Текст книги "Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения"

9. Пояс Ипполиты

– Далеко на востоке, на берегах Фермодонта, живет народ амазонок! – воскликнула АДМЕТА с возбужденным придыханием.

Геракл поклонился. Эврисфей «подарил» своей дочке подвиг Геракла на совершеннолетие.

– Прикажи ему что пожелаешь, солнышко, – сказал ей Эврисфей. – Чем труднее и опаснее задачка, тем лучше. Гераклу пока было чересчур просто.

Адмета сразу решила, чтó потребует с героя. Как и многие юные гречанки, она преклонялась перед ватагой сильных, независимых и люто непримиримых женщин и давно мечтала стать амазонкой.

– Дочери Ареса и нимфы ГАРМОНИИ, – сказала она Гераклу, – амазонки посвящают себя сражениям и друг другу.

– Слыхал, да, – отозвался Геракл.

– Их царица… – Адмета взбудораженно вспыхнула, – ИППОЛИТА. Ипполита храбрая, Ипполита-красавица, Ипполита свирепая. Ни один мужчина не способен ее подчинить себе.

– И такое слыхал.

– На ней пояс, чудеснейший, в драгоценностях, подаренный ей отцом Аресом. Хочу его.

– Что, прости?

– Ты принесешь мне пояс Ипполиты.

– А если она предпочтет с ним не расставаться?

– Не морочь моей дочери голову, Геракл. Слушайся ее.

Вот так Гераклу пришлось плыть на восток, к землям амазонок. Слава этих гордых женщин-воительниц гремела по всему Древнему миру[60]60
  «Амазонка» означает – или может означать – «безгрудая»; позднейшие художники и скульпторы нередко изображали этих женщин либо совсем без грудей, либо одногрудыми, однако ныне считается, что название связано с их непревзойденным мастерством в стрельбе из лука. Чтобы полностью натянуть тетиву, нужно было куда-то деть одну грудь…


[Закрыть]. Воюя верхом – они были первыми на свете, кто этому научился, – амазонки побеждали любые племена, с какими сходились в бою. Завоевав или усмирив тот или иной народ, они забирали с собой тех мужчин, от кого, по мнению амазонок, получатся лучшие дочери, и совокуплялись с ними. Выполнивших свою задачу мужчин убивали, как это бывает с самцами многих видов пауков, богомолов и рыб. Амазонки умерщвляли всех младенцев-мальчиков и растили только девочек, и те потом вливались в племя. Если кто-то обвинял амазонок в жестокости, они указывали на то, сколько новорожденных девочек по всему «цивилизованному» миру было оставлено в горах умирать[61]61
  См. историю Аталанты.


[Закрыть] и скольких женщин используют как скотину для воспроизводства, и никакой другой цели в их жизни не допускается – только служить, ублажать и подчиняться.

Геракл вовсе не склонен был недооценивать масштабы поставленной задачи. Но когда его судно достигло Понта, что на южном берегу Черного моря, изумленного Геракла радушно встретило целое посольство во главе с самой царицей Ипполитой. Амазонки и их царица были не единственными героическими воителями с репутацией во всем Древнем мире. Восемь с лишним лет Геракл, не жалуясь, достигал невозможного, и вести о его силе, отваге и стойкости во всех этих сложных и несправедливых условиях разнеслись повсюду. Геракл избавил мир от многих угроз и ужасов. Против чар и чудовищ он выстаивал доблестно и величественно. Чтобы не восхищаться им, надо быть неблагодарным или завистливым. Преклонение амазонок перед отвагой, достоинством и силой превзошло их инстинктивные неприязнь и недоверие к мужчинам, и Геракла и его спутников они встречали тепло и почтительно.

Геракла и его команду одарили цветочными гирляндами и устроили им пир на берегу Фермодонта[62]62
  Ныне река Терме в Северной Турции.


[Закрыть].

Геракла Ипполита заворожила. Были в ней стать, остроумие и прирожденная властность, каких в мире мало. Голос Ипполита не повышала никогда – казалось, она словно бы ожидает внимания к себе и восхищения, и все же Геракл обнаружил, что занят исключительно ею, и чувствовал, что ни к одной женщине и тем более к мужчине из всех, с кем был знаком, он ничего, более похожего на преклонение, не питал.

Геракл Ипполите, похоже, нравился не меньше. Может, и возник след улыбки у нее на лице, когда Ипполита увидела, что ее пальцы и близко не смыкаются в обхвате мышц у него на предплечье, но та улыбка была не насмешливая, а весело изумленная: водятся же на белом свете такие экземпляры!

– Вот что подойдет, – проговорила она, расстегивая пояс.

И действительно, ее талия и бицепс Геракла оказались одного размера. Застегивая замочек, Ипполита объявила, что Гераклу так очень к лицу.

