Текст книги "Миссис Ингланд"

Глава 9

Мистер Ингланд не ошибся: кузня стояла на повороте тракта, шедшего через пустошь. Строение мы увидели издалека – оно распласталось на выступе холма под водянисто-серой гладью неба, словно одинокий камень на морском дне. Земля здесь была бесплодная, а редкие деревца, за которые цеплялся взгляд, почти не защищали от ветра, дувшего так, что нам пришлось придерживать шляпы.

Дети бежали впереди, а ветер играл их одеждой. По пути попадались домики фермеров, но вокруг, сколько хватало глаз, стелилась пустошь – суровая земля, где жизнь пробивалась с трудом.

Я заметила колеса и решетки, сваленные во дворе, и поняла, что дети неизбежно вернутся грязными. Мистер Шелдрейк, выйдя из кузни, приветственно махал рукой и широко улыбался. Без белой крикетной формы, в кожаном фартуке и с перепачканным лицом он был почти неузнаваем.

Кузня примыкала к старому приземистому дому с узкими окнами-бойницами, защищавшими от ветра. Дом стоял на отшибе, опасно открытый всем взорам; и хоть дорога проходила рядом, вокруг не было ни единого жилища.

– Добрый день! – поздоровался мистер Шелдрейк.

Приблудившаяся овечка с любопытством смотрела, как мы шагаем по дороге.

– Добрый день! – хором ответили дети, и в следующий миг из ворот прямо на нас вылетела овчарка.

– Тихо, Сэм! – Мистер Шелдрейк схватил собаку за загривок и оттащил в сторону, но на моем фартуке уже красовались грязные следы от лап. – Прошу прощения. Надеюсь, вы не боитесь собак.

Я ответила, что не боюсь. Дети обступили Сэма, который радостно лаял, приглашая играть.

– Пока не заходите, постойте здесь, – попросил мистер Шелдрейк.

С этими словами он зашел за кузню и вернулся с хлопковыми фартуками. Фартуки оказались взрослого размера, и дети в них утонули, особенно забавно смотрелась Милли.

– Я предвидел нечто подобное, – рассмеялся мистер Шелдрейк. – Пойдемте, сейчас все исправим.

Мы последовали за ним в глубь двора. На каждом шагу валялся металлолом самых разных размеров и форм: длинные жерди, ржавые плуги, сломанные механизмы. Ненадолго оставив нас у входа в кузню, мистер Шелдрейк появился с иголкой в руке и с ниткой, зажатой в зубах. Он наскоро подшил фартук Милли. Саул встал в очередь следующим, но, в отличие от Декки, он не подметал своим фартуком пол. Закончив работу, мистер Шелдрейк воткнул иголку в пояс с инструментами, которую носил на талии.

– А вы знали, что кузнецы – мастера шить? – В его речи, приправленной местным акцентом, чувствовалось что-то еще: в конце каждого предложения интонация шла вверх.

Я поправила свой фартук и толкнула коляску внутрь. В кузне царил полумрак: свет струился лишь через пару узких окошек, да в горне, занимавшем почти всю дальнюю стену, полыхали вишнево-красные языки пламени. В углах громоздились кучи металлолома, а на остальных трех стенах друг над другом висели десятки и десятки инструментов, назначение которых мне было неизвестно. На грязном полу напротив домашнего камина стояла пара стульев в ярких чехлах и стол со скатертью из той же материи. Мистер Шелдрейк предложил мне сесть. Свет сюда почти не проникал, казалось, будто мы в пещере или в сказочной хижине. Дети рассматривали разные предметы, и их пальцы тут же становились черными. Мистер Шелдрейк показал, как надо качать мехи, чтобы раздуть угли. Сначала за мехи взялся Саул, потом Декка. Причем, когда вылетевшая из горна искра попала ей на фартук и медленно потухла, Декка даже не шелохнулась.

Чарли уснул еще в дороге и не ведал о том, что творилось вокруг. Покачивая коляску, я издалека смотрела на детей и мистера Шелдрейка, который показывал, как сделать подкову. Он сунул в огонь стальной прут, а потом загнул, словно податливое тесто, на специальном «роге» на конце наковальни. Дети, а вместе с ними и Сэм, сопящий у их ног, следили за тем, как подкова, остывая, превращалась из ослепительно-красной в мягко сияющую янтарную и наконец стала тускло-серой. Мистер Шелдрейк работал быстро, с оглушительным звоном обрушивая молот на наковальню. Я впервые видела, чтобы дети настолько увлеклись; даже Милли сосредоточенно закусила губу.

