Текст книги "Другая сторона озера"

Мороз пробирал до костей. Я ощущал подавленность и усталость, в то время как Наташа и Димыч были в отличном расположении духа. Они смеялись и даже играли в снежки, а на подходе к дому повалили меня в сугроб. В первое мгновение я хотел заорать на них и треснуть Димыча, завалившегося на меня, но вместо этого от снега у себя за шиворотом и в штанах ощутил бодрость и прилив радости и тоже засмеялся. Я заметил, что метели нет, а на небе сияет половинка луны. Попытался сказать ребятам, что мы ведем себя как дети, но ничего не получалось– из меня вырывался хрюкающий смех. Я расслабился и развалился на пышном сугробе, Наташа и Димыч лежали возле меня и тоже смотрели на звездное небо. Небывалая легкость внутри меня поражала. Такой свободы я не ощущал, пожалуй, с самого детства. Было просто здорово лежать так и ни о чем не думать.

Тишину нарушил Димыч. Спокойным и тихим голосом он сказал:

– Ты извини нас за весь этот балаган. Но так было нужно, чтобы ты преодолел барьер и переместился вслед за нами. Мы тут никто, никому ни родственники и не мужья с женами. Мы свободные люди, увлеченные неизвестным вокруг нас. Позже мы расскажем тебе больше. А пока знай, что мы собрались тут, чтобы пробиться на ту сторону. И тебе, как и нам, повезло быть свидетелем того, что это реально. Это только первые шаги, и я уверен, что это только начало. Не знаю, что будет дальше, но мы планируем отдаться этому полностью и надеемся, что ты пойдешь с нами.

Димыч посмотрел мне в глаза, а я посмотрел ему в ответ и тоже улыбнулся.

– Я так и думал! – весело сказал Димыч и, выбравшись из сугроба, мы пошли в дом пить чай, после которого меня опять очень быстро разморило, и я отправился на второй этаж в свою новую спальню.

Уже когда я собирался завалиться в постель, в комнату поднялся Димыч:

– Саша, утром мы должны вернуться к своим ролям. Ты будешь приезжим другом хозяина, писателем. А мы будем теми, кого ты увидел в первый раз. Такие обстоятельства, что нам нужно играть свои роли для успеха дела. Я все тебе объясню. Но сделать это смогу чуть позже. А пока просто подыгрывай нам. Так нужно, поверь.

Я было хотел начать расспрос о том, зачем весь этот цирк, но Димыч попросил подождать немного и делать, как все. Я понял, что лучше и правда пока оставить все как есть и не усложнять без того непонятную ситуацию, в которой я оказался. Я был уверен, что новые ответы приведут к еще большему количеству вопросов. А в данный момент меня, как ни странно, мало что по-настоящему заботило. Впервые за долгое время я ложился спать в предвкушении следующего дня.

22.12.

