Текст книги "Святая, любовница, мать. Путь к первозданной женственности и сакральной сексуальности"

Медведица

Перед тем как я взялась писать эту книгу, ставшую катализатором моей работы над собой, а также во время подготовки текста к изданию я часто сталкивалась с медведями, как во сне, так и наяву. По мере продвижения к цели эти встречи стали все более отчетливо осознанными. Я исследовала образ Медведя в течение нескольких лет, изначально понимая, что он символизирует любимого мною мужчину. Это был мужчина-анимус – идеализированный внутренний образ маскулинности. Прошли годы, я прикладывала усилия, разделяя реальный объект любви и анимус. И вот, наконец, я встретила его в реальной жизни и поняла: я свободна от власти проекций и мы можем быть просто друзьями. Он был первым, в кого я смогла влюбиться после развода. Я с самого начала «опознала» его как Медведя из моих снов. В тот момент я боялась боли от любви, и страх перед медведями отошел на второй план. Человек, которого я полюбила, был по-настоящему диким и неукротимым покорителем гор. Он мог долгие дни скитаться в лесах в одиночестве, вдали от цивилизации.

Я в тот период изучала экопсихологию и читала книгу Терри Темпест Уильямс «Разоблачение медведя» (1994). В ней Медведь предстал передо мной во всей красе – куда больше и значительней, чем я думала. Он включал еще и образ Медведицы – первозданной женщины. Я была в той же мере Медведицей, в какой мой мужчина-анимус был Медведем.

И вот что мне приснилось.

 У себя на ферме я чищу лошадь. За фермой раскинулись бескрайние поля. Утка с утятами проходит прямо рядом с лошадиными копытами. Лошадь посторонилась, чтобы дать им дорогу. Юные создания только начали изучать окрестности, и я за них беспокоюсь: они такие беззащитные, на них легко наступить. Но я почему-то знаю: все идет должным образом. Мы все постигаем, как жить совместно в этом большом мире, к тому же мы учим друг друга.

Я смотрю вдаль и вижу там медведицу с медвежонком. Она живет здесь поблизости и знает всех окрестных обитателей. Хорошо, что я ее заметила. Обычно мы соблюдаем почтительную дистанцию, но тут медведица начинает приближаться. Я пытаюсь спрятаться в доме, но дверь не запирается, а просто свободно качается вперед-назад, не отделяя толком внутреннее пространство от внешнего. Я пытаюсь залезть в маленький квадратный буфет, но он занят какой-то коробкой. Сейчас медведица меня найдет. Она входит в дом, мы смотрим друг на друга, и тут она превращается в женщину. Я ее знаю. Это я!

Этот сон, с одной стороны, не оставлял чувства, будто я нахожусь во власти одних лишь инстинктов. И к реальным событиям жизни он тоже отношения, по-видимому, не имел.

Речь шла о внутреннем переживании. Сон дарил ощущение пробуждающейся во мне первозданной женской природы, которую я ранее подавляла. Теперь она станет частью моей осознанной телесности. В тот период я как раз думала написать об архетипе первозданной женщины, стоящем на страже нашей естественной устремленности к отношениям, близости, материнству. Создавалось впечатление, будто сон сообщает: древний архетип готов работать над исследованием со мной и через меня.

Я наблюдаю за медведицей. В этой позиции я отделена от нее и в то же время способна превратиться в нее. Так идет творческий процесс, позволяющий мне написать о ней. Слова приходят без усилий, я не жду их и не умоляю об их появлении. Может, это несколько напоминает безумие, одержимость. Но тогда это положительный пример одержимости и подчинения инстинкту. Он вдохновляет. Я следую его зову осознанно. Трезвым рассудком наблюдая за энергией естественных побуждений, можно поддаться им, одновременно сохраняя независимость. Таким образом мы приближаемся к таинственному и соединяемся с ним, входя в контакт с фигурой из архетипической и инстинктивной сферы.