Кузнец снова раскалил подкову на огне, затем приставил к ней зубило и точными движениями ударял по нему молотом, словно не чувствуя жара или тяжести инструмента. Я невольно обратила внимание, как под лоснящейся от пота кожей перекатываются мускулы его рук.

– Няня Мэй, посмотри! – позвал меня Саул.

Я подошла к детям и, отодвинув их подальше от горна, стала смотреть, как подкову последний раз раскаляют в огне. А потом Декка под руководством мистера Шелдрейка сунула ее в бочку с водой, и там подкова с облегчением зашипела.

– Теперь до нее можно дотронуться? – поинтересовалась я, когда кузнец вернул подкову на наковальню.

Мистер Шелдрейк кивнул, и мы все провели по ней пальцами. Подкова была теплая, как свежевыпеченный хлеб.

– Держи. – Он вручил подкову Милли, которая крепко прижала ее к груди.

– А можно выковать еще одну? – спросил Саул.

– Конечно!

– А почему здесь так темно? Вам не хотелось сделать побольше окон?

– Я должен видеть, как сияет металл. В этом деле свет лишь помеха.

– А мне нравится, когда темно! – важно заявил Саул. – Иногда перед глазами слишком много вещей.

Мистер Шелдрейк взял клещами чугунный прут.

– Понимаете, металл – штука хитрая. Подчинить его силой не выйдет, только ловкостью. Надо объяснить металлу, что вы от него хотите, и времени на это в обрез. Отвлекаться нельзя, например, дверь открыть или нос почесать, иначе все насмарку. Тут главное не зевать и работать точно. Вот эту штуку, – он повернул к нам клещи с чугунной заготовкой, – можно превратить в болт. В кочергу или нож. Или в ложку. Во что угодно. Но металл – слуга, а не раб и против своей воли ничего не сделает.

Из стоявшей поодаль коляски раздался крик Чарли, и я поспешила к нему, чтобы успокоить погремушкой. Малыш сел, огляделся вокруг и протянул ко мне ручки, требуя, чтобы я вытащила его из коляски.

– Нет, – покачала головой я. – Придется тебе посидеть тут.

Отказ привел Чарли в ярость. Личико малыша сделалось ярко-красным, и он заорал во все горло.

Я подозвала Декку, и она пробралась ко мне в полутьме.

– Вывези, пожалуйста, коляску с Чарли на улицу. Я бы и сама справилась, но не могу бросить вас без присмотра.

– Да, няня, – безропотно ответила Декка.

Дневной свет резанул по глазам, и я поскорее закрыла за Деккой дверь и вернулась к остальным детям.

– Юный хозяин попросил изготовить рыцарский шлем, – серьезно произнес мистер Шелдрейк. – Вряд ли мы за сегодня это осилим.

– Тогда меч!

– Я не делаю оружие.

Пламя в горне дышало неистовым жаром, и от мистера Шелдрейка, казалось, исходила та же огненная энергия. Я шагнула назад, мечтая вытереть лицо прохладным платком.

– А давайте что-нибудь починим? – предложил кузнец и рывком распахнул входную дверь, снова нас ослепив. Я заморгала: перед глазами маячил след от яркого прямоугольника.

– Мы скоро пойдем домой, – предупредила я детей.

– Нет! Я хочу остаться здесь! – потребовал Саул.

– Что за тон?

– Я бы хотел остаться, если можно.

– Ты посмотришь, как мистер Шелдрейк делает еще одно изделие, а потом мы вернемся домой на чай. Уже три часа.

– А можно мы придем сюда завтра?

– Мистера Шелдрейка ждет работа.

– Я буду ему помогать!

– Не думаю, что ему нужен ученик, – улыбнулась я.

Наконец, мистер Шелдрейк вернулся со сломанными вилами.

– Кто знает, что это такое? – спросил он.

– Такой штукой ест великан! – ответила Милли.

– Прекрасная идея, мисс, но это кое-что менее приятное: вилы для навоза.

– Фу-у-у! – воскликнули дети одновременно с восторгом и отвращением.

– Эту вещицу я привез с собой из Австралии и уже сто лет мечтаю ее починить.

– Вы были в Австралии? – вырвалось у меня.

– Я прожил там почти десять лет.

– Этим выгребают кучки? – скривив лицо, поинтересовался Саул.

– Те, что оставляют овцы, коровы, лошади и слоны.

Дети захихикали.