– Эта ужасная голова льва, эта шкура, эта уродливая дубина… несомненно, это все полезно, чтобы пугать балбесов и трусов, но мужчине следует без страха являть себя в блеске.

Геракл разглядывал изукрашенный пояс у себя на руке, Ипполита улыбалась. Но тут заметила, что лицо Геракла помрачнело.

– Только не говори, что боишься, будто такие побрякушки портят твою мужественность. Я была о тебе лучшего мнения.

– Нет-нет, – сказал Геракл. – Дело не в этом…

– А в чем же?

– Ты говорила, что слышала об испытаниях, какие назначает мне мой брат Эврисфей, так?

– Весь мир наслышан о подвигах Геракла.

– Так их называют?

– Даже если сделать поправку на кое-какие неизбежные преувеличения, что возникают, когда истории передают из уст в уста, ты, судя по всему, насовершал чудес.

– Наверняка истории эти по большей части чепуха.

– Ну скажи тогда, правда ли, что, когда ты приволок Эриманфского вепря в тронный зал Эврисфея, тот так перепугался, что ласточкой нырнул в каменный кувшин?

– Это да, правда, – согласился Геракл.

– И что ты скормил Диомеда его же кобылицам?

И тут Геракл тоже кивнул.

– Так скажи мне, великий герой, что тебя сейчас тревожит?

– Понимаешь, я выполняю девятую из этих задач – из, как ты их называешь, подвигов. Здесь я поэтому.

Ипполита подобралась.

– Надеюсь, не с целью приволочь Ипполиту в цепях к злобному тирану?

– Нет-нет… не это. Дело в поясе… – Он глянул на украшение у себя на предплечье. – Его дочка Адмета отправила меня добыть его. Но теперь, когда мы познакомились, у меня душа не лежит…

– И все? Он твой, Геракл. Прими с радостью как мой подарок тебе. От воина воину.

– Но это же дар твоего отца, бога Ареса.

– А теперь это дар от твоей возлюбленной, женщины Ипполиты.

– Говорят, тот, кто носит этот пояс, неуязвим в бою. Правда ли это?

– Я ношу его со своих четырнадцати лет, и не было мне ни единого поражения.

– Тогда я не вправе…

– Прошу тебя. Я настаиваю. А пока дай-ка глянуть, всюду ли ты соразмерен…

Предоставим Гераклу и Ипполите сплетаться в яростном объятии в ее царском шатре на берегах Фермодонта.

Вы, быть может, решили, что девятый подвиг дался Гераклу слишком легко. Богиня Гера, несомненно, именно так и подумала. Ненависть, какую носила она в себе, за годы нисколько не убавилась. Напротив – с каждым триумфом Геракла ненависть Геры лишь прирастала. Народная любовь к нему бесила богиню. Она взялась унизить и уничтожить его. А выходило так, что детей и даже целые города уже называли в его честь, люди слагали песни, воспевающие его силу, смелость и беспощадность к себе. Гера покажет миру: не того он человека прославляет.

Приняв облик амазонки, Гера пошла по речному берегу, сея растерянность, сомнение и недоверие.

– Гераклу нельзя доверять… он собирается похитить нашу царицу… Я слышала, что прямо сейчас его люди готовятся взять нас в плен и продать, как рабынь, на рынках Арголиды… Геракла надо убить, прежде чем он использует возможность нас уничтожить…

В шатре Геракл сел, внезапно насторожившись.

– Что это за шум?

– Да просто мои женщины празднуют с твоими спутниками, конечно же, – сонно проговорила Ипполита.

– Я слышу лошадей.

Геракл перегнулся через простертое тело Ипполиты и приподнял полог шатра. Верховые амазонки метали стрелы в его людей! Группа воинственных женщин неслась к шатру. Кровь тут же застучала у Геракла в висках, его накрыло красным туманом. Улыбки и гостеприимство – это все ловушка. Ипполита попыталась выставить его дураком.

– Предательница! – заорал он. – Ты… коварная… ведьма!

Он взял ее за голову и с последним яростным словом свернул ей шею так, что она треснула, будто сухая древесная ветка.

Геракл схватился за дубину и выскочил из шатра. Одним махом вышиб он из седла трех амазонок, что мчали ему навстречу. Другие увидели пояс Ипполиты у него на руке – символ ее власти и неуязвимости. Весь боевой дух тут же покинул их. Люди Геракла, воодушевленные видом своего вожака, в котором бушевала горячая кровь, а сам он ревел, как лев, возликовали. Вскоре берега реки были усеяны телами мертвых амазонок.

На обратном пути в Микены Геракл и его люди зашли в порт Трои. В ту пору правил там ЛАОМЕДОНТ, внук царя ТРОЯ, в честь которого названы и город, и его жители – троянцы, сын царя ИЛА, давшего второе имя этому городу – Илион, как в названии «Илиады» Гомера.