2. Архетип первозданной женщины

Пробудить в себе женственность, значит, признать парадокс. Парадокс позволяет сохранить тайну, а тайна питает веру… Женственность для меня – это воссоединение с Самостью, преданность внутренней первозданности: нашим инстинктам, нашей способности творить и разрушать; нашей жажде общения и в то же время стремлению к самостоятельности, нашей взаимозависимости, в то же время сочетающейся с независимостью… Я верю в силу Медведя.

Терри Темпест Уильямс (1994, с. 53)

Эта глава посвящена непосредственно архетипу первозданной женщины. Мы приложим все усилия, чтобы услышать ее голос. С одной стороны, попытка подчинить дикое дитя природы строгим законам, по которым строится текст книги, может показаться оксюмороном. С другой, проявляя терпение, гибкость и внимание, мы все же даем первозданной женщине возможность обнаружить себя. Кроме того, мы попробуем дать определение архетипу или позволим ему предложить свой вариант.

В этой главе я приведу обзор литературы по экопсихологии, поясняя, что такое первозданность и в чем состоит связь между женщиной и природой. Мы создадим новую космологию, в которой женственность будет высоко цениться как на коллективном, так и на индивидуальном уровне. И, наконец, нас ждет более близкое знакомство к греческой богиней Артемидой, защитницей абсолютной и неприкосновенной женственности.

На протяжении всей книги мы будем исследовать примеры из моего личного опыта, снов и фантазий, в которых так или иначе проявляется образ первозданной женщины. Все это входит в практику диалоговой трансференции (переноса), сходную с методиками алхимической герменевтики. Данные техники позволяют напрямую работать с психической тканью, дают возможность проявиться бессознательному, бережно и уважительно относятся к главному предмету исследования – человеческой душе.

Чтобы показать, как происходит встреча с архетипом первозданной женщины, расскажу вам о своем личном опыте:

 Дело было в перуанской Амазонии. Я брела по длинной и прямой сельской дороге. Ее размыло прошедшим недавно ливнем, грунтовка стала скользкой и грязной, приходилось месить ногами неподатливую красноватую глину, прокладывая себе путь. Сандалии увязали, поэтому их пришлось снять и идти босиком. Небо было безоблачным, сияло полуденное солнце, от которого с влажной земли поднимались испарения. Все вокруг дрожало в жарком тумане.

Издалека я заметила сидящую в сторонке древнюю старуху и направилась к ней. Но добираться пришлось минут двадцать. Старухе было много лет, она была худенькой и хрупкой. Она весила, наверное, килограммов пятьдесят, однако была полна жизни и огня. Ее длинные черные волосы спутались; когда она улыбалась, было заметно, что многих зубов не хватает. Знакомство вышло легким и естественным: мы посмотрели друг на друга, на свои грязные ноги и обе засмеялись. Она принадлежала племени шипибо, совсем не говорила по-английски и лишь немного – по-испански. Для меня родным был английский, а испанский я знала чуть-чуть. Но, отдыхая в тени дерева, мы болтали и смеялись, будто прекрасно понимали друг друга. На самом деле слова были просто не нужны. Я предложила старухе воды; она в ответ протянула мне что-то вроде овсяной лепешки, которую мы разделили пополам.

Потом она порылась в тканевой сумке и достала оттуда самодельные сокровища – браслеты из бусин и яркие, красочные вышивки. Я заметила, что орнамент строился на изображениях местных лекарственных растений. Старуха подарила мне браслет из бисера с бабочкой на нем и пояснила: «Medicina para el corazón» («Лекарство для сердца»). Она погладила себя по левой стороне груди и кивнула на мою область сердца. Я дала взамен несколько перуанских солей [21]21
  Перуанский новый соль (Nuevo sol) – валюта Перу, введенная в оборот с 1991 года.


