Текст книги "Другая сторона озера"

Димыч открыл створку в нижнем шкафу серванта и как ни в чем не бывало ответил:

– А в чем противоречие? Они просто настраивались на то, что должно прийти, и ждали, когда оно придет. У них чутье такое было, можно сказать. Они закрепляли свое внимание на чем-то и ждали, когда это что-то придет.

Он вынул из шкафчика пузатую бутыль и принялся из нее наполнять графин.

В ожидании хозяина я подложил себе картошки с мясом из все еще теплой сковороды, водруженной в центре стола. Когда тот поставил на стол полный графин и уселся, я продолжил:

– Ну, хорошо. Это что за место такое, откуда к нам приходят динозавры, и сотовые телефоны, и самолеты с ракетами? По твоим словам, это все приходит откуда-то. И почему же все приходит ученым?

– А приходит не только к ученым. Но к ним приходит больше потому, что они на это настроены. А вот откуда приходит – это самое интересное.

Димыч сделал многозначительную паузу и взял графин. Потом поставил перед мной стопку. Взболтав содержимое графина, он произнес:

– Вот это, скажем, то, что должно прийти. Оно в графине, а стопка – это куда оно придет, – Димыч наполнил стопку. – Вот видишь, стопка была и прежде, но пока ее не заполнили, она была просто стопкой. Стопка – это и есть тот, кто ждал то, на чем было сосредоточено его внимание. Без него жидкость разлилась бы по столу и быстро высохла. Ты сейчас знал, что я налью именно туда, и ждал, пока туда что-то нальется. Так и ученые своим вниманием создают в себе такую стопку и ждут, когда она наполнится.

Я усмехнулся и сказал:

– А если мы зальем самогон не в ученого, а в Васю, смотрящего «Дом-2» и не создающего стопку внутри себя?

Димыч развел руками и серьезно сказал:

– Васе, очевидно, станет плохо, и он пойдет выпьет настоящего самогона. А может, и не заметит ничего.

Я улыбнулся и продолжил попытки развалить теорию Димыча.

– Ладно, а что тогда такое графин?

– А графин – это то, где содержится все!

Пододвинув к себе стопку, я недоверчиво посмотрел на собеседника:

– А откуда тогда взялся графин и то, что в нем?

Димыч задумчиво взглянул на графин.

– А это великая тайна.

Я разочарованно вздохнул и выпил:

– Ну вот, Димыч, быстро мы дошли до краев твоей теории.

Димыч тоже выпил и, шумно выдохнув, сказал:

– Нет, теория в порядке, и ей есть куда расти, это слова кончаются на границах понимания. Я сам давно не пытаюсь ничего формулировать. А то, видишь, сразу концепции и теории, вся эта дребедень. Я для себя давно выбрал быть наблюдателем и не вникать во все эти игры слов. Вот придем на болота и поймешь, о чем я.

Я с досадой вспомнил, что завтра нам предстоит покинуть теплый домик в поселке и отправиться в заброшенный санаторий на болотах.

– Я же там так и не был. В наших владениях. Там сейчас хотя бы свет есть? Или мы туда прокатимся и вернемся назад?

– На болотах все в полном порядке. Это мы сейчас в сарае, можно сказать. Да и Олег Алексеевич сказал, чтобы мы жили там, пока не будут оформлены все бумаги. Там же на оба корпуса санатория бумаги есть, а с землей-то еще не все решили. Поэтому надо следить, чтобы никакой суеты там никто не развел. Сами понимаете. В смысле, понимаешь.

Я растерянно посмотрел на Димыча.

– А ты в курсе всех дел, я смотрю.

Меня удивило, что товарищ-чиновник все поведал нашему смотрящему.

– Да ничего удивительного, мы же с шефом давно знакомы. И часть земли тут моя, брал в аренду под фермерство, но не пошло. А земля осталась в аренде, и ферма на мне. Мы же тут успели в свое время и ферму построить, и свинарники, и еще по мелочи всякое. Но потом Олегу Алексеевичу стало не до этого, ну а без него все стало хериться.

Димыч раздосадованно махнул рукой и подлил по половинке стопки.

– А, ну тогда понятно. Так а жить-то там есть где?