Новый Год

Спал я крепко, глубоким сном. Проснулся только оттого, что жутко хотелось в туалет, благо что в спальне был санузел с душем и туалетом. Посетив его, я улегся обратно в кровать, поскольку за окном было по-прежнему темно, и проспал я, по ощущениям, всего ничего. Как ни странно, в теле были упругость и бодрость, которых я не чувствовал очень давно. И привычная щемящая боль в груди не давала о себе знать. Я даже встал и потянулся всем телом, чтобы обнаружить усталость. Но тело хоть и было несколько сковано после сна, никаких признаков усталости или боли не подавало. И тут меня осенило: мне не снился чертов дом, преследовавший меня так долго. И настроение мое было скорее приподнятым, а не как обычно после сна, подавленным. Я вспомнил, что и ночью до этого я спал без сновидений и тоже выспался. Я улыбнулся. Мне стало даже боязно от своего открытия. Точнее, я побоялся спугнуть свое новое настроение и состояние. В комнате было прохладно, и я с удовольствием вернулся под теплое одеяло, надеясь еще поспать. Некоторое время я дремал, но глубоко заснуть не получалось. Немного поворочавшись, я понял, что мне очень хочется пить, а воду я взять с собой забыл. Пить из-под крана в уборной не решился. Спал я в термобелье, в нем и пошел вниз. «Если вдруг кого и встречу внизу, – думал я, – то не особо и стыдно». В голове начали всплывать обрывки только что снившегося сна, оказывается, что-то мне все-таки снилось. Во сне было что-то занимательное, связанное с Наташей. Спускаясь по темной лестнице, я все лучше и лучше вспоминал детали сна. В голове промелькнула мысль, что если не спугнуть сонный настрой, то, возможно, я вернусь к прерванному сну. С полузакрытыми глазами я нырнул в гостиную и уже собирался повернуть к кухонной зоне, как боковым зрением заметил нечто, что заставило меня захотеть провалиться сквозь землю. Я стоял лицом к кухне и спиной к камину и не знал, что я могу сделать, чтобы спасти ситуацию. За столом у камина сидели люди, причем было их много. Прикрытыми глазами вскользь я разглядел только Витю и еще каких-то двух пожилых женщин, сидевших на стульях рядом. Я уже слишком долго стоял спиной к собравшимся, и они почему-то молчали. Было похоже, что я отвлек их от общения, начав топать по лестнице, погруженный в свои сонные мысли. Я подтянул штаны и решил сделать вид, что никого не заметил, но тут раздался оглушительный смех Димыча. После чего громогласно, опять в свой гусарской манере, он произнес:

– Я же говорил вам, дамы и господа, что наш друг писатель до ужаса эксцентричен.

Несколько человек рассмеялись. Среди смеявшихся была и Наташа.

Я собрался с духом и развернулся к столу, за которым сидели несколько мне знакомых человек: Наташа, Витя и Вадим. Димыч уже встал и направлялся ко мне. Еще нескольких человек я видел впервые: две пожилые дамы сидели на стульях у окна и изучающе смотрели на меня. Напротив них в деревянном кресле у самого края стола, возле камина, сидел старик с длинной седой бородой. Он смотрел на огонь и как будто вообще не интересовался тем, что происходит вокруг. Витя с Вадимом сидели рядом. Витя что-то негромко рассказывал Вадиму, и оба косились на меня. Наташа сидела сразу за ними. Поймав мой взгляд, она подмигнула мне и указала на Димыча. Я понял, что она пытается сказать, что он мне сейчас что-то скажет. Так и произошло. Димыч, подойдя, приобнял меня за плечи и негромко сказал:

– Не забыл, как мы условились? Играем свои роли. Это очень важно.

– Димыч, что происходит? Я чувствую себя идиотом, – прошептал я.

Димыч еле сдержался от смеха и негромко ответил:

– Ты проспал весь день. А сегодня наш местный Новый год. У нас гости. Уже почти все в сборе.

– Так какого хрена ты меня не разбудил и не предупредил?

– Я вот как раз собирался. Хотел, чтобы ты отоспался после вчерашнего.

Тут на меня накатили воспоминания прошлой ночи. Димыч это явно понял и умоляющим тоном произнес:

– Не забывай, вопросы позже. Сегодня Новый год.

Я опять посмотрел на сидящих за столом и спрятался за Димыча, стараясь прикрыть свой нелепый вид. Димыч начал спасать ситуацию:

– Дорогие гости, Александр был занят своей рукописью всю ночь и весь день и не заметил, как пролетело время.

Димыч отстранился так, чтобы меня всем стало видно. И мне ничего не оставалось, как начать подыгрывать.

– Да, я заснул прямо за столом, – сказал я, стараясь быть невозмутимым. – Начинайте без меня, а я пока переоденусь.

Я собирался было устремиться вверх по лестнице, подальше от глаз присутствующих, но Димыч с силой ухватил меня за локоть и потащил к столу:

– Ничего страшного, мы здесь все люди свойские, и нас не смутить вашим нарядом.

Я, не желая привлекать к себе еще большего внимания, последовал к столу, надеясь ускользнуть, как только все потеряют ко мне интерес. Подойдя к собравшимся, я понял, что все одеты по-праздничному. И это привело меня в еще большее смятение. Женщины были в вечерних платьях. Не что-то экстравагантное, но в подобной глуши и это было чем-то из ряда вон выходящим. Мужчины были в рубашках и брюках. Димыч, правда, был в черной водолазке, но она тоже смотрелась очень даже прилично. Что было хуже всего, так это то, что Димыч усадил меня на огромный деревянный стул во главе стола и предложил первым говорить тост. Все собравшиеся уставились на меня, а Димыч всунул мне в руку бокал шампанского.