[Закрыть]. Незадолго до того, как мы расстались, она назвала мне свое имя: «María. Mama de Guillermo». Оказалось, я о ней слышала. Я изучала народную перуанскую медицину у ее сына, Гильермо, который, в свою очередь, всему научился от нее. Оказывается, встреченная была матерью моего наставника, знаменитой «курандера», знахаркой. Мария жила в далекой деревне в сельве. Чтобы навестить сына, Мария предприняла долгое и трудное путешествие: несколько дней на лодке, а потом пешком. Маленькая, но очень живая старушка, лет под сто, явилась мне как «чистое дитя природы». Она принадлежала этим тропическим лесам и «вписывалась» в этот пейзаж лучше, чем любое другое человеческое существо.

Встреча состоялась примерно года за четыре до того, как я начала писать свою научную работу. Мария запала мне в душу, став воплощением первозданной женщины. В своем воображении я могу время от времени навещать ее, если мне нужно войти в контакт с древним архетипом в самой себе.

Обзор литературы

Каждая глава книги будет начинаться разделом, в котором представлен беглый обзор книг на тему, вынесенную в название главы.

Популярность труда Клариссы Пинколы Эстес, с момента выхода книги в свет почти двадцать пять лет назад и до наших дней, свидетельствует о том, насколько культуре Запада необходимо возвращение архетипа. Редко бывает, чтобы автор, пишущий с позиций глубинной психологии, так широко принимался всеми, а идеи вписывались в «мейнстрим». Образ первозданной женщины находит отклик во многих сердцах. Этот архетип живет с нами с рождения, однако воспитание и строгое распределение ролей в обществе удерживают нас от контакта с ним. Отчуждение зашло так далеко, что мы теперь и не понимаем, как правильно взаимодействовать с этой дикой и неукротимой «субстанцией». Правила приличия и чрезмерная «доместикация» женщины изгнали первобытные инстинкты далеко на периферию, в леса. Там скрывается первозданная женщина-медведица: ее темная шкура то мелькнет за деревьями, то снова пропадет. Она ждет удобной минуты, чтобы приблизиться к нам. Мы знаем, она подчиняется естественным импульсам. Некоторые качества нашей психики напоминают о родстве с дикой природой: интуиция, тонкое чутье, озорство, самоотверженность, любопытство, стремление к взаимодействию с себе подобными, сила и умение выжидать, звериная преданность партнеру, защита потомства и семьи в целом.

Нам следует получше разобраться в этой дикости и необузданности. Чтобы дать ей определение, обратимся к экопсихологии, воспринимающей природу как отражение наших индивидуальных душ и их связи с первозданной женственностью. В «Разоблачении Медведя» Темпест Уильямс (1994) говорит о единении звериного тела, направляемого инстинктами, с первобытным женским началом.

Повторю ее слова, вынесенные в эпиграф всей главы: «Пробудить в себе женственность значит признать парадокс. Парадокс позволяет сохранить тайну, а тайна питает веру… Женственность для меня – это воссоединение с Самостью, преданность внутренней первозданности: нашим инстинктам, нашей способности творить и разрушать; нашей жажде общения и в то же время стремлению к самостоятельности, нашей взаимозависимости, в то же время сочетающейся с независимостью… Я верю в силу Медведя» (с. 53).

Цитата показывает всю сложность темы, которой посвящена книга Терри, и раскрывает самую ее суть. Чтобы выдержать напряжение, создаваемое парадоксами, требуется особая сила женщины-медведицы. Первозданную фемининность необходимо пробудить и вступить с ней в непростое взаимодействие. В этом нуждаются очень многие, если не все.

Женщины, да и общество в целом, всегда были чувствительны к проблеме диких инстинктов. Тема инстинктов пронизывает культуру. Осознание и принятие парадокса медведицы ведет к исцелению как на коллективном, так и на личностном уровне. Сейчас в мире доминируют консервативные мужчины, и женщинам более, чем когда-либо, требуется аккумулировать естественную, изначальную женственность, чтобы привести мир к равновесию.

Термин «первозданная женщина» описывает первичную силу, заключенную в каждой представительнице прекрасного пола. Однако проявления стихии ограничены рамками патриархальной культуры. Кроме того, данный архетип, как и любой другой, способен заявить о себе, только когда женщина достигнет зрелости и отвергнет парадигму мужского доминирования. На определенной стадии индивидуации многие из нас уже не хотят с этим мириться.