Троя была прекрасна, строительство ее стен силами Аполлона и Посейдона только-только завершилось. Но жадный, двуличный и глупый Лаомедонт отказался платить им за работу. В отместку Аполлон закидал город чумными стрелами, а Посейдон затопил равнину Илион и наслал на город морское чудище, чтоб терзало и пожирало любого троянца, кто попытается удрать из зараженного города.

Жрецы и оракулы Трои сказали Лаомедонту, что спасти Трою от болезни, голода и несчастий можно, лишь приковав Лаомедонтову дочь ГЕСИОНУ голой к скале на затопленной равнине, чтобы морское чудище ею насытилось[63]63
  В точности такая же напасть постигла Андромеду. Образ беспомощной девицы, прикованной к скале и ждущей своей участи в виде дракона, встречается много где, не только в античных мифах и искусстве. Мы все, рискну предположить, способны истолковать этот образ в зависимости от того, к какой из разнообразных школ психологии, гендерной идентичности и прочему мы себя относим.


[Закрыть].

Таково было положение дел, когда явился Геракл. Он пообещал освободить Гесиону, если дадут ему коней, что родились от дара Зевса Трою[64]64
  Двумя поколениями ранее Зевс забрал к себе Ганимеда, троянского царевича-красавца, и сделал его своим любовником и виночерпием. В уплату Зевс отдал Трою волшебных коней.


[Закрыть]. Лаомедонт согласился, и Геракл быстренько убил чудище и спас Гесиону. И опять Лаомедонт нарушил сделку. Отказался следовать уговору и не отдал лошадей.

Исправлять положение у Геракла не было времени. Год почти истек, и ему пора было вернуться к Эврисфею, после чего отправиться совершать десятый подвиг. Поклявшись вернуться и отомстить Лаомедонту, Геракл вернулся в Микены.

10. Скот Гериона

– Вот! – Геракл бросил пояс к ногам Адметы. – Надеюсь, он принесет тебе удачу[65]65
  Пояс Ипполиты выкопал на руинах храма Геры в Микенах д-р Хенри Уолтон «Индиана» Джоунз-мл., однако ныне он томится в ящике, спрятанном на обширных правительственных складах США вместе с Ковчегом завета и настольной игрой «Джуманджи».


[Закрыть]. А теперь, могучий царь, отдай уже, будь любезен, десятый и последний свой приказ.

Эврисфей беспокойно завозился на троне. Многие придворные наверняка захихикали, услыхав обращение «могучий царь».

– Хорошо же, Геракл, – произнес он. – Отправляйся в Эрифию и приведи мне скот ГЕРИОНА. Все стадо[66]66
  Частое появление быков, коров, вепрей, телок, баранов, овец, оленей, ланей и лошадей в героических приключениях – естественное отражение важности этих животных для экономической, общественной и сельскохозяйственной жизни Древней Греции. Их место в земледелии, торговле и вообще цивилизации противопоставляется угрозе для этих элементов жизни, какую являют собой драконы, кентавры и прочие чудища. Класс мутантов или диких вепрей и быков, можно сказать, занимает срединное положение между одомашненной скотиной и чудовищами. Змей, особенно священных для Афины и Геры, можно причислить к самостоятельному классу животных. Они несут смерть или дарят пророчества, но их никак не приручить.


[Закрыть].

Вы же помните, что когда Персей отсек голову Медузе горгоне, из зиявшей раны выбрались на свет двое нерожденных детей от союза Медузы с Посейдоном. Один из тех детей – Пегас, второй – Хрисаор, юноша с золотым мечом. Хрисаор (в союзе с КАЛЛИРОЕЙ, «сладкотекучей» дочерью морских титанов Океана и Тефиды) породил трехголового Гериона, жутчайшее чудище, свирепо охранявшее громадное стадо красных коров на западном острове Эрифия[67]67
  «Эрифия» означает «красный» или «красноватый», поскольку ко времени, когда солнце уходило так далеко на запад, оно делалось почти красным – цвета заката. Некоторые греческие, а позднее и римские писатели помещали Эрифию среди Балеарских островов. Возможно, это была Ибица. Кто-то сдвигал Эрифию еще дальше на запад; еще одна версия – Мадейра. С учетом пса Орфа, возможно, то был один из Канарских островов – слово «канары» происходит, разумеется, не от названия птицы, а от латинского «канус», что означает «пес». Тогда лучший кандидат – Лансароте, поскольку «роте» в его названии означает «красный», хотя скучные, одержимые фактами историки скажут вам, что это совпадение.


[Закрыть]. Помогал ему стеречь эту редкую и ценную породу великан ЭВРИТИОН, сын Ареса, и свирепый двухголовый пес, брат КЕРБЕРА, по кличке ОРФ.

Эрифия находилась так далеко в неведомых западных краях мира, что путь Гераклу выдался длиннее всех предыдущих. И уж так ему было жарко, до того умаялся он, пока брел через Ливийскую пустыню, что возопил в ярости на палившее солнце и пригрозил сбить Гелиоса стрелами с его колесницы. Гелиос, допустим, был из бессмертных титанов, однако все равно боялся жуткого ущерба, какой способны были нанести стрелы героя.