– Дом охотничий, высшего разряда. Последний год, правда, не используется по назначению. Олег Алексеевич перестал ездить, чтобы не светить место. Так-то он давно эту «Искру» прибрал, намного раньше того, как про дорогу узнали. У него всегда все один к одному сходится. Но, конечно, совсем все там в округе заросло и заболотилось. На правильном джипе теперь даже не проехать. Так что дом простаивает, но я его держу в порядке. И там же мощности под санаторий сохранили не просто так. Электричества завались, газ есть, еду завожу раз в неделю на прицепе снегохода или квадроцикла. Когда лед сойдет, лодкой можно, но тоже есть свои неудобства.

Я печально вздохнул и уставился на стопку. Димыч привстал и похлопал меня по плечу:

– Ты чего это пригорюнился?

– Да вот думаю, чего это я так уверен был, что все тут выгорит. Вложился сюда и жду золотых гор. Как-то это непредусмотрительно. Живу, уже год ничем особо не занимаюсь, а вдруг тут что-то не срастется?

Димыч весело крякнул:

– Не бойся, Олег Алексеевич своих не бросает! Это я усвоил за все эти годы. А еще усвоил, что он не вложился бы сюда, не ожидая отдачи. Из кожи вон вылезет, а отдача будет. Остается подождать.

– Сам же говоришь, что тут ничего не меняется. Вдруг и не изменится?

– А оно, может, и не изменится, этого я не отрицаю, а выгорит все равно. Давай я чая на травках заварю, чтобы завтрашнее похмелье сгладить. А утром отправимся на болота.

От чая навалилась отложенная самогоном усталость. Димыч разобрал диван и кровать. Меня положил на кровать, а сам лег на диван, сказав, что уже светает и с машиной все будет в ажуре, как он выразился. Отрубился я практически мгновенно. Только и успел подумать, что одеяло и подушка пахнут высохшей сыростью.

21.12.

«Искра»

Утром я встал вполне бодро. Умылся, сходил в туалет, даже выкурил сигарету, после чего стало несколько хуже. Димыч работал лопатой на улице. Увидев меня на крыльце с сигаретой, он направился ко мне, посмотрел на мое печальное лицо и сказал:

– Так, давай в дом, приведем тебя в чувство. Дорогу я прочистил достаточно, чтобы машину твою у меня в гараже запарковать.

Возле дороги виднелась кирпичная постройка, которая, видимо, и была гаражом.

Я кивнул, и мы зашли в дом.

Димыч сварганил яичницу и нарезал бутербродов. Я выпил чай и поковырял яичницу. Голода особо не ощущал: так часто у меня по утрам. Но зная, что поесть нужно, прикончил все-таки яичницу и навернул пару бутербродов.

– Машину разгрузим и поставим в гараж. Для снегохода есть прицеп, но бери только самое нужное, поскольку на месте все есть, а прицеп заполним едой.

– Хорошо. А ты-то не хочешь по пиву?

– На месте. Нам же еще добраться надо.

Захотелось прилечь. Но, заметив мою расслабленность, Димыч погнал меня на улицу умыться снежком. Я собрал волю в кулак и, раздевшись по пояс, пошел растираться снегом.

Снегоход хоть и был достаточно утилитарным и мощным, но шел натужно с двумя седоками и прицепом груза, поскольку снег был рыхлым. Мы периодически начинали увязать, но управлял Димыч здорово – вовремя поддавал газу, и мы выскакивали из снега при первых попытках завязнуть. Въехав в лес, мы начали петлять через какие-то просеки, потом пошла чуть заметная дорожка, и уже скоро мы выехали на берег замерзшего озера. Озеро оказалось большим. Хоть я и видел его на google maps, но ожидал увидеть что-то вроде большого пруда, а тут было многокилометровое озеро. Перед тем как сползти на лед, Димыч остановился:

– Специально поехал этим маршрутом, чтобы ты осмотрелся.

А посмотреть было на что: панораму замерзшего озера опоясывал лес, местами берег вздымался на несколько метров, хотя по большей части был достаточно пологим и ровным. После тесноты болотистого леса больше всего впечатлял этот простор над озером.