Архетипы – это вечные и биологически обусловленные регуляторы сферы инстинктов, чье действие регулирует самые разные психические процессы. Власть естественных побуждений перестает быть абсолютной только тогда, когда человек обретает свободу воли (пусть и относительную). По мере того как наши действия становятся более осознанными, то есть по мере продвижения по пути индивидуации, мы получаем способность опознавать архетипы и стоящие за ними импульсы, постоянно живущие в нас и влияющие на поведение. Осознанность тренирует волю, разрушающую архетипические модели, бессознательные и бесконтрольные. В идеале лучше не отказываться от инстинктов, но следовать им сознательно. Именно это я имею в виду, говоря о взаимодействии с архетипом первозданной женщины.

Вряд ли нас обрадует внезапное пробуждение дремлющего внутри зверя. Он застанет нас врасплох, как бы выскочит из засады. Нет, с ним нужно постепенно выстраивать отношения во благо, помогающие развить интуитивную женственность.

Кстати, здесь мне хотелось бы вернуться к вопросу об этической двойственности архетипов. Есть мнение, что первозданный архетип содержит в себе благие, полезные инстинкты. Но так ли это на самом деле? Стоит спросить: «Всегда ли этот архетип хорош?» и «Есть ли у него непродуктивные, теневые стороны?» Действительно, он, как любые первозданные силы, не может быть абсолютно хорошим или абсолютно плохим. Врожденные стихии существуют вне морали. Их можно представить как энергетическое поле: это – данность, оно просто есть. Архетипы близки к области инстинктивного. Следуя такой логике, можно заключить: архетипы далеко не всегда можно использовать во благо.

Допустим, вы совершаете волевой акт, стремясь пробудить в себе первозданную женщину, осознать ее присутствие и войти с ней в отношения. Примерно так мы приручаем медведя. Если вы случайно наткнетесь на медведицу в лесу и попробуете отобрать у нее детенышей, вам, скорее всего, не поздоровится. Но, с другой стороны, если вы изучили повадки животного, то сможете подружиться и со временем будете наслаждаться общением с ним, приобщаясь к мощным силам природы.

Что это означает в психологическом плане? Социализация изгоняет первозданную женщину, отправляет ее в тень сознания. Женщинам не позволяют давать волю врожденным инстинктам, но те находят выход как компульсии [22]22
  Компульсия – непреодолимая потребность поступать таким путем, который сама личность расценивает как иррациональный или бессмысленный и объясняемый скорее внутренней потребностью, а не внешними влияниями. Когда действие подчиняется навязчивому состоянию, термин относится к поведению, являющемуся результатом обсессивных идей(Прим. перев.).


[Закрыть] и обсессии [23]23
  Обсессия – разновидность навязчивых состояний, проявляющихся в переживаниях и повторяющихся действиях, никак внешне не обусловленных(Прим. перев.).


[Закрыть], ведь алхимическая сера так или иначе должна перегореть. Навязчивое состояние накладывается на психологическую проекцию, и женщина может ощутить болезненную тягу к мужчине, на которого спроецирован ее анимус. Все мысли и чувства будут направлены исключительно на него. Зависимость подчинит себе все существо женщины и обязательно даст какой-либо внешний выплеск: например, она может стать шопоголиком, изменить близкому человеку, начать выпивать сверх меры, беспорядочно вступать в сексуальные связи, всякий раз жалея о сделанном. Иными словами, жизненная гармония будет нарушена. Не забывайте: таящийся внутри зверь нередко дает о себе знать именно таким образом – неожиданно выпрыгивает из тьмы, привлекая наше внимание.

Его выходки напоминают нам о явлениях Диониса. Дионисийское в человеке спрятано глубоко внутри, в теневой части души, куда его загнала христианизированная западная культура.