– Боюсь, вы выбрали не самый удачный предмет, – вмешалась я.

– Прошу прощения, – смущенно произнес кузнец, и дети снова рассмеялись.

– А есть что-нибудь более приемлемое, о чем они могли бы рассказать родителям?

– Наверняка. Сейчас глянем, что там завалялось. – Он пошарил в кучах металлолома возле горна и принес длинную вилку для тостов[41]41
  Вилка для тостов – длинная металлическая вилка для поджаривания хлеба на огне.


[Закрыть].

– Скукотища, – разочарованно протянул Саул. – Я хотел чинить навозные вилы.

– Если поможешь с вилкой, я разрешу забрать ее домой для вашей поварихи. А знаете, что поджаривают на огне в Австралии? Пастилу! – Дети слушали как зачарованные. – Ведите себя хорошо, и, может быть, нянечка купит вам немного пастилы. И тогда, поджаривая кусочки пастилы в камине детской, вы представите, будто устроили пикник!

– Няня, – поправила я.

– Не понял?

– Я не нянечка. Я няня.

Мой голос прозвучал слишком жестко. Видимо, я еще не успокоилась после того, как Конрад Грейтрекс сделал ту же ошибку.

В кузне повисла тишина. Было слышно, как в горне ревет пламя.

– Приношу свои извинения, – проговорил мистер Шелдрейк, удивленно глядя на меня.

Даже самодельные фартуки не уберегли одежду детей от грязи и пыли, и к тому времени, когда мы пришли домой, у меня оставалось лишь пятнадцать минут, чтобы отмыть и переодеть своих подопечных. Отправляясь за водой, я попросила их снять испачканные вещи. Но когда я вернулась, старшие просовывали вилку для тостов в каминную решетку, а Милли цокала подковой по полу, воображая, что по детской скачет лошадь. Я быстро натянула на девочку свободное домашнее платьице и принялась расстегивать кнопки на ботинках Саула. Декку, застывшую возле своей кровати, я попросила принести губку. Когда руки и лица детей были вымыты, вода сделалась черной. Проклятие! Из-за двери донеслось дребезжание посуды на чайном подносе.

– Декка, снимай одежду, – скомандовала я.

– Пока я буду переодеваться, чай остынет, – ответила она.

– Нельзя же садиться за стол такой замарашкой. Мы с тобой управимся за минуту.

– Я не против остаться в платье.

– Но оно все в пыли. Сейчас я тебе помогу.

Опустившись на колени, я развязала Декке передник[42]42
  Передник – девочки носили декоративные передники поверх платьев.


[Закрыть], бросила на кучу грязной одежды у двери, а затем расстегнула ей платье. Девочка самостоятельно сняла его, аккуратно сложила поверх остальных вещей и переоделась в чистый домашний наряд, который я перед ней держала.

– Мне убрать нашу одежду в мешок для стирки? – спросила Декка.

– Ты бы мне очень помогла, – улыбнулась я.

– Я могу отнести его вниз к Эмили.

– Это было бы просто чудесно! Спасибо!

Я так привыкла к ее помощи, что иной раз воспринимала инициативу девочки как должное. Я застегнула Декке платье, и она помчалась вниз, размахивая мешком. В соседней комнате я усадила Саула и Милли за стол, а Чарли – на его высокий стульчик и стала подавать чай. Вспомнив, что забыла надеть малышу слюнявчик, я отправилась в спальню. Там я заметила Декку, которая уже вернулась и прятала что-то у себя под подушкой.

– Как ты быстро!.. Что делаешь? – поинтересовалась я, доставая слюнявчик из шкафа.

К моему великому изумлению, у нее сделался смущенный или даже виноватый вид. Она отдернула от подушки руку, будто обожглась.

– Все в порядке? – забеспокоилась я.

– Да. – Уши Декки стали ярко-красными.

– Что это ты сунула под подушку?

– Ничего.

На мгновение повисла тишина. Затем я протянула руку.

– Декка, ты ведешь себя странно. Что там у тебя?

Мы глядели друг на друга в упор, и тут мне стало не до шуток.

– Дай сюда, – потребовала я.

Она никогда не капризничала, не спорила и сейчас впервые отказалась подчиниться. Мы одновременно шагнули к кровати, но Декка меня опередила. Молниеносным движением она выхватила что-то из-под подушки (раздался хруст мнущейся бумаги) и, зажав в руке, прижалась к кровати спиной.

– Да что там у тебя, в конце концов?

– Ничего.