– Не стреляй, Геракл, сын Зевсов, – заорал он в некоторой панике.

– Тогда помоги мне! – крикнул Геракл в ответ.

Гелиос согласился не летать так низко над землей, если Геракл согласится не стрелять. Более того, чтобы облегчить герою путь на запад, Гелиос предложил Гераклу напрокат свою великую Чашу. Гелиос ежедневно гнал колесницу от земель на дальнем востоке[68]68
  Большинство источников согласно в том, что это Индия.


[Закрыть] через все небо, пока не добирался до царства Океана[69]69
  Ирландия? Британия? Португалия? Тут как раз теорий множество.


[Закрыть]. Там Гелиос проводил ночь, отдыхая в своем западном дворце, после чего отправлялся на восток в огромной чаше, или лохани, по стремительному течению Океана. Эта «Река Океана», опоясывающая землю, возвращала Гелиоса в его восточный дворец, где он готовил коней к очередному дневному странствию.

Геракл с благодарностью принял предложенную Чашу, мореходную лохань[70]70
  Вероятно, западный дворец Гелиоса располагался в Уэльсе, а чашеобразные кораклы валлийских рыбаков ведут свое происхождение от Чаши Гелиоса.


[Закрыть], в которой он устроился, подтянув колени, и с удобством устремился к Эрифии. Где-то в пути воды, что несли его, заволновались, и Геракл пригрозил, что сейчас начнет метать стрелы в Океана. Думаю, дело не в том, что Геракл высокомерно считал себя выше богов, – он скорее рассматривал всех живых существ, и божественных, и смертных, как ровню себе. Так или иначе, эта угроза обеспокоила Океана, и он, перепугавшись ужасных стрел, как перед этим его племянник Гелиос, утихомирил воды. Геракл прибыл на остров Эрифию целым и не намокшим, не успев глазом моргнуть.

С берега его приветствовал свирепым лаем Орф, двуглавый пес.

– Орф! – крикнул Геракл. – Ты, как многие другие уродливейшие твари на белом свете, – сынок Тифона с Ехидной. Тебе невдомек, что время вашего брата истекло? Я уже убил твою сестрицу, Лернейскую гидру, и сынка, Немейского льва. Теперь твой черед убраться с лица земли.

С ревом из обеих глоток тварь ринулась на Геракла, а тот вскинул дубину и обрушил ее на одну из голов. Вторая, ошарашенно взвизгнув, повернулась глянуть на свою сокрушенную напарницу, теперь безжизненно свисавшую с их общей шеи. Не успела вторая голова загоревать, как дубина опустилась еще раз и прикончила пса.

Пастух Эвритион услыхал шум и гам и теперь приближался, тоже помахивая здоровенной дубиной.

– Ты поплатишься! – проревел он. – Я любил этого пса.

– Тогда ступай за ним! – вскричал Геракл, пуская стрелу Эвритиону в глотку.

Яд гидры совершил свое дело, и Эвритион был мертв прежде, чем его тело пало на землю.

Геракл занялся сбором стада. Но тут объявился сам Герион.

Столь немногие смертные повидали Гериона и выжили, чтобы поведать об этом, что описания его внешности сильно разнятся. Все сходятся в одном: этот сын Хрисаора и Каллирои был трехглавым. Очень многие говорят, что и торсов у него было три, хотя один источник утверждает, будто три головы росли у него из одного туловища. Сильнее всего источники расходятся в том, что располагается между торсами и землей. Кто-то заявляет, что к талии туловище сужалось и у великана поэтому было две ноги; говорится и другое – что ног было три пары. Я склоняюсь к версии с одной парой ног, но с тремя торсами и тремя головами. Несомненно одно: Герион был громадным трицефалом и характер имел лютый.

– Кто смеет воровать мой скот? – взревела левая голова.

– Геракл смеет.

– Тогда Гераклу конец, – объявила средняя голова.

– Медленный и мучительный, – добавила правая.

– Когда ты сдохнешь, – отозвался Геракл, – выйдет втрое больнее любой смерти, какая уже приключалась.

С этими словами он запустил стрелу прямиком в пуп Гериону. Яд гидры пробрался во все три туловища, по трем шеям и в три головы, обжигая и разъедая все на своем пути.

– Жжет!

– Жжет!

– Жжет!

Вопли ужасали.

Как именно Гераклу удалось переправить стадо через море, нигде не пишут. Придется допустить, что он загонял, сколько мог, в Чашу Гелиоса и вот так челноком возил скотину, пока вся она не оказалась на североафриканском побережье. В память об этом великом приключении Геракл воздвиг две громадные каменные колонны, одну – на северной, иберийской, стороне пролива, что соединяет Средиземноморье с Атлантикой, а вторую – на южной, марокканской. И поныне Геркулесовы столбы встречают путешественников в проливе. Африканская колонна называется Сеутой, а иберийская – Гибралтарской скалой.