Сгорая от стыда, я встал и поправил термомайку у воротника. Потом набрал воздуха в легкие и произнес:

– Мы еще не все тут представлены, но кое-кого я уже знаю, и это знакомство меня бесконечно вдохновляет.

Я старался смотреть поверх голов, но мой взгляд скользнул-таки на одну из пожилых дам с платком на плечах, и я понял, что она смотрит куда-то в область моего паха. Она буквально прожигала взглядом мою промежность. Я инстинктивно опустил глаза и увидел, что термоштаны до неприличия обтянули мое хозяйство, которое оказалось как раз чуть выше кромки стола. А складка возле причинного места, которая используется для справления малой нужды, немного оттопырилась, и, возможно, сидящие сбоку при желании могли что-то там разглядеть. Горло мое сдавило, и через неимоверные усилия я выпалил:

– Уверен, что и остальные собравшиеся за этим столом – милейшие люди. Давайте выпьем за уходящий год и пожелаем друг другу всего самого наилучшего.

Залпом выпив стакан пузырящейся жидкости, я практически с размаха опустил его на стол и бегом устремился к входной двери, буквально крича на ходу, что чертовски хочу курить. На слове «курить» проглоченная пузыристая жидкость полезла назад, и я громко рыгнул. Сгорая от стыда, я попробовал сохранить хоть каплю достоинства и перешел с бега на шаг. Отворив дверь в темный коридор предбанника, я шагнул через порог и начал ощупывать стену в поисках выключателя, который никак не хотел находиться. Неожиданно я почувствовал, как кто-то толкнул меня в спину. Раздался голос Димыча, он почти кричал мне в ухо:

– Держись!

По инерции я буквально выбил собой входную дверь и рухнул на крыльцо. Не понимая, что происходит, я уперся руками в пол крыльца прямо перед ступеньками, по которым чуть не съехал вниз, и испытал ужас, которого не испытывал никогда. Перед моими глазами предстала величественная пустыня. Желтый песок излучал слабое свечение, а в воздухе была то ли пыль, то ли какой-то туман. Мне сложно было понять, что это, поскольку органы восприятия работали вкривь и вкось. Внутри было жарко, а от взгляда на песок становилось холодно. Причем именно от того, что смотришь, а не прикасаешься. В ушах раздавался не то свист, не то гул, а тело стало тяжелым. Димыч помог мне встать и сказал, что нам нужно пройтись. Его слова доносились будто издалека, хотя он говорил мне в ухо. Одна часть крыльца буквально нависала над обрывом дюны. Аккуратно пройдя на другую сторону крыльца, мы спустились на песок, который в этой части крыльца засыпал ступени до самого верха. Потом побрели в сторону еще большей дюны, чем та, на которой стоял дом. Путь давался очень трудно, и я начал ощущать усталость. Но когда мы поднялись на соседнюю дюну и оглянулись назад, на то место, откуда пришли, я понял, что это того стоило. Я увидел наш темно-серый охотничий дом. Он стоял посреди бескрайней пустыни, и вокруг него летала взвесь песчаной пыли. Где-то на горизонте начинались то ли по-настоящему огромные дюны, то ли горы. Разобрать было сложно. Я восхищался картиной, предложенной нам каким-то безумным художником. Она была величественной и пугающе завораживающей. Я хотел продолжать и продолжать смотреть на этот маленький домик посреди зловещих песков, но Димыч уже тащил меня назад. Вниз по склону идти было ничуть не легче, чем подниматься. Ноги вязли в песке, а сил становилось все меньше. Дорога назад заняла очень много и сил и времени, но наконец мы добрались до крыльца и подошли к двери. Я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на пустыню, но Димыч потащил меня в дом. Он втолкнул меня в темноту предбанника. Потом он отыскал входную дверь, и мы вошли внутрь. Оказавшись в гостиной, я посмотрел в другой конец зала и увидел, что люди за столом давно заняты своими делами. Никто не обернулся, когда к нам подошла Наташа и накинула мне на плечи что-то наподобие стеганого халата из шкуры с гладким мехом темно-серого цвета. Он оказался удобным и выглядел вполне себе благородно. Наташа осмотрела нас с ног до головы и кивнула, будто бы поняв, что с нами только что приключилось. А вот мне уже были нужны хоть какие-то ответы. Видимо, Наташа поняла это по моему лицу. Она повела нас к небольшому столику возле кухонной зоны, усадила и предложила пообщаться тут, дабы не привлекать внимание собравшихся. Я сидел и смотрел в окно. Там, в белом свете луны, на сугробах искрились снежинки. Я молчал. Вернулась Наташа с графинчиком на подносе и какой-то закуской, переставила еду на стол, наполнила настойкой две стопки, после чего удалилась.

