая жизнь.

– Не самая простая, – подтвердил я.

– Я бы выписал вам таблетки, но, к сожалению, не могу. Я не психоневролог. А вот посетить специалиста я вам настоятельно советую. Пусть он подберет вам таблетки. Они помогут, по крайней мере, справиться с этими состояниями. Запустите болезнь – и будет поздно.

– А нелегально их можно купить?

– Понятия не имею. Но вы же, наверное, и сами знаете, что нелегально в нашей свободной стране можно купить все, что угодно. Это же Америка. Да, и запомните самое важное. В вашей болезни вы ни в коей мере не виноваты. Она пришла сама. Если вы будете себя корить, то только усугубите ее течение.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я. Совет доктор дал хороший. И все же, в своем недуге я винил именно себя. Это же я выбрал для себя жизнь, полную стресса и настоящих, непридуманных, кошмаров. Похоже, не всем она подходит. Молодой организм со стрессом справлялся. Но когда я перешагнул в зрелость, ему стало не по силам бороться с тем ужасом, в котором я жил.