Заметив, что Декка напугана и растеряна, я присела перед ней на корточки и тихо спросила:

– Это твое?

Она в отчаянии прикусила губу и замотала головой.

– А чье тогда? Мое?

Снова отрицательное покачивание головой.

– Декка, ты должна мне сказать.

– Не могу.

Быстрым движением я схватила предмет, который Декка прятала за спиной. Это оказался конверт. Девочка без сопротивления позволила мне его забрать. Конверт был не надписан.

– Кто тебе его дал? – поинтересовалась я.

– Мистер Шелдрейк. – Она сглотнула от волнения.

– Мистер Шелдрейк? – Я озадаченно нахмурилась.

Декка глядела на меня своими огромными карими глазами.

– С какой стати мистер Шелдрейк дал тебе конверт? Странно. Он что-нибудь сказал?

Я хотела открыть конверт, но Декка меня остановила.

– Он просил не смотреть.

– Почему?

– Письмо не для меня, – прошептала девочка.

– А для кого же?

– Для мамы.

Я пораженно молчала. Из соседней комнаты раздавался звук голосов и звон чайной посуды, громко тикали в кармане мои часы. Я облизнула губы.

– Что именно он тебе сказал? Декка, что он сказал?

– Мистер Шелдрейк просил передать это маме.

– Когда? Когда он успел?

– Пока я была на улице.

– Но почему он не передал письмо мне? – допытывалась я.

Декка молчала.

– Я немедленно сообщу вашему отцу, – заявила я, с хрустом сжимая конверт.

Конечно, я не собиралась ничего ему говорить. Письма – дело частное. И я понимала это, как никто другой.

– Не надо! Пожалуйста! – умоляла Декка. – Он просил, чтобы я никому не говорила.

У меня в голове завертелись самые разные предположения, но я все время возвращалась к одной и той же мысли: либо миссис Ингланд не ждала письма от кузнеца Шелдрейка, либо как раз наоборот. А следовательно, они состояли в переписке. Что означало… А что это означало?

Я сунула письмо в карман и взяла Декку за руки.

– Предоставь это мне, – сказала я. – Я поговорю с твоей мамой и обещаю, что никому больше не скажу.

В тот вечер миссис Ингланд, оправившаяся после головной боли, спустилась в гостиную. На фоне розовой обивки дивана хозяйка выглядела усталой и поблекшей, однако, завидев детей, сразу оживилась, села ровнее и подавила зевок. Я внутренне разрывалась, не зная, когда лучше заговорить с ней о письме. Стоило ли поднимать эту тему, пока мистер Ингланд дома и есть риск, что он услышит наш разговор? Но кого, собственно, я защищала? Письмо жгло мне карман, заставляя чувствовать себя соучастницей преступления. Я не сомневалась, что рано или поздно кто-нибудь из детей вытащит конверт из моего фартука и мне не удастся сохранить невозмутимое лицо.

– Итак, дети, – начал мистер Ингланд, обрезая сигару. Коричневый комок упал на ковер возле юбок миссис Ингланд, туда же, где валялись остальные обрезки. Хозяин поджег сигару и затянулся с таким блаженством, словно ждал этого момента весь день. – Рассказывайте, как сходили, – донесся из клубов дыма его голос.

Миссис Ингланд обвела детей взглядом. Милли достала из-за спины маленькую подкову, Саул выставил вперед, будто шпагу, вилку для тостов.

– Что это у вас? – удивилась миссис Ингланд.

Милли, лопаясь от гордости, вручила матери подкову. Декка стояла возле меня, у двери.

– Подкова! – обрадовалась хозяйка. – Где же вы ее взяли?

– Нам ее сделал мистер Шелдрейк! – ответила Милли.

Возникла пауза, и я заметила, что миссис Ингланд улыбается через силу.

– Кто-кто, дорогая? – наконец, переспросила она.

– Мистер Шелдрейк, кузнец!

Я пристально всматривалась в лицо миссис Ингланд. В какой-то момент ее горло судорожно дернулось.

– А кто это?

– Они встретили его вчера, правда, дети? – прислонившись к пианино, заговорил мистер Ингланд. Позади него с портрета невозмутимо взирал Чемпион Грейтрекс. – И он пригласил их к себе в кузню, чтобы показать, как делает разные предметы.

Мистер Ингланд кашлянул в кулак и вновь затянулся сигарой.

– Весьма любезно с его стороны, – добавил он. – Ну что, дети? Вам понравилось?