Димыч негромко произнес:

– Ну, спрашивай, что хотел.

Я злобно глянул на Димыча:

– По порядку давай. Что это сейчас было?

– Ты про пустыню? – Димыч пожал плечами. – Пустыня. Даже не знаю, что добавить.

Я хотел на него цыкнуть, чтобы он перестал ломать комедию, но в горле пересохло, и я просто прошипел как змея.

Димыч удержался от смеха. Он подошел к старинному холодильнику, стоящему рядом с рабочей зоной кухни, и вернулся с маленькой бутылочкой минералки, которую я тут же и осушил.

– Пей спокойно, а то опять рыгнешь на весь дом, – подлец старался не смеяться, но давалось ему это тяжело. – Не обижайся. Понимаешь, с этими вратами все непросто. Мы уяснили, что они работают как какой-то настраивающий механизм. Они как бы позволяют активировать в нас очень сложные качества, которые способны даже переносить нас в другие миры. Вот, например, сейчас то, что мы смогли сделать, – это последствия вчерашнего перехода. Твое тело до конца не отошло от вчерашнего перехода и было готово к новому. И я подловил тебя на смущении, чтобы застать врасплох. Я не понимаю, как это работает, но знаю, что работает. После врат остается запас настройки, и если правильно подгадать настроение, то можно скакнуть в место типа того, где мы сейчас были. Эта пустыня всегда за входной дверью. Стоит поймать нужный момент, и ты окажешься там. Я открыл это случайно и смог запомнить настройку на это место. Теперь я могу попадать туда практически когда угодно. Как только я увидел, что ты находишься в подходящем состоянии, решил проверить, смогу ли я и тебя туда затащить.

Я напряженно смотрел в окно. Димыч примирительным тоном предложил выпить и высказать все, что у меня накопилось. Я, не чокаясь, выпил стопку настойки, закусил соленьями и опять уставился в окно.

– Не дуйся, а лучше сформулируй, что так сильно тебя обидело.

Я был уверен, что сейчас-то меня прорвет, и я выскажу, как отвратительно его поведение. Однако мысли метнулись в другую сторону и слегка обиженным тоном я произнес:

– Перед людьми неудобно. Как мне теперь с ними общаться?

Димыч гоготнул, снова подошел к холодильнику, извлек из него бутылку настойки голубоватого цвета и вернулся за стол:

– Ты что, думаешь, что тут кому-то есть дело до того, что у тебя из штанов выпирало хозяйство? Или что ты рыгаешь? Витя с Вадиком вообще и не такое откалывают. Бабки на грани безумия и давно путают свои фантазии и реальный мир. Дед вообще ничего не замечает, что его не касается. Он живет внутри себя и являет собой ходячее спокойствие. Ему устройство лодочного мотора с его лодки куда интересней, чем глубины твоей души. И уж точно ему нет дела до того, глупо ли ты выглядишь. Он может общаться, а может и не общаться. Для него это неважно. А Наташе, скорее всего, стыдно за меня, что я проделал этот номер с тобой. Так что тут не о чем говорить.

Я пожал плечами и посмотрел на красивую бутыль, уже не ощущая никакой злости. Димыч кивнул и разлил, после чего посмотрел на меня, ожидая еще вопросов.