На то, чтобы пригнать все это стадо Эврисфею, Гераклу потребовалось непомерное время. Он гнал коров через всю Испанию, через Страну басков, по югу Франции и северу Италии, вниз по Далматскому побережью, и лишь тогда родные горы и долины Греции подсказали ему, что дом близко. Однако Гера в своей зловредности наслала тучи слепней, и из-за их болезненных укусов стадо взбесилось и бросилось врассыпную по всей материковой Греции[71]71
  Любимое издевательство. Гера проделала то же самое с Ио, возлюбленной Зевса. Богиня луны Селена наслала слепня жалить Ампела, любовника Диониса (обе истории изложены в «Мифе»).


[Закрыть]. Гераклу удалось собрать почти всех, но в ворота Тиринфа и ко дворцу царя Эврисфея стадо наш герой пригнал, вымотавшись и пропылившись.

– Ох батюшки, – проговорил Эврисфей, оглаживая бороду. – И это все? Мне казалось, что стадо Герионово – это больше тысячи голов, а тут, даже на мой необученный глаз, сотен пять-шесть, не больше.

– Только эти остались, – ответил Геракл. – Моя служба у тебя завершена. Я исполнил все, что ты мне приказывал, – и даже с лихвой. Пора тебе освободить меня от уз и отпустить восвояси вольным человеком, искупившим свое преступление.

Эврисфей исторг едкий смешок.

– Ой нет. Это вряд ли, – проговорил он. – Нет-нет. За тобой все еще должок в два испытания.

– Ты сказал, десять задач, – и все десять задач я выполнил.

– Да, но второй-то подвиг, – сказал Эврисфей. – Твой племянник Иолай помог тебе одолеть гидру. Если б не прижигал он рану после того, как ты срубал голову, ты б ни за что не победил. Уговор был, что все испытания ты выдерживаешь в одиночку, без чужой помощи. Поэтому гидра не считается.

– Это возмутительно!

– Ц-ц, держи свой знаменитый пыл при себе, Геракл. Помнишь же, что случилось с Мегарой и твоими детишками.

Эврисфей упивался. Геракл посрамленно умолк, царь облизнулся.

– А еще эти конюшни в Элиде. Ты запросил награду от Авгия, верно?

– Ну да, но…

– Это означает, что ты не долг свой исполнял покаянный предо мной, а нанялся в услужение. Это никак не считается.

– Он не заплатил мне!

– Это к делу не относится. Требуя награду, ты нарушил условия нашего уговора. Твои десять подвигов превращаются в двенадцать.

Конечно же, это все Гера – ее жрицы нашептали такие подробности Эврисфею.

Геракл повесил голову. Он знал, что сорвись он сейчас, разбушуйся или уйди на все четыре стороны обиженным, и все старания и муки последних десяти лет окажутся впустую. Бессмертие, обещанное ему оракулом в Дельфах, достанется ему, только если он очистится от вины, а очищение Гераклу в силах даровать лишь трусливый сородич Эврисфей, этот ухмыляющийся деспот, это жестокое орудие Геры. Бессмертие как таковое ему без надобности, но бессмертному ему удалось бы спуститься в загробный мир и забрать оттуда Мегару с детьми.

– С учетом жалкого поголовья стада, которое тебе удалось сегодня пригнать, скажи спасибо, что я не добавил тебе три подвига, – промолвил Эврисфей. – Вообще-то надо было бы, но тебе повезло – я трискаидекафоб. Поэтому, если нытье твои и жалобы исчерпаны, я оглашу тебе твою одиннадцатую задачу. Принеси мне золотые яблоки Гесперид.

11. Золотые яблоки гесперид

Геспериды, три нимфы вечера, – прелестные дочери богини ночи НИКТЫ и бога тьмы ЭРЕБА, они первыми возникли из бесформенного Хаоса. Известно, что Геспериды ухаживали за садом, где росла яблоня, а на ней – золотые яблоки, наделявшие бессмертием любого, кому повезло съесть хоть одно. Сама Гея, богиня Земли и мать всего на свете, поднесла несколько тех яблок Зевсу с Герой на их свадебном пиру, и Гера усадила еще одно мерзкое дитя Тифона и Ехидны, стоглавого дракона ЛАДОНА, стеречь дерево.

Непреодолимую преграду для Геракла являл не дракон, обвивший собой дерево, – подобные трудности существенными для героя не были, – а то, что никто никакого понятия не имел, где сад Гесперид находится. Кто-то говорил, что где-то далеко к северу от Средиземноморья, в ледяном царстве гипербореев, другие же считали, что сад расположен к западу от Ливии.