Дионис – полубессмертный, то есть умирающий, но затем воскресающий владыка экстаза, вина, безумия, повелитель вакханок. Он появляется в нашем повествовании о первозданной женщине не случайно. Интуиция подсказывает мне: эти двое давно знакомы друг с другом. Вспомните мой сон о тигре, желавшем порезвиться в алхимическом коридоре и искавшем компанию. Игра и эйфория – близкие родственники, но и о том, и о другом мы часто забываем, пренебрегая ими. Однако проявления радостного озорства возвращают нам связь с частью нашего внутреннего мира, напоминающей о себе редко, хотя она очень важна: благодаря ей в нас рождается особая витальность, ощущение бьющей ключом жизни, причастности всему живому.

Цивилизация отбила у женщины вкус к свободному проявлению своей дикой природы. Отдаваться экстатическому безумию, дионисийскому духу «в приличном обществе» не принято. Многие живут, погрузившись в пучину бессознательного. Они заботятся о малолетних детях и считают, будто вообще не вправе расслабиться. Если дионисийская энергия все же вырвется на поверхность, ее подавляют, загоняют глубоко внутрь. Тогда она вынуждена находить другое русло и изливаться в компульсивном, разрушительном, постыдном поведении. Молодые женщины и девушки еще как-то сохраняют природную легкость и игривость, хотя, как правило, неосознанно. Их действия продиктованы не выбором, а стереотипом; они не дифференцированы от архетипа или инстинкта, а пока находятся на стадии мистического соучастия.

Мы говорили о первозданной женщине как об архетипе, принадлежащем нашей инстинктивной природе, однако этот образ куда шире. Первозданная женщина и есть наша душа, изначально заложенная, врожденная женская сущность, живущая в нас от начала времен. Общаясь с Марией, знахаркой, унаследовавшей знания от предыдущих поколений, я поняла, какова она – животная природа женщины. Мария стала для меня мифологической фигурой, персонификацией архетипа, причем вовсе не единственной. Входя в контакт с первозданной женственностью, мы получаем ключ к природным инстинктам. Встреча с Марией произошла вскоре после того, как я отказалась от роли жены – из-за того, что я стала «чересчур домашней». В тот период во мне пробудилась звериная фемининность: я не желала больше жить в клетке, куда загнал меня патриархат. Явление Марии было чудом: с моих глаз будто спала пелена, и я увидела свою подлинную сущность. Надо сказать, первозданный архетип давал о себе знать и раньше, когда я еще была легкомысленной молодой девушкой – познавала мир, гоняла по улицам на мотоцикле. Но тогда я не осознавала его влияния и, конечно, никак не строила отношения с первозданной женщиной в себе. То есть, опять же, пребывала на стадии партисипасьон мистик.

После замужества многие женщины «теряют себя». На самом же деле это рвется их связь с первозданной женщиной, хотя ранее ее присутствие не было осознанным. Возможно, она как-то управляла нашими действиями, но при этом непосредственного общения с нею не происходило. Этот архетип настолько укоренен в нашей глубинной сущности, что потерю контакта с ним мы воспринимаем как утрату себя. У «насильственно прирученной» женщины случаются черные дни, когда ее душа словно покидает тело и необходимо срочно бежать искать беглянку.

Отыскав, вы, конечно, сделаете все возможное, чтобы не проститься с нею вновь. По опыту мы знаем: когда общение с первозданным архетипом налаживается, жизнь расцветает. Отношения развиваются и становятся глубже, материнство дарит радость, работа обретает смысл и вдохновляет. Женщина становится веселее и игривее, с удовольствием занимается домом и собственным здоровьем, уважает себя и окружающих. В общем, всеми силами старается удержать ощущение присутствия первозданной женственности. Страстное желание не прерывать общения с ней, по иронии судьбы, довольно долго мешало мне найти нового мужчину. Я говорю об этом как о странности, ведь первозданной женщине свойственно стремление к отношениям, желание быть рядом с партнером. И в то же время многих не покидает страх потери. Никто не хочет снова быть посаженным на цепь. Кроме того, не стоит забывать: отношения – лишь один из многих способов «расцветить» свою жизнь. По собственному опыту могу сказать только, что воссоединение с древним архетипом вовсе не улучшило мою способность общения с мужчинами и не сделало секс фееричным.