– Я представлял живущих здесь людей совсем иначе.

– Ну да, я же говорил, что тут необычные места и люди необычные. Да и когда начальство тут раньше бывало, всех приучили себя вести по-человечески. Боролись с русской дикостью по пьяному делу. Даже заставили меня местным шмотье хорошее прикупить.

– Понятно. А эти женщины не такие уж и старые с виду. Можно сказать, дамы в возрасте. У меня бывали и постарше, мне кажется. Не постарше, может быть, но что-то уже близкое.

Димыч рассмеялся и потряс меня за плечо:

– Нет, таких точно не было. Они живут тут черт знает сколько. Я думаю, то, что они живут возле врат, делает их такими. Не знаю как, но они и правда выглядят далеко не на свои года.

– А этот дед, кто он?

– А это наш сторож. Он в курсе про врата. И должен признаться тебе, это он и рассказал мне об их местонахождении. Хотя я догадывался, что они где-то на этих болотах. Это очень длинная и непростая история. Пока не знаю, с чего начать. Постепенно мы все тебе расскажем, как есть.

– Значит, врата не случайно нашлись?

– Не случайно. Но первыми там действительно побывали ребята. И готовы они к этому не были. Прошу тебя, не расспрашивай об этом меня или кого-то еще сейчас. Тебе пока не до конца доверяют остальные. Немного подожди.

– Да я уже и не знаю, чему верить. Но вы открываете мне что-то личное и важное, поэтому я могу вас понять. А сторож тоже ходит через врата?

– Ходил. Когда-то очень давно. Он не распространяется на эту тему. Он позвал меня, когда врата опять ожили. Долгое время камни молчали. А когда запели, он сказал, что нужно их раскопать и отправиться на ту сторону, чтобы проверить, все ли там в порядке.

– Хм. А что там может быть не в порядке? – Озадаченно спросил я.

– Я и сам не понял. Он велел нам патрулировать те места, до которых сможем добраться, но пока мы так и не поняли, о чем речь. Он сказал, что когда что-то пойдет не так, мы поймем. Но, слава Богу, как я и сказал, все спокойно, и мы просто изучаем тот мир. Вернее, мы только начали это делать.

– Так чего же старик вам не помог там освоиться, если он в курсе всех дел?

– Не знаю. Это было его условие, что мы не посвящаем никого в эту тему и не расспрашиваем его.

– Ну а как же я?

– А что ты? Про тебя нам тоже он сказал. Сказал, что должен быть шестой человек. Мы хотели кого-то подыскать, но он сказал, что шестой придет сам, и его не нужно искать. Так и вышло.

– Да, вопросы множатся.

– Не у одного тебя.

Мы выпили еще по одной.

– Пойдем к гостям. Время на разговоры у нас еще будет.

Я кивнул, застегнул свой новый наряд на все пуговицы, обнаружив, что он приталенный, и мы направились к столу.

Смущения я уже практически не испытывал, да и присутствующие не проявляли ко мне интереса. Две женщины у окна негромко обсуждали, что наконец много снега, и что, даст Бог, осадков станет больше, и вода начнет возвращаться в реки. Вадик и Витя налегали на салаты и закуски. Старик по-прежнему грелся у камина. А Наташа с Димычем принесли горячее и напитки. Время закусок я, похоже, пропустил, чему несильно огорчился, поскольку уже очень хотелось съесть что-то существенное. Существенным оказался тушеный кролик и пюре. К этому я добавил квашеной капусты и маринованных огурцов. Наташа предложила попробовать ее брусничный морс. Я обожал морсы и с удовольствием подставил большой хрустальный стакан к графину в ее руках. Трапеза выходила очень даже приятной. Одна из дам мило поглядывала на меня, изображая что-то вроде кокетства, а Витя, видимо, принявший накануне, раздухарился и рассказывал какие-то презабавнейшие случаи из своей работы на заводе. Все они были связаны с пьянками за спиной у директора и тем, как ловко Витя и его помощник выходили из этих ситуаций. Истории и впрямь были очень смешные, хотя и заканчивались периодически каким-нибудь членовредительством. Наташа за всеми ухаживала, предлагая попробовать что-то из съестного. А Димыч подливал в опустевшие бокалы и говорил краткие тосты. Неожиданно одна из дам, та, что была в сиреневом платье и накинутом на плече платке, и чью шею прикрывали струящиеся темно-рыжие волосы, обратилась ко мне:

– Александр, а о чем Вы пишете? Это художественное произведение, как я понимаю?