На ровном покрывале озера снегоход пошел намного резвее, редкие снежинки заколотили по лицу, и уже через считанные минуты мы свернули за изгиб озера, откуда показались корпуса «Искры» – заброшенного санатория, построенного при советской власти на месте древнего языческого капища. Говорили, что построили санаторий в этом месте потому, что кто-то из партийных лидеров был язычником. Теория не была лишена смысла, поскольку других поводов для возведения тут санатория я не видел. На десятки километров вокруг простирались болота и торфяники. Оснований возводить тут санаторий и тянуть через болота дорогу и коммуникации было мало, учитывая, что вокруг полно похожих мест с хорошим подъездом.

Димыч опять остановился и предложил спешиться. Я с удовольствием сполз и размял ноги. В голове гудел ветер, а тело успело замерзнуть. Димыч пошел к прицепу и, будто читая мои мысли, вернулся с бутылочкой самогона и завернутым в фольгу сальцем поверх бородинского хлеба. Из кармана он достал пару раскладных стопок и поставил их на сиденье. Я придерживал стопки, пока Димыч разливал.

– Ну что. Вот тут и обоснуемся.

Димыч указал на приличного размера дом правее пустующих корпусов. Из-за начинающейся метели я его сразу и не заметил. Из трубы дома шел темный дым. Приглядевшись, я увидел в отдалении еще несколько домов.

– А там что, кто-то есть? Дым, смотрю, идет.

– Дым от камина, просил к нашему приезду зажечь. Отапливается-то от бойлерной за корпусом. А люди в селе есть, да. Несколько человек. Живут там. Дома остались от деревни староверов, в них живут старухи, а в одном, подальше, дачник поселился, он писатель. Пишет статьи для журналов о природе. Натуралист какой-то. Необщительный. Бывает только летом.

– А я думал, тут никто не живет. Я же видел земельные планы, на них ничего нет, кроме санатория.

– Так это потому, что они не оформлены. Но люди не мешают никому. Им предлагали переехать, но никто не согласился. Думают, что ничего тут не поменяется.

Димыч подмигнул мне.

– Жалко их будет, когда тут поблизости стройка начнется, они прикипели к этой тишине.

– Не волнуйся за них, их предупредили, что если передумают, то их на Селигер в глушь переселят в хорошие условия или в районном центре квартиры дадут. Очень щедрое предложение, сам понимаешь.

– Но все равно неприятно как-то.

– Говорю же, не волнуйся, люди тут крепкие, и не такое видели.

Димыч загадочно улыбнулся и поднял стопку.

– Давай за эти места.

Я кивнул и выпил ледяную самогонку.

Самогонка провалилась внутрь, и я закусил ее салом.

– А ты много взял? – кивнул я на бутылку.

Димыч рассмеялся.

– Не волнуйся, там у меня на конец света запас настоек и самогонный аппарат, если что.

Я удовлетворенно кивнул. Потом меня догнала пугающая мысль.

– Тут, наверное, осторожно надо бы. А то ведь, если что, до врачей не добраться.

– Не бойся, есть связь с Олегом Алексеевичем по спутниковому и с МЧС, сотовые не работают. Если что, МЧС вертушку быстро пришлет. А кроме того, тут есть Нюша, она медсестрой работала некоторое время. Хорошо разбирается в этом деле. А теперь с мамой сидит старенькой. Та из староверов. Отказалась уезжать, вот и пришлось Нюше все бросить и приехать сюда сидеть со старухой, пока та не помрет. А та уже третий год держится. Димыч засмеялся.

Я облегченно улыбнулся и предложил выпить еще по одной за Олега Алексеевича.

Выпили.

– Так сколько всего тут человек?