– Там было очень интересно! – отозвался Саул. – Я помогал чинить вот эту штуку.

– А что это?

– Кинжал!

– Вилка для тостов, – возразила Милли. – Он просил меч, но мистер Шелдрейк сказал, что не делает оружие.

– Ха, какой миролюбец! – Мистер Ингланд стряхнул пепел в одну из больших хрустальных пепельниц, повсюду стоявших в доме. – И что нового ты усвоил?

– Что металл скорее слуга, а не раб, – проговорил Саул.

– В каком смысле?

– Металл можно научить, но не заставить.

Усы мистера Ингланда дернулись.

– А что скажет няня Мэй? – поинтересовался он.

– Экскурсия очень познавательная, сэр, – сглотнув, ответила я.

Он кивнул и с улыбкой повернулся к старшей дочери.

– Декка, ты еще ничего не сказала. Как тебе ваш поход?

Девочка молча мяла в руках подол своего платья. Ее мать застыла, не сводя с нее глаз.

– Мне было интересно, – наконец выдавила Декка.

– Хорошо. А ты что-нибудь получила в подарок? – спросил мистер Ингланд.

– Для меня там ничего не оказалось, папа.

Декка взглянула на мать, и на лице миссис Ингланд промелькнуло неопределенное выражение. Хозяйка вдруг обмякла на диване и прикрыла глаза, словно у нее опять разболелась голова.

– Я должен отдать вилку миссис Мэнньон, – грустно признался Саул.

– Я тебе так скажу: любому парню не помешает вилка для тостов на случай пикника. А у миссис Мэнньон уже есть прекрасная вилка, – заметил мистер Ингланд.

Саул обрадовался и убрал вилку в карман. В этот миг Чарли резво прополз по ковру и потянулся к сигарному обрезку. Быстро нагнувшись, я успела вытащить трофей из маленькой ладошки. Мистер Ингланд протянул мне забитую окурками пепельницу. Я благодарно кивнула и подошла к нему, осознавая, что письмо в моем фартуке находится в опасной близости от хозяина дома. Сгорая от своей двуличности, я с натянутой улыбкой бросила обрезок в пепельницу.

Тем же вечером, пока мистер Ингланд курил внизу, я поднялась на второй этаж. Чуть раньше в гостиной миссис Ингланд сказала, что снова чувствует головную боль и будет ужинать у себя. Я прислушалась, как слуги убирают со стола чайную посуду, потом щелкнул замок кабинета. Тогда я пересекла лестничную площадку и постучалась к хозяйке. Миссис Ингланд открыла в ночной рубашке; распущенные темно-золотистые волосы струились по плечам, доходя почти до талии.

– Мэм, могу ли я зайти на минутку?

Она озадаченно нахмурилась, затем распахнула дверь шире, и я вошла внутрь. Миссис Ингланд присела на край кровати, словно маленькая девочка.

Тихо закрыв за собой дверь, я протянула ей теплый измятый конверт.

– Я обнаружила это у мисс Декки, мэм.

Миссис Ингланд внимательно посмотрела на конверт с обеих сторон.

– Что это? – поинтересовалась она.

– Письмо от мистера Шелдрейка.

– От кого?

– От кузнеца, мэм.

Ее черные глаза прожигали меня насквозь.

– Мистер Шелдрейк без моего ведома передал письмо Декке и попросил вручить вам. Он сказал, что никто не должен об этом знать. Декка очень не хотела показывать письмо.

– Понятия не имею, что взбрело ему в голову. Вы читали письмо?

– Нет. Конечно, нет.

– Видимо, он предлагает свои услуги, – с заметным облегчением произнесла миссис Ингланд. – Но у нас замечательный кузнец.

С этими словами она небрежно бросила письмо на кровать.

– Не хочу влезать не в свое дело, мэм… – Во взгляде миссис Ингланд читалось недоверие, поэтому мне приходилось очень тщательно подбирать слова. – Если вы не желаете получать письма от мистера Шелдрейка, я ему так и скажу. Это был совершенно неуместный поступок.

– Откуда вы знаете Томми Шелдрейка?

– Я его не знаю, мэм. Видела пару раз на прогулках с детьми. Мистер Шелдрейк пригласил нас в кузницу, желая показать детям свою работу, и мистер Ингланд посчитал, что детям понравится.

– Не нужно больше их туда водить. Держите детей подальше от него. Вы меня поняли? Вас это тоже касается.

– Слушаюсь, мэм.