Я опять оказался в несколько затруднительном положении, поскольку, во-первых, не был писателем. А во-вторых, хотел бы ответить так же, обратившись к человеку по имени, однако имен женщин и старика я уточнить не удосужился. Но в этот раз у меня было два козыря. Первый – я уже не так смущался, как раньше. Козырь второй – я был уже немного пьян и в таком состоянии мог задвигать что угодно. Например, что нас с Джонни Деппом воспитывал Хантер Томпсон, но я, в отличие от Деппа, застал Хантера в расцвете сил, хоть и был фактически еще ребенком. Однако откровенно врать было не с руки, ия решил импровизировать. К своему удивлению, я рассказал фактическую правду, которую просто не формулировал для себя прежде. Приврать пришлось совсем немного:

– Знаете, я увлекся писательством не так давно. Прежде занимался бизнесом, но не получал от этого особого удовольствия. А не так давно вспомнил, что в молодости у меня неплохо выходило писать. Писал я в основном для себя, только пару рассказов отправил в журналы. К моему удивлению, оба были опубликованы. Но было это в юности, и я решил оживить в памяти свои навыки. Достал старые наброски романа и начал ими заниматься. У меня есть друг редактор, однажды он гостил у меня на даче, и я показал ему свои работы. Ему очень понравилось, и он сказал, что я мог бы вполне написать стоящий роман, а он бы довел его до ума, а потом договорился с издательством о публикации. Он даже показал часть моих рукописей издателю, и тот тоже лестно отозвался о них. С того момента я взялся за роман всерьез, но, несмотря на то, что я оставил свою работу и постарался отключиться от прежних забот, городская жизнь так и не давала мне настроиться на творчество. Я ждал момента, когда окажусь вдали от мирской суеты и смогу погрузиться в свою работу. Надеюсь, что уж тут-то у меня все получится.

Мой монолог, который странным образом сложился в мини-исповедь, был прерван грубейшим образом второй дамой. Она выглядела старше всех. На лице было немало морщин, а волосы практически полностью поседели.

– Нихера не выйдет, – не смотря на меня и не отвлекаясь от кроличьей лапки, пренебрежительно выдала она.

За столом воцарилась тишина. Только Наташа ойкнула. Да Витя пытался засмеяться, но набитый картошкой рот не позволял. Я опять оказался сбит с толку и введен в замешательство.

– Что не выйдет? – робко поинтересовался я.

– Эта твоя писанина, – как ни в чем не бывало отрезала старуха. И продолжила грызть кролика.

– Это почему вы так полагаете?

– Если бы тебе было что написать, тебе не помешала бы работа в офисе и выходные с друзьями на даче. Хорошему писателю не помешают снаряды, рвущиеся по краям от мокрого окопа, в котором он сидит второй год.

– Ну, это уж совсем ерунда, – не выдержал я. – Что же это, Есенин и Пушкин тоже в окопах сидели?

– Они не писатели, а поэты. Это не совсем одно и то же, – проворчала седая дама, – хотя и вокруг них рвались метафорические снаряды.

Хотелось выпалить какую-нибудь грубость этой старухе с ее метафорическими пелевинскими снарядами, но я удержался.

– Ну так что же это были за снаряды, не могли бы вы уточнить?

– Снарядов не было, дурья башка. А просто они себя не жалели и не пеняли на обстоятельства, как ты. Им, чтобы жопу помыть, нужно было воду из колодца принести и на огне погреть. А твоя трагедия – это пробки, налоги и телефонные звонки по работе в неурочное время. Я уже не говорю про другие сложности, которые их лупили по мордасам каждый день. Те сложности, которые ломают нынешнюю молодежь в два счета.