– Ну смотри. Витя-электрик с женой Наташей живут в доме рядом с корпусом, сантехник Вадим – в самом корпусе. Он за бойлерной следит и чтобы трубы не потекли. За корпусом в кирпичной постройке живет сторож Николай. Там же у него мастерская. Он сторожем тут был еще в то время, когда санаторий только запускали. В трех домах по другую сторону от охотничьего дома, через дорогу, живут бабки. Мы им даже дома подновили, когда работяги приезжали корпуса восстанавливать. Хорошо раньше строили, работы было минимум. Нюша с матерью, одной из старух, в крайнем доме у озера. Там дальше, в стороне, летом натуралист этот еще. Сколотил себе хибарку. Забыл, как зовут. Он с нами, можно сказать, не общается. Его больше увлекает патрулировать болота. Ищет там всякую флору и фауну. Но его можно не считать. Он тут редко и в теплое время года. Так что ты его вообще может и не встретишь. Итого с нами десять. Ой, чуть не забыл, у перешейка между озерами, отсюда сейчас не видно, часовня и домик. Мы мимо проезжали. Там полоумный батюшка. А может, даже и не батюшка он. Восстанавливает старую церковь. Живет там уже пару лет. Он к нам не ходит, а мы к нему. Молодежь, если так нас можно назвать, плюс-минус наши ровесники. Старух старухами называем только за глаза. Даже не знаю, сколько им лет, если честно.

– Да тут, можно сказать, оживленно.

– Да какое там. Иногда за весь день никого не увидишь. Хотя Наташа, жена сантехника, помогает мне за домом присматривать. Ну и ночует в доме часто, когда муж крепко поддает. Он и сам, правда, почти всегда в корпусе ночует. Пора ехать, темнеет, и метель начинается.

Я хотел поинтересоваться, как электрик относится к тому, что его жена ночует в одном доме с Димычем, но он уже натянул на уши шапку и завел снегоход.

К охотничьему домику добрались в сумерках, когда на улице вовсю задувала начавшаяся метель.

Так называемый охотничий домик оказался вполне себе хорошим домом даже по меркам какого-нибудь подмосковного поселка. По крайней мере, по уровню наружной отделки и размеру. Когда мы вошли в дом, навстречу нам вышла достаточно молодая женщина в сарафане и с косынкой на голове. Черты ее лица были благородными, а глаза, старавшиеся казаться непринужденными, не могли скрыть сосредоточенность и внимательность.

Димыч радушно ее поприветствовал:

– Наташенька, вот и мы добрались, до метели успели. А это друг Олега Алексеевича – Александр, он приехал сюда роман писать. Так что старайтесь его не беспокоить по пустякам.

Димыч повернулся ко мне и подмигнул.

Я растерянно представился и уставился на Димыча. Тот задорно улыбнулся и сказал, что пойдет загонит снегоход в гараж, а Наташа тем временем покажет мне дом. И быстро исчез за дверью.

Наташа тоже заулыбалась и предложила помочь стянуть мои сапоги.

Предложение мне показалось несуразным и ввело в полное замешательство. Ощутив, как к щекам от смущения прилила кровь, я пробормотал, что это глупости, и начал стаскивать зимние сапоги сам.

Наташа тем временем уже исчезла где-то в гостиной. Я слышал только ее голос. Она рассказывала о том, что по радио, сигнал которого утром пробивался неплохо, в ближайшие дни обещали еще больше снега и усиление ветра. Значит, наверное, будет жуткая метель, которая опять занесет все на свете, и бедному Димычу снова придется накатывать дорогу снегоходом. Хотя оно, может, и хорошо, что не будет залетных пьяных охотников из Твери. А то в прошлые новогодние праздники неподалеку двое утонули на снегоходе, и тут была шумиха.

Вспомнилось, что и вправду уже очень скоро наступит Новый год. Как-то совсем об этом позабыл.

Я не любил этот праздник и проводил его где-то далеко от знакомых, обычно там, где ему не придавали такого значения, как на родине. Вот и сейчас мысли о Новом годе потянули вереницу неприятных воспоминаний.

Появилась Наташа с подносиком, на котором стояла серебряная рюмочка с какой-то розовой настойкой и плошечка с миниатюрными огурчиками. «Эка их Олег Алексеевич воспитал», – пронеслось в голове.

Отказываться я не стал и махом опрокинул увесистую рюмку. После чего закусил и, поблагодарив за радушный прием, прошел в зал. В камине горел огонь, рядом стоял большой, накрытый дубовый стол. За спиной послышался голос Наташи, прошедшей в зал через дверь из кухни:

– Может, вам плед дать? Отогреетесь с дороги у камина.

– Эх, разбалуете вы меня. Да и стол еще такой накрыли.

Наташа засмеялась, прикрыв лицо.