В Северной Европе Геракл нашел нимф реки Эридан[72]72
  Возможно, это Рейн, а может – Дунай. Кое-кто даже считает, что эта река протекала по легендарным Касситеридам, «Оловянным островам», а это, вероятно, острова Британии… Если Геракл действительно добирался до Британии, то, скорее всего, в Корнуолле он изобрел перетягивание каната.


[Закрыть]. Они посоветовали ему просить наставлений у НЕРЕЯ, одного из Морских старцев[73]73
  Это звание носил и Протей, еще одно второстепенное морское божество; как и Нерей, он владел даром пророчества и умел менять облик. От его имени происходит слово «протейский». Известнее всего Нерей как родитель, наверное: с женой, океанидой ДОРИДОЙ, они наплодили множество приветливых морских нимф – нереид.


[Закрыть]. «Если тебе удастся его удержать, он расскажет тебе все, что знает», – в один голос молвили нимфы.

Как и большинство водяных божеств, Нерей умел произвольно менять свой облик. Знания его не имели пределов, и, как и все, кто наделен даром провидения, Нерей всегда говорил правду… Но редко всю правду, а еще реже – отчетливую, немудрящую правду без прикрас.

Сколько Геракл гонялся за Нереем, мне не известно, однако все же нашел его на каком-то далеком берегу – Нерей спал, свернувшись калачиком на песке. Когда Геракл опустил ладонь на плечо Нерея, тот мгновенно превратился в жирного моржа. Геракл крепко обнял его. Нерей тут же сделался выдрой. Геракл пал на песок, но ухитрился схватить зверька. В руках Геракла, быстро сменяя друг дружку, побывали мечехвост, ламантин, морской огурец и тунец. Но какой бы облик ни принимал Нерей, Геракл держался за него мертвой хваткой и ни за что не отпускал. Наконец Нерей сдался и превратился в бородатого старого рыбака – вероятно, это самое близкое к его истинному облику.

– Тебе предстоит кружить по морю-матери, – проговорил Нерей, – пока не найдешь того, кто выкликает твое имя с высоты. Поможешь тому, тот поможет тебе.

И ни слова больше не выжал Геракл из Нерея, а потому ослабил хватку и проводил старика взглядом – тот взмыл в небеса парящей чайкой.

Начав с африканского побережья, Геракл странствовал по кромке известного людям мира, искал подсказки. Верный себе, Геракл попутно устранил немало докучливых гадов. Где-то между современными Марокко и Ливией[74]74
  В Тунисе и Алжире, надо полагать.


[Закрыть] он наткнулся на полугиганта АНТЕЯ, сына Геи и Посейдона, чьей главной потехой в жизни было вызывать встречных-поперечных на рукопашный бой. Проиграл поединок – умрешь, и Антей возвел храм, посвященный отцу, полностью из черепов и костей своих бесчисленных жертв. До Геракла доходили вести, что его отдаленный родственник Тесей победил царя КЕРКИОНА, применив новый вид борьбы под названием панкратион – сочетание традиционных захватов, ударов, пинков и бросков с финтами, уходами от ударов и использованием веса и силы противника против него самого. Геракл привык к тому, что единственное потребное ему оружие в безоружном бою – просто мускулатура, но он все же научился Тесееву искусству и теперь понимал, что неуклюжий хам, подобный Антею, угрозы никакой не представляет, сколь бы умелым борцом ни был. Геракл явился к храму из костей и вызвал Антея на поединок.

– Хо! – возопил Антей, взревев от восторга. – Так, значит, я буду тем великим, кто останется в истории как чемпион, поборовший и убивший народного героя Геракла? Так тому и быть!

Согласно обычаю, оба разделись донага и встали друг к другу лицом, роя пятками землю, словно быки, готовые ринуться в бой. Первым двинулся вперед Геракл, заблокировал Антея, применив к нему удушающий захват, а затем метнул его через бедро и шмякнул оземь с такой силой, что земля вздрогнула. Сила того броска убила или уж точно обездвижила многих противников, с какими Гераклу доводилось драться. Но, к изумлению героя, Антей вскочил и бросился на него как ни в чем не бывало. Странное дело.

И тут Гераклу открылась истина. Антей был сыном Геи. Всякий раз, падая на грунт, он набирался сил от матери своей Земли.

Геракл понял, чтó надо делать. Крякнув от натуги, заключил он Антея в медвежьи объятия и, чуть присев для финального жима, оторвал противника от земли. Держа его над головой, Геракл почувствовал, как силы начинают покидать Антея. Напрягшись еще разок, Геракл сломал ему хребет и швырнул мертвого наземь. Прикосновение Геи уже не могло вернуть сына к жизни. Могучий череп Антея, как вскоре выяснил Геракл, замечательно украсил фронтон Посейдонова храма.