Наташа хотела вмешаться, встав из-за стола, но Димыч удержал ее и усадил на место.

Я опешил от этой тирады и как-то уже несколько жалобно выдавил:

– Ну, воду им носили и грели их люди.

Старуха кинула кость в тарелку и посмотрела на меня с прищуром.

– А ты в метафорах и аллегориях не силен, я смотрю. Причем тут их люди, хотя и люди им даны были заслуженно, по всей видимости, а вот тебе людей доверять нельзя. Речь о том, что они и с людьми и без держали себя в таких ежовых рукавицах, что тебе и не снилось.

– Ну, какие рукавицы… Они и пьянствовали, и распутствовали, и пускались во все тяжкие. Не сказать, что держали себя.

Старуха махнула в мою сторону рукой и продолжила изливать желчь:

– Дак тебе расскажут еще и не то. Всегда полно подлецов, которые завидуют. Да и что мне их пьянство и распутство. Это их выбор, понимаешь? Они себя знали и были такими, как есть. Да, были смятения, как и у любого, особенно у молодых, но они каждый раз брали себя в руки и продолжали выполнять свою роль. Ту роль, что им Всевышний уготовил. А роль была в том, чтобы показать, как даже слабое сомневающееся существо может брать себя в руки и творить прекрасные вещи.

Рыжая дама, сидевшая рядом со старухой, смотрела на меня с любопытством и продолжала кокетничать, улыбаясь мне. Улыбка обнажала не по возрасту крепкие зубы.

– Ну так от Всевышнего они, судя по многим их поступкам, были далековато, – неуверенно пробубнил я.

Старуха привстала и подвинулась в мою сторону.

– А это твое глупое мнение. Мнение того, кто считает, что Всевышний – простак на облаке. Он по делам судит и по жизни в борьбе, а не по мнению злобных хмырей, не в силах сделать хоть что-то серьезное в своей жизни.

Тут Наташа не выдержала и, всплеснув руками, произнесла тихим, но настойчивым тоном:

– Я требую от вас, Дарья, чтобы вы немедленно прекратили!

«Дарья, вот как зовут эту грымзу», – подумал я. Мне было необходимо реабилитироваться в глазах присутствующих:

– Наташенька, я согласен, что этот разговор не приведет ни к чему хорошему, по всей видимости. Но позвольте тогда мне уж ответить на обвинения, а потом мы перейдем к более приятным темам.

Наташа кивнула. Все внимательно смотрели на меня. Только старик продолжал пялиться в огонь. Да Вадим сверлил взглядом графин. Его интересовал разговор разве что в одном аспекте – когда он закончится и можно будет продолжить есть и пить.

– Видите ли, Дарья, мы живем несколько в другое время. Слава Богу, не рвутся снаряды где ни попадя, и есть электричество с водяными насосами и множеством других полезных вещей. И, в общем-то, в мире жить стало намного легче и комфортнее, благодаря чему у людей и появилась возможность тратить больше времени и сил на творчество и создавать что-то, помимо изображений с сюжетами охоты с копьем на оленей. И в наше время, как никогда, появилось много талантливых писателей и деятелей в других областях культуры. И что, возможно, с такими авторитетами, как писатели золотого века, нашим нынешним российским творцам тягаться сложно, но все же есть немало примеров… – я запнулся, подбирая примеры. – Возьмем хотя бы Быкова, Прилепина, Акунина, Улицкую, Пелевина. Да дажеСорокин и многие другие, разве они не показывают, что на нашей земле и в наше время множество незаурядных творцов?

Писателей пришлось назвать одних из самых популярных, поскольку других я не смог сразу припомнить. Мне показалось, что я произвел впечатление на присутствующих. На всех, кроме старика у камина и Вадика у графина. А старуха всплеснула руками и встала:

– Читали вашего Сорокина. Жиденькая, вонюченькая и тепленькая дрисня.

Старуха направилась к уборной, ворча на ходу:

– Надо смыть с себя кролика. И ваши душные высказывания.

Выходя из зала, она, не оборачиваясь к нам, добавила:

– И празднуем из-за этой важной персоны позже. Тоже мне, ждем, когда барин появится. Еще и Прилепина записал в странную компанию.