– Да что вы. Это скромно. Что успела. Завтра будет хороший стол, отметим ваш приезд как полагается. Но есть сюрприз и сегодня, муж наловил рыбки. Как не пьет, так польза хоть какая-то от него. Он не пьет до Нового года, чтобы со всеми встретить по-человечески, а то они с Вадиком, электриком, как дел нет, так нагонят канистру и сидят в корпусе безвылазно по неделе. И так каждый месяц, как в командировку. Вахтовики чертовы.

Наташа негромко, но раскатисто засмеялась и пошла в сторону кухонной зоны, а я стал неспешно осматривать дом, прихватив со стола мандарин, и думать о том, как некоторым забулдыгам-электрикам иногда везет с женами. Пьет по неделе, а жена-красавица хохочет. И говорит о его пьянстве так легко и даже с теплотой.

Отделка дома была сплошь из дерева и камня. Множество книжных полок украшали старые книги. К моему облегчению, на стенах не было ненавистных мне охотничьих трофеев, кои я часто встречал в подобных домиках. Зато было много замысловатых старых вещичек. Тут были и поделки из редких сортов дерева, и игральные кости, и какие-то старинные железные приборы наподобие барометров и весов необычной конструкции. Вещи стояли на дубовых полках и различного рода комодах и тумбах.

Дойдя до конца каминного зала, я уперся в резные распашные двери, в щель между ними тянуло холодом. Приоткрыв створку двери, я увидел что-то наподобие оранжереи с окнами в пол и множеством малознакомых мне растений в огромных горшках. У окна стояли две продолговатые деревянные кадки высотой с метр или чуть больше. На них имелись слив и краны для подачи воды. Я бесцеремонно вошел в оранжерею и обнаружил за буйно заросшей каким-то кустом клумбой барную стойку и мягкие кресла, из которых, скорее всего, открывался вид на озеро. Недолго раздумывая, я плюхнулся в одно из кресел и уставился в темноту за окнами. В свете, падающем через окна, кружились снежинки, метель подвывала. Закрыв глаза, я вытянул ноги и запрокинул голову. Порелаксировать удалось недолго. Скрипнули створки распашной двери, и послышался бодрый голос Димыча:

– Ну что, тут бы и Тютчев спился. Скажи, какое место, а?

– Да уж тут бы и Хемингуэй не отказался, – пробормотал я, разлепляя глаза.

Димыч успел переодеться в спортивный костюм, а в руках у него была корзинка с фруктами и бутылка.

– Если хочешь, и виски, и водка, и вино, и коньяк есть. Затарил все как надо.

Я отрицательно покачал головой:

– На переправе коней не меняю. Давай уж сегодня самогон твой попьем.

Димыч принялся накрывать на металлический столик между двумя бархатными креслами, в которых мы расположились.

– Это вообще-то настойка. Просто травы такие, что сразу и не поймешь.

– Да даже лучше, если травы. Димыч, а ничего, что мы так тут по-свойски всем пользуемся?

– Да вы же друг Олега Алексеевича. К тому же партнер. Вы же знаете, какой он человек, он бы с меня три шкуры спустил, если бы вам тут было неуютно. Он так и сказал, если честно.

– Что-то мы опять на вы.

Димыч засмеялся.

– Наверное, потому, что про Олега Алексеевича вспомнили. Да что там говорить, он вот в этих самых купелях, – Димыч указал на деревянные кадки у окна, – Витька с Вадиком заставлял париться. Олег Алексеевич тогда сильно напился ночью, а когда я ушел спать, под утро один поехал на лося. Свалился на снегоходе с крутого берега и подвернул ногу. Не заметил засыпанный край обрыва, даром что тут столько времени провел. Так и просидел до вечера, пока Вадик с Витькой его не нашли. Упал несильно, но снегоход поломал и ногу подвернул, идти не мог. Ребята на лыжах весь день бегали, его искали. След снегохода замело. Я с больной спиной тогда был, дома ждал. Как вернули его, он целый час сидел у камина и коньяк пил. Как напился, стал говорить, что спасли его от леших, и он это не забудет. В общем, поил нас пару дней. И сказал, что дом в нашем распоряжении, когда его нет. Я думал, утром протрезвеет и забудет– а нет. Сказал мне, чтобы если кому что в нашей «Искре» понадобится, то всем помогать. И еду, и выпивку и все что понадобится велел всем возить. Никто расположением таким не злоупотребляет, но если праздник какой-то, в доме собираемся. Олег Алексеевич на этот счет особо распорядился. Сказал, что все мы, кто в этом забытом Богом селе живет, должны друг друга держаться. Даже подчеркнул мне в календаре дни, по которым мы должны собираться и отмечать совместно праздники. Так-то.