Она взглянула на конверт и, быстро облизнув губы, проговорила:

– Буду очень признательна, если вы никому не скажете о нашем разговоре. В любом случае дело не стоит и выеденного яйца.

– Слушаюсь, мэм.

Я вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. И тут меня осенило: в нашем разговоре лишь одна из нас назвала кузнеца «Томми», и это была не я.

Я уложила Чарли и выкупала остальных детей. Валясь с ног от усталости, я с трудом поднимала дымящиеся кувшины. После событий сегодняшнего вечера Декка не проронила почти ни слова. Она сгорбилась в воде возле бортика ванны и молча ковыряла ногтем кусок мыла. Во время банных процедур стеснительная девочка старалась прикрыться, сидя с прижатыми к себе коленями и сдвинутыми ногами. Я дала себе зарок отныне мыть Декку одну, вспомнив, как начала смущаться в ее возрасте.

– А чем это пахнет? – насторожился Саул.

Я принюхалась: пахло дымом.

– Наверное, лампы коптят.

Я намылила волосы Милли и повернулась к умывальнику, где лежала ее расческа. Фарфоровую чашу для бритья, которой пользовался мистер Ингланд, не вынесли: в грязно-серой воде плавали остатки пены. Рядом лежала испачканная бритва. Я взяла расческу и занялась волосами Милли.

– Больно, няня! – заорала она.

– Прости.

Из соседней комнаты донеслись громкие голоса: женский и мужской. К ванной примыкала спальня мистера Ингланда, за которой находилась комната хозяйки. Вскоре сомнений не оставалось: между супругами происходила ссора или даже бурный скандал. Судя по запаху, горело дерево, а не керосин или древесный уголь, который почти не дымит.

Я выглянула из ванной. Лестничную площадку окутал туман. Я закашлялась и замахала рукой, разгоняя дым. Дверь в спальню миссис Ингланд была распахнута. По лестнице поднялась Блейз с ведром и торопливо прошла туда.

– Почему ты не позвала прислугу? – раздался голос мистера Ингланда. – Разве можно так разжигать огонь? Откуда взялись эти дрова?

– Все в порядке, сэр? – спросила я, подойдя к двери.

Хозяин высунул голову в коридор.

– Миссис Ингланд захотелось разжечь камин, и она решила, что справится сама. Не волнуйтесь, мы уже все потушили.

Раздалось шипение воды на горячих дровах, и мистер Ингланд вернулся в комнату.

– Что это? – спросил он кого-то.

Стоя на лестничной площадке, я подумала, что в кузнице в бочке с водой так же шипел остывающий металл.

– Спасибо, Блейз, – довольно прохладным тоном произнес мистер Ингланд и, когда служанка вышла, закрыл за ней дверь.

Блейз мельком взглянула на меня, будто призывая в союзницы, и понесла пустое ведро вниз. Я прислушалась к звукам за дверью еще на мгновение, но все было тихо.

Когда я вошла в ванную, дети повернули головы ко мне, словно цветы к солнцу.

– Что случилось? – спросила Декка.

– Твоя мама хотела развести огонь.

– Я умею разводить огонь! – похвастался Саул. – Папа научил!

– Мне холодно, – пожаловалась Декка.

Я помогла детям вылезти из воды по одному, вытерла каждого насухо и одела в ночные сорочки. Затем строго велела ложиться спать, а сама отправилась вниз. Блейз, сидя за большим кухонным столом, ела печенье, щедро намазанное сливочным маслом. Миссис Мэнньон чернила печную решетку. Руки поварихи были в краске.

– Дети закончили банные процедуры, – сообщила я Блейз.

Она продолжила есть, роняя крошки на стол, и лишь потом ответила:

– Сейчас, пару минут.

Я дождалась, пока Блейз на меня взглянет.

– И бритвенная чаша мистера Ингланда до сих пор не вынесена, – добавила я.

– А если я приду в детскую и стану указывать, как и что делать?

– Блейз! – не выдержала миссис Мэнньон. – Хватит крошить мне на стол. Пойди вылей воду из ванны. И смотри, чтобы дверь в комнату хозяйки была закрыта. Иначе весь дом пропахнет гарью.

Блейз вытерла стол и смахнула крошки в мусорное ведро. Затем вальяжно прошла к печи и сняла с нее чайник.

– Сначала выпью чаю. Не хочу помешать.

– Вы о чем? – удивилась я.

– Они крепко поругались, и все знают, что обычно происходит потом. – Блейз сально осклабилась, глядя на меня в упор. – Возятся, как две собаки в канаве.