Последнее слово таки осталось за старухой, а я пытался понять, неужто она читала названных авторов и даже Сорокина. Тогда я и в самом деле пойман с поличным. А еще, выходит, и задержал праздник.

Наташа, стараясь разрядить обстановку, предложила выпить и проводить старый год, где нам, по ее словам, надо оставить всякую мелочность и другие неприятные черты наших характеров.

Димыч наклонился ко мне и сказал:

– Шикарная бабка, скажи? Любит читать. Привожу ей все новинки.

Я мрачно кивнул:

– Мог бы и предупредить. Да и праздник из-за меня не задерживать.

Димыч улыбнулся и негромко сказал:

– Не бери в голову, она всегда такая, и никто не воспринимает ее наезды всерьез. Ты еще хорошо отделался. Хотя она и посадила тебя немного в лужу.

– Да уж, что я могу противопоставить дрисне.

Димыч усмехнулся и громко объявил:

– Дамы и господа, а не послушать ли нам «Венгерский танец» Брамса? Давайте уже настраиваться на возвышенный лад и Новый год, в конце концов.

Он направился к невысокому комоду между книжных полок, на котором под небольшой скатеркой оказался граммофон. Димыч полез в комод и начал перебирать пластинки. Тем временем в зал вернулась старуха. Она будто уже забыла о только что имевшем место неприятном разговоре, как-то совершенно беззаботно подошла к Наташе и попросила налить ей домашнего коньячка, если остался. Наташа ушла за коньяком, а зал наполнила музыка Брамса. Седая дама стала покачиваться, ловя ритм. Меня удивила такая перемена в ней, и я понял, что уже и не сержусь на нее вовсе. Может быть, только самую малость. Дама смотрела куда-то за меня. Я обернулся и увидел кружащегося в танце Димыча. Его туфли поочередно взлетали в воздух, описывая дугу. Руки ловко скользили в воздухе, то прижимаясь к телу, то хлесткими движениями расходясь в стороны. Он то кружился, то останавливался, делая что-то вроде поклона, и потом, устремляясь за мелодией, оставаясь практически в том же согнутом положении, начинал танцевать только ногами, а тело и руки подключались потом. Зрелище было изумительным. Ах, как я ему завидовал в этот момент. Как мне порой хотелось вот так, в движении, показать свои чувства. Стало немного грустно оттого, что Бог не наградил меня талантом танцевать или петь.

Наташа вернулась с коньяком и предложила нам с Дарьей выпить за примирение. Я поддержал, а дама то ли хотела поиздеваться надо мной, то ли я и вправду ее больше не раздражал, ответила с каким-то вызовом:

– Тогда уж на брудершафт.

Я был удивлен, но отказывать даме выпить на брудершафт было не в моих правилах. Я принял вызов, и мы перекинули руки с бокалами одна через другую. Дама пахла какими-то очень приятными духами, напоминающими детство: чувствовался аромат лаванды и чего-то еще очень теплого. Она смотрела на меня своими пронзительным колкими глазами, не отрываясь. Когда мы допили и стали опускать руки, дама ловким движением поставила бокал на стол и, придвинувшись ко мне, смачно чмокнула в губы. Потом ловко выскользнула от меня и присоединилась к танцу Димыча. Я, опешив, остался стоять на месте. Наташа залилась смехом, а я никак не мог понять этого перевоплощения. Дама, еще минуту назад казавшаяся мне брюзгливой старухой, только что, выпив на брудершафт коньяку, одарила меня поцелуем и теперь, как молодая девушка, кружилась в танце с Димычем.

Я сел на лавку у стола, а Наташа схватила меня за руку и тоже потащила танцевать. Я был смущен, не понимая, как буду это делать, но Наташу это не заботило, она начала кружиться вокруг меня. И я как-то незаметно для себя тоже начал двигаться в ритм музыке. Выходило, похоже, коряво. И мой странный наряд норовил запутаться у меня в ногах. «Ну и плевать, – подумал я, – эти люди и так меня уже засмущали, позволю себе хотя бы расслабиться наконец».