– А он эксцентричней, чем я думал. И что же это за дни? Первомай и день Конституции? – съехидничал я.

– Наша конституция и Первомай никак не вяжутся вместе. Нет, там другие даты. Вот одна из них завтра.

Я раскрыл успевшие опять слипнуться глаза:

– А что завтра за праздник такой? Я не припомню.

Димыч раздосадованно развел руками.

– А я думал, ты такие вещи знаешь. Зимнее солнцестояние. Мы его празднуем.

Димыч ехидно улыбнулся.

Вздохнув, я потянулся и положил на стол мандариновые корки, начавшие преть в кулаке, и чуть не опрокинул стопки.

– Димыч, да почему же я должен это знать?

– Ну как же. Сам же вчера за все ученое вещал.

Усевшись на край кресла, я взял стопку и устало посмотрел на Димыча:

– Ну, я же совсем не о том говорил. Да и при чем тут праздники, это социальная обязаловка.

Димыч тоже взял стопку и нарочито простецким тоном сказал:

– Нет, вы уж, батенька, давайте-ка гните свою линию. Вы ученый, я простак. И солнцестояние как раз имеет смысл, в отличие от Нового года.

Выпив и закусив несколькими виноградинами, я ответил:

– Димыч, не грузи, а. Ну какой я ученый и какой ты простак?

Хотел завалиться в кресло, но вдруг вспомнил эту неуместную шутку Димыча:

– Постой, а ты зачем сказал, что я писатель?

Димыч улыбнулся и опрокинул свою стопку.

– Ну ты же ничем толком, кроме романа, год не занимался, сам вчера говорил.

– Да какой там роман. Несколько десятков страниц, описывающих события давно минувших дней. Откорректировал и набросал пару идей, чем дело может кончиться. Это так, баловство.

Димыч недоверчиво посмотрел мне прямо в глаза, от чего меня даже слегка передернуло.

– Ну и ладно. Будет лучше, если все будут так думать. Меньше вопросов.

Я пожал плечами.

– Хорошо. Это даже забавно.

Я улыбнулся и встал с кресла. Прохаживаясь между кадок с какими-то плодовыми деревцами, ощутил, что даже как будто слегка захмелел, однако голова работала неплохо. С момента того сна на заправке во мне присутствовало странное ощущение свободы. Это состояние казалось чем-то очень неестественным. Отметил про себя, что, пока есть настойка, лучше пить ее. Димыч гонит хорошо и настаивает на чем-то правильном.

– Димыч, а не холодно тут для этой растительности?

– Тут можно потеплее сделать.

Он начал вставать, видимо, чтобы прибавить температуру в батареях.

– Давай попозже, а то мне сейчас и так жарко.

– Не вопрос. Давай тогда усугубим другой градус.

Димыч стал разливать. А в дверях появилась Наташа с подносом в руках. Я тут же устремился ей навстречу, чтобы помочь. На Наташиной голове уже не было косынки. Русые волосы струились по щекам и шее.

– Мужчины, чувствую, вы тут напьетесь без серьезной закуски. Давайте я вам тут тогда и накрою.

Димыч тоже встал и захлопотал. Откуда-то из-за барной стойки выкатил журнальный столик на колесиках и придвинул его к креслам. Там же нашелся и стул для Наташи.

Она сделала еще две ходки на кухню, и стол наполнился ароматными яствами. Тут были и холодец, и оливье, и отварной картофель. Также стояло блюдо с селедкой под репчатым лучком и квашеная капустка в высокой миске. А на металлический маленький столик был водружен противень с запеченной в сметане щукой. Все сели у стола. Димыч приготовился сказать тост, но тут спохватился, что нет стопочки для Наташи. Он хотел было взять из бара, но Наташа остановила его и сбегала на кухню за третьей серебряной стопкой. Когда все было готово, Димыч встал и торжественно произнес:

– Господа и дамы, я рад, что мы собрались в этом прекрасном и загадочном месте для того, чтобы стать свидетелями удивительной красоты здешних мест и встретить вместе предстоящий Новый год и не только.