Продолжив свое странствие на восток, Геракл повстречал БУСИРИСА, одного из пятидесяти сыновей Эгипта[75]75
  Эгипт, как вы помните, был правнуком Посейдона и Ливии, а также дядей Андромеды. Геракл как потомок Персея и Андромеды приходился Бусирису дальним родственником.


[Закрыть]. Грекам были противны человеческие жертвоприношения, какие совершали жрецы ОЗИРИСА, от чьего имени происходило и имя Бусириса. Чтобы пресечь этот гнусный обычай, Геракл дал пленить себя и заковать как очередную священную жертву. Когда над его грудью занесли нож, он вырвался из кандалов, убил Бусириса, а заодно и всех жрецов его ордена. Геракл переименовал город Бусирис в Фивы – в честь своей малой родины, и как раз поэтому с тех пор географы и историки вечно вынуждены различать Фивы греческие и Фивы египетские[76]76
  Развалины египетских Фив расположены на территории современных Луксора и Карнака.


[Закрыть].

Пусть и отвлекался он на такие вот незначительные приключения, главной своей цели – отыскать сад Гесперид – Геракл из виду не упускал.

Послушно следуя совету Морского старца «кружить по морю-матери» (что Геракл правильно счел Средиземным морем[77]77
  Греки обычно называют Средиземное море просто Морем, а иногда Великим или Нашим морем.


[Закрыть]), наш герой прибыл наконец к землям между Черным и Каспийским морями. Как раз там, когда достиг он Кавказских гор, в согласии с пророчеством Нерея, услыхал Геракл голос свыше.

– Добро пожаловать, Геракл. Я тебя ждал.

Геракл вскинул взгляд и прикрыл ладонью глаза от солнца. К скале был кто-то прикован.

– Прометей?

Кто ж еще? Зевс приковал титана к скальной стене громадной горы и ежедневно насылал орла[78]78
  Или стервятника. См. «Миф», с. 203.


[Закрыть], чтобы тот раздирал и жрал печень Прометея. Поскольку Прометей был бессмертным, его печень за ночь исцелялась, и наутро пытка возобновлялась. Бесчисленные поколения людей родились, пали и родились вновь, а их создатель и заступник вынужден был все это время претерпевать муки.

Геракл, конечно же, знал, ктó прикован к скале. Все знали. Но лишь Геракл посмел вскинуть лук и пристрелить Зевсова орла отмщения, что летел к ним от солнца.

– Не стану делать вид, будто мне его жаль, – проговорил Прометей, наблюдая, как орел падает и разбивается. – Он лишь выполнял приказ Отца-неба, но, должен признать, я постепенно возненавидел эту птицу.

Сокрушить оковы Прометея – для Геракла пустяковое дело, достаточно одного удара дубиной.

– Спасибо, Геракл, – сказал титан, потирая голени. – Ты не представляешь себе, как я ждал этого мига.

– Не уверен, будет ли столь же благодарен мой отец.

– Зевс? Это ты зря. Ты же орудие его воли в мире людей. Я наслышан о твоих подвигах. Голоса птиц уведомляли меня о том, что происходит на белом свете, а в грезах навещали меня видения. Я знаю, что и ты, и твой дальний брат Тесей освобождаете мир от мерзейших тварей, от драконов, змей и многоголовых чудищ. Трудами таких героев, как ты, боги очищают мир от существ древнего порядка.

– Зачем это Зевсу?

– Он, как и все мы, подчиняется законам Ананки[79]79
  Ананка – греческое воплощение Необходимости. Как и законы Мора (Рока) и Дике (Справедливости), законы Ананки сильнее воли богов. Называть их воплощениями, возможно, некоторая натяжка. О них можно говорить так, будто они божества, однако на самом деле с ними обращались как с неотъемлемыми составляющими судьбы.


[Закрыть]. Знает, что сделать мир безопасным для процветания человечества – необходимость. Наступит день, когда даже безвредные существа исчезнут с глаз смертных – нимфы, фавны и духи лесов, вод, гор и морей, о них буду ходить слухи, не более. Да, то же станет и с нами, титанами. Даже боги на высоком Олимпе поблекнут в памяти людской. Да, я вижу это, но в далеком будущем. А пока что много чего предстоит свершить. Вскоре тебя призовут спасать Зевса и остальных богов от великой неотвратимой угрозы – угрозы великанов, что прямо сейчас готовятся восстать и покорить Олимп. Для этого ты и был рожден.

Геракл нахмурился:

– Ты хочешь сказать, что я всего лишь инструмент божественной воли? Своего слова не имею?

– Удел, Рок, Необходимость, Судьба. Все это настоящее. Но также и ум твой, воля и дух, Геракл. Можешь отвернуться от всего этого. Найти прелестную спутницу, провести с ней остаток дней своих в мире, заботясь о скоте, растя детей и живя в спокойном созерцании, любви и беспечности. Выкинь из головы Зевсовы планы насчет тебя. Забудь о Гере и Эврисфее. Плюнь на их жестокое использование твоего раскаяния. Ты заплатил сполна. Давай же. Иди. Ты свободен.