Первозданная женщина обостряет интуицию, дарит понимание окружающего мира, но вовсе не обязательно делает отношения простыми и ясными. Не факт, что она точно подскажет, как поступать в той или иной ситуации. Это длительный процесс – становление нового, преодоление хаоса. Будет много сложного, противоречивые голоса станут советовать: «Останься!», «Нет, беги!». Слух с особой чуткостью улавливает противоположные сигналы. В нас обычно звучит многоголосье, а вовсе не один внутренний голос. Осознанность нужна именно для того, чтобы сделать выбор. Первобытный архетип многолик, придется решать, которое из его проявлений вам ближе.

Джеймс Хиллман (1989), известный специалист по глубинной психологии и консультирующий психотерапевт, предлагает изучать архетипы с точки зрения политеизма. Многобожие предполагает, что в мире есть много истин и тайных голосов. Приходится признать, не все они согласуются друг с другом, хотя, конечно, нам хочется абсолютной определенности. По мнению Хиллмана, душа способна черпать смыслы в разных источниках. Может показаться, будто ее раздирают противоречия, она одержима демоническими силами. Но с политеистической позиции внутренний конфликт – нормальное состояние человеческой психики. Он способствует развитию осознанности. Со временем мы обретаем сакральное знание, позволяющее упорядочить хаос. Основная задача индивидуации, главный труд (или, если хотите, алхимическое Великое делание, приводящее к трансформации) состоит в том, чтобы научиться распознавать голоса, прислушиваться к ним и привыкнуть к шумовым помехам – тогда они перестанут мешать.

Разобраться в многообразии голосов, звучащих в душе, непросто. Этот процесс бывает болезненным и всегда требует терпения. Неуверенность, хаос, запутанность – свойства женственной луны, противостоящие маскулинному солнцу. Но, как ни парадоксально, чем больше истинно женского мы открываем в себе, тем лучше понимаем, какой следующий шаг предпринять. Мы знаем, что делать именно в данный момент, и при этом не пытаемся охватить сразу весь план действий. Так куда проще принимать решения. Первозданная женщина делает свой выбор здесь и сейчас, оценивая только одно мгновение, а потом следующее.

Взгляд Юнга на проблему отличается от политеистической теории. Самость для него есть единственный и исключительный архетип, цельный и всеохватный, в котором примиряются все противоположности. Самость напоминает буддийскую мандалу, символизирующую единство центра и окружности (периферии). Достижение Самости – цель процесса индивидуации, в конечном итоге соединяющей сознательное и бессознательное. Полная Самость – организующий центр целостной психики, в то время как эго – лишь ее малая осознаваемая часть. Иначе говоря, эго – только вершина айсберга. Юнг понимает его не так, как восточные практики, поощряющие трансценденцию [24]24
  Трансценденция – то, что выходит за рамки нашего сознания и не основано на опыте, потустороннее(Прим. ред.).


[Закрыть] устремлений эго. Такой подход, скорее, похож на выжигание серы из инстинктивных желаний во время дифференциации, происходящей в ходе индивидуации. С точки зрения классического юнгианства, всеобъемлющая осознанная Самость содержит как архетип первозданной женщины, так и его мужскую противоположность, или другую архетипическую оппозицию, выявленную в психике, а также любые другие архетипические оппозиции.

При этом, с точки зрения архетипической психологии, Самость как символ тотальности, единства, цельности разрушается ради персонификации [25]25
  Психическая персонификация – склонность психических содержаний либо комплексов обретать отличную от себя личность, обособленную от эго(Прим. перев.).


[Закрыть] и создания воображаемых образов – то есть в интересах психики или первозданной женщины.