Димыч изобразил гусарский кивок и цокнул тапками по дощатому полу.

Мы молча выпили и закусили.

Димыч одобрительно осмотрел стол и сказал:

– Наташенька, кулинария – это ваше призвание.

Тут же спохватился и добавил:

– Не подумайте, что я не ценю вашу живопись, она мне нравится не меньше, чем ваши кулинарные шедевры, – он опять изобразил гусарский кивок.

Наташины щеки порозовели. Она заулыбалась, наклонив голову:

– Димыч, ты как поддашь, сразу начинаешь гусарить.

Она захихикала и допила то, что осталось в стопке. Если наливают мужчины, женщинам обычно сложно выпить содержимое за раз.

– Наташа, душа моя, только скажите, и я перестану.

Кривляния захмелевшего Димыча были настолько естественны, насколько и несуразны. Это явное противоречие легко сочеталось в его образе. Я ничуть не хотел, чтобы он прекращал. Этот бородатый мужик в спортивном костюме на удивление хорошо изображал дворянина. По крайней мере, мне так казалось.

– Да что вы, что вы, Дмитрий… – она умолкла и смущенно посмотрела на Димыча. – Димыч, я забыла твое отчество.

Лицо Наташи стало сосредоточенным, но уже через мгновение расплылось в улыбке, и она сказала:

– Это все твоя настойка!

Димыч засмеялся в голос. Сквозь смех он проговорил:

– Да не надо отчества. Это мое амплуа, а вы ведите себя как обычно.

В этот момент я почувствовал себя пронзительно хорошо. Черт его знает почему. Сидя на болотах в чужом, можно сказать, доме, с почти незнакомыми мне людьми, лица которых я будто помнил с детства. Все это походило на приятный сон. Просыпаться решительно не хотелось. Хотелось наслаждаться этим уютом, и этой компанией, и окружающей природой.

– Димыч, наливай! Есть тост!

– Слушаюсь, Ваше благородие!

Димыч неестественно быстро вскочил и принялся разливать. Наташа налегала на закуску как опытная женщина, которой нужно было оставаться в кондиции и при этом не расстраивать мужчин, пропуская тосты.

Я тоже говорил стоя:

– Друзья. Вернее, я надеюсь, что скоро мы ими станем. Я очень тронут, что вы меня так тепло приняли. И я испытываю настоящую радость от того, что тут, на болотах, я встретил такую приятную компанию, коей давно не встречал ни на фьордах Норвегии, ни на перевалах Анд, ни в джунглях Юкатана, ни на непальских тропах, да и Бог его знает где еще, – я запнулся, путаясь в накативших мыслях.

Я чувствовал, что разошелся, как со мной бывает после нескольких стаканов в присутствии дам. А Наташа, с самого начала показавшаяся мне милой женщиной, сейчас выглядела и вовсе обворожительно. В ней неуместно-притягательно сочетались та самая русская баба, все понимающая и готовая терпеть без ожидания наград, и какая-то утонченная натура. Благородная дама из романов Толстого. Может быть, даже та самая Наташа. Хотя нет, Наташа – ребенок и дура. Хотя и в этой Наташе было что-то непосредственное, детское. Ах да, и Димыч сказал, что она еще и рисует. Надо узнать про нее побольше. Мысли явно путались, и я решил подвести итог тосту, пока пауза не стала смущающее длинной.

– Мои новые друзья! Еще раз говорю вам спасибо за ваше тепло в мой адрес и хочу предложить такую вещь. Каждый, сказавший тост, добавляет что-то про себя. Это будет забавно и пойдет на пользу нашему общению.

Я выпил и уселся на свое место.

Наташа поставила пустую стопочку:

– Я только за. Давайте с Вас и начнем, Саша. Вы много путешествовали, как я понимаю, да еще и пишете роман. Думаю, вам есть, о чем рассказать.