– Мне бы… Мне бы такая жизнь была по душе. Ох, как бы я… – проговорил Геракл. – И все же понимаю, что не для этого возник я на земле. И дело не в твоих словах и не в словах оракула, а в том, что я так чувствую. Знаю, на что способен. Отрицать это равносильно предательству. Я бы ненавидел себя до конца своих дней.

– Видишь? – сказал Прометей. – Это твоя судьба – быть Гераклом-героем, обремененным подвигами, – но и твой выбор. Ты выбираешь подчиниться этому. Таков парадокс бытия. Мы с готовностью принимаем, что воли у нас нет.

Все это было для Геракла чуточку глубоковато. Он смотрел, но не видел. Его, как и всех нас, разговоры о свободе воли и судьбе ставили в тупик и озадачивали.

– Да, ну неважно, у меня дело есть.

– Ах да. Одиннадцатое испытание из назначенных родственником. Золотые яблоки. Снять их с дерева тебе не удастся – никому из смертных это не дано. Там держит небо мой брат Атлант. Так его наказали за участие в войне титанов против олимпийцев[80]80
  См. «Миф».


[Закрыть]. Тебе надо уговорить Атланта помочь тебе. Сад Гесперид расположен на дальнем западе. Впереди у тебя долгий путь, уйма времени, чтобы составить план действий. А пока… – Титан встал и размял ноги. – Думаю, пора мне отыскать Зевса. Склонюсь перед ним и попрошу прощения. Уверен, гнев на меня у него уже смягчился. Может, он даже поймет, что я ему пригожусь.

– Но ты же видишь будущее – ты знаешь, что будет дальше.

– Я думаю заблаговременно. Размышляю и воображаю. Это не совсем то же самое. В добрый путь, Геракл, прими мои благословения.

Геракл пустился в путь к Гесперидам, а Прометей тем временем направил свои стопы к Олимпу и к трону Зевса.

– Напомни-ка, – проговорил Зевс. – Протемей? Промедид? Про-что-то-там, совершенно точно.

– Обхохочешься, – сказал Прометей. – Очень, очень смешно.

– Твое предательство ежедневно надрывало мне сердце. Печень отрастает быстрее. Я никогда ни одного друга так не любил, как тебя.

– Я знаю – и очень сожалею. Необходимость – лютая…

– Ага. Прячься теперь за Необходимостью.

– Не прячусь я ни за чем, Зевс. Стою перед твоим троном и предлагаю свои услуги.

– Услуги? Виночерпий у меня уже есть.

Афина все это время слушала их, а тут выступила из-за скалы.

– Ну же, отец. Давай с этим покончим. Обними его.

Воцарилось молчание. Вздохнув, Зевс встал.

Они с Прометеем приблизились друг к другу. Прометей распахнул объятия.

– Ты похудел, – заметил Зевс.

– Интересно, как так вышло. А в бороде у тебя проседь, что ли?

– Управленческие заботы.

– Ох, да ради всего небесного, – встряла Афина, – давайте уже.

– Афина, как всегда, мудра, – сказал Прометей, когда они с Зевсом выпростались из невыносимо неловких, невыносимо мужских объятий. – Никогда прежде оборот «ради всего небесного» не был столь уместен. Гиганты идут. Ты в курсе?

Зевс кивнул.

Как утверждают некоторые, Черное и Средиземное моря Геракл вновь пересек в Чаше Гелиоса. Какой бы способ ни избрал он, до сада Гесперид наш герой наконец добрался.

Заглянув за стену, он увидел дерево, увешанное сверкающими золотыми яблоками. Вокруг ствола обвился исполинский дракон Ладон. При виде смертного, подсматривающего над кромкой стены, зверь поднял голову и зашипел.

Геракл выпустил стрелу, дракон заревел от боли, и кольца его тела вокруг ствола постепенно обмякли. Еще одно дитя Ехидны и Тифона сгинуло.

Геракл перелез через стену и направился к деревьям. Как и предупреждал Прометей, смертному тех яблок не сорвать. И дело не в недостатке силы – стоило Гераклу потянуться к плоду, он исчезал.

Через час безуспешных попыток Геракл ушел из сада искать Атланта.

– Попытка оказалась бесплодной, – подытожил Геракл с редким для себя замахом на остроумие.

Атланта он нашел в жаркий полдень – сгорбленного, придавленного, изможденного.

– Иди прочь, почтенный. Иди прочь. Терпеть не могу, когда на меня пялятся.

На эдакую громадину под тяжким гнетом посмотреть, конечно, стоило. Его изображения вы могли видеть на первых картах мира, в его честь их назвали атласами. Да и воды к западу от него тоже до сих пор именуются Атлантическим океаном.

– Прощения прошу, – сказал Геракл. – Принес приветы от брата твоего Прометея.