Хиллман (1989) предлагает подключать фантазию при оценке любого явления, с которым мы сталкиваемся. Правда, придется отказаться от доминирующих идей, определяющих наш взгляд на мир как на постоянное единство. Мы привыкли думать так: чтобы видеть в окружающем смысл, подлинную красоту и истину, необходимо иметь цельный взгляд. А Хиллман, кроме прочего, предлагает отринуть представление о себе как личности, цельном «я». Он считает, что не нужно пытаться бороться с патологической фрагментарностью. Напротив, надо дать воображению возможность исцелить сознание, избавить его от одержимости единством. Это значит, также придется пересмотреть понятия здоровья и исцеления. Я, к примеру, легко переключаюсь: то отвергаю идею всеобщего единства в пользу множественности и политеизма, то возвращаюсь к этой идее. Можно попробовать удовлетворить собственную тягу к цельной Самости и в то же время продолжать воспринимать мир плюралистично – как одухотворенный и наполненный разными образами, постигаемыми с помощью воображения. Согласно Хиллману, вместе с доминирующей моделью мира как единства в прошлое уйдет основное переживание, связанное с этим его свойством, – чувство одиночества. Мы никогда не будем одиноки в одухотворенном мире.

В данной книге мы используем символические фантазийные образы, чтобы описать суть женственности и мужественности. Эти образы персонифицируют определенные свойства психики. Но такой способ – лишь одна из возможностей описания этих качеств. В конечном счете все идеи, связанные с этой темой, рождаются в недрах архетипа первозданной женщины. Именно она и созидает воображаемый мир. Здесь нет правильного и неправильного. Все зависит от того, какие фантазии находят отклик в вашей душе и помогают освободиться от власти устаревших иллюзий и патриархальных парадигм на самых разных уровнях, в том числе от идеи тотальности, цельности и единства.

В воображении главное – спонтанность и гибкость. И тут я хочу сделать одну важную оговорку. Да, мой труд в целом посвящен гендерной полярности, и все же все персонификации мужского начала (такие, как пуэр, анимус и даже Эрос) – порождены воображением первозданной женщины во мне. Это именно ее фантазии. Архетипы сами по себе – абсолютно реальные и автономные стихии, но «картинка», персонифицирующая их, формируется внутри конкретной психики. Мысль о том, что анима (или первозданная женщина) творит фантазийные образы, принадлежит Хиллману (1976).

Первозданная женщина есть персонификация души, она запускает работу воображения, дает ему импульс для освоения невиданных глубин внутреннего мира. Она завораживает нас и увлекает в густой темный лес – место обитания сверхъестественного. Она хочет сблизиться с нами, ввести в свою реальность, побуждает изучить территорию, где властвует анима. Это путешествие в неизвестность небезопасно. Мы выходим из зоны комфорта, созданного нашим эго и подчиненным ему сознанием, и направляемся в область, где нет четких границ и ясных, однозначных определений.

Фрейд также подчеркивал наличие бессознательных инстинктивных побуждений личности. Он назвал это явление «Оно» (Ид, Id) и сравнил его с кипящим котлом, в котором бурлят эмоции. Котел полон энергий, порождаемых инстинктами, но чувства хаотичны и никак не упорядочены. Ид жаждет лишь одного – удовлетворения потребностей, и от этого получает удовольствие. Не стоит полностью приравнивать энергетический сгусток к первозданному архетипу, однако у них много общего – оба соотносятся с животными инстинктами. Оно по Фрейду можно считать важной частью стихий, аккумулируемых в себе первозданной женщиной. Но есть и разница: основатель психоанализа считал, что ключевая цель Ид – удовлетворение, стремление к наслаждению и желание избежать боли. Однако архетип, находящийся в центре нашего внимания, устроен намного сложнее. Первозданная женщина добивается того, что для нее наиболее ценно – любви и отношений. Здесь все, как в греческом мифе: Амур и Психея, пройдя боль и испытания, все-таки рождают Наслаждение. Не исключено, что Оно и первозданная женщина более схожи, чем мы думаем, но все же их роднит не считающееся Фрейдом главным.