Я прожевал ложку холодца, откашлялся:

– Давайте с меня. Ну, в подробности вдаваться я смысла не вижу. Это как-нибудь уже по ходу нашего общения. А вкратце так. Я родился и вырос в Москве. Отучился по специальности «менеджер» в одном московском вузе, параллельно работая. Очень быстро дослужился до управляющего крупным автосалоном. Имел также магазин по поставке дополнительного оборудования и запчастей для автомобилей. Семьей не обзавелся по причине постоянной занятости. Но вот уже год как я ушел с работы и занялся писательством. В планах моих перебраться в район Тихого океана и жить там неопределенно долго.

Наташа улыбалась:

– Это как-то очень уж вкратце. Тогда я, позвольте, на Ваш манер. Димыч, давай-ка не спи.

Димыч и вправду как-то отстранился от происходящего и вдумчиво смотрел в окно, похоже, что-то вспоминая. Прерванный Наташей, он, будто силясь, вернулся к нам и тут же задорно заулыбался:

– Извиняюсь, был не прав.

Он взял графин и разлил.

Когда стопки были наполнены, Наташа встала и, видимо, уже тоже немного захмелев, не так застенчиво, как прежде, сказала:

– Я тоже очень рада, что два таких галантных мужчины сочли за радость мое общество. И я думаю, что у меня наконец появятся собеседники для разговоров о высших материях, – она укоризненно посмотрела на Димыча, – а то вот некоторые стали тоже порой менять мое общество на посиделки в корпусе с двумя аборигенами.

Я невольно прервал Наташу:

– А кстати, где Ваш муж и Вадим, если не ошибаюсь? Почему мы их не позвали? Как-то неудобно получается.

Наташа наморщила нос и посмотрела на Димыча, будто было что-то, чего я не знаю.

– Я что-то не то спросил? – поинтересовался я.

На выручку Наташе пришел Димыч:

– Ну, они не то чтобы веселая и приятная компания в последнее время. Они нас избегают.

Я вконец смутился:

– Я извиняюсь, но чтобы понимать ситуацию в дальнейшем… Между вами что-то есть, ребята? И поэтому какие-то проблемы с мужем и Вадимом?

Мои собеседники рассмеялись так, будто я спросил какую-то несусветную чушь.

– А что смешного? Вы, как я понял, проводите много времени вместе и даже ночуете. Это может навести на мысли. Тем более мужа, – пробормотал я.

Мне было ужасно неловко, и я хотел поскорее разобраться в сложившейся ситуации.

Димыч встал и, обойдя кресло Наташи, обнял ее со спины. Так ласково и нежно, что я смутился еще больше.

– Дружище, хватит забивать себе голову ерундой. Мы часто ломаем комедию. Иначе на этих болотах сойдешь с ума. Наташа – моя двоюродная сестра. Мы вместе с самого детства.

Я облегченно вздохнул и откинулся в кресле.

Наташа негромко смеялась:

– Да, и потом, мой муж совершенно не ревнив. И это, скорее, мне стоит ревновать его к Вадиму. Это же они не выходят из чертова корпуса по неделе. Кстати, Димыч, как бы они там опять не засели уже, не дождавшись праздника.

Наташа с сомнением посмотрела на Димыча. Тот вздохнул и посмотрел в темноту за окном:

– Попозже сходим проверим.

Я решил отвлечь компанию от ненужных мыслей:

– Наташа, извините за эти неуместные вопросы. Я вас перебил с вашим тостом.

Наташа тут же собралась и продолжила:

– Ну так вот, мужчины. Спасибо вам, что вы настоящие джентльмены. И про себя. Родилась я в городе Кашине. Училась там же. После окончила художественную школу в Твери, где и познакомилась со своим мужем, который в тот момент был энергетиком на одном предприятии. На этом моя карьера прервалась, поскольку я была вынуждена заниматься хозяйством. Мой муж был против того, чтобы я работала. Детей у нас не было. Позже предприятие, где работал мой муж, продали, и на его месте построили торговый центр. С работой стало туго, и муж согласился на несколько месяцев приехать в «Искру» восстанавливать энергоснабжение пансионата, да так мы тут и задержались. Нас сосватал сюда мой братишка.