В дальнейшем мы продолжим поиск определений такого многогранного явления, как первозданная женщина. Она – порождение инстинктов; она принадлежит видимому и невидимому миру; она – генератор фантазий и творец образов, она вдыхает в нас жизнь. Она есть женская душа. Она сродни аниме.

В ней соединяется женская сущность, ее душа, сама женственность и женское начало-анима. Все это близкие, родственные понятия. Анима – не только женский компонент в мужской психике. Анима – персонификация человеческой души. Она живет и в мужчинах, и в женщинах. Анима – это то женственное, что есть в любом человеке, вне зависимости от пола или сексуальной ориентации. Анима – один из аспектов первозданной женщины. Анима – персонификация души, как Психея в сочинениях древнеримского писателя Апулея. Первозданная женщина тоже персонифицирует душу. Удивительным образом она может представать в разных ипостасях, оставаясь единой во многих лицах. И в этом она хорошо вписывается в психологическую теорию архетипов, говорящую о многоликости явлений бытия.

«Анима – это душа и психика одновременно. Мы встречаем ее бесчисленные воплощения. Она – душа воды, без которой мы страдаем от жажды. Она одушевляет мир растений, которые по ее повелению расцветают или погибают. Она – царица зверей, повелевающая нашими страстями… Она являет себя в образе беспокойных женских духов, пьющих наши жизненные соки, жестоких, с острыми когтями; ледяных белых призраков, склонных к безумию… И в то же время она – София-мудрость, Мария-утешительница, Персефона-разрушительница, беспощадная Необходимость и Судьба, а также Муза» (Хиллман, 1976, с. 42–43).

Первобытная женщина, будучи персонификацией женской души, несет в себе все перечисленное и еще многое другое.

Есть опасность, о которой стоило бы предупредить (правда, возможно, все это просто отражает мою склонность то предаваться фантазии о единстве Самости, то отказываться от этой идеи). Так вот, хочу предостеречь: психологический подход к нашему предмету, новый взгляд на него, новая парадигма, в которую мы его вписываем, рискует стать новой монотеистической «фантазией», поклонением душе. Иначе говоря, вместо того чтобы служить Самости, фантазия начинает служить душе. Поставим вопрос так: «Возможно ли, что анима/душа/психика станут новой монотеистической идеей, которая заменит идею Самости?»

Между ними, правда, есть разница: душа тесно связана с телесным воплощением и с воображением. Возможно, вся суть как раз в этой разнице.

Нам нужно помнить об обеих идеях и при необходимости уметь отстраняться от них. Одна (доминирующая) дает представление о духе, восхождении, развоплощении. Другая (случайная, внезапно возникающая) рассказывает о свойствах души как приземленной субстанции, одухотворяющей телесное.

Мария-целительница явилась мне как мираж. Она легко могла раствориться в воздухе, испариться, не оставив следа, еще на раннем этапе моего знакомства с собственным внутренним миром. Образ первозданной женщины включает все важные грани женственности, множество ее имен. Они необходимы не только для облегчения контакта с разными сторонами натуры первозданной женщины, но и для того, чтобы было за что зацепиться.

На первой стадии поиска пути первозданная женщина может быстро появляться и мгновенно исчезать, рассеявшись как дым. Но, постигая ее имена, мы, как говорит Эсте, создаем для нее территорию. Что было бы, если бы, увидев Марию у дороги, я не остановилась, не засмеялась вместе с ней, рассматривая измазанные глиной ноги, не предложила воды, не получила ее скромные дары? Что было бы, если бы она не назвала мне своего имени? Это был ее последний дар, переданный мне в самом конце нашего общения. Я тогда не опознала бы ее, не поняла, что она – мудрая знахарка, чистое дитя природы, одухотворяющее и животворящее весь мир вокруг. Мария могла просто раствориться в моем бессознательном. Уйти туда, откуда пришла. Но я узнала ее, и таким образом она переместилась в мое сознание и сердце и стала одним из множества лиц первозданной женщины, непреходящего женского начала, обитающего в каждом человеке.